Карлтон Гарольд. Ярлыки

   — Но почему тогда он не сказал мне об этом? Корал захлопала в ладоши.
   — Это новый извращенный вид снобизма! — прокричала она. — Этот выпуск будет особым, поэтому я сразу подумала о тебе. Мой друг повел меня на шоу рок-н-ролла на прошлой неделе. Дасти Спрингфилд, Цилла Блэк, Итула Кларк — все они были в последнем «писке» моды. И как же они пели! Мне так нравится «Даунтаун», а тебе? Я наняла их, чтобы сделать фото, и мне хотелось бы, чтобы ты одевала их, Маккензи. Ты можешь придумать им что-то фантастическое, необычное! Может, нам даже удастся заполучить «Битлз». Сегодня я разговаривала с Брайаном Эпштейном.
   — Класс! Я сделаю коллекцию одежды «Юнисекс». Ее смогут носить и парни, и девушки!
   — Ты не против, если мои подчиненные посмотрят твой наряд? — Корал нажала кнопку. — Пусть ко мне придут все и принесите кофе.
   Вскоре в комнате защебетали редакторы и их помощники. Секретарша привезла на столике кофе. Услышав шум, в комнате появились модели и фотографы.
   — Встань, Маккензи, — приказала ей Корал. Маккензи захихикала и взобралась на стул, широко раскинув в стороны руки.
   — Всем обратить на нее внимание! — воскликнула Корал. — Это то, что модно сегодня! Это то, что предпочитает носить молодежь! Это шмотки для них, именно та струя! Вы должны запомнить это направление, ваш глаз должен привыкнуть к нему.
   Все уставились на Маккензи. Было видно, что некоторым все это нравилось. У других был такой вид, как будто перед их носом держали удивительно вонючий сыр, пахнущий портянками солдат, прошагавших без перерыва сорок километров по жаре. Донна Хэддон, редактор отдела спортивной одежды, что-то записывала.
   — Я себя чувствую идиоткой, — пожаловалась Маккензи. Она принимала какие-то сумасшедшие позы. Редакторы суетились вокруг нее. Они щупали ее виниловую юбку и старинную шаль с бахромой.
   — Коринна! — позвала Корал редактора отдела макияжа. — Ты видишь ее макияж? Яркие кукольные тона. Обведены глаза, ресницы почти нарисованы на нижнем веке. Пусть кто-то принесет «Полароид»! Мне нужен такой типаж для апрельского выпуска! Поправьте ей волосы! Голова стала гораздо крупнее!
   — Через минуту будет взрыв, — пробормотала редактор прямо в ухо Маккензи.
   — Мне пора идти, — решила Маккензи, слезая со стула. — Я чувствую себя здесь, как зверь в зоопарке!
   Она плыла из офиса «Дивайн» на облаке радости и счастья обратно по Мэдисон-авеню. Это было именно то, чего она всегда желала, не так ли? Внимания к себе, похвалы и поддержки… В данный момент все казалось таким простым. Эти редакторы аплодировали бы ей, даже если бы она надела себе на голову башмак! Или же изготовила свои наряды из газеты! Но неожиданно все могло пойти наперекосяк. Мир моды так капризен! А если они вдруг обнаружат, что король-то голый!?
   Элистер был в магазине, он готовился к своей первой встрече с репортерами во время ленча. Она заметила его, когда он проверял, как расставлены цветы на хорошеньких розовых столиках.
   Она пошла к нему мимо электриков и других рабочих. Он посмотрел на нее и улыбнулся.
   — Прости меня за утренний инцидент. Как прошла встреча?
   — Правда, что твой отец лорд? — ответила она ему вопросом на вопрос.
   Он нахмурился, уставившись на цветы.
   — Вот старая сука, ей нужно влезть во все! — бормотал он.
   — Кто сука? — спросила она, подбоченясь. — Я или Корал?
   — Конечно, она. О Мак!
   Он повернулся к ней и крепко прижал ее к себе.
   — Ты выведала мою семейную тайну.
   — Только не говори мне, что ты — миллионер, а я тут тружусь, как рабочая лошадь!
   Он расхохотался.
   — О нет! Мое наследство не предполагает деньги. Прости, но это так! У нас есть несколько акров пашни и лугов и дом, где нельзя укрыться от сквозняков! Отец отказывается расстаться с ним. Когда он умрет, все перейдет к моему брату. Но когда умрет брат, мне достанутся только долги и головная боль. Ну как, ты потрясена?!
   — Вот что…
   Маккензи уставилась на него, она была разочарована и потрясена одновременно. Да, это несравнимо с тем, на что могла рассчитывать девушка из Бронкса, думала Маккензи. Если, конечно, они когда-нибудь поженятся!..
   Великолепные отзывы прессы, которые получил «Голд!» за первую неделю работы, привели к тому, что магазин торговал без перерыва! Газеты заявили, что это первый бутик на Мэдисон-авеню с вполне доступными ценами. Сотни зевак покупали сережки, браслеты или помаду, и доллары непрекращающимся ручейком текли в кассу. Это не говоря о доходах от продажи одежды.
   — Еще никто не видел подобного магазина, — хвастался Эйб Голдштайн, как будто осуществлялась его идея.
   Маккензи ждала поздравлений от членов ее семейства, но так и не дождалась.
   — Никто из них не похлопал меня по спине и не сказал: «Молодец, малышка!» — жаловалась она Элистеру.
   Он пожал плечами и запел:
   — «Я ничем не удовлетворен…»
   Это была песня из репертуара Стоуна. Маккензи сказала ему, чтобы он заткнулся!
   Эстер Голдштайн была единственным членом семьи, кто поддерживал и выслушивал Маккензи.
   — Ты счастлива, радость моя? — спрашивала ее мать, внимательно вглядываясь в лицо дочери. Они сидели в гостиной Маккензи. Она просила мать, чтобы та заходила к ней всегда, когда бывала в городе, но Эстер редко пользовалась этим приглашением.
   Маккензи застонала.
   — Мамочка, не спрашивай меня, счастлива я или нет. — Она подала матери большую чашку чая. — У меня сразу же начинается депрессия, как это бывало дома. — Она помешала чай. — Мамусик, я счастлива на девяносто девять процентов. Мне кажется, что это совсем неплохо.
   — А как насчет одного процента? — заботливо поинтересовалась Эстер.
   — Ну, мама!
   Маккензи присела на подлокотник кресла, в котором сидела мать, и крепко обняла ее.
   — Я так скучаю по тебе!
   — Ты оставила меня в обществе одних мужчин, — сказала Эстер. — Я тоже скучаю по моей дочери.
   Она ласково обняла Маккензи. Та почувствовала знакомый запах крема для рук и мыла Юргенса и сразу вспомнила те дни, когда она бежала к своей мамочке с любой, даже самой маленькой, неприятностью.
   — Мне нравится моя работа, я просто влюблена в свой новый магазин и довольна этой квартирой, — заявила Маккензи.
   — Я что-то не слышу слов о том, что ты любишь своего… друга. Но ты же живешь с ним, как муж и жена.
   Эстер внимательно смотрела на дочь.
   — Ну вот, я все поняла! — воскликнула Маккензи. — Ты так смотришь на меня, что сразу ясно, что ты имеешь в виду: «Если бы только она образумилась и жила себе спокойно с хорошим евреем-дантистом!» Прости меня, мамуля, но Элистер не дантист!
   — И, конечно, он не еврей, не так ли? — продолжала настаивать Эстер.
   У Маккензи начиналась истерика.
   — Ты же знаешь, что он не еврей. Но я только что узнала, что он сын английского лорда!
   — Дорогая, ты его любишь?
   Маккензи уселась на пол и глубоко вздохнула. Она уже больше не могла рассказывать матери все: как она сможет ей объяснить сексуальные проблемы, проблемы с наркотиками? Она видела, как мать оглядывает почти пустую квартиру, пытаясь улыбкой выразить свое восхищение, но мысленно развешивая гардины и покрывая мебель пластиковыми чехлами.
   Эстер с трудом поднялась на ноги.
   — Покажи мне кухню. Какие блюда ты готовишь для своего тощего Элистера?
   Маккензи повела мать в сверкающую, новую кухню, где она почти не бывала.
   — Мамочка, мы практические всегда едим не дома. Когда зарабатываешь деньги, то больше всего радует то, что не нужно делать закупки или готовить. Они пробовали мексиканскую, японскую кухню, бывали в тайских ресторанчиках. Иногда посещали модные рестораны, только чтобы шокировать публику. Элистер заказывал заранее столик, и они появлялись в хипповой одежде или же скандальных нарядах своего бутика. Они заказывали лучшее шампанское и очень дорогие блюда, потом шлялись по злачным местам и проводили ночь, дурачась или принимая наркотики.
   Все было так забавно, как в фильмах про потусторонний мир, думала Маккензи. Двое добившихся успеха подростков с деньгами, баловники-школьники, которых побаивались окружающие и поэтому не сообщали об их поведении директору школы!
   Если были деньги, можно было пройтись по магазинам. Маккензи всегда обожала делать незапланированные покупки.
   Сейчас она была в восторге от «Капецио». Когда не могла решить, какой же цвет выбрать, она просто покупала модели одежды всех оттенков, обувь всех цветов радуги. К ней подбирались колготки… Бумага от Тиффани. Продукты она закупала в дорогой секции Блумингдейла. Словом, все, что она желала или о чем когда-то мечтала. Но это было так забавно! Как только она привозила покупки домой и раскладывала по полкам, ей уже ничего не нравилось. Все так заманчиво выглядело в магазине, но не у нее дома! Позднее, когда у них все начало рушиться, она говорила:
   — Тот, кто заметил, что в деньгах корень зла, был так прав!
   Если бы не было денег, Элистер не смог бы перейти к более дорогим и сильнодействующим наркотикам. Он все больше привыкал к травке, «колесам» и тому подобному.
   В течение недели после возвращения из Парижа Майя уныло бродила по квартире Уэйленда. Она почти не бывала на улице, только выходила в магазинчик неподалеку, чтобы купить продукты и приготовить еду. Иногда она садилась за свой ученический стол и придумывала новые модели для воображаемой коллекции.
   — Птичка, ты слишком хороша, чтобы сидеть взаперти, — заявил Уэйленд в конце второй недели. Они ели сложное блюдо, которое она приготовила. — Ужин, конечно, великолепный, но ты зря расходуешь свои таланты. Почему бы тебе не создать небольшую коллекцию одежды?
   Она с надеждой взглянула на него.
   — Если моя мать узнает, что ты помогаешь мне, она разорвет тебя на кусочки.
   Уэйленд равнодушно пожал плечами.
   — Ты станешь работать под псевдонимом. Какое-нибудь французское или итальянское имя…
   — Ты тоже боишься ее?
   Он уставился в свою тарелку.
   — Мне бы не хотелось, чтобы она навредила моему магазину. Если она станет нас игнорировать, мы начнем терять деньги. Ведь когда «Дивайн» пишет о наших товарах, к нам сразу стекаются покупатели!
   Майя начала убирать со стола.
   — Иногда мне хочется навсегда забыть о мире моды и заняться совершенно иным делом…
   — Например, стоматологией?! — поддел ее Уэйленд. — Я сделал вклад в тебя и рассчитываю на дивиденды. Не забывай об этом!
   Она стояла за его спиной, положив руки ему на плечи.
   — Ты был таким щедрым… Но если я начну работать под другим именем, мне понадобится много денег на материалы, образцы, машины…
   — Майя…
   Он повернулся и посмотрел на нее.
   — Моя мать оставила мне полмиллиона долларов. Я хочу вложить деньги в твой труд. Мне кажется, что ты помогла Ру прорваться в этом сезоне. Его наряды раскупаются, как горячие пирожки.
   Майя отнесла посуду на кухню. Вернувшись, она обняла Уэйленда.
   — Хорошо, — сказала она. — Мне нужно чем-то заняться. Я подумаю о твоем предложении.
   На следующее утро она придумала название для своей следующей коллекции: «Анаис». В честь ее любимого писателя Анаис Нэн и в честь прекрасной подружки, наполовину шведки Дю Паскье, с которой она училась в школе. Имя Анаис Дю Паскье вызывало ассоциации с миром красоты, роскоши и экстравагантности.
   Теперь, когда у нее появилось название коллекции, модели возникали сами собой. Она не отходила от рабочего стола целыми днями. К ней вернулась любовь к «от кутюр», и творчество захватило ее. Эти дизайны она могла бы создавать в своей комнате у Филиппа Ру для коллекции будущего года, если бы у них все было хорошо. Но эти модели будут принадлежать ей. Их никто не заберет у нее и не станет использовать под своим именем. Она гордилась ими, она была так рада, что они понравились Уэйленду.
   Он познакомил ее с людьми, которые направили ее к хорошему мастеру-модельщику и изготовителю образцов. Она могла связываться с изготовителями тканей и подготовить небольшую коллекцию уже к весне.
   Она все еще не звонила Маккензи и Дэвиду, и они не знали, что она вернулась. Она следила за успехами Маккензи, просматривая «Лейблз» и другие издания. Она видела фотографии Маккензи и Элистера, их фотографировали в ресторанах и на презентациях новых коллекций. Ей было трудно соединить в одно лицо модную женщину и ту разболтанную толстенькую девочку, с которой она встретилась в кофейне на соседней улице.
   Боже, сколько же прошло времени с тех пор! Прежде чем она встретится с ними, ей нужно разработать для них легенду, продумать ответы на возможные вопросы.
   Ей также потребуется некоторое время, чтобы подготовиться к встрече с Дэвидом. Наверно, это будет позднее, когда она наконец избавится от тупой боли, которую испытывает каждый раз, вспоминая о Филиппе, когда перестанет вспоминать о том вечере с ним, когда перестанет мечтать о нем. Перестанет видеть перед собой его лицо, горящие глаза, слышать его глубокий бархатный голос. Он возникал перед ней во сне так явственно, что каждое утро становилось для нее разочарованием, потому что утром уходили ее сны.
   Иногда она чувствовала, что нужно отвлечься от работы, и тогда она шагала по знакомым улицам города, заходила в кафе, чтобы выпить горячий шоколад, как это бывало в Париже. Она скучало по своей матери. Ей хотелось связаться с ней и извиниться. Ей было так стыдно, что она нанесла ей рану. Ей хотелось увидеть Корал, посмотреть ей в лицо. Пусть мать обвиняет и стыдит ее, а потом простит. Может быть, они наконец смогут понять и простить друг друга.
   Одна из прогулок привела ее прямо к дому матери. Майя посмотрела на часы, было около шести. Возможно, Корал уже вернулась из редакции. Майя решила попытаться увидеть ее.
   Портье, старик ирландец Джимми, дежурил в этот день.
   — Мисс Майя. — Он ласково пожал ее руку. — Где же вы были? Я слышал, что вы живете во Франции?
   Она улыбнулась ему.
   — Так приятно снова видеть вас, — сказала она. — Я только что вернулась. Моя мать дома?
   — Она пришла десять минут назад. — Он нажал кнопку лифта. — Вы хотите подняться?
   Майя испугалась, спазм сжал ее желудок.
   — Джимми, может, лучше сначала позвонить ей? Вы скажите, что я внизу…
   Джимми пошел к телефону и позвонил.
   — Миссис Стэнтон? — Майя слышала, как он разговаривал с ней. — Внизу находится Майя, ей можно подняться наверх? — Он передал трубку Майе. — Она хочет поговорить с вами.
   Майя взяла трубку, а Джимми вышел на улицу — кому-то понадобилось вызвать такси.
   — Итак, ты здесь? — голос Корал был таким резким.
   — Здравствуй, мама. Как ты?
   — О, я все еще жива. Что ты хочешь?
   — Я просто проходила мимо и подумала, что было бы неплохо…
   — Повидать меня? И как следует рассмотреть мой шрам?
   — Но я хотела…
   — Извиниться? Нет, Майя! Я не предоставлю тебе роскошь моего прощения, Я рада, что теперь знаю, что ты вернулась. Я смогу предупредить всех моих знакомых, включая Уэйленда, чтобы никто ни в коем случае не помогал тебе!
   — Мама, ты же не можешь быть такой мстительной. Я не хотела причинять тебе боль. Неужели мы не сможем поговорить?… Ты же знаешь, что сама спровоцировала меня. Ты рассказала мне кучу всяческой лжи…
   Мать швырнула трубку. Майя стояла в вестибюле, и по щекам ее бежали слезы.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   Маккензи была в своей студии, окруженная коробками украшений, материалами, блеском и сверканием, когда ей позвонила Майя.
   — Майя! — завопила она, услышав знакомый мягкий голос. — Какого черта, где ты? Париж или Нью-Йорк?
   — Совсем недалеко от тебя, я остановилась у Уэйленда.
   — Классно, просто великолепно! Когда ты вернулась?
   — Примерно две недели назад. Я все еще никак не отойду от перелета…
   — Ну да, и от своей мамаши, и от Филиппа, и от взрыва культурной революции и прочее… — Маккензи захохотала. — Кстати, Майя, что случилось с лицом твоей матушки? Все сплетничают по-разному. «Лейблз» намекнула, что у нее было приключение с парижским кутюрье! Это был Живанши? Это не мог быть никто иной!
   — Ты можешь высказать мне все твои отгадки, — заметила Майя.
   — Нет, нет! Боже мой! Я хочу услышать все в подробностях!
   — Маккензи, это слишком длинная история! Нам придется долго просидеть за ленчем, чтобы поговорить.
   — Где-нибудь в шикарном месте, правда? Я приглашаю тебя! Но только сейчас не могу долго проводить время за ленчем! Постоянно работаю. Мои братья настаивают, чтобы я наняла себе в помощники других дизайнеров. Но зачем же я взялась за это дело? Чтобы самой быть дизайнером. Так почему я буду разрешать кому-то выполнять за меня мою любимую работу?
   — Ну, тебе, наверно, придется научиться часть своих дел передавать другим людям…
   — Да, теперь у меня целая империя. Майя, Макс и Реджи хотят открыть сеть магазинов!
   — Когда мы сможем встретиться?
   — Завтра я иду на митинг. Теперь я стала интересоваться политикой. Мы собираемся на Вашингтон Сквер, чтобы протестовать против войны. Почему бы тебе не присоединиться к нам?
   — Я бы предпочла встретиться с тобой где-нибудь в более спокойном месте, где мы могли бы поговорить…
   — У «Серендипити» — это мое любимое место ленча. Дорогуша, с возвращением домой!
   Майя повесила трубку. «Все в стиле Маккензи — она даже не спросила о моих планах — занята только собою и своей жизнью».
   Маккензи быстро делала наброски в огромном блокноте ярким фломастером. Она принимала участие в демонстрации протеста — друзья позвали ее с собой в Сентрал Парк. Протесты стали такими модными в шестидесятые годы!
   Ее присутствие на подобных мероприятиях всегда фиксировалось фотографами «Лейблз» под броскими заголовками. Другие журналы иногда приклеивали ей ярлыки типа «Дети-цветы» — все это обеспечивало прекрасную рекламу.
   В последние месяцы совещания правления «Голд!» проходили у нее на квартире. Ей не нравилось только одно: ее братья и отец ждали, что после совещаний она станет угощать их ленчем. Сегодня они должны были появиться через час.
   Она выскочила из своей студии, чтобы посмотреть, где Элистер. Он не мог примириться с фактом, что его не приглашали на эти совещания. Хотя на них присутствовали только члены семьи — его это все равно не убеждало. Но в последнее время на них присутствовал Эд Шрайбер в качестве финансового директора. Этого Элистер совершенно не мог перенести! Маккензи нашла Элистера в кухне, где он попивал кофе.
   — Ты собираешься уходить? — небрежно поинтересовалась она и тоже налила себе кофе.
   Он посмотрел на нее.
   — Я знаю, что у вас сегодня будет совещание, если ты имела именно это в виду.
   — Иногда мне кажется, что Эйб приходит сюда только, чтобы поесть сэндвичи, — попыталась пошутить Маккензи, но Элистер только состроил гримасу.
   Ей всегда было скучно на этих совещаниях, но теперь, когда на них присутствовал Эд Шрайбер, они стали весьма интересными для Маккензи.
   Эд вел записи и бросал на нее откровенно заинтересованные взгляды. Она могла прочитать в его глазах заботу и — именно так — желание! Маккензи понимала, что она кокетничает с ним, но не могла остановиться. Эд был первым мужчиной, которого она хотела так сильно, и это желание было обоюдным. Оно так отличалось от ее чувств к Элистеру. Желание было почти неконтролируемым, животным. Она специально старалась прекрасно выглядеть во время встреч. Он всегда реагировал на ее внешность — мог покраснеть или слегка поднять бровь. Однажды она заметила, как он незаметно старался поправить брюки. Маккензи поймала его взгляд, и ее пронзило острое желание…
   Когда наконец Элистер ушел, она быстро убрала «травку» и поставила большой кофейник на огонь.
   Все четверо мужчин прибыли ровно в полдень. Реджи начал жаловаться, даже не успев снять пальто.
   — В «Уименз Уэр» напечатали твое фото, и у тебя на голове эта чертова повязка со словом «Мир», — сказал он Маккензи.
   — Ну и что?
   — Ты уверена, что твое участие в этих демонстрациях нам не повредит? Ребят привлекают к суду за то, что они сжигают призывные повестки и все остальное…
   — Что дальше? Если я буду бояться принимать участие в подобных демонстрациях, мне лучше будет все бросить и отправиться в Россию.
   — Да? Но политика нашей компании не должна…
   — Отцепись от меня, Реджи! С каких это пор мы выработали политику нашей компании?
   Они пошли в гостиную. Там они обсудили все основные вопросы. Совещание закончилось весьма быстро. Ее братья, как обычно, говорили с ней капризным и мрачным тоном. Ей так хотелось запустить чем-то тяжелым в их головы, но она приказала себе успокоиться и не обращать на них внимания. «Ты все равно гораздо умнее их», — постоянно повторяла она себе. Отец постарел и становился очень рассеянным. Ему нравилось принимать участие в разговоре только тогда, когда шло обсуждение будущих доходов. Единственный посторонний участник совещания, Эд, действовал на них успокаивающе.
   Они все время говорили о расширении сети магазинов: где стоит открыть следующий магазин «Голд!».
   — Как насчет Бостона? — предложил Реджи. — Я читал, что там открывается отделение Кэмбриджа, и у тебя станут покупать студенты и вся молодежь…
   В комнате воцарилась тишина, и Маккензи с трудом оторвала свой взгляд от глаз Эда. Она поняла, что все они ждут ее ответа.
   — Я тоже считаю, что Бостон должен стать следующим нашим городом, — согласилась она. — Нам нужно произвести кое-какие исследования. Пошлите туда кого-нибудь, кто нам привезет данные о насыщенности пешеходами различных частей города… — Она вдруг встала с места. — Я умираю — хочу есть! Кто-нибудь еще составит мне компанию?
   Когда она в кухне ставила сэндвичи на поднос, Эд предложил свою помощь.
   — Мне нужно с вами встретиться, — тревожно прошептал он ей.
   Она посмотрела в его взволнованные глаза.
   — Вы вернетесь сюда после того, как все уйдут.
   Она не могла дождаться, когда они, наконец, кончат жевать сэндвичи. Ей казалось, что они чертовски медленно едят. К тому же они то и дело просили, чтобы она подлила им еще кофе. Когда они наконец ушли, она поправила свой макияж, подкрасила губы и ресницы. «Нельзя понравиться парню, если у тебя не свежая блузка», — подумала она и переменила свою блузку на черную шелковую, прозрачную. Она начала было щедро поливать себя духами и вдруг остановилась. «Я действительно пытаюсь соблазнить Эда?» Ощущение, что по ее коже пробегали мурашки, не оставляло сомнений. Она сильно взбила волосы и подумала, что ей бы не понравилось, если бы Элистер начал приударять за какой-нибудь новой цыпочкой. Она старалась почувствовать себя виноватой, но это ей не удалось.
   «Вот дерьмо! — подумала она. — Но мне же этого так хочется, я должна получить от этого громадное удовольствие… Я же пока ничего еще не сделала…»
   Через пять минут он позвонил.
   — Я дважды обошел весь квартал. Вы живете в прекрасном месте. — Он усмехнулся. — Вы переоделись ради меня?
   — А вы это заметили?
   Она захихикала и впустила его в квартиру.
   — Я-то считала, что вы думаете только о цифрах!
   — Я еще думаю о вас, — засмеялся он, подошел к ней ближе и взял в руки ее груди. Она больше всего гордилась ими. Они были полными и крепкими. В руках Эда они, казалось, нашли свое законное место. Она с удивлением откинула назад голову и вырвалась, заметив, что ее блузка выбилась из юбки.
   — Я, наверно, похожа на девицу пятидесятых годов. — Она старалась острить, чтобы скрыть свое удовольствие от его прикосновения.
   — Наверно, это потому, что вас тянет ко мне почти так же сильно, как и меня к вам, — заметил он.
   — Я хочу угостить вас кофе, — предложила она и пошла в кухню.
   В кухне Маккензи с трудом перевела дыхание и постаралась прийти в себя. Ее всегда волновало, когда мужчина желал ее, но в первый раз она сама пожелала мужчину!
   Эд ждал ее в гостиной, глядя в окно.
   — Для меня эти совещания стали своего рода сексуальным мучением, — сказал он, когда она вернулась в комнату. — Иногда у меня так встает, когда я вижу вас, что просто не знаю, куда деваться от боли!
   Она поставила перед ним чашку.
   — Перестаньте, Эдди, — сказала Маккензи. — Боюсь, что тоже захочу вас, если вы не остановитесь…
   — Мне казалось, что вы из сексуально свободных людей? — Он повернулся к столу и взял чашку. — Значит, вы просто дразните меня? Это правда?
   — Я вас хочу. Это так! — призналась она. — Хочу так, как никого и никогда не желала. Но я уже говорила вам — я не сплю со всеми подряд!
   Он покачал головой.
   — Я восхищаюсь вашими принципами. Поговорим о деле. Может быть, вы не будете такой лояльной после того, как выслушаете меня.
   — В чем дело?
   — Все упирается только в деньги. Что же еще? Я даже не представлял, что идет такое выкачивание денег.
   — Не могу себе даже представить… Он снова покачал головой.
   — Послушайте меня. Если ваш бизнес налажен как следует, то можно проследить расходование каждой копейки. Но здесь каждую неделю пропадает определенная сумма. Кто-то залезает в ваш карман, и я уверен, что это не ваши братья!
   Она снова захохотала.
   — Правильно, они обирают меня на огромные суммы…
   — Каждую неделю расходуется двести пятьдесят долларов, это уже не мелочь! — заметил он. — Я начал проверку надежности помощников продавцов в двух магазинах, хотя это не мое дело.