Страница:
– А разве я просила для себя места в твоей жизни, Макс? – поинтересовалась она и, обхватив его руку, поднесла к своим губам и прижалась к его ладони. – Я просила тебя, чтобы ты отказался от того, во что веришь всем сердцем?
Он выпростал свою руку и притронулся к влажным прядям ее волос.
– О чем ты, Кэтрин? – выдохнул он. Молодая женщина продолжала смотреть ему прямо в глаза.
– Просто я тебя уважаю, – прошептала она, выпуская его руку. – И я не могу без тебя, Макс, вот и все.
Мучительно медленно он обхватил ладонями ее лицо, наклонился к ней, чуть повернул голову. Глаза их встретились, и в них отражались тепло и ожидание. Кэтрин задрожала и приникла к нему. От него исходило душевное тепло и еще что-то, что показалось ей обещанием. Макс прикасался губами к ее лицу, трогал уголок ее левого глаза, бровь, вел губами вдоль щеки и, в конце концов, добрался до ее рта.
Она ответила ему, с готовностью приоткрывая губы и обвивая его руками за шею.
– Макс, – прошептала она, – ты же весь замерз. Я сегодня одна. Пойдем поднимемся ко мне.
Слова ее, казалось, воспламенили его, и он поцеловал ее жадно и со страстью. О Господи, вот чего она желала все время! Ей бы нужно отослать его прочь. Нельзя позволить ему еще раз обидеть ее. Но она невольно простонала и вцепилась пальцами ему в плечи.
Макс в ответ поцеловал ее долгим поцелуем и даже легонько прихватил зубами нижнюю губу. Никто не целовал Кэтрин так умело и с такой нежностью. Гостиная и дождь за окнами отодвинулись куда-то далеко-далеко. Она оторвалась от его рта и выдохнула лишь одно слово:
– Пожалуйста.
– Пожалуйста – что? – хрипло спросил Макс, шумно и часто дыша. – Скажи мне, Кэтрин. И не ошибись. Теперь пути назад может и не быть. Я слишком сильно·хочу быть с тобой.
Его пальцы уже теребили пуговицы ее халата.
– Макс, пожалуйста, люби меня, – умоляюще попросила она. – Я устала ждать тебя. Люби меня. Всего лишь еще один раз. Потом мы, может, и забудем друг друга.
– Нет, Кэтрин, – возразил он хриплым шепотом, горячо дыша куда-то ей в шею, – со мной этого не будет никогда.
В спальне Макс притянул Кэтрин к себе ближе, и вновь его губы поймали ее и, не в силах утолить любовную жажду, жадно приникли к ним с такой силой, что голова ее опустилась на кровать, стукнувшись о деревянный столбик. Она заглянула ему в глаза. Их чернота одновременно манила и обжигала. Такие глаза, подумала Кэтрин, какую хочешь женщину лишат рассудка. Лишилась ли рассудка она сама? Сейчас ей просто все равно. При каждом его прикосновении она цепенела от счастья. Слишком отчаянно ей хотелось быть с ним. Кэтрин сделала попытку снять с него рубашку, но Макс помог ей, быстро стянув ее одной рукой через голову.
– Независимая вдова или кто ты там еще, Кэтрин, – проговорил он и положил ладони ей на талию, – но твой брат за все это меня точно отправит на тот свет.
– Он никогда не узнает, – поклялась она, – обещаю, Макс. Ты только ласкай меня. Да, да, да, вот так! Вот так!
Ночная рубашка соскользнула на бедра и благополучно завершила свой путь где-то на полу. С едва слышным стоном Макс сбросил с себя брюки и, склонившись к ее шее, впился в нее губами. Затем ласково, но настойчиво раздвинул ей ноги, прижался лицом ей между бедер и скользнул языком к томящейся расщелине. Кэтрин с неимоверным трудом сдержала рвавшийся наружу мучительно-сладостный вскрик.
Господи! Господи! Она всегда понимала, что он способен на такое – довести до безумного желания близости с ним, близости неприкрытой, бесстыдной и свободной от всех предрассудков. Язык Макса все скользил и кружился, легонько, дразнящими движениями касаясь тугого бутона, и жаркие волны наслаждения летели по телу, и мучительно хотелось еще большего. Коленки ее ходили ходуном, и сердце колотилось ... нет, не у горла, а где-то там, между ног.
– Боже мой, Макс! Господи! О, Макс, – простонала она, – давай ляжем. Люби меня ... Пожалуйста ... Макс ...
Она запустила руки в его шевелюру и то вжимала сильнее его лицо, то отталкивала от себя. Он медленно поднимался на ноги и покрывал нежными поцелуями ее нагое тело. Она исхитрилась спихнуть с постели простыни и одеяло и потянула его за собой на кровать. Ее желание близости сделалось дикарским, плотоядным. Она желала, чтобы его сила, его жар пали на нее, обрушились со всего маху, подмяли под себя, заполнили собой всю ее исполненную мучительной жажды глубину.
Он смотрел ей прямо в глаза, на своем бедре она чувствовала горячую тяжесть его желания, и для женщины, уже побывавшей замужем, Кэтрин вдруг почувствовала себя безнадежно неопытной в любовных делах. Она медленно опустила руку и обхватила пальцами его вытянувшуюся до предела, подрагивающую плоть. Макс с каким-то всхлипом втянул воздух и зажмурился; кадык у него дернулся.
– Кэтрин! О-о-о ...
– Я ... нельзя? – в смущении прошептала она.
– Можно! – выдохнул он, притянул к себе и уткнулся ей в плечо. – Ласкай меня, любовь моя! Прикасайся ко мне, пока я не умру от счастья!
Кэтрин снова сделала легкое поглаживающее движение, наслаждаясь бархатистым теплом в ладони.
– Я хочу его во мне, Макс, – шепнула она ему в грудь. – Покажи мне, как надо делать. Мне все время было так плохо. Я, наверное, все забыла.
Он коротко и глухо рассмеялся, и теплое его дыхание скользнуло по ее шее.
– Чародейка! – выпалил он. – Ничего ты не забыла.
Он поднял голову и встал на колени, сев на нее верхом. Погрузил пальцы в ее волосы, склонился к ней и вновь поцеловал, яростно и жадно. Потом чуть ли не с благоговением накрыл рукой ей лоно, а второй осторожно начал отворять любовный вход, прощупывать путь в глубину, чья жаркая влажность потихоньку начала вожделенно разверзаться.
Вдруг он вздрогнул и буквально окаменел.
– Кэтрин, – сдавленно проговорил он. – Кэтрин, даже если мы будем осторожны, ты не задумывалась, что можешь ... понести ребенка? Даже сейчас ты можешь понести моего ребенка!
Качаясь на волнах безумно сладостного наслаждения, Кэтрин подумала, что он собирается сейчас отринуть ее.
– Я об этом не думала, Макс! – воскликнула она с отчаянием в голосе. – Я была бы так рада, Макс, честное слово! Но я не могу!
Ласкать ее он не перестал, и мужественность его отнюдь не утратила своей силы и решимости. Макс запрокинул голову, явно раздумывая над ее словами.
– Кэтрин, ты не можешь ничего уверенно утверждать, – хрипло возразил он и посмотрел на потолок. – Ты мне кое-что пообещай.
– Хорошо, – выдохнула она и снова спустила руку по всей длине его мужского достоинства. – Я согласна. Что хочешь. Что скажешь.
Он склонился к ней, посмотрел прямо в глаза.
– Обещай мне себя, Кэтрин, – тихо проговорил он. – Бог не велит мне зачать ребенка, но если у нас все же получится, то обещай мне, что мы поженимся. Поклянись!
– Клянусь, – твердо ответила она. – Клянусь!
Он уже взялся рукой за вздыбленную плоть и еще шире отворил ей вход. Кэтрин, широко раскинув бедра, согнула коленки, уперлась ступнями ему в бедра и откинула голову на подушку в страстном ожидании.
Макс скользнул в нее нежно и медленно. Боже, какое же счастье! Какая же она узкая! Кэтрин тихонько ахнула, почувствовав всю его силу в себе, и Макс приостановился. Она обволакивала его своей жаркой женственной плотью, ласково понуждая, подстегивая, и Макс сдался на милость происходящему.
Кэтрин прерывисто вздохнула и подтянула коленки еще выше, чтобы лучше и полнее чувствовать его в себе. Он склонился к ней, поцеловал долгим, сладким поцелуем и почувствовал, что Кэтрин сейчас жаждет его столь же страстно, как и он ее: она вновь и вновь порывисто подавалась ему навстречу, раз за разом радостно принимая его самозабвенные толчки. В любви он не относился к желторотым новичкам. Ему хотелось обладать Кэтрин нежно, медленно, чтобы подарить долгое наслаждение им обоим. Он должен это сделать, потому что вдруг то, о чем она говорила, окажется правдой? Просто еще один раз – вот ее слова. Но сейчас, когда его мужская плоть, до предела переполненная любовным порывом, счастливо пребывала в жаркой тугой глубине ее разверстого лона, ее слова окатили ему сердце ледяным холодом. Он положил руки ей на талию, спустил ладони чуть ниже ей на бедра.
– Двигайся со мной, Кэтрин, – шепнул он и, приподняв ее, перевернулся на спину. – Любимая, опускайся на меня.
Кэтрин приподнялась, ее темно-каштановые длинные волосы взметнулись над грудями, и она, опустившись, оседлала Макса.
– О-о-о! – невольно воскликнула она и уперлась руками в его грудь, чтобы удержать равновесие.
Макс подсунул руки под соблазнительные полушария и приподнял Кэтрин. Она вновь вскрикнула, но на этот раз от удовольствия. А потом встала на колени и заскользила вдоль него с трепетной плавностью, от которой Макс готов был сойти с ума. В неярком мигающем свете лампы кожа ее, казалось, обрела теплый светло-персиковый цвет. Его земная богиня. Великий Боже, как же он желал ее! Не сдерживая себя, он с силой вонзался в истекающее любовным соком лоно Кэтрин.
Мгновенно мир вокруг исчез, оставив каждому из них свою собственную страсть. Кэтрин прерывисто всхлипнула, потом всхлипнула снова, когда в очередной раз приняла дрожащую от напряжения мужскую плоть Макса, проскользнув вдоль нее до самого ее конца и выведя Макса за грань рассудка. Он уже не мучился сомнениями; пусть его любовь изольется вся целиком в сосуд, готовый и жаждущий ее принять. И Макс почувствовал, что еще совсем немного – и он взорвется наслаждением; он упивался каждым новым соитием, которое окатывало его блаженством, как от любящего удара жарким сладострастным хлыстом.
Наконец Кэтрин упала на Макса и замерла, обессиленная. Они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях, не в силах успокоить дыхание. Вскоре язычок пламени в лампе часто-часто замигал и потух, оставив их в полной темноте. Вдалеке, где-то в небе над Лондоном, пророкотал гром. Кэтрин даже не шевельнулась.
– Боже мой, Макс, – медленно прошептала она и поцеловала его в щеку, – мой любимый. У нас теперь большие неприятности. Кажется, одним разом нам явно не обойтись.
Максу не хотелось выходить из уютной глубины ее тела, и он лежал, ласково обнимая Кэтрин, пока, наконец, не услышал, как ее ровное дыхание перешло в тихое уютное посапывание. Кэтрин уснула. Отчего-то к нему дремота никак не приходила. Большие неприятности? Вот так. Фраза не очень подходила для того, чтобы описать, в какие неприятности он сейчас угодил. Тело жажду любви утолило и пребывало в расслабленном успокоении, зато в голове у него царила полнейшая неразбериха. Макс покрепче обнял Кэтрин и привлек ее к себе, зная с убийственной уверенностью, что сегодня жизнь его изменилась навсегда.
ГЛАВА 15
Кэтрин проснулась довольно поздно и, слегка приподняв голову, сонным взглядом посмотрела на лежавшего рядом Макса. Встретившись с ней взглядом, Макс заулыбался и, держа ее в объятиях, перекатился на бок. Она, проснувшаяся только наполовину, слабо улыбнулась ему в ответ, отчего лицо ее с чуть приподнявшимися уголками рта и слегка сощурившимися глазами стало еще прелестнее. Макс поймал себя на мысли, что лелеет надежду, что в эту ночь они сумели зачать его ребенка. Сердце у него вдруг перестало помещаться в груди.
Что за безумие его охватило? Господи, он не должен так думать! Он окончательно проснулся, и на ум ему вдруг пришло старое, еще со школьных лет, наставление: «Тот, кто обретает жену и детей, становится заложником судьбы». Очень многозначительная и умная фраза, вот только чья? Вергилий? Нет, Бэкон.
В голове у него все звучал отупляющий скрип мела, которым писал на грифельной доске герр Ягер. Его старый гувернер был большим любителем философских споров, когда размышляли о том, что брак – помеха на пути тех, кто встает на борьбу за самые животрепещущие дела общества. Только вот в случае с его отцом брак стал не помехой, а гораздо хуже – трагедией. Макс не понаслышке знал, насколько прав герр Ягер с его излюбленной теорией. Человек, который посвятил себя великому и – опасному! – благому делу, никогда не может позволить себе роскошь завести жену и семью. Считать иначе и глупо, и опасно.
Прикосновение горячей ладошки Кэтрин вернуло его к действительности и наполнило до сладкой боли пронзительной нежностью. Молодая женщина провела рукой по его щеке, убрала с лица нависшие волосы и тихонько рассмеялась.
– Макс, у тебя волосы будто встали от страха дыбом! – тихонько проговорила она, окидывая его живым взглядом. – Неужели ты в такой дождь шел пешком от самой Веллклоуз-сквер?
– Да, – хмуро кивнул Макс.
– A-a, – качнула головой Кэтрин, – я так и думала.
Она поцеловала его подбородок и прижалась головой к его плечу.
– Надеюсь, твоя бабушка здорова?
– У моей бабушки не все в порядке с головой, – пробормотал он, трогая губами пряди ее волос. – Но чувствует она себя вполне сносно. А как себя чувствуешь ты?
На его вопрос Кэтрин не ответила, а просто сладко зевнула и с видимым удовольствием томно потянулась всем своим нагим телом.
– Знаешь, Макс, – мечтательно проговорила она, – если забыть твое отвратительное поведение тогда, я по тебе ужасно скучала.
В словах ее не содержалось и намека на злорадство. Такого доброго отношения к себе он едва ли заслужил.
– Я малоприятный тип, верно? – пробурчал он, рассеянно перебирая пальцами каштановые прядки. – Честное слово, Кэтрин, я не могу себе представить, что такого, ты во мне нашла.
Она хитро усмехнулась и, приподнявшись на локте, посмотрела на него.
– О, полагаю, порядочность и уважение еще никто не отменял? – заметила она. – Тогда плюс еще трудолюбие. А еще ты больше заботишься о других, чем о самом себе. Все сказанное, конечно, навязло в зубах, Макс, но такие черты характера остаются весьма подкупающими.
– Избавь меня от необходимости краснеть, Кэтрин! – сухо сказал он.
– Нет, Макс, ради Бога, краснеть еще не время! – живо проговорила она. – Я же еще не перечислила твои дурные черты.
– Будь любезна, и поскорее. Неизвестность всегда меня страшит.
– Конечно, конечно, – жизнерадостно заверила она, – ты упрямый как осел, безапелляционный, и спорить с тобой невозможно, ужасающе самоуверенный. Ты всегда знаешь, что кому нужно, всегда спешишь это сообщить, даже если тебя не просят, а твой гардероб частенько· выглядит безнадежно устаревшим.
– Все?
– На данный момент вполне достаточно.
Она опустила голову, прижалась ухом к его груди и продолжала более деловитым тоном:
– Теперь скажи мне, что ты собираешься делать. Поговори со мной, Макс. Я люблю слушать, потому что, когда ты говоришь, у тебя в груди что-то тихонько гудит.
Макс пришел в сильное замешательство.
– Я не могу рассказать тебе ничего интересного.
– Просто замечательно! – вздохнула она. – Ну ладно, давай, рассказывай! Что нового об убийстве Джулии? Ты уже определил круг подозреваемых?
Опять о его работе! Такое впечатление, что ее ничего, кроме его работы, не интересует. Ему захотелось узнать, откуда такой интерес. Но Кэтрин он мог доверять.
– Подозреваемых больше, чем нужно, – пробурчал он и потянулся, чтобы поправить соскользнувший ей на лоб завиток.
Как будто прочтя его мысли, Кэтрин улеглась на живот, уперлась локтями в кровать и подперла подбородок кулачками, так что он мог беспрепятственно любоваться ее живым личиком. Вдобавок ему стали видны нежные округлости ее ягодиц, и в таком положении он был не прочь, чтобы беседа их не прерывалась.
– А как поживают твои друзья, мистер Сиск и мистер Кембл?
– Что? Прости, прослушал. – Макс с трудом оторвал взгляд от ее соблазнительного тела.
Кэтрин скрестила ноги и пристально посмотрела на него.
– Я про констебля Сиска и мистера Кембла, – повторила она. – Разве они не могут помочь тебе сократить столь обременительный список?
Макс уже хотел прекратить разговор о его работе, но, к собственному ужасу, понял, что не прочь поделиться с ней кое-какими соображениями. Ему так хотелось предаться здесь отдыху, поваляться на ее кровати и, пропуская между пальцами длинные пряди ее чудных волос, от души выговориться обо всех своих беспокойствах и сомнениях, тем более что Сесилия уже втянула Кэтрин в его дело.
– Кое-чего мы добились, – поразмыслив, начал он рассказывать. – Мы выяснили, что это крупная афера по подделке драгоценных камней. С большинства лиц из первоначального списка мы подозрения сняли. Теперь мы занимаемся только одним или двумя.
– Матерые жулики? – уточнила она. – Или кто-то из ее любовников?
Макс презрительно фыркнул.
– Ага, любовники ... – пробурчал он. – Есть один такой – лорд Бодли, хотя имена мне называть и не следует. Держись от него как можно дальше, Кэтрин. Есть еще один тип, молодой повеса, которому отчаянно нужны деньги.
Кэтрин вопросительно приподняла брови:
– Ты, кажется, раздосадован?
Макс снова нахмурился и уставился в полутьму.
– Просто мне нравится этот мерзавец, – неохотно признал он. – Но разрази меня гром, если я знаю почему. Сиск, правда, в его вине уверен, тем более что малый весьма поспешно уехал из Лондона. Впрочем, пусть уж лучше он, чем Гарри.
– Макс, ты говоришь очень жестокие вещи!
– Работа полицейского, Кэтрин, одна сплошная жестокость, – ответил он и принялся перебирать шелковистую прядку у нее над ухом. – Всегда куча мерзости, и очень часто, как бы ты ни старался, все кончается большой несправедливостью. Но вешать не виновного никто не собирается.
Кэтрин опустила глаза.
– Я никогда и не думала, Макс, что ты на это способен, – тихо сказала она. – Скажи, а Гарри больше не входит в число подозреваемых?
Макс пожал плечами и закинул руки за голову, с удовольствием чувствуя на себе оценивающий взгляд Кэтрин.
– По крайней мере, я его таковым не считаю, но Гарри не очень-то себе помогает.
– Вот как? – хмыкнула Кэтрин. – Ах да, ведь он уложил себе в постель горничную леди.
У Макса от изумления полезли вверх брови.
– Черт, откуда ты знаешь?
Кэтрин загадочно усмехнулась.
– Сесилия ужасно боялась, что все выяснится, – призналась Кэтрин. – Она еще умирала от страха, что Гарри надумает повеситься. Ты же знаешь, дамы и дня не могут прожить без того, чтобы не посплетничать.
Макс постарался принять суровый вид.
– Но тебе, Кэтрин, нужно быть очень осторожной, – проворчал он.
Она, озорно блеснув глазами, нырнула головой куда-то ему под мышку и укусила за бок.
– Ой! Ну что за ведьма! – вскрикнул, дернувшись от боли, Макс. – Перестань кусаться!
– А ты перестань хмурить брови! – проговорила она и принялась целовать то место, в которое укусила. – А если хмуришься, так переноси наказание достойно, как настоящий мужчина.
Изнывая от всколыхнувшегося желания и распаленный видом соблазнительного женского зада, Макс сгреб Кэтрин за плечи и опрокинул на спину.
Она даже не успела перевести дыхание, как он уже подмял ее под себя.
– Я тебе покажу наказание, языкастая девица! – проворчал он, широко разводя ей бедра и закидывая ее руки ей за голову. – Я оказался в твоей постели не для того, чтобы выслушивать дурацкие наставления.
У Кэтрин широко распахнулись глаза.
– Тогда для чего ты в ней оказался, а? – внезапно охрипшим голосом спросила Кэтрин. Покажи мне.
– А вот для чего, – ответил он и, приподнявшись, сразу, сильно и глубоко вошел в нее, – чтобы получать удовольствие и приносить удовольствие. Чтобы без устали брать тебя, Кэтрин. Ты умоляла, чтобы я лег к тебе в постель, так что можешь умолять меня оставить ее и уйти, но только после того, как я закончу.
Кэтрин откинула голову и округлила рот.
– Вот как! Начались угрозы?
Вопроса ее он не расслышал, весь уже отдавшись радости близости с ней.
– Кэтрин, я хочу любить тебя так, чтобы ты кричала от счастья! – сдавленно выговорил он, снова погружая свою восставшую плоть в ее жаркую глубину. – Я хочу тебя любить так, чтобы ты умоляла любить тебя еще и еще. Я хочу, любовь моя, наказать тебя за то, что ты сделала.
– Что? – удивилась она и притянула коленки к груди, чтобы принять в себя всю его силу. – Что я натворила, Макс?
Но Макс не ответил, он просто не мог ответить, потому что Кэтрин успела скрестить ноги у него на пояснице и принялась сосредоточенно и неторопливо двигать навстречу ему своими бедрами. И тут Макс понял, что он счастлив, безоглядно счастлив. Наслаждение вливало в него новые силы и желания, вдохновляло его. Глаза Кэтрин медленно стали покрываться поволокой.
– Макс, о, Макс, Боже мой, Макс! – Кэтрин корчилась под ним, стараясь выгнуться, еще сильнее, прижаться к нему. – Пожалуйста ... Господи, пожалуйста ... сейчас ... сейчас ...
Макс лишь улыбнулся, вдавил ее в матрас и поудобнее устроился, чтобы отправиться в долгий и мучительно-сладкий путь любовного блаженства.
На всем протяжении своей несколько необычной карьеры Максу доводилось ночевать в самых разных и весьма странных местах. Работа полицейского наполовину состояла из терпения, наполовину из упорства. Приходилось частенько проводить ночь не в самых пригодных для сна местах. Где он только не ночевал – омерзительно-сырой подвал, жесткая деревянная скамейка в пивной, а однажды ему пришлось коротать ночь в пустой бочке на дворе какого-то торговца-индийца. Максу доводилось спать где угодно. Но он так и не смог вспомнить ни одного раза, чтобы он встречал рассвет, обнимая нагую женщину. Такой роскоши он никогда не мог и не должен был себе позволять. Где-то в глубине дома часы пробили четыре утра, и Макс медленно выплыл из сна. Уютно притулившись к его боку, рядом спала нагая Кэтрин, и он только сейчас понял, каким же непредусмотрительным он оказался. Близость с Кэтрин легко могла перерасти в неодолимую привязанность. Впрочем, теперь ему было почти наплевать.
Заложник судьбы. М-да. Фраза снова всплыла в памяти, но сейчас, спросонья, она уже не казалась такой многозначительной. Он покрепче обнял Кэтрин, уткнулся лицом ей куда-то между шеей и плечом и вдохнул ободряюще пьянящий аромат. Туалетное мыло и сирень. Тепло и мускус. Женщина. Рядом с ним. Нагая. Единственная. Как ему хотелось, чтобы все вот так и оставалось вечно, чтобы сказочный миг вместе с ними обоими навсегда впечатался в вечность. Короче говоря, он снова вернулся к мысли о …Конечно, нет, он не сможет ... Кэтрин не захочет.
Но что, если будет ребенок? Господи! Тогда все меняется. Тогда он во что бы то ни стало, удержит ее, потому что она поклялась. Конечно, ему тоже многим придется пожертвовать. Пилю придется подыскать кого-то еще, чтобы тот шастал и выслеживал по Лондону, вынюхивал вымогателей и взяточников, потому что Макс больше не сможет рисковать получить удар ножа в спину. Придется купить дом подальше от Веллклоуз-сквер, потому что мудрый человек никогда не будет растить собственное дитя в Ист-Энде.
И что он потом будет делать со своей жизнью? Приедет в Эльзас и попробует вернуть поместье? Нет, сердце у него не лежит к такой борьбе. Конечно, он может спокойно выращивать свои виноградники и в Каталонии. Но Кэтрин – чистокровная англичанка, а особенность англичан состоит в том, что им хорошо только в своей родной Англии. Макс полагал, что он всегда сможет принять предложение бабушки и внести свой вклад в управление фамильной винной империей, хотя они, несомненно, согласятся на малое. Империя или нет – в любом случае ее брата голубых кровей не обойти никак. Никакой английский граф по своей доброй воле не пожелает увидеть свою сестру замужем за потомком многих поколений итальянских купцов, разве что ему позарез будут нужны деньги. У Макса имелось глубокое подозрение, что все богатства его семьи вряд ли привлекут Кэтрин.
Каким облегчением для него стало понимание, что в ней нет ни притворства, ни лукавства! Как ему вообще в голову пришло сравнивать ее с Пенелопой? Она такая же красивая, но на удивление простодушная. Еще она обладала совсем уж английским молочно-розовым цветом лица, против которого он, прости Господи, бессилен устоять. И тогда как Пенелопа была стройной, хрупкой и почти необоримо желанной – или такое она о себе старалась создать впечатление, – в Кэтрин особой хрупкости не наблюдалось и она не нуждалась ни в ком, кроме самой себя.
Доверчиво прижавшись к нему, она продолжала спать, дыша ровно и тихо. Макс испытал редкое чувство покоя и, улыбаясь, потихоньку перевернулся на спину, прикрыл глаза рукой и начал погружаться в благословенное забытье сна.
Вдруг какой-то едва слышный шум заставил его с заколотившимся сердцем резко сесть, напрочь забыв о сне. Тихие шаги на лестнице; кто-то крадучись поднимался к ним на этаж. Теперь около двери. Макс затаил дыхание. Господи, неужели слуга? Да нет, в такую рань слугам в доме делать нечего. Макс отдался своему природному чутью. Он бесшумно скатился с кровати, вскочил на ноги, торопливо натянул подштанники и припал в полумраке к полу. Шаги остановились. Весь напружинившись, Макс вглядывался в темноту, как вдруг дверь распахнулась и петли даже не скрипнули. Огромная зловещая фигура шагнула через порог, закрыла за собой дверь и подошла к камину. Господи, ну и здоровенный тип!
Оказавшись у очага, незваный гость что-то поставил на пол, не внятно выругавшись сквозь зубы. В неверном свете едва тлеющих углей проглядывали только ноги, обутые в тяжелые сапоги. Неизвестный поднял руки и начал снимать со стены висевший над камином пейзаж.
Он выпростал свою руку и притронулся к влажным прядям ее волос.
– О чем ты, Кэтрин? – выдохнул он. Молодая женщина продолжала смотреть ему прямо в глаза.
– Просто я тебя уважаю, – прошептала она, выпуская его руку. – И я не могу без тебя, Макс, вот и все.
Мучительно медленно он обхватил ладонями ее лицо, наклонился к ней, чуть повернул голову. Глаза их встретились, и в них отражались тепло и ожидание. Кэтрин задрожала и приникла к нему. От него исходило душевное тепло и еще что-то, что показалось ей обещанием. Макс прикасался губами к ее лицу, трогал уголок ее левого глаза, бровь, вел губами вдоль щеки и, в конце концов, добрался до ее рта.
Она ответила ему, с готовностью приоткрывая губы и обвивая его руками за шею.
– Макс, – прошептала она, – ты же весь замерз. Я сегодня одна. Пойдем поднимемся ко мне.
Слова ее, казалось, воспламенили его, и он поцеловал ее жадно и со страстью. О Господи, вот чего она желала все время! Ей бы нужно отослать его прочь. Нельзя позволить ему еще раз обидеть ее. Но она невольно простонала и вцепилась пальцами ему в плечи.
Макс в ответ поцеловал ее долгим поцелуем и даже легонько прихватил зубами нижнюю губу. Никто не целовал Кэтрин так умело и с такой нежностью. Гостиная и дождь за окнами отодвинулись куда-то далеко-далеко. Она оторвалась от его рта и выдохнула лишь одно слово:
– Пожалуйста.
– Пожалуйста – что? – хрипло спросил Макс, шумно и часто дыша. – Скажи мне, Кэтрин. И не ошибись. Теперь пути назад может и не быть. Я слишком сильно·хочу быть с тобой.
Его пальцы уже теребили пуговицы ее халата.
– Макс, пожалуйста, люби меня, – умоляюще попросила она. – Я устала ждать тебя. Люби меня. Всего лишь еще один раз. Потом мы, может, и забудем друг друга.
– Нет, Кэтрин, – возразил он хриплым шепотом, горячо дыша куда-то ей в шею, – со мной этого не будет никогда.
В спальне Макс притянул Кэтрин к себе ближе, и вновь его губы поймали ее и, не в силах утолить любовную жажду, жадно приникли к ним с такой силой, что голова ее опустилась на кровать, стукнувшись о деревянный столбик. Она заглянула ему в глаза. Их чернота одновременно манила и обжигала. Такие глаза, подумала Кэтрин, какую хочешь женщину лишат рассудка. Лишилась ли рассудка она сама? Сейчас ей просто все равно. При каждом его прикосновении она цепенела от счастья. Слишком отчаянно ей хотелось быть с ним. Кэтрин сделала попытку снять с него рубашку, но Макс помог ей, быстро стянув ее одной рукой через голову.
– Независимая вдова или кто ты там еще, Кэтрин, – проговорил он и положил ладони ей на талию, – но твой брат за все это меня точно отправит на тот свет.
– Он никогда не узнает, – поклялась она, – обещаю, Макс. Ты только ласкай меня. Да, да, да, вот так! Вот так!
Ночная рубашка соскользнула на бедра и благополучно завершила свой путь где-то на полу. С едва слышным стоном Макс сбросил с себя брюки и, склонившись к ее шее, впился в нее губами. Затем ласково, но настойчиво раздвинул ей ноги, прижался лицом ей между бедер и скользнул языком к томящейся расщелине. Кэтрин с неимоверным трудом сдержала рвавшийся наружу мучительно-сладостный вскрик.
Господи! Господи! Она всегда понимала, что он способен на такое – довести до безумного желания близости с ним, близости неприкрытой, бесстыдной и свободной от всех предрассудков. Язык Макса все скользил и кружился, легонько, дразнящими движениями касаясь тугого бутона, и жаркие волны наслаждения летели по телу, и мучительно хотелось еще большего. Коленки ее ходили ходуном, и сердце колотилось ... нет, не у горла, а где-то там, между ног.
– Боже мой, Макс! Господи! О, Макс, – простонала она, – давай ляжем. Люби меня ... Пожалуйста ... Макс ...
Она запустила руки в его шевелюру и то вжимала сильнее его лицо, то отталкивала от себя. Он медленно поднимался на ноги и покрывал нежными поцелуями ее нагое тело. Она исхитрилась спихнуть с постели простыни и одеяло и потянула его за собой на кровать. Ее желание близости сделалось дикарским, плотоядным. Она желала, чтобы его сила, его жар пали на нее, обрушились со всего маху, подмяли под себя, заполнили собой всю ее исполненную мучительной жажды глубину.
Он смотрел ей прямо в глаза, на своем бедре она чувствовала горячую тяжесть его желания, и для женщины, уже побывавшей замужем, Кэтрин вдруг почувствовала себя безнадежно неопытной в любовных делах. Она медленно опустила руку и обхватила пальцами его вытянувшуюся до предела, подрагивающую плоть. Макс с каким-то всхлипом втянул воздух и зажмурился; кадык у него дернулся.
– Кэтрин! О-о-о ...
– Я ... нельзя? – в смущении прошептала она.
– Можно! – выдохнул он, притянул к себе и уткнулся ей в плечо. – Ласкай меня, любовь моя! Прикасайся ко мне, пока я не умру от счастья!
Кэтрин снова сделала легкое поглаживающее движение, наслаждаясь бархатистым теплом в ладони.
– Я хочу его во мне, Макс, – шепнула она ему в грудь. – Покажи мне, как надо делать. Мне все время было так плохо. Я, наверное, все забыла.
Он коротко и глухо рассмеялся, и теплое его дыхание скользнуло по ее шее.
– Чародейка! – выпалил он. – Ничего ты не забыла.
Он поднял голову и встал на колени, сев на нее верхом. Погрузил пальцы в ее волосы, склонился к ней и вновь поцеловал, яростно и жадно. Потом чуть ли не с благоговением накрыл рукой ей лоно, а второй осторожно начал отворять любовный вход, прощупывать путь в глубину, чья жаркая влажность потихоньку начала вожделенно разверзаться.
Вдруг он вздрогнул и буквально окаменел.
– Кэтрин, – сдавленно проговорил он. – Кэтрин, даже если мы будем осторожны, ты не задумывалась, что можешь ... понести ребенка? Даже сейчас ты можешь понести моего ребенка!
Качаясь на волнах безумно сладостного наслаждения, Кэтрин подумала, что он собирается сейчас отринуть ее.
– Я об этом не думала, Макс! – воскликнула она с отчаянием в голосе. – Я была бы так рада, Макс, честное слово! Но я не могу!
Ласкать ее он не перестал, и мужественность его отнюдь не утратила своей силы и решимости. Макс запрокинул голову, явно раздумывая над ее словами.
– Кэтрин, ты не можешь ничего уверенно утверждать, – хрипло возразил он и посмотрел на потолок. – Ты мне кое-что пообещай.
– Хорошо, – выдохнула она и снова спустила руку по всей длине его мужского достоинства. – Я согласна. Что хочешь. Что скажешь.
Он склонился к ней, посмотрел прямо в глаза.
– Обещай мне себя, Кэтрин, – тихо проговорил он. – Бог не велит мне зачать ребенка, но если у нас все же получится, то обещай мне, что мы поженимся. Поклянись!
– Клянусь, – твердо ответила она. – Клянусь!
Он уже взялся рукой за вздыбленную плоть и еще шире отворил ей вход. Кэтрин, широко раскинув бедра, согнула коленки, уперлась ступнями ему в бедра и откинула голову на подушку в страстном ожидании.
Макс скользнул в нее нежно и медленно. Боже, какое же счастье! Какая же она узкая! Кэтрин тихонько ахнула, почувствовав всю его силу в себе, и Макс приостановился. Она обволакивала его своей жаркой женственной плотью, ласково понуждая, подстегивая, и Макс сдался на милость происходящему.
Кэтрин прерывисто вздохнула и подтянула коленки еще выше, чтобы лучше и полнее чувствовать его в себе. Он склонился к ней, поцеловал долгим, сладким поцелуем и почувствовал, что Кэтрин сейчас жаждет его столь же страстно, как и он ее: она вновь и вновь порывисто подавалась ему навстречу, раз за разом радостно принимая его самозабвенные толчки. В любви он не относился к желторотым новичкам. Ему хотелось обладать Кэтрин нежно, медленно, чтобы подарить долгое наслаждение им обоим. Он должен это сделать, потому что вдруг то, о чем она говорила, окажется правдой? Просто еще один раз – вот ее слова. Но сейчас, когда его мужская плоть, до предела переполненная любовным порывом, счастливо пребывала в жаркой тугой глубине ее разверстого лона, ее слова окатили ему сердце ледяным холодом. Он положил руки ей на талию, спустил ладони чуть ниже ей на бедра.
– Двигайся со мной, Кэтрин, – шепнул он и, приподняв ее, перевернулся на спину. – Любимая, опускайся на меня.
Кэтрин приподнялась, ее темно-каштановые длинные волосы взметнулись над грудями, и она, опустившись, оседлала Макса.
– О-о-о! – невольно воскликнула она и уперлась руками в его грудь, чтобы удержать равновесие.
Макс подсунул руки под соблазнительные полушария и приподнял Кэтрин. Она вновь вскрикнула, но на этот раз от удовольствия. А потом встала на колени и заскользила вдоль него с трепетной плавностью, от которой Макс готов был сойти с ума. В неярком мигающем свете лампы кожа ее, казалось, обрела теплый светло-персиковый цвет. Его земная богиня. Великий Боже, как же он желал ее! Не сдерживая себя, он с силой вонзался в истекающее любовным соком лоно Кэтрин.
Мгновенно мир вокруг исчез, оставив каждому из них свою собственную страсть. Кэтрин прерывисто всхлипнула, потом всхлипнула снова, когда в очередной раз приняла дрожащую от напряжения мужскую плоть Макса, проскользнув вдоль нее до самого ее конца и выведя Макса за грань рассудка. Он уже не мучился сомнениями; пусть его любовь изольется вся целиком в сосуд, готовый и жаждущий ее принять. И Макс почувствовал, что еще совсем немного – и он взорвется наслаждением; он упивался каждым новым соитием, которое окатывало его блаженством, как от любящего удара жарким сладострастным хлыстом.
Наконец Кэтрин упала на Макса и замерла, обессиленная. Они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях, не в силах успокоить дыхание. Вскоре язычок пламени в лампе часто-часто замигал и потух, оставив их в полной темноте. Вдалеке, где-то в небе над Лондоном, пророкотал гром. Кэтрин даже не шевельнулась.
– Боже мой, Макс, – медленно прошептала она и поцеловала его в щеку, – мой любимый. У нас теперь большие неприятности. Кажется, одним разом нам явно не обойтись.
Максу не хотелось выходить из уютной глубины ее тела, и он лежал, ласково обнимая Кэтрин, пока, наконец, не услышал, как ее ровное дыхание перешло в тихое уютное посапывание. Кэтрин уснула. Отчего-то к нему дремота никак не приходила. Большие неприятности? Вот так. Фраза не очень подходила для того, чтобы описать, в какие неприятности он сейчас угодил. Тело жажду любви утолило и пребывало в расслабленном успокоении, зато в голове у него царила полнейшая неразбериха. Макс покрепче обнял Кэтрин и привлек ее к себе, зная с убийственной уверенностью, что сегодня жизнь его изменилась навсегда.
ГЛАВА 15
Никогда не ведите спор с горячностью и громогласно. Обида забывается быстрее, нежели оскорбление.
Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина
Кэтрин проснулась довольно поздно и, слегка приподняв голову, сонным взглядом посмотрела на лежавшего рядом Макса. Встретившись с ней взглядом, Макс заулыбался и, держа ее в объятиях, перекатился на бок. Она, проснувшаяся только наполовину, слабо улыбнулась ему в ответ, отчего лицо ее с чуть приподнявшимися уголками рта и слегка сощурившимися глазами стало еще прелестнее. Макс поймал себя на мысли, что лелеет надежду, что в эту ночь они сумели зачать его ребенка. Сердце у него вдруг перестало помещаться в груди.
Что за безумие его охватило? Господи, он не должен так думать! Он окончательно проснулся, и на ум ему вдруг пришло старое, еще со школьных лет, наставление: «Тот, кто обретает жену и детей, становится заложником судьбы». Очень многозначительная и умная фраза, вот только чья? Вергилий? Нет, Бэкон.
В голове у него все звучал отупляющий скрип мела, которым писал на грифельной доске герр Ягер. Его старый гувернер был большим любителем философских споров, когда размышляли о том, что брак – помеха на пути тех, кто встает на борьбу за самые животрепещущие дела общества. Только вот в случае с его отцом брак стал не помехой, а гораздо хуже – трагедией. Макс не понаслышке знал, насколько прав герр Ягер с его излюбленной теорией. Человек, который посвятил себя великому и – опасному! – благому делу, никогда не может позволить себе роскошь завести жену и семью. Считать иначе и глупо, и опасно.
Прикосновение горячей ладошки Кэтрин вернуло его к действительности и наполнило до сладкой боли пронзительной нежностью. Молодая женщина провела рукой по его щеке, убрала с лица нависшие волосы и тихонько рассмеялась.
– Макс, у тебя волосы будто встали от страха дыбом! – тихонько проговорила она, окидывая его живым взглядом. – Неужели ты в такой дождь шел пешком от самой Веллклоуз-сквер?
– Да, – хмуро кивнул Макс.
– A-a, – качнула головой Кэтрин, – я так и думала.
Она поцеловала его подбородок и прижалась головой к его плечу.
– Надеюсь, твоя бабушка здорова?
– У моей бабушки не все в порядке с головой, – пробормотал он, трогая губами пряди ее волос. – Но чувствует она себя вполне сносно. А как себя чувствуешь ты?
На его вопрос Кэтрин не ответила, а просто сладко зевнула и с видимым удовольствием томно потянулась всем своим нагим телом.
– Знаешь, Макс, – мечтательно проговорила она, – если забыть твое отвратительное поведение тогда, я по тебе ужасно скучала.
В словах ее не содержалось и намека на злорадство. Такого доброго отношения к себе он едва ли заслужил.
– Я малоприятный тип, верно? – пробурчал он, рассеянно перебирая пальцами каштановые прядки. – Честное слово, Кэтрин, я не могу себе представить, что такого, ты во мне нашла.
Она хитро усмехнулась и, приподнявшись на локте, посмотрела на него.
– О, полагаю, порядочность и уважение еще никто не отменял? – заметила она. – Тогда плюс еще трудолюбие. А еще ты больше заботишься о других, чем о самом себе. Все сказанное, конечно, навязло в зубах, Макс, но такие черты характера остаются весьма подкупающими.
– Избавь меня от необходимости краснеть, Кэтрин! – сухо сказал он.
– Нет, Макс, ради Бога, краснеть еще не время! – живо проговорила она. – Я же еще не перечислила твои дурные черты.
– Будь любезна, и поскорее. Неизвестность всегда меня страшит.
– Конечно, конечно, – жизнерадостно заверила она, – ты упрямый как осел, безапелляционный, и спорить с тобой невозможно, ужасающе самоуверенный. Ты всегда знаешь, что кому нужно, всегда спешишь это сообщить, даже если тебя не просят, а твой гардероб частенько· выглядит безнадежно устаревшим.
– Все?
– На данный момент вполне достаточно.
Она опустила голову, прижалась ухом к его груди и продолжала более деловитым тоном:
– Теперь скажи мне, что ты собираешься делать. Поговори со мной, Макс. Я люблю слушать, потому что, когда ты говоришь, у тебя в груди что-то тихонько гудит.
Макс пришел в сильное замешательство.
– Я не могу рассказать тебе ничего интересного.
– Просто замечательно! – вздохнула она. – Ну ладно, давай, рассказывай! Что нового об убийстве Джулии? Ты уже определил круг подозреваемых?
Опять о его работе! Такое впечатление, что ее ничего, кроме его работы, не интересует. Ему захотелось узнать, откуда такой интерес. Но Кэтрин он мог доверять.
– Подозреваемых больше, чем нужно, – пробурчал он и потянулся, чтобы поправить соскользнувший ей на лоб завиток.
Как будто прочтя его мысли, Кэтрин улеглась на живот, уперлась локтями в кровать и подперла подбородок кулачками, так что он мог беспрепятственно любоваться ее живым личиком. Вдобавок ему стали видны нежные округлости ее ягодиц, и в таком положении он был не прочь, чтобы беседа их не прерывалась.
– А как поживают твои друзья, мистер Сиск и мистер Кембл?
– Что? Прости, прослушал. – Макс с трудом оторвал взгляд от ее соблазнительного тела.
Кэтрин скрестила ноги и пристально посмотрела на него.
– Я про констебля Сиска и мистера Кембла, – повторила она. – Разве они не могут помочь тебе сократить столь обременительный список?
Макс уже хотел прекратить разговор о его работе, но, к собственному ужасу, понял, что не прочь поделиться с ней кое-какими соображениями. Ему так хотелось предаться здесь отдыху, поваляться на ее кровати и, пропуская между пальцами длинные пряди ее чудных волос, от души выговориться обо всех своих беспокойствах и сомнениях, тем более что Сесилия уже втянула Кэтрин в его дело.
– Кое-чего мы добились, – поразмыслив, начал он рассказывать. – Мы выяснили, что это крупная афера по подделке драгоценных камней. С большинства лиц из первоначального списка мы подозрения сняли. Теперь мы занимаемся только одним или двумя.
– Матерые жулики? – уточнила она. – Или кто-то из ее любовников?
Макс презрительно фыркнул.
– Ага, любовники ... – пробурчал он. – Есть один такой – лорд Бодли, хотя имена мне называть и не следует. Держись от него как можно дальше, Кэтрин. Есть еще один тип, молодой повеса, которому отчаянно нужны деньги.
Кэтрин вопросительно приподняла брови:
– Ты, кажется, раздосадован?
Макс снова нахмурился и уставился в полутьму.
– Просто мне нравится этот мерзавец, – неохотно признал он. – Но разрази меня гром, если я знаю почему. Сиск, правда, в его вине уверен, тем более что малый весьма поспешно уехал из Лондона. Впрочем, пусть уж лучше он, чем Гарри.
– Макс, ты говоришь очень жестокие вещи!
– Работа полицейского, Кэтрин, одна сплошная жестокость, – ответил он и принялся перебирать шелковистую прядку у нее над ухом. – Всегда куча мерзости, и очень часто, как бы ты ни старался, все кончается большой несправедливостью. Но вешать не виновного никто не собирается.
Кэтрин опустила глаза.
– Я никогда и не думала, Макс, что ты на это способен, – тихо сказала она. – Скажи, а Гарри больше не входит в число подозреваемых?
Макс пожал плечами и закинул руки за голову, с удовольствием чувствуя на себе оценивающий взгляд Кэтрин.
– По крайней мере, я его таковым не считаю, но Гарри не очень-то себе помогает.
– Вот как? – хмыкнула Кэтрин. – Ах да, ведь он уложил себе в постель горничную леди.
У Макса от изумления полезли вверх брови.
– Черт, откуда ты знаешь?
Кэтрин загадочно усмехнулась.
– Сесилия ужасно боялась, что все выяснится, – призналась Кэтрин. – Она еще умирала от страха, что Гарри надумает повеситься. Ты же знаешь, дамы и дня не могут прожить без того, чтобы не посплетничать.
Макс постарался принять суровый вид.
– Но тебе, Кэтрин, нужно быть очень осторожной, – проворчал он.
Она, озорно блеснув глазами, нырнула головой куда-то ему под мышку и укусила за бок.
– Ой! Ну что за ведьма! – вскрикнул, дернувшись от боли, Макс. – Перестань кусаться!
– А ты перестань хмурить брови! – проговорила она и принялась целовать то место, в которое укусила. – А если хмуришься, так переноси наказание достойно, как настоящий мужчина.
Изнывая от всколыхнувшегося желания и распаленный видом соблазнительного женского зада, Макс сгреб Кэтрин за плечи и опрокинул на спину.
Она даже не успела перевести дыхание, как он уже подмял ее под себя.
– Я тебе покажу наказание, языкастая девица! – проворчал он, широко разводя ей бедра и закидывая ее руки ей за голову. – Я оказался в твоей постели не для того, чтобы выслушивать дурацкие наставления.
У Кэтрин широко распахнулись глаза.
– Тогда для чего ты в ней оказался, а? – внезапно охрипшим голосом спросила Кэтрин. Покажи мне.
– А вот для чего, – ответил он и, приподнявшись, сразу, сильно и глубоко вошел в нее, – чтобы получать удовольствие и приносить удовольствие. Чтобы без устали брать тебя, Кэтрин. Ты умоляла, чтобы я лег к тебе в постель, так что можешь умолять меня оставить ее и уйти, но только после того, как я закончу.
Кэтрин откинула голову и округлила рот.
– Вот как! Начались угрозы?
Вопроса ее он не расслышал, весь уже отдавшись радости близости с ней.
– Кэтрин, я хочу любить тебя так, чтобы ты кричала от счастья! – сдавленно выговорил он, снова погружая свою восставшую плоть в ее жаркую глубину. – Я хочу тебя любить так, чтобы ты умоляла любить тебя еще и еще. Я хочу, любовь моя, наказать тебя за то, что ты сделала.
– Что? – удивилась она и притянула коленки к груди, чтобы принять в себя всю его силу. – Что я натворила, Макс?
Но Макс не ответил, он просто не мог ответить, потому что Кэтрин успела скрестить ноги у него на пояснице и принялась сосредоточенно и неторопливо двигать навстречу ему своими бедрами. И тут Макс понял, что он счастлив, безоглядно счастлив. Наслаждение вливало в него новые силы и желания, вдохновляло его. Глаза Кэтрин медленно стали покрываться поволокой.
– Макс, о, Макс, Боже мой, Макс! – Кэтрин корчилась под ним, стараясь выгнуться, еще сильнее, прижаться к нему. – Пожалуйста ... Господи, пожалуйста ... сейчас ... сейчас ...
Макс лишь улыбнулся, вдавил ее в матрас и поудобнее устроился, чтобы отправиться в долгий и мучительно-сладкий путь любовного блаженства.
На всем протяжении своей несколько необычной карьеры Максу доводилось ночевать в самых разных и весьма странных местах. Работа полицейского наполовину состояла из терпения, наполовину из упорства. Приходилось частенько проводить ночь не в самых пригодных для сна местах. Где он только не ночевал – омерзительно-сырой подвал, жесткая деревянная скамейка в пивной, а однажды ему пришлось коротать ночь в пустой бочке на дворе какого-то торговца-индийца. Максу доводилось спать где угодно. Но он так и не смог вспомнить ни одного раза, чтобы он встречал рассвет, обнимая нагую женщину. Такой роскоши он никогда не мог и не должен был себе позволять. Где-то в глубине дома часы пробили четыре утра, и Макс медленно выплыл из сна. Уютно притулившись к его боку, рядом спала нагая Кэтрин, и он только сейчас понял, каким же непредусмотрительным он оказался. Близость с Кэтрин легко могла перерасти в неодолимую привязанность. Впрочем, теперь ему было почти наплевать.
Заложник судьбы. М-да. Фраза снова всплыла в памяти, но сейчас, спросонья, она уже не казалась такой многозначительной. Он покрепче обнял Кэтрин, уткнулся лицом ей куда-то между шеей и плечом и вдохнул ободряюще пьянящий аромат. Туалетное мыло и сирень. Тепло и мускус. Женщина. Рядом с ним. Нагая. Единственная. Как ему хотелось, чтобы все вот так и оставалось вечно, чтобы сказочный миг вместе с ними обоими навсегда впечатался в вечность. Короче говоря, он снова вернулся к мысли о …Конечно, нет, он не сможет ... Кэтрин не захочет.
Но что, если будет ребенок? Господи! Тогда все меняется. Тогда он во что бы то ни стало, удержит ее, потому что она поклялась. Конечно, ему тоже многим придется пожертвовать. Пилю придется подыскать кого-то еще, чтобы тот шастал и выслеживал по Лондону, вынюхивал вымогателей и взяточников, потому что Макс больше не сможет рисковать получить удар ножа в спину. Придется купить дом подальше от Веллклоуз-сквер, потому что мудрый человек никогда не будет растить собственное дитя в Ист-Энде.
И что он потом будет делать со своей жизнью? Приедет в Эльзас и попробует вернуть поместье? Нет, сердце у него не лежит к такой борьбе. Конечно, он может спокойно выращивать свои виноградники и в Каталонии. Но Кэтрин – чистокровная англичанка, а особенность англичан состоит в том, что им хорошо только в своей родной Англии. Макс полагал, что он всегда сможет принять предложение бабушки и внести свой вклад в управление фамильной винной империей, хотя они, несомненно, согласятся на малое. Империя или нет – в любом случае ее брата голубых кровей не обойти никак. Никакой английский граф по своей доброй воле не пожелает увидеть свою сестру замужем за потомком многих поколений итальянских купцов, разве что ему позарез будут нужны деньги. У Макса имелось глубокое подозрение, что все богатства его семьи вряд ли привлекут Кэтрин.
Каким облегчением для него стало понимание, что в ней нет ни притворства, ни лукавства! Как ему вообще в голову пришло сравнивать ее с Пенелопой? Она такая же красивая, но на удивление простодушная. Еще она обладала совсем уж английским молочно-розовым цветом лица, против которого он, прости Господи, бессилен устоять. И тогда как Пенелопа была стройной, хрупкой и почти необоримо желанной – или такое она о себе старалась создать впечатление, – в Кэтрин особой хрупкости не наблюдалось и она не нуждалась ни в ком, кроме самой себя.
Доверчиво прижавшись к нему, она продолжала спать, дыша ровно и тихо. Макс испытал редкое чувство покоя и, улыбаясь, потихоньку перевернулся на спину, прикрыл глаза рукой и начал погружаться в благословенное забытье сна.
Вдруг какой-то едва слышный шум заставил его с заколотившимся сердцем резко сесть, напрочь забыв о сне. Тихие шаги на лестнице; кто-то крадучись поднимался к ним на этаж. Теперь около двери. Макс затаил дыхание. Господи, неужели слуга? Да нет, в такую рань слугам в доме делать нечего. Макс отдался своему природному чутью. Он бесшумно скатился с кровати, вскочил на ноги, торопливо натянул подштанники и припал в полумраке к полу. Шаги остановились. Весь напружинившись, Макс вглядывался в темноту, как вдруг дверь распахнулась и петли даже не скрипнули. Огромная зловещая фигура шагнула через порог, закрыла за собой дверь и подошла к камину. Господи, ну и здоровенный тип!
Оказавшись у очага, незваный гость что-то поставил на пол, не внятно выругавшись сквозь зубы. В неверном свете едва тлеющих углей проглядывали только ноги, обутые в тяжелые сапоги. Неизвестный поднял руки и начал снимать со стены висевший над камином пейзаж.