Каган Дженет. Песнь Ухуры

   Наступила ночь, и это заставило отряд остановиться. Капитан и Спок устроили костер в то время как Вилсон с помощью cиваоанок ставила палатку.
   Ухура сидела, положив голову Чехова к себе на колени. Она гладила его по лицу и тихо пела, чтобы хоть как-то унять его боль, так же, как и свою.
   Затем Яркое Пятно испекла на костре вырезку из спинореза, и они все устало поели.
   Чехова им разбудить не удалось. Эван Вилсон в который раз исследовала нарывы на его руках, затем тяжело рухнула на колени рядом с Кирком.
   «Истощение», – подумал он, видя ее напряженное лицо в свете костра.
   – Поспите, Эван. Мистер Спок и я постоим первую смену.
   Голосом, таким слабым, что его едва можно было слышать она сказала:
   – Я не могу ничего для него сделать, капитан. Это не должно было произойти! «Из песни слов не выкинешь», – Кирк различил цитату:
   – Но они сделали это, будь они прокляты. Несмотря на все их совершенные памяти, они изменили всего одну строчку… – Она закончила, глядя на Яркое Пятно.
   Хвост Яркого Пятна обвил запястье Эван.
   – Лейтенант Ухура изменила твою песню, – сказала она. – Ты разозлилась не на это?
   – Изменила мою песню, – безразлично сказала Вилсон. Она положила свою руку на кончик хвоста Яркого Пятна.
   – Ребенок на вершине дерева, – объяснила cиваоанка. Она кивнула на Ухуру.
   «Колыбельная для ребенка», – подумал Кирк… колыбельная, которую Ухура сейчас пела Чехову. Эван Вилсон немного нахмурилась.
   – Она поет ее не настолько по-другому, Яркое Пятно. Я бы вряд ли сравнила это с таким изменением, как, скажем, то, что Дальний Дым сделал с дизайном палатки Чехова.
   Несчастье сказала:
   – Яркое Пятно глухая. – По крайней мере, это прозвучало именно так, когда прошло через универсальный переводчик.
   Ухура объяснила:
   – Сиваоанское слово не так легко передать. Она имеет в виду, что у Яркого Пятна есть один дефект или то, что cиваоанцы считают дефектом… у нее нет абсолютного музыкального слуха.
   – Под другими понимается она, – начала Эван, кивая в сторону Несчастья. А Спок заметил:
   – Наличие определенного термина для отсутствия какого-нибудь качества говорит о редкости этого явления.
   – Да, – подтвердила Ухура. – У всех остальных абсолютный слух.
   – Абсолютный слух, абсолютная память, – сказала Эван, уставившись на Спока, затем внезапно дернула головой назад и посмотрела на Ухуру. Найета, – у тебя тоже абсолютный слух, не так ли?
   Все еще гладя лоб Чехова, Ухура кивнула.
   Эван Вилсон вдруг начало трясти, и затем дрожь успокоилась так же внезапно, как и началась. Обеспокоенный этим, Кирк окликнул ее:
   – Эван?… – но она заставила его замолчать, нетерпеливо махнув рукой. Кирк обменялся озабоченными взглядами со Споком.
   Неожиданно Вилсон резко подняла голову и уставилась на Спока.
   – Абсолютный слух, абсолютная память, – медленно начала она. – И ничего не меняется.
   – Это невозможно, доктор Вилсон. Жизнь сама по себе зависит от изменений.
   – Действительно, мистер Спок. – Она не сводила с него глаз. – Но что, если они просто не распознают изменений? – Она повернулась к Уху-ре. Найета, когда ты пела обучающую песню для Цепкого Когтя и Несчастья, ты пела ее в такой же манере, как выучила от предыдущего исполнителя, не так ли?
   Но Ухура не успела кивнуть, так как Несчастье сказала:
   – Ты бы не изменила ничего важного!
   – Изменила бы, если бы болезнь изменила характер протекания, моментально возразила Вилсон. Она встала и подошла, чтобы опуститься на колени перед Ухурой. – Я помню, что видела одно интервью с композитором, у которого был абсолютный слух. Он сказал, что ему понравилась новая аранжировка его старой песни, потому что в новом виде она звучала для него абсолютно по-новому, как другая песня. Это так?
   Ухура нахмурилась и посмотрела на доктора.
   – В определенной степени, – призналась она, – Но, Эван, это все еще та же самая песня… – Вдруг ее рука метнулась и схватила запястье Эван. Возможно, – сказала она. – Это возможно.
   – Тогда сделай так, чтобы Несчастье могла узнать песню, – сказала доктор.
   Ухура повернулась к cиваоанке и сказала;
   – Несчастье, слушай очень внимательно. В моем мире существует много способов петь одну и ту же песню. Все это вариации основной мелодии. Я спою тебе столько вариаций песни о «Долгой Смерти», сколько смогу. Я хочу знать, слышала ли ты какую-нибудь из версий этой песни раньше.
   – Абсолютный слух, абсолютная память, – снова сказала Вилсон.
   – Даже слова могут быть другими, только мелодия, Найета.
   Ухура начала дрожащим голосом, но скоро запела почти с обычной своей силой те же самые четыре строчки, каждый раз в разном ключе, то быстро, то медленно. Кирк наблюдал, и ему казалось, что он видит древний ритуал шаманов: три врачевателя собрались вместе, чтобы спасти жизнь Чехова.
   Уши Несчастья выгнулись вперед и замерли в таком отличном от их обычного положения состоянии в продолжении всего пения, словно она пыталась уловить звуки, идущие со всех сторон. Ее большие медные глаза смотрели не моргая. Когда Ухура закончила, Несчастье какой-то момент сидела молча, затем сказала:
   – Да, я понимаю. Для вас, – она спела несколько начальных нот песни Ухуры и спела те же ноты в более высоком ключе, – это то же самое.
   Вилсон не сводила своего взгляда с Несчастья, но ничего не сказала.
   Беря с нее пример, остальные тоже молчали. Наконец, Несчастье произнесла:
   – Я не знаю. Это кажется таким глупым… – Она осеклась, затем начала снова. – Я не знаю, имеет ли это какой-нибудь смысл… это так не похоже.
   Слова совершенно другие, но это та же мелодия, вернее, то, что вы могли бы назвать той же самой мелодией.
   – Спой ее, – сказала Вилсон.
   Казалось, что сиваоанка чувствовала себя неловко, но она спела. Даже Джеймс Кирк, незнакомый с сиваоанской музыкой, мог слышать, что это была вариация песни Ухуры. Эта версия была яркой, почти радостной, быстрой.
   Если Джеймс Кирк и ожидал чуда, то был страшно разочарован и понял неловкость Несчастья: в песне говорилось о детской болезни, не опасной и уж точно не имеющей ничего общего с синдромом АДФ. Симптомы, описанные там, были совершенно непохожи на случай с Чеховым никакой потери волосяного покрова, никаких нарывов, состояния комы… симптомы, о которых говорилось в песне, были настолько безвредны, что единственное что предписывала песня, так это дать ребенку возможность резвиться и спать, если он устанет.
   На лице Вилсон было написано полное разочарование, и Несчастье отвернулась, изгибая хвост от огорчения за неудачу.
   – Я не могу вспомнить никакую другую песню, похожую на песню Ухуры, сказала она.
   – Для этого нет специального лечения, – печально сказала Вилсон.
   Несчастье повернулась, удивленная до предела – Для этого? – переспросила она. – Есть лечение… это может быть очень опасным, если заболеет взрослый. Но в большинстве случаев болеют дети, и если они переболеют, то больше никогда не получают эту болезнь снова.
   – «Как коры», – подумал Кирк.
   – Это не помогло, не так ли? – продолжила Несчастье. – Я видела взрослого, который болел этим. Но его состояние совсем не похоже на АДФ.
   – Мелодии те же самые, – сказала Вилсон. – Мистер Спок?
   – Как вы сами до этого заметили, доктор Вилсон, симптомы одной и той же болезни могут быть до крайности разными… даже до неузнаваемости… в зависимости от многих условий, например, вида, среды обитания, планеты…
   – Да, – Вилсон повернулась и сказала. – Несчастье, болел ли кто-нибудь в лагере Жесткого Хвоста болезнью, которую описывает твоя песня?
   – У Ногохвата был «Шумный Ребенок», – сказала Несчастье, не задумываясь, – и возможно, все остальные дети Цепкого Когтя были заражены.
   Эван, это значит что-нибудь?
   Эван Вилсон глубоко вздохнула. Игнорируя вопрос Несчастья, она сказала:
   – Несчастье, может ли Цепкий Коготь вылечить взрослого, страдающего «Шумным Ребенком»?
   – Конечно, – ответила Несчастье, – я тоже могу.
   Звук, похожий на всхлип, вырвался из горла Вилсон, но когда она заговорила, слова звучали спокойно и ровно.
   – Что тебе необходимо, чтобы вылечить? Несчастье уставилась на нее расширенными глазами, затем повертела головой и указала на заросли рядом.
   – Вот это растение, вон там, – сказала она.
   – Ну так давай, лечи, – сказала Вилсон таким же спокойным голосом.
   Шерсть Несчастья встала дыбом.
   – Ты имеешь в виду, что я должна лечить мистера Чехова от «Шумного Ребенка»? Эван, это сумасшествие! Даже если… Я не могу! Мне нужно ввести лекарство в его артерию, а у меня нет приспособлений, чтобы очистить раствор до безопасной консистенции, и у меня нет шприца. И разве у него «Шумный Ребенок»?!
   – Делай свое дело, – сказала резко Вилсон – Не волнуйся об остальном.
   Спок, Яркое Пятно, мне необходим полый тростник или что-нибудь подобное, около шести дюймов длины и узкое.
   Спок и Яркое Пятно ринулись исполнять ее команду, и Вилсон снова хмуро посмотрела на Несчастье, та метнулась к зарослям и начала обрывать листья с растения, на которое указала недавно.
   Поняв, что Вилсон предлагает сделать, Кирк вскочил на ноги.
   Шокированный, он гневно направился к ней.
   – Нет, Эван!
   – Заткнитесь, капитан, – сказала она. – Мы говорим сейчас о жизни моего пациента.
   – Именно это я и имею в виду, доктор Вилсон. Вы можете убить его.
   Кирк посмотрел на нее сверху вниз, но увидел Чехова… его нарывы стали значительно хуже. Когда капитан отвел глаза от этого зрелища и взглянул на доктора, он увидел всю правду в ее глазах. Во время всей их дискуссии пальцы Эван Вилсон сжимали запястье Чехова, и она следила за пульсом. «Вторая стадия комы. Он сейчас умирает. Он не сможет продержаться до Среталлеса, – подумал Кирк, ему не нужны были слова Эван, чтобы понять это. – Это может быть абсолютно другая болезнь, тогда лечение убьет его, или болезнь Чехова слишком далеко зашла, чтобы ее вылечить… Но Несчастье – его единственная надежда».
   Поэтому он сказал таким спокойным голосом, каким только смог:
   – Да, Несчастье, пожалуйста, делай, как говорит Эван. И, пожалуйста, поспеши. – Он с благодарностью увидел, что Несчастье не заставила себя ждать.

Глава 16

   Пока Стремительный Свет шел вверх по расщелине, ориентируясь по запаху, Скотти остановился, чтобы осмотреть тело спинореза. Чем дольше он рассматривал животное, тем меньше ему это нравилось. Убить такого, будучи вооруженными не более чем копьем с каменным наконечником – Они разрезали одного здесь, наверху, Скотти. По крайней мере, у них есть пища, – Скотти поднялся и полез наверх, чтобы присоединиться к сиваоанцу, и нашел его обнюхивающим нишу в каменной стене.
   – Ты уверен, что они все еще живы, Стремительный Свет?
   – Да, свежий запах всех четверых… но, я думаю, мистер Чехов болен.
   Скотти переспросил.
   – Болен? Ты имеешь в виду болен, но не ранен?
   – Трудно сказать. Как я уже говорил, я не очень хорошо знаю вариации запахов твоих людей. Но я не чувствую запаха крови.
   Скотти с подозрением посмотрел на его спину.
   – Откуда ты знаешь этот запах?
   – У вашей Эван Вилсон шла кровь, когда Вызывающий Бурю порезал ее когтем, – cиваоанец возвратился к Скотти и дважды поднял свой хвост так, что кончик указывал вверх. – Туда.
   Скотти последовал за ним.
   – А кто такой этот Вызывающий Бурю? И зачем ему нужно было порезать нашу девочку? – Стремительный Свет завил свой хвост. Скотти, довольно быстро освоивший значения жестов, поинтересовался:
   – Что тут смешного?
   – Вызывающий Бурю – это молодой искатель неприятностей, который допустил ошибку, предположив, что тот, у кого нет когтей и зубов, может стать легкой добычей. Так что он испытал Эван Вилсон и получил трепку, о которой стоит спеть.
   – Да, теперь понимаю. У нее был посох?
   – Посох? Нет… она укусила его за ухо, хвост свернулся еще туже.
   – Наша крошка полна сюрпризов, – хмыкнул Скотти. Он надеялся, что его слова окажутся правдой и в отношении способностей Вилсон переносить трудности Похода.

* * *

   – Поспите, Ухура, – мягко сказал Джеймс Кирк. – Эван и я постоим первую смену, – он кивнул на Чехова, давая понять, что за ним будут присматривать. – Завтра у нас большой трудный переход. Яркое Пятно, Несчастье,…
   Но Несчастье возразила:
   – Он мой пациент.
   Кирк бросил взгляд на Эван Вилсон, и та кивнула, соглашаясь:
   – Пусть останется, капитан. Она права, – не снимая руки с запястья лейтенанта, Эван подняла голову Чехова с колен Ухуры и мягко переложила на свои собственные.
   Ухура поднялась и расправила затекшие мускулы, затем попросила;
   – Ты разбудишь меня, Эван?
   – Разбужу, если будут какие-либо перемены.
   – Вы тоже, мистер Спок, – сказал Кирк. – Это приказ.
   Впервые Спок не стал спорить.
   Кирк подбросил еще дров в огонь. Теперь, когда все остальные отошли ко сну, ему ничего больше не оставалось, как следить за костром и прислушиваться к звукам – вдруг появится cпинорез. Из того, что рассказал Спок, следовало, что нос Несчастья является лучшим индикатором, чем любые из его органов чувств, но не хотелось полагаться только на это, и все равно следовало заняться чем-то полезным.
   – Эван, – наконец сказал он мягко, так, чтобы не побеспокоить кого-нибудь из спящих. – Тебе тоже необходимо поспать. Может быть вы с Несчастьем будете по очереди следить за пульсом?
   Вилсон покачала головой.
   – Не можем, капитан, только мы обе, – сказала она.
   Кирк понимал. Он продолжал медленно расхаживать по лагерю, обходя его по периметру. Это по крайней мере было лучше, чем каждые пять минут спрашивать о состоянии Чехова, тем более он знал, что все равно не поможет. Минуты тянулись как часы. Наконец Эван Вилсон махнула ему рукой.
   – Пульс улучшается, – спокойно сказала она. Кирк кивнул в сторону палатки, где спали остальные.
   – Разбудить?
   – Пока не нужно. Я хочу дождаться существенного улучшения, – и как только она сказала это, Чехов шевельнулся.
   Несчастье вся затряслась, с надеждой навострив усы и уши. Поговорите с ним, капитан, – сказала Вилсон.
   – Мистер Чехов… лейтенант… вы меня слышите? Это капитан Кирк, Джеймс схватил запястье Чехова с прижатыми к нему пальцами Вилсон и неистово сжал. – Павел?
   Глаза Чехова раскрылись.
   – Капитан? Где… я, сэр?
   Кирк облегченно вздохнул.
   – В самом завидном положении, мистер Чехов, – ответил он. – Вы лежите головой на коленях доктора Вилсон.
   Эван возбужденно засмеялась.
   – Не давайте ему дернуть себя за хвост, Павел, – сказала она, и когда мичман попытался приподняться на локте, добавила – Не двигайтесь, вам нужен отдых. Как вы думаете, вы смогли бы поесть?
   – Боже мой, – по-русски воскликнул он, на его изможденном лице было написано настоящее удивление. – Я могу съесть лошадь!
   Несчастье побежала за куском мяса спинореза, который они отложили для него, а Кирк сказал:
   – Лошади нет, мистер Чехов, но надеюсь, что вы найдете спинореза таким же вкусным.
   – Я не против, капитан, – ответил Павел, и в подтверждение своих слов принялся жадно есть мясо. Однако, через несколько минут усталость взяла свое.
   – Сохраните остальное, капитан. Вы еще поедите позже, Павел, сказала Вилсон. – Теперь я хочу, чтобы вы поспали.
   Чехов с усилием кивнул.
   – Доктор Вилсон? Это… у меня синдром АДФ, доктор Вилсон?
   – Нет, мистер Чехов, – ответила Вилсон. – Все, что у вас есть, так это тяжелая форма «Шумного Ребенка», которую вы подцепили от Ногохвата.
   Беспокоиться не о чем, – она улыбнулась больному.
   Чехов успокоенно улыбнулся ей в ответ, и все еще улыбаясь, закрыл глаза и моментально заснул.
   – Несчастье, – спокойно сказала Вилсон, – разбуди Ухуру и остальных, чтобы рассказать им… – Ей не нужно было заканчивать предложение, Несчастье метнулась прочь, возбужденно щелкнув своим длинным серым хвостом.
   Джеймс Кирк посмотрел вниз и увидел, что все еще прижимает пальцы Вилсон к запястью Чехова. Он разжал ладонь и отвел руку. Когда он снова посмотрел ей в глаза, то увидел, что они полны слез.
   – Это лекарство, Эван? – спросил он, и его собственный голос звучал хрипло – Спросите меня снова завтра, капитан, или на следующей неделе, своей свободной рукой она схватила край пледа, чтобы вытереть слезы на щеках. Ее другая рука бережно обняла Чехова. Она закончила:
   – Но он вернулся из второй стадии комы… и все еще жив.
   Затем Вилсон недовольно что-то пробормотала. Как она сама говорила днем раньше, сиваоанская материя не впитывает воду, слезы в том числе.
   Действуя чисто импульсивно, Джеймс Кирк потянулся вперед, взял одной рукой ее подбородок и ладонью другой вытер слезы с ее щек. «Похоже на вольность», – подумал он, когда было уже поздно, но на ее лице появилась тень улыбки.
   – Спасибо, Джеймс, – сказала она.
   – Спасибо и тебе, Эван.
   Эван Вилсон проснулась от легкого прикосновения Несчастья к ее плечу.
   Она потянулась, приветственно помахала Яркому Пятну, и склонилась, чтобы осмотреть Чехова.
   – Пульс в порядке, – сообщила она. – И нарывы высохли! Несчастье, они заживают! Ему нужна еще порция твоего лекарства?
   – Если это действительно «Шумный Ребенок», тогда нет… одной дозы достаточно Но мы не знаем точно, Эван, и к тому же люди реагируют по-другому…
   – Мы пойдем стандартным курсом лечения, – сказала Вилсон и поймала ее хвост, когда тот изогнулся в ее сторону. – Несчастье, это сработало!
   Почему ты злишься?
   – Это от мысли, что так много людей и йауанцев могли умереть от детской болезни! Как это возможно?
   – Болезни и виды адаптируются друг к другу. Когда болезнь поражает группу людей, которые не знали ее до этого много веков, последствия очень тяжелы. На Земле, где вырос Чехов, было два больших континента, и на обоих жили люди. Тысячи лет они не контактировали друг с другом. Когда они, наконец, встретились, то, что одна часть населения считала детской болезнью, стало смертельным для другой, – Эван положила ладонь на лоб Чехова. – В действительности, – продолжила она, – ты почти обязательно столкнешься с той же проблемой, когда твой народ снова воссоединится с йауанцами. Возвращение болезни в старой, незнакомой форме – это то, к чему ты и любой другой доктор должны быть готовы.
   – Так и будет, – заверила ее Несчастье. Я скажу Цепкому Когтю, – ее уши неожиданно дернулись назад. – Ты считаешь меня доктором?
   Яркое Пятно тоже дернула назад ушами, глядя на Эван. Их совместное удивление поразило Вилсон.
   – Ты… – она начала и развела руками над Чеховым, чтобы закончить мысль.
   – Эван, я была с Цепким Когтем годами. Я знаю всю ее технику. Но я не могу быть доктором, пока не стану взрослой.
   – Чепуха, – ответила Вилсон. – Ты знаешь, что тебе нужно делать, и ты делаешь это. Ты в большей степени взрослая, чем Жесткий Хвост. Прошу прощения, Яркое Пятно. Поправь меня, если я не права… но Жесткий Хвост объявила нас детьми только затем, чтобы ей не пришлось думать о йауанцах, не так ли?
   Яркое Пятно чихнула, кивнула, чихнула снова и жалко посмотрела на нее, то ли из-за простуды, то ли из-за замечаний Эван по поводу ее матери.
   Этого Вилсон не могла сказать.
   – Так кто же тогда более взрослый: тот, кто прилагает массу усилий, чтобы обойти проблему, или тот, кто работает как одержимый, чтобы решить ее?
   Обе сиваоанки посмотрели друг на друга. Молчание длилось долго, затем Несчастье сказала:
   – Я думаю, ты права, Эван. – Яркое Пятно согласно кивнула. – Я считаю также, что должна извиниться перед мистером Споком.
   Несчастье снова посмотрела на Яркое Пятно, замялась, затем сказала:
   – Яркое Пятно, в вулканском языке нет слова для обозначения акта самоубийства.
   Уши Яркого Пятна дернулись назад, она посмотрела на Вилсон, которая кивнула, подтверждая этот факт, но все еще не понимая, куда клонит Несчастье.
   Беспокойно наблюдая за Ярким Пятном, Несчастье продолжила:
   – Он сказал, что не собирается менять мою жизнь на жизнь мистера Чехова. Он заставил меня поклясться на древнем языке, что я не пойду другой тропой к зрелости, даже если этот третий Поход обернется провалом.
   Яркое Пятно, для меня это была единственная возможность доставить мистера Чехова прямо к Цепкому Когтю.
   Шерсть встала дыбом на загривке Яркого Пятна, и Эван почувствовала, что волосы у нее на затылке тоже зашевелились. И хотя реакция могла быть одной и той же, причины были совершенно различными. Спок решил проблему Вилсон прежде, чем та узнала об этом, но только Яркое Пятно могла решить проблему Несчастья. Доктор ждала и наблюдала, надеясь найти возможность помочь.
   Яркое Пятно нарушила неловкое молчание сильным приступом чихания.
   Когда она закончила, Несчастье спросила:
   – Тебе дать что-нибудь от этого, Яркое Пятно, или перетерпишь?
   «Она уже решила для себя, что она доктор», – подумала Эван, и ее уважение к сиваоанке удвоилось. Яркое Пятно обвинительным тоном сказала:
   – Ты говоришь прямо как Цепкий Коготь.
   – Я принимаю это за комплимент, и я расскажу ей о твоих словах, возразила Несчастье. – Ты уже решила?
   – Да, – сказала Яркое Пятно. – Я решила. Я рада, что мистер Спок заставил тебя поклясться. Ты мой друг, Несчастье, и я не хочу терять тебя.
   Если у тебя не получится сейчас, то у меня тоже, и я пойду с тобой в Поход столько раз, сколько будет нужно. – Она обвила хвостом талию Несчастья. Или буду твоим другом, даже если ты решишь прекратить Поход. Эван может быть взрослой, не пройдя Поход, так почему ты не можешь? – Она подняла вверх подбородок в знак неповиновения всем обычаям.
   Несчастье тесно обвила Яркое Пятно своим хвостом.
   – Спасибо, – сказала она. – Спасибо вам обеим.
   Эван едва смогла сдержать проявление чувства гордости за них обеих, но самое лучшее было как раз в том, что это не нуждалось в ее одобрении. И она удовлетворилась просто радостной улыбкой.
   Затем что-то нелепое шевельнулось в ее памяти. Она нахмурилась, стараясь определить причину беспокойства. И вдруг Вилсон поняла, что эта причина кроется не в ее памяти, а в памяти Спока. Две сиваоанки обменялись обеспокоенными взглядами. Эван покачала головой.
   – Речь не о вас двоих. Несчастье, поблагодари также мистера Спока. Он знал, какую жертву от тебя требует. Это было для него совсем непросто.
   – Он не… – Несчастье резко осеклась. – Он не может показать, что он чувствует, так сказала Ухура. Когда мы вас всех потеряли, она сказала, что ему больно, даже если он ничем себя не выдал Эван кивнула.
   – И я уверена, что ему больно и за тебя, Несчастье. Из всех нас он лучше всего понимает, что значит остаться одному, какого рода одиночество он от тебя требовал.
   – Что ты имеешь в виду?
   Эван вытянула пальцы, неосознанно имитируя Спока, и объяснила:
   – Лучше всего относиться к Споку, как к вулканцу, потому что он сам хочет, чтобы к нему именно так относились… и именно так о себе думает.
   Он был воспитан на Вулкане по традициям и согласно культуре этой планеты.
   Но вся правда заключается в том, что мистер Спок наполовину вулканец, наполовину человек, его человеческая половина чужда вулканцам, с которыми он вырос, его вулканская часть чужда людям, с которыми он живет и работает рядом. Нет больше таких, как мистер Спок, и я догадываюсь, что капитан, Ухура и Чехов – это единственные настоящие друзья, которые у него есть.
   Яркое Пятно добавила:
   – И мы, Эван.
   Вилсон покачала головой, затем смягчила жест словами.
   – Возможно, Яркое Пятно, но, чтобы, стать друзьями нужно много времени. Награда, как, я, подозреваю, не имеет границ, но… время. Это та вещь, которой нет у многих из нас. – В этот момент она думала о себе и покачала головой. – Ну что ж, – сказала она. – Несчастье, тебе сейчас лучше поспать.
   – Сначала что-нибудь дам Яркому Пятну, если этого не сделать, ее чихание не даст мне заснуть всю ночь.
   Яркое Пятно попросила:
   – Не дергай меня за хвост, Несчастье, – и одновременно свернула свой хвост петлей, приглашая Несчастье поближе. Несчастье завила свой собственный хвост петлей, лизнула разок щеку Яркого Пятна, затем ушла за травами. Вскоре она уже готовила еще одно из своих лекарств Эван все еще думала о Споке, когда Несчастье сказала:
   – А, должно быть, трудно лечить мистера Спока, когда он болен?
   – Ты права. Комбинация человека и вулканца делает его непредсказуемым. Ты должна послушать доктора Маккоя по этому поводу, тебе покажется, что физиология Спока была создана специально, чтобы мучить его.
   – А ты знаешь, почему его дыхание изменилось?
   – Спока? Он может контролировать функции своего тела, что совершенно невозможно для человека. Он замедлил ритм своего дыхания, чтобы предотвратить попадание влаги, выделяемой водопадами, в его легкие.
   – Не замедлил, – возразила Несчастье. Она оторвалась от своего занятия и посмотрела на Вилсон, уши дернулись назад – Ты не слышишь разницу?
   – Скажи мне, – попросила Эван, стараясь говорить настолько спокойно, насколько возможно.
   – Оно не такое, каким было в лагере. А ведь там оно у него было нормальным. – Она подождала, пока Эван кивнула, затем продолжила:
   – Теперь его дыхание звучит так, словно ему тяжело дышать. Коротко. Быстро.