Страница:
— Ах, дорогая, боюсь, что ты права, — тихо сказала Уинни, опустив голову.
— Вот увидишь, так оно и будет, — мрачно произнесла Эви. — И как только она сделает первый шаг, мы сразу же уедем на континент.
— Да, но… — неуверенно сказала Уинни, — если бы тебя поддерживал джентльмен вроде Эллиота Робертса, это могло бы отпугнуть леди Трент. Питер, который является опекуном Майкла, только наполовину англичанин, к тому же он родился за границей. Тогда как муж-англичанин — это совсем другое дело…
— Да, Уинни, любой достойный человек мог бы помочь мне в этих обстоятельствах, однако позволь напомнить тебе, каким сильным и влиятельным противником являются леди Трент и семейство Стоун. Конечно, мистер Робертс кажется достойным человеком и при этом является, несомненно, состоятельным. Но разве может он сравниться с ней? Она принадлежит к сословию пэров, к партии твердолобых тори. Она богата и безжалостна. А мистер Робертс — простолюдин, он имеет не больше влияния, чем Питер. Едва ли мистер Робертс сумеет обуздать такую мегеру. И судя по всему, у него нет склонности к добровольному мученичеству.
— Пожалуй, — задумчиво произнесла Уинни, усаживаясь в кресло напротив Эванджелины. — К тому же он, к сожалению, шотландец. Ты заметила, как он говорит?
— Шотландец? — удивилась Эванджелина. Она, как фламандка, не улавливала на слух незначительных отклонений в произношении от нормативного английского языка.
— Я уверена в этом. В его речи чувствуется едва уловимый акцент, особенно когда он шутит. Уж поверь мне, я знаю. Пусть я прожила полжизни во Фландрии, но выросла я в Ньюкасле и эту шотландскую картавость всегда учую.
— Имя у него, пожалуй, шотландское, — задумчиво сказала Эванджелина, глядя в незажженный камин, — и это еще раз подтверждает, что мы о нем очень мало знаем, Уинни. И у Питера не можем ничего спросить, пока он не вернется из Италии.
— Не слишком ли ты серьезна и подозрительна, дорогая?
— От меня зависят слишком много людей, так что я обязана быть осторожной.
Уинни вскочила с кресла и снова начала расхаживать по библиотеке.
— Я вовсе не толкаю тебя на какие-то бесстыдные поступки, дорогая. Просто мне хочется, чтобы тебе было так же хорошо, как было мне с моим милым Гансом. Я, если хочешь, мечтаю об этом! И мне почему-то кажется, что мистер Робертс — именно тот мужчина, который тебе нужен. Я это вижу по тому, как он смотрит на тебя, как он сразу же стал своим в нашем доме. А дети? Они немедленно привязались к нему. А выражение лица Эллиота? Ведь он одновременно и озадачен, и очарован, и счастлив!
— Вот как? Ты уже называешь его Эллиотом? Ты неисправимый романтик, Уинни! Надо было Питеру попросить меня присматривать за твоей нравственностью.
— Как ни больно мне признавать это, но Гас прав, утверждая, что ты совсем неромантична, — заявила Уинни, вновь останашшваясь у окна.
Эванджелина, получив отповедь, поднялась с кресла и, подойдя к Уинни, нежно обняла ее за талию.
— Ты, наверное, права, я постараюсь измениться. Но, согласись, в этом мистере Робертсе есть что-то загадочное. Мы слишком мало о нем знаем.
— Полно тебе! Кому это надо? — выпалила Уинни. — Единственное, чего не хватает этому здоровенному красавцу, — это надеть килт! Подумай, как соблазнительно, должно быть, выглядят его колени!
При этих словах Эванджелина, не выдержав, рассмеялась:
— Ах, Боже мой, ты невозможна! Он вернется через неделю. Вот и попроси его показать тебе колени.
— Почему бы тебе самой не попросить его об этом, Эви? — язвительно заметила Уинни. — Как-никак, дорогая, ты у нас художник. Идея была весьма заманчивой.
Гостиница «Роутем-Фармз», несомненно, знавала лучшие времена. Но было это давно, в прошлом веке. Сейчас это был всего лишь убогий постоялый двор. Даже в своей пострадавшей от непогоды одежде человек такого атлетического телосложения, как Эллиот, сразу же привлек всеобщее внимание. Настроение у него было отвратительное и ухудшалось с каждой минутой с тех пор, как он покинул Чатем-Лодж. Трактирный слуга вызвался отвести его к хозяину. Они прошли через грязную пивную, лавируя между колченогими столами и замызганными диванчиками, в узкую комнатушку.
За массивным рабочим столом, заваленным грязной посудой, сидела тучная, крикливо одетая женщина и кое-как перетирала пивные кружки. Трудно было сказать, сколько ей лет.
— Я сказал, что желаю видеть хозяина! — рявкнул Эллиот, в гневе взглянув на слугу, и тут же пожалел о том, что сорвал на нем гнев, когда увидел, как съежился от страха этот бедняга. — Мне нужен хозяин, мистер Таннер, — повторил он более спокойным тоном.
— А кто его спрашивает, позвольте узнать? — хриплым голосом отозвалась толстуха за столом и, плюнув в кружку, потерла ее мясистой рукой. Кивком головы она указала слуге на дверь, и тот сломя голову выскочил в коридор.
— Я знакомый дочери мистера Таннера, — ответил Эллиот, обернувшись лицом к этой странной расфуфыренной особе. Из-под копны жестких, рыжих с проседью волос, прикрытых пожелтевшим чепцом, его просверлили взглядом темные бусинки глаз, глубоко посаженных на одутловатой физиономии. Толстый мясистый нос свешивался над тонкими губами. Одним словом, такое лицо едва ли было миловидным даже в молодости.
Женщина саркастически ухмыльнулась, показав целые, но почерневшие зубы.
— Которую из дочерей вы имеете в виду? Хотя нечего спрашивать, конечно, не мою бедняжку Мэри. Таким, как вы, до нее нет дела.
— Я ищу Энни Таннер, — раздраженно прервал ее Эллиот.
— Ну, ясно. Половина лондонских джентльменов знакома с Энни, — сказала женщина, с грохотом водрузив на стол пивную кружку, которая, по ее мнению, была теперь достаточно чистой.
Увидев, как она моет посуду, Эллиот возблагодарил небо за то, что ему не пришлось провести ночь в этой крысиной норе.
— Я маркиз Рэннок, — холодно продолжал он. — Я желал бы увидеть мистера Таннера. Немедленно.
Женщина указала большим пальцем куда-то через плечо и захихикала, отчего затряслись все ее объемистые прелести и этот несуразный чепец на голове.
— Вот как? Ну что ж, он там, за этой лужайкой, милорд. Третья могилка слева под маленьким дубком.
— Умер?
— Да, как говорится, обрел вечный покой три недели назад, — не скрывая сарказма, ответила она.
— А вы кто такая, мадам?
— Я скорбящая вдова, — ответила толстуха, продолжая ухмыляться. — Как раз привожу в порядок дела.
Боже милосердный! Это мать Антуанетты. Следовало бы раньше догадаться.
— Скажите, мадам, где я могу найти вашу дочь? Женщина подозрительно обшарила его острым взглядом.
— Энни? Не знаю. — Она пожала плечами. — Может, моя Мэри что-нибудь знает? Она работает служанкой в одной хорошей семье в Мейфэре.
Эллиот с трудом подавил раздражение. Ситуация осложнялась, а ему очень хотелось поскорее покончить с этим делом.
— Миссис Таннер, мне надо уладить одно дело с Энни… На этот раз миссис Таннер окинула одобрительным взглядом фигуру Эллиота.
— У такого молодчика, как вы, наверное, немало дел с Энни, — фыркнула она. — Я, наверное, скоро увижусь с ней, а то и сама в Лондон съезжу, как только покончу с делами.
Эллиот, которому отчаянно хотелось как можно скорее отвязаться от Антуанетты и поставить крест на своем прошлом, достал из кармана бархатную коробочку.
— Потрудитесь передать это ей. Вместе с запиской.
У миссис Таннер жадно вспыхнули глазки, но тут же погасли снова. Она всхлипнула и жалобно запричитала.
— Все это хорошо, милорд, но я бедная вдова. А поездка в Лондон стоит денег…
Эллиот швырнул на стол пригоршню монег, и женщина немедленно смахнула их в свой передник.
— Этого вам, надеюсь, хватит. Но зарубите себе на носу, миссис Таннер: если я узнаю, что Энни не получила эту коробку или мою записку, вам лучше заранее приготовить еще одну могилку под дубком. — С этими словами он круто повернулся и торопливо вышел из вонючего трактира во двор. Ему было необходимо поскорее глотнуть свежего воздуха.
В самом отвратительном настроении он вскочил на коня. Эллиоту хотелось поскорее убраться из этого мерзкого места, однако и возвращаться в Лондон желания не было, впрочем, как и к своей прежней жизни тоже.
Он вдруг понял, что не хочет больше быть маркизом Рэнноком, о неблаговидных похождениях которого ходило столько слухов, который давно стал в Лондоне притчей во языцех. Надо было что-то решительно менять в своей жизни.
Глава 4
— Вот увидишь, так оно и будет, — мрачно произнесла Эви. — И как только она сделает первый шаг, мы сразу же уедем на континент.
— Да, но… — неуверенно сказала Уинни, — если бы тебя поддерживал джентльмен вроде Эллиота Робертса, это могло бы отпугнуть леди Трент. Питер, который является опекуном Майкла, только наполовину англичанин, к тому же он родился за границей. Тогда как муж-англичанин — это совсем другое дело…
— Да, Уинни, любой достойный человек мог бы помочь мне в этих обстоятельствах, однако позволь напомнить тебе, каким сильным и влиятельным противником являются леди Трент и семейство Стоун. Конечно, мистер Робертс кажется достойным человеком и при этом является, несомненно, состоятельным. Но разве может он сравниться с ней? Она принадлежит к сословию пэров, к партии твердолобых тори. Она богата и безжалостна. А мистер Робертс — простолюдин, он имеет не больше влияния, чем Питер. Едва ли мистер Робертс сумеет обуздать такую мегеру. И судя по всему, у него нет склонности к добровольному мученичеству.
— Пожалуй, — задумчиво произнесла Уинни, усаживаясь в кресло напротив Эванджелины. — К тому же он, к сожалению, шотландец. Ты заметила, как он говорит?
— Шотландец? — удивилась Эванджелина. Она, как фламандка, не улавливала на слух незначительных отклонений в произношении от нормативного английского языка.
— Я уверена в этом. В его речи чувствуется едва уловимый акцент, особенно когда он шутит. Уж поверь мне, я знаю. Пусть я прожила полжизни во Фландрии, но выросла я в Ньюкасле и эту шотландскую картавость всегда учую.
— Имя у него, пожалуй, шотландское, — задумчиво сказала Эванджелина, глядя в незажженный камин, — и это еще раз подтверждает, что мы о нем очень мало знаем, Уинни. И у Питера не можем ничего спросить, пока он не вернется из Италии.
— Не слишком ли ты серьезна и подозрительна, дорогая?
— От меня зависят слишком много людей, так что я обязана быть осторожной.
Уинни вскочила с кресла и снова начала расхаживать по библиотеке.
— Я вовсе не толкаю тебя на какие-то бесстыдные поступки, дорогая. Просто мне хочется, чтобы тебе было так же хорошо, как было мне с моим милым Гансом. Я, если хочешь, мечтаю об этом! И мне почему-то кажется, что мистер Робертс — именно тот мужчина, который тебе нужен. Я это вижу по тому, как он смотрит на тебя, как он сразу же стал своим в нашем доме. А дети? Они немедленно привязались к нему. А выражение лица Эллиота? Ведь он одновременно и озадачен, и очарован, и счастлив!
— Вот как? Ты уже называешь его Эллиотом? Ты неисправимый романтик, Уинни! Надо было Питеру попросить меня присматривать за твоей нравственностью.
— Как ни больно мне признавать это, но Гас прав, утверждая, что ты совсем неромантична, — заявила Уинни, вновь останашшваясь у окна.
Эванджелина, получив отповедь, поднялась с кресла и, подойдя к Уинни, нежно обняла ее за талию.
— Ты, наверное, права, я постараюсь измениться. Но, согласись, в этом мистере Робертсе есть что-то загадочное. Мы слишком мало о нем знаем.
— Полно тебе! Кому это надо? — выпалила Уинни. — Единственное, чего не хватает этому здоровенному красавцу, — это надеть килт! Подумай, как соблазнительно, должно быть, выглядят его колени!
При этих словах Эванджелина, не выдержав, рассмеялась:
— Ах, Боже мой, ты невозможна! Он вернется через неделю. Вот и попроси его показать тебе колени.
— Почему бы тебе самой не попросить его об этом, Эви? — язвительно заметила Уинни. — Как-никак, дорогая, ты у нас художник. Идея была весьма заманчивой.
Гостиница «Роутем-Фармз», несомненно, знавала лучшие времена. Но было это давно, в прошлом веке. Сейчас это был всего лишь убогий постоялый двор. Даже в своей пострадавшей от непогоды одежде человек такого атлетического телосложения, как Эллиот, сразу же привлек всеобщее внимание. Настроение у него было отвратительное и ухудшалось с каждой минутой с тех пор, как он покинул Чатем-Лодж. Трактирный слуга вызвался отвести его к хозяину. Они прошли через грязную пивную, лавируя между колченогими столами и замызганными диванчиками, в узкую комнатушку.
За массивным рабочим столом, заваленным грязной посудой, сидела тучная, крикливо одетая женщина и кое-как перетирала пивные кружки. Трудно было сказать, сколько ей лет.
— Я сказал, что желаю видеть хозяина! — рявкнул Эллиот, в гневе взглянув на слугу, и тут же пожалел о том, что сорвал на нем гнев, когда увидел, как съежился от страха этот бедняга. — Мне нужен хозяин, мистер Таннер, — повторил он более спокойным тоном.
— А кто его спрашивает, позвольте узнать? — хриплым голосом отозвалась толстуха за столом и, плюнув в кружку, потерла ее мясистой рукой. Кивком головы она указала слуге на дверь, и тот сломя голову выскочил в коридор.
— Я знакомый дочери мистера Таннера, — ответил Эллиот, обернувшись лицом к этой странной расфуфыренной особе. Из-под копны жестких, рыжих с проседью волос, прикрытых пожелтевшим чепцом, его просверлили взглядом темные бусинки глаз, глубоко посаженных на одутловатой физиономии. Толстый мясистый нос свешивался над тонкими губами. Одним словом, такое лицо едва ли было миловидным даже в молодости.
Женщина саркастически ухмыльнулась, показав целые, но почерневшие зубы.
— Которую из дочерей вы имеете в виду? Хотя нечего спрашивать, конечно, не мою бедняжку Мэри. Таким, как вы, до нее нет дела.
— Я ищу Энни Таннер, — раздраженно прервал ее Эллиот.
— Ну, ясно. Половина лондонских джентльменов знакома с Энни, — сказала женщина, с грохотом водрузив на стол пивную кружку, которая, по ее мнению, была теперь достаточно чистой.
Увидев, как она моет посуду, Эллиот возблагодарил небо за то, что ему не пришлось провести ночь в этой крысиной норе.
— Я маркиз Рэннок, — холодно продолжал он. — Я желал бы увидеть мистера Таннера. Немедленно.
Женщина указала большим пальцем куда-то через плечо и захихикала, отчего затряслись все ее объемистые прелести и этот несуразный чепец на голове.
— Вот как? Ну что ж, он там, за этой лужайкой, милорд. Третья могилка слева под маленьким дубком.
— Умер?
— Да, как говорится, обрел вечный покой три недели назад, — не скрывая сарказма, ответила она.
— А вы кто такая, мадам?
— Я скорбящая вдова, — ответила толстуха, продолжая ухмыляться. — Как раз привожу в порядок дела.
Боже милосердный! Это мать Антуанетты. Следовало бы раньше догадаться.
— Скажите, мадам, где я могу найти вашу дочь? Женщина подозрительно обшарила его острым взглядом.
— Энни? Не знаю. — Она пожала плечами. — Может, моя Мэри что-нибудь знает? Она работает служанкой в одной хорошей семье в Мейфэре.
Эллиот с трудом подавил раздражение. Ситуация осложнялась, а ему очень хотелось поскорее покончить с этим делом.
— Миссис Таннер, мне надо уладить одно дело с Энни… На этот раз миссис Таннер окинула одобрительным взглядом фигуру Эллиота.
— У такого молодчика, как вы, наверное, немало дел с Энни, — фыркнула она. — Я, наверное, скоро увижусь с ней, а то и сама в Лондон съезжу, как только покончу с делами.
Эллиот, которому отчаянно хотелось как можно скорее отвязаться от Антуанетты и поставить крест на своем прошлом, достал из кармана бархатную коробочку.
— Потрудитесь передать это ей. Вместе с запиской.
У миссис Таннер жадно вспыхнули глазки, но тут же погасли снова. Она всхлипнула и жалобно запричитала.
— Все это хорошо, милорд, но я бедная вдова. А поездка в Лондон стоит денег…
Эллиот швырнул на стол пригоршню монег, и женщина немедленно смахнула их в свой передник.
— Этого вам, надеюсь, хватит. Но зарубите себе на носу, миссис Таннер: если я узнаю, что Энни не получила эту коробку или мою записку, вам лучше заранее приготовить еще одну могилку под дубком. — С этими словами он круто повернулся и торопливо вышел из вонючего трактира во двор. Ему было необходимо поскорее глотнуть свежего воздуха.
В самом отвратительном настроении он вскочил на коня. Эллиоту хотелось поскорее убраться из этого мерзкого места, однако и возвращаться в Лондон желания не было, впрочем, как и к своей прежней жизни тоже.
Он вдруг понял, что не хочет больше быть маркизом Рэнноком, о неблаговидных похождениях которого ходило столько слухов, который давно стал в Лондоне притчей во языцех. Надо было что-то решительно менять в своей жизни.
Глава 4
Старый дворецкий Маклауд, которого вся прислуга в доме побаивалась, едва не остолбенел от изумления, когда под вечер на пороге Страт-Хауса появился измученный дорогой хозяин и оповестил о своем неслыханном намерении поужинать в классной комнате вместе с дочерью.
Оправившись от шока, Маклауд послушно начал отдавать соответствующие распоряжения слугам, чем довел до типично французской истерики повара Анри и всю его кухонную команду. Но поскольку всем было известно, что мисс Зоя является любимицей спесивого дворецкого, на пороге классной комнаты в мгновение ока появились трое лакеев с серебряными подносами, нагруженными холодной ветчиной, горячей говядиной, а также винами, овощами и сладостями в количестве, достаточном, чтобы накрыть ужин в банкетном зале. А самое главное, был доставлен малиновый торт, который особенно любила Зоя.
Когда часы пробили восемь и крышки с блюд были давно сняты, Эллиот, сидя в небольшом кресле, довольно неуклюже вытирал испачканный малиновой начинкой подбородок дочери. Не выпуская из руки липкую салфетку, Эллиот откинулся на спинку кресла, вытянув перед собой длинные ноги, и стал очень внимательно вглядываться в личико Зои. Эта хорошенькая малышка была частицей его самого. В ней он видел темные вьющиеся волосы своей матери, обрамляющие серьезное, открытое лицо, как у его покойного отца. Острый подбородочек она, видимо, унаследовала от тетушки Агнессы, но упрямая линия челюсти, несомненно, досталась ей от него самого, а уж от кого она ему досталась, одному Богу известно.
Да, это было его дитя, и он любил свою дочь, хотя за ужином она не произнесла и десятка слов. Чему тут удивляться? Зоя, наверное, подумала, что отец сошел с ума, потому что Эллиот редко заглядывал в классную комнату, обычно ужинал один и никогда не вытирал салфеткой лицо дочери. Сидя здесь, среди книг и глобусов, Эллиот чувствовал себя — да, наверное, и выглядел — как разряженная шлюха на великосветском рауте. Может быть, он действительно сошел с ума? Такая мысль не впервые приходила ему в голову за последнее время, но он решительно прогнал ее прочь. Нет уж, надо постараться, чтобы у него все получилось как следует.
Он заставил себя улыбнуться.
— Зоя, принеси-ка свою любимую книжку с картинками… кажется, про зверей в зоопарке… Мы могли бы вместе посмотреть картинки.
— Я уже слишком большая, папа, чтобы рассматривать картинки.
Господи! Какой же он глупый! Конечно, девочка, которая так хорошо читает, как Зоя, уже давно утратила интерес к картинкам. Эллиот смущенно улыбнулся и очень обрадовался, когда дочь улыбнулась в ответ.
— В таком случае принеси книгу, которая тебе больше всего нравится, и расскажи своему глупому папе, о чем она.
Девочка послушно покопалась в стопке довольно потрепанных книг и протянула отцу одну из них.
— Это приключения желтого котенка. С ним то и дело случались всякие истории. Только здесь много трудных слов.
Эллиот снова улыбнулся, причем на этот раз улыбка уже не была принужденной. Возможно, со временем у него будет лучше получаться. Он ласково поправил прядку волос, упавшую на личико Зои, похожее формой на сердечко, и пощекотал при этом унаследованный от тетушки Агнессы подбородок.
— В таком случае папа почитает тебе эту книгу, и мы вместе поработаем над трудными словами. Согласна?
Зоя молча кивнула, но ее темные глазки блеснули в предвкушении удовольствия. Он не мог припомнить, когда читал книгу дочери. Пожалуй, никогда. Он любил дочку и часто испытывал желание ей почитать, но всегда что-нибудь отвлекало его от этого. Малышка практически не знала своего отца, и виноват в этом был он.
Конечно, далеко не все дети имеют любящего отца, а он искренне любил Зою. Никто из детей в Чатем-Лодже не имел отца, тем не менее все они были жизнерадостными и уверенными в себе, тогда как его дочь была застенчивой и нерешительной.
— Садись ко мне на колени, Зоя, — решительно предложил Эллиот, — и давай узнаем, в какие еще истории попал твой драгоценный желтый котенок.
Зоя обняла отца за плечи и улыбнулась вполне доверчиво. «Лиха беда начало! « — подбодрил он себя. Но начало чего? Пока он и сам не знал. Но постарается узнать.
В половине десятого Джералд Уилсон остановился перед дверью библиотеки маркиза Рэннока и спросил себя, что, черт возьми, он здесь делает. Нет, он, конечно, понимал, что ему приказал явиться хозяин. С обычным для него высокомерием маркиз прислал слугу с запиской, на которой было нацарапано два слова. «Библиотека, немедленно», а внизу стояла жирная черная буква Р вместо подписи. «Пора, — подумал Уилсон, — давно пора». Ему следовало бы начать искать себе новое место уже несколько месяцев назад.
Уилсон, имея безупречные рекомендации и большой опыт, с гордостью считал себя профессиональным личным секретарем. Два года назад он, хотя и не очень охотно, согласился работать у Рэннока, потому что за такие огромные деньги, которые предложил маркиз, можно было согласиться работать даже в преисподней. Теперь Уилсон сильно сомневшгся в этом, потому что на собственном опыте убедился, почему Рэннок так хорошо платит. Что еще хуже, маркиз обращался со своим персоналом, словно коса со спелой пшеницей: резал быстро и под корень. Уилсон поморщился, оценив эту аналогию. Он почти ощутил, как сверкающее лезвие приближается к его коленям. О Господи! Значит, настал его час. Его ждет увольнение! Чем еще можно было бы объяснить вызов к хозяину в столь необычно поздний час? И хотя Уилсону иногда хотелось гордо войти в библиотеку маркиза и дерзко заявить о своем уходе, он и помыслить не мог о том, что Рэннок может выгнать его вот так, без предварительного уведомления. Разве он не обеспечивал ему высококачественное обслуживание? Разве он не терпел дикие требования и мерзкое настроение патрона?
В течение двух долгих лет он выполнял за маркиза всю грязную работу. Он совершал сделки с подпольными торговцами, которые запросто могли пырнуть его ножом в спину из-за ящика бренди; время от времени, если возникала необходимость, он давал взятки; он вызволял похотливого старого баронета сэра Хью из самых разнообразных затруднительных положений. Это он собирал долги чести с почти обанкротившихся джентльменов, двое из которых пустили себе пулю в лоб, как только за ним закрылась дверь.
Да, было тяжело пережить, что тебя выбрасывают вон после всего, что ты сделал, но чем скорее он покончит с этим, тем лучше. Уилсон расправил плечи, постучался в тяжелую дубовую дверь и вошел в святая святых маркиза.
— А-а, Уилсон! — воскликнул его хозяин, положив незажженную манильскую сигару и с необычной для него вежливостью поднимаясь из-за стола. — Спасибо, что пришли так быстро, несмотря на столь поздний час. «Спасибо, что пришли»?
Столь необычная вежливость сбивала с толку, и Уилсон неуверенно шагнул в кабинет. Маркиз был одет по-домашнему. Тонкий льняной батист его сорочки казался влажным, рукава были закатаны, обнажая покрытые темными волосками мощные мускулы предплечий. Отросшая за сутки борода выгодно оттеняла и без того четкие черты его лица. Уилсон судорожно глотнул воздух, потому что, несмотря на окружающую его роскошь, этот шотландец всегда выглядел воплощением грубой силы. А сейчас, лишенный облагораживающего влияния своей обычной одежды, он казался настоящим варваром.
— Входите же, Уилсон. Входите, старина, и налейте себе бренди, — дружески предложил Рэннок, жестом указав на выстроившиеся на столике хрустальные графины. — Тем более что ваш рабочий день давно закончился, — добавил он и, подойдя к окну, отогнул уголок тяжелой шелковой шторы и выглянул наружу. — Скажите, Уилсон, вам не кажется, что туман усилился?
Силы небесные! Рэннок обсуждает погоду. И предлагает ему выпить. Их общение, как правило, ограничивалось неразборчивым ворчанием, время от времени несколькими словами и коротким «можете идти». Уилсон с благодарностью направился к бренди, теперь уже совершенно уверенный, что подкрепиться таким образом ему будет, судя по всему, необходимо.
Отойдя от окна, Рэннок присел на угол стола, небрежно пристроив стакан с шотландским виски на массивном бедре. Даже в таком положении его крупная фигура возвышалась над Уилсоном, который лихорадочно соображал, что происходит. Если бы Рэннок намеревался его уволить, то давно сделал бы это. Уилсон не раз сам был свидетелем подобных быстрых расправ. Рэннок уничтожал человека как кобра: молниеносно и безжалостно.
Значит, маркизу нужно нечто другое… но что? Должно быть, это что-то совсем гнусное, иначе чем можно было бы объяснить столь нетипичное для Рэннока любезное поведение? В начале этой недели Уилсон был занят тем, что пытался разыскать сбежавшую любовницу маркиза. Безнадежная затея! После этого его отправили к ювелиру, чтобы приобрести экстравагантный рубиновый браслет, гармонирующий с рубиновым колье, которое он же выбрал для нее в качестве рождественского подарка.
Браслет был плохим признаком. Уилсон точно знал, что это означает. Возможно, сейчас он получит указание найти хозяину новую любовницу. В этом не было ничего необычного, потому что в прошлом году именно Уилсон обеспечил ему услуги мисс Фонтэйн. Романтики там и в помине не было. Приказание маркиза Рэннока было кратким и четким: узнать имя любовницы лорда Кливингтона, убедиться в том, что она более-менее привлекательна, выяснить, сколько он ей платит, и предложить вдвое больше этой суммы.
Поговаривали, что Кливинггон жульнически обыграл Рэннока в кости на прошлой неделе, и проделал это так ловко, что было трудно к нему придраться. Ни один джентльмен, даже Рэннок, не стал бы предъявлять обвинения, не имея доказательств, поэтому коварный маркиз Рэннок осуществил возмездие другими средствами.
Вскоре Кливингтон оказался в смешном положении, и ему пришлось притворяться, правда, без всякого успеха, что он давно утратил интерес к мисс Фонтэйн. Он не осмелился вызвать Рэннока на дуэль — на такое мало кто осмеливался. А тем глупцам, которые все же набирались храбрости, приходилось быстро пожалеть о своей горячности. Учитывая безжалостные методы расправы Рэннока, можно было считать, что Кливингтон легко отделался.
Уилсон повернулся к маркизу и несколько натянуто ответил:
— Именно так, милорд. Сегодня действительно очень густой туман.
Рэннок все еще смотрел на него весьма благосклонным взглядом. Однако Уилсону казалось, что он похож на сытую пантеру, которая только что пообедала внушительным куском свежего мяса.
— Садитесь, Уилсон, садитесь, — проговорил маркиз, жестом указывая на кресло. — Мне кажется, вы бледны. Может быть, слишком много работаете? — Он зажег наконец сигару от свечи и выпустил облачко ароматного дыма.
Уилсон сел в кресло.
— Нет, милорд. Со мной все в порядке, уверяю вас.
— Отлично, — произнес Рэннок, с отсутствующим видом разглядывая свою сигару.
Потом он довольно долго молчал и наконец заговорил:
— Скажите, Уилсон, как поживает ваша семья? Я до сих пор не удосужился спросить вас. У вас ведь есть престарелая матушка, не так ли?
Уилсон был просто ошеломлен тем, что маркизу известно о существовании его семьи.
— Моя семья, и моя матушка в частности, лорд Рэннок, живут хорошо.
— Ну что ж, прекрасно. — Маркиз задумчиво отхлебнул из бокала глоток своего ужасного шотландского виски.
Выдержав паузу и сделав для храбрости большой глоток бренди, Уилсон спросил:
— Вы что-то хотели, милорд?
Рэннок пристально взглянул на него со своего места на углу стола, напоминая при этом большую черную хищную птицу, которая в любую минуту может расправить крылья и камнем броситься вниз на зазевавшегося грызуна.
— Да, — ответил он, наконец заставив Уилсона вздрогнуть. — Извините, я забыл о том, что вам, должно быть, не терпится вернуться поскорее к домашнему очагу. Тем более в такую промозглую погоду. Мне даже стыдно, что я оторвал вас от семьи в столь поздний час.
Уилсон, разгоряченный тонким французским коньяком, хотел было признаться, что в полуосвещенной библиотеке маркиза он начинает чувствовать себя более уютно, чем перед холодным камином миссис Уилсон, но вовремя сдержался.
— Не стоит говорить об этом, милорд.
— Вы хороший человек, Уилсон. Я рад, что оставил вас у себя на службе. Ну а теперь перейду к делу. — Рэннок передал Уилсону листок бумаги, на котором были написаны два имени: Джеймс Харт и Питер Уэйден.
— Я не знаю этих людей, милорд, — неуверенно произнес секретарь.
— Я тоже, — дружелюбно сказал маркиз. — Но мне хотелось бы узнать о них побольше, разумеется, не привлекая к себе внимания. Оба они проживают в Лондоне. Хотя, видимо, не принадлежат к высшему обществу. Первый, насколько мне известно, помолвлен. Надо узнать, кто его невеста.
Уилсон молча кивнул.
— А второй, кажется, является экспертом по искусству фламандских художников и занимается импортом их работ с континента. Он часто бывает в разъездах и наверняка имеет связи в Королевской Академии искусств. А кроме того, этот человек распределяет заказы между различными художниками.
— А о нем что вам желательно узнать, милорд? Рэннок снова затянулся сигарой и выдохнул дымок.
— Просто я хочу убедиться, что у Питера Уэйдена безупречная репутация, и надеюсь, что так оно и есть.
— Понятно, милорд. Значит, вы намерены приобрести какое-нибудь произведение искусства?
Рэннок кивнул.
— Вернее было бы сказать, Уилсон, что у меня быстро растет интерес к живописи.
— Я должен купить что-то для вас, милорд? — неуверенно спросил Уилсон.
Рэннок долго смотрел на него, обдумывая сказанное, потом произнес:
— Какая великолепная идея, Уилсон! — Он понизил голос почти до заговорщического шепота. — Найди этого мистера Уэйдена. Скажи ему, что твой хозяин — только имени не называй! — желает купить картину ван Артевальде.
— Ван Артевальде, милорд? Должен предупредить вас, что его работы чрезвычайно трудно найти. Они редко появляются на рынке и безумно дорого стоят.
Уилсон уже приготовился получить отповедь, но ее не последовало. Рэннок лишь слегка приподнял черную бровь.
— Так вы знакомы с работами ван Артевальде? — с уважением спросил он.
— Да, немного знаком. Если помните, мой прежний хозяин был серьезным коллекционером. Ван Артевальде — молодой фламандский художник, но его очень высоко ценят.
— Вот как? — произнес Рэннок с нескрываемым интересом.
— Да, милорд. Его полотна на исторические темы нередко сравнивают с работами Рубенса, а цветовая гамма и использование света и тени напоминают ван Эйка. Цены на эти картины баснословно выросли, особенно за границей.
— Отлично, Уилсон, — пробормотал Рэннок. — Ваши знания не перестают меня удивлять. Скажите Уэйдену, что ван Артевальде нужен вам немедленно, что требуется какое-нибудь полотно на историческую тему. Он в конце концов покажет вам картину, которая называется «Гибель Леопольда при… « каком-то населенном пункте.
— При Земпахе, — подсказал Уилсон.
Рэннок лишь кивнул, потирая небритый подбородок:
— Вот-вот, правильно. Заплати ему золотом. Цена не имеет значения.
— Понятно, милорд, — послушно согласился Уилсон. — Будут еще какие-нибудь распоряжения?
— Да, — медленно произнес Рэннок, выбивая по столу дробь своими длинными пальцами. — Скажите людям Уэйдена, чтобы вам первому предлагали все полотна ван Артевальде, поступающие на рынок. И покупайте… покупайте их все.
— Все? — изумился Уилсон.
— Нет, не все. — Эллиот на мгновение задумался. — Нельзя совсем перекрывать ей… ему доступ на рынок. Покупайте каждое второе из предложенных полотен. Я целиком и полностью полагаюсь на ваш вкус.
— Но, милорд, это взвинтит цены!
Рэннок усмехнулся, обнажив в улыбке безупречно белые зубы:
— Тем лучше, старина, тем лучше.
Вскоре Уилсон, положив в карман записку, удалился. Он, конечно, успокоился по поводу своего места, но во всем остальном пребывал в полном замешательстве. На пороге библиотеки он чуть не налетел на Кембла — весьма достойного камердинера Рэннока.
Выпустив очередной длинный столб дыма, Эллиот задумчиво взглянул на стройного мужчину средних лет, который остановился перед ним, с нескрываемым отвращением вдыхая воздух. Кембл, не скрывавший того, что не выносит табачного дыма, достал из кармана шелковый платок и теперь размахивал им туда-сюда с единственной, как им обоим было известно, целью — разозлить маркиза.
«Почему, — в тысячный раз спрашивал себя Эллиот, — я мирюсь с оскорбительными замечаниями, с пренебрежительным фырканьем и презрительными минами своего слуги? « А потому, что этот человек был настоящим гением.
Оправившись от шока, Маклауд послушно начал отдавать соответствующие распоряжения слугам, чем довел до типично французской истерики повара Анри и всю его кухонную команду. Но поскольку всем было известно, что мисс Зоя является любимицей спесивого дворецкого, на пороге классной комнаты в мгновение ока появились трое лакеев с серебряными подносами, нагруженными холодной ветчиной, горячей говядиной, а также винами, овощами и сладостями в количестве, достаточном, чтобы накрыть ужин в банкетном зале. А самое главное, был доставлен малиновый торт, который особенно любила Зоя.
Когда часы пробили восемь и крышки с блюд были давно сняты, Эллиот, сидя в небольшом кресле, довольно неуклюже вытирал испачканный малиновой начинкой подбородок дочери. Не выпуская из руки липкую салфетку, Эллиот откинулся на спинку кресла, вытянув перед собой длинные ноги, и стал очень внимательно вглядываться в личико Зои. Эта хорошенькая малышка была частицей его самого. В ней он видел темные вьющиеся волосы своей матери, обрамляющие серьезное, открытое лицо, как у его покойного отца. Острый подбородочек она, видимо, унаследовала от тетушки Агнессы, но упрямая линия челюсти, несомненно, досталась ей от него самого, а уж от кого она ему досталась, одному Богу известно.
Да, это было его дитя, и он любил свою дочь, хотя за ужином она не произнесла и десятка слов. Чему тут удивляться? Зоя, наверное, подумала, что отец сошел с ума, потому что Эллиот редко заглядывал в классную комнату, обычно ужинал один и никогда не вытирал салфеткой лицо дочери. Сидя здесь, среди книг и глобусов, Эллиот чувствовал себя — да, наверное, и выглядел — как разряженная шлюха на великосветском рауте. Может быть, он действительно сошел с ума? Такая мысль не впервые приходила ему в голову за последнее время, но он решительно прогнал ее прочь. Нет уж, надо постараться, чтобы у него все получилось как следует.
Он заставил себя улыбнуться.
— Зоя, принеси-ка свою любимую книжку с картинками… кажется, про зверей в зоопарке… Мы могли бы вместе посмотреть картинки.
— Я уже слишком большая, папа, чтобы рассматривать картинки.
Господи! Какой же он глупый! Конечно, девочка, которая так хорошо читает, как Зоя, уже давно утратила интерес к картинкам. Эллиот смущенно улыбнулся и очень обрадовался, когда дочь улыбнулась в ответ.
— В таком случае принеси книгу, которая тебе больше всего нравится, и расскажи своему глупому папе, о чем она.
Девочка послушно покопалась в стопке довольно потрепанных книг и протянула отцу одну из них.
— Это приключения желтого котенка. С ним то и дело случались всякие истории. Только здесь много трудных слов.
Эллиот снова улыбнулся, причем на этот раз улыбка уже не была принужденной. Возможно, со временем у него будет лучше получаться. Он ласково поправил прядку волос, упавшую на личико Зои, похожее формой на сердечко, и пощекотал при этом унаследованный от тетушки Агнессы подбородок.
— В таком случае папа почитает тебе эту книгу, и мы вместе поработаем над трудными словами. Согласна?
Зоя молча кивнула, но ее темные глазки блеснули в предвкушении удовольствия. Он не мог припомнить, когда читал книгу дочери. Пожалуй, никогда. Он любил дочку и часто испытывал желание ей почитать, но всегда что-нибудь отвлекало его от этого. Малышка практически не знала своего отца, и виноват в этом был он.
Конечно, далеко не все дети имеют любящего отца, а он искренне любил Зою. Никто из детей в Чатем-Лодже не имел отца, тем не менее все они были жизнерадостными и уверенными в себе, тогда как его дочь была застенчивой и нерешительной.
— Садись ко мне на колени, Зоя, — решительно предложил Эллиот, — и давай узнаем, в какие еще истории попал твой драгоценный желтый котенок.
Зоя обняла отца за плечи и улыбнулась вполне доверчиво. «Лиха беда начало! « — подбодрил он себя. Но начало чего? Пока он и сам не знал. Но постарается узнать.
В половине десятого Джералд Уилсон остановился перед дверью библиотеки маркиза Рэннока и спросил себя, что, черт возьми, он здесь делает. Нет, он, конечно, понимал, что ему приказал явиться хозяин. С обычным для него высокомерием маркиз прислал слугу с запиской, на которой было нацарапано два слова. «Библиотека, немедленно», а внизу стояла жирная черная буква Р вместо подписи. «Пора, — подумал Уилсон, — давно пора». Ему следовало бы начать искать себе новое место уже несколько месяцев назад.
Уилсон, имея безупречные рекомендации и большой опыт, с гордостью считал себя профессиональным личным секретарем. Два года назад он, хотя и не очень охотно, согласился работать у Рэннока, потому что за такие огромные деньги, которые предложил маркиз, можно было согласиться работать даже в преисподней. Теперь Уилсон сильно сомневшгся в этом, потому что на собственном опыте убедился, почему Рэннок так хорошо платит. Что еще хуже, маркиз обращался со своим персоналом, словно коса со спелой пшеницей: резал быстро и под корень. Уилсон поморщился, оценив эту аналогию. Он почти ощутил, как сверкающее лезвие приближается к его коленям. О Господи! Значит, настал его час. Его ждет увольнение! Чем еще можно было бы объяснить вызов к хозяину в столь необычно поздний час? И хотя Уилсону иногда хотелось гордо войти в библиотеку маркиза и дерзко заявить о своем уходе, он и помыслить не мог о том, что Рэннок может выгнать его вот так, без предварительного уведомления. Разве он не обеспечивал ему высококачественное обслуживание? Разве он не терпел дикие требования и мерзкое настроение патрона?
В течение двух долгих лет он выполнял за маркиза всю грязную работу. Он совершал сделки с подпольными торговцами, которые запросто могли пырнуть его ножом в спину из-за ящика бренди; время от времени, если возникала необходимость, он давал взятки; он вызволял похотливого старого баронета сэра Хью из самых разнообразных затруднительных положений. Это он собирал долги чести с почти обанкротившихся джентльменов, двое из которых пустили себе пулю в лоб, как только за ним закрылась дверь.
Да, было тяжело пережить, что тебя выбрасывают вон после всего, что ты сделал, но чем скорее он покончит с этим, тем лучше. Уилсон расправил плечи, постучался в тяжелую дубовую дверь и вошел в святая святых маркиза.
— А-а, Уилсон! — воскликнул его хозяин, положив незажженную манильскую сигару и с необычной для него вежливостью поднимаясь из-за стола. — Спасибо, что пришли так быстро, несмотря на столь поздний час. «Спасибо, что пришли»?
Столь необычная вежливость сбивала с толку, и Уилсон неуверенно шагнул в кабинет. Маркиз был одет по-домашнему. Тонкий льняной батист его сорочки казался влажным, рукава были закатаны, обнажая покрытые темными волосками мощные мускулы предплечий. Отросшая за сутки борода выгодно оттеняла и без того четкие черты его лица. Уилсон судорожно глотнул воздух, потому что, несмотря на окружающую его роскошь, этот шотландец всегда выглядел воплощением грубой силы. А сейчас, лишенный облагораживающего влияния своей обычной одежды, он казался настоящим варваром.
— Входите же, Уилсон. Входите, старина, и налейте себе бренди, — дружески предложил Рэннок, жестом указав на выстроившиеся на столике хрустальные графины. — Тем более что ваш рабочий день давно закончился, — добавил он и, подойдя к окну, отогнул уголок тяжелой шелковой шторы и выглянул наружу. — Скажите, Уилсон, вам не кажется, что туман усилился?
Силы небесные! Рэннок обсуждает погоду. И предлагает ему выпить. Их общение, как правило, ограничивалось неразборчивым ворчанием, время от времени несколькими словами и коротким «можете идти». Уилсон с благодарностью направился к бренди, теперь уже совершенно уверенный, что подкрепиться таким образом ему будет, судя по всему, необходимо.
Отойдя от окна, Рэннок присел на угол стола, небрежно пристроив стакан с шотландским виски на массивном бедре. Даже в таком положении его крупная фигура возвышалась над Уилсоном, который лихорадочно соображал, что происходит. Если бы Рэннок намеревался его уволить, то давно сделал бы это. Уилсон не раз сам был свидетелем подобных быстрых расправ. Рэннок уничтожал человека как кобра: молниеносно и безжалостно.
Значит, маркизу нужно нечто другое… но что? Должно быть, это что-то совсем гнусное, иначе чем можно было бы объяснить столь нетипичное для Рэннока любезное поведение? В начале этой недели Уилсон был занят тем, что пытался разыскать сбежавшую любовницу маркиза. Безнадежная затея! После этого его отправили к ювелиру, чтобы приобрести экстравагантный рубиновый браслет, гармонирующий с рубиновым колье, которое он же выбрал для нее в качестве рождественского подарка.
Браслет был плохим признаком. Уилсон точно знал, что это означает. Возможно, сейчас он получит указание найти хозяину новую любовницу. В этом не было ничего необычного, потому что в прошлом году именно Уилсон обеспечил ему услуги мисс Фонтэйн. Романтики там и в помине не было. Приказание маркиза Рэннока было кратким и четким: узнать имя любовницы лорда Кливингтона, убедиться в том, что она более-менее привлекательна, выяснить, сколько он ей платит, и предложить вдвое больше этой суммы.
Поговаривали, что Кливинггон жульнически обыграл Рэннока в кости на прошлой неделе, и проделал это так ловко, что было трудно к нему придраться. Ни один джентльмен, даже Рэннок, не стал бы предъявлять обвинения, не имея доказательств, поэтому коварный маркиз Рэннок осуществил возмездие другими средствами.
Вскоре Кливингтон оказался в смешном положении, и ему пришлось притворяться, правда, без всякого успеха, что он давно утратил интерес к мисс Фонтэйн. Он не осмелился вызвать Рэннока на дуэль — на такое мало кто осмеливался. А тем глупцам, которые все же набирались храбрости, приходилось быстро пожалеть о своей горячности. Учитывая безжалостные методы расправы Рэннока, можно было считать, что Кливингтон легко отделался.
Уилсон повернулся к маркизу и несколько натянуто ответил:
— Именно так, милорд. Сегодня действительно очень густой туман.
Рэннок все еще смотрел на него весьма благосклонным взглядом. Однако Уилсону казалось, что он похож на сытую пантеру, которая только что пообедала внушительным куском свежего мяса.
— Садитесь, Уилсон, садитесь, — проговорил маркиз, жестом указывая на кресло. — Мне кажется, вы бледны. Может быть, слишком много работаете? — Он зажег наконец сигару от свечи и выпустил облачко ароматного дыма.
Уилсон сел в кресло.
— Нет, милорд. Со мной все в порядке, уверяю вас.
— Отлично, — произнес Рэннок, с отсутствующим видом разглядывая свою сигару.
Потом он довольно долго молчал и наконец заговорил:
— Скажите, Уилсон, как поживает ваша семья? Я до сих пор не удосужился спросить вас. У вас ведь есть престарелая матушка, не так ли?
Уилсон был просто ошеломлен тем, что маркизу известно о существовании его семьи.
— Моя семья, и моя матушка в частности, лорд Рэннок, живут хорошо.
— Ну что ж, прекрасно. — Маркиз задумчиво отхлебнул из бокала глоток своего ужасного шотландского виски.
Выдержав паузу и сделав для храбрости большой глоток бренди, Уилсон спросил:
— Вы что-то хотели, милорд?
Рэннок пристально взглянул на него со своего места на углу стола, напоминая при этом большую черную хищную птицу, которая в любую минуту может расправить крылья и камнем броситься вниз на зазевавшегося грызуна.
— Да, — ответил он, наконец заставив Уилсона вздрогнуть. — Извините, я забыл о том, что вам, должно быть, не терпится вернуться поскорее к домашнему очагу. Тем более в такую промозглую погоду. Мне даже стыдно, что я оторвал вас от семьи в столь поздний час.
Уилсон, разгоряченный тонким французским коньяком, хотел было признаться, что в полуосвещенной библиотеке маркиза он начинает чувствовать себя более уютно, чем перед холодным камином миссис Уилсон, но вовремя сдержался.
— Не стоит говорить об этом, милорд.
— Вы хороший человек, Уилсон. Я рад, что оставил вас у себя на службе. Ну а теперь перейду к делу. — Рэннок передал Уилсону листок бумаги, на котором были написаны два имени: Джеймс Харт и Питер Уэйден.
— Я не знаю этих людей, милорд, — неуверенно произнес секретарь.
— Я тоже, — дружелюбно сказал маркиз. — Но мне хотелось бы узнать о них побольше, разумеется, не привлекая к себе внимания. Оба они проживают в Лондоне. Хотя, видимо, не принадлежат к высшему обществу. Первый, насколько мне известно, помолвлен. Надо узнать, кто его невеста.
Уилсон молча кивнул.
— А второй, кажется, является экспертом по искусству фламандских художников и занимается импортом их работ с континента. Он часто бывает в разъездах и наверняка имеет связи в Королевской Академии искусств. А кроме того, этот человек распределяет заказы между различными художниками.
— А о нем что вам желательно узнать, милорд? Рэннок снова затянулся сигарой и выдохнул дымок.
— Просто я хочу убедиться, что у Питера Уэйдена безупречная репутация, и надеюсь, что так оно и есть.
— Понятно, милорд. Значит, вы намерены приобрести какое-нибудь произведение искусства?
Рэннок кивнул.
— Вернее было бы сказать, Уилсон, что у меня быстро растет интерес к живописи.
— Я должен купить что-то для вас, милорд? — неуверенно спросил Уилсон.
Рэннок долго смотрел на него, обдумывая сказанное, потом произнес:
— Какая великолепная идея, Уилсон! — Он понизил голос почти до заговорщического шепота. — Найди этого мистера Уэйдена. Скажи ему, что твой хозяин — только имени не называй! — желает купить картину ван Артевальде.
— Ван Артевальде, милорд? Должен предупредить вас, что его работы чрезвычайно трудно найти. Они редко появляются на рынке и безумно дорого стоят.
Уилсон уже приготовился получить отповедь, но ее не последовало. Рэннок лишь слегка приподнял черную бровь.
— Так вы знакомы с работами ван Артевальде? — с уважением спросил он.
— Да, немного знаком. Если помните, мой прежний хозяин был серьезным коллекционером. Ван Артевальде — молодой фламандский художник, но его очень высоко ценят.
— Вот как? — произнес Рэннок с нескрываемым интересом.
— Да, милорд. Его полотна на исторические темы нередко сравнивают с работами Рубенса, а цветовая гамма и использование света и тени напоминают ван Эйка. Цены на эти картины баснословно выросли, особенно за границей.
— Отлично, Уилсон, — пробормотал Рэннок. — Ваши знания не перестают меня удивлять. Скажите Уэйдену, что ван Артевальде нужен вам немедленно, что требуется какое-нибудь полотно на историческую тему. Он в конце концов покажет вам картину, которая называется «Гибель Леопольда при… « каком-то населенном пункте.
— При Земпахе, — подсказал Уилсон.
Рэннок лишь кивнул, потирая небритый подбородок:
— Вот-вот, правильно. Заплати ему золотом. Цена не имеет значения.
— Понятно, милорд, — послушно согласился Уилсон. — Будут еще какие-нибудь распоряжения?
— Да, — медленно произнес Рэннок, выбивая по столу дробь своими длинными пальцами. — Скажите людям Уэйдена, чтобы вам первому предлагали все полотна ван Артевальде, поступающие на рынок. И покупайте… покупайте их все.
— Все? — изумился Уилсон.
— Нет, не все. — Эллиот на мгновение задумался. — Нельзя совсем перекрывать ей… ему доступ на рынок. Покупайте каждое второе из предложенных полотен. Я целиком и полностью полагаюсь на ваш вкус.
— Но, милорд, это взвинтит цены!
Рэннок усмехнулся, обнажив в улыбке безупречно белые зубы:
— Тем лучше, старина, тем лучше.
Вскоре Уилсон, положив в карман записку, удалился. Он, конечно, успокоился по поводу своего места, но во всем остальном пребывал в полном замешательстве. На пороге библиотеки он чуть не налетел на Кембла — весьма достойного камердинера Рэннока.
Выпустив очередной длинный столб дыма, Эллиот задумчиво взглянул на стройного мужчину средних лет, который остановился перед ним, с нескрываемым отвращением вдыхая воздух. Кембл, не скрывавший того, что не выносит табачного дыма, достал из кармана шелковый платок и теперь размахивал им туда-сюда с единственной, как им обоим было известно, целью — разозлить маркиза.
«Почему, — в тысячный раз спрашивал себя Эллиот, — я мирюсь с оскорбительными замечаниями, с пренебрежительным фырканьем и презрительными минами своего слуги? « А потому, что этот человек был настоящим гением.