Макс схватил ее за запястье и, притянув к себе, поцеловал долгим и глубоким поцелуем.
   – Поговорим о них потом, дорогая, – пробурчал он. – Ты можешь послужить сейчас гораздо более полезному и важному делу, чем чтение писем вслух. Во время нашего медового месяца занимать голову мыслями о работе – не лучшее занятие.
   С проказливой улыбкой Кэтрин отложила письмо, встала и подобрала вверх юбки. Под юбками у нее ничего не было. Нижнее белье раздражало заживающую рану, от которой, правда, остался багровый шрам, чесавшийся просто ужасно. Отчего-то именно шрам казался Максу удивительно соблазнительным. Так что он рассмеялся и потянулся рукой, чтобы прикоснуться к нему. Прикоснуться к ней. К его Кэтрин.
   – Дорогая, – шепнул он, – что ты собираешься со мной сделать?
   – Хорошенько помучить тебя в наказание за нахальство, – ответила она и, перешагнув через него, устроилась на нем верхом и начала медленно садиться. – Я очень способная.
   Макс судорожно втянул сквозь зубы воздух, когда его жена прикоснулась к нему и направила его плоть себе между ног.
   – О Господи, Кэтрин!
   Она приняла в себя начало его мужского достоинства и замерла.
   – Так тебе нравится?
   – Боже, я в раю! – простонал Макс. – Какое, к чертям собачьим, мучение! Просто блаженство!
   Кэтрин немного откинулась назад и приняла Макса в себя целиком.
   – Вот так, – выдохнула она, когда он проник в сладостную жаркую глубину ее женского естества.
   Она немного приподнялась и быстро провела кончиком розового языка по губам.
   – Так вот, Пиль хочет, чтобы ты, в конечном счете, отказался от своей должности в министерстве.
   – Кто? – пролепетал Макс. Ему явно не хватало воздуха. – Отказаться от чего?
   Кэтрин очень медленно опустилась на него и напрягла ягодицы. Макс на какое-то время лишился способности соображать.
   – Они ожидают, что правительство скоро назначит выборы.
   Максу удалось набрать в грудь немного воздуха.
   – Выборы? Какие выборы?
   По телу Кэтрин прошла дрожь удовольствия, и она снова немного привстала над супругом.
   – Похоже, мой барственный братец прикарманил целый городишко, затерявшийся на просторах Девоншира.
   – Прикарманил что?
   – О Господи! Политическое влияние и власть, конечно! – выдохнула она. Над верхней губой у нее проступили бисеринки пота. – Что позволяет более-менее легко управлять голосованием.
   Макс завороженно следил за двигавшейся у него перед глазами ее полной грудью.
   – Господи, Кэтрин, да знаю я всю их кухню! – Он снова попытался спокойно вдохнуть, но не очень преуспел. – Святые угодники! Что ты делаешь?!
   – Растолковываю тебе содержание письма.
   – Беспокоиться о каком-то письме! – Он посмотрел на нее одновременно плотоядным и растерянным взглядом. – Неужели ты всерьез можешь рассуждать про политику, когда мы предаемся любви?
   Кэтрин ответила ему просто хулиганской улыбкой и вдруг стала удивительно похожа на своего младшего брата.
   – Я хочу пользоваться каждой возможностью, чтобы пополнять свои знания, – словоохотливо объяснила она. – Если я так не буду делать, то нам не о чем будет говорить, когда мы вернемся домой.
   – Бога ради, Кэтрин, не говори глупостей!
   – А ты не будь злюкой, мой дорогой. – Она снова скользнула вниз до самого конца мучительно и сладостно медленно. – Ты обещал, что будешь держать себя в руках, если женишься на мне.
   – Да, да, обещал. Господи, Кэтрин, только не останавливайся!
   Но Кэтрин уже сама не могла и не желала останавливаться, и с каждым разом дыхание у нее становилось тяжелее и чаще.
   – Они хотят ... чтобы ты ... баллотировался ... в парламент ... – смогла все-таки выговорить она. – В палату общин ... потому что тори Уолрейвена ... не оправдали ожиданий ... и на них давят ... А Пилю ... нужна поддержка ... чтобы провести билль о реформе ... а потом ... О Боже, Макс!
   Макс сознательно приостановил их сладостное покачивание.
   – Что там с реформой? Я не очень понял ...
   – О, Макс! – Кэтрин зажмурилась и запрокинула голову. – Не важно. Просто ... О, сильнее, сильнее!
   Он чувствовал щекой ее упругую и теплую грудь; пахло от нее разогретым осенним солнцем, женским телом, и устоять перед ней не было никакой возможности. Да Макс никогда и не стремился сопротивляться Кэтрин в ее любовных порывах. Долго-долго она приподнималась и опускалась, даря им обоим незабываемые мгновения. А потом Макс крепко обнял ее, сел, приподнял ей бедра, и они поменялись ролями. Все получилось прекрасно. Как всегда.
 
   – Так ты согласишься? – спросила она полчаса спустя. Они уже успели перебраться на широкую пуховую постель, и Кэтрин ласково перебирала темную поросль у него на груди.
   Макс лениво приподнял голову и поглядел на жену сквозь упавшие ему на глаза спутанные волосы.
   – На что я должен согласиться, дорогая? – поинтересовался он.
   Кэтрин с явно и неохотой отстранилась и приподнялась на локте.
   – Будешь баллотироваться от городишка Кэма в Девоншире?
   Макс с явным неудовольствием хмыкнул.
   – Нет, Кэтрин, – твердо ответил он, отставим в сторону мое личное уважение к Пилю. Я не вижу себя в составе его партии. Кроме того, само по себе любое карманное голосование отвратительно.
   – Конечно, дорогой, конечно, – закивала головой Кэтрин.
   – В Англии нужно менять к чертовой матери всю политическую систему, вот что, – проворчал он и· заключил Кэтрин в объятия.
   – Само собой разумеется, что ее нужно менять, – ласково согласилась она.
   Макс насторожился. Что-то в ее голосе ...
   – Что ты все время со мной соглашаешься?
   Кэтрин немного помолчала.
   – Только парламент может поменять правительство, – негромко сказала она и положила теплую ладошку ему на грудь. – Если система никуда не годится и если твои идеи справедливы и благородны, отчего тогда не помочь им обрести плоть и кровь и все исправить?
   Теперь настала очередь Макса впасть в задумчивое молчание. Молчал он так долго, что Кэтрин даже задремала в его объятиях. Таким вот образом они частенько спали здесь, на испанской вилле, окруженные счастьем и одиночеством. Слуг мало, и на глаза они попадались редко, а соседей не было на мили вокруг. Им хорошо вдвоем. Замечательно. Только здесь Кэтрин поняла, что такое настоящее блаженство. Но все должно было скоро закончиться. Они оба помнили об этом.
   – Знаешь, а ты, может быть, и права, – наконец решился заговорить Макс. – Вообще-то говоря, критиковать намного легче. И еще легче выигрывать по мелочам. В следующем месяце мы вернемся в Лондон, и я, конечно, обсужу все вопросы с Уолрейвеном и твоим братом. В любом случае нам нужно будет купить в городе особняк ...
   – Рядом с Софией, – перебила его Кэтрин.
   Макс настороженно посмотрел на нее.
   – Возможно, в Блумсбери, – предположил он. «На востоке. Вот, значит; куда моя жена с ребенком вознамерилась забраться».
   И он поцеловал ее в затылок.
   Кэтрин наклонила голову и посмотрела ему в глаза.
   – А Нейт? Нейт ведь будет жить у нас? Макс сузил глаза.
   – Хочется тебе так думать – ради Бога, проворчал он. – Мне мальчишка нужен там, где я смогу приглядывать за ним. Но самое главное, чтобы он находился как можно дальше от моей любимой бабушки. Если они вместе, то только держись – смесь похуже пороха.
   Кэтрин рассмеялась.
   – Вот здесь ты, безусловно, прав!
   Макс нахмурился и снова поцеловал ее.
   – Что же до моей бабушки, дорогая, боюсь, что, когда ребенок появится на свет, тебе не следует ожидать от нее слишком многого. В то же время раз у нее появится внук или внучка, которому она так или иначе будет уделять внимание, я попробую ее убедить, чтобы торговыми делами занимался Трамбл. Он на самом деле очень честный и ответственный господин, все знает, как свои пять пальцев. В любом случае ей давно пора заняться своим здоровьем и побольше отдыхать.
   у Кэтрин от переполнившей ее любви готово было разорваться сердце.
   – Я нисколько не сомневаюсь, что ты ее уговоришь, Когда ты хочешь, ты становишься до невозможности убедительным.
   Он ответил ей веселым взглядом, в котором было и тепло испанской осени, и жар любви. Кэтрин ласково погладила его по обнаженному бедру. Сейчас Макс показался ей особенно красивым, сильным и уверенным в себе.
   – Я могу гладить тебя бесконечно, – шепнула она, – ты такой крепкий, сильный и красивый. Мужчина. Мой мужчина. Я тобой горжусь. Даже сказать не могу как.
   – Да я самый обычный человек, – ответил он, и в голосе его неожиданно прозвучала неуверенность. – Вот ты – само совершенство! Я полюбил тебя с того самого момента, как увидел в парке на гнедом жеребце. Меня как молнией ударило. Я знал, просто знал, что, если прикоснусь к тебе хотя бы единожды, вся моя жизнь изменится раз и навсегда.
   Как всегда в таких случаях, Кэтрин смутилась и, покраснев до корней волос, отвернулась.
   – Макс, смотри! – выдохнула она. – Солнце ... оно уже почти зашло!
   Она поднялась с кровати, бесподобная Венера, завернулась в простыню и направилась к открытым дверям.
   – Идем со мной, любовь моя, – ласково проговорила она, останавливаясь на пороге террасы и протягивая ему руку. – Давай выйдем и погреемся еще немного на солнышке.
   Но Максу вовсе не требовалось выходить под открытое небо. Макс де Роуэн уже был осчастливлен ею – солнышком, которое никогда не заходит и озаряет его светом любви.