Страница:
— Вам приходилось видеть эту вещицу раньше, сэр? — спросил сыщик.
Уилсон хотел было солгать, но это ювелирное украшение можно было без труда опознать. И тут было не до шуток — расследовалось убийство! Лгать нельзя даже ради Рэннока, хотя этот человек за последнее время становился ему все более и более симпатичен. Он снова глубоко вздохнул.
— Да. Кажется, колье принадлежало мисс Фонтэйн. Сыщик взглянул на него с вежливым любопытством.
— Насколько я понимаю, вы ее хорошо знали? Уилсон облизнул пересохшие губы.
— Нет, что вы, я не имел этого удовольствия.
— Однако вы узнали ее ювелирное украшение? Уилсон кивнул:
— Это колье было рождественским подарком от его светлости. Я сам выбирал его в ювелирной лавке. Колье было частью комплекта. Там должен бы быть еще… вы не нашли такой же рубиновый браслет?
— Нет, — покачал головой сыщик, — браслета там не было.
— Возможно, его украли? — с надеждой в голосе предположил Уилсон. — Должно быть, его забрал убийца?
— Не думаю, мистер Уилсон. Мотивом было не ограбление. К тому же убийца не взял колье.
Надежда Уилсона на простое объяснение не оправдалась, но он хватался за соломинку.
— Может быть, он не заметил колье в темноте? А возможно, его кто-нибудь вспугнул и он вынужден был убежать…
Джонс покачал головой, не дав возможности ему договорить:
— Нет, мистер Уилсон. Убийца видел колье, он умышленно обмотал его вокруг горла и с его помощью расправился с мисс Фонтэйн.
Комната поплыла перед глазами Уилсона. Ему не хватало воздуха. Задушена. С помощью того самого колье, которое он купил, а маркиз подарил ей. Ужасно! А еще хуже то, что он, Джералд Уилсон, помогал обвинить в убийстве своего хозяина, могущественного и ничего не прощающего лорда Рэннока.
— Извините, — неуверенно произнес он, — но вы делаете ошибочный вывод, мистер Джонс. Маркиз Рэннок никому не причинил бы зла.
Сыщик удивленно взглянул на него.
— Извините, но это вы делаете вывод, которого не делал я, мистер Уилсон. Впрочем, репутация вашего хозяина говорит не в его пользу. — Подняв ладони, он остановил отчаянно запротестовавшего Уилсона. — Довольно, сэр, люди на Бау-стрит не так глупы, чтобы предъявить обвинение в убийстве пэру Англии без неопровержимых доказательств. Однако у eго светлости слава человека мстительного.
Уилсон решительно покачал головой:
— Позвольте не согласиться с этим. Он не такой. По крайней мере теперь. Не знаю, каким он был в юности. Но сейчас он хороший хозяин, щедрый и справедливый.
«И это сущая правда, — подумал Уилсон. — Хозяин стал именно таким в последнее время».
Джонс покопался в кармане и извлек сложенный листочек веленевой бумаги, запечатанный черным воском.
— Вы узнаете эту печать или бумагу, мистер Уилсон?
— Это печать его светлости. Относительно бумаги я не уверен.
Джонс развернул сложенный листок.
— Скажите, мистер Уилсон, это почерк вашего хозяина? Уилсон внимательно рассмотрел листок, и в глазах у него потемнело. Четкий, уверенный почерк был уникален, особенно когда хозяин был в ярости. А он был, несомненно, разгневан, когда писал эти несколько слов, которые сейчас читал Уилсон.
«Не обольщайся, Антуанетта. Это конец».
Уилсон, прочитав записку, опустил голову, пытаясь придумать что-нибудь такое, что позволило бы несколько ослабить отрицательные последствия.
— Ну?
— По-видимому, это его почерк.
— Спасибо, мистер Уилсон. — Сыщик поднялся. Встревоженный Уилсон отправился проводить его.
— Передайте его светлости, что я хотел бы поговорить с ним лично, — сказал Джонс, когда они спускались по лестнице. — И скажите ему еще, что его друг лорд Крэнем каким-то чудом выжил, поистине дьявол своих оберегает.
Они подошли к входной двери, и Уилсон открыл ее.
— Непременно передам, мистер Джонс, — сказал он, в какой-то мере успев восстановить свой апломб. — Однако позвольте дать вам один совет.
— С удовольствием выслушаю его, — заинтересовавшись, сказал сыщик. — На Бау-стрит приветствуют любую помощь.
— Попробуйте порасспросить лорда Крэнема. Думаю, что сможете обнаружить немало интересного. Вы поймете, что и у некоторых других людей был мотив для убийства. За последнее время он и мисс Фонтэйн были в близких отношениях.
Джонс кивнул, плотно надвинул шляпу на голову и вышел за порог, на прощание еще раз обернувшись к Уилсону.
— Уверяю вас, сэр, этот факт не прошел мимо моего внимания. Только время не совпадает. Лорд Крэнем какое-то время находился между жизнью и смертью. К моему сожалению, точное время убийства установить не удалось, так что подозревать можно почти каждого.
— Спасибо вам за то, что стараетесь избегать предубеждения.
— Не стоит благодарности, — сказал сыщик и быстро спустился по пологим мраморным ступеням.
Эллиот спешил, готовясь к ужину. Он горел желанием снова поговорить с Эванджелиной, убедиться, что с ней все в порядке, хотя они расстались всего два часа назад. Ее поцелуй все еще горел на его губах. «Что-то надо решать, — думал он, — иначе можно сойти с ума от страха. Или от тревоги. Или от неудовлетворенной похоти». Сейчас он даже не был уверен, какая из этих эмоций будет в первую очередь причиной потери разума. Возможно, пока ему будет достаточно просто видеть Эви. Он надел один из простых добротных костюмов, которые с такой неохотой приобрел по его приказанию Кембл, и спустился вниз. Проходя мимо гостиной, он увидел Эванджелину в изумительном новом платье цвета сапфира, отделанном золотой вышивкой, с новомодным глубоким декольте. Судя по всему, Уинни Уэйден вступила в тайный сговор с портнихой. Эллиот шагнул в гостиную, не сразу заметив, что Эви не одна.
— Входите, пожалуйста, мистер Роберте! — воскликнула она. — Позвольте вас кое с кем познакомить.
Трудно было представить себе, что это та самая Эванджелина, которая совсем недавно, такая теплая, такая податливая, находилась в его объятиях. Она подвела к нему элегантного, одетого по моде, принятой на континенте, джентльмена. Эллиот сразу же понял, что это не англичанин. Высокий, стройный, очень красивый иностранец чем-то напоминал ему Линдена. Хотя даже щеголеватый виконт никогда так хорошо не одевался. Почувствовав себя крайне неуютно в своей простой одежде, Эллиот с первого взгляда невзлюбил незнакомца.
— Мистер Робертс, — повторила Эванджелина. — Позвольте представить вам Этьена Ленотра, графа де Шалона, старого друга, который неожиданно приехал навестить нас. Этьен, это мистер Робертс, наш гость, о котором я уже говорила.
Эллиот не мог не заметить, что снова стал просто мистером Робертсом. Тогда как незнакомца она называла Этьеном. Элегантный аристократ вежливо поклонился, однако Эллиот почувствовал в его взгляде скрытое недоверие.
— Вы, кажется, из Лондона? — небрежным тоном спросил он. — Предполагаете стать очередным шедевром моей Эванджелины. Не так ли?
Эллиот натянуто улыбнулся, стараясь скрыть замешательство, вызванное его словами «моей Эванджелины». Вот как? Он вдруг испугался, что придется уступить незнакомцу почетное место за столом… и не только за столом. Граф все еще смотрел на него, ожидая ответа.
— Мы все надеемся, что так оно и будет, — согласился Эллиот, стараясь говорить спокойно. — Вы, как я понимаю, друг семьи мисс Стоун? — Вопрос был несколько прямолинеен, но Эллиот решил, что тоже имеет право проявить подозрительность.
Граф, видимо, не обиделся.
— Конечно! Я давний друг семьи. — И вдруг взгляд его скользнул к двери, где появилась миссис Уэйден в красном платье с вызывающе глубоким декольте, открывавшим всем взорам ее великолепный бюст. — Уинни, моя девочка! — воскликнул граф, подбегая к ней с протянутыми руками.
— Этьен, любовь моя! — воскликнула в ответ Уинни, сдержанно улыбнувшись и подставляя французу щечку. — Но, дорогой мой, мы, наверное, оба лжем? Я уже немолода, да и о моей любви к тебе не может быть и речи.
— Ах, мое сердечко! Я уязвлен до глубины души! Как ты можешь так обращаться со мной, когда я примчался аж из самого Суассона для того лишь, чтобы поужинать с тобой?
— Полно тебе, Этьен, — сказала Уинни. — Я знаю, зачем ты сюда приехал. Тебе необходимо было повидаться с Эванджелиной. — Она надула полные губки. — Ты намерен увезти ее от меня, не так ли?
— Ошибаешься, Уинни, я хочу увезти вас обеих! — воскликнул граф с деланной веселостью, прикрывавшей, как показалось Эллиоту, не столь радостные эмоции. — Ну, мои сокровища! — сказал де Шалон, предлагая руки обеим дамам. — Я провожу вас обеих в столовую.
Уинни взяла графа под руку, продолжая о чем-то оживленно болтать, тогда как Эванджелина немного отстала и взяла Эллиота за локоть с такой уверенностью, что у него отлегло от сердца. Наблюдая за ней уголком глаза, он заметил, что она бледнее, чем обычно. Ему почему-то показалось, что она не очень рада видеть Этьена Ленотра.
К большому облегчению Эллиота, его почетное место никто не узурпировал. Граф сидел слева от Уинни, и то, что он находился на значительном расстоянии от Эви, в какой-то мере скрашивало настроение Эллиота за ужином.
Разговор за столом велся на французском языке. Эллиот из вежливости сказал, что знает язык, но вскоре был вынужден признать, что это было весьма самоуверенное заявление. Из разговора на беглом французском с вкраплением фламандского он понимал отдельные слова. После ужина граф отказался от предложенного хозяйкой портвейна в компании Гаса и Эллиота и, сказав Эванджелине, что хочет поговорить с ней, предложил пойти в студию.
— Я хотел бы еще разок взглянуть на картины вашего отца Я так давно их не видел. А потом ты, возможно, согласишься прогуляться со мной по саду, — сказал он.
Эванджелина кивнула. В это время вошел Гас с серебряным подносом в руках, на котором стояла бутылка портвейна и три бокала. Он приглашающим жестом указал на поднос, и Эллиот снова уселся на свое место. Эванджелина и граф ушли, и Гас с некоторым сочувствием сказал:
— Друг семьи.
Он как будто чувствовал, что Эллиоту требуется подтверждение.
«Интересно, что думают Уэйдены об отношениях графа с Эванджелиной? — подумал он. — Неужели они не замечают его покровительственного отношения к ней? Неужели Гас считает француза его соперником? « Эллиот не спеша отхлебнул вина.
— Ты хорошо знаешь де Шалона?
Гас понимающе взглянул на него и покачал головой:
— Не очень. Он жил здесь недолго во время войны, но я в то время учился в школе-интернате. Очевидно, Питер в прошлом месяце встретился с ним в Вене и предложил ему вернуться вместе с ним в Лондон. Возможно, этим объясняется неожиданное появление Этьена здесь.
— Но зачем он приехал? — прямо спросил Эллиот, заметив, что Гас был непривычно сдержан, как будто не вполне доверял де Шалону. Сам он сегодня почувствовал себя всего лишь гостем в Чатем-Лодже, и это причиняло ему страдания.
— Не знаю, Робертс, — сказал Гас, допивая портвейн. — Сыграем в вист?
Эллиот покачал головой:
— Спасибо, Уэйден, но не сегодня. Думаю, я загляну в студию, а потом отправлюсь спать.
— Как хотите, — согласился Гас. Эллиоту показалось, что сегодня юноша чуть ли не с облегчением расстался с ним.
Когда Эллиот вошел в студию, там уже никого не было. Он не спеша шел по каменным плитам, и эхо его шагов громко звучало в просторном помещении.
Картина, изображающая гибель Леопольда, все еще стояла в студии, повернутая к стене. Рядом стоял наготове открытый ящик. На рассвете люди Уэйдена должны будут забрать ее и увезти в Лондон. Интересно, трудно ли было Эванджелине расстаться с этим шедевром? Что бы она почувствовала, если бы узнала, что картину приобрел он? И узнает ли она когда-нибудь об этом? Эллиот отошел в угол, чтобы еще раз полюбоваться несравненной красотой этой батальной сцены. Однако его отвлекали тревожные мысли.
Кто такой Этьен Ленотр? За ужином реакция членов семьи на его присутствие была неоднозначной. Майкл, например, относился к нему так, как относился бы к дядюшке, которого редко видит. Николетта и старшие мальчики проявляли в его присутствии некоторую настороженность. Фредерика вообще не помнила его, потому что была совсем малышкой, когда он приезжал сюда последний раз. Хотя Эванджелина не проявляла к графу неприязни, она тем не менее чувствовала себя за ужином весьма неуютно. Что все это значит?
Неожиданно скрипнула стеклянная дверь, ведущая в сад. Эллиот, оказавшийся между стеной и массивным мольбертом Эванджелины, не мог незаметно уйти из студии. С этого места ему была видна только часть южной стены, но он инстинктивно почувствовал, что Эванджелина находится в комнате. Услышав скрипучий голос де Шалона, он понял, что граф вернулся из сада вместе с ней.
Они оживленно разговаривали по-французски, но Эллиот понимал теперь еще меньше, чем за ужином. Они явно о чем-то спорили. Эллиот напряг слух и подключил все свои скудные познания во французском языке. В разговоре часто упоминалось имя Майкла, однако было непонятно, в каком контексте. Разговаривая, они медленно шли вдоль южной стены и наконец оказались в поле зрения Эллиота, он мог теперь видеть движения губ и жестикуляцию.
Он быстро понял, что де Шалон настаивает на том, чтобы Эванджелина уехала с ним. Эллиот был озадачен. Перед ужином, когда Уинни упомянула об отъезде, ему показалось, что она пошутила, однако сейчас граф говорил об этом серьезно.
— Эванджелина, дорогая моя, — настаивал он, — ты должна уехать ко мне в замок сейчас же. Поживи в Суассоне до Нового года. Так надо.
— Я не готова, Этьен, — чуть не плача, говорила Эванджелина. — Не будем пока говорить об этом.
— Успокойся, Эванджелина. Все не так уж безнадежно! Я хочу взять тебя под свою защиту. Обещаю, что ты будешь счастлива во Франции. — Он обнял ее.
Увидев это, Эллиот с трудом подавил желание немедленно вцепиться де Шалону в горло. Как посмел этот самонадеянный пижон явиться сюда и навязывать себя беззащитной женщине? И тут ему пришло в голову, что то, что собирается сделать граф, не многим отличается от его собственных действий в отношении Эванджелины. Ему стало стыдно.
«Нет, наши намерения не одинаковы, — убеждал себя Эллиот. — Этому наглому французскому щеголю, очевидно, была нужна любовница, тогда как мне нужна жена».
Жена? Поняв это, он быстро пришел в чувство. Но ведь это правда. Мало-помалу женитьба на Эванджелине стала его целью. Пусть даже недостижимой. Если не произойдет какого-нибудь чуда, Эванджелина никогда не согласится выйти за него замуж. Да и зачем ей? У Эванджелины и без него хватало богатых претендентов на ее руку.
— Я не могу так поступить с Майклом, Этьен. К тому же мы очень счастливы здесь, в Чатем-Лодже. — Ее голос был едва слышен, потому что она говорила, почти уткнувшись в сорочку графа.
— У тебя, возможно, не будет лучшего варианта. Кому еще ты можешь доверять, как мне?
— Я не могу оставить Уинни и детей!
— С Уинни ты встретишься в будущем году в Генте, — продолжал настаивать он.
Эванджелина молча покачала головой. Слезы текли по ее щекам, и Эллиоту пришлось призвать на помощь остатки самообладания, чтобы не выскочить из своего укрытия. Ему хотелось вытрясти душу из этого красавчика. Как случилось, что этот человек получил такую власть над Эванджелиной? Ишь что сказал! У нее, мол, не будет лучшего варианта! Ложь! Сотни мужчин с честными намерениями были бы счастливы все для нее сделать, если бы у них был шанс. Как смеет этот де Шалон принуждать Эванджелину действовать против своей воли?!
— Нет, Этьен, я не могу уехать с тобой. Если я тебе небезразлична, ты не станешь настаивать. Возможно, если я пойму, что у меня нет выбора, я с благодарностью приму то, что ты предлагаешь. — Она улыбнулась сквозь слезы.
Де Шалон наклонился к руке Эванджелины и сказал что-то, чего Эллиот не расслышал, потом торопливо ушел. Эванджелина, постояв немного у стола, выбежала в сад сквозь стеклянную дверь.
Внутри у Эллиота все похолодело от страха. Тяжелый ком дурных предчувствий заворочался в груди. Необходимо предпринять решительные действия. Выйдя из своего укрытия, он направился в сад следом за Эванджелиной.
Глава 10
Уилсон хотел было солгать, но это ювелирное украшение можно было без труда опознать. И тут было не до шуток — расследовалось убийство! Лгать нельзя даже ради Рэннока, хотя этот человек за последнее время становился ему все более и более симпатичен. Он снова глубоко вздохнул.
— Да. Кажется, колье принадлежало мисс Фонтэйн. Сыщик взглянул на него с вежливым любопытством.
— Насколько я понимаю, вы ее хорошо знали? Уилсон облизнул пересохшие губы.
— Нет, что вы, я не имел этого удовольствия.
— Однако вы узнали ее ювелирное украшение? Уилсон кивнул:
— Это колье было рождественским подарком от его светлости. Я сам выбирал его в ювелирной лавке. Колье было частью комплекта. Там должен бы быть еще… вы не нашли такой же рубиновый браслет?
— Нет, — покачал головой сыщик, — браслета там не было.
— Возможно, его украли? — с надеждой в голосе предположил Уилсон. — Должно быть, его забрал убийца?
— Не думаю, мистер Уилсон. Мотивом было не ограбление. К тому же убийца не взял колье.
Надежда Уилсона на простое объяснение не оправдалась, но он хватался за соломинку.
— Может быть, он не заметил колье в темноте? А возможно, его кто-нибудь вспугнул и он вынужден был убежать…
Джонс покачал головой, не дав возможности ему договорить:
— Нет, мистер Уилсон. Убийца видел колье, он умышленно обмотал его вокруг горла и с его помощью расправился с мисс Фонтэйн.
Комната поплыла перед глазами Уилсона. Ему не хватало воздуха. Задушена. С помощью того самого колье, которое он купил, а маркиз подарил ей. Ужасно! А еще хуже то, что он, Джералд Уилсон, помогал обвинить в убийстве своего хозяина, могущественного и ничего не прощающего лорда Рэннока.
— Извините, — неуверенно произнес он, — но вы делаете ошибочный вывод, мистер Джонс. Маркиз Рэннок никому не причинил бы зла.
Сыщик удивленно взглянул на него.
— Извините, но это вы делаете вывод, которого не делал я, мистер Уилсон. Впрочем, репутация вашего хозяина говорит не в его пользу. — Подняв ладони, он остановил отчаянно запротестовавшего Уилсона. — Довольно, сэр, люди на Бау-стрит не так глупы, чтобы предъявить обвинение в убийстве пэру Англии без неопровержимых доказательств. Однако у eго светлости слава человека мстительного.
Уилсон решительно покачал головой:
— Позвольте не согласиться с этим. Он не такой. По крайней мере теперь. Не знаю, каким он был в юности. Но сейчас он хороший хозяин, щедрый и справедливый.
«И это сущая правда, — подумал Уилсон. — Хозяин стал именно таким в последнее время».
Джонс покопался в кармане и извлек сложенный листочек веленевой бумаги, запечатанный черным воском.
— Вы узнаете эту печать или бумагу, мистер Уилсон?
— Это печать его светлости. Относительно бумаги я не уверен.
Джонс развернул сложенный листок.
— Скажите, мистер Уилсон, это почерк вашего хозяина? Уилсон внимательно рассмотрел листок, и в глазах у него потемнело. Четкий, уверенный почерк был уникален, особенно когда хозяин был в ярости. А он был, несомненно, разгневан, когда писал эти несколько слов, которые сейчас читал Уилсон.
«Не обольщайся, Антуанетта. Это конец».
Уилсон, прочитав записку, опустил голову, пытаясь придумать что-нибудь такое, что позволило бы несколько ослабить отрицательные последствия.
— Ну?
— По-видимому, это его почерк.
— Спасибо, мистер Уилсон. — Сыщик поднялся. Встревоженный Уилсон отправился проводить его.
— Передайте его светлости, что я хотел бы поговорить с ним лично, — сказал Джонс, когда они спускались по лестнице. — И скажите ему еще, что его друг лорд Крэнем каким-то чудом выжил, поистине дьявол своих оберегает.
Они подошли к входной двери, и Уилсон открыл ее.
— Непременно передам, мистер Джонс, — сказал он, в какой-то мере успев восстановить свой апломб. — Однако позвольте дать вам один совет.
— С удовольствием выслушаю его, — заинтересовавшись, сказал сыщик. — На Бау-стрит приветствуют любую помощь.
— Попробуйте порасспросить лорда Крэнема. Думаю, что сможете обнаружить немало интересного. Вы поймете, что и у некоторых других людей был мотив для убийства. За последнее время он и мисс Фонтэйн были в близких отношениях.
Джонс кивнул, плотно надвинул шляпу на голову и вышел за порог, на прощание еще раз обернувшись к Уилсону.
— Уверяю вас, сэр, этот факт не прошел мимо моего внимания. Только время не совпадает. Лорд Крэнем какое-то время находился между жизнью и смертью. К моему сожалению, точное время убийства установить не удалось, так что подозревать можно почти каждого.
— Спасибо вам за то, что стараетесь избегать предубеждения.
— Не стоит благодарности, — сказал сыщик и быстро спустился по пологим мраморным ступеням.
Эллиот спешил, готовясь к ужину. Он горел желанием снова поговорить с Эванджелиной, убедиться, что с ней все в порядке, хотя они расстались всего два часа назад. Ее поцелуй все еще горел на его губах. «Что-то надо решать, — думал он, — иначе можно сойти с ума от страха. Или от тревоги. Или от неудовлетворенной похоти». Сейчас он даже не был уверен, какая из этих эмоций будет в первую очередь причиной потери разума. Возможно, пока ему будет достаточно просто видеть Эви. Он надел один из простых добротных костюмов, которые с такой неохотой приобрел по его приказанию Кембл, и спустился вниз. Проходя мимо гостиной, он увидел Эванджелину в изумительном новом платье цвета сапфира, отделанном золотой вышивкой, с новомодным глубоким декольте. Судя по всему, Уинни Уэйден вступила в тайный сговор с портнихой. Эллиот шагнул в гостиную, не сразу заметив, что Эви не одна.
— Входите, пожалуйста, мистер Роберте! — воскликнула она. — Позвольте вас кое с кем познакомить.
Трудно было представить себе, что это та самая Эванджелина, которая совсем недавно, такая теплая, такая податливая, находилась в его объятиях. Она подвела к нему элегантного, одетого по моде, принятой на континенте, джентльмена. Эллиот сразу же понял, что это не англичанин. Высокий, стройный, очень красивый иностранец чем-то напоминал ему Линдена. Хотя даже щеголеватый виконт никогда так хорошо не одевался. Почувствовав себя крайне неуютно в своей простой одежде, Эллиот с первого взгляда невзлюбил незнакомца.
— Мистер Робертс, — повторила Эванджелина. — Позвольте представить вам Этьена Ленотра, графа де Шалона, старого друга, который неожиданно приехал навестить нас. Этьен, это мистер Робертс, наш гость, о котором я уже говорила.
Эллиот не мог не заметить, что снова стал просто мистером Робертсом. Тогда как незнакомца она называла Этьеном. Элегантный аристократ вежливо поклонился, однако Эллиот почувствовал в его взгляде скрытое недоверие.
— Вы, кажется, из Лондона? — небрежным тоном спросил он. — Предполагаете стать очередным шедевром моей Эванджелины. Не так ли?
Эллиот натянуто улыбнулся, стараясь скрыть замешательство, вызванное его словами «моей Эванджелины». Вот как? Он вдруг испугался, что придется уступить незнакомцу почетное место за столом… и не только за столом. Граф все еще смотрел на него, ожидая ответа.
— Мы все надеемся, что так оно и будет, — согласился Эллиот, стараясь говорить спокойно. — Вы, как я понимаю, друг семьи мисс Стоун? — Вопрос был несколько прямолинеен, но Эллиот решил, что тоже имеет право проявить подозрительность.
Граф, видимо, не обиделся.
— Конечно! Я давний друг семьи. — И вдруг взгляд его скользнул к двери, где появилась миссис Уэйден в красном платье с вызывающе глубоким декольте, открывавшим всем взорам ее великолепный бюст. — Уинни, моя девочка! — воскликнул граф, подбегая к ней с протянутыми руками.
— Этьен, любовь моя! — воскликнула в ответ Уинни, сдержанно улыбнувшись и подставляя французу щечку. — Но, дорогой мой, мы, наверное, оба лжем? Я уже немолода, да и о моей любви к тебе не может быть и речи.
— Ах, мое сердечко! Я уязвлен до глубины души! Как ты можешь так обращаться со мной, когда я примчался аж из самого Суассона для того лишь, чтобы поужинать с тобой?
— Полно тебе, Этьен, — сказала Уинни. — Я знаю, зачем ты сюда приехал. Тебе необходимо было повидаться с Эванджелиной. — Она надула полные губки. — Ты намерен увезти ее от меня, не так ли?
— Ошибаешься, Уинни, я хочу увезти вас обеих! — воскликнул граф с деланной веселостью, прикрывавшей, как показалось Эллиоту, не столь радостные эмоции. — Ну, мои сокровища! — сказал де Шалон, предлагая руки обеим дамам. — Я провожу вас обеих в столовую.
Уинни взяла графа под руку, продолжая о чем-то оживленно болтать, тогда как Эванджелина немного отстала и взяла Эллиота за локоть с такой уверенностью, что у него отлегло от сердца. Наблюдая за ней уголком глаза, он заметил, что она бледнее, чем обычно. Ему почему-то показалось, что она не очень рада видеть Этьена Ленотра.
К большому облегчению Эллиота, его почетное место никто не узурпировал. Граф сидел слева от Уинни, и то, что он находился на значительном расстоянии от Эви, в какой-то мере скрашивало настроение Эллиота за ужином.
Разговор за столом велся на французском языке. Эллиот из вежливости сказал, что знает язык, но вскоре был вынужден признать, что это было весьма самоуверенное заявление. Из разговора на беглом французском с вкраплением фламандского он понимал отдельные слова. После ужина граф отказался от предложенного хозяйкой портвейна в компании Гаса и Эллиота и, сказав Эванджелине, что хочет поговорить с ней, предложил пойти в студию.
— Я хотел бы еще разок взглянуть на картины вашего отца Я так давно их не видел. А потом ты, возможно, согласишься прогуляться со мной по саду, — сказал он.
Эванджелина кивнула. В это время вошел Гас с серебряным подносом в руках, на котором стояла бутылка портвейна и три бокала. Он приглашающим жестом указал на поднос, и Эллиот снова уселся на свое место. Эванджелина и граф ушли, и Гас с некоторым сочувствием сказал:
— Друг семьи.
Он как будто чувствовал, что Эллиоту требуется подтверждение.
«Интересно, что думают Уэйдены об отношениях графа с Эванджелиной? — подумал он. — Неужели они не замечают его покровительственного отношения к ней? Неужели Гас считает француза его соперником? « Эллиот не спеша отхлебнул вина.
— Ты хорошо знаешь де Шалона?
Гас понимающе взглянул на него и покачал головой:
— Не очень. Он жил здесь недолго во время войны, но я в то время учился в школе-интернате. Очевидно, Питер в прошлом месяце встретился с ним в Вене и предложил ему вернуться вместе с ним в Лондон. Возможно, этим объясняется неожиданное появление Этьена здесь.
— Но зачем он приехал? — прямо спросил Эллиот, заметив, что Гас был непривычно сдержан, как будто не вполне доверял де Шалону. Сам он сегодня почувствовал себя всего лишь гостем в Чатем-Лодже, и это причиняло ему страдания.
— Не знаю, Робертс, — сказал Гас, допивая портвейн. — Сыграем в вист?
Эллиот покачал головой:
— Спасибо, Уэйден, но не сегодня. Думаю, я загляну в студию, а потом отправлюсь спать.
— Как хотите, — согласился Гас. Эллиоту показалось, что сегодня юноша чуть ли не с облегчением расстался с ним.
Когда Эллиот вошел в студию, там уже никого не было. Он не спеша шел по каменным плитам, и эхо его шагов громко звучало в просторном помещении.
Картина, изображающая гибель Леопольда, все еще стояла в студии, повернутая к стене. Рядом стоял наготове открытый ящик. На рассвете люди Уэйдена должны будут забрать ее и увезти в Лондон. Интересно, трудно ли было Эванджелине расстаться с этим шедевром? Что бы она почувствовала, если бы узнала, что картину приобрел он? И узнает ли она когда-нибудь об этом? Эллиот отошел в угол, чтобы еще раз полюбоваться несравненной красотой этой батальной сцены. Однако его отвлекали тревожные мысли.
Кто такой Этьен Ленотр? За ужином реакция членов семьи на его присутствие была неоднозначной. Майкл, например, относился к нему так, как относился бы к дядюшке, которого редко видит. Николетта и старшие мальчики проявляли в его присутствии некоторую настороженность. Фредерика вообще не помнила его, потому что была совсем малышкой, когда он приезжал сюда последний раз. Хотя Эванджелина не проявляла к графу неприязни, она тем не менее чувствовала себя за ужином весьма неуютно. Что все это значит?
Неожиданно скрипнула стеклянная дверь, ведущая в сад. Эллиот, оказавшийся между стеной и массивным мольбертом Эванджелины, не мог незаметно уйти из студии. С этого места ему была видна только часть южной стены, но он инстинктивно почувствовал, что Эванджелина находится в комнате. Услышав скрипучий голос де Шалона, он понял, что граф вернулся из сада вместе с ней.
Они оживленно разговаривали по-французски, но Эллиот понимал теперь еще меньше, чем за ужином. Они явно о чем-то спорили. Эллиот напряг слух и подключил все свои скудные познания во французском языке. В разговоре часто упоминалось имя Майкла, однако было непонятно, в каком контексте. Разговаривая, они медленно шли вдоль южной стены и наконец оказались в поле зрения Эллиота, он мог теперь видеть движения губ и жестикуляцию.
Он быстро понял, что де Шалон настаивает на том, чтобы Эванджелина уехала с ним. Эллиот был озадачен. Перед ужином, когда Уинни упомянула об отъезде, ему показалось, что она пошутила, однако сейчас граф говорил об этом серьезно.
— Эванджелина, дорогая моя, — настаивал он, — ты должна уехать ко мне в замок сейчас же. Поживи в Суассоне до Нового года. Так надо.
— Я не готова, Этьен, — чуть не плача, говорила Эванджелина. — Не будем пока говорить об этом.
— Успокойся, Эванджелина. Все не так уж безнадежно! Я хочу взять тебя под свою защиту. Обещаю, что ты будешь счастлива во Франции. — Он обнял ее.
Увидев это, Эллиот с трудом подавил желание немедленно вцепиться де Шалону в горло. Как посмел этот самонадеянный пижон явиться сюда и навязывать себя беззащитной женщине? И тут ему пришло в голову, что то, что собирается сделать граф, не многим отличается от его собственных действий в отношении Эванджелины. Ему стало стыдно.
«Нет, наши намерения не одинаковы, — убеждал себя Эллиот. — Этому наглому французскому щеголю, очевидно, была нужна любовница, тогда как мне нужна жена».
Жена? Поняв это, он быстро пришел в чувство. Но ведь это правда. Мало-помалу женитьба на Эванджелине стала его целью. Пусть даже недостижимой. Если не произойдет какого-нибудь чуда, Эванджелина никогда не согласится выйти за него замуж. Да и зачем ей? У Эванджелины и без него хватало богатых претендентов на ее руку.
— Я не могу так поступить с Майклом, Этьен. К тому же мы очень счастливы здесь, в Чатем-Лодже. — Ее голос был едва слышен, потому что она говорила, почти уткнувшись в сорочку графа.
— У тебя, возможно, не будет лучшего варианта. Кому еще ты можешь доверять, как мне?
— Я не могу оставить Уинни и детей!
— С Уинни ты встретишься в будущем году в Генте, — продолжал настаивать он.
Эванджелина молча покачала головой. Слезы текли по ее щекам, и Эллиоту пришлось призвать на помощь остатки самообладания, чтобы не выскочить из своего укрытия. Ему хотелось вытрясти душу из этого красавчика. Как случилось, что этот человек получил такую власть над Эванджелиной? Ишь что сказал! У нее, мол, не будет лучшего варианта! Ложь! Сотни мужчин с честными намерениями были бы счастливы все для нее сделать, если бы у них был шанс. Как смеет этот де Шалон принуждать Эванджелину действовать против своей воли?!
— Нет, Этьен, я не могу уехать с тобой. Если я тебе небезразлична, ты не станешь настаивать. Возможно, если я пойму, что у меня нет выбора, я с благодарностью приму то, что ты предлагаешь. — Она улыбнулась сквозь слезы.
Де Шалон наклонился к руке Эванджелины и сказал что-то, чего Эллиот не расслышал, потом торопливо ушел. Эванджелина, постояв немного у стола, выбежала в сад сквозь стеклянную дверь.
Внутри у Эллиота все похолодело от страха. Тяжелый ком дурных предчувствий заворочался в груди. Необходимо предпринять решительные действия. Выйдя из своего укрытия, он направился в сад следом за Эванджелиной.
Глава 10
К вечеру подул северо-восточный ветер, и небо Эссекса затянули низкие облака, сквозь которые едва просвечивал тонкий серп луны. Стало душно, в воздухе запахло приближающейся грозой. Напрягая зрение в почти полной темноте, Эллиот с трудом разглядел Эванджелину, которая стояла, опираясь на каменную ограду, окаймлявшую верхнюю террасу. Вдали послышался раскат грома, зловещим эхом отозвавшийся в ближайших холмах.
— Эванджелина? — окликнул ее он.
Девушка быстро повернулась. Эллиот подошел к ней и остановился рядом.
— Признайтесь мне откровенно, — сказал он охрипшим от волнения голосом, — какие у вас отношения с графом де Шалоном?
— Вы слышали наш разговор?
— Частично. — Эллиот настороженно смотрел на нее, ожидая получить язвительный ответ, но она молчала. — Черт возьми, Эви, скажите мне! Умоляю, скажите, что бы между вами ни было. Не заставляйте меня предполагать худшее.
Эванджелина горько усмехнулась:
— Худшее? Интересно, что вы имеете в виду, Эллиот? Он неожиданно схватил ее за плечи и притянул к себе.
Даже при слабом свете лампы, падающем из студии, она выглядела очень бледной и встревоженной.
— Худшее, Эви? Худшим было бы то, что вы абсолютно ко мне равнодушны, что вы неравнодушны к этому человеку, к Ленотру. Я до сегодняшнего дня даже имени его не слышал, и его присутствие в этом доме было для меня полной неожиданностью…
— Эллиот, — шепотом ответила она, — де Шалон был учеником моего отца, он друг Питера. Он мне дорог, но не более того.
— Извините. Но я заметил, что его чувства к вам не кажутся платоническими, — с горечью настаивал Эллиот, подкрепляя каждое слово ударом кулака по каменной ограде. — Мне невыносимо это слышать, Эванджелина. Насколько я понял, он предлагает содержать вас. Что за оскорбительное предложение! Тем более от человека, который является сюда незваным гостем и ведет себя так, будто он член семьи!
Эванджелина вздернула подбородок и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала, не скрывая раздражения:
— Я к вам неравнодушна, Эллиот, но я не ваша содержанка и не обязана спрашивать у вас, кого следует, а кого не следует принимать в моем доме.
Эллиот в волнении взъерошил рукой волосы, поняв, что перегнул палку.
— Я не это имел в виду, Эви, я хотел сказать…
— Я понимаю, что вы хотели сказать. Но дело в том, что вы многого не понимаете и ничего не знаете о людях, с которыми была связана моя жизнь. Как и я многого не знаю о вашей жизни. Но я не копаюсь в вашем прошлом и предпочла бы, чтобы вы были столь же любезны по отношению ко мне.
— Понял, — напряженно произнес Эллиот, кивнув. Он почувствовал, что ситуация находится на грани катастрофы. Эванджелина едва заметно покачала головой, смахнув слезинку.
Она была сердита и обижена, а Эллиот не знал причины. Стараясь ее утешить, он положил руку на ее тонкую талию и сказал:
— Простите меня, Эви. Я забылся.
Она глубоко вдохнула теплый ночной воздух.
— Эллиот, — робко произнесла она, — поскольку вы мне небезразличны и я хочу, чтобы вы поняли, что имел в виду Этьен, я объясню…
Эллиот еще крепче обнял ее за талию и притянул к себе. Жест был рассчитан только лишь на то, чтобы успокоить ее. Однако он вдохнул ее теплый аромат, и его ревность превратилась в желание, вызвав трепет внизу живота. Он окинул взглядом безупречный овал ее лица, заметил печаль в ясных голубых глазах, изящную линию щеки и дрожащие полные губки.
Пусть этот де Шалон горит в аду, решил он.
— Нет, Эви, — хриплым шепотом произнес он, — ты не обязана ничего объяснять. — Наклонив голову, он провел губами по нежной коже ниже мочки уха. — Ты ничего не должна мне, — продолжал он, и губы его, скользнув по линии подбородка, оказались рядом с ее губами.
Полностью капитулировав, Эванджелина позволила Эллиоту завладеть своими губами. Поцелуй был обжигающий, безжалостный, почти жестокий, от него пахло теплым вином и медом. На этот раз, когда его язык, соблазняя, скользнул по ее губам, она нетерпеливо раскрыла губы, позволяя ему вторгнуться глубоко внутрь рта. Руководствуясь исключительно женской интуицией, Эванджелина все увереннее отвечала такими же действиями на движения его языка. Издав тихий стон, она запустила руку под его пиджак и провела по твердым мускулам спины. Несмотря на то что совсем недавно Эллиот рассердил ее, она почувствовала себя в его объятиях защищенной, пусть даже на короткое время.
Эванджелина смутно понимала, что действия Эллиота становятся все более безрассудными. Его рука скользнула вниз по округлости ее бедра, потом он грубо приподнял ее и прижал к себе. А она, испытывая неведомое ранее чувство нарастающей радости, безмолвно подчинялась его власти. Горячая волна желания болью отозвалась внизу живота. Она застонала, вцепившись пальцами в его жилет, умоляя о чем-то, что было необходимо ей, но о чем она ничего не знала. Она инстинктивно прогнула спину и игриво прижалась к нему.
Ее страстный стон еще больше воспламенил Эллиота. Он готов был сделать что угодно, лишь бы заполучить ее. Чувствуя, что утрачивает контроль над собой, он собрал в кулак всю свою волю и чуть заметно отстранился от манящих бедер и губ Эванджелины. Она тихо запротестовала и, обняв его ниже ягодиц, притянула к себе, бесхитростно и нежно соблазняя.
— Нет, — хрипло произнес он и увидел, как на ее лице появилось обиженное выражение. — Боже мой, Эви…
— Разве ты не хочешь меня, Эллиот? — прошептала она, подняв к нему невинное, несмотря на манящие губки, личико. — А я-то надеялась, что ты находишь меня желанной.
— Видит Бог, Эви, я хочу тебя. Так сильно хочу, что чуть не… — Эллиот заставил себя замолчать.
— Вот и хорошо, — прервала его Эванджелина, с трудом дыша. Где-то над дальним лесом небо прочертил зигзаг молнии и громыхнул гром.
Он прижал ее к себе, нежно поглаживая по спине.
— Эванджелина, — сказал он, погрузившись лицом в ее волосы, — ты выйдешь за меня замуж?
Он почувствовал, как напряглось ее тело.
— За тебя замуж? — прошептала она и, медленно подняв голову, заглянула ему в лицо. Ее ошеломило это предложение не меньше, чем собственное горячее желание ответить «да». — Я… я не знаю, что сказать.
Да, она хотела Эллиота Робертса больше всего на свете. Но как могла бы она посвятить свою жизнь другому человеку, когда все ее силы могут потребоваться Майклу? И как мог бы захотеть английский джентльмен жениться на ней, узнай он о том, что ее, сестру и брата хладнокровно лишили наследства их аристократические родственники и что каждый, кто окажет им поддержку, рискует навлечь на себя гнев этого могущественного семейства, к тому же сердце Эллиота принадлежит другой. Судя по выражению его лица, он был сам ошеломлен собственными словами, произнести которые его заставила дурацкая мужская ревность и вспыхнувшая страсть.
— Скажи «да», Эви, — решительно повторил он. — Скажи «да», и у нас все получится, я тебе обещаю.
Она молча покачала головой.
— Извини, Эллиот, я не могу. Я думала, что мы, возможно, могли бы…
— Черт возьми, Эванджелина, почему бы нет? Я богат, вполне возможно, я намного богаче, чем твой французский граф. Я мог бы позаботиться о тебе, обо всех вас. И я не сомневаюсь, что могу с большим успехом решить все проблемы, которые так тревожат тебя.
Эванджелина решительно покачала головой:
— Нет, Эллиот, не могу. И не требуй, чтобы я объяснила причину. Сейчас на мне лежит слишком большая ответственность. Но я подумала, что… мы могли бы… — Она не договорила и опустила глаза. Эллиот подавил охватившее его нетерпение, понимая, что совсем не умеет обращаться с женщинами, подобными Эванджелине. У нее действительно слишком много обязанностей, и ему стало стыдно, что он так настойчиво требует от нее ответа, особенно если учесть, что то же самое только что проделал граф де Шалон.
— Что именно ты подумала? — спросил он, поворачивая к себе ее лицо.
— Эллиот, я должна кое в чем признаться. Он заглянул ей в глаза.
— Боже милосердный! В чем? — прошептал он, не смея даже предположить, какие новые испытания уготовила ему судьба.
— У меня никогда не было любовника, — чуть помедлив, ответила Эванджелина, — но я хочу тебя, очень хочу.
— И ты собираешься сделать это теперь? — Серые глаза Эллиота пытливо и не слишком нежно смотрели в ее глаза. — Собираешься завести любовника?
Эванджелина не могла не заметить раздражения, появившегося в его голосе.
— Да, — откровенно призналась она.
Эллиот отвел глаза от ее лица, вглядываясь в какую-то дальнюю точку на горизонте.
— Я надеялся стать кое-чем значительно большим, чем любовник, Эванджелина. Мне не по душе слишком холодное определение наших… — замялся Эллиот, которому тоже не хватало слов. Он показался ей вдруг обиженным и сердитым.
— Слишком холодное? — удивилась Эванджелина, медленно покачав головой. — Я хочу тебя, Эллиот, и уверена, что ты об этом знаешь. Ты нравишься мне гораздо больше, чем следовало бы. Но я не хочу вводить тебя в заблуждение. Я не ищу мужа. Думаю, что и ты не ищешь жену.
Эллиот кивнул, обиженно поджав губы.
— Наверное, у меня отсутствуют качества, позволяющие стать хорошим мужем.
— Эванджелина? — окликнул ее он.
Девушка быстро повернулась. Эллиот подошел к ней и остановился рядом.
— Признайтесь мне откровенно, — сказал он охрипшим от волнения голосом, — какие у вас отношения с графом де Шалоном?
— Вы слышали наш разговор?
— Частично. — Эллиот настороженно смотрел на нее, ожидая получить язвительный ответ, но она молчала. — Черт возьми, Эви, скажите мне! Умоляю, скажите, что бы между вами ни было. Не заставляйте меня предполагать худшее.
Эванджелина горько усмехнулась:
— Худшее? Интересно, что вы имеете в виду, Эллиот? Он неожиданно схватил ее за плечи и притянул к себе.
Даже при слабом свете лампы, падающем из студии, она выглядела очень бледной и встревоженной.
— Худшее, Эви? Худшим было бы то, что вы абсолютно ко мне равнодушны, что вы неравнодушны к этому человеку, к Ленотру. Я до сегодняшнего дня даже имени его не слышал, и его присутствие в этом доме было для меня полной неожиданностью…
— Эллиот, — шепотом ответила она, — де Шалон был учеником моего отца, он друг Питера. Он мне дорог, но не более того.
— Извините. Но я заметил, что его чувства к вам не кажутся платоническими, — с горечью настаивал Эллиот, подкрепляя каждое слово ударом кулака по каменной ограде. — Мне невыносимо это слышать, Эванджелина. Насколько я понял, он предлагает содержать вас. Что за оскорбительное предложение! Тем более от человека, который является сюда незваным гостем и ведет себя так, будто он член семьи!
Эванджелина вздернула подбородок и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала, не скрывая раздражения:
— Я к вам неравнодушна, Эллиот, но я не ваша содержанка и не обязана спрашивать у вас, кого следует, а кого не следует принимать в моем доме.
Эллиот в волнении взъерошил рукой волосы, поняв, что перегнул палку.
— Я не это имел в виду, Эви, я хотел сказать…
— Я понимаю, что вы хотели сказать. Но дело в том, что вы многого не понимаете и ничего не знаете о людях, с которыми была связана моя жизнь. Как и я многого не знаю о вашей жизни. Но я не копаюсь в вашем прошлом и предпочла бы, чтобы вы были столь же любезны по отношению ко мне.
— Понял, — напряженно произнес Эллиот, кивнув. Он почувствовал, что ситуация находится на грани катастрофы. Эванджелина едва заметно покачала головой, смахнув слезинку.
Она была сердита и обижена, а Эллиот не знал причины. Стараясь ее утешить, он положил руку на ее тонкую талию и сказал:
— Простите меня, Эви. Я забылся.
Она глубоко вдохнула теплый ночной воздух.
— Эллиот, — робко произнесла она, — поскольку вы мне небезразличны и я хочу, чтобы вы поняли, что имел в виду Этьен, я объясню…
Эллиот еще крепче обнял ее за талию и притянул к себе. Жест был рассчитан только лишь на то, чтобы успокоить ее. Однако он вдохнул ее теплый аромат, и его ревность превратилась в желание, вызвав трепет внизу живота. Он окинул взглядом безупречный овал ее лица, заметил печаль в ясных голубых глазах, изящную линию щеки и дрожащие полные губки.
Пусть этот де Шалон горит в аду, решил он.
— Нет, Эви, — хриплым шепотом произнес он, — ты не обязана ничего объяснять. — Наклонив голову, он провел губами по нежной коже ниже мочки уха. — Ты ничего не должна мне, — продолжал он, и губы его, скользнув по линии подбородка, оказались рядом с ее губами.
Полностью капитулировав, Эванджелина позволила Эллиоту завладеть своими губами. Поцелуй был обжигающий, безжалостный, почти жестокий, от него пахло теплым вином и медом. На этот раз, когда его язык, соблазняя, скользнул по ее губам, она нетерпеливо раскрыла губы, позволяя ему вторгнуться глубоко внутрь рта. Руководствуясь исключительно женской интуицией, Эванджелина все увереннее отвечала такими же действиями на движения его языка. Издав тихий стон, она запустила руку под его пиджак и провела по твердым мускулам спины. Несмотря на то что совсем недавно Эллиот рассердил ее, она почувствовала себя в его объятиях защищенной, пусть даже на короткое время.
Эванджелина смутно понимала, что действия Эллиота становятся все более безрассудными. Его рука скользнула вниз по округлости ее бедра, потом он грубо приподнял ее и прижал к себе. А она, испытывая неведомое ранее чувство нарастающей радости, безмолвно подчинялась его власти. Горячая волна желания болью отозвалась внизу живота. Она застонала, вцепившись пальцами в его жилет, умоляя о чем-то, что было необходимо ей, но о чем она ничего не знала. Она инстинктивно прогнула спину и игриво прижалась к нему.
Ее страстный стон еще больше воспламенил Эллиота. Он готов был сделать что угодно, лишь бы заполучить ее. Чувствуя, что утрачивает контроль над собой, он собрал в кулак всю свою волю и чуть заметно отстранился от манящих бедер и губ Эванджелины. Она тихо запротестовала и, обняв его ниже ягодиц, притянула к себе, бесхитростно и нежно соблазняя.
— Нет, — хрипло произнес он и увидел, как на ее лице появилось обиженное выражение. — Боже мой, Эви…
— Разве ты не хочешь меня, Эллиот? — прошептала она, подняв к нему невинное, несмотря на манящие губки, личико. — А я-то надеялась, что ты находишь меня желанной.
— Видит Бог, Эви, я хочу тебя. Так сильно хочу, что чуть не… — Эллиот заставил себя замолчать.
— Вот и хорошо, — прервала его Эванджелина, с трудом дыша. Где-то над дальним лесом небо прочертил зигзаг молнии и громыхнул гром.
Он прижал ее к себе, нежно поглаживая по спине.
— Эванджелина, — сказал он, погрузившись лицом в ее волосы, — ты выйдешь за меня замуж?
Он почувствовал, как напряглось ее тело.
— За тебя замуж? — прошептала она и, медленно подняв голову, заглянула ему в лицо. Ее ошеломило это предложение не меньше, чем собственное горячее желание ответить «да». — Я… я не знаю, что сказать.
Да, она хотела Эллиота Робертса больше всего на свете. Но как могла бы она посвятить свою жизнь другому человеку, когда все ее силы могут потребоваться Майклу? И как мог бы захотеть английский джентльмен жениться на ней, узнай он о том, что ее, сестру и брата хладнокровно лишили наследства их аристократические родственники и что каждый, кто окажет им поддержку, рискует навлечь на себя гнев этого могущественного семейства, к тому же сердце Эллиота принадлежит другой. Судя по выражению его лица, он был сам ошеломлен собственными словами, произнести которые его заставила дурацкая мужская ревность и вспыхнувшая страсть.
— Скажи «да», Эви, — решительно повторил он. — Скажи «да», и у нас все получится, я тебе обещаю.
Она молча покачала головой.
— Извини, Эллиот, я не могу. Я думала, что мы, возможно, могли бы…
— Черт возьми, Эванджелина, почему бы нет? Я богат, вполне возможно, я намного богаче, чем твой французский граф. Я мог бы позаботиться о тебе, обо всех вас. И я не сомневаюсь, что могу с большим успехом решить все проблемы, которые так тревожат тебя.
Эванджелина решительно покачала головой:
— Нет, Эллиот, не могу. И не требуй, чтобы я объяснила причину. Сейчас на мне лежит слишком большая ответственность. Но я подумала, что… мы могли бы… — Она не договорила и опустила глаза. Эллиот подавил охватившее его нетерпение, понимая, что совсем не умеет обращаться с женщинами, подобными Эванджелине. У нее действительно слишком много обязанностей, и ему стало стыдно, что он так настойчиво требует от нее ответа, особенно если учесть, что то же самое только что проделал граф де Шалон.
— Что именно ты подумала? — спросил он, поворачивая к себе ее лицо.
— Эллиот, я должна кое в чем признаться. Он заглянул ей в глаза.
— Боже милосердный! В чем? — прошептал он, не смея даже предположить, какие новые испытания уготовила ему судьба.
— У меня никогда не было любовника, — чуть помедлив, ответила Эванджелина, — но я хочу тебя, очень хочу.
— И ты собираешься сделать это теперь? — Серые глаза Эллиота пытливо и не слишком нежно смотрели в ее глаза. — Собираешься завести любовника?
Эванджелина не могла не заметить раздражения, появившегося в его голосе.
— Да, — откровенно призналась она.
Эллиот отвел глаза от ее лица, вглядываясь в какую-то дальнюю точку на горизонте.
— Я надеялся стать кое-чем значительно большим, чем любовник, Эванджелина. Мне не по душе слишком холодное определение наших… — замялся Эллиот, которому тоже не хватало слов. Он показался ей вдруг обиженным и сердитым.
— Слишком холодное? — удивилась Эванджелина, медленно покачав головой. — Я хочу тебя, Эллиот, и уверена, что ты об этом знаешь. Ты нравишься мне гораздо больше, чем следовало бы. Но я не хочу вводить тебя в заблуждение. Я не ищу мужа. Думаю, что и ты не ищешь жену.
Эллиот кивнул, обиженно поджав губы.
— Наверное, у меня отсутствуют качества, позволяющие стать хорошим мужем.