Страница:
Но Эванджелина была одержима не только красотой этого человека и его нежными прикосновениями. В Эллиоте Робертсе ее завораживало буквально все. У него был низкий, вкрадчивый голос, и даже такая обычная фраза, как: «Не желаете ли еще тушеных овощей? « — звучала у него так, как будто он предлагал что-то гораздо более интригующее. Нельзя не признать, что он вывел ее из равновесия своими заигрываниями, однако теперь, когда внезапный жар где-то внизу живота прошел и колени перестали подгибаться, Эванджелина не могла не спросить себя: а что, собственно говоря, плохого в заигрываниях? Не раз случалось, что мужчины пытались заигрывать с ней, хотя крайне редко это делалось с таким мастерством и никогда не вызывало такую ответную реакцию.
Откровенно говоря, она отлично знала, что было у него на уме прошлым вечером в холле. Однако она осталась под его гипнотизирующим взглядом и разрешила притянуть себя гораздо ближе, чем это было позволительно. Следует отдать должное мистеру Робертсу, он не был навязчив. Более того, он даже извинился потом. И сделал это очень мило. Извинение ее почему-то разочаровало, несмотря на то что она сначала запаниковала, а потом чуть не расплакалась. Эванджелина, как это ни глупо, втайне надеялась, провожая его в башню, что он снова взглянет на нее с озорной улыбкой и возобновит заигрывание.
Девушка сердито откинулась на подушку, забыв, что та упала на пол, и больно ударилась о спинку кровати. Поделом ей! Возжелала, извольте видеть! Да еще англичанина! К тому же жениха другой женщины! Разве за ней не ухаживали вполне приятные поклонники, когда был жив папа? Среди них были и баварский дворянин, и русский художник, и даже один итальянский банкир. И не было среди них ни одного англичанина! И все они уверяли ее в своей преданности. К тому же, пока был жив папа, Майкл был в безопасности. Тогда как теперь…
Черт возьми! Надо ей держаться подальше от этого Эллиота Робертса. И забыть о том, что в кои-то веки ей захотелось пофлиртовать. Он помолвлен с другой… А на ней лежит ответственность за членов своей семьи. Она не имеет права думать о себе, когда Майклу угрожает опасность. Эванджелина встала, умылась холодной водой и быстро оделась. Пора заняться делом: натянуть на подрамник холст для утреннего сеанса.
Как и предсказывала прекрасная хозяйка дома, Эллиот, проснувшись, увидел, что ливень давно прошел и за окном сияет великолепное майское утро. Сквозь высокие окна в южной стене студию заливали лучи солнца, согревая каменные плиты пола и освещая работы Эви.
Эллиот медленно шествовал по студии, разглядывая развешенные на стенах картины и понимая, что это не просто работы, а настоящие шедевры. Ему хотелось увидеть Эванджелину. Он искренне надеялся, что она простила ему вчерашнее неприличное поведение, и мысленно клялся себе, что подобное больше не повторится. К его большому сожалению, очаровательная хозяйка не появилась за завтраком, и он надеялся, что она уже работает в студии.
У северной стены он остановился. Его внимание привлекла целая вереница чудесно исполненных пейзажей, развешенных на ней. Это были картины сельской Англии: лесные ручьи, ветряные мельницы на фоне лазурно-голубого неба, жнецы, работающие на золотившихся полях. Картины были великолепны, одна лучше другой. Эллиот долго любовался пейзажами. Потом его внимание привлекло большое полотно, повернутое к стене. Осторожно проскользнув между стеной и картиной, он взглянул на холст и охнул от неожиданности.
Хотя он не был большим знатоком живописи, ничего подобного ему еще не приходилось видеть. На картине было изображено поле боя: средневековые воины в украшенных гребнями шлемах, знамена, развевающиеся на ветру на фоне синего, как сапфиры, неба. Слева, поднимая пыль, мчится верхом на боевых конях отряд рыцарей. Справа — разъяренная толпа коренастых пеших воинов, вооруженных длинными грозными алебардами. А вдалеке — солдаты, вооруженные смертоносными пиками, идут в атаку.
Эллиот буквально чувствовал запах пота боевых коней с побелевшими от страха глазами, он словно слышал бряцание оружия, крики раненых и чувствовал, как люди падают под копыта разгоряченных коней. Однако если задний план картины был очень динамичен, то все изображенное на переднем плане как бы застыло во времени. Воин в золотых доспехах лежал мертвый, пронзенный в сердце окровавленной алебардой. Его золотой шлем валялся рядом на упавшем на землю знамени. Правая рука была вытянута вперед, не выпуская сверкающий меч.
Картина была величественной, прекрасной и одновременно внушала ужас.
Услышав, как скрипнула дверь, Эллиот с трудом вернулся к реальности и, выглянув из-за холста, увидел Эванджелину. Она только что вошла в студию. Рядом с ней, стуча когтями по каменным плитам пола, бежала черная собачка.
— Доброе утро, — поздоровался Эллиот, осторожно вылезая из-за картины.
— Доброе утро, — ответила она и направилась к письменному столу в дальнем углу студии.
Эллиот почувствовал, что обязан объясниться.
— Мисс Стоун, надеюсь, вы не рассердитесь из-за того, что я проявил любопытство и взглянул на эту картину?
Эванджелина отложила какие-то бумаги и обернулась к нему.
— Нет, мистер Роберте, я не возражаю.
— Должен признаться, что в жизни не видывал ничего подобного. Это ведь ваша работа, не так ли? Почему-то я был уверен в этом.
— Да, это моя работа, — ответила она и, поднявшись из-за стола, медленно подошла к нему. — Я стараюсь держать портреты, которые выполняю на заказ, отдельно от других своих работ. Но, как видите, я пишу и то и другое.
— Под разными именами?
— Да.
— Из-за того, что вы женщина? — догадался Эллиот.
— Так лучше для бизнеса, — призналась она.
— Как называется эта картина, мисс Стоун? — тихо спросил он, указывая на монументальное полотно за своей спиной.
— «Гибель Леопольда в битве при Земпахе».
— Поистине величественная картина, — продолжал восхищаться Эллиот.
— Картина почти закончена, — уклончиво сказала Эванджелина. — Скоро ее заберут в Лондон, и дядя Питер выставит ее на продажу.
— Вы должны продать ее?
— Да, нам нужны деньги.
Эллиот кивнул, чувствуя, что ей не хочется продолжать разговор на эту тему.
— Ваши картины написаны в разных стилях, и техника исполнения весьма неодинакова, — заметил он, жестом указав на пейзажи.
— Это картины моего отца, — тихо сказала она. — Они не продаются.
— Я почему-то так и подумал, что это не ваши картины, хотя написаны они мастерски. Ваш отец был чрезвычайно талантлив, не так ли?
— О да, — сказала она, — очень талантлив.
— Даже я вижу это, — сказал Эллиот, — но это! — Он легонько прикоснулся к полотну, изображающему батальную сцену. — Это нечто исключительное! У меня не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение.
— Благодарю вас, — вежливо сказала она.
— Что именно здесь изображено? Я не силен в истории, мисс Стоун, но у меня такое впечатление, будто я сам присутствую там.
— Это поход Леопольда через Швейцарию. Я сама побывала на этом поле. Вернее, видела то, что от него осталось. Поход был предпринят с целью подавления восставших лесных кантонов, не желавших подчиняться правлению Габсбургов. На этом поле в конце XIV века австрийцы встретились с мятежными швейцарцами. Поражение, которое потерпели Габсбурги, было для них полной неожиданностью. Швейцарцы, хотя и представляли собой неорганизованную силу, были настоящими бесстрашными храбрецами.
— А рыцарь в золотых доспехах и есть Леопольд?
— Да. Но золотые доспехи — это скорее всего лишь легенда. Ну, я думаю, на одно утро экскурса в историю средних веков с вас достаточно, мистер Робертс. — Она взяла его за локоть и усадила на высокий табурет перед мольбертом.
Следующий час Эллиот провел под пристальным взглядом холодных голубых глаз Эванджелины. Она сидела за мольбертом, держа в левой руке палитру, а в длинных тонких пальчиках правой руки — кисть. Время от времени до Эллиота доносились досадливые выражения, которые не положено произносить леди, и она принималась что-то соскабливать с холста мастихином. Он не видел холста и того, что она делана, и это приводило его в замешательство. Он чувствовал лишь проницательный взгляд Эванджелины, острый, цепкий. Интересно, что могло бы заставить затуманиться страстью эти голубые глазки? Какие усилия пришлось бы приложить мужчине, чтобы заставить эти губки нетерпеливо раскрыться, а ее сердце учащенно забиться? Он был почти уверен, что, если бы мужчина был таким, какой нужен, ему не потребовалось бы для этого больших усилий. При мысли об этом он почувствовал болезненное напряжение в паху и едва подавил стон.
Его взгляд скользнул по плавной изящной линии шеи Эванджелины. И ему неожиданно до безумия захотелось прижаться губами к теплой матовой коже — там, где бьется голубая жилка, — и почувствовать языком биение пульса. Эллиот был убежден, что, несмотря на подчеркнутую сдержанность, у этой женщины горячая кровь. Бесстрастный, холодный человек не смог бы с таким чувством передать на холсте атмосферу битвы, как это сделала она.
Силы небесные! Кровь, чувства, душа! О чем это он думает? Что за глупые допотопные понятия приходят ему в голову? Из каких дальних углов подсознания вытащил он такой хлам? Надо называть вещи своими именами: ему просто захотелось соблазнить Эванджелину Стоун. И нечего прикрывать свои низменные инстинкты красивыми словами — от этого они не становятся лучше. Пропади все пропадом, он ее хочет. Однако желать женщину было для Эллиота естественным состоянием, и решалась эта проблема проще простого. Но желать какую-то конкретную женщину он больше себе не позволял, считая это ненужной роскошью.
Его привлекала не только сама Эванджелина, но и вся атмосфера этого дома. Потому, наверное, что она была полной противоположностью холодному отчаянию, в которое он погружался всякий раз, когда заканчивалась его очередная любовная интрижка. Видимо, именно это состояние было причиной внезапно охватившего его желания!
Вчера, когда Эллиот предпринял попытку атаковать ее, воспользовавшись своей старой как мир, давно отработанной тактикой завзятого соблазнителя, Эванджелина долго держалась, но потом не выдержала и сбежала. В привычной для него социальной среде эта тактика, дополненная одной-двумя побрякушками в подарок, могла заставить почти любую женщину закрыть глаза на его громоздкую фигуру, отвратительный характер и скандальную репутацию. В общении с дамами полусвета такая практика всегда сулила успех, и ему вдруг показалось, что она может сработать и в отношениях с Эванджелиной.
Вчера он сразу же заметил, как участилось ее дыхание. А это был верный признак того, что он успешно продвигается к цели. Пусть даже к цели неблагородной. Его стремление задержаться в этом доме больше не оправдывалось тем, что он устал, промок и безнадежно заблудился на размытых ливнем сельских дорогах Англии. Оно объяснялось желанием побыть подольше в обществе этой прекрасной и такой целомудренной женщины.
— Мистер Робертс? — Глубокое контральто Эванджелины вывело его из состояния задумчивости. — Не повернетесь ли чуть-чуть вправо? Вот так, благодарю вас. — Она едва заметно улыбнулась Эллиоту и снова погрузилась в работу.
— Мисс Стоун! — окликнул он ее. Она вскинула голову и замерла, не донеся кисть до палитры. — Вчера вечером, когда вы назвали мою внешность потрясающей, что конкретно вы имели в виду?
— Боюсь, что я не вполне понимаю вас, мистер Робертс…
— Я хотел узнать, было ли это сказано как сомнительный комплимент. Скажем, какой-нибудь безобразной женщине говорят в утешение, что в ее лице чувствуется сильный характер.
Полные губки Эванджелины тронула озорная улыбка.
— В вашем лице, мистер Робертс, действительно чувствуется сильный характер. Кстати, это и есть самое важное. Когда я пишу портрет с удовольствием, я стараюсь прежде всего выразить на холсте характер человека.
При этих словах Эллиот внутренне содрогнулся. Он отнюдь не горел желанием увидеть на холсте отображение своего характера. И едва ли Эванджелина могла получить от этого удовольствие. Интересно, как бы это могло выглядеть? Как огромная зияющая черная дыра? Или еще того хуже?
Как будто прочитав его мысли, Эванджелина снова принялась за работу и в очередной раз вгляделась в его лицо.
— Будьте осторожны, мистер Роберте. Предупреждаю честно, что могу многое узнать о человеке, просто изучая его лицо.
Эллиот сделал глубокий вдох и попытался промолчать, однако его хваленая шотландская выдержка в присутствии этой женщины дала сбой.
— Допустим, мисс Стоун. Скажите, что же вы видите в моей физиономии?
— Прежде всего ум. Нерастраченную сердечную доброту. Отчаяние. Стремление что-то скрыть и, мне кажется, гнев.
— Понятно, — тихо сказал он. Теперь ему не хотелось продолжать разговор на эту тему. Его охватило непреодолимое желание убежать. Проницательность этой девушки вызвала беспокойство. Но он не мог заставить себя уйти от нее.
— Вы так и не ответили на мой первый вопрос, — сказал он, пытаясь придать голосу некоторую игривость.
Эванджелина покраснела и отвела взгляд.
— Мистер Робертс, вам, несомненно, хорошо известно, что вы необычайно красивы. Уверена, что вам говорили это многие женщины.
— Красив? Я? Возможно, некоторые из знакомых женщин произносили это слово, — нехотя признался он. — Однако необоснованная лесть может мотивироваться самыми низменными побуждениями, не так ли?
Эванджелина опустила кисть в баночку с растворителем и холодно сказала:
— В отличие от прежних эпизодов вашей жизни, мистер Робертс, в основе моей оценки лежат впечатления художника, а не побуждения экономического или плотского характера.
— Сдаюсь! — Пробормотал он, пораженный ее смелостью.
— Лицо ваше притягивает своей силой и правильностью черт, — бесстрастно продолжила она. — Любому художнику бывает особенно приятно, когда его объект обладает внутренней красотой. Как вы. Тогда отпадает необходимость идти на уловки. Я могу быть честной со своим холстом, не опасаясь вызвать разочарование клиента.
— Понимаю.
— Понимаете ли? Скажите откровенно, мистер Робертс, этот портрет действительно предназначен в подарок вашей невесте? Вы не похожи на влюбленного. А ведь только страстно влюбленный мужчина может отважиться отсиживать утомительные сеансы в студии художника.
Эллиот помедлил с ответом, как ему лучше отреагировать на столь тонкое замечание.
— Вы очень проницательны, мисс Стоун, вы меня разоблачили.
— В чем именно, мистер Робертс? Я не вполне поняла вас.
— Моя помолвка… расторгнута, — медленно произнес он. По крайней мере хотя бы это было правдой.
— Понятно. И все же вы приехали. Эллиот пожал плечами.
— Откровенно говоря, я не собирался заказывать свой портрет. Но когда я увидел вас… гм-м… когда я увидел ваши работы…
Эванджелина нахмурила брови:
— Вы хотите сказать, что проделали весь этот путь до Роугем-на-Ли для того лишь, чтобы сказать мне…
— До Роутем-на-Ли? — растерялся Эллиот. Черт возьми, значит, он заехал не в ту деревню?
— До Роутем-на-Ли, — медленно и четко повторила Эванджелина.
— Да, именно Роутем-на-Ли. Я подумал, что прогулка верхом по сельской местности может доставить удовольствие…
— Под проливным дождем? И все для того лишь, чтобы отказаться от портрета?
Эллиот, уличенный во лжи, почувствовал угрызения совести. Как ни удивительно, ему не хотелось лгать Эваиджелине Стоун. Но и правду говорить не хотелось. Надо выбрать что-то среднее. Он улыбнулся.
— Если уж говорить честно, то у меня были кое-какие дела неподалеку отсюда. А когда я увидел, как прекрасны… как прекрасны ваши работы, то не смог устоять.
Эванджелина была в недоумении.
— Как странно! — только и сказала она и возобновила работу. Сеанс продолжался около часу, пока у Эллиота не затекли ноги. Он поднялся с табурета и стал прогуливаться по студии, глядя на картины. Но едва ли замечая их.
Пора. Пора уезжать. Эллиот не мог дольше откладывать неизбежное. У него было более чем достаточно причин, чтобы уехать отсюда, и практически никаких — чтобы остаться. Проблема с Антуанеттой все еще не решена. И в Лондоне ждут дела, а кроме того, его ждет Зоя. Ему давно пора заняться дочерью. Он скучал по ней, а дети в Чатем-Лодже заставили его еще острее почувствовать свое одиночество.
Как только он возвратится в Ричмонд после этого приятного приключения — а это было не более чем неожиданное приятное приключение, — он сразу же отправит Эванджелине письмо с нарочным и приложит чек в оплату заказа, а также извинится за то, что не сможет продолжать позировать. Так будет лучше для всех. Для нее особенно. А ему остается лишь поскорее и навсегда удалиться со сцены.
— Боюсь, мне пора ехать, — тихо сказал он, не поворачиваясь к ней лицом. — Я и без того слишком долго злоупотребляю вашим гостеприимством.
Он услышал, как Эванджелина бросила кисть в растворитель, потом, зашуршав юбками, поднялась, чтобы позвонить. В дверях немедленно появилась угрюмая служанка по имени Полли, и Эванджелина приказала ей позаботиться о том, чтобы из конюшни привели коня мистера Робертса. Потом девушка подошла к нему и, запрокинув голову, заглянула в лицо, а Эллиоту показалось, что она пытается вглядеться в его душу своими огромными голубыми глазами.
— Извините меня за неуместную шутку насчет оплаты моей работы, мистер Робертс, благовоспитанные леди так не ведут себя. Но меня обеспокоило то, что вы необоснованно умаляете собственные достоинства.
В лучах солнца ее белокурые волосы отливали золотом, а глаза приобрели лазурный оттенок. На чистой матовой коже щеки виднелось крошечное пятнышко белой масляной краски. Губы Эванджелины сложились в очаровательную улыбку.
— Мне было приятно… очень приятно начать работу над вашим портретом, мистер Робертс, — сказала она, — и я искренне надеюсь, что вы еще вернетесь.
Не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к ней, Эллиот медленно поднял руку и большим пальцем слегка потер пятнышко краски.
— Краска, — пробормотал он и, достав из кармана носовой платок, вытер руку. Он заметил, как она слегка покраснела и на щеках ее расцвели два алых лепестка, что сделало Эванджелину еще прекраснее. И в этой красоте было нечто гипнотическое, притягательное, манящее. Эллиот надолго застыл на месте, забыв, что все еще смотрит Эванджелине в глаза.
— Ведь вы вернетесь, не так ли? — спросила она слегка неуверенным тоном.
Она видела его насквозь. Она почувствовала его колебания. Эллиот понял это и заставил себя улыбнуться.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я вернулся, мисс Стоун, после того как раскрыли некоторые из моих тайн?
— Откровенно говоря, даже больше, чем прежде, — ответила она. Как будто это само собой разумелось.
Они медленно прошли через весь дом к выходу. В кои-то веки ни Болтона, ни экономки нигде не было видно. Дом казался необитаемым. Эванджелина подала ему шляпу и перчатки, причем Эллиот тешил себя надеждой, что сделала она это неохотно.
Неожиданно выдержка покинула его.
— Когда, мисс Стоун? — воскликнул он. — Когда мне можно вернуться?
Эванджелина ответила без промедления:
— На следующей неделе. И пожалуйста, спланируйте свое время так, чтобы погостить здесь, хорошо? Вы понравились детям, и я надеюсь, они не слишком вас утомили. А я тем временем поработаю над «Леопольдом» для Питера, но потом буду целиком в вашем распоряжении.
Эллиот с трудом воздержался от восторженной реакции и лишь кивнул, вцепившись пальцами в поля шляпы.
— Я вернусь на следующей неделе. Эванджелина улыбнулась.
— Знаете, а вы мне нравитесь, Эллиот Робертс. В вас есть какая-то загадка… а перед этим, я думаю, ни один настоящий художник устоять не сможет.
Он ей нравится? Нет, едва ли он понравился бы мисс Эванджелине Стоун, если бы она имела несчастье узнать его как следует. Тем не менее она так сказала, так что можно считать, что ему крупно повезло. Интересно, каково быть просто мистером Робертсом? Эллиота поразил тот факт, что маркизу Рэнноку вдруг захотелось быть кем-то другим. Как и в какой момент случилось так, что дебоширство перестало приносить ему удовлетворение? Да и приносило ли оно удовлетворение когда-нибудь? Этого Эллиот и сам не мог бы сказать.
Стиль его жизни характеризовался расточительством. Огромные доходы с богатых земельных владений позволяли ему не беспокоиться о проигрышах, ведя рискованную игру.
Эванджелина Стоун была просто состоятельной женщиной, но как уютно была обустроена ее жизнь. Не только она, но и все члены ее многочисленного семейства имели в своем распоряжении все самое лучшее и были довольны жизнью. Эллиот попытался вспомнить, когда он последний раз чувствовал себя так же, — и не мог. А вот гнев и раздражение он испытывал всегда.
— Значит, до следующей недели, мисс Стоун? Я буду считать минуты до встречи. — Он импульсивно схватил ее руку и прижал к губам. Почувствовав тепло ее кожи, он понял, что обязательно приедет к ней снова, и снова, и снова. Пока она не обнаружит, какой он мерзавец, или пока он не наберется мужества и не расскажет ей всю правду, какими бы неприятными ни были последствия такого поступка.
Эллиот круто повернулся на каблуках и сбежал вниз по ступеням на подъездную дорожку.
Эванджелина стояла в дверях, наблюдая, как Эллиот, с небрежной ленцой закинув ногу через седло, сел на коня и плавным движением тронул гнедого с места. Конь, грациозно перебирая ногами, описал круг; Эллиот, не сводя глаз с Эванджелины, прикоснулся пальцами к шляпе, и конь, взметнув копытами гравий, помчался по подъездной дорожке. Затем конь и всадник свернули на север, к Роутем-Форду, и вскоре исчезли из виду. Эллиот больше не оглянулся.
Погруженная в свои мысли, Эванджелина не заметила, как к ней подошла Уинни и теплой ручкой обняла ее за талию.
— Черт побери, Эви! Я видела, как он поцеловал тебе руку! Он то, что надо. То, что надо для тебя, Эви. Какое невезение, что этот мужчина помолвлен!
Эванджелина тяжело . вздохнула:
— В том-то и проблема, Уинни, что он уже не помолвлен. Уинни, тихо охнув, прикрыла рукой рот и потащила ее в библиотеку. Войдя туда, она плотно закрыла за собой дверь.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он уже не помолвлен? — спросила она, прислонившись спиной к двери. Она даже руки раскинула в стороны, словно боялась, что Эви попробует удрать от допроса.
— Помолвка мистера Робертса расторгнута, Уинни, — тихо сказала Эви, опускаясь в кресло. — Это все, что я могу тебе сказать.
Уинни медленно отошла от двери, подошла к окну и задумчиво посмотрела на небо, сияющее голубизной. Погода наладилась, солнечные лучи насквозь пронизали воздух, ласковый день был напоен ароматом цветущих трав. За окном была такая тишина, такое спокойствие, способное благотворно воздействовать на растревоженную душу.
— Помолвка расторгнута по инициативе невесты? — спросила наконец Уинни.
Эви прижала кончики пальцев к вискам в напрасной попытке остановить начинающуюся головную боль.
— Не знаю, Уинни. Он просто сказал, что помолвка расторгнута.
Уинни принялась сновать по комнате, пытаясь чем-нибудь занять руки: то выравнивала книги на полке, хотя они стояли в полном порядке, то переставляла какие-то предметы, и без того стоявшие на своем месте. Двигаясь по комнате, она без умолку говорила.
— Дорогая, — начала она тихим, задушевным тоном, который использовала для того, чтобы успокоить расстроенных детей. Эванджелина всегда мысленно называла этот ее голос гувернантским. — Питер доверил мне заботиться о твоих интересах, хотя я не понимаю, почему ему кажется, что я способна это сделать, потому что я легкомысленная, а ты у нас самая разумная. — Она остановилась, чтобы поправить цветы в букете, которые в этом абсолютно не нуждались. — Мне мистер Робертс показался весьма порядочным джентльменом, и я думаю, что нам следует поверить ему на слово. Кстати, Эви, мне показалось, что он тобой очарован. Вчера во время ужина он не сводил с тебя глаз. Клянусь, он был похож на беднягу Стокли. Питер надеется, что я окажу тебе моральную поддержку в сложившейся ситуации, но, черт возьми, Эви, ты не становишься моложе. Подумай о своем будущем!
— Именно об этом, дорогая, я и думаю! И о будущем Майкла тоже. Ах, Уинни, мальчику всего одиннадцать лет. Что будет, если умрет дедушка и они попытаются забрать у меня Майкла?
— Вздор! — заявила Уинни, тряхнув головой. — Леди Трент сама говорила, что лучше сгорит в аду, чем признает…
— Она лжет! — сердито прошипела Эванджелина. — Да она сразу же поспешила лишить отца наследства, как только он женился по любви. И позаботилась о том, чтобы дедушка не интересовался ни одним из своих внуков. Но поверь моим словам, как только умрет дедушка, она немедленно проявит к ним интерес. Отберет у нас Майкла и бросит в это змеиное гнездо, если я ей позволю.
Откровенно говоря, она отлично знала, что было у него на уме прошлым вечером в холле. Однако она осталась под его гипнотизирующим взглядом и разрешила притянуть себя гораздо ближе, чем это было позволительно. Следует отдать должное мистеру Робертсу, он не был навязчив. Более того, он даже извинился потом. И сделал это очень мило. Извинение ее почему-то разочаровало, несмотря на то что она сначала запаниковала, а потом чуть не расплакалась. Эванджелина, как это ни глупо, втайне надеялась, провожая его в башню, что он снова взглянет на нее с озорной улыбкой и возобновит заигрывание.
Девушка сердито откинулась на подушку, забыв, что та упала на пол, и больно ударилась о спинку кровати. Поделом ей! Возжелала, извольте видеть! Да еще англичанина! К тому же жениха другой женщины! Разве за ней не ухаживали вполне приятные поклонники, когда был жив папа? Среди них были и баварский дворянин, и русский художник, и даже один итальянский банкир. И не было среди них ни одного англичанина! И все они уверяли ее в своей преданности. К тому же, пока был жив папа, Майкл был в безопасности. Тогда как теперь…
Черт возьми! Надо ей держаться подальше от этого Эллиота Робертса. И забыть о том, что в кои-то веки ей захотелось пофлиртовать. Он помолвлен с другой… А на ней лежит ответственность за членов своей семьи. Она не имеет права думать о себе, когда Майклу угрожает опасность. Эванджелина встала, умылась холодной водой и быстро оделась. Пора заняться делом: натянуть на подрамник холст для утреннего сеанса.
Как и предсказывала прекрасная хозяйка дома, Эллиот, проснувшись, увидел, что ливень давно прошел и за окном сияет великолепное майское утро. Сквозь высокие окна в южной стене студию заливали лучи солнца, согревая каменные плиты пола и освещая работы Эви.
Эллиот медленно шествовал по студии, разглядывая развешенные на стенах картины и понимая, что это не просто работы, а настоящие шедевры. Ему хотелось увидеть Эванджелину. Он искренне надеялся, что она простила ему вчерашнее неприличное поведение, и мысленно клялся себе, что подобное больше не повторится. К его большому сожалению, очаровательная хозяйка не появилась за завтраком, и он надеялся, что она уже работает в студии.
У северной стены он остановился. Его внимание привлекла целая вереница чудесно исполненных пейзажей, развешенных на ней. Это были картины сельской Англии: лесные ручьи, ветряные мельницы на фоне лазурно-голубого неба, жнецы, работающие на золотившихся полях. Картины были великолепны, одна лучше другой. Эллиот долго любовался пейзажами. Потом его внимание привлекло большое полотно, повернутое к стене. Осторожно проскользнув между стеной и картиной, он взглянул на холст и охнул от неожиданности.
Хотя он не был большим знатоком живописи, ничего подобного ему еще не приходилось видеть. На картине было изображено поле боя: средневековые воины в украшенных гребнями шлемах, знамена, развевающиеся на ветру на фоне синего, как сапфиры, неба. Слева, поднимая пыль, мчится верхом на боевых конях отряд рыцарей. Справа — разъяренная толпа коренастых пеших воинов, вооруженных длинными грозными алебардами. А вдалеке — солдаты, вооруженные смертоносными пиками, идут в атаку.
Эллиот буквально чувствовал запах пота боевых коней с побелевшими от страха глазами, он словно слышал бряцание оружия, крики раненых и чувствовал, как люди падают под копыта разгоряченных коней. Однако если задний план картины был очень динамичен, то все изображенное на переднем плане как бы застыло во времени. Воин в золотых доспехах лежал мертвый, пронзенный в сердце окровавленной алебардой. Его золотой шлем валялся рядом на упавшем на землю знамени. Правая рука была вытянута вперед, не выпуская сверкающий меч.
Картина была величественной, прекрасной и одновременно внушала ужас.
Услышав, как скрипнула дверь, Эллиот с трудом вернулся к реальности и, выглянув из-за холста, увидел Эванджелину. Она только что вошла в студию. Рядом с ней, стуча когтями по каменным плитам пола, бежала черная собачка.
— Доброе утро, — поздоровался Эллиот, осторожно вылезая из-за картины.
— Доброе утро, — ответила она и направилась к письменному столу в дальнем углу студии.
Эллиот почувствовал, что обязан объясниться.
— Мисс Стоун, надеюсь, вы не рассердитесь из-за того, что я проявил любопытство и взглянул на эту картину?
Эванджелина отложила какие-то бумаги и обернулась к нему.
— Нет, мистер Роберте, я не возражаю.
— Должен признаться, что в жизни не видывал ничего подобного. Это ведь ваша работа, не так ли? Почему-то я был уверен в этом.
— Да, это моя работа, — ответила она и, поднявшись из-за стола, медленно подошла к нему. — Я стараюсь держать портреты, которые выполняю на заказ, отдельно от других своих работ. Но, как видите, я пишу и то и другое.
— Под разными именами?
— Да.
— Из-за того, что вы женщина? — догадался Эллиот.
— Так лучше для бизнеса, — призналась она.
— Как называется эта картина, мисс Стоун? — тихо спросил он, указывая на монументальное полотно за своей спиной.
— «Гибель Леопольда в битве при Земпахе».
— Поистине величественная картина, — продолжал восхищаться Эллиот.
— Картина почти закончена, — уклончиво сказала Эванджелина. — Скоро ее заберут в Лондон, и дядя Питер выставит ее на продажу.
— Вы должны продать ее?
— Да, нам нужны деньги.
Эллиот кивнул, чувствуя, что ей не хочется продолжать разговор на эту тему.
— Ваши картины написаны в разных стилях, и техника исполнения весьма неодинакова, — заметил он, жестом указав на пейзажи.
— Это картины моего отца, — тихо сказала она. — Они не продаются.
— Я почему-то так и подумал, что это не ваши картины, хотя написаны они мастерски. Ваш отец был чрезвычайно талантлив, не так ли?
— О да, — сказала она, — очень талантлив.
— Даже я вижу это, — сказал Эллиот, — но это! — Он легонько прикоснулся к полотну, изображающему батальную сцену. — Это нечто исключительное! У меня не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение.
— Благодарю вас, — вежливо сказала она.
— Что именно здесь изображено? Я не силен в истории, мисс Стоун, но у меня такое впечатление, будто я сам присутствую там.
— Это поход Леопольда через Швейцарию. Я сама побывала на этом поле. Вернее, видела то, что от него осталось. Поход был предпринят с целью подавления восставших лесных кантонов, не желавших подчиняться правлению Габсбургов. На этом поле в конце XIV века австрийцы встретились с мятежными швейцарцами. Поражение, которое потерпели Габсбурги, было для них полной неожиданностью. Швейцарцы, хотя и представляли собой неорганизованную силу, были настоящими бесстрашными храбрецами.
— А рыцарь в золотых доспехах и есть Леопольд?
— Да. Но золотые доспехи — это скорее всего лишь легенда. Ну, я думаю, на одно утро экскурса в историю средних веков с вас достаточно, мистер Робертс. — Она взяла его за локоть и усадила на высокий табурет перед мольбертом.
Следующий час Эллиот провел под пристальным взглядом холодных голубых глаз Эванджелины. Она сидела за мольбертом, держа в левой руке палитру, а в длинных тонких пальчиках правой руки — кисть. Время от времени до Эллиота доносились досадливые выражения, которые не положено произносить леди, и она принималась что-то соскабливать с холста мастихином. Он не видел холста и того, что она делана, и это приводило его в замешательство. Он чувствовал лишь проницательный взгляд Эванджелины, острый, цепкий. Интересно, что могло бы заставить затуманиться страстью эти голубые глазки? Какие усилия пришлось бы приложить мужчине, чтобы заставить эти губки нетерпеливо раскрыться, а ее сердце учащенно забиться? Он был почти уверен, что, если бы мужчина был таким, какой нужен, ему не потребовалось бы для этого больших усилий. При мысли об этом он почувствовал болезненное напряжение в паху и едва подавил стон.
Его взгляд скользнул по плавной изящной линии шеи Эванджелины. И ему неожиданно до безумия захотелось прижаться губами к теплой матовой коже — там, где бьется голубая жилка, — и почувствовать языком биение пульса. Эллиот был убежден, что, несмотря на подчеркнутую сдержанность, у этой женщины горячая кровь. Бесстрастный, холодный человек не смог бы с таким чувством передать на холсте атмосферу битвы, как это сделала она.
Силы небесные! Кровь, чувства, душа! О чем это он думает? Что за глупые допотопные понятия приходят ему в голову? Из каких дальних углов подсознания вытащил он такой хлам? Надо называть вещи своими именами: ему просто захотелось соблазнить Эванджелину Стоун. И нечего прикрывать свои низменные инстинкты красивыми словами — от этого они не становятся лучше. Пропади все пропадом, он ее хочет. Однако желать женщину было для Эллиота естественным состоянием, и решалась эта проблема проще простого. Но желать какую-то конкретную женщину он больше себе не позволял, считая это ненужной роскошью.
Его привлекала не только сама Эванджелина, но и вся атмосфера этого дома. Потому, наверное, что она была полной противоположностью холодному отчаянию, в которое он погружался всякий раз, когда заканчивалась его очередная любовная интрижка. Видимо, именно это состояние было причиной внезапно охватившего его желания!
Вчера, когда Эллиот предпринял попытку атаковать ее, воспользовавшись своей старой как мир, давно отработанной тактикой завзятого соблазнителя, Эванджелина долго держалась, но потом не выдержала и сбежала. В привычной для него социальной среде эта тактика, дополненная одной-двумя побрякушками в подарок, могла заставить почти любую женщину закрыть глаза на его громоздкую фигуру, отвратительный характер и скандальную репутацию. В общении с дамами полусвета такая практика всегда сулила успех, и ему вдруг показалось, что она может сработать и в отношениях с Эванджелиной.
Вчера он сразу же заметил, как участилось ее дыхание. А это был верный признак того, что он успешно продвигается к цели. Пусть даже к цели неблагородной. Его стремление задержаться в этом доме больше не оправдывалось тем, что он устал, промок и безнадежно заблудился на размытых ливнем сельских дорогах Англии. Оно объяснялось желанием побыть подольше в обществе этой прекрасной и такой целомудренной женщины.
— Мистер Робертс? — Глубокое контральто Эванджелины вывело его из состояния задумчивости. — Не повернетесь ли чуть-чуть вправо? Вот так, благодарю вас. — Она едва заметно улыбнулась Эллиоту и снова погрузилась в работу.
— Мисс Стоун! — окликнул он ее. Она вскинула голову и замерла, не донеся кисть до палитры. — Вчера вечером, когда вы назвали мою внешность потрясающей, что конкретно вы имели в виду?
— Боюсь, что я не вполне понимаю вас, мистер Робертс…
— Я хотел узнать, было ли это сказано как сомнительный комплимент. Скажем, какой-нибудь безобразной женщине говорят в утешение, что в ее лице чувствуется сильный характер.
Полные губки Эванджелины тронула озорная улыбка.
— В вашем лице, мистер Робертс, действительно чувствуется сильный характер. Кстати, это и есть самое важное. Когда я пишу портрет с удовольствием, я стараюсь прежде всего выразить на холсте характер человека.
При этих словах Эллиот внутренне содрогнулся. Он отнюдь не горел желанием увидеть на холсте отображение своего характера. И едва ли Эванджелина могла получить от этого удовольствие. Интересно, как бы это могло выглядеть? Как огромная зияющая черная дыра? Или еще того хуже?
Как будто прочитав его мысли, Эванджелина снова принялась за работу и в очередной раз вгляделась в его лицо.
— Будьте осторожны, мистер Роберте. Предупреждаю честно, что могу многое узнать о человеке, просто изучая его лицо.
Эллиот сделал глубокий вдох и попытался промолчать, однако его хваленая шотландская выдержка в присутствии этой женщины дала сбой.
— Допустим, мисс Стоун. Скажите, что же вы видите в моей физиономии?
— Прежде всего ум. Нерастраченную сердечную доброту. Отчаяние. Стремление что-то скрыть и, мне кажется, гнев.
— Понятно, — тихо сказал он. Теперь ему не хотелось продолжать разговор на эту тему. Его охватило непреодолимое желание убежать. Проницательность этой девушки вызвала беспокойство. Но он не мог заставить себя уйти от нее.
— Вы так и не ответили на мой первый вопрос, — сказал он, пытаясь придать голосу некоторую игривость.
Эванджелина покраснела и отвела взгляд.
— Мистер Робертс, вам, несомненно, хорошо известно, что вы необычайно красивы. Уверена, что вам говорили это многие женщины.
— Красив? Я? Возможно, некоторые из знакомых женщин произносили это слово, — нехотя признался он. — Однако необоснованная лесть может мотивироваться самыми низменными побуждениями, не так ли?
Эванджелина опустила кисть в баночку с растворителем и холодно сказала:
— В отличие от прежних эпизодов вашей жизни, мистер Робертс, в основе моей оценки лежат впечатления художника, а не побуждения экономического или плотского характера.
— Сдаюсь! — Пробормотал он, пораженный ее смелостью.
— Лицо ваше притягивает своей силой и правильностью черт, — бесстрастно продолжила она. — Любому художнику бывает особенно приятно, когда его объект обладает внутренней красотой. Как вы. Тогда отпадает необходимость идти на уловки. Я могу быть честной со своим холстом, не опасаясь вызвать разочарование клиента.
— Понимаю.
— Понимаете ли? Скажите откровенно, мистер Робертс, этот портрет действительно предназначен в подарок вашей невесте? Вы не похожи на влюбленного. А ведь только страстно влюбленный мужчина может отважиться отсиживать утомительные сеансы в студии художника.
Эллиот помедлил с ответом, как ему лучше отреагировать на столь тонкое замечание.
— Вы очень проницательны, мисс Стоун, вы меня разоблачили.
— В чем именно, мистер Робертс? Я не вполне поняла вас.
— Моя помолвка… расторгнута, — медленно произнес он. По крайней мере хотя бы это было правдой.
— Понятно. И все же вы приехали. Эллиот пожал плечами.
— Откровенно говоря, я не собирался заказывать свой портрет. Но когда я увидел вас… гм-м… когда я увидел ваши работы…
Эванджелина нахмурила брови:
— Вы хотите сказать, что проделали весь этот путь до Роугем-на-Ли для того лишь, чтобы сказать мне…
— До Роутем-на-Ли? — растерялся Эллиот. Черт возьми, значит, он заехал не в ту деревню?
— До Роутем-на-Ли, — медленно и четко повторила Эванджелина.
— Да, именно Роутем-на-Ли. Я подумал, что прогулка верхом по сельской местности может доставить удовольствие…
— Под проливным дождем? И все для того лишь, чтобы отказаться от портрета?
Эллиот, уличенный во лжи, почувствовал угрызения совести. Как ни удивительно, ему не хотелось лгать Эваиджелине Стоун. Но и правду говорить не хотелось. Надо выбрать что-то среднее. Он улыбнулся.
— Если уж говорить честно, то у меня были кое-какие дела неподалеку отсюда. А когда я увидел, как прекрасны… как прекрасны ваши работы, то не смог устоять.
Эванджелина была в недоумении.
— Как странно! — только и сказала она и возобновила работу. Сеанс продолжался около часу, пока у Эллиота не затекли ноги. Он поднялся с табурета и стал прогуливаться по студии, глядя на картины. Но едва ли замечая их.
Пора. Пора уезжать. Эллиот не мог дольше откладывать неизбежное. У него было более чем достаточно причин, чтобы уехать отсюда, и практически никаких — чтобы остаться. Проблема с Антуанеттой все еще не решена. И в Лондоне ждут дела, а кроме того, его ждет Зоя. Ему давно пора заняться дочерью. Он скучал по ней, а дети в Чатем-Лодже заставили его еще острее почувствовать свое одиночество.
Как только он возвратится в Ричмонд после этого приятного приключения — а это было не более чем неожиданное приятное приключение, — он сразу же отправит Эванджелине письмо с нарочным и приложит чек в оплату заказа, а также извинится за то, что не сможет продолжать позировать. Так будет лучше для всех. Для нее особенно. А ему остается лишь поскорее и навсегда удалиться со сцены.
— Боюсь, мне пора ехать, — тихо сказал он, не поворачиваясь к ней лицом. — Я и без того слишком долго злоупотребляю вашим гостеприимством.
Он услышал, как Эванджелина бросила кисть в растворитель, потом, зашуршав юбками, поднялась, чтобы позвонить. В дверях немедленно появилась угрюмая служанка по имени Полли, и Эванджелина приказала ей позаботиться о том, чтобы из конюшни привели коня мистера Робертса. Потом девушка подошла к нему и, запрокинув голову, заглянула в лицо, а Эллиоту показалось, что она пытается вглядеться в его душу своими огромными голубыми глазами.
— Извините меня за неуместную шутку насчет оплаты моей работы, мистер Робертс, благовоспитанные леди так не ведут себя. Но меня обеспокоило то, что вы необоснованно умаляете собственные достоинства.
В лучах солнца ее белокурые волосы отливали золотом, а глаза приобрели лазурный оттенок. На чистой матовой коже щеки виднелось крошечное пятнышко белой масляной краски. Губы Эванджелины сложились в очаровательную улыбку.
— Мне было приятно… очень приятно начать работу над вашим портретом, мистер Робертс, — сказала она, — и я искренне надеюсь, что вы еще вернетесь.
Не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к ней, Эллиот медленно поднял руку и большим пальцем слегка потер пятнышко краски.
— Краска, — пробормотал он и, достав из кармана носовой платок, вытер руку. Он заметил, как она слегка покраснела и на щеках ее расцвели два алых лепестка, что сделало Эванджелину еще прекраснее. И в этой красоте было нечто гипнотическое, притягательное, манящее. Эллиот надолго застыл на месте, забыв, что все еще смотрит Эванджелине в глаза.
— Ведь вы вернетесь, не так ли? — спросила она слегка неуверенным тоном.
Она видела его насквозь. Она почувствовала его колебания. Эллиот понял это и заставил себя улыбнуться.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я вернулся, мисс Стоун, после того как раскрыли некоторые из моих тайн?
— Откровенно говоря, даже больше, чем прежде, — ответила она. Как будто это само собой разумелось.
Они медленно прошли через весь дом к выходу. В кои-то веки ни Болтона, ни экономки нигде не было видно. Дом казался необитаемым. Эванджелина подала ему шляпу и перчатки, причем Эллиот тешил себя надеждой, что сделала она это неохотно.
Неожиданно выдержка покинула его.
— Когда, мисс Стоун? — воскликнул он. — Когда мне можно вернуться?
Эванджелина ответила без промедления:
— На следующей неделе. И пожалуйста, спланируйте свое время так, чтобы погостить здесь, хорошо? Вы понравились детям, и я надеюсь, они не слишком вас утомили. А я тем временем поработаю над «Леопольдом» для Питера, но потом буду целиком в вашем распоряжении.
Эллиот с трудом воздержался от восторженной реакции и лишь кивнул, вцепившись пальцами в поля шляпы.
— Я вернусь на следующей неделе. Эванджелина улыбнулась.
— Знаете, а вы мне нравитесь, Эллиот Робертс. В вас есть какая-то загадка… а перед этим, я думаю, ни один настоящий художник устоять не сможет.
Он ей нравится? Нет, едва ли он понравился бы мисс Эванджелине Стоун, если бы она имела несчастье узнать его как следует. Тем не менее она так сказала, так что можно считать, что ему крупно повезло. Интересно, каково быть просто мистером Робертсом? Эллиота поразил тот факт, что маркизу Рэнноку вдруг захотелось быть кем-то другим. Как и в какой момент случилось так, что дебоширство перестало приносить ему удовлетворение? Да и приносило ли оно удовлетворение когда-нибудь? Этого Эллиот и сам не мог бы сказать.
Стиль его жизни характеризовался расточительством. Огромные доходы с богатых земельных владений позволяли ему не беспокоиться о проигрышах, ведя рискованную игру.
Эванджелина Стоун была просто состоятельной женщиной, но как уютно была обустроена ее жизнь. Не только она, но и все члены ее многочисленного семейства имели в своем распоряжении все самое лучшее и были довольны жизнью. Эллиот попытался вспомнить, когда он последний раз чувствовал себя так же, — и не мог. А вот гнев и раздражение он испытывал всегда.
— Значит, до следующей недели, мисс Стоун? Я буду считать минуты до встречи. — Он импульсивно схватил ее руку и прижал к губам. Почувствовав тепло ее кожи, он понял, что обязательно приедет к ней снова, и снова, и снова. Пока она не обнаружит, какой он мерзавец, или пока он не наберется мужества и не расскажет ей всю правду, какими бы неприятными ни были последствия такого поступка.
Эллиот круто повернулся на каблуках и сбежал вниз по ступеням на подъездную дорожку.
Эванджелина стояла в дверях, наблюдая, как Эллиот, с небрежной ленцой закинув ногу через седло, сел на коня и плавным движением тронул гнедого с места. Конь, грациозно перебирая ногами, описал круг; Эллиот, не сводя глаз с Эванджелины, прикоснулся пальцами к шляпе, и конь, взметнув копытами гравий, помчался по подъездной дорожке. Затем конь и всадник свернули на север, к Роутем-Форду, и вскоре исчезли из виду. Эллиот больше не оглянулся.
Погруженная в свои мысли, Эванджелина не заметила, как к ней подошла Уинни и теплой ручкой обняла ее за талию.
— Черт побери, Эви! Я видела, как он поцеловал тебе руку! Он то, что надо. То, что надо для тебя, Эви. Какое невезение, что этот мужчина помолвлен!
Эванджелина тяжело . вздохнула:
— В том-то и проблема, Уинни, что он уже не помолвлен. Уинни, тихо охнув, прикрыла рукой рот и потащила ее в библиотеку. Войдя туда, она плотно закрыла за собой дверь.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он уже не помолвлен? — спросила она, прислонившись спиной к двери. Она даже руки раскинула в стороны, словно боялась, что Эви попробует удрать от допроса.
— Помолвка мистера Робертса расторгнута, Уинни, — тихо сказала Эви, опускаясь в кресло. — Это все, что я могу тебе сказать.
Уинни медленно отошла от двери, подошла к окну и задумчиво посмотрела на небо, сияющее голубизной. Погода наладилась, солнечные лучи насквозь пронизали воздух, ласковый день был напоен ароматом цветущих трав. За окном была такая тишина, такое спокойствие, способное благотворно воздействовать на растревоженную душу.
— Помолвка расторгнута по инициативе невесты? — спросила наконец Уинни.
Эви прижала кончики пальцев к вискам в напрасной попытке остановить начинающуюся головную боль.
— Не знаю, Уинни. Он просто сказал, что помолвка расторгнута.
Уинни принялась сновать по комнате, пытаясь чем-нибудь занять руки: то выравнивала книги на полке, хотя они стояли в полном порядке, то переставляла какие-то предметы, и без того стоявшие на своем месте. Двигаясь по комнате, она без умолку говорила.
— Дорогая, — начала она тихим, задушевным тоном, который использовала для того, чтобы успокоить расстроенных детей. Эванджелина всегда мысленно называла этот ее голос гувернантским. — Питер доверил мне заботиться о твоих интересах, хотя я не понимаю, почему ему кажется, что я способна это сделать, потому что я легкомысленная, а ты у нас самая разумная. — Она остановилась, чтобы поправить цветы в букете, которые в этом абсолютно не нуждались. — Мне мистер Робертс показался весьма порядочным джентльменом, и я думаю, что нам следует поверить ему на слово. Кстати, Эви, мне показалось, что он тобой очарован. Вчера во время ужина он не сводил с тебя глаз. Клянусь, он был похож на беднягу Стокли. Питер надеется, что я окажу тебе моральную поддержку в сложившейся ситуации, но, черт возьми, Эви, ты не становишься моложе. Подумай о своем будущем!
— Именно об этом, дорогая, я и думаю! И о будущем Майкла тоже. Ах, Уинни, мальчику всего одиннадцать лет. Что будет, если умрет дедушка и они попытаются забрать у меня Майкла?
— Вздор! — заявила Уинни, тряхнув головой. — Леди Трент сама говорила, что лучше сгорит в аду, чем признает…
— Она лжет! — сердито прошипела Эванджелина. — Да она сразу же поспешила лишить отца наследства, как только он женился по любви. И позаботилась о том, чтобы дедушка не интересовался ни одним из своих внуков. Но поверь моим словам, как только умрет дедушка, она немедленно проявит к ним интерес. Отберет у нас Майкла и бросит в это змеиное гнездо, если я ей позволю.