С ней заговаривали разные люди. Двое или трое, кажется, знали ее. Она стала рассказывать историю своей жизни любопытным слушателям, потом спросила, какая группа там играет, потому что никогда прежде ей не приходилось слышать настолько интересной и блузкой ее настроению музыки. Она поклялась себе, что обязательно приведет в этот клуб Уэйленда и Колина.
   Когда ее водитель явился за ней в три часа ночи, она отпустила его. Она не могла танцевать — здесь было слишком много народу. Поэтому лучше всего было сидеть и просто наблюдать, поражаясь виденному. Иногда у нее появлялось ощущение, что она парализована. Но, приложив жуткие усилия, выяснила, что все-таки может двигаться.
   Поцеловав на прощание своих новых друзей, она ушла из клуба в половине пятого утра. Темная улица была не менее волнующей, чем сам клуб! Ей показалось, что фонари тоже начали дышать и стали одушевленными созданиями. Мимо нее важно прошествовала уличная собака. Корал остановила желтое светящееся такси.
   Садясь в машину, она старалась не показать водителю, что ее раздражает его колеблющееся, менявшееся перед ее глазами лицо.
   — Марко Раминес, — заметила она, прочитав его имя на табличке. — Как чудесно!
   — Леди, у вас есть деньги? — с подозрением поинтересовался у нее водитель.
   Корал нахмурилась: ее вечерняя сумочка в блестках исчезла.
   — Леди, у вас есть пять долларов? Мне не нравится возить пассажиров в такой поздний час, если у них нет денег.
   Корал нагнулась и сняла с ног свои «шпильки». Она протянула ему их.
   — Видите? — спросила она его. — Я их только недавно купила в Париже и надела сегодня в первый раз. Они стоят сто пятьдесят долларов. Если вы отвезете меня домой, я отдам их вам…
   — Мне не нужны ваши «шпильки».
   — Вы видите название фирмы? Это «Роджер Вивьер». У вас что — нет жены? Или хотя бы девушки?
   — Леди, а вам что — не нужны ваши туфли?
   — Мне, прежде всего, нужно доехать домой, — ответила она, откинувшись на сиденье и закрыв глаза.
   Такси двинулось, он, наверно, решил согласиться с ее предложением. Она побежит в свою квартиру, чувствуя холодный асфальт под голыми ногами. Они ехали по Второй авеню, Нью-Йорк никогда не был в ее глазах более чистым, прекрасным и волнующим!
   В следующем выпуске «Лейблз» писака из колонки «Сплетни» от души попил ее кровушки!
   «Кто же из известнейших редакторов модных журналов позволил опьянить себя достижениями революции шестидесятых годов?! Она недавно перестала пить вместе со знаменитыми мэтрами дизайна и опустилась до принятия наркотиков в трущобах Ист-Виллидж. Может быть, она устала от постоянного общения с прекрасным, или на нее подействовали таблетки и ее головка, подстриженная у Сассуна, закружилась и унесла ее в заоблачные миры? Психоделическое действие наркотиков нашло неожиданное признание у самого, казалось бы, неподходящего человека…»
   Эд Шрайбер, плотный, нахальный бухгалтер «Голд!», постучал в стекло витрины нового магазина «Голд!». Он пытался заглянуть туда, приложив ладони щитком к стеклу и приблизив лицо.
   Маккензи сидела за столом, оживленно разговаривая по телефону. Эду сказали, что если он придет сюда рано, то сможет застать ее. Он глянул на часы: половина девятого. Она открыла дверь и посмотрела на него.
   — Мы откроемся только на следующей неделе, — сказала она.
   Он ошалело посмотрел на нее.
   — Привет! Вы меня не помните?!
   Он никогда прежде не видел ее в таком наряде. На Маккензи было чудесное мини, под «леопарда», плотные черные колготки и короткие сапожки, тоже «под леопарда». Черный вязаный верх плотно облегал ее полную грудь. Волна волос нависала над глазами, из-за этого взгляд казался кокетливым. Яркие румяна и блестящая розовая помада завершали ее совершенно новый облик.
   — Кто же вы?
   Она пожала руку Эда и нахмурилась, пытаясь узнать его.
   — А я думал, что произвел на вас неизгладимое впечатление, — заметил Эд. — Эд Шрайбер! Ваш бухгалтер! Разве они не предупредили вас, что я должен прийти?
   Она впустила его и закрыла за ним дверь.
   — Простите, но я совершенно погрязла в вельвете в широкий рубчик. Вы никого не знаете, кто бы мог нам его срочно поставить? Несколько сотен ярдов. И любого цвета.
   — Ну-у-у… — Он неловко переминался с ноги на ногу, оглядывая магазин. — Здесь так чудесно.
   — Не правда ли?
   Она отошла от него и, подпрыгивая, как маленькая девчонка, пробежалась по центральному проходу.
   — Здесь все переделали в рекордно короткие сроки. Я практически ночевала здесь, наблюдая, чтобы ничего не напутали. Я очень довольна результатами.
   Она с восхищением оглядывала зеркала на стенах и товары, отражавшиеся в них.
   — Посмотрите!
   Она включила яркий свет. Новый магазин продолжал развивать облик старого, но возвел его оформительские принципы на высшую ступень. Розовые, пурпурные и белые пятна были такими же. Они отражались от зеркал и создавали эффект театральной декорации.
   Она пристально посмотрела на него.
   — Да, да, я помню вас. Вы присутствовали на одной семейной встрече и пытались не заснуть…
   — Это в вашей-то семье? Вы шутите? Она захихикала.
   — Мы не самая спокойная семейка.
   Она еще раз внимательно посмотрела на него. Он был невысок, но крепок и коренаст. Его выразительное, живое лицо часто принимало хитрое выражение или же становилось довольно забавным. Растрепанные каштановые волосы отросли несколько длиннее, чем требовал его стиль. Он из того разряда мужчин, которые начинают отращивать волосы год спустя после того, как это становится «писком» моды, подумала она. Лучшей его приметой был взгляд ярких темно-синих глаз. Глаза у него были очень выразительные.
   Она приблизилась к нему.
   — Чудесный цвет глаз, — отметила она. — Почему у мужчин бывают самые красивые глаза и самые длинные ресницы?!
   — Но у вас они тоже ничего!
   — Да, но мне приходится их подкрашивать!
   Она решила также, что в нем есть что-то сексуальное.
   Можно даже сказать, что он был первым мужчиной, чье мужское начало так поразило ее. В ее жизни до сих пор было всего лишь два типа мужчин: грубияны из Бронкса и хиппи из Виллидж. И Элистер. Эд Шрайбер был явно из иной категории. Элистер познакомил ее с сексом. Но он никогда не казался ей сексуальным, просто ей было приятно то, что он делал с ней… Она не знала, что значит желать его тело. Ей не нравилась его белая кожа. И то, что он был таким тощим.
   Пока она разглядывала Эда, она поняла, что ей всегда нравились крепкие мужчины. Для нее будет новым развлечением заниматься любовью с мужчиной, чье тело привлекало ее.
   Она никогда не заглядывалась на мужчин. Она не была уверена в своей привлекательности и поэтому считала, что ей повезло с Элистером. Ей никогда не приходило в голову, что у нее могли быть более интересные мужчины. Или же, что интересный мужчина может обратить на нее внимание. Но Маккензи расцвела в последнее время. Общение с Элистером не прошло даром. Ее манеры и голос изменились. Она стала мягче и менее напряженной. Постоянные диеты помогли ей приобрести стройность, но она все еще оставалась пухленькой и аппетитной. Опыт в макияже и лучшие парикмахеры города помогали ей обрести ухоженный и привлекательный вид. Она не понимала, что стала приятной и сексуально притягательной женщиной.
   Эд сел рядом с ней и объяснил ей некоторые бухгалтерские термины. Он сказал ей, что теперь она должна сохранять для него все чеки и счета, чтобы он мог дальше работать с ними.
   — Мы должны привести с порядок финансовые дела, — сказал он.
   — Вот как? Ну что ж, удачи вам. — Она взяла целую кучу ценников и начала писать на каждом из них «19 долларов». — Я не очень хорошо разбираюсь в цифрах и предпочитаю, чтобы ими занимались мои братья. Как вы считаете? Они, наверное, пользуются этим?
   Эд пожал плечами.
   — Так как вы хватаете пачки денег из кассы каждый раз, когда вам нужна наличность, мне трудно определить, кто кого надувает. Как только я введу в действие систему Шрайбера, никому не удастся просто так таскать деньги. Но вы что, не доверяете своим собственным братьям?
   Она искоса посмотрела на него.
   — Нет.
   Он засмеялся.
   — Я вас в этом не виню.
   — Эй, — захохотала она. — Я могла бы вас за это уволить!
   — Я просто сказал то, что думаю.
   — Значит, вы не такой простак.
   — Конечно, под этим костюмом-тройкой скрывается дикое необузданное животное.
   — Докажите это!
   Она импульсивно поцеловала его в щеку. К ее удивлению, он привлек ее к себе и поцеловал прямо в губы. Это был долгий поцелуй. Она не сопротивлялась прикосновению его губ и его языку, проникшему в ее рот.
   — Ох! — Она отпрянула от него и перевела дыхание, потом заглянула ему в глаза. — Эдди, это не очень профессионально, — заметила она, в то время как ее захватывало совершенно новое чувство. — Вы весьма сексуальны!
   Не менее потрясенный, он ответил:
   — И вы тоже!
   Они помолчали некоторое время, и она написала еще несколько ценников.
   — Так как, — наконец спросил он ее, — у меня есть какой-нибудь шанс быть с вами? У меня, простого парня?
   Она посмотрела на него.
   — С такими-то синими глазищами? Определенно. Но у меня есть приятель.
   — И он позволит вам целоваться с незнакомыми бухгалтерами?
   — Нет, но вы же первый поцеловали меня. Разве вы забыли?
   Он серьезно посмотрел на нее. Было видно, как велико его желание. Она отвернулась, ей стало неудобно.
   — Итак, как вы представляете, насколько разрастется ваш бизнес? — спросил он, нарушив молчание.
   Она пожала плечами и посмотрела на него.
   — Мы распространимся по всей стране, по всему миру, по всей Вселенной!
   — «Голд!» — модные магазины на Луне?!
   — Вот было бы здорово! — закричала она. — Маккензи схватила черный пушистый жакет. — Пошли! Эдди, я угощаю вас кофе!
   Маккензи подключила сигнальную систему, аккуратно заперев огромную стеклянную дверь. На улице дул холодный мартовский ветер, и она прижалась к Эдди, держа его под руку. Он чувствовал себя сильным, большим и хотел бы защищать ее.
   В ближайшем кафе он внимательно выслушал ее планы на будущее. Так приятно, что кому-то было интересно выслушивать ее. Разговоры с братьями всегда кончались спорами. Когда она делилась планами с Элистером, у него в глазах появлялось такое задумчивое и отстраненное выражение, как будто он ревновал к тому, что его создание пошло так далеко.
   — Вам надо бы изменить место покупки тканей, если вы собираетесь расширяться, — посоветовал ей Эд. — Будет более экономичным закупать в Калифорнии, или даже в Гонконге, или Индии.
   — Почему? — спросила она.
   — Там весьма дешевая рабочая сила.
   — Но мне нравится, когда мои образцы делаются здесь, — заметила она. — Я просто обожаю моих дам, которые мне готовят образцы. Они такие чудные мамочки — пуэрториканские, или черные, или еврейские мамульки! Они считают, что я немного «ку-ку»!
   — Я тоже так думаю!
   — Но я четко знаю, что я делаю! — сказала она и подмигнула ему.
   — Я согласен с вами.
   — Послушайте. — Она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. — Я понимаю, что вам придется работать с Реджи и Максом, но вы на моей стороне, не так ли?
   — Конечно, — ухмыльнулся он.
   — Вы не станете обманывать меня, если почувствуете, что что-то не так? Вы ведь скажете об этом мне? Мне не хочется, чтобы в нашей компании было что-то неприятное, какие-то дурные чувства и отношения. Мне не хочется, чтобы мои братья делали из меня дуру или жульничали, действуя от моего имени. Я так же хорошо во всем разбираюсь, как и они…
   Он поднял вверх руки, чтобы остановить поток ее слов.
   — Спокойно! Спокойно! Вы рассуждаете так, как будто вам приходится работать с мафией!
   — Я иногда именно так себя и чувствую, — призналась она. — Давайте заключим соглашение и пожмем друг другу руки, Эдди. Вы не против?
   Она протянула руку. Он взял ее в свою, теплую и крепкую. Теперь она будет себя гораздо лучше чувствовать. Она станет культивировать своих маленьких шпионов. Она уже просила некоторых швей из «Квинз» сказать ей, если к ним будут несправедливы.
   — Я могу получить обратно свою руку? — спросила она.
   Эд засмеялся, заплатил по счету и проводил ее обратно в магазин. Она облокотилась на ручку двери, и ей в голову пришла фантазия: затащить его в магазин и заняться с ним любовью прямо в примерочной. Она разрешила ему вежливо поцеловать себя в щеку и дала себе обещание — «как-нибудь в другой раз я сделаю это!»
   — Мне не нужно никакого торжественного открытия! — настаивала Маккензи. — Если мне придется наблюдать, как Эстер Голдштайн будет угощать всех рубленой печенкой и мой отец станет предлагать кошерное вино по сниженной цене, я просто умру от стыда!
   Она обсуждала с Элистером открытие нового магазина. Он нахмурился, увидев список важных дам — журналисток и редакторов.
   — Как насчет того, чтобы пригласить избранных, и ты персонально все им покажешь? Мы могли бы расставить столы и стулья в середине магазина и доставить еду из «Ле Круассан». Ты подашь пару бокалов шампанского, все уйдут счастливые и радостные после оказанного им внимания.
   — Великолепно! Пожалуй, этого хватит, — одобрительно заметила Маккензи. Элистер так редко в последнее время подавал ей действительно хорошие идеи, что она старалась подбодрить его.
   Новый «Голд!» был назван одной газетой «Новой концепцией в торговле». Затрепанная фраза, которую всегда вытаскивают на свет Божий, когда открывается магазин, по-новому оформленный. Более вредный «Лейблз» назвал его «ничем иным, как дешевым магазинчиком, только приспособленным к настоящему времени».
   Можно сказать, что само оформление было навеяно воспоминаниями Маккензи о детстве и о «Вулворте».
   Она стремилась воплотить принцип «с ног до головы и обратно!», наполнив магазин всем: от предметов ухода за волосами до косметики и от перчаток до туфель — теперь это все было так же важно, как и сама одежда. В данном случае Маккензи выступала в роли первопроходца. Перед ней представали интерьеры будущего магазина «Голд!». Там будут салоны красоты, ряды обуви и целые прилавки с различной косметикой. Ее новые фасоны достигли границ ее сумасшедшего воображения и могли сочетаться в самых разных вариантах и дополнять друг друга. Химические яркие цвета — «лайм», «фуксия», «яичный желток», «электрик» — преобладали в ее одежде. Яркие костюмы-мини сочетались с искусственным мехом, перьями, винилом. Она как бы повторяла стили модерн, хиппи, индейцев. Маккензи храбро комбинировала разные направления, времена и этнические стили. И все вместе это создавало необычный стиль Маккензи Голд!
   Она уже испытывала все новые направления в первом магазине, но в ограниченном числе моделей. Их раскупали мгновенно. Ее творческие идеи полностью отвечали желаниям поклонников ее таланта. Потенциалу «Голд!» не было предела!
   Корал Стэнтон была не в состоянии не замечать это явление. За шесть дней до открытия магазина она прислала Маккензи приглашение прибыть в офис ее журнала.
   — Почему вдруг Корал Стэнтон вспомнила обо мне? — рассуждала Маккензи, лежа в постели рядом с Элистером накануне визита в журнал.
   — Она прослышала, что ты станешь Первой Леди модной революции, — заметил Элистер, — и хочет заполучить тебя горяченькой.
   Маккензи засмеялась.
   — О да, я разгорячилась, это правда. Как насчет тебя, малыш?
   Она швырнула на пол все журналы и посмотрела на Элистера. Он курил «косячок» из «травки». На столике у кровати стоял бокал шампанского и валялось множество таблеток. Она с беспокойством глянула на них. Элистер в последнее время еще больше похудел и стал совсем бледным.
   — Почему ты куришь даже в постели? — спросила она.
   — Это помогает мне расслабиться. Всю неделю я работал, как вол. Даже когда я уже в постели, мой мозг не может отключиться от работы, а наркота помогает мне отвлечься.
   Маккензи потушила свет со своей стороны и прильнула к нему. Она запустила руку под покрывало между его ног. Как обычно, он лежал обнаженный, но на ее ласки не последовало ответной реакции.
   — Элистер, это не похоже на тебя, — поддразнила она его. — Ты помнишь, как мне всегда приходилось отбиваться от тебя?
   Он освободился от ее объятий и отвернулся. Они молча лежали в темноте.
   — Послушай, если ты не получаешь удовольствия, то вся твоя работа не стоит этого, — сказала она. — Я понимаю, что ты хочешь стать незаменимым человеком для моих братьев и для меня, но еще раз повторяю, это не стоит ни гроша, если наша совместная жизнь не будет радостью для нас!
   Он ей ничего не ответил. Несколько раз погладив его бедро своей ногой, Маккензи заснула.
   Утром, еще лежа в постели, она пыталась разбудить его. Он был жуткого серого пастозного цвета, лежал неподвижно и тихо дышал. Маккензи села и легонько толкнула его, потом схватила за плечи и начала трясти.
   — Элистер, в чем дело? Ты что, заболел? С его бледных губ слетел стон.
   — Боже мой, малыш, пожалуйста, ты не должен заболеть! Только не сегодня! Тебе предстоит важный ленч, а у меня встреча с Корал.
   Она побежала на кухню, чтобы приготовить ему крепкий кофе, принесла чашку в спальню и начала поить его с ложечки.
   — Элистер! Дорогой!
   Она положила его голову себе на колени и попыталась молиться.
   — Дорогой Боже! Я никогда не обращалась к тебе с тех пор, как победила в конкурсе, но, пожалуйста, сделай так, чтобы у него все было в порядке!
   Она уже видела подобные вещи в кино, поэтому знала, что нужно делать. Вытащив Элистера из постели, сгибаясь под его весом, потащила в душ и направила холодную струю прямо ему на голову. Он прерывисто вздохнул, и его губы зашевелились. Сначала он что-то беззвучно бормотал, а потом она услышала:
   — Какого черта! Что мы здесь делаем?
   Он попытался сесть на пол, но она схватила его за руки и снова подставила его голову под ледяную струю. Она сама начала дрожать от холода. Наконец, спустя несколько минут, которые казались вечностью, он забормотал!
   — Все в порядке. Я пришел в себя, Мак!
   Она выключила воду и накинула ему на плечи халат.
   — Это просто безобразие, — волновалась она, когда он, мрачный, уселся на кровати и отпил кофе. — Не смей больше никогда пугать меня подобным образом, Элистер! Я тебе не прислуга! Это мне необходимы постоянные внимание и ласка! Черт бы тебя побрал, у меня назначена важная встреча с Корал Стэнтон, и я уже опаздываю на нее!
   Он тихо засмеялся.
   — Мак, у тебя такое щедрое сердце! И ты пойдешь очень далеко…
   Она вырвала у него из рук чашку.
   — Не навязывай мне чувство вины, Элистер. Для меня самое главное в жизни — это моя карьера. Я никогда не пудрила тебе мозги по этому поводу. Неужели ты станешь это отрицать?
   — Оставь меня в покое, — бормотал он.
   Она в ярости уставилась на него, потом побежала переодеваться. Она хотела выглядеть совершенно необычно.
   Маккензи прекрасно понимала, что тренированный глаз Корал не упустит ни малейшей детали. Тщательно накрасив глаза, как это было принято в Лондоне, под красную губную помаду она наложила слой белой, и это сделало ее рот почти флюоресцентным. Маккензи распорола две пары колготок — одну розовую, а другую оранжевую, потом снова сшила их, но так, что у нее одна нога была оранжевого цвета, а другая — розового. Ее юбка, просто лоскуток винила с рисунком зебры, спереди завязывалась полосатым шнурком. Черный свитер прилегал к телу плотнее, чем ее собственная кожа. На одно плечо Маккензи пришила огромный значок с надписью «Мир». Она закончила свой туалет, накинув на плечи старинную шаль с кистями. На плече у нее висела громадная розовая пластиковая сумка.
   Маккензи подумала, правда ли то, что болтали о Корал. Неужели действительно она разбила лицо в Париже в лифте, пока занималась сексом с известным дизайнером? Именно на это намекал «Лейблз» в своих колонках-сплетнях. Но, конечно, не называя ее имени.
   Когда она наконец была полностью готова, она снова заглянула в спальню, чтобы проверить, как обстоят дела у Элистера.
   Он с одобрением окинул ее взглядом.
   — Ты — просто фантастика, — отметил он.
   Она поцеловала его и позвонила вниз швейцару, чтобы тот вызвал ей такси. У двери она схватила аэрозоль с духами «Лер дю Тан» и брызгала на себя в течение двадцати секунд. Благоухая, как миллион долларов, она стала спускаться вниз.
   Офис Корал был затемнен. Мерцающие свечи распространяли вокруг приятный запах. Маккензи отмстила, что Корал сидела спиной к свету. Однако шрам у нее на лице был различим.
   — Мое открытие! — обрадовалась Корал, когда Маккензи слегка прикоснулась к ее щеке. Их духи заметно столкнулись и отпрянули друг от друга.
   — Как мило, что ты зашла!
   — Разве я могу не повиноваться, когда вы зовете меня?! — Маккензи опустилась в кресло напротив Корал. — «Уименз Уэр» называет вас «Ее Величество Госпожа Высокая Мода!»
   Корал сухо рассмеялась.
   — Мне только и остается, что обращать на них внимание… — проговорила она.
   Маккензи пыталась рассмотреть лицо Корал, стараясь делать это незаметно. У нее был изысканный макияж, алый рот аккуратно обведен специальным карандашом. Глаза подчеркнуты тенями и черным контуром, лицо тщательно напудренно, и четко нанесены румяна. Ее макияж был таким искусным, что Маккензи почувствовала себя дешевкой — просто размалеванной девицей.
   — Ты меняешь стиль американской моды, — заметила Корал, наклонившись к ней. — Я горжусь тем, что открыла тебя, Маккензи. Мало кто считал, что ты можешь победить в этом конкурсе. Им хотелось выбрать старомодный костюм и девушек с жемчугами, которые обычно побеждали на конкурсах.
   Она старалась подколоть ее, но Маккензи теперь знала, как следует наносить ответный удар.
   — Боже мой, Корал, но это уже все в прошлом, не так ли? — заметила она. — В наше время мода может быть любой, но от нее не должно нести нафталином и затхлостью!
   — Конечно, ты права, — кивнула Корал. — Мне больше всего нравится, что ты — американка. Разве много в наше время американских дизайнеров? Ну, у нас есть Билл Бласс, Джеффри Бин, Холстон. Но они стараются не рисковать! Если бы ты знала, как я рискую и какую веду борьбу!
   Маккензи рассмеялась.
   — Ну что ж, я надеюсь, что вы не ошибаетесь в отношении меня.
   Она закинула ногу на ногу, чтобы Корал обратила внимание на ее колготки.
   — Двойной цвет. Великолепно! — отметила Корал.
   — Это эксклюзив «Голд!», десять различных сочетаний. Цена — два доллара, — сказала Маккензи.
   — Пришли мне десять пар, каждого цвета — они так оживят эти нудные сочетания, которые носят все остальные! — попросила Корал. — Маккензи, я должна посвятить тебя во что-то весьма заманчивое. Мы готовим новый номер «Дивайн». — Она наклонилась к Маккензи и заговорщически понизила голос. — Это будет бомба. Репортаж о моде проведет водораздел. Он определит Моду! Он определит популярность!
   — Боже! — Маккензи завопила, как по приказу. — Это просто великолепно! Суперважно! Архиважно!
   — Да, — серьезно согласилась с ней Корал. — После этого «Вог» и «Базар» будут проклинать себя до конца года. Сони и Шер! Джанис, Джими Хендрикс, обе Джулии — Кристи и Дрисколл! Все станут носить только произведения американских дизайнеров. — Она понизила голос. — Маккензи, ты когда-нибудь принимала ЛСД? Ты должна это сделать, ты будешь, как под гипнозом, как в раю! Я в это время так много почерпнула для журнальных макетов и статей. Ты знаешь место, которое называется «Конец Света»? Я поведу тебя туда. Может быть, мы сможем сделать статью. У тебя есть возлюбленный?
   — Да, он англичанин.
   — Как его зовут?
   — Элистер. Элистер Брайерли.
   Корал нахмурилась и прикусила кончик ручки.
   — Брайерли. Брайерли… Он, должно быть, младший сын лорда Брайерли, не так ли? Милый человек лорд Брайерли, всегда носит только твид…
   Маккензи отрицательно покачало головой.
   — Мне кажется, что вы ошибаетесь, это не тот Брайерли. Его отец не лорд…
   Корал улыбнулась и широко открыла глаза.
   — Спроси его. Он, наверное, хотел пожить инкогнито в Америке. Ведь когда-нибудь он станет лордом Брайерли.