Карлайл Лиз. Услышь голос сердца

   — Мисс Стоун? — послышался голос экономки. — Извините, но только что принесли письмо. Болтон положил eгo вместе с сегодняшней почтой на ваш стол в студии.
   Эванджелина насторожилась:
   — Письмо? Из Лондона?
   Добродушная экономка слегка наклонилась к ней, позвякивая связкой ключей:
   — Да, мисс. И на нем печать мистера Уэйдена.
 
   Через два дня после визита виконта Линдена Эллиот приказал запрячь лучших вороных в парный двухколесный экипаж. Пора, решил он, воспользоваться для поездки в Роутем-на-Ли более элегантным средством передвижения. События последней недели давали богатую пищу для размышлений.
   Крэнем лежал при смерти в своей лондонской квартире, и, как предсказывал Уинтроп, у барона началась лихорадка. Ожидали, что он не проживет до утра. Однако несмотря на опасения виконта, Эллиота никто не допрашивал oтносительно этого происшествия и едва ли кто-нибудь будет допрашивать. Маловероятно, чтобы власти в отсутствие прямых улик рискнули обвинить в этом аристократа, пусть даже он пользуется скверной репутацией. Но ведь достаточно бросить на человека тень подозрения, чтобы разбить его мечты, а также подмочить его репутацию, если она еще существует.
   Десять лет назад Эллиот убедил себя, что общественное мнение ничего не значит. В течение мучительного периода, последовавшего за его помолвкой с Сесили Форсайт, он всем своим поведением демонстрировал презрение к общественному мнению. Он перестал обращать внимание на то, что скажут окружающие, он был переполнен болью и страдал от унижения. Только теперь он понял, что, даже при отсутствии прямых улик, высказываемые на ушко подозрения делают свое разрушительное дело. Иногда Эллиоту казалось, что лучше получить судебный приговор и быть повешенным за якобы совершенное преступление, чем испытывать продолжительную агонию от ядовитых намеков и грязных инсинуаций.
   Скорее всего общество со временем забыло бы эпизод с Сесили, потому что, как он понял теперь и не понимал десять лет назад, Сесили в свете не пользовалась ни любовью, ни уважением. Однако общество не могло простить того, что Эллиот в юношеском негодовании и презрении ко всеобщему мнению превратился в распутника и негодяя, который доводит до банкротства пэров, а потом затаскивает в постель их жен; в совратителя, пьяницу и игрока, который, если очень повезет, получал иногда от своих «подвигов» удовлетворение. Со времен его терзания лишь приумножились, а негодование превратилось в надменность, и в свете он заслуженно приобрел славу богатого, элегантного парии.
   Теперь ситуация в корне изменилась и то, что десять лет назад ничего не значило, приобрело вдруг большое значение. Как отреагирует Эванджелина, когда он скажет ей правду? А он ей скажет. Скоро. До сих пор неторопливый подход его не подводил. Мало-помалу он раскрывал себя перед ней. Но что будет, если она узнает всю правду не от него? Случайно? Эванджелина жила в почти полной изоляции, но ведь рядом с ней — Уинни Уэйден, которая была явно светской женщиной и имела свои связи с обществом. Она могла без труда разоблачить его. Глупо надеяться, что этого не произойдет.
   Но его жизнь была такой, какой он сам ее сделал, и этого уже не изменишь. Нельзя повернуть вспять время и вернуть утраченную невинность.
   Долгие годы Эллиоту часто снился сон, в котором он переносился в родную Шотландию и видел Сесили, темные шелковые юбки которой шуршат по каменному полу коридоров замка Кикерран, а следом за ней бегут полдюжины хохочущих детишек.
   Привычный сон теперь несколько изменился. К знакомым запахам теперь примешивался аромат свежесрезанных цветов. На старинных коврах забавляются толстенькие черные щенки. Движения его возлюбленной стали грациозными и плавными, а смех — грудным и нежным. Луч неяркого шотландского солнца, упав сквозь высокое узкое окно, освещает не черные косы, а мягкую волну белокурых волос. А когда это прекрасное видение оборачивается, то дарит ему не насмешливую, а нежную улыбку. Во сне он видит спокойное прекрасное лицо Эви.
   Неужели когда-то ему снилось не ее лицо? Быть того не может!
   Он надеялся, что Эванджелина не раскроет правду о нем слишком быстро и он успеет убедить ее. Убедить, но в чем? И каким образом? Боже милосердный, ведь он едва не соблазнил ее у реки в Чатеме, и ему потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы держаться от нее на расстоянии до отъезда. Теперь он возвращался в еще большем смятении.
   Объясняя причину своего отъезда, Эллиот использовал в качестве предлога неотложную необходимость нанять гувернантку для Зои, что в общем-то соответствовало действительности. Однако на самом деле его срочный отъезд был связан не только с этим неотложным делом, но и с его боязнью окончательно потерять контроль над собой. Каким-то непостижимым образом он убедил себя, что сможет рассказать ей правду постепенно, после чего Эванджелина упадет в его объятия и простит обман. Теперь, когда он все больше и больше нуждался в ней, в той же пропорции рос и его страх, и Эллиот чувствовал, что попался в собственный капкан.
   Мысли о Зое тоже не давали ему покоя. Сегодня, например, ему очень не хотелось уезжать от нее. Компании слуг, даже самых преданных, ей едва ли достаточно. Девочке нужно большее. Возможно, и отец тоже нужен. Ему вспоминалась Фредерика, и он подумал, что у нее и у Зои весьма сходные и характеры, и обстоятельства рождения. Он вспомнил также об инциденте со служанкой, которая назвала девочку ублюдком, что привело его в бешенство.
   Он въехал на территорию Эссекса и вскоре добрался до роутемского перекрестка, отметив, что дорожный указатель починили и водворили на место. Не прошло и часа, как двухколесныи экипаж Эллиота весело прогрохотал через небольшую деревушку Роутем-на-Ли и свернул на дорожку к Чатем-Лоджу. У Эллиота вдруг возникло такое чувство, словно он возвращается домой.
 
   Антуанетта Фонтэйн энергично спрыгнула с подножки наемного экипажа, нетерпеливо окинула взглядом улицу и, бросив вознице пару монет, коротко приказала ему ждать, пообещав вернуться примерно через четверть часа.
   Аккуратно спрятав монеты в карман засаленного кожаного жилета, старик окинул ее плотоядным взглядом и принялся развлекаться, поплевывая на узкую булыжную мостовую. Подавив отвращение, Антуанетта подобрала юбки и продолжила путь пешком по дорожке, ведущей к Темзе. Спустившись к реке, она порадовалась тому, что сегодня воскресенье и вокруг немноголюдно. Только занятые своим делом докеры и портовые грузчики с вожделением поглядывали на нее, когда она проходила мимо.
   Игнорируя долетавшие до ее слуха вульгарные замечания, Антуанетта, придав лицу каменное выражение, плотнее завернулась в шерстяной плащ, полностью скрывавший надетые на ней драгоценности и одежду. Она была не из тех, кого легко запугать. Даже самая отчаянная проститутка не рискнула бы появиться в ночное время вблизи верфей. Но Антуанетта значительно больше этой прогулки боялась ослушаться приказания Рэннока.
   Тем не менее ее бесило, что Эллиот заставил ее ехать в такое место. Почему именно сюда? До нее доходили слухи о том, что он ухаживает за кем-то с серьезными намерениями. Смешно, но, возможно, это все-таки правда, и поэтому он не хочет встречаться со своей любовницей на глазах у всех. Но почему он позвал ее сюда, в это Богом забытое место? Очевидно, этот надменный сукин сын даже не подумал о ее безопасности.
   Но делать нечего. Она боялась вывести из себя Рэннока, боялась его мести, его приятелей и особенно его хитрого, вездесущего слугу. Правда, у нее были припрятаны кое-какие козыри, которые позволят ей навсегда освободиться от власти проклятого маркиза и ему подобных. Но время раскрывать эти карты пока не пришло, Гораздо разумнее попытаться сейчас добиться хотя бы видимости мира с Рэнноком и, не вступая в споры, сделать все так, как он пожелает. Каким-то образом он узнал, где она обитает, и потребовал, чтобы она явилась сюда. Лучше не злить его, потому что стать его врагом она не хотела ни при каких обстоятельствах.
   А что, если Эллиот теперь сожалеет о том, что бросил ее? Может быть, он позвал ее, чтобы сказать об этом? При этой мысли Антуанетта чуть не захихикала от удовольствия, но тут же остановила себя.
   Нет, Рэннок не хочет ее возвращения. Она окончательно сожгла мосты, и он не стал бы вызывать ее сюда ради такой малозначащей для него вещи. Маркиз выбирал женщин так, как большинство мужчин выбирают лошадей. Он послал бы свою ищейку Кембла по ее следу, потом приказал бы своему секретарю нанести ей визит и договориться об условиях сделки. Антуанетту бросило в дрожь. Она, осторожно ступая по дорожке, обходя разбитые бутылки и грязные тряпки, подошла к самой кромке воды. Без труда найдя полуразвалившуюся лачугу, о которой говорилось в записке, она еще раз удивилась тому, что Рэннок выбрал подобное место. Поднявшийся ветерок доносил мерзкий запах гниющих рыбьих потрохов. С криками поднялись в воздух потревоженные вторжением чайки. Антуанетта открыла самодельную дверь лачуги. Внутри так отвратительно пахло, что ее чуть не стошнило. Оставив дверь приоткрытой, чтобы было немного светлее, она взглянула на Темзу, по которой в этот момент шла баржа. Ей вдруг отчаянно захотелось оказаться на этой барже, чтобы уплыть куда-нибудь подальше от Лондона и от своей жизни. Антуанетта глубоко втянула воздух.
   Это был последний вздох в ее жизни. Холодная рука безжалостно схватила ее за горло. Сильные пальцы ухватились за рубиновое колье и натянули его. Душераздирающий крик перешел в хриплый кашель. Она попробовала достать прихваченный с собой нож.
   Бесполезно. Она брыкалась изо всех сил, ей даже почти удалось ударить нападавшего коленом между ног, но он обхватил ее за талию и приподнял над полом.
   Колье все глубже впивалось в мягкую нежную шею. Слабея, она хотела ударить его коленом еще раз, но не смогла. Ее безжизненное тело обмякло, и темная бездна навсегда сомкнулась над Антуанеттой Фонтэйн.

Глава 9

   Эллиот, повернув своих холеных вороных на дорожку, ведущую к Чатем-Лоджу, сразу же увидел милую сердцу, немного смешную картину. Майкл и Тео с лопатами в руках стояли по щиколотку в земле на свежевскопанной клумбе. Сброшенные носки и ботинки валялись рядом, одежда испачкана грязью. Тут же стояло помятое жестяное ведерко с землей, в которой копошились жирные черви.
   Остановившийся, чтобы поздороваться, Эллиот был немедленно засыпан просьбами прокатиться на его классной двуколке, пойти с ними завтра на рыбалку и сопровождать их на нелегальный боксерский матч, который состоится в субботу в Тоттнеме. Настроение у Эллиота к тому времени уже исправилось, и он с готовностью согласился удовлетворить первую просьбу, обещал подумать относительно второй и категорически отказался выполнить третью. Потом, помахав рукой, поехал дальше.
   Мрачноватый сутулый дворецкий Эванджелины приветствовал гостя у парадного входа и сообщил, что молодая хозяйка находится в студии. Обменявшись с ним банальными замечаниями о погоде и поставив свою сумку у его ног, Эллиот убедил преданного слугу не докладывать о своем прибытии и устремился в студию. Испытывая необъяснимую радость от возвращения в Чатем-Лодж, Эллиот быстро шагал по коридору, надеясь удивить Эванджелину своим ранним прибытием. Однако удивиться пришлось ему.
 
   Эванджелина не обратила внимания на его стук в дверь. Только когда дверь скрипнула, она обернулась и увидела Эллиота. Она была настолько глубоко погружена в свои мысли, что некоторое время лишь тупо смотрела на него, с трудом возвращаясь к реальности.
   — Эванджелина? — тихо окликнул он. — Извините за вторжение, я стучал… но вы, видимо, не услышали.
   Эванджелина незаметно вытерла следы слез и сложила послание Питера Уэйдена.
   — Ах, Эллиот, я действительно не слышала стука. Как я рада, что вы приехали пораньше!
   — Вы получили плохие вести? — тихо спросил он, быстро подходя к ней. — Я вижу это по вашим глазам.
   — Да, новости не самые лучшие, но со мной все в порядке. По крайней мере скоро будет все в порядке. — Эванджелина заставила себя бодро улыбнуться и поднялась с кресла. — Вы только что приехали? Признаюсь, я чрезвычайно рада вас видеть.
   — Вы выглядите не очень-то счастливой, Эви. — Эллиот неуверенно улыбнулся. — Я только что приехал и должен сказать, что Майкл и Тео предлагает нам всем отправиться сегодня вечером на рыбалку. Они сейчас копают червей на клумбе.
   — Вы обязательно должны пойти с ними, — сказала она.
   — Мы оба с вами знаем, что я приехал, чтобы увидеть вас, Эви, — спокойно сказал он. — Почему бы вам не присоединиться к нам? Возможно, это сейчас то, что надо. — Он приглашающим жестом протянул к ней свою крупную руку с ухоженными ногтями.
   Эванджелина попыталась улыбнуться.
   — Спасибо, Эллиот, но я не могу. У меня есть кое-какие дела. К тому же я сейчас едва ли смогу украсить компанию своим присутствием.
   Он, кивнув, тихо выскользнул из комнаты. А Эванджелина снова вернулась к письму Питера, почувствовав себя очень одинокой после ухода человека, которого она так ждала.
   Она в третий раз перечитывала письмо Питера, когда Эллиот вернулся. Не дожидаясь приглашения, он уселся в кресло напротив нее.
   — Я отправил всех с Гасом, — тихо сказал он. — А теперь, Эванджелина, скажите мне, что случилось. Что расстроило вас настолько сильно, что вы отказываетесь рассказать об этом… даже мне?
   Эванджелина приоткрыла ящик стола и бросила туда письмо Питера.
   — Пустяки, — ответила она и оперлась о стол, как будто хотела подняться на ноги. Эллиот быстро протянул руку и остановил ее.
   — Эви, не обманывайте меня. Пора нам быть откровенными друг с другом.
   Эванджелине вдруг очень захотелось обо всем рассказать ему. Мало того, ей захотелось, чтобы он ее успокоил. Угроза со стороны отцовского семейства нависла над ней подобно зловещей грозовой туче, и Эванджелине хотелось укрыться от нее в объятиях Эллиота. Но она ограничилась полуправдой.
   — Прошлой ночью умер мой дед, — тихо сказала она.
   — Сожалею, Эви. Я думал, что у вас и ваших подопечных никого не осталось, кроме Питера Уэйдена, — в некотором замешательстве сказал он.
   — Так оно и есть. Вы уже знаете, что папа не имел ничего общего со своей семьей. Однако становится грустно, когда подумаешь, как все могло бы быть, но никогда не будет.
   Эллиот встал и, не выпуская руки, поднял ее на ноги.
   — Пойдемте со мной в сад. Там нам никто не помешает. Эванджелина кивнула, с благодарностью взглянув на него.
   Неожиданно он притянул ее к себе и поцеловал в лоб, почти сразу же отпустив. Потом он взял ее за руку и вывел сквозь стеклянную дверь в залитый солнцем сад. Рука об руку они молча шли по дорожке, окаймленной кустарником, пока Эллиот, заприметив укрытую от глаз зеленью садовую скамейку, не заставил девушку сесть, а затем привлек ее к себе и погрузил лицо в ее волосы.
   — Ах, Эви, я не могу удержаться. Мне так вас не хватало! Я считал минуты до возвращения сюда. А теперь я вижу вас со слезами на глазах и ничем не могу помочь…
   Она ничего не сказала, лишь уютно устроилась на сгибе его руки и почувствовала, как теплые губы прикоснулись к виску, С ним было так хорошо, надежно, спокойно, как ни с кем другим. Слишком долго она боролась с невзгодами одна, получая поддержку только от Уинни и Питера.
   — Мне невыносимо видеть вас несчастной, — продолжал Эллиот.
   — Нельзя сказать, что я чувствую себя несчастной.
   — Но вы расстроены, — нежно произнес он, круговыми движениями поглаживая ее плечо. — Вы очень опечалены смертью дедушки?
   — Нет, я бы так не сказала, — призналась она. — Я его не знала.
   — Но вы его оплакиваете? — ничуть не осуждая, спросил Эллиот.
   — Да, — неуверенно ответила она, заглянув в его серебристые глаза. — Это трудно объяснить… мне кажется, он был слабохарактерным. Он позволил своей второй жене заставить своих детей сделать выбор между долгом и мечтой, а сам занял позицию стороннего наблюдателя.
   — И вашему отцу пришлось делать выбор между долгом перед семьей и любовью к вашей матери?
   — И не только это. Но давайте поговорим о чем-нибудь другом.
   На лице Эллиота промелькнуло виноватое выражение.
   — Хорошо, Эви, не будем больше говорить об этом, — сказал он и провел большим пальцем по ее полной нижней губке. Потом наклонил голову и прикоснулся губами к ее губам. Он хотел успокоить ее этим поцелуем, но, как только дыхание Эллиота коснулось ее щеки, по телу Эванджелины вновь прокатилась горячая волна желания, и ей захотелось, чтобы поцелуй был не таким невинным. Она мечтала снова ощутить его вкус. И когда он чуть отодвинул голову, Эванджелина, издав протестующий стон, обвила рукой его шею и притянула к себе.
   Эллиот в ответ снова поцеловал ее, на сей раз умело раскрыв ее губы. Его язык по-хозяйски проник в рот, как на завоеванную территорию. Рука Эванджелины скользнула по широкому плечу, и ее пальцы принялись ласкать его шелковистые волосы на затылке. Эллиот издал глухой стон, а его рука медленно сползла по ее плечу вниз, и он обхватил ладонью грудь.
   Почувствовав, как под его рукой затвердели соски, Эванджелина не испытала стыда, почувствовав лишь страстное желание. Она поняла, что хочет этого мужчину так, как может хотеть женщина, и когда он наконец оторвался от ее губ, все еще держа ладонь на набухшей груди, она чуть не вскрикнула, не желая отпускать его.
   — Эви, — сказал он, прерывисто дыша, — нам нужно поговорить, дорогая.
   — Поговорить? О чем? — испуганно просила она. Эллиот смущенно взъерошил пальцами шевелюру.
   — Я не уверен, — промямлил он, — нам… мы… черт возьми, я просто не знаю.
   Сзади, перелетая с цветка на цветок, жужжала пчела. Яркие солнечные лучи освещали дорожку возле скамьи. Эванджелина, глубоко вдохнув знакомый густой запах влажной земли и приближающегося дождя, постепенно овладела собой. Она медленно оторвалась от него, пробормотала что-то невнятное относительно неотложных дел дома и, поднявшись со скамьи, направилась к черному ходу, чувствуя на себе горячий взгляд Эллиота, пока не скрылась за дверью.
 
   Это была нелегкая работа, но ее нужно было сделать. Поэтому, как обычно, она выпала на его долю, подумал старый Маклауд, покорно пожав плечами. По крайней мере так он думал на прошлой неделе. И вот теперь его хозяйка с непринужденной грацией разливала чай, половина которого проливалась на блюдце, а также на его брюки. Терпеливо вздохнув, старик вытащил из кармана льняной носовой платок. К счастью для Маклауда, чай давно остыл.
   — Очень, очень хорошо, мисс Зоя, — подбадривал ее дворецкий. — Однако когда гость попросит у вас еще чаю, вы должны взять у него чашку. Это удобнее, чем протягивать чайник через весь стол и попадать струей в движущуюся цель.
   Зоя, сидевшая напротив, хихикнула и поставила на стол маленький фарфоровый чайник с неожиданно громким стуком.
   — Извини, Маклауд, — сказала она, раскачиваясь на маленьком стуле, который стоял у него в гостиной специально на случай частых посещений Зои. Она одарила его милой улыбкой из-под копны кудряшек и вздохнула: — Ты думаешь, папа когда-нибудь позволит мне налить ему чаю?
   Маклауд кивнул с самым серьезным видом:
   — Конечно, мисс, я в этом уверен. Вам только нужно немного попрактиковаться.
   «Вполне возможно, что так оно и будет», — подумал старик, делая крошечный глоток из чашки, которая была не больше подушечки его большого пальца. Втайне дворецкий был очень доволен тем, что отношение его светлости к дочери заметно переменилось за последнее время. У девочки появилась уверенность в себе, и это было хорошо.
   Зоя улыбнулась и, наклонившись, осторожно подняла со стола блюдо.
   — А теперь, Маклауд, я должна угостить тебя печеньем, но бери только одно или два, — поучала она, — брать больше двух — дурной тон. — Она снова хихикнула и, взяв три печенья, передала ему блюдо.
   — Ах, мисс Зоя! Сначала пусть возьмут гости. — Стараясь строго нахмурить брови, он взял печенье и надкусил. — М-м-м… что за вкусное печенье, мэм! Попросите вашего повара дать мне рецепт.
   — Непременно, мистер Маклауд, — ответила она, тряхнув густыми локонами. — Почту за честь.
   Не успел Маклауд ответить, как послышалось осторожное покашливание. В дверях стоял ливрейный лакей с серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка.
   — Прошу прощения, сэр. Спрашивают его светлость.
   — Почему ты не сказал ему, что лорда Рэннока нет дома и не будет в ближайшее время?
   — Я сказал. Но он захотел видеть кого-нибудь, кроме меня. Секретаря, например. Я пригласил его подождать в желтой гостиной.
   Маклауд вздохнул и поманил слугу пальцем. Выбор желтой гостиной говорил о том, что посетитель был по положению ниже человека из общества, но выше слуги. Он взял карточку, искоса взглянув на Зою.
   — Он не сказал, по какому делу пришел? — спросил Маклауд — Нет, сэр, — покачал головой слуга. — Но утром до нас дошли ужасные слухи. Может быть, это связано с ними, — высказал предположение слуга.
   — Возможно, — согласился Маклауд, — но я думаю, что все это пустая болтовня. Проводи юную мисс к Труди и немедленно пришли ко мне Джералда Уилсона.
   Зоя было закапризничала, но, увидев помрачневшее лицо Маклауда, сразу же замолчала.
   — Пора, малышка, — с нежностью произнес он, помогая ей встать со стула. — Время чая уже прошло.
   Джералд Уилсон, получив от Маклауда необычное приказание, в мгновение ока поднялся вверх по лестнице. Учитывая особое положение старого дворецкого в доме Армстронга, Уилсон и не подумал возражать.
   — Сыщик из полицейского суда с Бау-стрит? — запыхавшись, переспросил он. — Послушайте, Маклауд! Не думаю, что мы должны… я хочу сказать, что его светлость, возможно, не одобрит наше вмешательство…
   — Черт возьми, приятель, — сказал старый дворецкий личному секретарю Рэннока, — возьмите себя в руки и узнайте, что ему известно, а сами не говорите ничего! Сюда не часто приходят сыщики, и он, будьте уверены, не уйдет, пока с кем-нибудь не поговорит!
   Уилсон внимательно исследовал визитную карточку. Джонс… За последнее время его обязанности на службе у маркиза Рэннока нельзя было назвать омерзительными, но убийство! У Уилсона взмокли ладони. Уже несколько дней слуги в Страт-Хаусе шептались о смерти лорда Крэнема, хотя этот живучий мерзавец все еще цеплялся за жизнь. Потом распространился слух еще об одной смерти.
   — Вы уверены, что мисс Фонтэйн умерла? — спросил Уилсон, возвращая на поднос визитную карточку.
   — Уверен, — мрачно подтвердил дворецкий. Бедную девчонку удавили где-то в районе верфей. Кембл ушел, чтобы узнать подробности. А сыщик уже здесь. Они на Бау-стрит времени не теряют… — Маклауд устало покачал головой. — Я не знаю, что делать.
   — Я от него отделаюсь, — заявил Уилсон с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал.
   Выйдя от дворецкого, он быстро спустился в желтую гостиную, которая в Страт-Хаусе служила официальной приемной. У окна, выходящего в сад позади дома, стоял светловолосый мужчина — коренастый, широкоплечий. Его лицо можно было бы назвать приятным, если бы не сплющенный от удара нос, что, несомненно, было свидетельством какого-нибудь тяжелого эпизода в его биографии. Когда они представились друг другу, Уилсон предложил посетителю сесть, сказав, что его хозяина нет в Лондоне и когда он вернется, неизвестно. Сыщик, в свою очередь, объяснил, что проводит предварительный опрос в связи с расследованием обстоятельств смерти актрисы Антуанетты Фонтэйн — или мисс Таннер по паспорту, — тело которой четыре дня назад было обнаружено в заброшенной лачуге возле верфей.
   Выслушав подробности, Уилсон сделал глубокий вдох и поправил на носу пенсне.
   — Поверьте, мы все возмущены жестоким убийством, — сказал он сыщику, — однако не понимаю, чем могу вам помочь.
   — Мистер Уилсон, нам известно, что ваш хозяин был в близких отношениях с мисс Фонтэйн. Не скажете ли, они в последнее время по-прежнему ладили?
   Уилсон игриво взглянул на него.
   — Да, насколько мне известно, они были в хороших отношениях. Почему бы нет? Но об этом лучше спросить у моего хозяина.
   Губы мистера Джонса тронула улыбка, но взгляд остался непроницаемым.
   — Именно это я и собирался сделать, но ваш хозяин в последнее время, кажется, часто уезжает из Лондона. — Не дождавшись от Уилсона ответа, он спросил: — Мисс Фонтэйн больше не была его содержанкой?
   Уилсон задумчиво приподнял бровь.
   — Не могу вам сказать, сэр. — Джонс вздохнул.
   — Понимаю. Хотя подозреваю, что именно вы занимаетесь его финансовыми делами и отлично знаете, что он некоторое время назад перестал выплачивать ей содержание. — Поскольку Уилсон снова промолчал, Джонс был вынужден продолжить: — Однако мисс Фонтэйн все же имела возможность жить на широкую ногу. Казалось, ее финансовое положение даже улучшилось.
   — Я этого не знал, сэр. Но уверяю вас, мы все искренне сожалеем, что она умерла.
   Джонс достал из кармана что-то завернутое в черный бархат и осторожно развернул ткань. Уилсон увидел золотое колье, украшенное рубинами. Побледнев, он судорожно глотнул воздух.