Измайлова Кира. Городская магия

   - О чем? - полюбопытствовала я, увлекаемая преподавательницей по коридору. В самом деле, о чем нам разговаривать?
   - Не в коридоре, - поморщилась Лариса Романовна. Пришлось потерпеть, пока мы не добрались до ее кабинета на шестом этаже. На лифте, конечно, Лариса Романовна уже была не в том возрасте, чтобы зайчиком скакать по ступенькам. Я же с недавних пор завела обыкновение подниматься только по лестнице, придя к неутешительному выводу, что дыхалки на мало-мальски серьезное физическое усилие у меня не хватает. А ну как опять драпать от кого-нибудь придется?
   Войдя, я с любопытством огляделась по сторонам: строго, как-то не по-дамски. Все вещи лежат на своих местах, бумажка к бумажке, на столе так вообще идеальный порядок, хоть самого ректора приглашай, не стыдно. На столе рядом с компьютером я приметила рамку для фотографий. Интересно, кто изображен на карточке? Жаль, мне с моего места не было видно.
   - Присаживайся, - указала Лариса Романовна на стул для посетителей. - Разговор у меня к тебе достаточно деликатный…
   Она отошла к окну, зачем-то подняла жалюзи, выглянула на улицу. Я молча ждала. Что еще за деликатные разговоры? Впрочем, одно подозрение у меня было, и оно полностью себя оправдало.
   - Наина, ты ведь ездишь в санаторий к Игорю Георгиевичу? - спросила неожиданно Лариса Романовна.
   - Ну, езжу, - ответила я. Особой тайны я из этого не делала, прекрасно зная, что когда начинаешь что-то скрывать, оно обычно вылезает на поверхность гораздо раньше того, к чему относишься нарочито небрежно. Но и не афишировала ведь, и то, что какие-то слухи докатились до Ларисы Романовны, меня удивило, а еще больше удивляло само наличие этих слухов. Нет, очень странно. Если бы девчонки начали сплетничать, наверняка кто-нибудь в общаге меня бы подколол, не удержавшись. Да им и неоткуда узнать. Может, кто-то из преподавателей съездил навестить Давлетьярова, и там от врачей или от тех же медсестричек узнал? Те меня по имени знают, а имя достаточно редкое.
   Ну даже если и так, Ларисе Романовне-то что за дело?
   - А что, нельзя, что ли? - подумав, спросила я не очень вежливо.
   - Нет, конечно, запретить тебе этого никто не вправе, но… - Лариса Романовна замялась, остерегаясь встречаться со мной взглядом. Я окончательно потерялась в догадках. Что она мне, о репутации моей сейчас толковать начнет? Так на дворе двадцать первый век вообще-то, а я совершеннолетняя… - Наина, я бы хотела попросить тебя об одолжении…
   Я мстительно промолчала, не спросив даже, о каком именно одолжении идет речь. Если Ларисе Романовне охота разговаривать намеками, пускай разговаривает, а я такие игрища терпеть не могу. Либо она все скажет прямым текстом, либо я буду продолжать тупо молчать и изображать из себя дурочку. Тем более, Игорь Георгиевич всегда говорит, что моя глубокомысленно-тупая физиономия может вывести из себя даже каменного сфинкса, не говоря уж о живом преподавателе.
   - Словом, - решилась, наконец, Лариса Романовна, - я хочу попросить тебя, Наина, больше этого не делать. Я имею в виду, не ездить туда.
   - А… - Я слегка опешила. - А что случилось-то?
   - Ну, все, что могло случиться, уже случилось, - невесело усмехнулась она, явно намекая на мою роль в весенней заварушке. С другой стороны, особо виноватой я себя не чувствовала - кто пуще всех уговаривал меня принять участие в опасном эксперименте, как не Лариса Романовна? - И я прошу тебя, не усугубляй ситуацию!
   - Что-то я совсем ничего не понимаю, - честно созналась я. - Я что, мешаю кому-то?
   - Мне очень неловко говорить это тебе, Наина, - скорбно поджала губы Лариса Романовна, - я знаю, ты действовала из самых лучших побуждений, но… ты права, твои визиты крайне негативно действуют на Игоря Георгиевича, это и лечащий врач подтверждает.
   Я мрачно молчала. Интересно, а Лариса Романовна-то тут с какого боку? То есть я допускаю, что она заботится о Давлетьярове, как о… гм… родственнике (причем, скорее всего, бывшем), но не до такой же степени! Он все-таки уже вполне взрослый…
   - Ты ведь знаешь, он перенес тяжелый удар по психике, - продолжала тем временем Лариса Романовна, - врачи прописали ему полнейший покой. Главное, чтобы как можно меньше напоминало ему об этом прискорбном инциденте… - Она вздохнула и села за стол. - Ты же невольно наталкиваешь его на депрессивные мысли. Сам он, как человек деликатный, сказать тебе не мог, поэтому я…
   Я много чего могла бы сказать по поводу "деликатности" Давлетьярова, но сейчас, похоже, был неподходящий момент. Я окончательно перестала что-либо понимать, за исключением, разве что, одного: Лариса Романовна в курсе происходящего в санатории, и я не исключаю, что она и сама туда наведывается. С одной стороны, ее можно понять, с другой… что-то тут не так.
   - Я знаю, ты разумная девочка, - завершила Лариса Романовна свою идею, - ты все поймешь, ведь так?
   - Да, конечно, - ответила я. А что я еще могла сказать? - Я все понимаю.
   - Ты обещаешь мне больше не ездить туда? - с нажимом произнесла Лариса Романовна. Ох, ну прямо детский сад: "обещай не ходить играть в соседний двор, там плохие дети!". - Может быть, позже, если ты захочешь… Наина?
   - А? - опомнилась я. - Да, Лариса Романовна, раз вы говорите, что не надо ездить, ну так значит, не буду. - Я не удержалась от шпильки: - Только что ж вы раньше не сказали? Уж больше полугода прошло!
   - Ну… - Лариса Романовна явно не нашлась, что ответить. Мне было интересно, как она выкрутится, но тут очень кстати для нее зазвонил телефон. - Да, слушаю. Конечно, конечно. Подходите, я сейчас свободна. - Положив трубку, Лариса Романовна обернулась ко мне. - Ко мне сейчас придут, Наина, так что можешь идти. Надеюсь, наш разговор останется между нами.
   - Даже не сомневайтесь, - заверила я и выскочила в коридор. - До свидания, Лариса Романовна!
   - Всего доброго, Наиночка, - отозвалась Лариса Романовна, и тяжелая дверь бесшумно закрылась.
   Вот не было печали! И что мне теперь делать?
   С одной стороны, просьба Ларисы Романовны выглядела довольно странно. Ни в жизнь бы я не поверила, будто Давлетьяров постесняется прямым текстом сказать мне, что я его достала! С другой стороны, с головой у него после той катастрофы и правда не так чтобы очень хорошо, во всяком случае, характер стал еще отвратительнее, чем был, хотя в это и верится с трудом. Может, у него и неведомая доселе "деликатность" объявилась? Опять же и лечащий врач говорит… А почему это он Ларисе Романовне говорит, а мне нет? Запретил бы меня пускать, да и дело с концом! Или тоже чересчур "деликатный"?
   Поняв, что окончательно запуталась, я решила - раздумьями тут не поможешь. Гадать я могу до скончания века, лучше уж поехать и самой все узнать. В конце концов, Ларисе Романовне я пообещала, что не буду ездить к Игорю Георгиевичу, а про главврача речи не шло. Вот пусть он сам мне все и расскажет!
   Рассудив так, я выкинула эту историю из головы аккурат до субботы, а сама занялась плакатами. Правда, в конце концов, подумав, кое-какие конспиративные меры я все-таки приняла: поехала за город не на автобусе, а на электричке, хотя так гораздо дольше и намного неудобнее, и выходить пришлось на полтора часа раньше, чем обычно.
   Войдя в ворота, я первым делом отправилась не на дальнюю аллею, как обычно, а в главный корпус. Где располагается кабинет главврача, я знала прекрасно, и надеялась, что он не откажется со мной поговорить. Во всяком случае, когда прежде я сталкивалась со Львом Евгеньевичем, он всегда со мной здоровался и весело расспрашивал о студенческом житье-бытье. Может, то была обыкновенная вежливость, но я надеялась на лучшее.
   Мне повезло: в санатории был тихий час, пациенты вкушали послеобеденный сон, те, что побеспокойнее, гуляли по аллеям, а медперсонал в основном чаевничал. Житье-бытье тут было спокойное, люди находились не то чтобы на лечении, а скорее на восстановлении, так что никаких катаклизмов почти никогда не случалось. С другой стороны, с сотрудниками нашего министерства, среди которых имелись и маги, надо было держать ухо востро, и я была уверена, что персонал далеко не так расслаблен, как кажется. Во всяком случае, когда один приятный министерский дядечка решил наведаться в поселок неподалеку и, выражаясь прямо, снять там девицу, его очень быстро отловили, возвратили и вразумили, а упустивший пациента с территории охранник был мигом уволен. Эту душераздирающую историю я слышала от медсестер, а не верить им резона не было.
   Тем не менее, сейчас было время чаепития, все наслаждались покоем по мере возможностей, не был исключением и Лев Евгеньевич, и, стоило мне просунуться в дверь со своим "Здрасьте", как я была немедленно схвачена и усажена пить чай с тортом.
   Лев Евгеньевич внешне выглядел примерно как доктор Айболит, только весом в центнер. А поскольку ростом добрый доктор был аккурат с меня, то смотрелся он этаким шариком на ножках. С его добродушной внешностью и вечными прибаутками несколько дисгармонировал цепкий, умный, временами даже жесткий взгляд пронзительно-голубых, не по-старчески ярких глаз. Зная, видимо, об этом, Лев Евгеньевич носил очки с чуть тонированными стеклами, конечно, круглыми, так что очки напоминали старомодное пенсне. Словом, я была готова поклясться, что Лев Евгеньевич на самом деле отнюдь не милый балагур, каким успешно притворяется, а человек достаточно суровый и очень умный. В его профессионализме сомневаться не приходилось. Давлетьярова, во всяком случае, он сразу забрал под свое крыло, с неделю (как мне потом рассказали), потчевал упорно молчавшего пациента своими шуточками-прибауточками в ударных дозах, в результате Давлетьяров, конечно, взбеленился, обрел дар речи и начал огрызаться. Это было несомненным прогрессом по сравнению с его прежним тупым гляденьем в стенку и полным отсутствием реакции на окружающее, а таким Игорь Георгиевич стал почти сразу после того, как вышел из комы и более-менее разобрался в происходящем.
   Со мной Лев Евгеньевич тоже имел беседу, когда я впервые заявилась в санаторий. Поговорили мы тогда с полчаса о каких-то пустяках, потом Лев Евгеньевич погладил свою профессорскую бородку, хихикнул и распорядился пускать меня к своему "интереснейшему случаю" в любое время дня и ночи, невзирая на сопротивление последнего.
   - Так, Ниночка, что у вас стряслось? - поинтересовался Лев Евгеньевич, когда с процедурой приветствия и обязательными расшаркиваниями было покончено. Он почему-то упорно называл меня Ниной, а я не поправляла, чтобы не обижать человека. - Обычно вы меня своими визитами не жалуете, в отличие от некоторых, ха-ха!..
   - Лев Евгеньевич… - Я поставила чашку на блюдце и решила не тянуть кота за хвост. - Скажите, пожалуйста, это правда, что мои посещения плохо влияют на Игоря Георгиевича?
   - Это кто вам такое сказал? - несказанно удивился Лев Евгеньевич. - У господина Давлетьярова что, очередной неконтролируемый приступ хамства? Не обращайте внимания, лапочка, это он сгоряча, хотя мог бы быть и сдержаннее с очаровательной девушкой!
   - Да нет, он тут вообще ни при чем, - поспешила я спасти Игоря Георгиевича от очередного пропесочивания, на которые Лев Евгеньевич был большим мастером. - Я в принципе спрашиваю…
   - Ну, если в принципе… - Лев Евгеньевич положил мне еще кусочек торта. - Ниночка, вы кушайте, с вашей фигурой вам опасаться нечего!.. Так вот, если в принципе, то все с точностью до наоборот. Вы, лапочка, моего пациента злите, можно сказать, из себя выводите… Вы удивлены, откуда я знаю? Так весь санаторий знает, Ниночка, у нас тут все на виду. После ваших визитов к Игорьку лучше не подходить, может сгоряча так обласкать, что неделю не опомнишься!
   Я фыркнула. Лев Евгеньевич с высоты своего возраста упорно именовал Давлетьярова Игорьком, прекрасно зная, что тому такое обращение не нравится. Я-то злила Игоря Георгиевича неосознанно, а Лев Евгеньевич делал то же самое с большим профессионализмом.
   - А уж когда он с вами заниматься начал… - Лев Евгеньевич покачал головой и восторженно закатил глаза. - Ко мне соседи его прибежали, мол, крик стоит такой, будто убивают кого, и дверь заперта, не ломать же! Насилу успокоил… - Я снова улыбнулась. Могу представить эту картину! Лев Евгеньевич же продолжал: - Кстати, Ниночка, это очень хорошо, что вы уговорили его вернуться к работе. Первое время он пытался меня убедить, что она ему опротивела, так врал ведь, проходимец, и не краснел! Любит он свою работу, Ниночка, вы не представляете, как любит! Даже я наслышан, каким он был специалистом и чего лишился…
   Лев Евгеньевич печально покачал головой, снял очки, посмотрел на меня своим цепким взглядом, не подходящим к доброму "айболитовскому" лицу.
   - На его месте любой бы сломался, - сказал он вполне серьезно. - Во всяком случае, поначалу я опасался попыток суицида. Сейчас вижу, зря опасался. Не такой это человек.
   - Лев Евгеньевич, - сказала я. - Раз вы слышали об этой истории, то, наверно, знаете - это ведь я во всем виновата. Если бы не я…
   - Ниночка! - Лев Евгеньевич погрозил мне пальцем. - Во всем вы виноваты быть не можете. Уж поверьте мне на слово, лично вас в своих несчастьях Игорек не винит. Он ведь уже взрослый человек и очень неглупый, должен вам сказать. То, что он сделал, он сделал потому, что сам так решил, причем здесь вы? Этак можно обвинить ваших папу с мамой в том, что они вас на свет родили. А не было бы вас, не было бы и проблем, так по-вашему получается? - Лев Евгеньевич снова мелко хихикнул, наслаждаясь растерянным выражением моего лица. - Так вот, если бы не вы, Ниночка, с Игорьком все было бы много хуже, чем мы имеем на данный момент. Я, увы, не могу изобрести такого разнообразия способов, чтобы постоянно держать его в тонусе, так сказать, а вы каким-то образом ухитряетесь выводить его из себя настолько, что запала хватает надолго. А это ему на пользу. Помните же, какой он поначалу был?
   Еще бы я не помнила! Я же говорю, первое время Давлетьяров вообще ни с кем не разговаривал, особенно с врачами, ушел в себя и норовил так там и остаться. Потом ничего, начал понемногу реагировать на окружающих. Конечно, тут сперва хорошо поработал Лев Евгеньевич, а меня он, видимо, решил применять в медикаментозных целях, для поддержания и закрепления эффекта.
   - Вспомнили? Вот то-то же, - хмыкнул Лев Евгеньевич. - Дивной мерзости нрава молодой человек, должен вам признаться, Ниночка, никогда прежде таких не встречал. Зато уж если его разозлить как следует, он горы свернет, а вот если начнет себя жалеть и убеждать в собственной никчемности - пиши пропало. Так что вы, Ниночка, очень кстати пришлись.
   Лев Евгеньевич посмотрел на меня с хитрецой, мол, сознаешься, может, что тебе от Давлетьярова надо, и кем ты ему приходишься? Я сделала вид, что не поняла намека. А может, он ничего такого и не имел в виду. Скорее всего, все мои побуждения и так были у него, как на ладони. Вот бы он еще мне о них рассказал!
   - Надо же, - сказала я. - Ни за что бы не подумала!..
   - Но это же на поверхности лежит! - воскликнул Лев Евгеньевич. - То же самое я говорил и госпоже Розен. Вы ведь ее знаете? Очаровательная дама!
   Я поперхнулась тортом. Какая еще госпожа Розен? Лариса Романовна, что ли? Нет, у нее фамилия Смирнова… Что-то много народу тут вьется!
   - Спасибо, Лев Евгеньевич, - сказала я, мужественно допив чай и выслушав очередную порцию медицинских баек. - Вы прямо меня успокоили… Извините, что отняла у вас время.
   - Ну что вы, Ниночка! - расцвел Лев Евгеньевич. - Всегда рад вас видеть!
   В глубокой задумчивости я вышла на улицу и отправилась в парк. Да, народу все прибывает. Какая-то госпожа Розен, зачем-то интересующаяся состоянием Давлетьярова… Ничего не понимаю!
   Я бы наверняка выскочила из-за поворота аллеи на полном ходу, если бы не развязавшийся шнурок. Я наклонилась его завязать, и вот тут-то услышала знакомый голос:
   - Игорь, ты извини, что я взяла на себя смелость сказать… В общем, эта девочка здесь больше не появится. Думаю, так будет лучше для вас обоих. Ты доволен?
   - Более чем!
   Я как сидела на корточках, так и замерла, превратившись в слух. Это голос Давлетьярова, совершенно определенно, но тон! Я никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Голос был на пол-октавы выше обычного, нервный, взвинченный, на грани истерики, словом, так мог бы говорить избалованный ребенок, но не тот Давлетьяров, которого я знала. Или совсем не знала? Он продолжал тем временем:
   - Я очень вам благодарен… Вы правы, это… это было невыносимо, в конце концов!
   - Ну конечно, а у самого у тебя язык бы не повернулся сказать, - усмехнулась женщина и я окончательно опознала голос. - Никогда этого в тебе не понимала: то режешь в лицо все, что думаешь, а то… Ну ладно, мне пора, Игорь. Надеюсь, теперь тебе никто не будет докучать.
   - Спасибо, Лариса, - произнес он на полтона ниже. - Вы слишком добры ко мне. Мне никогда не расплатиться за то, что вы делаете…
   - Ну что ты…
   Поняв, что женщина сейчас пойдет по аллее и наткнется на меня, я шуранула в кусты, едва не наступив на так и не завязанный шнурок. Подождала, пока процокают мимо каблуки, а потом так, кустами, и решила пробираться дальше. Больше всего я была озабочена тем, чтобы особенно не шуметь, и опомнилась, только когда услышала почти над ухом:
   - Вылезай из кустов, Чернова.
   Отцепив от себя колючую ветку, я вывалилась на дорожку рядом со скамейкой.
   - Вы что, знали, что я тут? - мрачно спросила я, отцепляя от одежды колючки. Интересное дело, а что же, Лариса Романовна меня не заметила?
   - Еще бы, - хмыкнул Давлетьяров, с видимым удовольствием прикуривая сигарету. - Тебя от главного входа слышно, печатаешь шаг, как гвардеец на параде. Полагаю, ты все слышала?
   Я кивнула.
   - Так что, мне больше не приезжать? - спросила я угрюмо, глядя в землю.
   - Ты думаешь, я бы не сказал тебе этого сразу? - поинтересовался Давлетьяров. - Сядь, не стой столбом.
   Я послушно присела на край скамейки.
   - Тогда почему… - начала было я, но он перебил:
   - Я очень не люблю, когда мне пытаются морочить голову, Чернова. Если я инвалид, это еще не значит, что я выжил из ума.
   - Вы не… - запротестовала я, но Давлетьяров остановил меня жестом.
   - Это я обсуждать не намерен. - Он помолчал. - Судя по тому, что ты постаралась не столкнуться с Ларисой, ты уже имела с ней беседу?
   - Угу… - я ковыряла землю носком кроссовки. - Она сказала мне, чтобы я больше сюда не ездила, потому что я вас вывожу из душевного равновесия и мешаю выздоровлению. Вроде как врач так сказал. И вы тоже.
   - Но ты, конечно же, все равно явилась, - констатировал Давлетьяров. - И, надо думать, отправилась прямиком к главврачу.
   - Конечно, - передразнила я. - Я решила, что если бы так все и было, Лев Евгеньевич сам бы мне сказал, а не стал передавать через кого-то. Ну и вы уж наверняка тоже не постеснялись бы…
   - Совершенно верно, - хмыкнул он. - Впрочем, я выслушал еще более интересную историю. Ты присутствовала при самом ее завершении, поэтому расскажу в двух словах. Ты якобы в приступе откровенности созналась Ларисе, что совершенно измучилась, таскаясь сюда. Тебя, видите ли, гложет чувство вины, но чем дальше, тем тебе становится тяжелее тащить добровольно взваленную на себя обязанность, - с чувством продекламировал Давлетьяров. В обычно сумрачных глазах начали разгораться опасные зеленые искорки, уж не знаю, что его так завело. - И так далее, и так далее. Разные красивые слова про предательство и иже с ним.
   - С ума сойти, - сказала я. - Я никогда ни с кем не откровенничаю. Я вообще была уверена, что никто не знает, куда я езжу. Игорь Георгиевич, но зачем же она нам обоим врет?
   - Я тоже хотел бы это узнать, - скривил губы Давлетьяров. - Никакого смысла в этом вранье я не вижу.
   - Похоже, она просто не хочет, чтобы вы со мной общались, - задумчиво произнесла я. - Может, она правда вам добра желает? Ну вроде как… я ведь правда вам и про университет рассказываю, и все такое… Ну и чтобы не бередить, значит…
   - Чернова, или прекрати изъясняться, как учащийся сельского ПТУ, или вовсе замолчи, - поморщился Давлетьяров, и у меня отлегло от сердца - сейчас он явно не играл. - Как, по-твоему, почему тебя главврач пригрел, а не выгнал взашей? Ты ведь мне никто, Чернова. Я не раз просил тебя не пускать, но тебя все равно пускали.
   - Потому что я на вас как раз положительно влияю, - буркнула я, повторяя слова Льва Евгеньевича, и подивилась неожиданной откровенности Давлетьярова. - Не даю замкнуться в себе и вообще злю. А когда вы злитесь, вам определенно лучше становится.
   - Слово в слово то, что он сказал и мне, - кивнул Давлетьяров.
   - Погодите, Лев Евгеньевич сказал, что приезжала какая-то дама, и ей он то же самое рассказал… - вспомнила я. - Может, это Лариса Романовна ее послала?
   - Имя он назвал?
   - Говорит, госпожа Розен, "очаровательная дама", - скопировала я главврача.
   - Никто ее не посылал, - отрезал Давлетьяров. - Это Лариса собственной персоной.
   - Она же Смирнова, - удивилась я.
   - Смирнова она по мужу, - пояснил Давлетьяров.
   - Ну тогда я вообще ничего не понимаю, - созналась я. - Сперва называется другой фамилией, потом сочиняет историю для меня, историю для вас… а зачем!? А вы, кстати, тоже что-то насочиняли, я слышала!
   - Я почти не соврал, - заявил Давлетьяров. - То, что ты способна довести меня до белого каления, известно, по-моему, всему университету. Вопрос в том, как эту информацию подать.
   - Угу, вы и подали… - пробурчала я. - Слышала… такое впечатление, как будто я вас к стулу привязываю и заставляю слушать пересказ любимого бразильского сериала…
   - Слушать новости университета в твоем изложении немногим лучше, - хмыкнул Давлетьяров.
   Парировать я, конечно, не сумела, поэтому просто спросила:
   - А зачем вы перед ней изображали такого вот… хм…
   - Я уже говорил, Чернова, я не люблю, когда меня держат за дурака.
   - Зато из других дураков делать вы обожаете, - понятливо кивнула я. Все равно не скажет, эту его интонацию я отлично изучила. - Игорь Георгиевич, ну почему все-таки Лариса Романовна взяла с меня обещание сюда не ездить? Мешаю я ей, что ли?!
   - Все может быть, - изрек Давлетьяров, и я примолкла. Минуты через три меня осенило.
   - А может… может, она боится, что вы мне расскажете что-то такое, что я… - Я запуталась в фразе и замолчала, глядя на Давлетьярова. - Но вы же вообще никогда ни о чем таком…
   - Лариса этого не знает, - улыбнулся он краем рта.
   - И что ж вы такое знаете-то? - мрачно спросила я.
   - Я много чего такого знаю, Чернова, - передразнил Давлетьяров. - Если бы я еще мог угадать, что именно не должно достигнуть твоих ушей и почему…
   Я подумала еще немного. Сегодня у меня был богатый по части озарений день.
   - Игорь Георгиевич, а не может так оказаться, что те бандюганы по тому же поводу за мной катались? - спросила я. - Ну, хотели напугать так, чтобы я носа из дома не высовывала, и сюда не показывалась. Они ведь больше не появлялись после той истории с машиной. - Я невольно вздрогнула.
   - Я уже ничему не удивлюсь, - дернул плечом Давлетьяров. - Версия вполне логичная. Видимо, им платили за разговоры со студенткой-недоучкой, а о том, что эта недоучка - боевой маг, благоразумно не упомянули.
   Я смутилась.
   - Да из меня боевой маг… - махнула я рукой.
   - Чернова, не идиотничай, - велел Давлетьяров. - Вспомни полигон.
   - Не хочу, - буркнула я и добавила, подумав: - А может, они меня нанять хотели? Только зачем все эти игрища? Пришли бы, сказали, мол, так и так, хочешь работать на нас, платим столько-то, делать надо то-то и то-то. Может, я бы согласилась. А так… шпионские страсти какие-то!
   Давлетьяров иронически фыркнул.
   - Ну и что вы смеетесь? - обиделась я. - Допустим, людей убивать - это я ни за какие деньги, но если бы пригрозили родителей… Да что вы, не понимаете, что ли?
   - Даже слишком хорошо понимаю. - Давлетьяров неожиданно поднялся со скамьи, сунул руки в карманы, ссутулив широкие плечи. - Ладно, Чернова, что толку гадать. Если к тебе придут с предложением, тогда будет ясно.
   - А Лариса Романовна тогда причем? - мрачно спросила я. - Она на этих, что ли, работает?
   - Может быть. - Давлетьяров по-прежнему стоял ко мне спиной. - А может быть, и нет. Я тебе не дельфийский оракул, Чернова.
   Я обиженно замолчала. Надо же… Целых две версии нарисовалось. Первая: Лариса Романовна наняла мелких бандитов, а может, и не бандитов даже, а просто страхолюдных парней, шпану уличную, и велела им напугать меня так, чтобы не осмеливалась высунуться из дома и к Давлетьярову не ездила. А когда у них ничего не вышло, решила поговорить со мной по душам, считая меня, видимо, полной дурой. Ну что поделать, если я частенько так выгляжу, особенно когда увлекаюсь раздумьями?
   И вторая: Лариса Романовна с разговорами сама по себе, а парни на машине сами по себе, и прислал их кто-то, никакого отношения к преподавательнице не имеющий. Если честно, ни та, ни другая версии мне не нравились.
   - Долго ты еще будешь пребывать в астрале, Чернова? - поинтересовался Давлетьяров. - Кажется, ты сегодня должна была привезти черновики плакатов и заготовку для речи на защите?
   - А, да! - спохватилась я и полезла в сумку. - Вот…
   Еще через пять минут все версии вылетели у меня из головы: Давлетьяров начал громить мои наброски. Это, значит, из зала не будет смотреться, это неинформативно, это аляписто, это вообще убожество. А когда он добрался до речи, я вообще решила пойти и утопиться, потому что прежде таких выражений никогда не слышала и даже не подозревала, что их можно применить лично ко мне. Словом, эту злосчастную речь я переписывала еще раз тридцать, а потом еще училась произносить ее с выражением. А с выразительным чтением у меня плохо, родители слишком рано научили меня читать самостоятельно, обрадовались, что ребенок занят, вслух ему читать не надо, и успокоились. А я в результате неправильно ставлю ударения в некоторых словах и читаю вслух совершенно без выражения, монотонно и скучно. За декламацию стихотворений мне бы, по-честному, следовало ставить двойки, спасала только репутация отличницы, у учительницы литературы рука не поднималась поставить оценку ниже "четверки".