Тут их девицы закудахтали – ладно, поехали, поехали, опаздываем. В майках, шортах, жвачку жуют, даже на улице пахнет. Тот, что за рулем, оглядел меня презрительно, цедит: «Смотри, больше мне не попадайся! Твое счастье, что торопимся!» Сопля лет двадцати, черная рубаха, цепи. Второй – в рубашке с короткими рукавами, с галстуком, лет тридцати – деловой, типа банкира на отдыхе. И еще один малый, в темных очках, между девок сидит, за ляжки их держит. Тот клиент посложнее.
«Ладно, – говорят, – поехали. Чего с этого лоха взять?»
А у нас тогда старая машинка была – «мицубиси» – я ее жене из Швеции привез. Невзрачная, вроде нашей «девятки», еще и крыло недавно помяли.
«Вы меня для этого и звали?» – простодушно так спрашиваю. «Ты чё, парень? Мать твою так-разэдак! Не понял? – водитель рожу угрожающую в окно высовывает. А мне главное, чтобы они из машины не вышли. – Не понял, да? Так я сейчас выйду и научу твою телку, как ездить надо!» – «Да, – говорю, – не понял». – И наставляю на него свой «Рекс». – «Думал, вы дорогу спросить хотели. – Тут они замерли. – Шевельнетесь – стреляю! Тебя первого! Потом остальных!» – А пистолет не отличишь – газовый или настоящий.
Морда осторожно в окошко втянулась. Девки захныкали: «А мы здесь при чем? Мы их не знаем, они нас с пляжа подвозят!» А я стою так, чтобы меня дверью не достали, но и от окна недалеко. Водитель на пистолет косится:
«А ты чей? – улыбку из себя выдавливает. – Может, стрелочку забьем?»
А машины по шоссе идут – скорость прибавляют, на нас стараются не смотреть. Бандиты, думают, разбираются, сейчас стрельба начнется.
Я целюсь ему в ухо – он даже голову в плечи втянул – и говорю зло: «Как приедешь в город, купи себе книжку о хороших манерах и правила дорожного движения! Прочтешь – я тебя сам найду. А теперь газуй с места, чтоб покрышки визжали! Ну! Пошел!»
И действительно, бодро газанул – только гравий из-под колес. Я ручку вытащил – номер на руке записал, на всякий случай.
К жене вернулся – с ней истерика: «Они тебя застрелить могли! У тебя газовый, а у них наверняка настоящие!» Сел за руль – руки подрагивают. И никак не могу вспомнить, как первая скорость включается. Вспомнил, поехали.
И пока до дому вез, все рыдала и оглядывалась. А чего рыдать? Если нас хотят в скотов превратить – надо сопротивляться, а не триллерами торговать. И кого в своей стране бояться? Придурков, которых всех в один день в асфальт закатать можно, если всем миром навалиться… А мы все тридцать седьмому году удивляемся – как это люди могли допустить такое, почему не сопротивлялись…
– Ну и что бандиты? Не нашли тебя?
– А мы перед этим по лесной дорожке ехали – номер низко висит, весь в траве и глине – там и не разглядишь ничего. А вскоре мы ее и продали. – Медведев молча управился с остывшими креветками.
– А что потом?
– Потом вдруг обнаружил, что телевизор вновь у меня в комнате стоит, и я собираюсь в Ельцина плюнуть – он что-то про Чечню врал… Такая злость взяла, что ночами не спал. Кругом ложь, беспредел, враки! Все шкалы сбиты! Либо покупай автомат и становись народным мстителем, либо из страны уезжай, чтобы не видеть всего этого. Месяц меня ломало – и роман не идет, в душе трещина, и без дела не могу. Нет, думаю, стоп! Я еще не пенсионер в теплых ботах. Перебрался в город. А деньги и связи уже были, стал единомышленников искать. С кем я только не встречался! И с церковниками, и с политиками, и с депутатами, и с городской властью. Даже в Москву в Госдуму к знакомому ездил. Это вообще мрак. Короче, пришел к выводу, что власть мне не изменить, буду, что могу, сам делать.
Присмотрел брошенный флигелек в своем районе – пошел в администрацию, поговорил обстоятельно: дайте, говорю, в аренду лет на десять под некоммерческое издательство и культурный центр. А подвал я району верну – пусть там пацаны спортзал оборудуют: в пинг-понг играют, ринг поставят, борцовский ковер… Вентиляция у меня была устроена хорошая. – Медведев говорил неторопливо, обстоятельно, и Оксана нетерпеливо кивала, ожидая продолжения. – А у жены дела все хуже шли: две машины книг по липовым накладным вывезли, магазины плохо платить стали – криминал в книжный бизнес хлынул…
Ладно, говорят мне в исполкоме, составь программу, приложи ходатайство от авторитетных людей – выставим твою заявку на городскую комиссию. Претенденты на флигель есть, но мы тебя поддержим. Но ремонту там – мама не горюй. А я уже слазил, все посмотрел – понравился мне флигелек. Там и офис сделать можно, и зал для мероприятий, и библиотеку для детей, чтобы писатели перед ними выступали, и бильярдную на чердаке, и гостевую комнату, и книжный складик в каретнике… А девиз у меня уже сложился: «Культурная экспансия на утраченные территории!» Я с этим флагом по кабинетам и ходил. Не позволим, дескать, заменить нашего доброго Зайчика ихним Микки Маусом. И еще один: есть вещи поважнее, чем деньги! В шутку, конечно, но частенько употреблял. Я не хотел, чтобы идеалом моих детей и внуков стала огромная розовая задница. – Медведев широко развел руками, изображая то, что имел в виду. – Я не хотел, чтобы моих детей оскотинивали, навязывали чужой образ жизни. Это меня, старика, как говорится, голой бабой и «мерседесом» не купишь, а молодежь? Они уже и русских песен не знают, и книг не читают, одни припевочки под чай «Липтон» помнят…
Он допил остатки вина и повертел бокал в руках. На набережной вспыхнул свет, на асфальте появились желтые отблески.
– Короче, дали мне помещение, и давай я самосвалами мусор вывозить. Двухэтажный флигелек на Васильевском, во дворе. С утра надеваю спецовку и – на работу. Двоих халтурщиков нанял, самосвал. Потом бревна привез, стропила переложили, половые лаги, узенькую сухую вагоночку с комбината привез, сам потолок в мансарде обшил, сделал световой люк в крыше. Бывало, и ночевал там. Подарил книги детским библиотекам – район с ремонтом помог, дал штукатуров. Сейчас выпускаю книги для души, устраиваю вечера, диспуты, литературные конкурсы, трясу спонсоров, работаю со школьниками…
– А в каком году это было? – спросила Оксана
– В августе девяносто шестого. – Медведев повернулся к ней.
– И мы приехали в Чехию в августе девяносто шестого! – Она радостно хлопнула его по руке и помолчала. – Надо же… В одно время начали новую жизнь! Ты в Питере, я в Чехии… И случайно повстречались на Родосе.
– И в один день улетаем. – Медведев проводил взглядом официанта – тот тащил с пляжа гладкое, как обсосанный леденец, полено для камина. – А могу я задать прямой вопрос героине своего будущего произведения? И получить на него честный ответ?
– Задавай. Я никогда не вру. Подоврать могу – если для дела надо. Задавай.
– Что у тебя сейчас с мужем? Вы расстались? Или временно разъехались? Он в Праге, ты там…
Оксана постучала пальцем по сигарете, сбивая пепел. Кивнула:
– Расстались. – Она помолчала. – Тут такая история. Мы же перед отъездом все продали. Купить дом за тридцать тысяч долларов – нам хватило. А отец мне еще квартиру оставил – я ее тоже продала.
– А отец жив?
– Умер. Точнее, его не стало. Застрелился… Потом как-нибудь расскажу. – Оксана беспокойно поправила прическу. – Ну вот, деньги в принципе были, но на дело – за Виталика в академии надо платить, за дочку надо платить – там все образование платное. А муж ко мне пристал – дай эти деньги, я буду в Белоруссию машины гонять, мне это нравится. Знаю эти погонки… Мужики с одной машиной месяца три возятся – не продать. Живут в Белоруссии и каждый день на рынок, как на работу, ездят. Продадут – месяц обмывают. Тут ни мужа, ни денег не увидишь. Я ему не дала. – Она потупила глаза и стала похожа на Барби, которой надо признаться маме, что это она съела варенье. Произнесла тихо: – Он со мной спать перестал. А потом в общежитие в Прагу переехал…
– Н-да… – Медведев пошевелился в кресле и сел поудобнее. – Не купил мне батька новую шапку, назло ему отморожу себе уши… – Он осторожно взглянул на нее. – Жалеешь?..
– Муж как кольцо на пальце, – сказала она, щурясь на золотой треугольный перстень. – Вот оно! – Да, оно дорогое, оно мне нравится, а потеряла… и выяснилось, что ничего страшного в жизни не произошло. Ушел и ушел… Я к нему несколько раз ездила, пыталась встряхнуть, поставить на ноги, думала, вернется… А ему хоть бы хны – завел себе чешку-буфетчицу и живет с ней, на еду и выпивку хватает, больше ничего не надо…
– Хочешь еще чего-нибудь? – не сразу спросил он. – Вина, чаю, кофе?
– Нет, спасибо. – Она неожиданно отстранилась и невинно посмотрела на Медведева. – Можно я тебе тоже вопрос задам?
– Задавай.
– Ты часто влюбляешься? Только честно.
– Я вообще никогда не влюбляюсь, – пожал плечами Медведев. – С тех пор, как женат.
– Что же, и налево не ходишь? – она подняла брови.
– Не хожу.
– Жену любишь?
– Люблю, – спокойно признался Медведев и, подозвав официанта, попросил счет.
– Я почему-то так сразу и подумала… – Оксана достала портмоне. – И в книжке это заметно.
– Разве это плохо? – Он отодвинул ее портмоне. – Убери. Я по раздельности платить не научился и едва ли научусь…
Он заглянул в счет и отсчитал деньги. Подошел официант и поставил перед Оксаной карликовую бутылочку красного вина: «Презент!.. Заходите еще!» Он был полон любезности и внимания.
Они вышли на желтую от огней набережную и двинулись к отелю.
– У тебя какие планы на завтра? – Медведев думал о том, что завтра ему бы не худо посидеть за письменным столом, да и сегодня ночью тоже.
– Никаких. Сейчас приду, буду книжку твою читать. Утром высплюсь – пойду на пляж. А книга мне нравится. Сначала вчитаться никак не могла, а сейчас вчиталась. Действительно, житейские истории. Ты в ней, как в жизни… Я правда в основном те места читаю, где про жену написано. – Она остановилась и подкрасила губы. – Я бы тебе сорок пять не дала. Нет, честно. Лет сорок. Ты, кстати, выглядишь классно… Не пьешь, не гуляешь – и вид соответствующий. Или все-таки погуливаешь? – Она зашла чуть вперед и с улыбкой заглянула ему в лицо. – А?..
– Нет, – помотал головой Медведев. – Не ходок.
– Хоть одной женщине повезло. – Она убрала в сумочку помаду и зеркальце. – Вообще, приятно, когда мужчина о своей жене плохо не говорит. А то некоторые распустят нюни – она такая, она сякая. А вот ты – луч света в темном царстве, люблю. Любишь? Разводись и женись! А уже потом то, о чем мечтаешь. Мне не двадцать лет, чтобы на мне эксперименты проводили.
– Какие эксперименты? – на всякий случай переспросил он.
– Ну какие у мужиков эксперименты – в постель затащить. Победил и пошел героем. К своей жене. Разве не так?
Медведев молча пожал плечами: у кого как…
– У мужиков одни эксперименты, – убежденно повторила Оксана; они остановились, провожая глазами уходящий в сторону турецкого берега паром, и Медведев подумал: «Она во мне разочаровалась, ей нужен кавалер…»
– Вот мой муженек… Скажи, ты бы при такой жене, как я, гулять стал?
– Может, ему хотелось что-нибудь попроще? – ушел от ответа Медведев. – Ты для него слишком энергичная…
Они спустились к морю и пошли по хрустящей гальке.
– Вот именно! Я энергичная – у меня в доме всегда порядок, но я и требовательная. Мужик должен быть мужиком, а не на диване с утра до вечера лежать. Он должен вперед идти, а не катиться под гору…
– Найдешь еще, – рассудительно сказал Медведев. – Ты женщина красивая, умная, интересная… – Он далеко запустил камушек в темное море и услышал, как там взбулькнуло.
– Где? В Чехии? Там не мужики, а тюфяки одни… Холеные, пузатые, благополучные тюфяки… – Оксана рассмеялась и придержалась за согнутую руку Медведева, словно боялась упасть. – Честное слово, тюфяки!..
– Ну, не тебе жаловаться, – с дружеской интонацией сказал Медведев. – Ты только бровью поведешь, и все мужики у твоих ног. Ты же это знаешь…
– Если бы так, – сказала в темноту Оксана. – Господи, когда я брошу курить…
Они подошли к отелю и остановились под ярко освещенным козырьком. За просторными окнами ресторана двигались официанты в малиновых пиджаках, за столиками сидели редкие посетители, зеленели вазы с салатами, сверкали люстры.
И опять стеклянные двери услужливо разъехались перед ней и подождали чуток – не двинется ли вслед провожатый.
«Пока!» – сказал Медведев.
«Звони!» – прикрыла глаза Оксана.
Двери съехались, и он пошел по набережной, не оборачиваясь и думая о том, что увидел героиню ближе, но не яснее, – так сбившаяся фокусировка бинокля приближает предмет, но и делает его расплывчатым. Не хватало какой-то малости, тонкости, единого штришка, чтобы понять, что она делает на острове. Ну не ночная же она бабочка, прилетевшая на заработки? Не хитрая красавица, мечтающая раскрутить его на курортный роман с подарками и ресторанами?
На бетонной спине мола темнели фигуры рыбаков, рдели огоньки сигарет. Медведева потянуло к молчаливой мужской компании, он замедлил шаг, взошел на мол…
Само слово «любовница», имеющее в своем корне благородное существительное «любовь», ассоциировалось у Медведева с какой-то грязью, гнусью, враньем и бедой в доме. Тайные разговоры по телефону, ключи от чужой квартиры с нечистым бельем, недолгие объятия, отведенные глаза, подарки, нахальные ночные таксисты, битье посуды… Надо врать, прятать глаза, чувствовать себя предателем… Разве не стремится человек всю жизнь к тому, чтобы заниматься, чем хочется, к чему лежит душа, говорить то, что думаешь, и не врать? А спид? Хорошенький может быть подарок семье… «Наши бабушка с дедушкой умерли от спида…» Лучше не придумаешь. Ради чего?
В середине перестройки, когда часть его поколения бросилась в бизнес и многие преуспели в добывании денег, пошла мода на любовниц. Длинноногие, холеные, немногословные, пахнущие диковинной косметикой девушки сопровождали бизнесменов, и казалось, их штампуют на конвейере, как и угрюмых мальчиков с бычьими шеями в расстегнутых пиджаках. Девушки шуршали колготками, грациозно подавали кофе, любезно разговаривали по телефону, получали приличные деньги, и вчерашние инженеры, научные работники и комсомольские вожаки, неожиданно располневшие и омордатевшие, возили их с собой, как протокольное приложение, выставляли напоказ, как выставочный образец. «Это Вика, моя сотрудница». – «Это Жанна, мой личный секретарь». «Личный» звучало так, что не оставалось сомнений – если шеф перепьется и не сможет встать с горшка, Жанна подотрет его и натянет брюки. Они вовремя раскрывали папочку с документами, подавали авторучку, стучали каблучками, вежливо улыбались, приносили шефу пепельницу, пригубливали бокал с шампанским после переговоров, оставляя на нем следы помады, и успевали поддерживать уют в снятых для них квартирах. Держать при себе девушку сопровождения считалось не менее важным, чем иметь хороший автомобиль, достойный гардероб, престижный офис и крутую «крышу». Нет, увольте. Не лежала у Медведева душа к подпольным фронтовым подругам, он много лет держал в секретарях Наталию – сдержанную, собранную, без точеной фигурки, но с понятным домашним выражением лица, которой можно было доверить и деньги, и офис, и непростой разговор с похмельным сантехником.
Он не верил в легких, доступных женщин, не верил, что есть такие, с которыми он вдруг станет счастливее, чем с Настей. Кто сможет терпеть его характер, его угрюмость, раздражительность, когда он впадает в творческий запой или запой обыкновенный – плановый, летний, когда он открывает на даче ворота настежь, ходит босиком по газону, жарит шашлыки, принимает гостей, пьет с теми, с кем не мог выпить зимой, замотанный делами и загородившийся шлагбаумом собственного обещания – пить раз в год. И удивительно – Настя, похоже, любила эти летние плановые «дни открытых ворот».
…День на пятнадцатый или двадцатый пить вдруг надоедало, стрелять из пневматического ружья по тазу казалось глупым, компании утомляли, начинал раздражать мусор и пробки, проросшие в траве газона, – откуда их столько? Медведев брал грабли, ставил сыну задачи, заводил газонокосилку, Настя считала убытки – они всегда у нее получались фантастическими, закрывал ворота, топил баню, кряхтел, сидел в саду, потягивая «боржоми», и удивлялся мохнатой желтизне языка – откуда она взялась, если пили чистые виноградные вина? Ну, может быть, пару раз коньяк. Коньяк, наверное, некачественный в ларьке подсунули
И если даже допустить, что он влюбится в молодую стройную девушку, которых сейчас оказалось неожиданно много – спортивных, веселых, умеющих себя держать и слушать, с ровной матовой кожей, блестящими волосами – о чем ему с ними говорить? Он может рассказать им нечто интересное, хотя бы из своей жизни, но что услышит в ответ? Как они ходят на аэробику, занимаются английским, и с кем были на дискотеке в последний раз, и какие группы сейчас в моде? Да они наверняка «Записки Пиквикского клуба» не читали, и процитируй он что-нибудь, примут его за полудурка. Это поколение Мопассана мимо себя пропустило, о Стендале не слышало. Может, и Пушкина не читали… Он никогда не чувствовал себя обделенным, не тосковал по чужой женской ласке, не искал той, которая бы поняла его всего до конца, снабдила вдохновением… Может, поэтому и написал так мало? Да и что его понимать, он прост, как палка: работа, дом, снова работа, дача, семья, собака… С Настей они тоже почти не говорили о Диккенсе, Мопассане, Пушкине – все больше о делах семейных, о работе, о том, что показывают в телевизоре. Но он знал, что Настя чувствует и воспринимает в жизни многое именно так, как воспринимает и чувствует он. За восемнадцать лет совместной жизни, как у всякого мужчины, бывало такое, о чем и вспоминать иной раз не хотелось, – Медведев называл это пьяной цыганщиной, но никогда не было любовницы.
…Медведев вернулся в Центр, сварил себе кофе и отнес в номер. Разложил в безупречном порядке бумаги, книги и приготовился работать.
В дверь осторожно постучали. «Войдите!» – крикнул через плечо Медведев и услышал невнятный голос Лайлы. Она была в цветастых лосинах, искрящейся кофточке, мягких домашних тапочках и не решалась переступить порог приоткрытой двери. Медведев поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест рукой – входите! Лайла, смущенно улыбаясь, вошла и, держась для наглядности за голову, объяснила, что ее посетила сильная головная боль, а таблеток у нее нет. Не мог бы Сергей дать ей анальгетик, если у него есть?.. О’кей, о’кей, сказал Медведев, конечно, он даст. Он протянул ей упаковку анальгина и цитрамона, Лайла выбрала анальгин и, смущенно улыбаясь, стала объяснять, что сегодня много ездила на велосипеде, было жарко, она устала, потом ходила в сауну при финском консульстве, и вот – разболелась голова. Медведев узнал, что финский консул – ее друг, они оба любят велосипедный спорт и уже объехали пол-острова.
«Зачем на острове финский консул?» – поинтересовался Медведев. Лайла, отняв ладошку от головы, сказала, что летом на Родос прилетают на отдых около десяти тысяч финнов и финок. Им нужна помощь. Какая? Летом на остров съезжаются проститутки из разных стран, они обирают доверчивых финских мужчин до нитки. Некоторых мужчин подпаивают, они теряют деньги и документы. Им надо помочь вернуться домой… Страдают и женщины – они по простодушию знакомятся с мужчинами, возникают проблемы… Им всем надо помочь добраться до родины.
«Ладно, – говорят, – поехали. Чего с этого лоха взять?»
А у нас тогда старая машинка была – «мицубиси» – я ее жене из Швеции привез. Невзрачная, вроде нашей «девятки», еще и крыло недавно помяли.
«Вы меня для этого и звали?» – простодушно так спрашиваю. «Ты чё, парень? Мать твою так-разэдак! Не понял? – водитель рожу угрожающую в окно высовывает. А мне главное, чтобы они из машины не вышли. – Не понял, да? Так я сейчас выйду и научу твою телку, как ездить надо!» – «Да, – говорю, – не понял». – И наставляю на него свой «Рекс». – «Думал, вы дорогу спросить хотели. – Тут они замерли. – Шевельнетесь – стреляю! Тебя первого! Потом остальных!» – А пистолет не отличишь – газовый или настоящий.
Морда осторожно в окошко втянулась. Девки захныкали: «А мы здесь при чем? Мы их не знаем, они нас с пляжа подвозят!» А я стою так, чтобы меня дверью не достали, но и от окна недалеко. Водитель на пистолет косится:
«А ты чей? – улыбку из себя выдавливает. – Может, стрелочку забьем?»
А машины по шоссе идут – скорость прибавляют, на нас стараются не смотреть. Бандиты, думают, разбираются, сейчас стрельба начнется.
Я целюсь ему в ухо – он даже голову в плечи втянул – и говорю зло: «Как приедешь в город, купи себе книжку о хороших манерах и правила дорожного движения! Прочтешь – я тебя сам найду. А теперь газуй с места, чтоб покрышки визжали! Ну! Пошел!»
И действительно, бодро газанул – только гравий из-под колес. Я ручку вытащил – номер на руке записал, на всякий случай.
К жене вернулся – с ней истерика: «Они тебя застрелить могли! У тебя газовый, а у них наверняка настоящие!» Сел за руль – руки подрагивают. И никак не могу вспомнить, как первая скорость включается. Вспомнил, поехали.
И пока до дому вез, все рыдала и оглядывалась. А чего рыдать? Если нас хотят в скотов превратить – надо сопротивляться, а не триллерами торговать. И кого в своей стране бояться? Придурков, которых всех в один день в асфальт закатать можно, если всем миром навалиться… А мы все тридцать седьмому году удивляемся – как это люди могли допустить такое, почему не сопротивлялись…
– Ну и что бандиты? Не нашли тебя?
– А мы перед этим по лесной дорожке ехали – номер низко висит, весь в траве и глине – там и не разглядишь ничего. А вскоре мы ее и продали. – Медведев молча управился с остывшими креветками.
– А что потом?
– Потом вдруг обнаружил, что телевизор вновь у меня в комнате стоит, и я собираюсь в Ельцина плюнуть – он что-то про Чечню врал… Такая злость взяла, что ночами не спал. Кругом ложь, беспредел, враки! Все шкалы сбиты! Либо покупай автомат и становись народным мстителем, либо из страны уезжай, чтобы не видеть всего этого. Месяц меня ломало – и роман не идет, в душе трещина, и без дела не могу. Нет, думаю, стоп! Я еще не пенсионер в теплых ботах. Перебрался в город. А деньги и связи уже были, стал единомышленников искать. С кем я только не встречался! И с церковниками, и с политиками, и с депутатами, и с городской властью. Даже в Москву в Госдуму к знакомому ездил. Это вообще мрак. Короче, пришел к выводу, что власть мне не изменить, буду, что могу, сам делать.
Присмотрел брошенный флигелек в своем районе – пошел в администрацию, поговорил обстоятельно: дайте, говорю, в аренду лет на десять под некоммерческое издательство и культурный центр. А подвал я району верну – пусть там пацаны спортзал оборудуют: в пинг-понг играют, ринг поставят, борцовский ковер… Вентиляция у меня была устроена хорошая. – Медведев говорил неторопливо, обстоятельно, и Оксана нетерпеливо кивала, ожидая продолжения. – А у жены дела все хуже шли: две машины книг по липовым накладным вывезли, магазины плохо платить стали – криминал в книжный бизнес хлынул…
Ладно, говорят мне в исполкоме, составь программу, приложи ходатайство от авторитетных людей – выставим твою заявку на городскую комиссию. Претенденты на флигель есть, но мы тебя поддержим. Но ремонту там – мама не горюй. А я уже слазил, все посмотрел – понравился мне флигелек. Там и офис сделать можно, и зал для мероприятий, и библиотеку для детей, чтобы писатели перед ними выступали, и бильярдную на чердаке, и гостевую комнату, и книжный складик в каретнике… А девиз у меня уже сложился: «Культурная экспансия на утраченные территории!» Я с этим флагом по кабинетам и ходил. Не позволим, дескать, заменить нашего доброго Зайчика ихним Микки Маусом. И еще один: есть вещи поважнее, чем деньги! В шутку, конечно, но частенько употреблял. Я не хотел, чтобы идеалом моих детей и внуков стала огромная розовая задница. – Медведев широко развел руками, изображая то, что имел в виду. – Я не хотел, чтобы моих детей оскотинивали, навязывали чужой образ жизни. Это меня, старика, как говорится, голой бабой и «мерседесом» не купишь, а молодежь? Они уже и русских песен не знают, и книг не читают, одни припевочки под чай «Липтон» помнят…
Он допил остатки вина и повертел бокал в руках. На набережной вспыхнул свет, на асфальте появились желтые отблески.
– Короче, дали мне помещение, и давай я самосвалами мусор вывозить. Двухэтажный флигелек на Васильевском, во дворе. С утра надеваю спецовку и – на работу. Двоих халтурщиков нанял, самосвал. Потом бревна привез, стропила переложили, половые лаги, узенькую сухую вагоночку с комбината привез, сам потолок в мансарде обшил, сделал световой люк в крыше. Бывало, и ночевал там. Подарил книги детским библиотекам – район с ремонтом помог, дал штукатуров. Сейчас выпускаю книги для души, устраиваю вечера, диспуты, литературные конкурсы, трясу спонсоров, работаю со школьниками…
– А в каком году это было? – спросила Оксана
– В августе девяносто шестого. – Медведев повернулся к ней.
– И мы приехали в Чехию в августе девяносто шестого! – Она радостно хлопнула его по руке и помолчала. – Надо же… В одно время начали новую жизнь! Ты в Питере, я в Чехии… И случайно повстречались на Родосе.
– И в один день улетаем. – Медведев проводил взглядом официанта – тот тащил с пляжа гладкое, как обсосанный леденец, полено для камина. – А могу я задать прямой вопрос героине своего будущего произведения? И получить на него честный ответ?
– Задавай. Я никогда не вру. Подоврать могу – если для дела надо. Задавай.
– Что у тебя сейчас с мужем? Вы расстались? Или временно разъехались? Он в Праге, ты там…
Оксана постучала пальцем по сигарете, сбивая пепел. Кивнула:
– Расстались. – Она помолчала. – Тут такая история. Мы же перед отъездом все продали. Купить дом за тридцать тысяч долларов – нам хватило. А отец мне еще квартиру оставил – я ее тоже продала.
– А отец жив?
– Умер. Точнее, его не стало. Застрелился… Потом как-нибудь расскажу. – Оксана беспокойно поправила прическу. – Ну вот, деньги в принципе были, но на дело – за Виталика в академии надо платить, за дочку надо платить – там все образование платное. А муж ко мне пристал – дай эти деньги, я буду в Белоруссию машины гонять, мне это нравится. Знаю эти погонки… Мужики с одной машиной месяца три возятся – не продать. Живут в Белоруссии и каждый день на рынок, как на работу, ездят. Продадут – месяц обмывают. Тут ни мужа, ни денег не увидишь. Я ему не дала. – Она потупила глаза и стала похожа на Барби, которой надо признаться маме, что это она съела варенье. Произнесла тихо: – Он со мной спать перестал. А потом в общежитие в Прагу переехал…
– Н-да… – Медведев пошевелился в кресле и сел поудобнее. – Не купил мне батька новую шапку, назло ему отморожу себе уши… – Он осторожно взглянул на нее. – Жалеешь?..
– Муж как кольцо на пальце, – сказала она, щурясь на золотой треугольный перстень. – Вот оно! – Да, оно дорогое, оно мне нравится, а потеряла… и выяснилось, что ничего страшного в жизни не произошло. Ушел и ушел… Я к нему несколько раз ездила, пыталась встряхнуть, поставить на ноги, думала, вернется… А ему хоть бы хны – завел себе чешку-буфетчицу и живет с ней, на еду и выпивку хватает, больше ничего не надо…
– Хочешь еще чего-нибудь? – не сразу спросил он. – Вина, чаю, кофе?
– Нет, спасибо. – Она неожиданно отстранилась и невинно посмотрела на Медведева. – Можно я тебе тоже вопрос задам?
– Задавай.
– Ты часто влюбляешься? Только честно.
– Я вообще никогда не влюбляюсь, – пожал плечами Медведев. – С тех пор, как женат.
– Что же, и налево не ходишь? – она подняла брови.
– Не хожу.
– Жену любишь?
– Люблю, – спокойно признался Медведев и, подозвав официанта, попросил счет.
– Я почему-то так сразу и подумала… – Оксана достала портмоне. – И в книжке это заметно.
– Разве это плохо? – Он отодвинул ее портмоне. – Убери. Я по раздельности платить не научился и едва ли научусь…
Он заглянул в счет и отсчитал деньги. Подошел официант и поставил перед Оксаной карликовую бутылочку красного вина: «Презент!.. Заходите еще!» Он был полон любезности и внимания.
Они вышли на желтую от огней набережную и двинулись к отелю.
– У тебя какие планы на завтра? – Медведев думал о том, что завтра ему бы не худо посидеть за письменным столом, да и сегодня ночью тоже.
– Никаких. Сейчас приду, буду книжку твою читать. Утром высплюсь – пойду на пляж. А книга мне нравится. Сначала вчитаться никак не могла, а сейчас вчиталась. Действительно, житейские истории. Ты в ней, как в жизни… Я правда в основном те места читаю, где про жену написано. – Она остановилась и подкрасила губы. – Я бы тебе сорок пять не дала. Нет, честно. Лет сорок. Ты, кстати, выглядишь классно… Не пьешь, не гуляешь – и вид соответствующий. Или все-таки погуливаешь? – Она зашла чуть вперед и с улыбкой заглянула ему в лицо. – А?..
– Нет, – помотал головой Медведев. – Не ходок.
– Хоть одной женщине повезло. – Она убрала в сумочку помаду и зеркальце. – Вообще, приятно, когда мужчина о своей жене плохо не говорит. А то некоторые распустят нюни – она такая, она сякая. А вот ты – луч света в темном царстве, люблю. Любишь? Разводись и женись! А уже потом то, о чем мечтаешь. Мне не двадцать лет, чтобы на мне эксперименты проводили.
– Какие эксперименты? – на всякий случай переспросил он.
– Ну какие у мужиков эксперименты – в постель затащить. Победил и пошел героем. К своей жене. Разве не так?
Медведев молча пожал плечами: у кого как…
– У мужиков одни эксперименты, – убежденно повторила Оксана; они остановились, провожая глазами уходящий в сторону турецкого берега паром, и Медведев подумал: «Она во мне разочаровалась, ей нужен кавалер…»
– Вот мой муженек… Скажи, ты бы при такой жене, как я, гулять стал?
– Может, ему хотелось что-нибудь попроще? – ушел от ответа Медведев. – Ты для него слишком энергичная…
Они спустились к морю и пошли по хрустящей гальке.
– Вот именно! Я энергичная – у меня в доме всегда порядок, но я и требовательная. Мужик должен быть мужиком, а не на диване с утра до вечера лежать. Он должен вперед идти, а не катиться под гору…
– Найдешь еще, – рассудительно сказал Медведев. – Ты женщина красивая, умная, интересная… – Он далеко запустил камушек в темное море и услышал, как там взбулькнуло.
– Где? В Чехии? Там не мужики, а тюфяки одни… Холеные, пузатые, благополучные тюфяки… – Оксана рассмеялась и придержалась за согнутую руку Медведева, словно боялась упасть. – Честное слово, тюфяки!..
– Ну, не тебе жаловаться, – с дружеской интонацией сказал Медведев. – Ты только бровью поведешь, и все мужики у твоих ног. Ты же это знаешь…
– Если бы так, – сказала в темноту Оксана. – Господи, когда я брошу курить…
Они подошли к отелю и остановились под ярко освещенным козырьком. За просторными окнами ресторана двигались официанты в малиновых пиджаках, за столиками сидели редкие посетители, зеленели вазы с салатами, сверкали люстры.
И опять стеклянные двери услужливо разъехались перед ней и подождали чуток – не двинется ли вслед провожатый.
«Пока!» – сказал Медведев.
«Звони!» – прикрыла глаза Оксана.
Двери съехались, и он пошел по набережной, не оборачиваясь и думая о том, что увидел героиню ближе, но не яснее, – так сбившаяся фокусировка бинокля приближает предмет, но и делает его расплывчатым. Не хватало какой-то малости, тонкости, единого штришка, чтобы понять, что она делает на острове. Ну не ночная же она бабочка, прилетевшая на заработки? Не хитрая красавица, мечтающая раскрутить его на курортный роман с подарками и ресторанами?
На бетонной спине мола темнели фигуры рыбаков, рдели огоньки сигарет. Медведева потянуло к молчаливой мужской компании, он замедлил шаг, взошел на мол…
Само слово «любовница», имеющее в своем корне благородное существительное «любовь», ассоциировалось у Медведева с какой-то грязью, гнусью, враньем и бедой в доме. Тайные разговоры по телефону, ключи от чужой квартиры с нечистым бельем, недолгие объятия, отведенные глаза, подарки, нахальные ночные таксисты, битье посуды… Надо врать, прятать глаза, чувствовать себя предателем… Разве не стремится человек всю жизнь к тому, чтобы заниматься, чем хочется, к чему лежит душа, говорить то, что думаешь, и не врать? А спид? Хорошенький может быть подарок семье… «Наши бабушка с дедушкой умерли от спида…» Лучше не придумаешь. Ради чего?
В середине перестройки, когда часть его поколения бросилась в бизнес и многие преуспели в добывании денег, пошла мода на любовниц. Длинноногие, холеные, немногословные, пахнущие диковинной косметикой девушки сопровождали бизнесменов, и казалось, их штампуют на конвейере, как и угрюмых мальчиков с бычьими шеями в расстегнутых пиджаках. Девушки шуршали колготками, грациозно подавали кофе, любезно разговаривали по телефону, получали приличные деньги, и вчерашние инженеры, научные работники и комсомольские вожаки, неожиданно располневшие и омордатевшие, возили их с собой, как протокольное приложение, выставляли напоказ, как выставочный образец. «Это Вика, моя сотрудница». – «Это Жанна, мой личный секретарь». «Личный» звучало так, что не оставалось сомнений – если шеф перепьется и не сможет встать с горшка, Жанна подотрет его и натянет брюки. Они вовремя раскрывали папочку с документами, подавали авторучку, стучали каблучками, вежливо улыбались, приносили шефу пепельницу, пригубливали бокал с шампанским после переговоров, оставляя на нем следы помады, и успевали поддерживать уют в снятых для них квартирах. Держать при себе девушку сопровождения считалось не менее важным, чем иметь хороший автомобиль, достойный гардероб, престижный офис и крутую «крышу». Нет, увольте. Не лежала у Медведева душа к подпольным фронтовым подругам, он много лет держал в секретарях Наталию – сдержанную, собранную, без точеной фигурки, но с понятным домашним выражением лица, которой можно было доверить и деньги, и офис, и непростой разговор с похмельным сантехником.
Он не верил в легких, доступных женщин, не верил, что есть такие, с которыми он вдруг станет счастливее, чем с Настей. Кто сможет терпеть его характер, его угрюмость, раздражительность, когда он впадает в творческий запой или запой обыкновенный – плановый, летний, когда он открывает на даче ворота настежь, ходит босиком по газону, жарит шашлыки, принимает гостей, пьет с теми, с кем не мог выпить зимой, замотанный делами и загородившийся шлагбаумом собственного обещания – пить раз в год. И удивительно – Настя, похоже, любила эти летние плановые «дни открытых ворот».
…День на пятнадцатый или двадцатый пить вдруг надоедало, стрелять из пневматического ружья по тазу казалось глупым, компании утомляли, начинал раздражать мусор и пробки, проросшие в траве газона, – откуда их столько? Медведев брал грабли, ставил сыну задачи, заводил газонокосилку, Настя считала убытки – они всегда у нее получались фантастическими, закрывал ворота, топил баню, кряхтел, сидел в саду, потягивая «боржоми», и удивлялся мохнатой желтизне языка – откуда она взялась, если пили чистые виноградные вина? Ну, может быть, пару раз коньяк. Коньяк, наверное, некачественный в ларьке подсунули
И если даже допустить, что он влюбится в молодую стройную девушку, которых сейчас оказалось неожиданно много – спортивных, веселых, умеющих себя держать и слушать, с ровной матовой кожей, блестящими волосами – о чем ему с ними говорить? Он может рассказать им нечто интересное, хотя бы из своей жизни, но что услышит в ответ? Как они ходят на аэробику, занимаются английским, и с кем были на дискотеке в последний раз, и какие группы сейчас в моде? Да они наверняка «Записки Пиквикского клуба» не читали, и процитируй он что-нибудь, примут его за полудурка. Это поколение Мопассана мимо себя пропустило, о Стендале не слышало. Может, и Пушкина не читали… Он никогда не чувствовал себя обделенным, не тосковал по чужой женской ласке, не искал той, которая бы поняла его всего до конца, снабдила вдохновением… Может, поэтому и написал так мало? Да и что его понимать, он прост, как палка: работа, дом, снова работа, дача, семья, собака… С Настей они тоже почти не говорили о Диккенсе, Мопассане, Пушкине – все больше о делах семейных, о работе, о том, что показывают в телевизоре. Но он знал, что Настя чувствует и воспринимает в жизни многое именно так, как воспринимает и чувствует он. За восемнадцать лет совместной жизни, как у всякого мужчины, бывало такое, о чем и вспоминать иной раз не хотелось, – Медведев называл это пьяной цыганщиной, но никогда не было любовницы.
…Медведев вернулся в Центр, сварил себе кофе и отнес в номер. Разложил в безупречном порядке бумаги, книги и приготовился работать.
В дверь осторожно постучали. «Войдите!» – крикнул через плечо Медведев и услышал невнятный голос Лайлы. Она была в цветастых лосинах, искрящейся кофточке, мягких домашних тапочках и не решалась переступить порог приоткрытой двери. Медведев поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест рукой – входите! Лайла, смущенно улыбаясь, вошла и, держась для наглядности за голову, объяснила, что ее посетила сильная головная боль, а таблеток у нее нет. Не мог бы Сергей дать ей анальгетик, если у него есть?.. О’кей, о’кей, сказал Медведев, конечно, он даст. Он протянул ей упаковку анальгина и цитрамона, Лайла выбрала анальгин и, смущенно улыбаясь, стала объяснять, что сегодня много ездила на велосипеде, было жарко, она устала, потом ходила в сауну при финском консульстве, и вот – разболелась голова. Медведев узнал, что финский консул – ее друг, они оба любят велосипедный спорт и уже объехали пол-острова.
«Зачем на острове финский консул?» – поинтересовался Медведев. Лайла, отняв ладошку от головы, сказала, что летом на Родос прилетают на отдых около десяти тысяч финнов и финок. Им нужна помощь. Какая? Летом на остров съезжаются проститутки из разных стран, они обирают доверчивых финских мужчин до нитки. Некоторых мужчин подпаивают, они теряют деньги и документы. Им надо помочь вернуться домой… Страдают и женщины – они по простодушию знакомятся с мужчинами, возникают проблемы… Им всем надо помочь добраться до родины.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента