другое направление. Вместо того чтобы скрывать от себя правду, он начал
осваивать ее. Он начал смотреть в глубь самого себя, начал думать о главном:
моя жизнь близится к концу, и что я сделал? И что теперь или потом со мною
будет? И что еще нужно сделать? И Ефрему стало легче. А ведь Ефрему было
труднее, чем будет нам, когда придет и наше время. Он не знал, что душа
бессмертна, или, во всяком случае, мог сомневаться в этом.
В отрывке, который мы привели, описаны два отношения к смерти. И Ефрем
и те, что "уже кислородную подушку сосут", видят в смерти врага, который
хочет лишить их жизни. Бороться с ним они не могут и стараются не видеть,
закрыть глаза, спрятаться. А старику крестьянину ясно, что смерть -- явление
столь же естественное, как и жизнь, и так он ее и принимает -- спокойно.
Конечно, даже поняв это, бояться смерти мы не перестанем. Но все же если
почувствовать и умом и сердцем, что смерть не враг наш, а часть жизненного
процесса, то искать ответ станет легче.
Полностью избавиться от страха смерти мы никогда не сможем, потому что
этот страх нужен. Жизнь дана человеку потому, что он должен что-то сделать,
выполнить на земле, и страх смерти заставляет его беречь свою жизнь. Люди,
прожившие свой срок в трудах и с пользой для других, часто чувствовали, что
они свое дело на земле уже сделали, и, когда приходило их время, страха
смерти у них не было.
Жизнь -- драгоценный дар, и чтобы его сохранить, нам вместе с жизнью
дан и страх смерти. Это естественно. Но плохо, когда этот страх больше и
сильнее, чем он того заслуживает.
Большинство современных людей -- мужчин и женщин -- до тех пор, пока
они здоровы и благополучны, о смерти не думают. Нет желания подумать и нет
времени, все мысли заняты каждодневными заботами.
Кроме того, вся наша общественная жизнь построена так, чтобы смерти не
видеть. Тяжело заболел кто-либо из близких. Раньше лечили дома. Приходил
доктор, ухаживали мать, жена или муж. Теперь чуть что посерьезнее -- в
больницу. Когда он или она умирает, при нем обычно, да и то не всегда,
медсестра или санитарка, редко врач, но не муж, жена, дети, которые смерти
не знают и боятся. Когда умер, тело умершего в доме не лежит, родные его не
видят, с ним не остаются и не прощаются. Затем -- короткая церковная служба,
а часто и вовсе без нее, несколько хвалебных слов, если нужен особый почет
-- траурный марш и быстрые похороны или кремация. И на кладбище потом ходят
все реже, да и кладбища делаются все более неуютными и голыми.
Наша современная цивилизация направлена на отрицание смерти. Для многих
сейчас смысл жизни в погоне за наслаждениями -- в той или иной форме
получить удовольствие или хотя бы развлечение. А это со смертью совсем не
вяжется. В результате мы не видим смерти и привыкаем не думать о ней, и не
только о своей смерти но и о смерти вообще не думаем.
Хорошо это или плохо, не будем сейчас решать. Не думая, жить, конечно,
легче. Но зато когда смерть вдруг оказывается близкой и неизбежной --
заболел человек неизлечимым раком, -- то встречать ее особенно трудно. К
симптомам болезни -- болям и другим -- прибавляется очень тяжелое
психическое состояние -- страх смерти, страх неизвестности. Угроза оказалась
неожиданной. Человек не подготовлен, он ничего не знает, и начинается самый
трудный период человеческой жизни.
Что же делать? Можно ли хоть чем-нибудь помочь? Как облегчить эту
предсмертную тягость, глубокую тоску безнадежно больного человека?
Есть, конечно, разные успокоительные лекарства, но их действие
временное, они ничего не меняют, а дают только забвение, после которого на
душе еще тяжелее. Иногда нужны и лекарства -- об этом несколько позже, -- но
нельзя ли просто по-человечески? Раньше всегда старались помочь священники.
Чем могли помогали врачи и сестры.
Несколько лет назад нашлись врачи, которые серьезно занялись этим
вопросом. Одним из пионеров была доктор Елизавета Кюблер-Росс. Она родилась
в Вене, но сейчас работает в Чикаго, в Америке. У нее много последователей и
сотрудников. Она создала свою школу в той области науки, которая изучает
смерть.
Прежде всего нужно было узнать и изучить, что, собственно, так сильно
тревожит больного, чего он боится, чего ему не хватает, чего он хотел бы,
ведь у каждого человека свои заботы. Узнать это можно только из разговоров с
безнадежно больными. Но как к этому подойти? Захотят ли они вообще
разговаривать? Если просто сесть рядом и начать расспрашивать, то он или
она, скорее всего, повернутся лицом к стене или скажут несколько не очень
приветливых слов -- отстань, дескать.
Доктор Кюблер-Росс нашла очень простой и честный метод. Она говорила
больному, что ведется научная работа на тему о смерти, чтобы помочь
тяжелобольным, и что для этого нужна помощь самих больных, нужно, чтобы они
рассказали о том, что они чувствуют, думают, чего хотели бы. Она просит
помочь в этой работе. Конечно, избирались только больные, уже знавшие о
характере своей болезни.
Почти всегда, увидев, что здесь не простое любопытство, а что-то
серьезное, больные начинали разговаривать и скоро раскрывались. Они были
рады, что в своем плачевном состоянии они все-таки могут быть полезными
другим. И оказывалось, что у больных всегда было много на душе такого, о чем
хотелось говорить, рассказывать, спросить.
До этого приходившие родственники и знакомые не могли помочь им. Они
боялись говорить о смерти, говорили о чем угодно, боясь навести мысли
больного на то, что, по их мнению, он старается забыть. Они сами не знали
смерти, прятались от нее и замалчивали, считая, что так лучше и им и самому
больному. А больному хотелось поговорить о главном, спросить, и он тоже не
мог и облегчения не получал. Выразить искреннюю симпатию, горе, даже
поплакать родственники не могли, боясь обеспокоить больного. И у родных горе
не получало выхода, и больному легче не становилось.
Вот и начало понимания -- ответ на первый вопрос. Умирающий находится в
состоянии эмоционального одиночества, и ему трудно. Он покинут. Вокруг него
создался заговор молчания. Даже самые близкие люди говорят с ним о всяких
мелочах, а не о том, что его тревожит. Больному нужны откровенные прямые
разговоры и ему очень нужно искреннее сочувствие. Не шаблонные слова вроде
"ничего, обойдется" или "не унывай", а настоящее.
С таким больным нужно не прятаться, а, если есть искреннее сочувствие и
любовь, можно и нужно говорить о главном не боясь. Конечно же, и подбодрить
и укрепить надежду, а не хоронить раньше срока. Все это не легко, но
возможно. Ну а если не приходят слова, то лучше всего молча посидеть рядом.
Хорошее молчание тоже рождает сочувствие и близость, и скоро придут и нужные
слова.
Доктор Кюблер-Росс и ее сотрудники пишут, что психическое состояние
человека, заболевшего смертельным недугом, не остается постоянным, а
проходит через несколько стадий. Многим больным, большинству, в конечном
счете удается прийти к более или менее спокойному принятию неизбежного.
Верующему христианину это, конечно, легче, но и многие из тех, кто не верил
в Бога и бессмертие души, смогли прийти примиренными к концу своей земной
жизни.
Об этих стадиях, или этапах, через которые проходит умирающий, нужно
поговорить немного подробнее. Доктор Кюблер-Росс и ее сотрудники различают
пять стадий. (Они пишут главным образом о современном неверующем человеке.)
Первая стадия -- отрицание, неприятие трудного факта. "Нет, не я". "Это
не рак". Эта стадия нужна, она смягчает шок. Без нее страх и горе были бы
слишком большими. На больного вдруг навалилось что-то угрожающее и страшное.
Поймите это и вы и разделите это с ним. Дайте надежду.
Когда стихает первый шок, появляется гнев, возмущение. "Почему я?"
"Почему другие и, может быть, люди старше меня будут жить, а я должен
умереть?" Это вторая стадия -- протест. Негодование больного может быть
направлено против Бога -- Бог несправедлив. Такое отношение к Богу может вас
возмутить и оттолкнуть от больного. Это было бы неверно. Часто это --
неизбежная стадия; она трудна, но она пройдет.
Скоро вспышка протеста стихает и приходит третья стадия -- просьба об
отсрочке. Он уже понял, но -- "не сейчас, еще немного". Он уже просит Бога,
говорит с Ним, хотя, может быть, никогда раньше к Богу не обращался. Он
обещает стать лучше, жить лучше, если ему дадут некоторое время. Приходят
начатки веры, ему хочется верить, и теперь любящий близкий человек, особенно
верующий, может хорошо помочь.
Четвертая стадия -- депрессия. Больной слабеет и видит это. "Да, это я
умираю". Протеста больше нет, а есть жалость и горе. Ему жаль оставлять
близких и все, что он любил при жизни. Он сожалеет и о своих плохих
поступках, об огорчениях, причиненных другим; он старается исправить
причиненное им зло. Но он уже готовится принять смерть. Он стал спокоен. Он
хочет иногда остаться один, не любит посетителей с пустыми разговорами. Он
не хочет отвлекаться ни на что постороннее, он кончил с земными заботами и
ушел в себя.
Последняя стадия -- принятие. "Теперь уже скоро и пусть будет". Это --
спокойствие, принятие. Это не состояние счастья, но несчастья здесь тоже
нет. По сути, это его победа.
В этих последних стадиях особенно нужна помощь близких. Он может быть и
один, но ему легче, когда близкий человек с ним, рядом. Пусть и без слов.
Даже когда спит, он чувствует, что кто-то рядом. А иногда хочет остаться
один, подумать, приблизиться к Богу, помолиться.
Конечно, описанные стадии -- это только схема. Далеко не всегда они
идут по порядку, одна за другой. Иногда их и вовсе нет, как, например, при
смерти в момент автомобильной катастрофы.
Люди глубоко верующие обычно не нуждаются в эти предварительных
стадиях. Они знают, что после смерти тела они будут жить дальше и, вероятно,
лучше, и самого начала болезни не боятся смерти; они встречают ее мирно, а
иногда я с радостным ожиданием.
Люди, побывавшие "на той стороне", но возвращенные к жизни на земле и,
значит, испытавшие на собственном опыте умирание и смерть, больше не боятся
смерти. Один из них сказал: "Если это была смерть, то это не плохо".
Терминальная болезнь меняет характер человека. "Смерть -- последняя
стадия роста". Предсмертные страдания. Смысл страданий. Христианство о
страданиях и жизни души.
Предыдущая глава была о последней болезни человека, так называемой
терминальной болезни. Однако самое важное, вероятно, не в описанных там
стадиях, а в том, как эта болезнь меняет характер человека, понявшего, что
его время ограничено. А меняется характер сильно и почти всегда в одном и
том же направлении. Люди становятся добрее, отзывчивее, лучше. Они жалеют об
упущенных возможностях сделать хорошее, о зле, причиненном другим людям.
Красота природы воспринимается острее, чувства чище, любовь сильнее. У
неверующих часто начинает просыпаться вера в Бога.
В книгах и статьях о смерти приводится много примеров. Е. Кюблер-Росс
издала сборник статей своих сотрудников под общим названием "Смерть --
последняя стадия роста". В статье, написанной Мусалиму Имара (с. 151),
описывается старая женщина, больная неизлечимым раком. Богатая, сухая,
требовательная, всем недовольная, она довела больничный персонал до полного
изнеможения. Ее не любили, боялись и избегали. Но по мере развития болезни
она становилась мягче, приветливее и добрее. Даже ее голос из визгливого
стал глубоким и мягким. Она перестала враждовать, и у нее появились друзья.
Незадолго до смерти она сказала, что за последние три месяца она жила больше
и лучше, чем за всю свою жизнь; она жалеет, что только сейчас, а не сорок
лет назад она узнала, как нужно жить. Другие авторы пишут о том же и
отмечают как иронию тот факт, что жизнь к самому ее концу становится богаче
и ярче.
Есть ли это ирония? Такое изменение характера у тяжелобольных
совершенно понятно. Пока мы живы и здоровы, мы заняты повседневным. Тяжелая
болезнь вынуждает пересмотреть свое отношение к близким людям, к планам на
будущее, ко всему, что до сих пор заполняло жизнь. Чувство, что смерть не за
горами, делает все внешнее неинтересным и неважным. Мысли обращаются внутрь,
на себя. Приходит желание осознать смысл жизни и смерти. Приходят мысли о
Боге и о душе. Человек становится глубже, добрее, лучше; приближаясь к
смерти, многие люди растут.
Врачей, занимавшихся тяжелобольными, этот рост незадолго до смерти
сначала удивлял, но он был настолько очевиден, что, например, доктор
Кюблер-Росс посвятила этому свой вышеупомянутый сборник. Название может
показаться противоречивым -- умирание, смерть как стадия роста. Речь идет,
конечно, не о физическом росте, а о росте духовном и интеллектуальном. Это
тоже выглядит странно, однако Кюблер-Росс в этой статье о духовном росте
пишет, что близость смерти освобождает наше истинное "Я" от условностей,
когда мы живем чужими мыслями и приказами. Рост в том, что мы перестаем
отражать чье-то, а делаемся больше сами собой, что мы отбрасываем цепи
принуждения, надетые на нас обществом, и, глубже понимая себя, живем
свободнее. Автор добавляет, что понять это нужно раньше, \чем к концу жизни,
чтобы начать расти раньше.
Это очень верно. Смысл жизни в росте, в развитии, и не только здесь, на
земле. Душа человека, перейдя после смерти тела в загробный мир, получает
возможность дальнейшего развития и там. А пытаясь отрицать это до конца, мы
делаем последнюю часть нашей жизни и бессмысленной и очень трудной.
В последние годы было опубликовано много трудов, посвященных
терминальной болезни. Ученые, наблюдавшие таких больных, пишут, что
современный образ жизни ради удовольствий к росту личности не ведет и что во
время терминальной болезни, когда меняются и образ жизни и интересы, человек
иногда живет глубже и полнее, чем когда-либо перед заболеванием. Жить
осталось не очень долго, но еще древние философы учили, что важно не
количество прожитых на земле дней, а их качество.
У человека, понявшего, что жизнь подходит к концу, есть только две
возможности -- бездеятельно ждать смерти или использовать полностью еще
оставшееся время. Это, конечно, относится не только к больным, но и к
здоровым, потому что всех нас каждый день приближает к смерти. Когда смерть
уже совсем близко, раскрывается духовная сторона личности и больной может
стать ближе к Богу и людям.
Американский сенатор Пауль Цонгас, заболев неизлечимым раком, писал,
что болезнь заставила его понять тот факт, что он когда-нибудь умрет... И в
результате этого -- тогда, только тогда -- он понял, что у человека есть
духовные нужды... есть всегда, болен ли он или здоров... Это придало ему
силы, и за полученное новое знание он благодарит свою раковую болезнь.
Если смерть не захватит нас врасплох, например во время столкновения
автомобилей, или не придет незаметно при остановке сердца во время сна,
нужно быть благодарным Господу. За время последней болезни можно узнать и
понять больше, чем за всю предыдущую жизнь. Можно лучше понять людей и
получить радость ответной симпатии и любви.
Доктор Елизавета Кюблер-Росс, глубоко изучившая проблему умирания,
пишет, что хотела бы, чтобы причиной ее смерти был рак; она не хочет
лишиться периода роста личности, который приносит с собой терминальная
болезнь.
Христианство учит, что смысл жизни в том, чтобы к концу ее стать лучше,
чем был. Терминальная болезнь может дать человеку именно это.
Каждый возраст и каждая стадия жизни имеют свои хорошие и плохие
стороны. Есть хорошее и в стадии угасания, хотя на первый взгляд это может
показаться неправдоподобным. Что может быть хорошего в тех страданиях
физических и душевных, которые приносит с собой терминальная болезнь? Ученые
называют ее стадией роста, но для чего приобретать новое знание и самому
становиться лучше, если времени применить это новое больше не будет? И из-за
этого, несмотря на все предыдущие соображения, на душе все-таки горько.
С этой проблемой столкнулись и те ученые, о которых мы писали, в том
числе и доктор Кюблер-Росс и ее сотрудники. Они видели, что нужен ответ и,
если хотите, утешение. Начиная свои труды, почти все они были людьми, не
верившими в жизнь Духа, воспитанными на материалистической философии. Что
могли они сказать? Они писали, что хотя мы и умрем, но жили не зря, потому
что сделанное нами не пропадет. Нас будут вспоминать с благодарностью, а то
хорошее и нужное, что мы сделали за время жизни, пойдет на пользу другим
людям. Это и все, что они могли сказать в то время.
Для жизни общества это, может быть, и ответ, но для себя я ответа не
получаю. Зачем же мне перед самой смертью страдать и расти? Чувствовали это
и сами ученые, изучавшие смерть, и писали даже, что все это похоже на
иронию.
Ответ на это недоумение очень простой. Нашли или находят его и сама
Кюблер-Росс и другие ученые. Их последние труды и публичные выступления на
собраниях и конгрессах свидетельствуют об их приходе к вере в Бога и в
загробную жизнь.
В мироздании бессмыслицы нет, а смысл земной жизни виден только в том
случае, если смерть тела не есть конец существования человека. Об этом и о
смысле страдания пишет князь Е. Трубецкой в своей книге "Смысл жизни".
"Жизнь в той форме, как она идет на земле, бессмысленна. Вечный
круговорот вещества. Суета сует... Цивилизация не возвышает человека, а
часто служит войне и озверению духа. Подъема нет. Биологизм переходит в
сатанизм. Зло одухотворяется и становится нормой.
Но у каждого человека есть стремление к духовному, вверх. Откуда оно?
Здесь оно не удовлетворяется.
В мире бессмыслица, но раз я это осознаю, значит, я имею точку опоры во
вне. Мы чувствуем, что высшее есть, не находим его здесь и страдаем. Мировой
смысл есть, но он не на земле. Чтобы познать его, нужен опыт жизни в теле и
в духе. Познать духовное на земле нельзя; можно только предчувствовать.
В мире страдает высшее и лучшее именно потому, что оно высшее и
божественное.
В чем смысл? Страдание сродни блаженству. Когда женщина рождает
ребенка, она льет слезы страдания и блаженства. Благополучие огрубляет,
создавая иллюзию полноты, а страдание рождает желание полноты".
Страдание в нашей короткой земной жизни в какой-то степени очищает душу
и помогает ее подъему в бестелесной вечной жизни.
Иисус Христос тоже говорил о необходимости и благодетельности
страдания: "Блаженны плачущие, яко тии утешатся". Это подтверждает апостол
Павел, сказавший, что, если Бог хочет почтить человека наиболее полно, Он
приготовляет его к мученичеству крови.
Всякое страдание как-то очищает душу. Оно вызывает сочувствие к
страдающему, а его приближает к Богу и людям. Один из отцов Церкви объяснял,
что страдания необходимы потому, что без них недавно вышедшая из тела душа
грешного человека не могла бы вынести яркого света Небесного Царства. Душа
перейдет в загробный мир, все еще неся на себе какую-то тяжесть греха, и
многие души должны будут претерпеть страдания за гробом; в этом смысл
католического учения о чистилище и православного о мытарствах души.
Последняя болезнь приносит телесные и душевные страдания и страх смерти
потому, что они нужны, помогая душе в какой-то степени очиститься еще в этом
мире.
Рост духовности на последнем этапе земной жизни не бессмыслен, и
страдания, которые сопровождают терминальную болезнь, не напрасны.
Страх смерти. Его неизбежность. Что нас страшит? Смерть праведников и
грешников. Страх смерти и страх Божий.
Терминальная болезнь неразрывно связана с физическими и душевными
страданиями, и страх смерти может быть самым трудным из них.
Смерти боятся не только люди, а все живое. Страх смерти -- это
естественное чувство, нужное в жизни природы. Животные, птицы, рыбы,
насекомые прежде всего стараются сохранить свою жизнь. Страх смерти есть
желание жизни и помогает сохранять ее; это -- чувство неизбежное, и всем
нам, как это ни горько, придется испытать его.
Что же делать? Можно ли как-нибудь ослабить этот страх? Или хотя бы
объяснить, потому что все, что мы смогли понять и объяснить, делается менее
страшным. Люди мистически боялись грома и молнии только до тех пор, пока не
узнали их причины.
Или, может быть, лучше не пытаться что-либо объяснять, а просто не
думать о том, что когда-то придется умирать? Однако смерть оттого, что о ней
не думают, не исчезнет и страх смерти тоже не исчезнет, а уйдет глубже, в
подсознание. Там он будет опаснее и вреднее, чем будучи осознан; его скрытый
яд будет все время отравлять радость жизни, а к концу ее прорвется наружу
тяжкими страданиями.
Закрывая глаза и не думая, избавиться от страха смерти не удастся.
Смерть не только естественна, но и неизбежна. Однако помнить и думать о
смерти не значит бояться ее. Память смертная необходима и благодетельна для
полноценного и достойного человеческого существования. Еще в Древнем Риме
учили-- "Memento mori" ("Помни о смерти").
Христианские учители говорят об этом совершенно ясно. Святой Иоанн
Дамаскин учил: "Помышление о смерти важнее всех других деланий. Оно рождает
чистоту неистлеваемую" и "Память смертная побуждает живущих к трудам, к
терпеливому принятию огорчений, к оставлению забот и к молитвам".
Есть мудрый житейский совет -- "Каждый день прожить так, как если бы
это был последний день вашей жизни". А если вы хотите удержать человека от
плохого поступка, то есть в русском языке хороший призыв: "Да побойся ты
Бога".
Стараясь не думать о смерти, мы боимся ее больше, чем могли бы.
Материалистическая философия, господствовавшая в прошлом веке, пыталась
помочь, утверждая, что страха смерти вообще быть не должно. Она советовала
людям: "Не бойся смерти. Не может быть страшно то, что естественно". Сказано
это авторитетно, но вряд ли убедит кого-нибудь.
Христианство учит, что страх смерти естествен и нужен. Мы живем на
земле не только для того, чтобы получать наслаждение. Конечно, Господь
хочет, чтобы люди радовались жизни, и дал им все необходимое для этого, но
Он также дал каждому из нас какую-то жизненную задачу -- большую или
маленькую, сообразно с нашими силами и способностями. За время жизни на
земле мы должны сделать что-то входящее в Божий Промысл о мире. Об этом
говорит и притча Иисуса Христа о талантах, где господин в конце веков
спрашивает у рабов, как они использовали данное им время и таланты (деньги,
но и способности) (Матфей 25, 14 -- 30). Жизнь дана нам для того, чтобы
сделать что-то нужное и полезное, и ее нужно хранить.
Христианские философы, думавшие о страхе смерти, учат, что здесь нужно
различать два неодинаковых состояния, и дают им разные названия. Игумен
Синайской горы пишет об этом в "Лествице":
"Боязнь смерти есть свойство человеческого естества... а трепет от
памяти смертной есть признак нераскаянных прегрешений... Боится Христос
смерти, но не трепещет, чтобы ясно показать свойство двух естеств".
Все мы в той или иной степени смерти боимся. Обычно не анализируем, не
стремимся разобраться, а просто боимся. Страшит неизвестное, угрожающее и
неотвратимое.
Чего мы, собственно, так сильно боимся? Может быть, физических
страданий, связанных с умиранием? В
последней стадии жизни может быть много телесного страдания, но оно
присуще болезни, а не смерти. Умирание само по себе безболезненно и вообще
неощутимо. Даже больше этого, если были боли, то при умирании они исчезают.
Исчезают и все симптомы болезни, и личность человека, переступив пугающий
порог, продолжает жить в новых условиях существования.
Боимся ли мы пустоты, небытия, "меня больше не будет", чего-то вроде
глубокого сна без сновидений и без пробуждения? Может быть, пугает и мысль о
небытии, но еще больше мы боимся чего-то другого. Ничего не сознавать и не
чувствовать -- это все-таки почти как сон и само по себе не так уж страшно.
Кроме того, теперь мы знаем, что при переходе личности в загробный мир
сознание чаще всего вообще не теряется, а если теряется, то только на одно
мгновение. Умерший продолжает чувствовать и мыслить, как и раньше, без
перерыва.
У умирающих может быть чувство горя; ему жаль покидать близких людей,
природу, всех и все, что он любил на земле, но сожаление и горе -- это не
страх смерти, а совсем другое чувство.
Мы теперь знаем, что переход не страшен и что начало жизни "там" тоже
не страшно. Одиночества нет, а есть помощь, и первые восприятия благополучны
и даже приятны. Но окончательная судьба моей души мне неизвестна. Каким
будет определение Господа обо мне, я не знаю и уверенным не могу быть ни в
чем. Все мы грешны, и "дела наши идут за нами", и судьбы у всех нас будут
разные. Мы не знаем, но подсознательно чувствуем, предчувствуем, что после
смерти нас может постигнуть что-то нехорошее и сами мы будем неспособны
изменить это.
Один из православных святителей писал:
"Странно было бы, если бы в это время не было у нас боязни неизвестного
будущего, не было бы страха Божия. Страх Божий будет, он благодетелен и
нужен. Он помогает очищению души, готовящейся выйти из тела". Но страх Божий
-- это не панический страх смерти, не трепет смертный, и в наших молитвах мы
просим Бога даровать нам мирную и непостыдную кончину.
Не все боятся смерти. Люди умирают по-разному. Смерть может быть
легкой, но может быть и очень трудной. Архиепископ Херсонский и Таврический
осваивать ее. Он начал смотреть в глубь самого себя, начал думать о главном:
моя жизнь близится к концу, и что я сделал? И что теперь или потом со мною
будет? И что еще нужно сделать? И Ефрему стало легче. А ведь Ефрему было
труднее, чем будет нам, когда придет и наше время. Он не знал, что душа
бессмертна, или, во всяком случае, мог сомневаться в этом.
В отрывке, который мы привели, описаны два отношения к смерти. И Ефрем
и те, что "уже кислородную подушку сосут", видят в смерти врага, который
хочет лишить их жизни. Бороться с ним они не могут и стараются не видеть,
закрыть глаза, спрятаться. А старику крестьянину ясно, что смерть -- явление
столь же естественное, как и жизнь, и так он ее и принимает -- спокойно.
Конечно, даже поняв это, бояться смерти мы не перестанем. Но все же если
почувствовать и умом и сердцем, что смерть не враг наш, а часть жизненного
процесса, то искать ответ станет легче.
Полностью избавиться от страха смерти мы никогда не сможем, потому что
этот страх нужен. Жизнь дана человеку потому, что он должен что-то сделать,
выполнить на земле, и страх смерти заставляет его беречь свою жизнь. Люди,
прожившие свой срок в трудах и с пользой для других, часто чувствовали, что
они свое дело на земле уже сделали, и, когда приходило их время, страха
смерти у них не было.
Жизнь -- драгоценный дар, и чтобы его сохранить, нам вместе с жизнью
дан и страх смерти. Это естественно. Но плохо, когда этот страх больше и
сильнее, чем он того заслуживает.
Большинство современных людей -- мужчин и женщин -- до тех пор, пока
они здоровы и благополучны, о смерти не думают. Нет желания подумать и нет
времени, все мысли заняты каждодневными заботами.
Кроме того, вся наша общественная жизнь построена так, чтобы смерти не
видеть. Тяжело заболел кто-либо из близких. Раньше лечили дома. Приходил
доктор, ухаживали мать, жена или муж. Теперь чуть что посерьезнее -- в
больницу. Когда он или она умирает, при нем обычно, да и то не всегда,
медсестра или санитарка, редко врач, но не муж, жена, дети, которые смерти
не знают и боятся. Когда умер, тело умершего в доме не лежит, родные его не
видят, с ним не остаются и не прощаются. Затем -- короткая церковная служба,
а часто и вовсе без нее, несколько хвалебных слов, если нужен особый почет
-- траурный марш и быстрые похороны или кремация. И на кладбище потом ходят
все реже, да и кладбища делаются все более неуютными и голыми.
Наша современная цивилизация направлена на отрицание смерти. Для многих
сейчас смысл жизни в погоне за наслаждениями -- в той или иной форме
получить удовольствие или хотя бы развлечение. А это со смертью совсем не
вяжется. В результате мы не видим смерти и привыкаем не думать о ней, и не
только о своей смерти но и о смерти вообще не думаем.
Хорошо это или плохо, не будем сейчас решать. Не думая, жить, конечно,
легче. Но зато когда смерть вдруг оказывается близкой и неизбежной --
заболел человек неизлечимым раком, -- то встречать ее особенно трудно. К
симптомам болезни -- болям и другим -- прибавляется очень тяжелое
психическое состояние -- страх смерти, страх неизвестности. Угроза оказалась
неожиданной. Человек не подготовлен, он ничего не знает, и начинается самый
трудный период человеческой жизни.
Что же делать? Можно ли хоть чем-нибудь помочь? Как облегчить эту
предсмертную тягость, глубокую тоску безнадежно больного человека?
Есть, конечно, разные успокоительные лекарства, но их действие
временное, они ничего не меняют, а дают только забвение, после которого на
душе еще тяжелее. Иногда нужны и лекарства -- об этом несколько позже, -- но
нельзя ли просто по-человечески? Раньше всегда старались помочь священники.
Чем могли помогали врачи и сестры.
Несколько лет назад нашлись врачи, которые серьезно занялись этим
вопросом. Одним из пионеров была доктор Елизавета Кюблер-Росс. Она родилась
в Вене, но сейчас работает в Чикаго, в Америке. У нее много последователей и
сотрудников. Она создала свою школу в той области науки, которая изучает
смерть.
Прежде всего нужно было узнать и изучить, что, собственно, так сильно
тревожит больного, чего он боится, чего ему не хватает, чего он хотел бы,
ведь у каждого человека свои заботы. Узнать это можно только из разговоров с
безнадежно больными. Но как к этому подойти? Захотят ли они вообще
разговаривать? Если просто сесть рядом и начать расспрашивать, то он или
она, скорее всего, повернутся лицом к стене или скажут несколько не очень
приветливых слов -- отстань, дескать.
Доктор Кюблер-Росс нашла очень простой и честный метод. Она говорила
больному, что ведется научная работа на тему о смерти, чтобы помочь
тяжелобольным, и что для этого нужна помощь самих больных, нужно, чтобы они
рассказали о том, что они чувствуют, думают, чего хотели бы. Она просит
помочь в этой работе. Конечно, избирались только больные, уже знавшие о
характере своей болезни.
Почти всегда, увидев, что здесь не простое любопытство, а что-то
серьезное, больные начинали разговаривать и скоро раскрывались. Они были
рады, что в своем плачевном состоянии они все-таки могут быть полезными
другим. И оказывалось, что у больных всегда было много на душе такого, о чем
хотелось говорить, рассказывать, спросить.
До этого приходившие родственники и знакомые не могли помочь им. Они
боялись говорить о смерти, говорили о чем угодно, боясь навести мысли
больного на то, что, по их мнению, он старается забыть. Они сами не знали
смерти, прятались от нее и замалчивали, считая, что так лучше и им и самому
больному. А больному хотелось поговорить о главном, спросить, и он тоже не
мог и облегчения не получал. Выразить искреннюю симпатию, горе, даже
поплакать родственники не могли, боясь обеспокоить больного. И у родных горе
не получало выхода, и больному легче не становилось.
Вот и начало понимания -- ответ на первый вопрос. Умирающий находится в
состоянии эмоционального одиночества, и ему трудно. Он покинут. Вокруг него
создался заговор молчания. Даже самые близкие люди говорят с ним о всяких
мелочах, а не о том, что его тревожит. Больному нужны откровенные прямые
разговоры и ему очень нужно искреннее сочувствие. Не шаблонные слова вроде
"ничего, обойдется" или "не унывай", а настоящее.
С таким больным нужно не прятаться, а, если есть искреннее сочувствие и
любовь, можно и нужно говорить о главном не боясь. Конечно же, и подбодрить
и укрепить надежду, а не хоронить раньше срока. Все это не легко, но
возможно. Ну а если не приходят слова, то лучше всего молча посидеть рядом.
Хорошее молчание тоже рождает сочувствие и близость, и скоро придут и нужные
слова.
Доктор Кюблер-Росс и ее сотрудники пишут, что психическое состояние
человека, заболевшего смертельным недугом, не остается постоянным, а
проходит через несколько стадий. Многим больным, большинству, в конечном
счете удается прийти к более или менее спокойному принятию неизбежного.
Верующему христианину это, конечно, легче, но и многие из тех, кто не верил
в Бога и бессмертие души, смогли прийти примиренными к концу своей земной
жизни.
Об этих стадиях, или этапах, через которые проходит умирающий, нужно
поговорить немного подробнее. Доктор Кюблер-Росс и ее сотрудники различают
пять стадий. (Они пишут главным образом о современном неверующем человеке.)
Первая стадия -- отрицание, неприятие трудного факта. "Нет, не я". "Это
не рак". Эта стадия нужна, она смягчает шок. Без нее страх и горе были бы
слишком большими. На больного вдруг навалилось что-то угрожающее и страшное.
Поймите это и вы и разделите это с ним. Дайте надежду.
Когда стихает первый шок, появляется гнев, возмущение. "Почему я?"
"Почему другие и, может быть, люди старше меня будут жить, а я должен
умереть?" Это вторая стадия -- протест. Негодование больного может быть
направлено против Бога -- Бог несправедлив. Такое отношение к Богу может вас
возмутить и оттолкнуть от больного. Это было бы неверно. Часто это --
неизбежная стадия; она трудна, но она пройдет.
Скоро вспышка протеста стихает и приходит третья стадия -- просьба об
отсрочке. Он уже понял, но -- "не сейчас, еще немного". Он уже просит Бога,
говорит с Ним, хотя, может быть, никогда раньше к Богу не обращался. Он
обещает стать лучше, жить лучше, если ему дадут некоторое время. Приходят
начатки веры, ему хочется верить, и теперь любящий близкий человек, особенно
верующий, может хорошо помочь.
Четвертая стадия -- депрессия. Больной слабеет и видит это. "Да, это я
умираю". Протеста больше нет, а есть жалость и горе. Ему жаль оставлять
близких и все, что он любил при жизни. Он сожалеет и о своих плохих
поступках, об огорчениях, причиненных другим; он старается исправить
причиненное им зло. Но он уже готовится принять смерть. Он стал спокоен. Он
хочет иногда остаться один, не любит посетителей с пустыми разговорами. Он
не хочет отвлекаться ни на что постороннее, он кончил с земными заботами и
ушел в себя.
Последняя стадия -- принятие. "Теперь уже скоро и пусть будет". Это --
спокойствие, принятие. Это не состояние счастья, но несчастья здесь тоже
нет. По сути, это его победа.
В этих последних стадиях особенно нужна помощь близких. Он может быть и
один, но ему легче, когда близкий человек с ним, рядом. Пусть и без слов.
Даже когда спит, он чувствует, что кто-то рядом. А иногда хочет остаться
один, подумать, приблизиться к Богу, помолиться.
Конечно, описанные стадии -- это только схема. Далеко не всегда они
идут по порядку, одна за другой. Иногда их и вовсе нет, как, например, при
смерти в момент автомобильной катастрофы.
Люди глубоко верующие обычно не нуждаются в эти предварительных
стадиях. Они знают, что после смерти тела они будут жить дальше и, вероятно,
лучше, и самого начала болезни не боятся смерти; они встречают ее мирно, а
иногда я с радостным ожиданием.
Люди, побывавшие "на той стороне", но возвращенные к жизни на земле и,
значит, испытавшие на собственном опыте умирание и смерть, больше не боятся
смерти. Один из них сказал: "Если это была смерть, то это не плохо".
Терминальная болезнь меняет характер человека. "Смерть -- последняя
стадия роста". Предсмертные страдания. Смысл страданий. Христианство о
страданиях и жизни души.
Предыдущая глава была о последней болезни человека, так называемой
терминальной болезни. Однако самое важное, вероятно, не в описанных там
стадиях, а в том, как эта болезнь меняет характер человека, понявшего, что
его время ограничено. А меняется характер сильно и почти всегда в одном и
том же направлении. Люди становятся добрее, отзывчивее, лучше. Они жалеют об
упущенных возможностях сделать хорошее, о зле, причиненном другим людям.
Красота природы воспринимается острее, чувства чище, любовь сильнее. У
неверующих часто начинает просыпаться вера в Бога.
В книгах и статьях о смерти приводится много примеров. Е. Кюблер-Росс
издала сборник статей своих сотрудников под общим названием "Смерть --
последняя стадия роста". В статье, написанной Мусалиму Имара (с. 151),
описывается старая женщина, больная неизлечимым раком. Богатая, сухая,
требовательная, всем недовольная, она довела больничный персонал до полного
изнеможения. Ее не любили, боялись и избегали. Но по мере развития болезни
она становилась мягче, приветливее и добрее. Даже ее голос из визгливого
стал глубоким и мягким. Она перестала враждовать, и у нее появились друзья.
Незадолго до смерти она сказала, что за последние три месяца она жила больше
и лучше, чем за всю свою жизнь; она жалеет, что только сейчас, а не сорок
лет назад она узнала, как нужно жить. Другие авторы пишут о том же и
отмечают как иронию тот факт, что жизнь к самому ее концу становится богаче
и ярче.
Есть ли это ирония? Такое изменение характера у тяжелобольных
совершенно понятно. Пока мы живы и здоровы, мы заняты повседневным. Тяжелая
болезнь вынуждает пересмотреть свое отношение к близким людям, к планам на
будущее, ко всему, что до сих пор заполняло жизнь. Чувство, что смерть не за
горами, делает все внешнее неинтересным и неважным. Мысли обращаются внутрь,
на себя. Приходит желание осознать смысл жизни и смерти. Приходят мысли о
Боге и о душе. Человек становится глубже, добрее, лучше; приближаясь к
смерти, многие люди растут.
Врачей, занимавшихся тяжелобольными, этот рост незадолго до смерти
сначала удивлял, но он был настолько очевиден, что, например, доктор
Кюблер-Росс посвятила этому свой вышеупомянутый сборник. Название может
показаться противоречивым -- умирание, смерть как стадия роста. Речь идет,
конечно, не о физическом росте, а о росте духовном и интеллектуальном. Это
тоже выглядит странно, однако Кюблер-Росс в этой статье о духовном росте
пишет, что близость смерти освобождает наше истинное "Я" от условностей,
когда мы живем чужими мыслями и приказами. Рост в том, что мы перестаем
отражать чье-то, а делаемся больше сами собой, что мы отбрасываем цепи
принуждения, надетые на нас обществом, и, глубже понимая себя, живем
свободнее. Автор добавляет, что понять это нужно раньше, \чем к концу жизни,
чтобы начать расти раньше.
Это очень верно. Смысл жизни в росте, в развитии, и не только здесь, на
земле. Душа человека, перейдя после смерти тела в загробный мир, получает
возможность дальнейшего развития и там. А пытаясь отрицать это до конца, мы
делаем последнюю часть нашей жизни и бессмысленной и очень трудной.
В последние годы было опубликовано много трудов, посвященных
терминальной болезни. Ученые, наблюдавшие таких больных, пишут, что
современный образ жизни ради удовольствий к росту личности не ведет и что во
время терминальной болезни, когда меняются и образ жизни и интересы, человек
иногда живет глубже и полнее, чем когда-либо перед заболеванием. Жить
осталось не очень долго, но еще древние философы учили, что важно не
количество прожитых на земле дней, а их качество.
У человека, понявшего, что жизнь подходит к концу, есть только две
возможности -- бездеятельно ждать смерти или использовать полностью еще
оставшееся время. Это, конечно, относится не только к больным, но и к
здоровым, потому что всех нас каждый день приближает к смерти. Когда смерть
уже совсем близко, раскрывается духовная сторона личности и больной может
стать ближе к Богу и людям.
Американский сенатор Пауль Цонгас, заболев неизлечимым раком, писал,
что болезнь заставила его понять тот факт, что он когда-нибудь умрет... И в
результате этого -- тогда, только тогда -- он понял, что у человека есть
духовные нужды... есть всегда, болен ли он или здоров... Это придало ему
силы, и за полученное новое знание он благодарит свою раковую болезнь.
Если смерть не захватит нас врасплох, например во время столкновения
автомобилей, или не придет незаметно при остановке сердца во время сна,
нужно быть благодарным Господу. За время последней болезни можно узнать и
понять больше, чем за всю предыдущую жизнь. Можно лучше понять людей и
получить радость ответной симпатии и любви.
Доктор Елизавета Кюблер-Росс, глубоко изучившая проблему умирания,
пишет, что хотела бы, чтобы причиной ее смерти был рак; она не хочет
лишиться периода роста личности, который приносит с собой терминальная
болезнь.
Христианство учит, что смысл жизни в том, чтобы к концу ее стать лучше,
чем был. Терминальная болезнь может дать человеку именно это.
Каждый возраст и каждая стадия жизни имеют свои хорошие и плохие
стороны. Есть хорошее и в стадии угасания, хотя на первый взгляд это может
показаться неправдоподобным. Что может быть хорошего в тех страданиях
физических и душевных, которые приносит с собой терминальная болезнь? Ученые
называют ее стадией роста, но для чего приобретать новое знание и самому
становиться лучше, если времени применить это новое больше не будет? И из-за
этого, несмотря на все предыдущие соображения, на душе все-таки горько.
С этой проблемой столкнулись и те ученые, о которых мы писали, в том
числе и доктор Кюблер-Росс и ее сотрудники. Они видели, что нужен ответ и,
если хотите, утешение. Начиная свои труды, почти все они были людьми, не
верившими в жизнь Духа, воспитанными на материалистической философии. Что
могли они сказать? Они писали, что хотя мы и умрем, но жили не зря, потому
что сделанное нами не пропадет. Нас будут вспоминать с благодарностью, а то
хорошее и нужное, что мы сделали за время жизни, пойдет на пользу другим
людям. Это и все, что они могли сказать в то время.
Для жизни общества это, может быть, и ответ, но для себя я ответа не
получаю. Зачем же мне перед самой смертью страдать и расти? Чувствовали это
и сами ученые, изучавшие смерть, и писали даже, что все это похоже на
иронию.
Ответ на это недоумение очень простой. Нашли или находят его и сама
Кюблер-Росс и другие ученые. Их последние труды и публичные выступления на
собраниях и конгрессах свидетельствуют об их приходе к вере в Бога и в
загробную жизнь.
В мироздании бессмыслицы нет, а смысл земной жизни виден только в том
случае, если смерть тела не есть конец существования человека. Об этом и о
смысле страдания пишет князь Е. Трубецкой в своей книге "Смысл жизни".
"Жизнь в той форме, как она идет на земле, бессмысленна. Вечный
круговорот вещества. Суета сует... Цивилизация не возвышает человека, а
часто служит войне и озверению духа. Подъема нет. Биологизм переходит в
сатанизм. Зло одухотворяется и становится нормой.
Но у каждого человека есть стремление к духовному, вверх. Откуда оно?
Здесь оно не удовлетворяется.
В мире бессмыслица, но раз я это осознаю, значит, я имею точку опоры во
вне. Мы чувствуем, что высшее есть, не находим его здесь и страдаем. Мировой
смысл есть, но он не на земле. Чтобы познать его, нужен опыт жизни в теле и
в духе. Познать духовное на земле нельзя; можно только предчувствовать.
В мире страдает высшее и лучшее именно потому, что оно высшее и
божественное.
В чем смысл? Страдание сродни блаженству. Когда женщина рождает
ребенка, она льет слезы страдания и блаженства. Благополучие огрубляет,
создавая иллюзию полноты, а страдание рождает желание полноты".
Страдание в нашей короткой земной жизни в какой-то степени очищает душу
и помогает ее подъему в бестелесной вечной жизни.
Иисус Христос тоже говорил о необходимости и благодетельности
страдания: "Блаженны плачущие, яко тии утешатся". Это подтверждает апостол
Павел, сказавший, что, если Бог хочет почтить человека наиболее полно, Он
приготовляет его к мученичеству крови.
Всякое страдание как-то очищает душу. Оно вызывает сочувствие к
страдающему, а его приближает к Богу и людям. Один из отцов Церкви объяснял,
что страдания необходимы потому, что без них недавно вышедшая из тела душа
грешного человека не могла бы вынести яркого света Небесного Царства. Душа
перейдет в загробный мир, все еще неся на себе какую-то тяжесть греха, и
многие души должны будут претерпеть страдания за гробом; в этом смысл
католического учения о чистилище и православного о мытарствах души.
Последняя болезнь приносит телесные и душевные страдания и страх смерти
потому, что они нужны, помогая душе в какой-то степени очиститься еще в этом
мире.
Рост духовности на последнем этапе земной жизни не бессмыслен, и
страдания, которые сопровождают терминальную болезнь, не напрасны.
Страх смерти. Его неизбежность. Что нас страшит? Смерть праведников и
грешников. Страх смерти и страх Божий.
Терминальная болезнь неразрывно связана с физическими и душевными
страданиями, и страх смерти может быть самым трудным из них.
Смерти боятся не только люди, а все живое. Страх смерти -- это
естественное чувство, нужное в жизни природы. Животные, птицы, рыбы,
насекомые прежде всего стараются сохранить свою жизнь. Страх смерти есть
желание жизни и помогает сохранять ее; это -- чувство неизбежное, и всем
нам, как это ни горько, придется испытать его.
Что же делать? Можно ли как-нибудь ослабить этот страх? Или хотя бы
объяснить, потому что все, что мы смогли понять и объяснить, делается менее
страшным. Люди мистически боялись грома и молнии только до тех пор, пока не
узнали их причины.
Или, может быть, лучше не пытаться что-либо объяснять, а просто не
думать о том, что когда-то придется умирать? Однако смерть оттого, что о ней
не думают, не исчезнет и страх смерти тоже не исчезнет, а уйдет глубже, в
подсознание. Там он будет опаснее и вреднее, чем будучи осознан; его скрытый
яд будет все время отравлять радость жизни, а к концу ее прорвется наружу
тяжкими страданиями.
Закрывая глаза и не думая, избавиться от страха смерти не удастся.
Смерть не только естественна, но и неизбежна. Однако помнить и думать о
смерти не значит бояться ее. Память смертная необходима и благодетельна для
полноценного и достойного человеческого существования. Еще в Древнем Риме
учили-- "Memento mori" ("Помни о смерти").
Христианские учители говорят об этом совершенно ясно. Святой Иоанн
Дамаскин учил: "Помышление о смерти важнее всех других деланий. Оно рождает
чистоту неистлеваемую" и "Память смертная побуждает живущих к трудам, к
терпеливому принятию огорчений, к оставлению забот и к молитвам".
Есть мудрый житейский совет -- "Каждый день прожить так, как если бы
это был последний день вашей жизни". А если вы хотите удержать человека от
плохого поступка, то есть в русском языке хороший призыв: "Да побойся ты
Бога".
Стараясь не думать о смерти, мы боимся ее больше, чем могли бы.
Материалистическая философия, господствовавшая в прошлом веке, пыталась
помочь, утверждая, что страха смерти вообще быть не должно. Она советовала
людям: "Не бойся смерти. Не может быть страшно то, что естественно". Сказано
это авторитетно, но вряд ли убедит кого-нибудь.
Христианство учит, что страх смерти естествен и нужен. Мы живем на
земле не только для того, чтобы получать наслаждение. Конечно, Господь
хочет, чтобы люди радовались жизни, и дал им все необходимое для этого, но
Он также дал каждому из нас какую-то жизненную задачу -- большую или
маленькую, сообразно с нашими силами и способностями. За время жизни на
земле мы должны сделать что-то входящее в Божий Промысл о мире. Об этом
говорит и притча Иисуса Христа о талантах, где господин в конце веков
спрашивает у рабов, как они использовали данное им время и таланты (деньги,
но и способности) (Матфей 25, 14 -- 30). Жизнь дана нам для того, чтобы
сделать что-то нужное и полезное, и ее нужно хранить.
Христианские философы, думавшие о страхе смерти, учат, что здесь нужно
различать два неодинаковых состояния, и дают им разные названия. Игумен
Синайской горы пишет об этом в "Лествице":
"Боязнь смерти есть свойство человеческого естества... а трепет от
памяти смертной есть признак нераскаянных прегрешений... Боится Христос
смерти, но не трепещет, чтобы ясно показать свойство двух естеств".
Все мы в той или иной степени смерти боимся. Обычно не анализируем, не
стремимся разобраться, а просто боимся. Страшит неизвестное, угрожающее и
неотвратимое.
Чего мы, собственно, так сильно боимся? Может быть, физических
страданий, связанных с умиранием? В
последней стадии жизни может быть много телесного страдания, но оно
присуще болезни, а не смерти. Умирание само по себе безболезненно и вообще
неощутимо. Даже больше этого, если были боли, то при умирании они исчезают.
Исчезают и все симптомы болезни, и личность человека, переступив пугающий
порог, продолжает жить в новых условиях существования.
Боимся ли мы пустоты, небытия, "меня больше не будет", чего-то вроде
глубокого сна без сновидений и без пробуждения? Может быть, пугает и мысль о
небытии, но еще больше мы боимся чего-то другого. Ничего не сознавать и не
чувствовать -- это все-таки почти как сон и само по себе не так уж страшно.
Кроме того, теперь мы знаем, что при переходе личности в загробный мир
сознание чаще всего вообще не теряется, а если теряется, то только на одно
мгновение. Умерший продолжает чувствовать и мыслить, как и раньше, без
перерыва.
У умирающих может быть чувство горя; ему жаль покидать близких людей,
природу, всех и все, что он любил на земле, но сожаление и горе -- это не
страх смерти, а совсем другое чувство.
Мы теперь знаем, что переход не страшен и что начало жизни "там" тоже
не страшно. Одиночества нет, а есть помощь, и первые восприятия благополучны
и даже приятны. Но окончательная судьба моей души мне неизвестна. Каким
будет определение Господа обо мне, я не знаю и уверенным не могу быть ни в
чем. Все мы грешны, и "дела наши идут за нами", и судьбы у всех нас будут
разные. Мы не знаем, но подсознательно чувствуем, предчувствуем, что после
смерти нас может постигнуть что-то нехорошее и сами мы будем неспособны
изменить это.
Один из православных святителей писал:
"Странно было бы, если бы в это время не было у нас боязни неизвестного
будущего, не было бы страха Божия. Страх Божий будет, он благодетелен и
нужен. Он помогает очищению души, готовящейся выйти из тела". Но страх Божий
-- это не панический страх смерти, не трепет смертный, и в наших молитвах мы
просим Бога даровать нам мирную и непостыдную кончину.
Не все боятся смерти. Люди умирают по-разному. Смерть может быть
легкой, но может быть и очень трудной. Архиепископ Херсонский и Таврический