.. ты знала, - по-прежнему нервно хихикнул Антон, когда она застёгивала на нём кнопки всем известной Денисовой джинсовой куртки, привезённой ею из Москвы, - и пальцы не слушались, и машину швыряло на поворотах. И она так же подхихикивала ему: "конечно, мол, знала". Пусть так думает, оно и лучше. Потом они приедут, благополучно пройдут сквозь строй машин у подъезда /ну прямо приём в иностранном посольстве!/, через пустой холл, если не считать снующих с блюдами женщин, - в зал, откуда доносился хохот, аплодисменты, прерывающие зычный голос тамады. Перед дверью она в последний раз придирчиво осмотрит Антона-Дениса, поправит кое-какие штрихи, накинет ему на голову, как на статую, большой кусок тоже привезённой из Москвы марли, и перевязав всё это оранжевой лентой, протолкнёт, уже сломленного и смирившегося, в зал. Безнадёжный провинциал - Антон всегда безмерно стеснялся своей провинциальности и боялся её обнаружить в элитарных киношных кругах. Видимо, это и сработало, заставив его согласиться на экстравагантную выходку Яны. - Дорогой Гиви!.. - Яна не узнает свой голос, скрипнувший диссонансом по монотонно-весёлому гудению зала, как игла по пластинке. Пластинка зашипит, останавливаясь, тамада замолчит на полуслове, застынет, как с флажком, с болтающимся на вилке ломтем красной рыбины. Постепенно стихнет и зал, огромный даже по грузинским меркам, - с расставленными каре столами, арабскими, с высокой спинкой, стульями, старинной бронза-хрусталь люстрой с лампочками-свечами. Разноцветные мазки женских платьев, ещё не скинувшие пиджаки мужчины - черно-белые, как у пингвинов, крахмальные груди... Взгляд Яны мгновенно найдет Дениса, тоже в темно-сером пиджаке, а рядом, как и следовало ожидать, - белесо-мальчишечьи вихры Хельге. Ага, все в сборе. Волнение сразу пройдёт, зрительный зал на месте, главные действующие лица тоже. Конечно, завернутому в подарочную марлю Антону хорошо бы подождать за дверью, но Яна боится, что он сбежит. Итак, действие третье. - Жанна, дорогая... Слушай, когда приехала, а? Вот сюрприз! - Гиви протягивает к ней руки, широко улыбаясь, но глазами вгрызаясь недоумённо в завёрнутую в марлю фигуру. Что-то бормочет по-грузински, озирается на гостей. Те тоже после секундного шока хихикают, перешёптываются. - Слушай, понимаешь, э.,. Что за привидение, а? - Гиви, похоже, даже испуган, хоть и улыбается. Яна видит краем глаза, что и Денис сидит, не шелохнувшись, с одеревеневшей улыбкой, а мадам Шкаф вообще не видно - под стол она залезла что ли? Нет, сидит, выглядывает из-за чьей-то пингвиньей спины. Яна всё видит. Яна смеётся. - Это подарок, Гиви. Специально прилетела из Москвы. Мой подарок к твоему юбилею. Очень дорогой, дороже не бывает. От себя отрываю. С кровью, можно сказать... "Подарок" больно щиплет её за бок. Не зарывайся, мол. Бедный Антон, он ещё ничего не знает! - Разрежь ленточку, Гиви. Вконец заинтригованный, хозяин опасливо берёт протянутые Яной ножницы. Марля падает. - Денис, дарагой... Подвыпивший Гиви лезет было обниматься, гости ахают весело, но тут до них и до него доходит, что Денис, вот он, сидит всё с той же одеревеневшей улыбкой между Хельге и Лиловой, близких, кажется, к обмороку. Несколько мгновений по-настоящему гробовой тишины. Два совершенно одинаковых Дениса. Антон в этой куртке даже, пожалуй, похож больше. - Антон, что ли? - не слишком уверенно произносит, наконец, Денис настоящий. - Неслабо. - Кравченко!.. Антон!... Кравченко, - отзывается зал. Тоже, впрочем, пока неуверенно. Антон, как и было задумано, стоит молча, неподвижно, как манекен. - Ти-хо! - Иоанна поднимает руку. Разрядка обстановки в её планы не входит. Спектакль только начинается. То, ради чего, собственно, и городился огород. В сумочке Яны лежит сложенный вчетверо листок. Текст в стихах, всего на страницу. В злом угаре Яна умела лихо рифмовать эпиграммы, а в сумочке лежал шедевр. Инструкция, приложенная к "подарку" убийственно тонкая и злая характеристика Дениса, призванная уничтожить его, стереть в порошок. О, разумеется, на первый взгляд это была ода, хвалебное вино, но в вине был яд, рассчитанный на длительное действие. Сейчас она вручит стихи юбиляру, листок пойдёт гулять по рукам, что-то запомнится, что-то запишется, истинный смысл дойдёт не сразу /здесь каждая строка имела двойной коварный смысл/, но дойдёт всё-таки, и станет Денис тем в их среде, кем она, Яна, заставит его быть, - он станет смешным. Его двойник и этот сложенный вчетверо листок будут преследовать его по гроб жизни. Убивают не гневом, а смехом. Она, Яна, убьёт его. Все смотрели на неё. Безошибочным чутьём толпы они почуяли назревающий скандал и теперь жадно ждали. Рука Яны нащупала в сумке хрусткий листок, она ненавидела Дениса, унизившего её. Она чувствовала себя убийцей, рабой демона разрушительной злобы, и в этой жажде разрушения всего и вся таилось особое, незнакомое доселе наслаждение. Кошка, сжимающая в когтях пойманную мышь. Эта одеревеневшая улыбка Дениса... Он чувствовал, что ещё не всё, он всегда остро предвидел опасность и умел защититься, но теперь он не знал, откуда ждать удара, в глазах она увидела растерянность и страх. Что-то в его лице... Когти Яны-кошки все глубже погружались в сумочку, замерли на стенах развешанные ружья из коллекции Гиви, застыли в хищном ожидании гости, кувшины с вином, застыло время на старинных напольных часах в углу зала, кроваво-красная "Изабелла" в кубке-роге в руке Гиви... И тут посторонний незапланированный шум ворвался, нарастая, в зловещую паутину сотканной Яной сцены. Денис вздрогнул, оторвался от её лица, вздрогнули гости, заплескалось вино в кубке, задрожали ружья и кувшины. Всего лишь шальной поезд-дракон, летящий по побережью из пункта "А" в пункт "Б", Сухумский или Батумский. Но что-то изменилось. Яна вслушивалась в себя, чувствуя, как только что переполняющая душу, рвущаяся наружу, в мир, злоба стремительно, без остатка утекает. И вот уже легко и пусто, лишь облегчённо-испуганное "Боже мой!" от того бреда, который она собиралась сотворить видимо в состоянии помрачения. Она протягивает руку к наполненному рогу. - Твоё здоровье, Гиви! Пусть это - она указывает на Антона, символизирует три наших соединённых любовью к тебе сердца. Моё, Дениса и Антона! И отхлебнув, сколько хватает дыхания, заставляет отпить Дениса, а затем до дна - Антона. Гиви в восторге, что всё так славно обошлось, он разражается столь же витиеватой ответной речью, и у Дениса, наконец, постепенно сползает с лица страх. И Хельге принялась за гранат, и Лиловая подмигивает Яне, а гости... Разочарование гостей компенсирует уже потешающий публику Антон, после "штрафной" окончательно освоившийся с ролью Денисова двойника. Сидя визави в бесконечном восточном застолье, они перекинутся несколькими фразами. Если Денис и был шокирован двойником, то держался неплохо. "Неслабо... Когда прилетела? Где остановилась?" И, конечно же, про поправки, съёмки, худсовет... - Завтра, - отмахнется она, сославшись на усталость. Но не усталость это будет, а удручённое: "Зачем я здесь?" Она теперь действительно недоумевала, какая такая холера заставила её бросить дела, Филиппа и лететь за две тысячи километров, чтобы переодеть Антона в Дениса и раздавить на троих рог "Изабеллы"? Вино, правда, было отменным, не говоря о закуске. И она "сделала из свинства отбивную" - принялась есть и пить. Застолью не было конца, и Яна, в конце концов, напилась, и все напились. Хельге куда-то исчезла, а Денис с Лиловой заплетающимися языками обсуждали завтрашнюю массовку. Яне хотелось отключиться, - это она умела в гостях, в театре, в очереди просто коснуться некой глубинной клавиши и оказаться наедине с собой, чтобы подумать и разобраться. Особенно это нужно было сейчас, но почему-то никак не удавалось. Будто попала в тёмную комнату, где почему-то вдруг что-то разбилось. Где вроде бы всё до мелочей знакомо, но продвигаешься с вытянутыми руками, и опасность может быть отовсюду, и сама себя боишься, ибо что-то ведь происходит, что-то почему-то разбилось... Сосед справа, грузинский киношник, все пытался втянуть ее в высокоинтеллектуальный разговор об эстетике кино, сосед слева тискал колено. В довершение всего Антон с гостями затеяли стрельбу из окна по зреющей в саду хурме, похожей на оранжевые ёлочные шары, покачивающиеся в волшебно-призрачном свете фонаря. Мигом протрезвевший Денис - он сразу трезвел, когда надо, безуспешно пытался его урезонить. Похоже, запасы ума, терпения и юмора у её супруга были на исходе. Ведь многие гости то ли спьяну, то ли по незнанию вообще не поняли, что его двойник, который сейчас хулиганит, - это Кравченко в гриме, считали их просто близнецами, а то и вообще путали, думая, что это московский режиссёр Денис Градов палит, как последний псих, из старинного ружья по хурме. А если и не он, то его брат, а если даже не брат, а актёр Кравченко, - всё равно группа гуляет, то есть жди на студию телегу из доблестной Гагринскюй милиции. - Не вибрируй, я его попрошу меня проводить, я действительно засыпаю. - Точно, забери его. Может, я с вами? - Гиви обидится. И потом, как сказал бы вождь, зачем мне два Градова? Перебор. Да ещё "под мухой"... Денис легонько шлёпнул Яну по бедру. - Тогда до завтра. Молодец, что приехала... А ты, мать, в порядке, загореть где-то успела... И платьице на ней... Может, всё же вместе уедем? Похоже, он собрался изменить с ней Шкафу. Забавно. Понял он, что родился в рубашке, или, по своему обыкновению, вообще не хотел понимать ничего, не имеющего отношения к производственному плану? Этого Яна так и не узнает. Уйдёт она по-английски.
   ПРЕДДВЕРИЕ
   "Результаты и последствия побед Красной Армии далеко вышли за пределы советско-германского фронта, изменили всё дальнейшее течение мировой войны и приобрели крупное международное значение". И. Сталин "Горячо поздравляю рабочих, инженеров, техников и служащих Енакиевского металлургического завода "Красный Октябрь" с успешным восстановлением и вводом в действие двух доменных печей. Своей образцовой работой вы положили начало восстановлению чёрной металлургии Донбасса и доказали, что трудная задача восстановления промышленности и ликвидации последствий варварского хозяйничания немцев может быть решена в короткий срок. Желаю вам дальнейших успехов в вашей работе. И. Сталин, 31 декабря, 1943 г." "Поздравляю коллектив строителей и металлургов сталинградского Ордена Ленина металлургического завода "Красный Октябрь" с успешным восстановлением и вводом в действие блюминга. Ваш героический труд по восстановлению цехов разрушенного металлургического завода в Сталинграде, где Красная Армия одержала великую победу над немецко-фашистскими захватчиками, является ярким свидетельством всё нарастающей мощи нашего тыла. Желаю вам дальнейших успехов в деле восстановления всех цехов и сооружении металлургического завода "Красный Октябрь" на полную его производственную мощность. И. Сталин 2 апреля 1944 г." "Поздравляю строителей и монтажников Челябинской теплоэлектроцентрали с окончанием монтажа мощного турбогенератора в 100 тысяч киловатт и пуском в работу шестого котла. Непрерывным увеличением мощности электрических станций советские энергетики обеспечивают бесперебойную работу растущей оборонной промышленности... И. Сталин. 6 января 1944г." "Поздравляю рабочих, работниц и инженерно-технических работников московского Ордена Ленина Метростроя с успешным окончанием в трудных условиях военного времени строительства третьей очереди московского метрополитена. Строительство метрополитена в условиях войны имеет не только хозяйственное, культурное, но и оборонное значение. Партия и правительство высоко ценят самоотверженный труд метростроевцев. И. Сталин. 21 января
   1944г."
   "Можно с полным основанием сказать, что самоотверженный труд советских людей в тылу войдёт в историю, наряду с героической борьбой Красной Армии, как беспримерный подвиг народа в защите Родины. И. Сталин." Свидетельствует авиаконструктор А. С. Яковлев: "Не было уверенности, что защита Москвы с воздуха обеспечивается надежно. Забота о судьбе Москвы владела всеми. И в кабинете Сталин опять сказал: - Может быть, так и надо... Кто его знает? А потом несколько раз повторил: Людей нет, кому поручишь... Людей не хватает... Когда Сталин заговорил о людях, Дементьев шепнул мне: - Давай попросим за Баландина. Я кивнул ему, и мы воспользовались паузой в разговоре. - Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в наркомате - руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело, мы в нём не сомневаемся. - Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не даёт. Может быть, за ним и нет ничего... Очень возможно... И так бывает, - ответил Сталин. На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случилось". "...спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну мне в тюремную одиночку было передано указание И. В. Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий... Так или иначе, записка, над которой я работал несколько дней, была передана И. В. Сталину. Я увидел её у него в руках, когда меня привезли к нему прямо из тюрьмы. Многие места оказались подчёркнутыми красным карандашом, и это показало мне, что записка была внимательно прочитана. В присутствии В. М. Молотова и Г. М. Маленкова Сталин сказал мне: Ваша записка - прекрасный документ для работы наркомата вооружения. Мы передадим её для руководства наркому вооружения. В ходе дальнейшей беседы он заметил: - Вы во многом были правы. Мы ошиблись... А подлецы вас оклеветали"... /Нарком боеприпасов Б. Ванников/ "Сталин очень болезненно переживал наши неудачи в Испании. Его неудовлетворённость обратилась против тех, кто совсем ещё недавно ходил в героях, был осыпан вполне заслуженными почестями. После финала испанской трагедии, когда оказалось, что наша авиация по боевым качествам уступает немецкой, ЦК и правительство осуществили полную перестройку авиационной промышленности и науки. Сталин установил тогда фантастически короткие сроки для создания новых, стоящих на вполне современном уровне самолётов. И волей партии фантастика стала реальностью. Первое впечатление от кабинета Сталина врезалось в мою память. Признаться, я был как-то разочарован: меня поразили его исключительная простота и скромность. Сталин задал несколько вопросов. Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской, французской авиации. Я был поражён его осведомлённостью. Он разговаривал как авиационный специалист. Он очень интересовался вооружением немецких самолётов. Разговор затянулся до поздней ночи и закончился уже на квартире Сталина за ужином... Я заметил в Сталине такую особенность: если дела на фронте хороши - он требователен и суров; когда неприятности - шутит, смеётся, становится покладистым. Он понимал, видимо, что когда тяжело, людей нужно поддержать, подбодрить. С ним можно было спорить. Если вы твердо убеждены, что правы и сумеете доказать свою правоту, никогда не считайтесь с чьим-то мнением, а действуйте так, как подсказывает разум и ваша совесть". /А. С. Яковлев/
   СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
   Психология многих воцерковлённых прихожан: "Я буду вести праведную жизнь и попаду в рай, а вам, буржуям, уготован ад и муки вечные", и злорадство по этому поводу - ужасно, недостойно христианина. Гораздо ближе к Замыслу стремление к устроению общества, в котором в принципе невозможна Вампирия. Ибо у многих вроде бы истинно "верующих" получается своеобразный вампиризм под личиной праведности: "Я, мол, спасусь за счёт твоей погибели, я добровольно и покорно подставляю себя тебе на съедение, соблазняю тебя собой, как бы злорадствуя: "Жри, губи свою душу, зато я в загробном мире полюбуюсь на твои мучения в аду!" Нет и нет, не может быть в этом Божьего Замысла, это очередная сатанинская подмена. Истинный христианин понимает незаменимость и самоценность каждой человеческой жизни, каждая клетка /монада/ в единой вселенской душе богочеловечества несёт свою неповторимую сверхзадачу, и гибель её для вечности - крушение мира, трагедия. Не говоря уже о том, что желать, тайно или явно, такой погибели - тяжкий грех. Это не "прощение долгов наших", а злоба и месть. Нельзя строить своё спасение в вечности на погибели другого. Осознание этого записано в сердце и часто входит в противоречие с социальной церковной проповедью. Во всяком случае, с новозаветной. Равно как и запугивание адскими мучениями. Страх Божий может быть лишь дрожжами, закваской, "началом премудрости", а затем приходит благодать - счастье ребёнка, который из страха не ушёл без спросу в лес и теперь радуется жизни, глядя из окна на снующих вблизи дома голодных волков... И страх, и корысть - приманки ветхозаветного мышления: - соблюдай предписания, инструкцию от и до и спасёшься. Соблюдение инструкции, конечно, необходимо, но это лишь СРЕДСТВО СПАСТИ, лекарство, как и пост. Чтобы у тебя спала температура, опухоль, прошла боль и ты почувствовал, как прекрасно быть здоровым, ощутить радость мира и света в душе, покоя и чистоты и, как следствие - награда. Благодать Божья. Только ПОЛЮБИВШИЙ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ, пусть даже и не выздоровевший, - лишь такой пригоден для Царствия, а не глотающий лекарства и соблюдающий диету из-за страха перед неприятными последствиями болезни. Например - лишиться работы за профнепригодностью. Любовь к выздоровлению - блаженный удел святых, отдавших этому новому /или хорошо забытому старому/ состоянию первозданности "сердце своё", молящих о нём Небо. А все прочие обычно носятся со своей болезнью, холят её и лелеют, хоть и мучаются, и страшатся, но... запретный плод сладок! Иосиф заставил их принимать лекарства и соблюдать диету, а дальше - вопрос тайны, чуда, благодати... Дальше - Воля Божья. "Мои овцы знают Мой голос". Да, он, в отличие от популярных "демократических" правителей практически вырубил в своём государстве деревья с ядовитыми плодами, чтобы "избавить от лукавого" вверенное ему стадо. Демократ или диктатор, нарушающий "права человека" есть ядовитые плоды? Кто из них виновнее перед Богом" - решит Суд. Во всяком случае, Иосиф никогда не брал на себя соблазн объявить себя рупором, исполнителем Воли Божьей, хотя, особенно в конце его правления, по всей стране открывались храмы и религия была фактически легализована. А соблазн был - взять Богово - ведь Иосиф всё и всегда заставлял работать на свою Антивампирию! Но он этого не сделал, подобно последующим правителям страны. Вопреки некоторым наветам, Иосиф никогда не провозглашал себя ни Богом, ни Его рупором, он просто исполнял предназначение свыше, он слушал Волю и подчинялся ей - с-пасти стадо. И только Бог ему судья. Иосиф предоставил каждому право самому решать вопрос о Боге. Партийная и чиновничья карьера предусматривала не отречение от Бога, а указание держать свои верования при себе, своего рода "прайвити". И это плохо лишь на поверхностный взгляд. Ибо в условиях схватки не на жизнь, а на смерть с внутренней и внешней Вампирией приходилось всему аппарату быть "ассенизаторами и водовозами" революции, исполнять грязную и кровавую работу, порой грубо ошибаясь. Летели во все стороны щепки от этой рубки, и хороши были бы, к примеру, работники карательных органов НКВД, открыто посещающие церковь! Иосиф говорил, что "Прошлое принадлежит Богу", только Ему судить дерево по окончательным плодам, только Ему принадлежит жатва. Во всяком случае, в военные и послевоенные годы отношение Иосифа к церкви не просто лояльное, но покровительственное, а в макет второго издания своей биографии 1947года Иосиф вносит исправление. Во фразу о себе "поступил в том же году в Тифлисскую духовную семинарию" вписывает слово "православную". Своей же рукой он вычёркивает из текста гимна "нас вырастил Сталин, избранник народа" и вписывает "на верность народу". То есть подчёркивает не избранничество СНИЗУ, а СВЫШЕ во имя одной миссии - с-пасти овец, и научить их так же быть верными общему "народному Делу". Освобождения от царства Мамоны. Многонациональная паства Иосифа была у него в послушании, он взял на себя всю полноту ответственности перед Небом, как настоящий пастырь. Только у священника приход - верующие воцерковленные прихожане, а у Иосифа неверующие или по-разному верующие, многомиллионный и многонациональный народ огромного государства, за который он взял на себя ответственность перед Небом, погнав прочь от "Лукавого". Иосиф полагал, что задача пастыря всеми силами бороться за такое мироустройство, при котором была бы максимально исполнена воля Творца: "Хощеши всем спастися и в разум Истины придти". Он расправлялся с "вампирами" их же руками, зачастую используя в этой кровавой драке почерпнутые из Ветхого Завета жёсткие методы борьбы. В том числе и худшие, отвратительные черты падшего человеческого естества - жадность, сластолюбие, трусость, предательство, зависть, властолюбие - имя им легион. Он с волками "выл по-волчьи", но даже на Ветхий Завет никогда не ссылался, взяв на себя, повторяю, всю полноту ответственности перед Небом. Он исполнял ДОЛГ. "Не беспокойся обо мне, - писал он матери, - Я свою долю выдержу..."
   Здесь кровью святые омыты утёсы. Здесь славой овеян бетон батарей, Здесь курс на бессмертье держали матросы В боях за свободу отчизны своей.
   БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
   1944 г. Приказ в связи с прорывом обороны немцев и освобождением города Мга войсками Ленинградского фронта. Участие в работе десятой сессии Верховного Совета СССР. Приказ в связи с завершением операции по уничтожению немецких войск в районе Корсунь-Шевченковский. Приказ в связи с выходом войск 2 Украинского фронта на гос. границу СССР - реку Прут. Приказы в связи с форсированием реки Днестр и выходом войск 1-ого Украинского фронта на государственную границу с СССР с Чехословакией и Румынией, а также в связи с прорывом обороны немцев и форсированием реки Прут. Приказ в связи с освобождением Севастополя и полным очищением Крыма от немецких захватчиков войсками 4-ого Украинского фронта. Доклад о 27-й годовщине Великой Октябрьской соц. революции. Беседа с президентом Академии Наук СССР В. Л. Комаровым о задачах Академии Наук. Принимает делегацию Варшавы и символический бронзовый герб Польши в знак благодарности польского народа за помощь в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. "У Сталина была поразительная работоспособность... Я это точно знаю. То, что ему нужно было, он досконально знал и следил. Это совершенно правильно. И смотрел не в одну сторону, а во все стороны. Это политически важно было, скажем, авиация - так авиация... Пушки - так пушки, танки так танки, положение в Сибири - так положение в Сибири, политика Англии так политика Англии, одним словом, то, что руководитель не должен был выпускать из своего поля зрения. А с другой стороны, стоит вспомнить постановления Совета Министров и ЦК. В Совете Министров их принимали очень много, в неделю иногда до сотни. Эти все постановления Поскрёбышев в большом пакете направлял на дачу на подпись. А пакеты, нераспечатанные, лежали на даче месяцами. А выходили все за подписью Сталина. Когда мы обсуждали, он расспрашивал, что вы там сегодня делали, какие были вопросы, ну, мы обедали, обсуждали, разговаривали, а поспорить - спорили, делились между собой и с ним. Естественно, вопросы выяснялись, если они были неясными, но читать ему все эти бумаги, конечно, было бессмысленно. Потому что он просто стал бы бюрократом". /Молотов - Чуев/ "Чем больше нападают на него, тем выше он поднимается, Сталин. Идёт борьба. Огромное в Сталине не видят, - говорит Молотов, - Более последовательного, более великого человека, чем Сталин, после Ленина не было и нет!.. Свою роль Сталин выполнил - исключительно важную. Очень трудную". "Сталин говорил: "Менгрелец не скажет, что украл лошадь - лошадь меня унесла!" - Сталин снится? - Не часто, но иногда снится. И какие-то совершенно необычные условия. В каком-то разрушенном городе... Никак не могу выйти... Потом встречаюсь с ним. Одним словом, какие-то странные сны, очень запутанные". /Ф. Чуев/ - Значит, это выявилось на фронте только перед лицом противника? - Да, это так. - Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг. Именно так и поступил бы, - выпустив на заводе годные самолёты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанёс бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера! Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог бы нанести большего вреда... Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я чувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весть красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки. Несколько минут прошло в гробовом молчании. Наконец, Сталин, походив некоторое время в раздумье, несколько успокоился и по-деловому спросил: - Что будем делать? Дементьев заявил, что мы немедленно исправим все самолёты. - Что значит немедленно? Какой срок? Дементьев задумался на какое-то мгновение, переглянулся со мной. - В течение двух недель. Я ушам своим не верил. Мне казалось, что на эту работу потребуется по крайней мере месяца два. Срок был принят. Однако Сталин приказал военной прокуратуре немедленно расследовать обстоятельства дела. После чего Сталин обратился ко мне: "А ваше самолюбие не страдает? Как вы себя чувствуете? Над вами издеваются, гробят вашу машину, а вы чего смотрите? Когда мы выходили из кабинета Сталина, я облегчённо вздохнул, но вместе с тем не мог не сказать Дементьеву: - Слушай, как за две недели можно выполнить такую работу? - Там разберемся, а сделать надо, - ответил Дементьев". /Авиаконструктор А.С. Яковлев/.