Измайлова Кира. Городская магия

   А уж как произнести речь, чтобы она звучала выигрышно… Давлетьяров долго со мной бился. Потом оставил в покое мою декламацию и начал с пулеметной быстротой задавать мне вопросы на самые разные темы, изображая своей персоной, надо думать, комиссию. Могу не без гордости сказать, что почти на все его заковыристые вопросы я смогла ответить, хотя с некоторыми пришлось изрядно попотеть.
   Мне было решительно непонятно, с чего Игорь Георгиевич так гонит коней, ведь до защиты диплома еще месяц, успела бы я еще и сама речь написать и переписать сто раз, к чему править ее именно сейчас? Но нет, если ему шлея под мантию попала, сопротивляться бесполезно.
   - Держи, Чернова, - сказал он мне напоследок, протягивая мне окончательную версию моего диплома, неделю назад отданную ему на последнюю читку. Я перелистала страницы и ужаснулась - на полях живого места не было. Ну что он еще там нашел?! - Внесешь эти правки, и можешь мне больше не показывать. Речь изволь выучить наизусть, не вздумай читать по бумажке. Ясно тебе?
   - Так точно, - буркнула я. У меня язык уже заплетался и в горле пересохло.
   - Тогда до свидания. - И Давлетьяров демонстративно отвернулся к книжной полке, выбирая очередной томик иностранного классика.
   - До свидания, - ответила я и отправилась восвояси.
   Конечно, правки я внесла и чистовую версию потащила в следующий выходной с собой, а то ведь с Давлетьярова станется заявить, что я ленюсь и халтурю! И речь я, кстати, тоже вызубрила наизусть и даже пару раз отрепетировала, записывая себя на одолженный у соседки диктофон (та, не утруждая себя, записывала лекции на диктофон, а потом просто слушала нужные куски). Звучало, если честно, просто ужасно, оратор из меня никакой. Правда, Игорь Георгиевич утверждал, что труд сделал из обезьяны человека, а из меня при благоприятных условиях и надлежащей дрессуре может получиться сносный специалист, но вот красиво говорить я как не умела, так и не умею. На письменную речь не жалуюсь, а выступать - избавьте!
   Уже предвкушая справедливый разнос, я пробежалась по аллее, никого не нашла, удивилась и отправилась в здание санатория. Знакомая дверь была заперта, на стук никто не отозвался. Пойманная в коридоре незнакомая медсестричка только пожала плечами - она недавно заступила на смену и ничего о Давлетьярове не знала. Отловленный на крыльце сосед Давлетьярова тоже ничего не слышал. Оставалось только снова наведаться к Льву Евгеньевичу. На мой резонный вопрос, а где, собственно, Игорь Георгиевич, и не случилось ли чего, тот с удивлением посмотрел на меня поверх очков и ответил:
   - Игорек выписался еще в среду. Странно, Ниночка, что он вам об этом не сказал.
 
   - Как выписался?.. - ошалело спросила я.
   - Да очень просто, - пожал плечами Лев Евгеньевич. - Физически он здоров, серьезных отклонений в психике я тоже не вижу, последствия травмы вполне сгладились, а дурной характер, увы, не повод держать его здесь и дальше.
   - И куда же он делся? - обескураженно спросила я.
   - Видимо, домой отправился, - ответил Лев Евгеньевич. - Хотя кто его знает, Игорек юноша непредсказуемый. Вы не расстраивайтесь, Ниночка, думаю, ему нужно кое о чем поразмыслить наедине с собой, а потом он объявится.
   Да уж, непредсказуемый, ничего не скажешь… Вот, значит, зачем он в прошлый раз так меня гонял с этой речью. Видимо, уже знал, что в среду отчалит из этой тихой гавани, и торопился покончить с делами. Но почему же он ни слова мне не сказал?
   - Спасибо, Лев Евгеньевич, - сказала я. - А я-то рассчитывала ему речь показать…
   - Он же ваш руководитель, на защите и услышит, - улыбнулся врач.
   - Он не мой руководитель, - уныло ответила я. - Мой официальный руководитель еще и диплом-то мой не читал… Да и прочтет - немного поймет. Он в этой теме ни ухом, ни рылом, простите за выражение.
   - Ах вот оно что! - прищурился Лев Евгеньевич. - Да вы аферистка, Ниночка! Не ожидал от вас, не ожидал… Да что вы так смутились, шучу я, шучу!
   - Да я не смутилась, - вздохнула я. - Я так… До свидания, Лев Евгеньевич, поеду плакаты рисовать.
   - Удачи вам, Ниночка, - кивнул Лев Евгеньевич. - Кстати, если встретите еще Игорька, передайте ему от меня лично, что он мерзавец и просто невоспитанный человек, раз позволяет себе так обращаться с девушками.
   - С удовольствием передам, - усмехнулась я. - Слово в слово!..
   Я медленно шла обратно по дороге и размышляла. Давлетьяров, несмотря на свой мерзкий нрав, был все-таки очень обязательным человеком и данные обещания выполнял. Заставил он меня написать диплом? Заставил, хотя это стоило ему, должно быть, новых седых волос. Он ведь ни слова за меня не написал, лишь последние косметические правки внес. А так только ругал последними словами, жестоко критиковал, доводил до злых слез и заставлял думать. Тут я невольно улыбнулась. В чем-то мы с ним здорово похожи: если Давлетьярова разозлить, он и правда горы свернет, а если разозлить меня, я начинаю куда лучше соображать.
   Так вот, к чему я веду… У этого его внезапного исчезновения должна была быть какая-то причина, а придумать я пока могла только одну такую. Скорее всего, Игорю Георгиевичу очень не понравилось происходящее вокруг нас с ним, все эти странности, да еще пугавшие меня бандиты. Наверно, он склонился к первой из версий по моей классификации: кто-то, может быть, даже Лариса Романовна, хочет прекратить наше общение. А я, из своего ослиного упрямства, ни ее не послушалась, ни подосланных парней не испугалась (на самом деле испугалась, конечно, но она-то об этом не знала!). И что будет предпринято дальше? Бог весть… Отговорить меня от визитов Давлетьяров бы не смог, знал ведь, что если я заведусь, все равно поступлю по-своему, а значит, решил самоустраниться. Я была уверена, что у себя на квартире он не появится, не стоит даже и искать там. Мало ли, куда он может податься, страна у нас большая, а денег у него достаточно на первое время: я случайно узнала, что из университета он не увольнялся, стало быть, за все время, проведенное в санатории, ему полагалось содержание, как за больничный. А министерство наше платит хорошо.
   Был еще другой вариант, мелодраматический: к Давлетьярову явился некто и намекнул, что если он не прервет контактов со мной, это сделают насильственно, неважно даже, к какой стороне будет применено насилие, к нему самому или ко мне. Правда, в таком случае, подозреваю, этот некто полез бы под стол собирать выбитые зубы сломанными руками, Давлетьярова пугать дело сложное и небезопасное. Я не помню, упоминала ли я когда-нибудь, но в одной из бесед со Львом Евгеньевичем я с удивлением услышала, что Игорь Георгиевич когда-то входил в сборную нашего университета по какому-то модному тогда единоборству с трудновыговариваемым названием, и с тех пор форму не растерял, несмотря на все жизненные катаклизмы.
   Третий вариант мне совсем не нравился, потому что заключался в следующем: долго пугать Давлетьярова не стали, а просто и доходчиво объяснили, почему ему следует уехать, возможно даже с этими самыми неизвестными. Это магу пули не страшны, а обычному человеку, сами понимаете… Но это уж было совсем что-то фантастическое, не думаю, чтобы Давлетьяров владел какой-то грандиозной тайной, иначе бы его убрали уже давно, времени и возможностей было навалом. Скорее, он просто знал что-то, что не должно было достигнуть посторонних ушей, может, какую-то неприятную подробность относительно боевой магии, из тех, что старательно замалчивали, чтобы не спугнуть таких, как я, молодых и ретивых. А Давлетьяров мог выложить это просто так, из чистой вредности.
   Так или иначе, но он исчез, не оставив следов. Если он сделал это добровольно, то тем самым явно давал понять: искать его не следует. Если же нет… Тогда я все равно ничего не могу поделать. Не в милицию же заявлять! Меня на смех поднимут: во-первых, я Давлетьярову никто, а во-вторых, он взрослый свободный человек и имеет право уехать хоть на край света, никого не ставя в известность.
   Таким образом, я волей-неволей постаралась отстраниться от этой проблемы, отдала свой диплом Пал Иванычу, нарисовала с отцовской помощью плакаты, выучила речь до последней запятой, и была, в общем, готова к защите задолго до своих однокурсников. Пал Иваныч, само собой, высказал несколько глубокомысленных замечаний, относящихся больше не к сути, а к форме, я клятвенно пообещала внести исправления, затянула это дело, ничего, конечно, не исправила (менять что-то в выправленном Давлетьяровым тексте казалось мне кощунством), а там Пал Иваныч и сам забыл, чего от меня хотел. На что я, собственно, и рассчитывала.
 
   Время пролетело незаметно. Я исправно ездила с родителями на дачу по выходным, чем несказанно их радовала, сдавала последние зачеты и экзамены, а там подошел и день защиты дипломов.
   Все мои однокурсники, ясное дело, нервничали, а я уже не чаяла отделаться от этого проклятущего диплома раз и навсегда. Что, конечно, не исключало нервной дрожи.
   Народу в зале собралось предостаточно, чуть не весь преподавательский состав, аспиранты, студенты - на защиты выпускников особого факультета всегда собирались толпы, а комиссию возглавлял сам ректор. Одного этого оказалось достаточно, чтобы вогнать Свету в истерику. Мне хотелось сказать ей, чтобы радовалась - в комиссии нет Давлетьярова, который как раз очень даже мог бы разнести любого выпускника в пух и прах, но я не стала. Я вообще старалась о нем не вспоминать. Исчез и исчез, значит, были на то причины. И замнем для ясности.
   Моя очередь была после Маргариты. Она, казалось, вовсе не волновалась, отбарабанила свою речь, вполне бодро ответила на вопросы комиссии, умудрилась даже удачно пошутить, когда не сумела дать ответ на чье-то замечание. Я не сомневалась, что на ее фоне буду выглядеть бледно. Мало того, что я вдруг начала трусить, как какая-нибудь первокурсница, так еще жутко неудобно чувствовала себя в новеньком костюме и в туфлях на высоченных каблуках. Так и казалось, что все пялятся на мои дрожащие коленки. Я бы куда лучше чувствовала себя в брюках, но тут уж уперлась моя матушка - на защиту изволь пойти одетой прилично, то есть в юбке. Вот и мучайся теперь в этом дурацком костюме…
   Думаю, когда я вышла на защиту, вид у меня был, словно перед расстрелом. Но странное дело, стоило мне увидеть знакомые, любовно отрисованные папой плакаты (а смотрелись они не хуже, а даже и лучше напечатанных на плоттере) и взять в руки указку, как дрожь в коленках утихла. С голосом, правда, мне удалось совладать не сразу, поначалу я дала петуха, но потом вроде дело наладилось. Во всяком случае, я хорошо знала, о чем говорила, и не боялась даже каверзных вопросов. Комиссия слушала меня заинтересованно, да и зал притих. В общем, мне удалось добраться до конца заготовленной речи без приключений, разве что указку я все-таки уронила, но такие неприятности со мной случаются постоянно. Будучи в ударе, я даже внимания на это не обратила, походя материализовав вторую точно такую же и только потом подумав, как такое фиглярство может выглядеть со стороны. Но вроде никто и не заметил…
   - Гхм… Благодарю вас, - произнес ректор, когда я окончила говорить. - Вопросы?
   Посыпались вопросы. Всех их я ожидала, более того, у меня и ответы были заготовлены - все-таки Игорь Георгиевич не зря меня дрессировал. Пал Иваныч только покрякивал, довольно улыбаясь. Очевидно, он считал, что это его чуткое руководство позволило мне достичь таких успехов.
   - Наина Юрьевна, - произнес вдруг один из приглашенных министерских гостей, я его не знала, когда вопросы вроде бы иссякли. - По поводу практической части вашего дипломного исследования… Вы рассматриваете крупный объект с весьма четко определенными параметрами. Скажите, пожалуйста, этот опыт в самом деле был произведен вами на практике?
   Очевидно, дядечка из министерства ожидал, что я сознаюсь, будто все выдумала для пущей убедительности.
   - Совершенно верно, - ответила я.
   - Хм… - протянул министерский гость. - И где же вы взяли опытный материал?
   Вот этот вопрос был по-настоящему каверзным. Ну в самом деле, где студентке вроде меня взять для отработки дематериализации настоящий автомобиль? Не правду же им говорить…
   - О! - сказала я, лихорадочно соображая. - Даже и сознаться неловко…
   - Ну же, - подбодрил Пал Иваныч. - Не смущайтесь, Наина, тут все свои люди.
   - Ну… в общем… на автомобильной свалке, - осенило вдруг меня.
   - Думаю, служащие были вам весьма признательны! - хохотнул министерский, а я покраснела.
   По счастью, вопросов больше не было, ректор одобрительно покивал мне и отпустил восвояси. После меня должны были защищаться Света и Леша Ковалев, а также трое ребят из других вузов. Вот этих трепали, как Тузик тряпку, интересно даже было послушать…
   Перед оглашением оценок объявили перерыв.
   Собрав свои плакаты и сдав их на кафедру, я вышла на крыльцо. Защита проходила в новом корпусе, носившем гордое звание "бизнес-центра". Всего три этажа, зато роскошные большие аудитории, оснащенные всем необходимым, хоть международные конференции тут проводи. Собственно, на то здание и рассчитывалось.
   На улице сияло солнце, и было, прямо сказать, жарковато. Я в который раз прокляла юбку, из-за которой вынуждена была в такое адское пекло нацепить колготки, а также высоченные каблуки, передвигаться на которых я могла только с черепашьей скоростью.
   - Тебя можно поздравить, - сказали сзади, и я от неожиданности подпрыгнула на месте.
   - Вы-ы?!
   Позади меня, прислонившись к парапету, стоял Давлетьяров собственной персоной и, по обыкновению, курил.
   - Вы… вернулись?! - не веря своим глазам, произнесла я.
   - Не понимаю твоего удивления, Чернова, - хмыкнул он в ответ. - Я вроде бы здесь работаю. Во всяком случае, об увольнении мне пока не сообщали. - Он протянул мне пачку сигарет. - По-моему, тебе опять надо успокоиться.
   Я хотела было отказаться, памятуя, какой горлодер курит Давлетьяров, но потом все-таки взяла сигарету.
   - Так вы были на защите? - спросила я зачем-то.
   - Был, Чернова. - Давлетьяров недобро усмехнулся. - Должен тебе сказать, выглядела ты отвратительно. Руки трясутся, колени подгибаются, взгляд - как у подопытного кролика. Мне лично хотелось тебя пристрелить, чтобы не мучилась так.
 
   - Спасибо, Игорь Георгиевич, вы так любезны… - пробормотала я. - Как обычно…
   - Хорошо еще, речь не забыла, - безжалостно продолжал он. - С указкой тоже неплохо получилось, но, я думаю, это случайность, верно, Чернова?
   - Угу… - буркнула я. - Я даже не сообразила, что делаю…
   - Одна из худших твоих привычек, Чернова, - констатировал Давлетьяров. - Сперва делать, потом думать. Правда, не могу отрицать, на этот раз она пришлась кстати. Изящный жест. С автомобильной свалкой ты тоже недурно выкрутилась.
   - Надо было заранее что-то придумать, - вздохнула я. - Я даже не предполагала, что могут такое спросить…
   - Иногда я не понимаю, зачем убил на тебя столько времени, Чернова, - как обычно, доброжелательно произнес Игорь Георгиевич, поправляя лацкан светлого летнего пиджака. - Думать ты, как мне порой кажется, так и не научилась.
   Я помолчала. Обижаться смысла не было, это я слышала от него раз сто, если не больше. А еще… еще я просто была рада его видеть, и по одной этой причине обидеться так и не смогла.
   - Что, правда так ужасно было? - задала я, наконец, вопрос.
   - С моей точки зрения - да, - последовал безжалостный ответ. - Комиссии, впрочем, понравилось. Они любят заикающихся с перепугу пай-девочек. - Игорь Георгиевич неожиданно усмехнулся. - Перестань дуться, Чернова, место в аспирантуре тебе обеспечено.
   Я вздохнула. Надо было, наверно, сказать, что если бы не Игорь Георгиевич, ничего бы у меня не получилось, и выделиться на общем фоне - тоже, защитилась бы, как все, и только. Впрочем, он и сам это знал прекрасно, а раз так - что воздух сотрясать?
   - А вы… - решилась я наконец спросить. - Вы… насовсем вернулись? Или как?
   - Чернова, своими изысканными формулировками ты всякий раз ввергаешь меня в изумление, я тебе это неоднократно говорил, - ответил Давлетьяров. - Но если тебе так больше нравится - то да, насовсем. К административной работе я еще пригоден. Это лучше, чем покрываться мхом.
   Он сердито свел брови, в глазах промелькнула знакомая мне уже искра. Ага, понятно. Административная работа - это значит, что Давлетьяров сможет отслеживать проекты вроде того, что дважды его покалечил. Хорошо, значит, у него снова есть цель! Ох, не завидую я студентам! Пусть даже Игорь Георгиевич не будет преподавать, он и так прекрасно сумеет вымотать нервы всем окружающим.
   Я поймала себя на том, что глупо улыбаюсь, и поспешила принять серьезный вид. Надо бы, кстати, спросить, почему Давлетьяров исчез так внезапно. Не факт, что ответит, но попытка не пытка…
   Тут только я сообразила, что сигарета у меня в руке почти потухла, и поспешила затянуться. Именно что поспешила - кашлять пришлось долго.
   - Какую же гадость вы курите… - выдавила я, откашлявшись, наконец.
   Наверняка Игорь Георгиевич сказал бы мне что-нибудь вроде "Просто ты не умеешь курить, Чернова", но тут хлопнула дверь, и мы оба обернулись на звук.
   Из бизнес-центра вышла Лариса Романовна, видимо, решив подышать свежим воздухом, увидела меня и Давлетьярова, мирно стоящих с сигаретами, и, по-моему, остолбенела. Я по-прежнему не могла взять в толк, отчего бы ей так стараться оградить меня от общения с Игорем Георгиевичем (или наоборот?), но факт оставался фактом.
   - Наина… - начала было она, но Игорь Георгиевич не дал ей договорить:
   - Чернова, по-моему, тебе пора. Результаты начнут объявлять с минуты на минуту.
 
   - А… да, спасибо… - спохватилась я и, обогнув Ларису Романовну, спаслась бегством, даже не пытаясь подслушать, о чем пойдет речь у этих двоих. С перепугу я даже на каблуках развила приличную скорость и умудрилась не грохнуться с лестницы.
   Впрочем, входя в зал, я увидела в конце коридора знакомую фигуру Давлетьярова, так что, надо думать, беседа не затянулась.
   Для оглашения оценок всех, защищавшихся сегодня, выстроили перед комиссией, как на параде. Лично мне было неуютно, не люблю я, когда на меня пялится столько народу.
   Чужих ребят, как я и ожидала, завалили с треском. Только одному поставили "хорошо", остальным едва натянули "удовлетворительно". Наша группа защитилась ровненько, Света и мальчишки на "хорошо", Маргарита на "отлично", а меня ректор приберег под конец.
   - Особо хотелось бы отметить выступление Черновой Наины, - провозгласил он. - Гхм… что я могу сказать… Это даже не "отлично", а "отлично" с двумя плюсами. Если бы можно было поставить шесть баллов, это следовало бы сделать. Блестящая работа. - Он обернулся ко мне. - Вы, кстати, об аспирантуре подумывали?
   - Д-да… - выдавила я, мучительно краснея и определенно ощущая на себе издевательский взгляд Давлетьярова.
   - Ваша работа выглядит заделом для будущей диссертации, я верно понял? - поинтересовался ректор.
   Я поняла, что краснеть дальше некуда, и просто кивнула.
   - Ну тогда осенью мы ждем вас на вступительных экзаменах, - благосклонно произнес он и объявил: - Всем спасибо, господа, все свободны!
   Я, чтобы успокоиться, произнесла про себя несколько непечатных слов, вышла в коридор и поплелась к выходу. Больше всего мне хотелось добраться до своей комнаты в общежитии, рухнуть на койку и не вставать до утра. Принимать участие в попойке я не собиралась. Не до такой степени я дружила с однокурсниками, чтобы напиваться с ними…
 

Глава 4
 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 
   Третью неделю я предавалась блаженному безделью, время от времени наведываясь в университет, чтобы узнать, не появился ли еще список вопросов для вступительных экзаменов в аспирантуру. Конечно, это было только предлогом, а настоящей целью было послушать свежие сплетни. Лаборанток у нас на кафедре много, языки у них без костей, а ко мне они уже привыкли и не стеснялись моего присутствия.
   В голове ощущалась странная легкость и пустота. Тащила на себе тяжелый груз, тащила, наконец, сбросила, а теперь кажется, будто чего-то не хватает. Но к этому-то привыкнуть как раз можно, а вот к той занозе, что давно не дает мне покоя - никак не привыкнешь.
   Разделаться с занозой можно было только одним способом: разобраться в происходящем. Мне, если честно, больше всего хотелось пойти прямиком к Ларисе Романовне и поинтересоваться, что это ей вздумалось делать этакие хитрые ходы, а главное, зачем! Но ведь не ответит, скажет, что я с ума сошла на почве переутомления и выдумываю невесть что.
   К Давлетьярову сейчас тоже лучше не подходить, да он, если что и знает, все равно не расскажет. Сочтет, что не моего ума это дело, и попробуй, переспорь. Кто, может, и возьмется, только не я.
   А если… Я села на кровати, на которой валялась уже полдня. Если я лезу слишком далеко в дебри? Кто там из мудрецов говорил что-то вроде "не надо умножать сущности без нужды"? Ей-богу, не помню, но мысль хорошая. Я все приплетаю какие-то чуть ли не тайные секты, свившие гнездо в ГМУ и охотящиеся за тайными знаниями, единственным носителем которых является Давлетьяров. Представительница секты, соответственно, Лариса Романовна, а я - единственная избранная, которой Давлетьяров может передать тайное знание. Я даже хихикнула. Тянет на приключенческий роман, однако, а ты, Чернова, еще на отсутствие воображения жаловалась!
   Так вот, не будем плодить лишних сущностей. Пока в события вовлечены только три человека, о которых известно наверняка: Давлетьяров, Лариса Романовна и я, причем все трое хоть как-то, а связаны между собой. Кто-то еще, может, имеется в наличии, а может, и нет. Для простоты попробуем танцевать от печки, то есть от версии, что никого постороннего нет и не было… А те ребята на машине? Ну, они в любую версию вписываются, и с посторонними, и без, так что о них пока забудем.
 
   Еще с полчаса я валялась на кровати, пялилась в потолок и напряженно думала. Идея о тайных знаниях вертелась в голове и мешала сосредоточиться. "Хватит, Чернова! - приказала я себе. - Вернись на землю!" Правильный вариант обычно самый простой, это я еще при решении задач на дематериализацию усвоила. А самый простой вариант, к которому вовсе не надо приплетать тайные знания и секты, - это человеческие взаимоотношения. И, кстати сказать, об отношениях Давлетьярова и Ларисы Романовны я ровным счетом ничего не знаю. А как знать… Еще через час у меня родилось подобие гипотезы. Очень хиленькое подобие, но единственное.
   Нужно было кое-что выяснить, тогда моя гипотеза или бесславно погибнет, или станет вполне жизнеспособной. Была у меня идейка, требующая проверки, и кто знает, может, именно в этом крылись корни странного поведения Ларисы Романовны? А даже если и нет, все равно было любопытно, а неудовлетворенное любопытство - вещь, как известно, страшная!
   Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что помочь мне может только один человек в университете, человек, который проработал тут уже много лет и благодаря изумительной памяти может перечислить всех студентов, которые здесь когда-либо учились. А именно - Эмма Германовна Штольц, библиотекарь.
   Конечно, идти к ней надлежало, подготовившись. Я и подготовилась: выяснила, когда у ее помощницы, Леночки Сливиной, выходной, в тот день и заявилась. Тем более, все равно надо было сдать кое-какие учебники, валявшиеся у меня уже больше года. В это время в библиотеке никого нет, летнюю сессию почти все уже сдали, вступительные экзамены только-только начались, а абитуриентам в библиотеке делать пока нечего.
   Про мою давнюю аферу с книгохранилищем Эмма Германовна, кстати, не знала. Старушке не сказали, из-за кого ее чуть не выперли на заслуженную пенсию, а Леночку едва не уволили. И очень хорошо, что не сказали, а то мне сейчас было бы куда сложнее разговорить библиотекаршу. (Леночку, кстати, не уволили за допущенную халатность только благодаря заступничеству завкафедрой политической магии, который с Леночкой сожительствовал и даже не делал из этого особой тайны. Этот человек был давно и прочно женат, и терять удобную пассию, которая всегда под рукой, к тому же неболтлива, добродушна и денег много не требует, не желал категорически. А что Леночка глупа, как пробка… ну так его не мозги же ее интересовали.)
   Эмма Германовна, как мне показалось, была рада меня видеть, и даже за задержанные книги не пожурила.
   - Ты, я слышала, решила поступать в аспирантуру? - спросила она.
   - Ага, - кивнула я. - Эмма Германовна, вы ж не были на нашем банкете в честь защиты, так неудобно, что вас не пригласили…
   - Да что ты… - начала было она, но я не дала ей и слова вставить, выложив на стол свой презент:
   - Вот… хоть чаю попьете!
   - Ой, Наиночка, - всплеснула руками Эмма Германовна. Видимо, я ей угодила - тортик был замечательный, у меня самой слюнки текли, а Эмма Германовна была признанной сладкоежкой. - Ну зачем ты…
   Я готова была воздействовать слегка на старушку, но ничего такого не потребовалось, Эмма Германовна сама предложила: