Страница:
— Какой красивый! — услышал Эллиот ее восхищенный шепот. Он замер в мучительном восторге, потом, утратив самообладание, толкнул ее спиной на подушки и, опустившись на нее, потребовал:
— Скажи, что любишь меня, Эви. Она — молча смотрела на него.
— Скажи это, Эви, прошу тебя, — хрипло умолял он, погружаясь в ее плоть.
Она вздохнула и выгнулась ему навстречу, приоткрыв губы от наслаждения и с готовностью подчиняясь заданному им ритму.
— Скажи это, Эванджелина, — снова попросил он. — Я должен услышать эти слова. — Он перестал двигаться, хотя с трудом сдерживал себя.
— Да, — выдохнула она наконец. — Я люблю тебя, Эллиот, да поможет мне Господь.
Безумно обрадованный ее ответом, он перестал сдерживаться, все глубже и глубже вторгаясь в ее плоть. Они одновременно достигли наивысшей точки наслаждения, и она выкрикнула его имя, едва ослепительное удовольствие взорвалось в ней бушующим смерчем. Хватая ртом воздух, Эллиот перекатился на бок, ожидая, пока восстановится дыхание.
Потом, лежа в постели жены, он размышлял о том, что только что наделал. В течение двух недель он второй раз совершил поступок, приводивший его самого в полное замешательство. Во-первых, он всеми правдами и неправдами заставил Эванджелину выйти за него замуж. А теперь он с помощью уговоров, умасливания и даже легкого эмоционального шантажа вынудил ее сказать то, что ей не хотелось говорить. Все это было неправильно. Однако в данный момент его это не беспокоило.
В комнате стояла умиротворяющая тишина. За окном ворковали голуби, вдалеке слышались взрывы веселого детского смеха. Звуки эти были непривычными, однако, безусловно, успокаивающими. Интересно, почему он никогда не слышал их раньше? Может быть, это объясняется тем, что до того, как Эванджелина вошла в его мерзкую жизнь, нечего было слышать?
Господи, как хорошо просто лежать рядом с ней: смотреть, как луч солнца, упавший на белокурые волосы, украсил лицо золотистым блеском; вдыхать восхитительный сладкий аромат ее тела; слушать спокойное легкое дыхание. Он придвинулся к ней поближе, и оба они погрузились в приятную дремоту.
Глава 15
— Скажи, что любишь меня, Эви. Она — молча смотрела на него.
— Скажи это, Эви, прошу тебя, — хрипло умолял он, погружаясь в ее плоть.
Она вздохнула и выгнулась ему навстречу, приоткрыв губы от наслаждения и с готовностью подчиняясь заданному им ритму.
— Скажи это, Эванджелина, — снова попросил он. — Я должен услышать эти слова. — Он перестал двигаться, хотя с трудом сдерживал себя.
— Да, — выдохнула она наконец. — Я люблю тебя, Эллиот, да поможет мне Господь.
Безумно обрадованный ее ответом, он перестал сдерживаться, все глубже и глубже вторгаясь в ее плоть. Они одновременно достигли наивысшей точки наслаждения, и она выкрикнула его имя, едва ослепительное удовольствие взорвалось в ней бушующим смерчем. Хватая ртом воздух, Эллиот перекатился на бок, ожидая, пока восстановится дыхание.
Потом, лежа в постели жены, он размышлял о том, что только что наделал. В течение двух недель он второй раз совершил поступок, приводивший его самого в полное замешательство. Во-первых, он всеми правдами и неправдами заставил Эванджелину выйти за него замуж. А теперь он с помощью уговоров, умасливания и даже легкого эмоционального шантажа вынудил ее сказать то, что ей не хотелось говорить. Все это было неправильно. Однако в данный момент его это не беспокоило.
В комнате стояла умиротворяющая тишина. За окном ворковали голуби, вдалеке слышались взрывы веселого детского смеха. Звуки эти были непривычными, однако, безусловно, успокаивающими. Интересно, почему он никогда не слышал их раньше? Может быть, это объясняется тем, что до того, как Эванджелина вошла в его мерзкую жизнь, нечего было слышать?
Господи, как хорошо просто лежать рядом с ней: смотреть, как луч солнца, упавший на белокурые волосы, украсил лицо золотистым блеском; вдыхать восхитительный сладкий аромат ее тела; слушать спокойное легкое дыхание. Он придвинулся к ней поближе, и оба они погрузились в приятную дремоту.
Глава 15
Когда Эллиот проснулся, солнце уже покинуло комнату, наполнив ее мягкими тенями. Свежий ветерок, напоенный ароматами летнего вечера, проникал сквозь открытые окна. Эванджелина, приподнявшись на локте, смотрела ему в лицо.
— Пора вставать, дорогой, — сказала она. — Мы должны одеться и спуститься вниз.
Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.
— Я люблю тебя, Эви. Я уже говорил тебе об этом?
— Говорил. — Ее глаза в вечернем освещении казались чуть влажными. — Я тоже люблю тебя. Наверное, нет необходимости притворяться, будто это не так.
Эллиот почувствовал нотку сожаления в ее голосе и резко прижал ее к себе.
— Эти три слова, произнесенные тобой, в корне изменили мою жизнь. Повторяй их почаще, Эви.
Положив голову ему на грудь, она надолго притихла.
— Эллиот! — вдруг сказала она. — Я хотела задать тебе один вопрос.
— Милая, — нежно произнес он, погладив тыльной стороной ладони ее щечку. — Можешь спрашивать о чем угодно.
Она долго молчала. Но это было не то умиротворенное молчание, в которое погружаются удовлетворившие страсть любовники. Сейчас молчание порождалось неуверенностью.
— Эллиот, ты намерен быть мне верным мужем? — решившись наконец, спросила она.
Он резко приподнялся и повернул ее к себе лицом.
— Что за вопрос, Эви? Разумеется, я намерен хранить верность. Зачем еще, по-твоему, я умолял тебя выйти за меня замуж?
Она взглянула на его сведенные на переносице брови, на глубокую морщину, появившуюся на лбу. Интимной задушевности, которая возникла было между ними, как не бывало, она сама все испортила.
— Я… я не знаю, Эллиот, — запинаясь, проговорила она. — Но женам, наверное, позволительно задавать такой вопрос.
— Моей жене нет необходимости спрашивать об этом, — с искренним возмущением заявил он. — Неужели ты думаешь, Эви, что я, женившись, буду продолжать вести холостяцкий образ жизни?
Эви почувствовала, что краснеет.
— Я не думала… — пролепетала она, но по выражению ее лица было видно, что именно эта мысль не давала ей покоя.
Эллиот откинулся на подушки и прикрыл глаза рукой. Полежав так некоторое время, он тяжело вздохнул:
— Черт возьми, Эви! Мы не женаты и двух недель, мы каждую ночь занимаемся любовью. Иногда дважды! Я сплю как бревно, я запинаюсь при ходьбе! И почти не выхожу из дома. — Его шотландский акцент усиливался с каждой фразой. — Побойся Бога, женщина! У нас целое стадо детей, которые доводят меня до полного изнеможения — причем, заметь, я совсем не жалуюсь, — но, видит Бог, я уже не юноша! Мне тридцать пять лет! А у тебя еще вошло в привычку соблазнять меня средь бела дня под носом у слуг. А теперь скажи мне, радость моя, когда и каким чудом смог бы я найти силы на любовницу — или кого ты там себе вообразила?
Он даже не заметил, что кричит, пока не раздался резкий стук в дверь. Покраснев от смущения, Эви нырнула под одеяло.
— Умоляю вас, милорд, вставайте! — послышался певучий голос Кембла. — Пора одеваться к ужину.
Годфри Мур, барон Крэнем, сидел, лениво развалившись, в кресле возле окна, нетерпеливо покачивая на пальце монокль на черной атласной ленточке. В «Бруксе», как всегда, было многолюдно, однако сегодня он приехал сюда не для того, чтобы играть в карты. Нет, он явился по приказанию лорда Линдена, который щедро вознаградил его за доставленное неудобство.
Крэнем раскачал монокль и ловко поймал его в ладонь. Скривив губы в усмешке, он уставился на Линдена. Глупец. Сколько бы он ни распускал сплетен о том, что Крэнем и Рэннок стали закадычными друзьями, сколько бы ни таскал его за собой по всем злачным местам Лондона, кровожадный незнакомец не торопился выползать из тени. Нет, будущий убийца Крэнема нежился сейчас в постели с молодой женой в Ричмонде. И пусть этому никто не желал верить, Крэнем-то знал это наверняка.
Он незаметно зевнул и направился в комнату, где играли в карты и где прогуливался между столами с бокалом в руке очаровательный, как всегда, виконт. Догнав его, Крэнем незаметно наклонился к его уху и сказал:
— Линден, скоро ли закончится вся эта история? Мне все время кажется, что над моей головой занесен топор.
— Надо держаться, приятель, — саркастически прошептал в ответ виконт. — Молю Бога, чтобы у вас не сдали нервы именно в тот момент, когда мы так близки к победе. Но вы, возможно, предпочли бы, чтобы вас пристрелил Рэннок? — холодно заметил Линден. — Вы начинаете утомлять меня.
— Я не боюсь этого шотландца, — презрительно фыркнул Крэнем. — Тем более при дневном свете.
Линден элегантно приподнял бровь:
— Вот как? Значит, вы еще больший болван, чем я думал. Надеюсь вы, в соответствии с нашей договоренностью, настойчиво внушали окружающим, что помирились с Рэнноком?
— Я старался, но кто поверит тому, что мы с маркизом стали вдруг лучшими друзьями? А лорд Рэннок? Он тоже старается внушить всем, что мы помирились?
— Рэннок сделает все, что нужно. Думаю, что все решится завтра, друг мой, завтра вечером мы все отправляемся в Воксхолл[7].
Утро следующего дня Эванджелина провела с мистером Стокли и детьми, которые усердно вычерчивали на карте путь Ганнибала через Альпы. Она пребывала в смятении. Эллиот настойчиво повторял, что любит ее, и поклялся в верности.
Она боялась верить ему, хотя, несмотря на сомнения в его честности, он не производил впечатления лжеца. А ее вопрос относительно неверности, кажется, обидел и даже рассердил его. Она уже начала сожалеть о том, что вообще задала такой вопрос, как вдруг Эллиот, встретив ее в коридоре, попросил уделить ему пару минут. Он неуверенно и как-то смущенно потер пальцем нос и сказал:
— Там пришел Линден. Он приглашает меня провести вечер в Воксхолле. Я хотел предупредить тебя о том, что ухожу. Боюсь, что мы вернемся очень поздно, не жди меня, ложись спать.
— Ладно, — сказала она и пошла прочь.
Он неожиданно схватил ее за руку и остановил.
— Ты расстроилась, Эванджелина? Умоляю, не сердись на меня.
— Я ничуть не сержусь, — солгала она, а он обнял ее и прижался лбом к ее лбу.
— Эви, обещаю тебе, что поздние возвращения домой не войдут у меня в привычку. Извини, но я дал слово Эйдану. Он считает, что это очень важно.
— Лорд Линден считает, что важно побывать в Воксхолле? Но почему? Или я не должна спрашивать?
Эллиот пожал плечами.
— Это всего лишь одна из безумных затей Линдена. Будем считать, что мы соберемся, чтобы отпраздновать конец моей холостяцкой жизни. Ведь ты не захочешь лишить своего мужа относительно невинного развлечения в кругу старых приятелей, а?
— Наверное, не захочу, — пробормотала она.
— Вот и хорошо. — В глазах его блеснула озорная искорка. — Мне на какое-то мгновение показалось, что ты ревнуешь.
— Не говори глупостей.
— Ах, Эви, я поглупел, я совсем голову потерял из-за тебя, — заявил Эллиот, осыпая ее поцелуями. Он все крепче прижимал ее к себе, поцелуи становились все более страстными, пока оба они не услышали, как за их спинами кто-то охнул.
— Прошу вас, только не в присутствии слуг, милорд, — пробормотал по-французски в притворном ужасе Кембл. — Пора одеваться, сэр.
— Ладно, — тихо сказал Эллиот, неохотно выпуская из объятий Эванджелину. — Спи спокойно, жена моя, увидимся утром за завтраком. Обещаю.
Хотя Эллиот впервые надолго отлучался из дома со дня их бракосочетания, Эванджелина ничуть не удивилась тому, что он неожиданно собрался провести время в этой компании. Она познакомилась с лордом Линденом и майором Уинтропом, когда эта парочка, раскланиваясь, подмигивая и усмехаясь, появилась в Страт-Хаусе, чтобы засвидетельствовать свое почтение молодоженам. Ее ничуть не обманули ни их презентабельная внешность, ни великолепные манеры.
Распутников и шалопаев она могла распознать в любом обличье. Вот только в отношении Эллиота инстинкт впервые подвел ее.
Когда Кембл увел Эллиота одеваться, она решила не думать больше о его неожиданной отлучке. По правде говоря, это было проще решить, чем сделать, и настроение у нее испортилось.
У Эванджелины вошло в привычку ежедневно в половине пятого пить чай в библиотеке с сэром Хью. К собственному удивлению, она очень привязалась к этому старому греховоднику. Отчего-то за последнее время ее вообще влечет к распутникам. Вздохнув, она спустилась в библиотеку пораньше, намереваясь поискать какую-нибудь подходящую книгу, чтобы почитать перед сном, но на полпути услышала голос старого дворецкого, весьма строго разговаривавшего с какой-то женщиной, стоявшей на пороге раскрытой двери.
— Повторяю вам, мадам, — говорил Маклауд, — что по поводу работы вам следует обращаться к миссис Вуди и входить не с парадного, а с черного хода.
Молодая женщина покачала головой:
— Спасибо, сэр, но я пришла не наниматься на работу. Я хотела бы поговорить с милордом, если он дома. — На женщине было простое черное платье, рыжие волосы прикрывал крахмальный белый чепец. Судя по одежде и речи, она служила экономкой в каком-нибудь доме, хотя для этой должности была слишком молода. Приглядевшись внимательнее, можно было заметить, что женщина беременна. Эванджелина застыла на месте, глядя на разворачивающуюся перед глазами сцену.
— Извините, мадам, его светлости нет дома, — решительно заявил дворецкий. — А с миссис Вуди вы можете поговорить. Но поскольку она сама экономка, другой экономки нам не требуется.
— Я должна увидеть маркиза, — настаивала женщина. — Работа мне не нужна, меня привело сюда личное дело.
Эванджелина, стараясь держаться очень спокойно, спустилась вниз.
— Извините, Маклауд, может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
Молодая женщина, побледнев еще больше, грациозно присела в поклоне. Маклауд вытянулся перед Эванджелиной.
— Я не хотел бы беспокоить вас, леди Рэннок, — сказал он.
Услышав ее имя, посетительница тихо охнула. Эванджелина взглянула на нее с любопытством. Женщина была далеко не красива и не первой молодости, но ее украшали скромные манеры и круглые серебристо-серые глаза, слишком большие для маленького бледного личика.
— Я леди Рэннок, — сказала Эванджелина. — Не хотите поговорить со мной о деле, которое привело вас сюда?
— Извините, миледи, — пробормотала незнакомка, опустив глаза, — мне вообще не следовало приходить.
Женщина выглядела растерянной. Эванджелипа кивнула Маклауду.
— До чая с сэром Хью у меня есть несколько минут, Маклауд. Проводите в библиотеку миссис… Как вас зовут? — обратилась она к женщине.
— Меня зовут Мэри Притчет.
— Прекрасно, проводите Мэри Притчет в библиотеку. Маклауд был явно недоволен, потому что считал простую служанку неподходящей компанией для миледи. Однако Эванджелина решила во что бы то ни стало выяснить, что привело беременную рыжеволосую экономку на порог дома ее мужа.
Однако такой поворот событий посетительнице был не по душе не меньше, чем Маклауду.
Вытащив откуда-то из складок юбки бархатный мешочек, женщина протянула его-Эванджелине.
— Прошу прощения, миледи, я просто хотела кое-что исправить… но мне не следовало приходить сюда. Верните это вашему мужу, пожалуйста, миледи, и скажите, что мне стыдно за все, что случилось, и что больше у него не будет никакого беспокойства.
С этими словами женщина повернулась и убежала, оставив Эванджелину и Маклауда в полном замешательстве.
— Теперь я, пожалуй, с удовольствие выпью чашечку чаю, Маклауд, — сказала Эванджелина и направилась в библиотеку, где немедленно раскрыла дрожащими пальцами бархатный мешочек. Там лежал массивный золотой браслет с двенадцатью рубинами, бесстыдно подмигивавшими ей в луче послеполуденного солнца.
— Н-да! — только и произнесла она. В оценке ситуации трудно было ошибиться, тем не менее внешность этой женщины в корне противоречила ее представлению о девице, которую мог бы соблазнить Эллиот.
Эванджелина едва удержалась от взрыва истерического смеха. «Разве лучше было бы, — с горечью подумала она, — если на месте этой простушки оказалась женщина совсем иного рода? Какая-нибудь цветущая куртизанка, например, одежда, прическа и манеры которой в полной мере соответствовали бы этому щедрому подарку? Разве сердце щемило бы меньше, если бы это была актриса или танцовщица, а не эта наивная служанка, которую явно соблазнили? Но почему в таком случае эта женщина говорила, что ей стыдно? Что за странная гордость заставила ее отвергнуть подарок, благодаря которому она смогла бы многие месяцы кормить и одевать своего ребенка? «
В бледном свете луны, едва проглядывающей сквозь облака, затянувшие небо, веселье в Воксхолле приближалось к завершающему крещендо. Наиболее осмотрительные отцы семейств уже покинули увеселительный сад в сопровождении своих впечатлительных дочерей и добродетельных супруг. Остались только самые отъявленные любительницы развлечений, а также множество сильно подвыпивших мужчин, которые разбрелись по плохо освещенным боковым аллеям в поисках компаньонов на вечер. Окинув взглядом толпу, Эллиот, с трудом подавив зевок, поудобнее расположился на скамейке. Три шумные, крикливо одетые женщины сомнительного поведения прошли мимо, шушукаясь и подталкивая друг друга локтями, с надеждой поглядывая на сидевших в ложе джентльменов.
Уинтроп вскочил на ноги, словно ястреб, заметив ший добычу.
— Послушай, Линден, — сказал он, бросив косой взгляд на женщин, — мне стало скучно. Вечер почти закончился, так что я вас, пожалуй, оставлю.
Лорд Линден изящно положил ногу на ногу и высокомерно вздернул подбородок.
— Черт возьми, Мэт! Неужели тебя ничему не научил печальный опыт? Отправляйся, если хочешь, за этими тремя пташками, но не жди от меня сочувствия, когда подхватишь какую-нибудь мерзость и будешь писать кипятком.
Выведенный из полудремотного состояния, Эллиот грубо хохотнул.
— В любом случае, старина, сейчас твоя очередь страховать Крэнема, — понизив до шепота голос, напомнил Линден. Он жестом приказал Крэнему подняться. — Прогуляйтесь-ка по южной дорожке. Оба. Крэнем, ты идешь на двадцать шагов впереди.
Майор Уинтроп, подавив стон, взглянул на заросли деревьев по бокам аллеи.
— Ладно, я иду, Эйдан, но скажу тебе честно, мне надоело смотреть в спину этому… Я не имею понятия, кого мы ищем.
— Хоть в чем-то мы согласны друг с другом, — немедленно откликнулся Крэнем, вставая со скамьи. — Меня тоже утомили игры, которые затеял Линден.
Виконт обвел томным взглядом своих компаньонов.
— Я не раз уже говорил вам, что мы не знаем точно, кого ищем. А если бы знали, то не сидели бы целый вечер в этом скучном месте.
— Ладно, Эйдан, я уже иду, — проворчал майор Уинтроп, накидывая на плечи черный плащ. — Но в этом наряде я чувствую себя полным придурком. — С этими словами он, соблюдая заданную дистанцию, последовал за Крэнемом.
Следующие четверть часа Эллиот провел в полудреме, размышляя о том, что человек быстро привыкает рано ложиться и рано вставать, как в деревне. При мысли о сельской жизни у него улучшилось настроение. Он терпеть не мог город, тем более Воксхолл. Какое будет счастье, когда они смогут наконец всей семьей перебраться в тепло и уют Чатем-Лоджа! Вспомнив об этом, он тут же представил себе жену, которая спит сейчас в своей теплой постели в Страт-Хаусе. И после двух недель супружеской жизни ему не хотелось оставлять ее одну даже ненадолго, а ведь она ни за что не поверит, что у него не было желания посетить это шумное место, где развлекаются подвыпившие гуляки и вульгарные девицы. Эллиот видел, когда уходил, какие мрачные подозрения терзали ее. Он уже научился распознавать голубовато-белый огонь в глазах Эванджелины, когда она гневалась. За долгие годы, которые они проживут вместе, ему не раз придется испытывать на себе воздействие этого взгляда. Но его это не слишком беспокоило, потому что он твердо решил быть хорошим мужем, хотя его молодая жена, возможно, пока этому не верила.
В ложу возвратились Крэнем и Уинтроп. Несмотря на заверения Линдена в том, что их усилия заманить в ловушку убийцу увенчаются успехом, Эллиот сильно сомневался в этом. Не верилось, что им удалось кого-нибудь убедить в том, что они с Крэнемом помирились. А еще хуже было то, что многие, очевидно, считали его виновным в смерти Антуанетты, что, в свою очередь, заставило вспомнить о старых сплетнях относительно Сесили. А он, как и десять лет назад, не мог доказать свою невиновность. Линден, затевая всю эту авантюру, надеялся найти доказательства, тогда как Эллиоту надежда на успех казалась призрачной.
Виконт плавным движением поднялся с места.
— Сделаем последнюю попытку, друзья. Если ничего не получится, то мне придется признать, что надежды не оправдались. Пройдемся еще разок вокруг центрального перекрестка, а потом соберемся возле ротонды.
Вся группа, включая Эллиота, без особого энтузиазма проворчала что-то в знак согласия. Крэнем отбыл первым. Он двигался в толпе гуляющих, остальные наблюдали, но никто к нему не приблизился, никто ему не угрожал.
Выждав немного, следом за ним, закутавшись в плащ, отправился Эллиот, за ним, отставая на несколько шагов, двинулся Уинтроп. Все они соблюдали осторожность. Никто бы и не подумал, что они следят друг за другом. Толпа застыла на месте, любуясь начавшимся фей-ерверком. Эллиот вглядывался в лица, но ничего подозрительного не замечал.
Крэнем, спина которого маячила впереди, свернул по дорожке влево, где деревья и кустарники разрослись гуще, а шум толпы почти не был слышен. В отдалении за своей спиной Эллиот слышал шаги Уинтропа. Где-то еще дальше, замыкая их процессию, находился Линден. Крэнем в это время вступил на слабо освещенный участок дорожки, и Эллиот потерял его из виду. Вдруг ему послышалось, как кто-то крикнул — то ли от страха, то ли от боли. В это время небо снова вспыхнуло разноцветными огнями фейерверка, на мгновение стало светло, и он увидел, что впереди никого нет. Эллиот, оглянувшись через плечо, крикнул Уинтропу, но и в темноте позади себя никого не увидел. Пробежав вперед примерно двадцать ярдов, он прислушался, но ничего, кроме очередного взрыва фейерверка, не услышал. Небо на какую-то долю секунды вновь осветилось, и Эллиот увидел Крэнема, который боролся с каким-то мужчиной гораздо крупнее его. Он успел заметить также, что в руке мужчины сверкнуло что-то металлическое. Все вокруг снова погрузилось во тьму. Эллиот услышал, как Крэнем вскрикнул от боли. Потом кто-то выругался, и на землю шлепнулось чье-то тело. Судя по звуку, упавший был явно тяжелее Крэнема.
В темноте от пистолетов, которые Эллиот и майор Уинтроп на всякий случай припрятали в складках своих плащей, было мало пользы. Эллиот наугад прыгнул в заросли. Нападавший пытался подняться на ноги. Эллиот снова уложил его мощным ударом в грудь, слишком поздно сообразив, что одна рука мужчины находится в кармане.
— Рэннок… у него пистолет! — откуда-то из темноты прохрипел Крэнем.
Эллиот почувствовал, как дуло пистолета прижалось к его виску. Взвесив свои шансы, Эллиот попробовал выхватить у нападавшего оружие, но тот, выругавшись, поднялся, на колени, умудрившись удержать пистолет в руке. Небо снова осветилось разноцветными огнями, и Эллиот не только узнал мужчину, но и увидел, что его пистолет нацелен на Крэнема.
Струсив, барон забился под куст, умоляя не стрелять. Совсем близко послышались шаги бегущего по дорожке майора.
— Положите пистолет, милорд, — тихо сказал Эллиот. — За мной следом идут Уинтроп и Линден.
— Нет! — прошипел нападавший. — Тебе не следовало вмешиваться в это, Рэннок! Черт бы тебя побрал! Я хотел убить только его. А теперь придется убить вас обоих!
В этот момент луна выскользнула из-за облаков, и при ее свете Эллиот увидел дуло пистолета, нацеленное в лицо Крэнема. Эллиот нырнул вниз, чтобы схватить за ноги этого сумасшедшего, и услышал, как из кустов выскочил майор Уинтроп. Затем прогремел выстрел, но не один раз, а дважды. Острая боль пронзила его тело, и последнее, что увидел Эллиот, прежде чем потерял сознание, было взволнованное лицо Уинтропа, вытягивающего его из-под безжизненного тела лорда Хауэлла — дядюшки Сесили.
Несмотря на просьбу Эллиота не ждать его возвращения, Эванджелина не могла спать. Будучи оптимисткой, она и сейчас пыталась придумать какое-то правдоподобное объяснение появлению на пороге их дома беременной служанки, но к трем часам утра все возможные варианты истощились. Она отложила книгу, сердито взбила кулаком подушку и решительно задула свечу.
Пропади все пропадом. Она постарается заснуть. А в дальнейшем ее вообще не будет беспокоить, где спит ее муж. К слову сказать, Эллиот и без того почти две недели не отходил от нее ни на шаг, а это было значительно дольше, чем она ожидала. Слезинка выкатилась из глаза, проползла по щеке и капнула на подушку. Ну нет, она не станет плакать! Однако слезы все капали и капали, и она не могла заснугь.
Может быть, она все-таки ошибается относительно этой женщины и ее браслета? И снова вопросы и сомнения принялись терзать ее душу. Она знала, что в светском обществе супруги, вступившие в брак по расчету, обычно живут каждый своей жизнью. Как она могла, выйдя замуж за самого большого распутника в Лондоне, тешить себя иллюзиями, что каким-то чудом их брак будет лучше, чем все подобные браки? Однако, как ни глупо, именно на это она и надеялась. Эллиот не раз говорил, что любит ее, причем не только в моменты страсти, но и тогда, когда, например, думал, будто она спит. Эванджелина начала этому верить. По крайней мере ей отчаянно хотелось верить ему.
Может быть, Эллиот и впрямь ее любит? Может, так поступают все мужчины? Правда, ее отец был не таким, но Эванджелина была вынуждена признать, что такая любовь, как у ее родителей, и такая преданность друг другу встречались редко. Она снова взбила подушку, которая успела намокнуть от слез. Может быть, эта рыжеволосая женщина не из его прошлого, а ее ребенок совсем от другого мужчины? А может быть, она вообще просто прохожая с улицы и ее попросили передать браслет в качестве шутки?
Однако это украшение не было пустячком, пригодным для розыгрыша. Насколько понимала Эванджелина, стоимость всего одного из этих камешков была так высока, что Мэри Притчет могла бы очень долго жить безбедно. Почему же она не продала браслет? Эванджелина терялась в догадках и очень жалела, что рядом нет Уинни, с которой можно было бы посоветоваться. Эванджелина перевернулась на спину, стараясь думать о муже только хорошее, и, должно быть, задремала, потому что проснулась от непонятного страха, когда часы пробили четыре.
Однако ее разбудил не бой часов — в этом она была уверена. Откинув одеяло, она села в постели и поняла, что ее разбудили какие-то непонятные звуки и приглушенные голоса, раздававшиеся в смежной спальне Эллиота; много незнакомых голосов, причем все говорили одновременно. Эванджелина вскочила с постели и натянула халат. Не успев обдумать план своих действий, она уже открыла дверь и вошла в комнату мужа.
Пять пар глаз одновременно встретились с ее испуганным взглядом. Увидев расстроенное лицо лорда Линдена, она все поняла без слов и, прикрыв рот ладонью, обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что происходит. Рядом с виконтом стоял низенький толстый человек, которого она не знала и который сейчас наклонился над распростертым на кровати неподвижным телом ее мужа. Пальцы незнакомца уверенно ощупывали шею и плечи Эллиота, задерживаясь на долю секунды то там, то здесь.
— Пора вставать, дорогой, — сказала она. — Мы должны одеться и спуститься вниз.
Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.
— Я люблю тебя, Эви. Я уже говорил тебе об этом?
— Говорил. — Ее глаза в вечернем освещении казались чуть влажными. — Я тоже люблю тебя. Наверное, нет необходимости притворяться, будто это не так.
Эллиот почувствовал нотку сожаления в ее голосе и резко прижал ее к себе.
— Эти три слова, произнесенные тобой, в корне изменили мою жизнь. Повторяй их почаще, Эви.
Положив голову ему на грудь, она надолго притихла.
— Эллиот! — вдруг сказала она. — Я хотела задать тебе один вопрос.
— Милая, — нежно произнес он, погладив тыльной стороной ладони ее щечку. — Можешь спрашивать о чем угодно.
Она долго молчала. Но это было не то умиротворенное молчание, в которое погружаются удовлетворившие страсть любовники. Сейчас молчание порождалось неуверенностью.
— Эллиот, ты намерен быть мне верным мужем? — решившись наконец, спросила она.
Он резко приподнялся и повернул ее к себе лицом.
— Что за вопрос, Эви? Разумеется, я намерен хранить верность. Зачем еще, по-твоему, я умолял тебя выйти за меня замуж?
Она взглянула на его сведенные на переносице брови, на глубокую морщину, появившуюся на лбу. Интимной задушевности, которая возникла было между ними, как не бывало, она сама все испортила.
— Я… я не знаю, Эллиот, — запинаясь, проговорила она. — Но женам, наверное, позволительно задавать такой вопрос.
— Моей жене нет необходимости спрашивать об этом, — с искренним возмущением заявил он. — Неужели ты думаешь, Эви, что я, женившись, буду продолжать вести холостяцкий образ жизни?
Эви почувствовала, что краснеет.
— Я не думала… — пролепетала она, но по выражению ее лица было видно, что именно эта мысль не давала ей покоя.
Эллиот откинулся на подушки и прикрыл глаза рукой. Полежав так некоторое время, он тяжело вздохнул:
— Черт возьми, Эви! Мы не женаты и двух недель, мы каждую ночь занимаемся любовью. Иногда дважды! Я сплю как бревно, я запинаюсь при ходьбе! И почти не выхожу из дома. — Его шотландский акцент усиливался с каждой фразой. — Побойся Бога, женщина! У нас целое стадо детей, которые доводят меня до полного изнеможения — причем, заметь, я совсем не жалуюсь, — но, видит Бог, я уже не юноша! Мне тридцать пять лет! А у тебя еще вошло в привычку соблазнять меня средь бела дня под носом у слуг. А теперь скажи мне, радость моя, когда и каким чудом смог бы я найти силы на любовницу — или кого ты там себе вообразила?
Он даже не заметил, что кричит, пока не раздался резкий стук в дверь. Покраснев от смущения, Эви нырнула под одеяло.
— Умоляю вас, милорд, вставайте! — послышался певучий голос Кембла. — Пора одеваться к ужину.
Годфри Мур, барон Крэнем, сидел, лениво развалившись, в кресле возле окна, нетерпеливо покачивая на пальце монокль на черной атласной ленточке. В «Бруксе», как всегда, было многолюдно, однако сегодня он приехал сюда не для того, чтобы играть в карты. Нет, он явился по приказанию лорда Линдена, который щедро вознаградил его за доставленное неудобство.
Крэнем раскачал монокль и ловко поймал его в ладонь. Скривив губы в усмешке, он уставился на Линдена. Глупец. Сколько бы он ни распускал сплетен о том, что Крэнем и Рэннок стали закадычными друзьями, сколько бы ни таскал его за собой по всем злачным местам Лондона, кровожадный незнакомец не торопился выползать из тени. Нет, будущий убийца Крэнема нежился сейчас в постели с молодой женой в Ричмонде. И пусть этому никто не желал верить, Крэнем-то знал это наверняка.
Он незаметно зевнул и направился в комнату, где играли в карты и где прогуливался между столами с бокалом в руке очаровательный, как всегда, виконт. Догнав его, Крэнем незаметно наклонился к его уху и сказал:
— Линден, скоро ли закончится вся эта история? Мне все время кажется, что над моей головой занесен топор.
— Надо держаться, приятель, — саркастически прошептал в ответ виконт. — Молю Бога, чтобы у вас не сдали нервы именно в тот момент, когда мы так близки к победе. Но вы, возможно, предпочли бы, чтобы вас пристрелил Рэннок? — холодно заметил Линден. — Вы начинаете утомлять меня.
— Я не боюсь этого шотландца, — презрительно фыркнул Крэнем. — Тем более при дневном свете.
Линден элегантно приподнял бровь:
— Вот как? Значит, вы еще больший болван, чем я думал. Надеюсь вы, в соответствии с нашей договоренностью, настойчиво внушали окружающим, что помирились с Рэнноком?
— Я старался, но кто поверит тому, что мы с маркизом стали вдруг лучшими друзьями? А лорд Рэннок? Он тоже старается внушить всем, что мы помирились?
— Рэннок сделает все, что нужно. Думаю, что все решится завтра, друг мой, завтра вечером мы все отправляемся в Воксхолл[7].
Утро следующего дня Эванджелина провела с мистером Стокли и детьми, которые усердно вычерчивали на карте путь Ганнибала через Альпы. Она пребывала в смятении. Эллиот настойчиво повторял, что любит ее, и поклялся в верности.
Она боялась верить ему, хотя, несмотря на сомнения в его честности, он не производил впечатления лжеца. А ее вопрос относительно неверности, кажется, обидел и даже рассердил его. Она уже начала сожалеть о том, что вообще задала такой вопрос, как вдруг Эллиот, встретив ее в коридоре, попросил уделить ему пару минут. Он неуверенно и как-то смущенно потер пальцем нос и сказал:
— Там пришел Линден. Он приглашает меня провести вечер в Воксхолле. Я хотел предупредить тебя о том, что ухожу. Боюсь, что мы вернемся очень поздно, не жди меня, ложись спать.
— Ладно, — сказала она и пошла прочь.
Он неожиданно схватил ее за руку и остановил.
— Ты расстроилась, Эванджелина? Умоляю, не сердись на меня.
— Я ничуть не сержусь, — солгала она, а он обнял ее и прижался лбом к ее лбу.
— Эви, обещаю тебе, что поздние возвращения домой не войдут у меня в привычку. Извини, но я дал слово Эйдану. Он считает, что это очень важно.
— Лорд Линден считает, что важно побывать в Воксхолле? Но почему? Или я не должна спрашивать?
Эллиот пожал плечами.
— Это всего лишь одна из безумных затей Линдена. Будем считать, что мы соберемся, чтобы отпраздновать конец моей холостяцкой жизни. Ведь ты не захочешь лишить своего мужа относительно невинного развлечения в кругу старых приятелей, а?
— Наверное, не захочу, — пробормотала она.
— Вот и хорошо. — В глазах его блеснула озорная искорка. — Мне на какое-то мгновение показалось, что ты ревнуешь.
— Не говори глупостей.
— Ах, Эви, я поглупел, я совсем голову потерял из-за тебя, — заявил Эллиот, осыпая ее поцелуями. Он все крепче прижимал ее к себе, поцелуи становились все более страстными, пока оба они не услышали, как за их спинами кто-то охнул.
— Прошу вас, только не в присутствии слуг, милорд, — пробормотал по-французски в притворном ужасе Кембл. — Пора одеваться, сэр.
— Ладно, — тихо сказал Эллиот, неохотно выпуская из объятий Эванджелину. — Спи спокойно, жена моя, увидимся утром за завтраком. Обещаю.
Хотя Эллиот впервые надолго отлучался из дома со дня их бракосочетания, Эванджелина ничуть не удивилась тому, что он неожиданно собрался провести время в этой компании. Она познакомилась с лордом Линденом и майором Уинтропом, когда эта парочка, раскланиваясь, подмигивая и усмехаясь, появилась в Страт-Хаусе, чтобы засвидетельствовать свое почтение молодоженам. Ее ничуть не обманули ни их презентабельная внешность, ни великолепные манеры.
Распутников и шалопаев она могла распознать в любом обличье. Вот только в отношении Эллиота инстинкт впервые подвел ее.
Когда Кембл увел Эллиота одеваться, она решила не думать больше о его неожиданной отлучке. По правде говоря, это было проще решить, чем сделать, и настроение у нее испортилось.
У Эванджелины вошло в привычку ежедневно в половине пятого пить чай в библиотеке с сэром Хью. К собственному удивлению, она очень привязалась к этому старому греховоднику. Отчего-то за последнее время ее вообще влечет к распутникам. Вздохнув, она спустилась в библиотеку пораньше, намереваясь поискать какую-нибудь подходящую книгу, чтобы почитать перед сном, но на полпути услышала голос старого дворецкого, весьма строго разговаривавшего с какой-то женщиной, стоявшей на пороге раскрытой двери.
— Повторяю вам, мадам, — говорил Маклауд, — что по поводу работы вам следует обращаться к миссис Вуди и входить не с парадного, а с черного хода.
Молодая женщина покачала головой:
— Спасибо, сэр, но я пришла не наниматься на работу. Я хотела бы поговорить с милордом, если он дома. — На женщине было простое черное платье, рыжие волосы прикрывал крахмальный белый чепец. Судя по одежде и речи, она служила экономкой в каком-нибудь доме, хотя для этой должности была слишком молода. Приглядевшись внимательнее, можно было заметить, что женщина беременна. Эванджелина застыла на месте, глядя на разворачивающуюся перед глазами сцену.
— Извините, мадам, его светлости нет дома, — решительно заявил дворецкий. — А с миссис Вуди вы можете поговорить. Но поскольку она сама экономка, другой экономки нам не требуется.
— Я должна увидеть маркиза, — настаивала женщина. — Работа мне не нужна, меня привело сюда личное дело.
Эванджелина, стараясь держаться очень спокойно, спустилась вниз.
— Извините, Маклауд, может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
Молодая женщина, побледнев еще больше, грациозно присела в поклоне. Маклауд вытянулся перед Эванджелиной.
— Я не хотел бы беспокоить вас, леди Рэннок, — сказал он.
Услышав ее имя, посетительница тихо охнула. Эванджелина взглянула на нее с любопытством. Женщина была далеко не красива и не первой молодости, но ее украшали скромные манеры и круглые серебристо-серые глаза, слишком большие для маленького бледного личика.
— Я леди Рэннок, — сказала Эванджелина. — Не хотите поговорить со мной о деле, которое привело вас сюда?
— Извините, миледи, — пробормотала незнакомка, опустив глаза, — мне вообще не следовало приходить.
Женщина выглядела растерянной. Эванджелипа кивнула Маклауду.
— До чая с сэром Хью у меня есть несколько минут, Маклауд. Проводите в библиотеку миссис… Как вас зовут? — обратилась она к женщине.
— Меня зовут Мэри Притчет.
— Прекрасно, проводите Мэри Притчет в библиотеку. Маклауд был явно недоволен, потому что считал простую служанку неподходящей компанией для миледи. Однако Эванджелина решила во что бы то ни стало выяснить, что привело беременную рыжеволосую экономку на порог дома ее мужа.
Однако такой поворот событий посетительнице был не по душе не меньше, чем Маклауду.
Вытащив откуда-то из складок юбки бархатный мешочек, женщина протянула его-Эванджелине.
— Прошу прощения, миледи, я просто хотела кое-что исправить… но мне не следовало приходить сюда. Верните это вашему мужу, пожалуйста, миледи, и скажите, что мне стыдно за все, что случилось, и что больше у него не будет никакого беспокойства.
С этими словами женщина повернулась и убежала, оставив Эванджелину и Маклауда в полном замешательстве.
— Теперь я, пожалуй, с удовольствие выпью чашечку чаю, Маклауд, — сказала Эванджелина и направилась в библиотеку, где немедленно раскрыла дрожащими пальцами бархатный мешочек. Там лежал массивный золотой браслет с двенадцатью рубинами, бесстыдно подмигивавшими ей в луче послеполуденного солнца.
— Н-да! — только и произнесла она. В оценке ситуации трудно было ошибиться, тем не менее внешность этой женщины в корне противоречила ее представлению о девице, которую мог бы соблазнить Эллиот.
Эванджелина едва удержалась от взрыва истерического смеха. «Разве лучше было бы, — с горечью подумала она, — если на месте этой простушки оказалась женщина совсем иного рода? Какая-нибудь цветущая куртизанка, например, одежда, прическа и манеры которой в полной мере соответствовали бы этому щедрому подарку? Разве сердце щемило бы меньше, если бы это была актриса или танцовщица, а не эта наивная служанка, которую явно соблазнили? Но почему в таком случае эта женщина говорила, что ей стыдно? Что за странная гордость заставила ее отвергнуть подарок, благодаря которому она смогла бы многие месяцы кормить и одевать своего ребенка? «
В бледном свете луны, едва проглядывающей сквозь облака, затянувшие небо, веселье в Воксхолле приближалось к завершающему крещендо. Наиболее осмотрительные отцы семейств уже покинули увеселительный сад в сопровождении своих впечатлительных дочерей и добродетельных супруг. Остались только самые отъявленные любительницы развлечений, а также множество сильно подвыпивших мужчин, которые разбрелись по плохо освещенным боковым аллеям в поисках компаньонов на вечер. Окинув взглядом толпу, Эллиот, с трудом подавив зевок, поудобнее расположился на скамейке. Три шумные, крикливо одетые женщины сомнительного поведения прошли мимо, шушукаясь и подталкивая друг друга локтями, с надеждой поглядывая на сидевших в ложе джентльменов.
Уинтроп вскочил на ноги, словно ястреб, заметив ший добычу.
— Послушай, Линден, — сказал он, бросив косой взгляд на женщин, — мне стало скучно. Вечер почти закончился, так что я вас, пожалуй, оставлю.
Лорд Линден изящно положил ногу на ногу и высокомерно вздернул подбородок.
— Черт возьми, Мэт! Неужели тебя ничему не научил печальный опыт? Отправляйся, если хочешь, за этими тремя пташками, но не жди от меня сочувствия, когда подхватишь какую-нибудь мерзость и будешь писать кипятком.
Выведенный из полудремотного состояния, Эллиот грубо хохотнул.
— В любом случае, старина, сейчас твоя очередь страховать Крэнема, — понизив до шепота голос, напомнил Линден. Он жестом приказал Крэнему подняться. — Прогуляйтесь-ка по южной дорожке. Оба. Крэнем, ты идешь на двадцать шагов впереди.
Майор Уинтроп, подавив стон, взглянул на заросли деревьев по бокам аллеи.
— Ладно, я иду, Эйдан, но скажу тебе честно, мне надоело смотреть в спину этому… Я не имею понятия, кого мы ищем.
— Хоть в чем-то мы согласны друг с другом, — немедленно откликнулся Крэнем, вставая со скамьи. — Меня тоже утомили игры, которые затеял Линден.
Виконт обвел томным взглядом своих компаньонов.
— Я не раз уже говорил вам, что мы не знаем точно, кого ищем. А если бы знали, то не сидели бы целый вечер в этом скучном месте.
— Ладно, Эйдан, я уже иду, — проворчал майор Уинтроп, накидывая на плечи черный плащ. — Но в этом наряде я чувствую себя полным придурком. — С этими словами он, соблюдая заданную дистанцию, последовал за Крэнемом.
Следующие четверть часа Эллиот провел в полудреме, размышляя о том, что человек быстро привыкает рано ложиться и рано вставать, как в деревне. При мысли о сельской жизни у него улучшилось настроение. Он терпеть не мог город, тем более Воксхолл. Какое будет счастье, когда они смогут наконец всей семьей перебраться в тепло и уют Чатем-Лоджа! Вспомнив об этом, он тут же представил себе жену, которая спит сейчас в своей теплой постели в Страт-Хаусе. И после двух недель супружеской жизни ему не хотелось оставлять ее одну даже ненадолго, а ведь она ни за что не поверит, что у него не было желания посетить это шумное место, где развлекаются подвыпившие гуляки и вульгарные девицы. Эллиот видел, когда уходил, какие мрачные подозрения терзали ее. Он уже научился распознавать голубовато-белый огонь в глазах Эванджелины, когда она гневалась. За долгие годы, которые они проживут вместе, ему не раз придется испытывать на себе воздействие этого взгляда. Но его это не слишком беспокоило, потому что он твердо решил быть хорошим мужем, хотя его молодая жена, возможно, пока этому не верила.
В ложу возвратились Крэнем и Уинтроп. Несмотря на заверения Линдена в том, что их усилия заманить в ловушку убийцу увенчаются успехом, Эллиот сильно сомневался в этом. Не верилось, что им удалось кого-нибудь убедить в том, что они с Крэнемом помирились. А еще хуже было то, что многие, очевидно, считали его виновным в смерти Антуанетты, что, в свою очередь, заставило вспомнить о старых сплетнях относительно Сесили. А он, как и десять лет назад, не мог доказать свою невиновность. Линден, затевая всю эту авантюру, надеялся найти доказательства, тогда как Эллиоту надежда на успех казалась призрачной.
Виконт плавным движением поднялся с места.
— Сделаем последнюю попытку, друзья. Если ничего не получится, то мне придется признать, что надежды не оправдались. Пройдемся еще разок вокруг центрального перекрестка, а потом соберемся возле ротонды.
Вся группа, включая Эллиота, без особого энтузиазма проворчала что-то в знак согласия. Крэнем отбыл первым. Он двигался в толпе гуляющих, остальные наблюдали, но никто к нему не приблизился, никто ему не угрожал.
Выждав немного, следом за ним, закутавшись в плащ, отправился Эллиот, за ним, отставая на несколько шагов, двинулся Уинтроп. Все они соблюдали осторожность. Никто бы и не подумал, что они следят друг за другом. Толпа застыла на месте, любуясь начавшимся фей-ерверком. Эллиот вглядывался в лица, но ничего подозрительного не замечал.
Крэнем, спина которого маячила впереди, свернул по дорожке влево, где деревья и кустарники разрослись гуще, а шум толпы почти не был слышен. В отдалении за своей спиной Эллиот слышал шаги Уинтропа. Где-то еще дальше, замыкая их процессию, находился Линден. Крэнем в это время вступил на слабо освещенный участок дорожки, и Эллиот потерял его из виду. Вдруг ему послышалось, как кто-то крикнул — то ли от страха, то ли от боли. В это время небо снова вспыхнуло разноцветными огнями фейерверка, на мгновение стало светло, и он увидел, что впереди никого нет. Эллиот, оглянувшись через плечо, крикнул Уинтропу, но и в темноте позади себя никого не увидел. Пробежав вперед примерно двадцать ярдов, он прислушался, но ничего, кроме очередного взрыва фейерверка, не услышал. Небо на какую-то долю секунды вновь осветилось, и Эллиот увидел Крэнема, который боролся с каким-то мужчиной гораздо крупнее его. Он успел заметить также, что в руке мужчины сверкнуло что-то металлическое. Все вокруг снова погрузилось во тьму. Эллиот услышал, как Крэнем вскрикнул от боли. Потом кто-то выругался, и на землю шлепнулось чье-то тело. Судя по звуку, упавший был явно тяжелее Крэнема.
В темноте от пистолетов, которые Эллиот и майор Уинтроп на всякий случай припрятали в складках своих плащей, было мало пользы. Эллиот наугад прыгнул в заросли. Нападавший пытался подняться на ноги. Эллиот снова уложил его мощным ударом в грудь, слишком поздно сообразив, что одна рука мужчины находится в кармане.
— Рэннок… у него пистолет! — откуда-то из темноты прохрипел Крэнем.
Эллиот почувствовал, как дуло пистолета прижалось к его виску. Взвесив свои шансы, Эллиот попробовал выхватить у нападавшего оружие, но тот, выругавшись, поднялся, на колени, умудрившись удержать пистолет в руке. Небо снова осветилось разноцветными огнями, и Эллиот не только узнал мужчину, но и увидел, что его пистолет нацелен на Крэнема.
Струсив, барон забился под куст, умоляя не стрелять. Совсем близко послышались шаги бегущего по дорожке майора.
— Положите пистолет, милорд, — тихо сказал Эллиот. — За мной следом идут Уинтроп и Линден.
— Нет! — прошипел нападавший. — Тебе не следовало вмешиваться в это, Рэннок! Черт бы тебя побрал! Я хотел убить только его. А теперь придется убить вас обоих!
В этот момент луна выскользнула из-за облаков, и при ее свете Эллиот увидел дуло пистолета, нацеленное в лицо Крэнема. Эллиот нырнул вниз, чтобы схватить за ноги этого сумасшедшего, и услышал, как из кустов выскочил майор Уинтроп. Затем прогремел выстрел, но не один раз, а дважды. Острая боль пронзила его тело, и последнее, что увидел Эллиот, прежде чем потерял сознание, было взволнованное лицо Уинтропа, вытягивающего его из-под безжизненного тела лорда Хауэлла — дядюшки Сесили.
Несмотря на просьбу Эллиота не ждать его возвращения, Эванджелина не могла спать. Будучи оптимисткой, она и сейчас пыталась придумать какое-то правдоподобное объяснение появлению на пороге их дома беременной служанки, но к трем часам утра все возможные варианты истощились. Она отложила книгу, сердито взбила кулаком подушку и решительно задула свечу.
Пропади все пропадом. Она постарается заснуть. А в дальнейшем ее вообще не будет беспокоить, где спит ее муж. К слову сказать, Эллиот и без того почти две недели не отходил от нее ни на шаг, а это было значительно дольше, чем она ожидала. Слезинка выкатилась из глаза, проползла по щеке и капнула на подушку. Ну нет, она не станет плакать! Однако слезы все капали и капали, и она не могла заснугь.
Может быть, она все-таки ошибается относительно этой женщины и ее браслета? И снова вопросы и сомнения принялись терзать ее душу. Она знала, что в светском обществе супруги, вступившие в брак по расчету, обычно живут каждый своей жизнью. Как она могла, выйдя замуж за самого большого распутника в Лондоне, тешить себя иллюзиями, что каким-то чудом их брак будет лучше, чем все подобные браки? Однако, как ни глупо, именно на это она и надеялась. Эллиот не раз говорил, что любит ее, причем не только в моменты страсти, но и тогда, когда, например, думал, будто она спит. Эванджелина начала этому верить. По крайней мере ей отчаянно хотелось верить ему.
Может быть, Эллиот и впрямь ее любит? Может, так поступают все мужчины? Правда, ее отец был не таким, но Эванджелина была вынуждена признать, что такая любовь, как у ее родителей, и такая преданность друг другу встречались редко. Она снова взбила подушку, которая успела намокнуть от слез. Может быть, эта рыжеволосая женщина не из его прошлого, а ее ребенок совсем от другого мужчины? А может быть, она вообще просто прохожая с улицы и ее попросили передать браслет в качестве шутки?
Однако это украшение не было пустячком, пригодным для розыгрыша. Насколько понимала Эванджелина, стоимость всего одного из этих камешков была так высока, что Мэри Притчет могла бы очень долго жить безбедно. Почему же она не продала браслет? Эванджелина терялась в догадках и очень жалела, что рядом нет Уинни, с которой можно было бы посоветоваться. Эванджелина перевернулась на спину, стараясь думать о муже только хорошее, и, должно быть, задремала, потому что проснулась от непонятного страха, когда часы пробили четыре.
Однако ее разбудил не бой часов — в этом она была уверена. Откинув одеяло, она села в постели и поняла, что ее разбудили какие-то непонятные звуки и приглушенные голоса, раздававшиеся в смежной спальне Эллиота; много незнакомых голосов, причем все говорили одновременно. Эванджелина вскочила с постели и натянула халат. Не успев обдумать план своих действий, она уже открыла дверь и вошла в комнату мужа.
Пять пар глаз одновременно встретились с ее испуганным взглядом. Увидев расстроенное лицо лорда Линдена, она все поняла без слов и, прикрыв рот ладонью, обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что происходит. Рядом с виконтом стоял низенький толстый человек, которого она не знала и который сейчас наклонился над распростертым на кровати неподвижным телом ее мужа. Пальцы незнакомца уверенно ощупывали шею и плечи Эллиота, задерживаясь на долю секунды то там, то здесь.