Страница:
Ну а потом, когда док заканчивал с очередным “клиентом”, то и призраки эти сворачивались – юрко так, как снятая рапидом улитка прячется в свой домик – и наступала темнота кромешная. Я врубал ночничок, и мы с господином Санди – он там же кемарил, за плечом у Колдуна, на подхвате – уносили клиента этого в его каюту – баиньки... Всего на каждого по часу уходило, а то и по два... Ну, само собой, не все без сучка без задоринки прошло – миссис Шарбогард мы чуть заикой не оставили, а Ник Флаэрти – док потом говорил – мог и зрения напрочь лишиться... Но – обошлось...
А потом? А потом дали мы всем нашим “скорообученным” миссионерам выспаться по три часа – не больше – и стали их пробуждать к жизни. Новыми людьми, ядрен поползень!»
Глава 5
– В общем, мистер, тут бы нашим скитальцам и перекреститься, а сделав это – всегда полезное, скажу вам – дело и ломануть что есть тяги к Брошенной, да тут, понимаете, перед тем как поднимать из сна «скорообученных», Федеральный Следователь собрал маленький военный совет. И разъяснил им – то бишь Русти и Колдуну, – что креститься, может, и надо, но не о том: потому что по его – человека в организации преступлений смыслящего – прикидке не будет им ни сна ни покоя от Ядовитого Франческо до тех пор, пока они «Пепел» с рук на руки под расписку не передадут получателю. В связи с чем и попросил их держать ушки на макушке.
Предусмотрительность была второй натурой Папы, которая его, собственно говоря, Папой и сделала. Имея дело с фруктами, подобными Эрни Бишопу и колонелю Кортни, грех было не подстраховаться трижды – одну из страховочных акций успел, с благословения Папы и без ведома двух ранее упомянутых субъектов, выполнить покойный Черник. Кроме всяческого металлолома, оставленного там «Леди» перед промежуточной посадкой, на орбите вокруг Брошенной крутился и компактный ретранслятор-перехватчик, который – через свой кодированный канал – надежно держал мозговой трест «Сендеры» в курсе всех радиопереговоров в зоне проведения операции.
Сейчас, прочитав расшифровку радиоперехвата, Папа удовлетворенно скривился – он не обманулся в своем мнении о людях: Ровере всегда подозревал, что люди – это скоты, норовящие при первом удобном случае вцепиться в глотку своему ближнему, а уж те, кто окружает его лично, полагал он не без основания, особенное дерьмо и мразь. Так оно и оказалось.
Но «не удивляться» и «сохранять спокойствие» – это все-таки разные вещи. Одно дело – подозревать подчиненных в заговоре и совсем другое – убедиться в его наличии. Франческо держал под подозрением всех своих людей без исключения, но мало кто из них действительно осмеливался пойти Папе поперек. Поэтому когда он прочитал перехваченное послание Борова, то был вне себя от ярости и гнева.
При виде выражения лица своего патрона и дальнего родственника, Поджо невольно сжался в комок и даже слегка пожалел, что не уродился четырех футов ростом, как Малыш Мако – их главный специалист по адским машинкам. Тогда бы он мог спрятаться от безумного взгляда Папы за спинкой кресла, а не торчать одиноко, как дерево висельников с планеты Шарада, перед взбешенным шефом. Папа есть Папа – мог и замочить в порыве гнева гонца, принесшего дурную весть. Правда, по слухам, потом он быстро отходил и не скупился на шикарные похороны и компенсацию семье покойного, но Поджо, несмотря на католическое образование, как на грех, в душе был самым бесстыдным атеистом и думал только о сохранности своей шкуры. Ему было как-то наплевать, какого сорта будет у него гроб. Без колебаний он предпочел бы стандартный пластиковый мешок мраморному саркофагу, лишь бы выбор этот пришлось делать как можно позже. Поэтому он поспешил перевести ярость босса в другом направлении.
– Шеф, – проронил он горестно, – я вижу, Боров подвел вас... А ведь Поджо (в данной ситуации стоило упоминать о себе уничижительно – в третьем лице) предупреждал вас о Борове, еще тогда – после истории с ребятами Марвина, которых он угробил на Красной Станции. Говорил, что нельзя ему доверять...
– Заткнись, кретин! Марвина и его умников он положил по моему приказу... – Папа еще раз перечитал расшифровку и крепко задумался. «Почему „Леди“ лишилась управления? Они что – разнесли этой посудине электронные мозги в клочья? Это уж явный перебор. Перебор и непотребство... И как получилось, что из всех моих людей в живых остался только Бишоп, – ума не приложу... Как он мог вывести из строя Громилу? Впрочем, – прикинул Папа, – это я как раз ему еще мог бы простить – он только ускорил и без него спланированные события... Но вот то, что Эрни тащит с собой на Брошенную десяток чужаков, да еще с Федеральным Следователем в придачу, – это уже смахивает на предательство. Предательство и провокацию! Хотя какого черта ему могут предложить федералы, кроме замены четырех пожизненных сроков на два, – не знаю, а Боров из тех, что даром даже воздух не испортят... И потом, выходит, что или Боров общается при помощи радио напрямую с раем Господним, где и положено пребывать блаженному дурню Чикидаре, или летун этот жив... Несмотря на мой приказ убрать его вчистую... Что-то тут неладно, как сказала моя бабушка, когда дедушка повесился... Ясно как Божий день, что наш поросеночек ведет свою игру, хотя непонятно какую. Ладно, подобьем баланс: в активе у нас контейнер с „Пеплом“, в пассиве – чертова уймища людей на корабле, из которых положиться явно не на кого; сальдо в итоге не в мою пользу. Хотя... пилот-то пока жив, и если удастся привлечь его на свою сторону, то есть шанс переломить ситуацию.
– Ну, что ты там спрятался у меня за спиной, мой дорогой троюродный племянничек? Неужели не знаешь, что я этого терпеть не могу, – Франческо круто развернулся в кресле и вперил озверелый глаз в окаменевшего Поджо. – Не трясись так, твое время еще не настало. Раскрывай-ка свой ноутбук и стучи. Срочно отправишь сообщение этому недобитому астронавту на Брошенную тем же шифром, что и перехваченное письмо. Я думаю, он сообразит, на чьей стороне ему следует находиться, если он хочет сохранить свою вонючую шкуру. – Папа поднял глаза к потолку, как будто бы там вспыхнули видимые только ему одному письмена. – Так, значит... «Дорогой, – как его?.. Чикидара. Я узнал, что мерзавец Боров предал тебя и своих товарищей, подло их уничтожив. Зная его лживый характер, предполагаю, что он бесстыдно обманул и тебя, приписав мне приказ насчет твоей ликвидации. Уверяю тебя, что это – гнусная выдумка, не имеющая ничего общего с правдой. Я срочно высылаю тебе на подмогу моих лучших ребят. Постарайся задержать на Планете до их прибытия Борова и его спутников. Не сомневайся в моей награде за верность. Искренне твой...» Надеюсь, ты все понял? Тогда дуй к Рикардо и скажи ему, чтобы тот срочно завернул на Брошенную бот с теми ребятами, что я обещал Редки. Редки потерпит. Сделав это, пусть идет ко мне. Надо потолковать... А сейчас оставьте меня в покое на полчаса – мне надо все обдумать.
Сейчас – пересекая проклятую землю Охранной Зоны уже без малейших предосторожностей, Чикидара ощущал себя раздетым донага и выставленным на всеобщее обозрение дурнем, которому вот в этаком виде предстоит преодолеть, допустим, Трафальгар-сквер.
На Трафальгар-сквер Чики не бывал никогда, но почему-то именно это сравнение лезло ему в голову. Все время – так же, как тогда, когда он решился наконец покинуть «подземелье демонов» и вернуться на осиротевшую «Леди», – ему упорно хотелось пригнуться и начать передвигаться от укрытия к укрытию короткими перебежками, втянув голову в плечи и крепко зажмурясь... И только суеверный страх перед тем, что вся эта жуткая машинерия, которой была по-прежнему напичкана Зона, вдруг учует этот страх, поймет, что это ее потенциальная жертва, трепеща и обливаясь холодным потом, пробирается по зыбкому покою заколдованной земли. И тогда... И тогда – в глубине души Чикидара был в этом твердо убежден – кибернеческие демоны Зоны перестанут играть с ним в ту игру, которую ведет обыкновенно пресыщенный лукавый кот с трепещущим в смертном страхе мышонком, сменят милость на свой непередаваемо ужасный гнев и весь этот гнев обрушат на него – Джона-Ахмеда Чикидару... Этот страх настолько помутил его зрение, что он даже чуть не свернул себе шею, споткнувшись о раскорячившегося под ногами и ни малейшего внимания на прохожих не обращающего «боевого паука» – точь-в-точь такого же, как тот, с которым он разделался в то – теперь уже давнее время. «Паук» возмущенно дрыгнул жвалами-инжекторами и нехотя подался в сторонку. Джон-Ахмед перекрестился и продолжил свой путь, держась неестественно прямо и даже натянуто улыбаясь незримому режиссеру – вы же видите, что мне не страшно... совсем не страшно, мистер...
Он подавил в себе зашевелившееся было темное, жутковатое любопытство и не стал сворачивать с прямого пути и заглядывать в уже почти совсем заметенный песком окопчик, где время продолжало медленно стирать в ничто, в нуль то, что когда-то было бренными останками полковника-профессора Конрада Самуэлли, и прошел прямо к низкой щели Горловины. Постоял немного перед стальной плитой двери, сглотнул горькую слюну и, снова зажмурившись, набрал заколдованный номер. Дверь послушно и бесшумно съехала в сторону – как и в тот раз. И как в тот раз, начав вновь прихрамывать на левую, Чикидара стал шаг за шагом опускаться в недра проклятого Подземелья. Которое словно только и ждало его, чтобы показать, что ничего не изменили прошедшие годы. Даже просыпанный кем-то давным-давно попкорн все так же продолжал украшать ковровую дорожку перед застекленным боксом-столовой второго уровня. Даже им – Чикидарой – скомканная распечатка валялась у кресла в узле связи – так, как он ее оставил тогда... И все же что-то изменилось. Что-то все время не так было в этих пасмурных пределах, обители странных демонов военной науки. Кто-то заботливо погасил лампадки иконостаса Богов Пестрой Веры – или это Чики сам задул их, уходя? И кто-то заботливо прикрыл двери в ту комнатенку, в которой он провел столько жутковатых ночей, – тогда. Или сам он прикрыл их?
Здесь, как никогда, ему верилось в сказки о Серых Карликах. Нет, конечно, это Подземелье не ныряло в подпространство и до Космоса отсюда – из утопленных в толщу скалы бункеров – было далеко, но уж если где и хозяйничать этим зыбким творениям Небытия, так это – здесь, в этих проклятых – вне пространства и вне времени – казематах, чуждых всему земному, человеческому. Чики казалось, что вот-вот – стоит только чуть больше обычного напрячь слух – и услышит он серое шушуканье где-то не за первым, так за вторым поворотом коридора, царапнет ему уши серый шелестящий смех. Стоит чуть быстрее скосить глаз, и не успеет шмыгнуть за угол серый, призрачный комок пыли...
В одной из лабораторий, в которую вломился Чики, странствуя по этому ночному, подземному миру, он нарвался на опасность куда более реальную – чуть было не влез в стеклянный бункер, в котором по стенам медленно-медленно ползли безобидные с виду существа, оставлявшие за собой еле заметный след «Слюны Шайтана» – паутины, вырабатываемой личинками какой-то гринзейской твари и успешно используемой тамошними партизанами в их бесконечной войне с карательными экспедициями землян. Несколько личинок Чики отловил найденным по случаю невероятной длины пинцетом и таскал с собой в портсигаре с опилками, накрепко замотанным изолентой. Могло пригодиться, а за оружие не считалось. Кто и зачем разводил эту дрянь в подземном сумраке, было всего лишь одной из многих загадок УРа.
Чтобы взять себя в руки, он подошел к давешнему алтарю и, пощелкав зажигалкой, затеплил огрызочек свечи перед оловянной фигуркой с разбитым зеркальцем – отдал дань уважения Ник-кан-Наку – Шустрому Богу Неудачников.
Потом он вздохнул и отправился проверять свой клад.
Чего-чего, а захоронок в Подземелье было полно. По всей видимости, перед эвакуацией здесь прятали многие и многое. Организованно и вразброд – каждый что-то свое. Так что Чики не был оригинален. Он запрятал два стальных кейса-контейнера из сейфа «Z» на втором подземном уровне в безымянный сейф на шестом, а ключи сунул в банку с сухими дрожжами в холодильнике того самого блока-столовой. Серые Карлики их не тронули. Не тронули они и самого клада.
Облегченно вздохнув, Чикидара вновь запер сейф, вернул ключи в банку и отправился на узел связи.
Это было единственное место в клятом Подземелье, где он чувствовал себя в своей тарелке. Аппаратура здесь и расположена была почти так, как располагается она обычно на борту космической посудины. И даже кресло оператора чем-то напоминало пилотское...
Откинувшись в нем и включив камеры перископов внешнего обзора, он ощутил себя так, словно и не было этих лет унылого каботажа и осторожных расспросов, что минули с тех пор, как он последний раз сидел вот так и смотрел – теперь уже с этой стороны на щель меж сопками – на одураченных таки им Рыжих. Одураченных от себя лично и от имени покойного Конрада Самуэлли. Все было точно так. И даже оба глайдера стояли там же, где стоят они теперь – только уже мертвые, – простреленными и выгоревшими остовами...
А тогда они были просто машины, проделавшие в тесном грузовом отсеке «Леди» некороткий путь сюда и доставившие Рыжих, Самуэлли и его – Чикидару – к этому недоброму месту. И фигурки Рыжих можно было разглядеть отсюда. Кто-то – Лейшмановски, что ли, сидел на камне-грибе, умудряясь смолить в здешнем дохлом воздухе вонючий «Галуаз» и с этой целью временами задирая респиратор, кто-то от нечего делать пошвыривал камушки в Зону, забавляясь тем, как рассыпались они пачками искр под ударами невидимого луча боевого лазера охранения. Они еще не начали тревожиться, эти субчики.
И Чикидара – тоже еще не успел встревожиться, когда бесшумно и непререкаемо, пыльными ангелами встали над сопками боевые геликоптеры. «Г-господи, да откуда же это?..» – только и успел спросить Бога Чики – а все уже началось и кончилось. Микрофоны донесли сверху далекий хрип очередей, а экран показал, как, скошенные, падали, не успев добежать до глайдеров, фигурки в походных комбинезонах. Облако пыли на мгновение скрыло происходящее, а потом Чики увидел, как выпрыгнувшие из приземлившихся машин люди в пятнистой униформе забрасывали уже неподвижные, изрешеченные тела Оранжевого Сэма и его людей в люки геликоптеров, поджигали выстрелами в упор из разрядников глайдеры – и те горели неярким, коптяшим пламенем... Потом десантники и сами запрыгнули в «вертушки», те еле слышно взвыли движками, зависли над опустевшим полем боя и в мгновение ока исчезли, как и появились, оставив Чики только сопки, копоть горящих глайдеров и зыбкую жуть Зоны.
Должно быть, ему повезло. Должно быть, ТЕ – кто, собственно говоря, ТЕ? – и не подумали, что, кроме попавших в их ловушку шестерых, был еще кто-то. Кто-то, прошедший Зону и теперь ошалело смотрящий на них оттуда – с той стороны... Капитан Джон-Ахмед Чикидара.
Все, что было после – до того, как он снова оказался на борту «Леди», плохо запомнилось ему. Точнее, запомнилось-то хорошо, но каким-то непрерывным, абсолютно лишенным логики кошмаром. Страх гнал его все глубже под землю. Ему мерещилось, что за ним уже пришли ТЕ – с вертолетов, что они уже ищут его по ярусам и уровням Подземелья, что – вот уже топчутся над ним у стола, под который он забился, смеются над ним... Вот-вот прошьют беспощадными автоматными очередями. Со страху Чики глушил бутылку за бутылкой спиртное, которого в Подземелье хватало, и почти не закусывал. Да и почти не пьянел. Он просто бредил наяву. И в этот бред – вывести его из безумия – пришла за ним Марго.
«Конечно, это был бред – чем же еще это могло, быть?» – так и сказал себе Чикидара, когда рыжее отродье Сатаны неторопливо перешагнуло заблеванный порог отсека, в котором он тихо балдел среди полчища опустошенных емкостей из-под виски, джина, русской и финской водки и всего такого.
Он сам потом удивлялся, как это он умудрился за относительно короткое время принять в себя такое количество жидкости? Но факт остается фактом: стеклотара – вот она – как валялась по всему Подземелью, так там и лежит, где была опустошена и брошена им – Чикидарой. Видно, не пригодилась Серым Карликам.
Впрочем, не о стеклотаре речь. Тогда – после появления Марго – чувство реальности окончательно покинуло его. Он натянуто улыбнулся исчадию своего подсознания и даже вымолвил что-то вроде «кис-кис-кис...», на что Марго ни малейшего внимания не обратила, а злобно-игривой походкой приблизилась к Джону-Ахмеду и, оставляя следы рыжей шерсти, потерлась о его штанину. Затем, всем своим видом показывая, что капитану следует идти за ней, мистическая животина двинулась к выходу. Чикидара не посмел ослушаться.
Объясняя самому себе тогдашнее свое состояние и поведение, Джон-Ахмед почему-то грешил в основном на обряд программирования системы управления Охраняемой Зоны его – Джона-Ахмеда – биополем. Порчу какую-то навела на него проклятая машинерия.. Иначе трудно объяснить все то, что было потом: и то, как плелся он вслед за рыжим дьяволом, воплощенным в гибком, коварном зверьке, по заколдованной лощине, уже невидимый, неслышимый, невоспринимаемый злыми духами этой земли. А вот Марго Зона норовила обидеть: стегала электрическими разрядами, пыталась укусить злой вспышкой лазерного луча, пугала мерзкими наваждениями... Но в хитрости Марго не уступала покойному Самуэлли – все ей в Зоне было нипочем. Только когда совсем уж припирало, она бросалась в ноги капитану и, прижавшись к его башмакам, пережидала очередную напасть – Чикидару демоны Зоны зацепить опасались.
Еще страшнее, еще несуразнее был их путь потом – после того, как миновали они дотла выгоревшие остовы глайдеров банды Рыжих, – по занесенной редким снежком корявой пустыне – туда, где далеко за горизонтом ждала их «Леди». Похоже было, что нехватка кислорода была Марго совершенно нипочем – да и что ей могло сделаться от этого – галлюцинации, что ли? А вот Чикидаре приходилось туго. Кислород он экономил как мог. Делал привалы через каждые двести метров, когда позволял себе несколько глотков живительной обогащенной смеси из раструба респиратора. Потом он стал останавливаться каждые сто метров... каждые пятьдесят... И все это время, сворачивая шею, Чикидара озирался на пылающее трепещущим, призрачным пламенем небо Брошенной, ожидая, что вот-вот из-за обступивших его путь низких сопок немым знаком смерти поднимутся геликоптеры – те, что, придя ниоткуда и отняв жизнь у людей Оранжевого Сэма, в никуда и сгинули вместе с шестеркой изрешеченных трупов... Но тех все не было. Да и были ли они на самом деле? Откуда им взяться на Брошенной? В конце концов ему стало казаться, что все это было сном. Бредом. И этот кошмарный рейс, и Рыжие, и Подземелье, и Марго. И он сам.
Окончательно сознание вернулось к нему только тогда, когда он, почти не сознавая, что делает, четкими автоматическими движениями начал готовить «Леди» к аварийному старту...
В стенах уже ставшего ему родным корабля к Чикидаре вернулось самообладание и способность здраво воспринимать окружающее. И только островком рыжего бреда шаталась по переходам и тамбурам опустевшей «Леди» чувствующая себя здесь как дома Марго... Они окончательно сдружились за те долгие недели, что корабль окольными путями, минуя крупные перевалочные базы с их ордами любопытствующих таможенников и федеральных агентов, добирался до ничем не примечательного космопорта «Мобил-11», что приютился на слабонаселенной Террамото – порта приписки «Леди». Но проклятая тень Подземелья, тень мистической чертовщины, была уже навек неразлучна с рыжим зверьком – по крайней мере, в глазах Джона-Ахмеда.
Ночь за ночью просыпался он от одного и того же кошмарного видения, приходившего к нему в прерывистом, нервном мире сна: страшного желтого огня, пылающего в глазах изменившейся вдруг до неузнаваемости рыжей бестии, взгромоздившейся ему на грудь. И как тогда – во время жуткого пути по мерзлой пустыне – он, словно выброшенная на песок рыба, глотал и глотал ставший вдруг снова «пустым» воздух. И просыпался в холодном поту с пересохшей глоткой и вылезающими из орбит глазами. Шатаясь, брел на камбуз – глотать холодную воду из бачка рефрижератора. И снова цепенел, встретившись в темноте глазами с застывшим в глубине погруженного в темноту отсека рыжим сфинксом. И... просыпался вновь. Снова и снова – каждый раз в предчувствии чего-то ужасного...
Чикидара вздохнул с облегчением, хотя и почувствовал себя предателем, когда, добравшись наконец до «Транзита-200», сбагрил-таки проклятую животину Марку Шапиро – в придачу к износившемуся в рейсе сменному оборудованию «Леди», вместе с кое-какими, строго дозированными сведениями о том, что было (а может, только приснилось ему) там – на Брошенной...
Все это ясно – до тошноты ясно – вспомнилось Чикидаре теперь, когда он вновь положил руки на панель управления упрятанного в глубь Подземелья узла связи. Пора было делать то, на что он не решился тогда – насмерть испуганный нападением неведомо откуда взявшегося вертолетного десанта. Впрочем, не только страх удержал его в тот раз от выхода в эфир – мысль о том, что осиротевший теперь клад Рыжих остался неожиданно в его личном распоряжении, удерживала тогда, пожалуй, не хуже, чем страх накликать на свою голову таинственных соседей по Брошенной. Теперь ему было не до этого – сам Господь глаголет ему, что пора заканчивать опасные игры с Брошенной. Это Господь спас Чикидару от верной смерти, когда он доверился людям Оранжевого Сэма. И уберег второй раз – когда он имел глупость снова довериться бандитам. Хватит! Достаточно того, что он уже практически потерял «Леди». Оказаться еще зачисленным, скорее всего посмертно, в соучастники какой-то черной авантюры ему не улыбалось. Хорошо еще, что Боров был достаточно туп, чтобы не сообразить, что клад Рыжих – это не идиотская захоронка – сундук, присыпанный мерзлой землей, а упрятанное в глубь смертоносной, заколдованной Охранной Зоны Подземелье, в котором Чикидара годами может отсиживаться от Эрни и целого взвода вооруженных придурков. Да еще и позвать на помощь кого надо...
Он осторожно – один за другим – ввел в действие контуры приема – следовало прослушать эфир перед тем, как выдавать себя подачей сигнала. Почти сразу эфир «зазвучал». Чикидара обомлел – говорила его «Леди»! И «Леди» звала на помощь!!! Но время удивляться еще не закончилось для Чики. Система поиска приняла второй «пакет». И «пакет», адресованный лично ему – Джону-Ахмеду Чикидаре.
Мисс пожала плечами.
– Мне... – начала она.
Все окружающие напряглись.
– Мне кажется, – задумчиво, ни на кого не обращая внимания, продолжала чем-то завороженная мисс, – будто все это... Мое место там, – она ткнула расслабенной рукой в сторону размонтированного кресла штурмана, кэп Чикидара, видимо, обходился без этого высокооплачиваемого члена команды. – А пилотом сидеть должен... – мисс Ульцер подняла руку к лицу и тыльной стороной потерла лоб и глаза – не свойственным ей и вообще каким-то неженским жестом. Доктор Маддер прервал ее:
– Не напрягайтесь, вы все равно этого не вспомните... Мистер Раусхорн! – энергично распорядился Колдуд. – Позаботьтесь о том, чтобы рабочее место для мисс было приведено в порядок...
И Русти отправился добывать из грузового трюмчика, в котором, надо думать, не один черт ногу сломал, снятые и уложенные туда Бог весть когда части штурманского кресла и так и не узнал, по каким причинам от чести править «Леди» были отстранены Питер и Николас. Его поразили только слова Ника, сказанные им с порога доку Сандерсу:
– В конце концов, я использую это время для того, чтобы еще раз попробовать обштопать нашего дорогого Шпилли... На него все тут махнули рукой, а напрасно... Я ведь зарекался садиться за карты с людьми – фантомы не в счет!
Шагнув в дверь, он налетел на Русти.
– Вот и боцман подтвердит, – весело подмигнул он, – что даже старообрядцы и баптисты, бывает, да и заглянут в картишки, когда дело идет о жизни и свободе...
А потом? А потом дали мы всем нашим “скорообученным” миссионерам выспаться по три часа – не больше – и стали их пробуждать к жизни. Новыми людьми, ядрен поползень!»
Глава 5
МЕТАМОРФОЗЫ И КОНСПИРАЦИЯ
Воскреснуть могут только мертвые. Живым – труднее.
Станислав Ежи Лец
– В общем, мистер, тут бы нашим скитальцам и перекреститься, а сделав это – всегда полезное, скажу вам – дело и ломануть что есть тяги к Брошенной, да тут, понимаете, перед тем как поднимать из сна «скорообученных», Федеральный Следователь собрал маленький военный совет. И разъяснил им – то бишь Русти и Колдуну, – что креститься, может, и надо, но не о том: потому что по его – человека в организации преступлений смыслящего – прикидке не будет им ни сна ни покоя от Ядовитого Франческо до тех пор, пока они «Пепел» с рук на руки под расписку не передадут получателю. В связи с чем и попросил их держать ушки на макушке.
* * *
Франческо ди Ровере действительно слишком много вложил в операцию «Сендера», чтобы забыть о ней хоть на секунду, и поэтому, когда секретарь положил на его стол перехваченное сообщение, выразил отнюдь не удивление, а лишь сдержанное нетерпение. Это выразилось у него в сердитом взгляде и клубе табачного дыма, направленных в физиономию верного секретаря-вышибалы Поджо, словно именно тот был повинен в задержке новостей.Предусмотрительность была второй натурой Папы, которая его, собственно говоря, Папой и сделала. Имея дело с фруктами, подобными Эрни Бишопу и колонелю Кортни, грех было не подстраховаться трижды – одну из страховочных акций успел, с благословения Папы и без ведома двух ранее упомянутых субъектов, выполнить покойный Черник. Кроме всяческого металлолома, оставленного там «Леди» перед промежуточной посадкой, на орбите вокруг Брошенной крутился и компактный ретранслятор-перехватчик, который – через свой кодированный канал – надежно держал мозговой трест «Сендеры» в курсе всех радиопереговоров в зоне проведения операции.
Сейчас, прочитав расшифровку радиоперехвата, Папа удовлетворенно скривился – он не обманулся в своем мнении о людях: Ровере всегда подозревал, что люди – это скоты, норовящие при первом удобном случае вцепиться в глотку своему ближнему, а уж те, кто окружает его лично, полагал он не без основания, особенное дерьмо и мразь. Так оно и оказалось.
Но «не удивляться» и «сохранять спокойствие» – это все-таки разные вещи. Одно дело – подозревать подчиненных в заговоре и совсем другое – убедиться в его наличии. Франческо держал под подозрением всех своих людей без исключения, но мало кто из них действительно осмеливался пойти Папе поперек. Поэтому когда он прочитал перехваченное послание Борова, то был вне себя от ярости и гнева.
При виде выражения лица своего патрона и дальнего родственника, Поджо невольно сжался в комок и даже слегка пожалел, что не уродился четырех футов ростом, как Малыш Мако – их главный специалист по адским машинкам. Тогда бы он мог спрятаться от безумного взгляда Папы за спинкой кресла, а не торчать одиноко, как дерево висельников с планеты Шарада, перед взбешенным шефом. Папа есть Папа – мог и замочить в порыве гнева гонца, принесшего дурную весть. Правда, по слухам, потом он быстро отходил и не скупился на шикарные похороны и компенсацию семье покойного, но Поджо, несмотря на католическое образование, как на грех, в душе был самым бесстыдным атеистом и думал только о сохранности своей шкуры. Ему было как-то наплевать, какого сорта будет у него гроб. Без колебаний он предпочел бы стандартный пластиковый мешок мраморному саркофагу, лишь бы выбор этот пришлось делать как можно позже. Поэтому он поспешил перевести ярость босса в другом направлении.
– Шеф, – проронил он горестно, – я вижу, Боров подвел вас... А ведь Поджо (в данной ситуации стоило упоминать о себе уничижительно – в третьем лице) предупреждал вас о Борове, еще тогда – после истории с ребятами Марвина, которых он угробил на Красной Станции. Говорил, что нельзя ему доверять...
– Заткнись, кретин! Марвина и его умников он положил по моему приказу... – Папа еще раз перечитал расшифровку и крепко задумался. «Почему „Леди“ лишилась управления? Они что – разнесли этой посудине электронные мозги в клочья? Это уж явный перебор. Перебор и непотребство... И как получилось, что из всех моих людей в живых остался только Бишоп, – ума не приложу... Как он мог вывести из строя Громилу? Впрочем, – прикинул Папа, – это я как раз ему еще мог бы простить – он только ускорил и без него спланированные события... Но вот то, что Эрни тащит с собой на Брошенную десяток чужаков, да еще с Федеральным Следователем в придачу, – это уже смахивает на предательство. Предательство и провокацию! Хотя какого черта ему могут предложить федералы, кроме замены четырех пожизненных сроков на два, – не знаю, а Боров из тех, что даром даже воздух не испортят... И потом, выходит, что или Боров общается при помощи радио напрямую с раем Господним, где и положено пребывать блаженному дурню Чикидаре, или летун этот жив... Несмотря на мой приказ убрать его вчистую... Что-то тут неладно, как сказала моя бабушка, когда дедушка повесился... Ясно как Божий день, что наш поросеночек ведет свою игру, хотя непонятно какую. Ладно, подобьем баланс: в активе у нас контейнер с „Пеплом“, в пассиве – чертова уймища людей на корабле, из которых положиться явно не на кого; сальдо в итоге не в мою пользу. Хотя... пилот-то пока жив, и если удастся привлечь его на свою сторону, то есть шанс переломить ситуацию.
– Ну, что ты там спрятался у меня за спиной, мой дорогой троюродный племянничек? Неужели не знаешь, что я этого терпеть не могу, – Франческо круто развернулся в кресле и вперил озверелый глаз в окаменевшего Поджо. – Не трясись так, твое время еще не настало. Раскрывай-ка свой ноутбук и стучи. Срочно отправишь сообщение этому недобитому астронавту на Брошенную тем же шифром, что и перехваченное письмо. Я думаю, он сообразит, на чьей стороне ему следует находиться, если он хочет сохранить свою вонючую шкуру. – Папа поднял глаза к потолку, как будто бы там вспыхнули видимые только ему одному письмена. – Так, значит... «Дорогой, – как его?.. Чикидара. Я узнал, что мерзавец Боров предал тебя и своих товарищей, подло их уничтожив. Зная его лживый характер, предполагаю, что он бесстыдно обманул и тебя, приписав мне приказ насчет твоей ликвидации. Уверяю тебя, что это – гнусная выдумка, не имеющая ничего общего с правдой. Я срочно высылаю тебе на подмогу моих лучших ребят. Постарайся задержать на Планете до их прибытия Борова и его спутников. Не сомневайся в моей награде за верность. Искренне твой...» Надеюсь, ты все понял? Тогда дуй к Рикардо и скажи ему, чтобы тот срочно завернул на Брошенную бот с теми ребятами, что я обещал Редки. Редки потерпит. Сделав это, пусть идет ко мне. Надо потолковать... А сейчас оставьте меня в покое на полчаса – мне надо все обдумать.
* * *
Смерть профессора Самуэлли Чикидара вспомнил, разглядывая наполненное зыбкой смертью и страхом пространство, простиравшееся перед ним так, словно все это происходило только вчера. Потом он тяжело вздохнул, сплюнул через левое плечо и, выпрямившись в полный рост, пошел вперед.Сейчас – пересекая проклятую землю Охранной Зоны уже без малейших предосторожностей, Чикидара ощущал себя раздетым донага и выставленным на всеобщее обозрение дурнем, которому вот в этаком виде предстоит преодолеть, допустим, Трафальгар-сквер.
На Трафальгар-сквер Чики не бывал никогда, но почему-то именно это сравнение лезло ему в голову. Все время – так же, как тогда, когда он решился наконец покинуть «подземелье демонов» и вернуться на осиротевшую «Леди», – ему упорно хотелось пригнуться и начать передвигаться от укрытия к укрытию короткими перебежками, втянув голову в плечи и крепко зажмурясь... И только суеверный страх перед тем, что вся эта жуткая машинерия, которой была по-прежнему напичкана Зона, вдруг учует этот страх, поймет, что это ее потенциальная жертва, трепеща и обливаясь холодным потом, пробирается по зыбкому покою заколдованной земли. И тогда... И тогда – в глубине души Чикидара был в этом твердо убежден – кибернеческие демоны Зоны перестанут играть с ним в ту игру, которую ведет обыкновенно пресыщенный лукавый кот с трепещущим в смертном страхе мышонком, сменят милость на свой непередаваемо ужасный гнев и весь этот гнев обрушат на него – Джона-Ахмеда Чикидару... Этот страх настолько помутил его зрение, что он даже чуть не свернул себе шею, споткнувшись о раскорячившегося под ногами и ни малейшего внимания на прохожих не обращающего «боевого паука» – точь-в-точь такого же, как тот, с которым он разделался в то – теперь уже давнее время. «Паук» возмущенно дрыгнул жвалами-инжекторами и нехотя подался в сторонку. Джон-Ахмед перекрестился и продолжил свой путь, держась неестественно прямо и даже натянуто улыбаясь незримому режиссеру – вы же видите, что мне не страшно... совсем не страшно, мистер...
Он подавил в себе зашевелившееся было темное, жутковатое любопытство и не стал сворачивать с прямого пути и заглядывать в уже почти совсем заметенный песком окопчик, где время продолжало медленно стирать в ничто, в нуль то, что когда-то было бренными останками полковника-профессора Конрада Самуэлли, и прошел прямо к низкой щели Горловины. Постоял немного перед стальной плитой двери, сглотнул горькую слюну и, снова зажмурившись, набрал заколдованный номер. Дверь послушно и бесшумно съехала в сторону – как и в тот раз. И как в тот раз, начав вновь прихрамывать на левую, Чикидара стал шаг за шагом опускаться в недра проклятого Подземелья. Которое словно только и ждало его, чтобы показать, что ничего не изменили прошедшие годы. Даже просыпанный кем-то давным-давно попкорн все так же продолжал украшать ковровую дорожку перед застекленным боксом-столовой второго уровня. Даже им – Чикидарой – скомканная распечатка валялась у кресла в узле связи – так, как он ее оставил тогда... И все же что-то изменилось. Что-то все время не так было в этих пасмурных пределах, обители странных демонов военной науки. Кто-то заботливо погасил лампадки иконостаса Богов Пестрой Веры – или это Чики сам задул их, уходя? И кто-то заботливо прикрыл двери в ту комнатенку, в которой он провел столько жутковатых ночей, – тогда. Или сам он прикрыл их?
Здесь, как никогда, ему верилось в сказки о Серых Карликах. Нет, конечно, это Подземелье не ныряло в подпространство и до Космоса отсюда – из утопленных в толщу скалы бункеров – было далеко, но уж если где и хозяйничать этим зыбким творениям Небытия, так это – здесь, в этих проклятых – вне пространства и вне времени – казематах, чуждых всему земному, человеческому. Чики казалось, что вот-вот – стоит только чуть больше обычного напрячь слух – и услышит он серое шушуканье где-то не за первым, так за вторым поворотом коридора, царапнет ему уши серый шелестящий смех. Стоит чуть быстрее скосить глаз, и не успеет шмыгнуть за угол серый, призрачный комок пыли...
В одной из лабораторий, в которую вломился Чики, странствуя по этому ночному, подземному миру, он нарвался на опасность куда более реальную – чуть было не влез в стеклянный бункер, в котором по стенам медленно-медленно ползли безобидные с виду существа, оставлявшие за собой еле заметный след «Слюны Шайтана» – паутины, вырабатываемой личинками какой-то гринзейской твари и успешно используемой тамошними партизанами в их бесконечной войне с карательными экспедициями землян. Несколько личинок Чики отловил найденным по случаю невероятной длины пинцетом и таскал с собой в портсигаре с опилками, накрепко замотанным изолентой. Могло пригодиться, а за оружие не считалось. Кто и зачем разводил эту дрянь в подземном сумраке, было всего лишь одной из многих загадок УРа.
Чтобы взять себя в руки, он подошел к давешнему алтарю и, пощелкав зажигалкой, затеплил огрызочек свечи перед оловянной фигуркой с разбитым зеркальцем – отдал дань уважения Ник-кан-Наку – Шустрому Богу Неудачников.
Потом он вздохнул и отправился проверять свой клад.
Чего-чего, а захоронок в Подземелье было полно. По всей видимости, перед эвакуацией здесь прятали многие и многое. Организованно и вразброд – каждый что-то свое. Так что Чики не был оригинален. Он запрятал два стальных кейса-контейнера из сейфа «Z» на втором подземном уровне в безымянный сейф на шестом, а ключи сунул в банку с сухими дрожжами в холодильнике того самого блока-столовой. Серые Карлики их не тронули. Не тронули они и самого клада.
Облегченно вздохнув, Чикидара вновь запер сейф, вернул ключи в банку и отправился на узел связи.
Это было единственное место в клятом Подземелье, где он чувствовал себя в своей тарелке. Аппаратура здесь и расположена была почти так, как располагается она обычно на борту космической посудины. И даже кресло оператора чем-то напоминало пилотское...
Откинувшись в нем и включив камеры перископов внешнего обзора, он ощутил себя так, словно и не было этих лет унылого каботажа и осторожных расспросов, что минули с тех пор, как он последний раз сидел вот так и смотрел – теперь уже с этой стороны на щель меж сопками – на одураченных таки им Рыжих. Одураченных от себя лично и от имени покойного Конрада Самуэлли. Все было точно так. И даже оба глайдера стояли там же, где стоят они теперь – только уже мертвые, – простреленными и выгоревшими остовами...
А тогда они были просто машины, проделавшие в тесном грузовом отсеке «Леди» некороткий путь сюда и доставившие Рыжих, Самуэлли и его – Чикидару – к этому недоброму месту. И фигурки Рыжих можно было разглядеть отсюда. Кто-то – Лейшмановски, что ли, сидел на камне-грибе, умудряясь смолить в здешнем дохлом воздухе вонючий «Галуаз» и с этой целью временами задирая респиратор, кто-то от нечего делать пошвыривал камушки в Зону, забавляясь тем, как рассыпались они пачками искр под ударами невидимого луча боевого лазера охранения. Они еще не начали тревожиться, эти субчики.
И Чикидара – тоже еще не успел встревожиться, когда бесшумно и непререкаемо, пыльными ангелами встали над сопками боевые геликоптеры. «Г-господи, да откуда же это?..» – только и успел спросить Бога Чики – а все уже началось и кончилось. Микрофоны донесли сверху далекий хрип очередей, а экран показал, как, скошенные, падали, не успев добежать до глайдеров, фигурки в походных комбинезонах. Облако пыли на мгновение скрыло происходящее, а потом Чики увидел, как выпрыгнувшие из приземлившихся машин люди в пятнистой униформе забрасывали уже неподвижные, изрешеченные тела Оранжевого Сэма и его людей в люки геликоптеров, поджигали выстрелами в упор из разрядников глайдеры – и те горели неярким, коптяшим пламенем... Потом десантники и сами запрыгнули в «вертушки», те еле слышно взвыли движками, зависли над опустевшим полем боя и в мгновение ока исчезли, как и появились, оставив Чики только сопки, копоть горящих глайдеров и зыбкую жуть Зоны.
Должно быть, ему повезло. Должно быть, ТЕ – кто, собственно говоря, ТЕ? – и не подумали, что, кроме попавших в их ловушку шестерых, был еще кто-то. Кто-то, прошедший Зону и теперь ошалело смотрящий на них оттуда – с той стороны... Капитан Джон-Ахмед Чикидара.
Все, что было после – до того, как он снова оказался на борту «Леди», плохо запомнилось ему. Точнее, запомнилось-то хорошо, но каким-то непрерывным, абсолютно лишенным логики кошмаром. Страх гнал его все глубже под землю. Ему мерещилось, что за ним уже пришли ТЕ – с вертолетов, что они уже ищут его по ярусам и уровням Подземелья, что – вот уже топчутся над ним у стола, под который он забился, смеются над ним... Вот-вот прошьют беспощадными автоматными очередями. Со страху Чики глушил бутылку за бутылкой спиртное, которого в Подземелье хватало, и почти не закусывал. Да и почти не пьянел. Он просто бредил наяву. И в этот бред – вывести его из безумия – пришла за ним Марго.
«Конечно, это был бред – чем же еще это могло, быть?» – так и сказал себе Чикидара, когда рыжее отродье Сатаны неторопливо перешагнуло заблеванный порог отсека, в котором он тихо балдел среди полчища опустошенных емкостей из-под виски, джина, русской и финской водки и всего такого.
Он сам потом удивлялся, как это он умудрился за относительно короткое время принять в себя такое количество жидкости? Но факт остается фактом: стеклотара – вот она – как валялась по всему Подземелью, так там и лежит, где была опустошена и брошена им – Чикидарой. Видно, не пригодилась Серым Карликам.
Впрочем, не о стеклотаре речь. Тогда – после появления Марго – чувство реальности окончательно покинуло его. Он натянуто улыбнулся исчадию своего подсознания и даже вымолвил что-то вроде «кис-кис-кис...», на что Марго ни малейшего внимания не обратила, а злобно-игривой походкой приблизилась к Джону-Ахмеду и, оставляя следы рыжей шерсти, потерлась о его штанину. Затем, всем своим видом показывая, что капитану следует идти за ней, мистическая животина двинулась к выходу. Чикидара не посмел ослушаться.
Объясняя самому себе тогдашнее свое состояние и поведение, Джон-Ахмед почему-то грешил в основном на обряд программирования системы управления Охраняемой Зоны его – Джона-Ахмеда – биополем. Порчу какую-то навела на него проклятая машинерия.. Иначе трудно объяснить все то, что было потом: и то, как плелся он вслед за рыжим дьяволом, воплощенным в гибком, коварном зверьке, по заколдованной лощине, уже невидимый, неслышимый, невоспринимаемый злыми духами этой земли. А вот Марго Зона норовила обидеть: стегала электрическими разрядами, пыталась укусить злой вспышкой лазерного луча, пугала мерзкими наваждениями... Но в хитрости Марго не уступала покойному Самуэлли – все ей в Зоне было нипочем. Только когда совсем уж припирало, она бросалась в ноги капитану и, прижавшись к его башмакам, пережидала очередную напасть – Чикидару демоны Зоны зацепить опасались.
Еще страшнее, еще несуразнее был их путь потом – после того, как миновали они дотла выгоревшие остовы глайдеров банды Рыжих, – по занесенной редким снежком корявой пустыне – туда, где далеко за горизонтом ждала их «Леди». Похоже было, что нехватка кислорода была Марго совершенно нипочем – да и что ей могло сделаться от этого – галлюцинации, что ли? А вот Чикидаре приходилось туго. Кислород он экономил как мог. Делал привалы через каждые двести метров, когда позволял себе несколько глотков живительной обогащенной смеси из раструба респиратора. Потом он стал останавливаться каждые сто метров... каждые пятьдесят... И все это время, сворачивая шею, Чикидара озирался на пылающее трепещущим, призрачным пламенем небо Брошенной, ожидая, что вот-вот из-за обступивших его путь низких сопок немым знаком смерти поднимутся геликоптеры – те, что, придя ниоткуда и отняв жизнь у людей Оранжевого Сэма, в никуда и сгинули вместе с шестеркой изрешеченных трупов... Но тех все не было. Да и были ли они на самом деле? Откуда им взяться на Брошенной? В конце концов ему стало казаться, что все это было сном. Бредом. И этот кошмарный рейс, и Рыжие, и Подземелье, и Марго. И он сам.
Окончательно сознание вернулось к нему только тогда, когда он, почти не сознавая, что делает, четкими автоматическими движениями начал готовить «Леди» к аварийному старту...
В стенах уже ставшего ему родным корабля к Чикидаре вернулось самообладание и способность здраво воспринимать окружающее. И только островком рыжего бреда шаталась по переходам и тамбурам опустевшей «Леди» чувствующая себя здесь как дома Марго... Они окончательно сдружились за те долгие недели, что корабль окольными путями, минуя крупные перевалочные базы с их ордами любопытствующих таможенников и федеральных агентов, добирался до ничем не примечательного космопорта «Мобил-11», что приютился на слабонаселенной Террамото – порта приписки «Леди». Но проклятая тень Подземелья, тень мистической чертовщины, была уже навек неразлучна с рыжим зверьком – по крайней мере, в глазах Джона-Ахмеда.
Ночь за ночью просыпался он от одного и того же кошмарного видения, приходившего к нему в прерывистом, нервном мире сна: страшного желтого огня, пылающего в глазах изменившейся вдруг до неузнаваемости рыжей бестии, взгромоздившейся ему на грудь. И как тогда – во время жуткого пути по мерзлой пустыне – он, словно выброшенная на песок рыба, глотал и глотал ставший вдруг снова «пустым» воздух. И просыпался в холодном поту с пересохшей глоткой и вылезающими из орбит глазами. Шатаясь, брел на камбуз – глотать холодную воду из бачка рефрижератора. И снова цепенел, встретившись в темноте глазами с застывшим в глубине погруженного в темноту отсека рыжим сфинксом. И... просыпался вновь. Снова и снова – каждый раз в предчувствии чего-то ужасного...
Чикидара вздохнул с облегчением, хотя и почувствовал себя предателем, когда, добравшись наконец до «Транзита-200», сбагрил-таки проклятую животину Марку Шапиро – в придачу к износившемуся в рейсе сменному оборудованию «Леди», вместе с кое-какими, строго дозированными сведениями о том, что было (а может, только приснилось ему) там – на Брошенной...
Все это ясно – до тошноты ясно – вспомнилось Чикидаре теперь, когда он вновь положил руки на панель управления упрятанного в глубь Подземелья узла связи. Пора было делать то, на что он не решился тогда – насмерть испуганный нападением неведомо откуда взявшегося вертолетного десанта. Впрочем, не только страх удержал его в тот раз от выхода в эфир – мысль о том, что осиротевший теперь клад Рыжих остался неожиданно в его личном распоряжении, удерживала тогда, пожалуй, не хуже, чем страх накликать на свою голову таинственных соседей по Брошенной. Теперь ему было не до этого – сам Господь глаголет ему, что пора заканчивать опасные игры с Брошенной. Это Господь спас Чикидару от верной смерти, когда он доверился людям Оранжевого Сэма. И уберег второй раз – когда он имел глупость снова довериться бандитам. Хватит! Достаточно того, что он уже практически потерял «Леди». Оказаться еще зачисленным, скорее всего посмертно, в соучастники какой-то черной авантюры ему не улыбалось. Хорошо еще, что Боров был достаточно туп, чтобы не сообразить, что клад Рыжих – это не идиотская захоронка – сундук, присыпанный мерзлой землей, а упрятанное в глубь смертоносной, заколдованной Охранной Зоны Подземелье, в котором Чикидара годами может отсиживаться от Эрни и целого взвода вооруженных придурков. Да еще и позвать на помощь кого надо...
Он осторожно – один за другим – ввел в действие контуры приема – следовало прослушать эфир перед тем, как выдавать себя подачей сигнала. Почти сразу эфир «зазвучал». Чикидара обомлел – говорила его «Леди»! И «Леди» звала на помощь!!! Но время удивляться еще не закончилось для Чики. Система поиска приняла второй «пакет». И «пакет», адресованный лично ему – Джону-Ахмеду Чикидаре.
* * *
«Ну, вы сами понимаете, мистер, – тут Хенки задумчиво вперил взгляд в недопитую и вроде как – давно уже – выпавшую из поля зрения его собеседника кружку и тяжело вздохнул. – Сами понимаете: долго дрыхнуть новому экипажу “Леди” не дали: Колдун начал по одному – не дожидаясь, пока проспятся последние из “скорообученных”, – поднимать тех, кого обработали первыми...»* * *
– Итак, – сурово спросил Колдун, вперив взгляд в почти утонувшую в кресле пилота мисс Ульпер, – вам что-нибудь говорит это? – Доктор Маддер сделал широкий жест, очерчивающий пульт управления «Леди».Мисс пожала плечами.
– Мне... – начала она.
Все окружающие напряглись.
– Мне кажется, – задумчиво, ни на кого не обращая внимания, продолжала чем-то завороженная мисс, – будто все это... Мое место там, – она ткнула расслабенной рукой в сторону размонтированного кресла штурмана, кэп Чикидара, видимо, обходился без этого высокооплачиваемого члена команды. – А пилотом сидеть должен... – мисс Ульцер подняла руку к лицу и тыльной стороной потерла лоб и глаза – не свойственным ей и вообще каким-то неженским жестом. Доктор Маддер прервал ее:
– Не напрягайтесь, вы все равно этого не вспомните... Мистер Раусхорн! – энергично распорядился Колдуд. – Позаботьтесь о том, чтобы рабочее место для мисс было приведено в порядок...
И Русти отправился добывать из грузового трюмчика, в котором, надо думать, не один черт ногу сломал, снятые и уложенные туда Бог весть когда части штурманского кресла и так и не узнал, по каким причинам от чести править «Леди» были отстранены Питер и Николас. Его поразили только слова Ника, сказанные им с порога доку Сандерсу:
– В конце концов, я использую это время для того, чтобы еще раз попробовать обштопать нашего дорогого Шпилли... На него все тут махнули рукой, а напрасно... Я ведь зарекался садиться за карты с людьми – фантомы не в счет!
Шагнув в дверь, он налетел на Русти.
– Вот и боцман подтвердит, – весело подмигнул он, – что даже старообрядцы и баптисты, бывает, да и заглянут в картишки, когда дело идет о жизни и свободе...