Короткий эпитет Мастерса превратил астральный призрак Пенника в нечто не вполне элегантное.
— …Я в состоянии доказать, да, доказать, что там был третий человек.
— Мы слушаем…
— Вы помните две зеленые свечи на комоде в комнате мистера Констебля?
— Я помню, — буркнул Г.М., глаза его сузились.
— Прежде чем покинуть Форвейз в воскресенье вечером, мы оба заглянули в комнату Пенника, но этот тип уже сбежал. Вы помните? Потом мы также заглянули в комнату мистера Констебля. Так? Тогда вы обратили мое внимание на две зеленые свечи и показали, что они сгорели примерно наполовину.
— Да? И что же?
Мастерс выпрямился на стуле.
— После смерти миссис Констебль эти самые свечи были сгоревшими больше, чем наполовину.
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
— …Я в состоянии доказать, да, доказать, что там был третий человек.
— Мы слушаем…
— Вы помните две зеленые свечи на комоде в комнате мистера Констебля?
— Я помню, — буркнул Г.М., глаза его сузились.
— Прежде чем покинуть Форвейз в воскресенье вечером, мы оба заглянули в комнату Пенника, но этот тип уже сбежал. Вы помните? Потом мы также заглянули в комнату мистера Констебля. Так? Тогда вы обратили мое внимание на две зеленые свечи и показали, что они сгорели примерно наполовину.
— Да? И что же?
Мастерс выпрямился на стуле.
— После смерти миссис Констебль эти самые свечи были сгоревшими больше, чем наполовину.
Глава четырнадцатая
— Я не очень понимаю, какое это может иметь отношение к нам, — продолжал Мастерс — Или к смерти обоих Констеблей? Это даже не какой-то конкретный след. — Он смущенно засмеялся. — Разумеется, я признаю, что у меня самого есть несколько идей. Сначала мне пришли в голову отравленные свечи. Я читал какой-то рассказ, где один тип был убит именно таким способом. Но доктор Сандерс клянется, что ни одна из жертв не была отравлена ядом в жидком, твердом или газообразном состоянии. Мне этого достаточно.
Он задумчиво потер лоб.
— Может быть, это не имеет никакого отношения к убийствам, но, по моему мнению, свидетельствует о том, что в воскресенье вечером в Форвейзе находился кто-то третий. Сэр Генри и я вышли из этого дома последними, и в то время свечи были в таком же состоянии, как после смерти мистера Констебля. Я думаю, вы не пользовались ими, доктор?
— Нет. Разумеется, нет.
— Та-ак, — старший инспектор ненадолго задумался. — Я не вижу причины, по которой миссис Констебль могла бы их зажигать. Сейчас. Я знаю, что вы хотите сказать. Она могла это сделать. Согласен. Но зачем? Мне не кажется это правдоподобным. Нет. Только в случае самоубийства. Но ведь свечи не отравлены, следовательно, не могли никого убить. О, клянусь Богом, скоро меня отправят в сумасшедший дом!
— Это конец, — наконец отозвался Г.М.
— Чей конец?
— Свечей. Я уверен, что, наконец, на правильном пути. Там были какие-либо отпечатки пальцев?
— Нет.
— И какие-либо новые пятна стеарина? Похожие на те, которые мы нашли в комнате Констебля?
— Ни пятнышка.
Сэр Генри недовольно проворчал:
— Да. Так я и предполагал. На сей раз, убийца был более осторожен.
— Более осторожен? — быстро подхватил Мастерс. — Значит, он был там в воскресенье вечером, не так ли? Вот это заявление, сэр! Если вы догадываетесь, каким образом было совершено убийство, или каким чудом этот проклятый Пенник мог одновременно быть в двух местах, или что значат эти чертовы свечи, прошу вас сказать об этом прямо, а не тянуть кота за хвост. У меня сегодня неподходящее настроение.
Сэр Генри громко кашлянул.
— Честно говоря, у меня соответственное настроение. Вам не знакомо такое чувство, инспектор, что вы находитесь на грани какого-то открытия, еще чуть-чуть, еще немножечко и… Почти! Это все. Похоже на то, когда кто-то пытается подробно вспомнить сон. Лучше скажите мне еще одну вещь, а потом я вам расскажу нечто любопытное. Вы нашли этот большой альбом с вырезками и заметками миссис Констебль?
— Нет.
— А искали тщательно?
— Вопрос! Искали ли мы тщательно? — повторил Мастерс с нескрываемым сарказмом. — Комиссар, его люди и я просмотрели каждую щель в этом проклятом доме! Каждую щель. И ничего не нашли. Но это меня нисколько не удивило. Под конец уик-энда все гости разъехались вместе с багажом. Таким образом и улетучился альбом в чемодане или дорожной сумке. Кто-то его увез.
— Вполне возможно. Да. У меня есть только одно принципиальное возражение: я в это просто не верю. Я уже говорил и повторяю еще раз: Мина Констебль спрятала этот альбом. Это было написано на ее лице, когда я ее спросил. И могу поспорить на кружку пива, что он по-прежнему находится в доме.
Старший инспектор с усилием сдержал готовый вырваться гнев, вызванный неверием в его профессиональную скрупулезность.
— Доктор! — возвысил он голос. — Только вы видели этот альбом. Каких он размеров?
Сандерс задумался.
— Примерно восемнадцать дюймов высоты, дюйм толщины и около двадцати дюймов ширины.
— Восемнадцать дюймов… — Мастерс поднял руку на соответствующую высоту, — и около двадцати ширины. Это колосс, а не альбом. Он просто бросается в глаза. К тому же, в массивном переплете под кожу. Да, правильно, она не могла его сжечь или уничтожить. Кроме того, миссис Констебль вообще не покидала дом. Сэр Генри, а где, по-вашему, спрятан этот альбом?
— Не знаю, сынок. Просто я старый упрямец.
— Это для меня не новость. Вы думаете, что из этого альбома вы могли бы узнать, как был устроен весь этот фокус-покус?
— Да, приблизительно.
— Если так, то такую вещь следует закупить в интересах народа и поместить в Британский Музей! Во-первых, она содержит описание чего-то, что абсолютно невидимо. Во-вторых, объясняет тайну, почему две зеленых свечи каждый раз выгорают на полдюйма, когда кто-то умирает. В-третьих, мы узнаем из него, как Пенник может одновременно находиться в двух местах сразу: в баре деревенской гостиницы и в оранжерее дома, лежащего на расстоянии четырех миль оттуда…
— Хм-м. Вы совершенно правы. Пенник задал нам задачу. Впрочем, может быть, гораздо менее сложную, чем нам кажется. Я немного наблюдал за ним и…
— Немного наблюдал за ним? — повторил, как эхо, Мастерс — Но ведь вы его еще не видели! Когда мы приехали в «Черный Лебедь», этот чертов Пенник спрятался от нас. До сих пор вы ни разу его не видели.
— В том-то и дело, что видел, — спокойно заявил сэр Генри.
Он снял очки, что сразу сделало его глаза скрытыми и далекими, а лицо стало совершенно чужим. Он поднес стекла к свету, осмотрел их и снова надел очки. Однако на одну минуту как Сандерс, так и Мастерс увидели истинное лицо Старика.
— В том-то и дело, что я видел его, — повторил он. — Так же, как и Чейз, в некой интересной, впрочем, ситуации, я не встречался с ним, но его видел.
— Когда, где?
— Вчера ночью в Золотом Зале отеля «Коринтиан». Это такой фешенебельный ресторан. Вот как хорошо ко мне относятся дома! У меня две дочери, которым доставляет огромное удовольствие, если они не дают мне выспаться. Каждый мой бессонный час — для них выигрыш. Вытащили меня после театра ужинать. И кого же мы увидели за столиком? Германа Пенника во всем своем великолепии, любезничающего с барышней на выданье. Он ужинал в обществе Вики Кин.
Старший инспектор протяжно свистнул.
Сандерс подумал, существует ли на свете хоть один человек, достойный доверия. Он взглянул на Г.М., но выражение его лица было еще более непроницаемо, чем обычно.
— Ну и что из того? — небрежно пожал он плечами. Однако почувствовал в сердце острый укол ревности. — Кто может запретить ей делать это? Сегодня вечером и я иду с ней ужинать. Правда, такие рестораны, как «Коринтиан», не по моему карману.
— А может быть, — взволнованно вмешался старший инспектор, — эта молодая дама в сговоре с Пенником и…
Но Г.М. взмахом руки отверг его идею.
— Ерунда! Пенник ни с кем не в сговоре, это одинокий волк. Вы не видите, к чему я веду? В фешенебельном ресторане сидела Виктория. Элегантная, красивая, глаз не оторвать. И атмосфера соответствующая, не правда ли? Однако она была панически напугана. И все время исподтишка наблюдала за Пенником, даже когда он подзывал, официанта.
Он замолчал.
— А если вести речь о Пеннике, то было видно, что его тоже что-то мучает. Хотя ресторан оборудован роскошно — позолота, плюш и Бог знает что еще, но помещение он занимает небольшое. Когда там много посетителей, и нормальному человеку трудно выдержать, не говоря уж о Пеннике. Ведь он сам вам говорил, что не переносит закрытых помещений. Поддерживал его единственно вид мисс Кин. Он смертельно влюблен в нее, и мне это очень не нравится. Вопрос этот гораздо более серьезный, чем кажется на первый взгляд.
Он беспокойно взглянул на Сандерса.
— Я ничего до сих пор не говорил о твоих делах, сынок. То, что ты начинаешь чувствовать к дочери Джо Кина, может быть вызвано подсознательной обидой на Марсию Блистоун, а может быть истинным чувством. Но сейчас важно не это, а совсем другое: если все по-прежнему будет развиваться в таком темпе, то, клянусь моей шевелюрой, — тут он с гордостью погладил себя по лысому черепу, — между вами обоими дело дойдет до скандала. Ты не думал об этом?
— Нет.
— Тогда задумайся, сынок, — мрачно сказал Г.М. — Потому что Мастерс говорил мне, что уже однажды… привет!
Он замолчал и, насупившись, посмотрел на вновь прибывших. Через вращающуюся дверь, отряхивая капли дождя с плащей, вошли Виктория Кин и Лоуренс Чейз. Дождь, который уже было затих, начался с новой силой. Вспышки молний вспарывали свинцовые тучи, гремели мощные раскаты грома, и дождь, как пелена, накрыл Уайтхолл.
Чейз сдвинул котелок вперед, и вода крупными каплями капала с тульи.
— Добрый день, добрый день, — поздоровался он. — Тот из вас, кто скажет: «О волке речь, а он навстречь», получит награду за самую банальную фразу, поскольку у меня создалось впечатление, что мы прервали вашу интересную дискуссию, касающуюся Вики или моей скромной персоны. Или я не прав, как бы сказал наш ясновидящий.
Вики и Сандерс взглянули друг на друга и почти одновременно перевели взгляд в другую сторону.
— Вы правы, — согласился Г.М., махнув рукой официанту. — Садитесь, мои дорогие. Выпьем кофе, выкурим хорошую сигарету?
— Я обойдусь без сигареты, — усмехнулась Вики. Она сняла шляпку и откинула назад блестящие каштановые волосы. Сандерс пододвинул ей стул. — И могу посидеть только одну минуточку, мне не так везет, как некоторым, и я не могу затрачивать на ланч два с половиной часа. Я как раз возвращалась на работу, когда встретила этого искусителя и… мне просто стало интересно.
Ларри положил портсигар на стол.
— Если говорить честно, — признался он, — то мне тоже было интересно.
— В самом деле? — вежливо спросил Мастерс — И что же именно вас интересует?
— Очень многое, дорогой инспектор. И между прочим, почему вы хотели со мной повидаться? Разве произошло что-то новое? То есть, не считая последнего события. Боже мой, бедная Мина!
Он придвинул стул ближе. Веки его покраснели.
— Мне кажется это просто невероятным. Какая-то омерзительная каша, которую заварил человек, чудовище или не знаю кто еще! Посмотрите в окно — заголовки газет. Оглянитесь вокруг, везде газеты. На нашем столе, на соседнем, на любом другом! — Он быстро взглянул на своих собеседников. — Не думаете же вы, что кто-то здесь знает, что мы замешаны в эту историю.
— Если вы не будете говорить тише, то через минуту это будут знать все.
Чейз сжался.
— Прошу прощения, — прошептал он. — Но я предупреждал Мину, а она не хотела меня слушать. Не думайте, что я верю в какие-то сверхъестественные силы этого типа, речь только о том, что все это повторяется. Как я могу во всем разобраться? Вы же знаете, что Сэм Констебль был моим дальним родственником?
— Да-а? — заинтересовался Мастерс.
— Да. Нужно было внимательно читать некролог. Имя его отца было Лоуренс Чейз Констебль. Я его дальний родич. Однако денег после него не унаследую, не беспокойтесь.
— Нет?
— Нет. Кроме ста фунтов, которые можно не считать. Проблема заключается в том, кто будет его наследником вообще? Я скажу вам кое-что, но прошу хранить это в тайне.
— Разумеется, разумеется.
— Завещание Сэма, — пояснил Ларри, открывая портсигар, — содержит имя только одного наследника. Все, чем он располагал, он полностью и без всяких условий завещал жене. А Мина никогда не думала о таких вещах и вовсе не оставила завещания. При этом у нее нет ни детей, ни родственников. А это означает, что состояние Мины вместе с еще большим состоянием Сэма поступает в пользу государства.
Это в свою очередь вызовет огромную бурю, потому что будет оспорено родственниками Сэма. Подчеркиваю, что я в этом участия не приму. Во-первых, вместе со старым дураком сэром Джоном Ричем я назначен душеприказчиком. Во-вторых, остальные его родственники — это родная сестра и два кузена… Если дело будет выиграно, то сестра получит большую часть, а то, что останется, получат кузены, следовательно, даже если бы я имел какие-то виды на наследство, все равно из этого ничего не выйдет. Так выглядит вся ситуация. Я обрисовал вам ее честно и без недомолвок. На меня свалят раздел имущества, и вместо благодарности я получу кучу проблем. Ну, что ж! И все этот трижды проклятый Пенник…
Он замолчал. Видимо, решил, что больше ничего говорить не следует. Он стряхнул пыль с пиджака и закурил.
— Да, это незадача, — сочувственно буркнул Мастерс.
— Согласен. Но это не имеет значения. Единственное, что имеет значение, это то, что бедный старина Сэм и Мина мертвы.
— Да. Но…
— Что «но»?…
Держащийся до сих пор с подозрительной любезностью, старший инспектор хранил за пазухой камень. Он ждал только соответственного момента, чтобы сбросить его.
— Ничего, сэр. Но в этом обществе лучше не говорить слишком резко о Германе Пеннике.
— В этом обществе?
— Я хотел сказать, в присутствии мисс Кин.
— А какое отношение к этому имеет Вики?
Мастерс изобразил на лице удивление.
— Так вы не знаете? Мисс Кин в большой дружбе с мистером Пенником. Не правда ли, мисс? На следующий день после смерти Мины Констебль мисс провела с ним вечер в роскошном ресторане…
Вики молчала. Она сидела совершенно неподвижно на стуле рядом с Сандерсом. Голова ее была слегка наклонена, и он видел только ее блестящие волосы теплого оттенка старой бронзы и нежную линию шеи, виднеющуюся из скромного выреза темно-синего платья. Но слышал ее прерывистое дыхание.
Неприятную паузу прервало появление официанта. Он с шумом поставил чашки с кофе на стол и удалился.
Только тогда она подняла голову. И повернулась к Г.М.
— Сэр Генри, почему вы меня так не любите?
— Я-а? Не люблю вас?
— Да. Вы. Неужели по той причине, что вы приятель отца невесты доктора Сандерса, сэра Денниса Блистоуна? Да?
— Моя дорогая, я не имею понятия, о чем вы говорите. И какое отношение к этому имеет Денни Блистоун?
— Неважно. — Она начала нервно играть коробком спичек, лежащим на столе. — Я видела вас вчера вечером в отеле «Коринтиан». Вы постоянно наблюдали за нами. Вы даже специально споткнулись о ближайший столик, чтобы лучше нас рассмотреть. Думаю, именно вы рассказали старшему инспектору об этой встрече?
Несколько секунд Г.М. не отзывался. Он казался смущенным. Что-то бормотал себе под нос, медленно выбирая сигарету из пачки.
— Что ж… ведь вы были там?
— Да. Боже мой, да! Я там была.
— По собственной воле?
— По собственной воле.
— «Коринтиан» — это не закрытый клуб. Там в любой момент могли появиться репортеры…
— Да. Они поймали нас, когда мы вставали из-за стола.
— Вам нравятся подобные приключения?
— Я их ненавижу, — нервно ответила Виктория. Она положила коробок спичек и сказала уже гораздо спокойнее: — Вы обладаете большой силой, сэр Генри. Это такая внутренняя сила, которая заставляет других людей думать и чувствовать так, как вы. Поэтому я прошу, чтобы вы не делали выводов из того, как узнаете мотивы того или иного поступка.
— Это не входит в мои привычки, — спокойно ответил Г.М. — Признаюсь, что я смотрел в вашу сторону, но, даю слово, не на вас. Я хотел увидеть руки Пенника и поэтому… хм-м-м… споткнулся возле вашего столика.
— Руки Пенника? — в ее голосе звучало искреннее удивление.
— Да, — подтвердил Г.М. — И не исключаю возможности, что ваши намерения гораздо лучше, чем выглядят.
Виктория облегченно вздохнула и удобнее уселась на стуле. Смех Сандерса разрядил напряженную атмосферу.
— Может мне кто-нибудь сказать, о чем идет речь? — спросил он. — Мы собрались здесь не для того, чтобы дискутировать о дружеских встречах. Почему Вики не может пойти поужинать с кем хочет?
— Вот именно. Почему я не могу этого сделать? — холодно спросила Вики. — Я вспомнила об этом только потому, что старший инспектор начал делать намеки…
— Но мисс Кин, это…
— А кроме того, — продолжал Сандерс, — сегодня я иду с ней ужинать. Правда, Вики?
— Да, разумеется, Джон. Только…
— Ты идешь со мной?
— Да, да, разумеется. Впрочем, это не совсем подходящее место для подобного разговора. Извините, господа, но я должна возвращаться в бюро.
Она быстро допила кофе, встала и накинула на себя дождевик. Впервые она посмотрела ему прямо в глаза. Она держала себя со спокойной уверенностью: в этом была какая-то отчужденность и решимость.
— Хорошо — весело сказал Сандерс. — Я заеду за тобой ровно в половине восьмого. Не опаздывай.
— Джон…
— Сейчас я найду такси. Ты не можешь в такую отвратительную погоду прогуливаться по Ричмонд Террас.
— Джон, я хочу тебе что-то сказать. Хорошо? Господа нас извинят.
— Пожалуйста, мисс, — начал старший инспектор, с интересом наблюдая за ней, — может быть, это не наше дело. С другой стороны, прошу не сердиться, но, возможно, и наше. Могу поручиться, что знаю, что вы хотите сказать доктору. Меня интересует все, что касается этого проклятого Пенника или людей, с которыми он обращается. Так почему же вы не сможете сегодня пойти поужинать с доктором…
Не закончив фразу, Мастерс вдруг вскочил на ноги.
Снаружи, за высоким окном промелькнула в струях дождя фигура какого-то мужчины. Он остановился перед входом в ресторан, толкнул дверь и вошел внутрь. Сняв промокшие плащ и шляпу, Герман Пенник улыбнулся им и одновременно жестом, не терпящим промедления, подозвал официанта.
Он задумчиво потер лоб.
— Может быть, это не имеет никакого отношения к убийствам, но, по моему мнению, свидетельствует о том, что в воскресенье вечером в Форвейзе находился кто-то третий. Сэр Генри и я вышли из этого дома последними, и в то время свечи были в таком же состоянии, как после смерти мистера Констебля. Я думаю, вы не пользовались ими, доктор?
— Нет. Разумеется, нет.
— Та-ак, — старший инспектор ненадолго задумался. — Я не вижу причины, по которой миссис Констебль могла бы их зажигать. Сейчас. Я знаю, что вы хотите сказать. Она могла это сделать. Согласен. Но зачем? Мне не кажется это правдоподобным. Нет. Только в случае самоубийства. Но ведь свечи не отравлены, следовательно, не могли никого убить. О, клянусь Богом, скоро меня отправят в сумасшедший дом!
— Это конец, — наконец отозвался Г.М.
— Чей конец?
— Свечей. Я уверен, что, наконец, на правильном пути. Там были какие-либо отпечатки пальцев?
— Нет.
— И какие-либо новые пятна стеарина? Похожие на те, которые мы нашли в комнате Констебля?
— Ни пятнышка.
Сэр Генри недовольно проворчал:
— Да. Так я и предполагал. На сей раз, убийца был более осторожен.
— Более осторожен? — быстро подхватил Мастерс. — Значит, он был там в воскресенье вечером, не так ли? Вот это заявление, сэр! Если вы догадываетесь, каким образом было совершено убийство, или каким чудом этот проклятый Пенник мог одновременно быть в двух местах, или что значат эти чертовы свечи, прошу вас сказать об этом прямо, а не тянуть кота за хвост. У меня сегодня неподходящее настроение.
Сэр Генри громко кашлянул.
— Честно говоря, у меня соответственное настроение. Вам не знакомо такое чувство, инспектор, что вы находитесь на грани какого-то открытия, еще чуть-чуть, еще немножечко и… Почти! Это все. Похоже на то, когда кто-то пытается подробно вспомнить сон. Лучше скажите мне еще одну вещь, а потом я вам расскажу нечто любопытное. Вы нашли этот большой альбом с вырезками и заметками миссис Констебль?
— Нет.
— А искали тщательно?
— Вопрос! Искали ли мы тщательно? — повторил Мастерс с нескрываемым сарказмом. — Комиссар, его люди и я просмотрели каждую щель в этом проклятом доме! Каждую щель. И ничего не нашли. Но это меня нисколько не удивило. Под конец уик-энда все гости разъехались вместе с багажом. Таким образом и улетучился альбом в чемодане или дорожной сумке. Кто-то его увез.
— Вполне возможно. Да. У меня есть только одно принципиальное возражение: я в это просто не верю. Я уже говорил и повторяю еще раз: Мина Констебль спрятала этот альбом. Это было написано на ее лице, когда я ее спросил. И могу поспорить на кружку пива, что он по-прежнему находится в доме.
Старший инспектор с усилием сдержал готовый вырваться гнев, вызванный неверием в его профессиональную скрупулезность.
— Доктор! — возвысил он голос. — Только вы видели этот альбом. Каких он размеров?
Сандерс задумался.
— Примерно восемнадцать дюймов высоты, дюйм толщины и около двадцати дюймов ширины.
— Восемнадцать дюймов… — Мастерс поднял руку на соответствующую высоту, — и около двадцати ширины. Это колосс, а не альбом. Он просто бросается в глаза. К тому же, в массивном переплете под кожу. Да, правильно, она не могла его сжечь или уничтожить. Кроме того, миссис Констебль вообще не покидала дом. Сэр Генри, а где, по-вашему, спрятан этот альбом?
— Не знаю, сынок. Просто я старый упрямец.
— Это для меня не новость. Вы думаете, что из этого альбома вы могли бы узнать, как был устроен весь этот фокус-покус?
— Да, приблизительно.
— Если так, то такую вещь следует закупить в интересах народа и поместить в Британский Музей! Во-первых, она содержит описание чего-то, что абсолютно невидимо. Во-вторых, объясняет тайну, почему две зеленых свечи каждый раз выгорают на полдюйма, когда кто-то умирает. В-третьих, мы узнаем из него, как Пенник может одновременно находиться в двух местах сразу: в баре деревенской гостиницы и в оранжерее дома, лежащего на расстоянии четырех миль оттуда…
— Хм-м. Вы совершенно правы. Пенник задал нам задачу. Впрочем, может быть, гораздо менее сложную, чем нам кажется. Я немного наблюдал за ним и…
— Немного наблюдал за ним? — повторил, как эхо, Мастерс — Но ведь вы его еще не видели! Когда мы приехали в «Черный Лебедь», этот чертов Пенник спрятался от нас. До сих пор вы ни разу его не видели.
— В том-то и дело, что видел, — спокойно заявил сэр Генри.
Он снял очки, что сразу сделало его глаза скрытыми и далекими, а лицо стало совершенно чужим. Он поднес стекла к свету, осмотрел их и снова надел очки. Однако на одну минуту как Сандерс, так и Мастерс увидели истинное лицо Старика.
— В том-то и дело, что я видел его, — повторил он. — Так же, как и Чейз, в некой интересной, впрочем, ситуации, я не встречался с ним, но его видел.
— Когда, где?
— Вчера ночью в Золотом Зале отеля «Коринтиан». Это такой фешенебельный ресторан. Вот как хорошо ко мне относятся дома! У меня две дочери, которым доставляет огромное удовольствие, если они не дают мне выспаться. Каждый мой бессонный час — для них выигрыш. Вытащили меня после театра ужинать. И кого же мы увидели за столиком? Германа Пенника во всем своем великолепии, любезничающего с барышней на выданье. Он ужинал в обществе Вики Кин.
Старший инспектор протяжно свистнул.
Сандерс подумал, существует ли на свете хоть один человек, достойный доверия. Он взглянул на Г.М., но выражение его лица было еще более непроницаемо, чем обычно.
— Ну и что из того? — небрежно пожал он плечами. Однако почувствовал в сердце острый укол ревности. — Кто может запретить ей делать это? Сегодня вечером и я иду с ней ужинать. Правда, такие рестораны, как «Коринтиан», не по моему карману.
— А может быть, — взволнованно вмешался старший инспектор, — эта молодая дама в сговоре с Пенником и…
Но Г.М. взмахом руки отверг его идею.
— Ерунда! Пенник ни с кем не в сговоре, это одинокий волк. Вы не видите, к чему я веду? В фешенебельном ресторане сидела Виктория. Элегантная, красивая, глаз не оторвать. И атмосфера соответствующая, не правда ли? Однако она была панически напугана. И все время исподтишка наблюдала за Пенником, даже когда он подзывал, официанта.
Он замолчал.
— А если вести речь о Пеннике, то было видно, что его тоже что-то мучает. Хотя ресторан оборудован роскошно — позолота, плюш и Бог знает что еще, но помещение он занимает небольшое. Когда там много посетителей, и нормальному человеку трудно выдержать, не говоря уж о Пеннике. Ведь он сам вам говорил, что не переносит закрытых помещений. Поддерживал его единственно вид мисс Кин. Он смертельно влюблен в нее, и мне это очень не нравится. Вопрос этот гораздо более серьезный, чем кажется на первый взгляд.
Он беспокойно взглянул на Сандерса.
— Я ничего до сих пор не говорил о твоих делах, сынок. То, что ты начинаешь чувствовать к дочери Джо Кина, может быть вызвано подсознательной обидой на Марсию Блистоун, а может быть истинным чувством. Но сейчас важно не это, а совсем другое: если все по-прежнему будет развиваться в таком темпе, то, клянусь моей шевелюрой, — тут он с гордостью погладил себя по лысому черепу, — между вами обоими дело дойдет до скандала. Ты не думал об этом?
— Нет.
— Тогда задумайся, сынок, — мрачно сказал Г.М. — Потому что Мастерс говорил мне, что уже однажды… привет!
Он замолчал и, насупившись, посмотрел на вновь прибывших. Через вращающуюся дверь, отряхивая капли дождя с плащей, вошли Виктория Кин и Лоуренс Чейз. Дождь, который уже было затих, начался с новой силой. Вспышки молний вспарывали свинцовые тучи, гремели мощные раскаты грома, и дождь, как пелена, накрыл Уайтхолл.
Чейз сдвинул котелок вперед, и вода крупными каплями капала с тульи.
— Добрый день, добрый день, — поздоровался он. — Тот из вас, кто скажет: «О волке речь, а он навстречь», получит награду за самую банальную фразу, поскольку у меня создалось впечатление, что мы прервали вашу интересную дискуссию, касающуюся Вики или моей скромной персоны. Или я не прав, как бы сказал наш ясновидящий.
Вики и Сандерс взглянули друг на друга и почти одновременно перевели взгляд в другую сторону.
— Вы правы, — согласился Г.М., махнув рукой официанту. — Садитесь, мои дорогие. Выпьем кофе, выкурим хорошую сигарету?
— Я обойдусь без сигареты, — усмехнулась Вики. Она сняла шляпку и откинула назад блестящие каштановые волосы. Сандерс пододвинул ей стул. — И могу посидеть только одну минуточку, мне не так везет, как некоторым, и я не могу затрачивать на ланч два с половиной часа. Я как раз возвращалась на работу, когда встретила этого искусителя и… мне просто стало интересно.
Ларри положил портсигар на стол.
— Если говорить честно, — признался он, — то мне тоже было интересно.
— В самом деле? — вежливо спросил Мастерс — И что же именно вас интересует?
— Очень многое, дорогой инспектор. И между прочим, почему вы хотели со мной повидаться? Разве произошло что-то новое? То есть, не считая последнего события. Боже мой, бедная Мина!
Он придвинул стул ближе. Веки его покраснели.
— Мне кажется это просто невероятным. Какая-то омерзительная каша, которую заварил человек, чудовище или не знаю кто еще! Посмотрите в окно — заголовки газет. Оглянитесь вокруг, везде газеты. На нашем столе, на соседнем, на любом другом! — Он быстро взглянул на своих собеседников. — Не думаете же вы, что кто-то здесь знает, что мы замешаны в эту историю.
— Если вы не будете говорить тише, то через минуту это будут знать все.
Чейз сжался.
— Прошу прощения, — прошептал он. — Но я предупреждал Мину, а она не хотела меня слушать. Не думайте, что я верю в какие-то сверхъестественные силы этого типа, речь только о том, что все это повторяется. Как я могу во всем разобраться? Вы же знаете, что Сэм Констебль был моим дальним родственником?
— Да-а? — заинтересовался Мастерс.
— Да. Нужно было внимательно читать некролог. Имя его отца было Лоуренс Чейз Констебль. Я его дальний родич. Однако денег после него не унаследую, не беспокойтесь.
— Нет?
— Нет. Кроме ста фунтов, которые можно не считать. Проблема заключается в том, кто будет его наследником вообще? Я скажу вам кое-что, но прошу хранить это в тайне.
— Разумеется, разумеется.
— Завещание Сэма, — пояснил Ларри, открывая портсигар, — содержит имя только одного наследника. Все, чем он располагал, он полностью и без всяких условий завещал жене. А Мина никогда не думала о таких вещах и вовсе не оставила завещания. При этом у нее нет ни детей, ни родственников. А это означает, что состояние Мины вместе с еще большим состоянием Сэма поступает в пользу государства.
Это в свою очередь вызовет огромную бурю, потому что будет оспорено родственниками Сэма. Подчеркиваю, что я в этом участия не приму. Во-первых, вместе со старым дураком сэром Джоном Ричем я назначен душеприказчиком. Во-вторых, остальные его родственники — это родная сестра и два кузена… Если дело будет выиграно, то сестра получит большую часть, а то, что останется, получат кузены, следовательно, даже если бы я имел какие-то виды на наследство, все равно из этого ничего не выйдет. Так выглядит вся ситуация. Я обрисовал вам ее честно и без недомолвок. На меня свалят раздел имущества, и вместо благодарности я получу кучу проблем. Ну, что ж! И все этот трижды проклятый Пенник…
Он замолчал. Видимо, решил, что больше ничего говорить не следует. Он стряхнул пыль с пиджака и закурил.
— Да, это незадача, — сочувственно буркнул Мастерс.
— Согласен. Но это не имеет значения. Единственное, что имеет значение, это то, что бедный старина Сэм и Мина мертвы.
— Да. Но…
— Что «но»?…
Держащийся до сих пор с подозрительной любезностью, старший инспектор хранил за пазухой камень. Он ждал только соответственного момента, чтобы сбросить его.
— Ничего, сэр. Но в этом обществе лучше не говорить слишком резко о Германе Пеннике.
— В этом обществе?
— Я хотел сказать, в присутствии мисс Кин.
— А какое отношение к этому имеет Вики?
Мастерс изобразил на лице удивление.
— Так вы не знаете? Мисс Кин в большой дружбе с мистером Пенником. Не правда ли, мисс? На следующий день после смерти Мины Констебль мисс провела с ним вечер в роскошном ресторане…
Вики молчала. Она сидела совершенно неподвижно на стуле рядом с Сандерсом. Голова ее была слегка наклонена, и он видел только ее блестящие волосы теплого оттенка старой бронзы и нежную линию шеи, виднеющуюся из скромного выреза темно-синего платья. Но слышал ее прерывистое дыхание.
Неприятную паузу прервало появление официанта. Он с шумом поставил чашки с кофе на стол и удалился.
Только тогда она подняла голову. И повернулась к Г.М.
— Сэр Генри, почему вы меня так не любите?
— Я-а? Не люблю вас?
— Да. Вы. Неужели по той причине, что вы приятель отца невесты доктора Сандерса, сэра Денниса Блистоуна? Да?
— Моя дорогая, я не имею понятия, о чем вы говорите. И какое отношение к этому имеет Денни Блистоун?
— Неважно. — Она начала нервно играть коробком спичек, лежащим на столе. — Я видела вас вчера вечером в отеле «Коринтиан». Вы постоянно наблюдали за нами. Вы даже специально споткнулись о ближайший столик, чтобы лучше нас рассмотреть. Думаю, именно вы рассказали старшему инспектору об этой встрече?
Несколько секунд Г.М. не отзывался. Он казался смущенным. Что-то бормотал себе под нос, медленно выбирая сигарету из пачки.
— Что ж… ведь вы были там?
— Да. Боже мой, да! Я там была.
— По собственной воле?
— По собственной воле.
— «Коринтиан» — это не закрытый клуб. Там в любой момент могли появиться репортеры…
— Да. Они поймали нас, когда мы вставали из-за стола.
— Вам нравятся подобные приключения?
— Я их ненавижу, — нервно ответила Виктория. Она положила коробок спичек и сказала уже гораздо спокойнее: — Вы обладаете большой силой, сэр Генри. Это такая внутренняя сила, которая заставляет других людей думать и чувствовать так, как вы. Поэтому я прошу, чтобы вы не делали выводов из того, как узнаете мотивы того или иного поступка.
— Это не входит в мои привычки, — спокойно ответил Г.М. — Признаюсь, что я смотрел в вашу сторону, но, даю слово, не на вас. Я хотел увидеть руки Пенника и поэтому… хм-м-м… споткнулся возле вашего столика.
— Руки Пенника? — в ее голосе звучало искреннее удивление.
— Да, — подтвердил Г.М. — И не исключаю возможности, что ваши намерения гораздо лучше, чем выглядят.
Виктория облегченно вздохнула и удобнее уселась на стуле. Смех Сандерса разрядил напряженную атмосферу.
— Может мне кто-нибудь сказать, о чем идет речь? — спросил он. — Мы собрались здесь не для того, чтобы дискутировать о дружеских встречах. Почему Вики не может пойти поужинать с кем хочет?
— Вот именно. Почему я не могу этого сделать? — холодно спросила Вики. — Я вспомнила об этом только потому, что старший инспектор начал делать намеки…
— Но мисс Кин, это…
— А кроме того, — продолжал Сандерс, — сегодня я иду с ней ужинать. Правда, Вики?
— Да, разумеется, Джон. Только…
— Ты идешь со мной?
— Да, да, разумеется. Впрочем, это не совсем подходящее место для подобного разговора. Извините, господа, но я должна возвращаться в бюро.
Она быстро допила кофе, встала и накинула на себя дождевик. Впервые она посмотрела ему прямо в глаза. Она держала себя со спокойной уверенностью: в этом была какая-то отчужденность и решимость.
— Хорошо — весело сказал Сандерс. — Я заеду за тобой ровно в половине восьмого. Не опаздывай.
— Джон…
— Сейчас я найду такси. Ты не можешь в такую отвратительную погоду прогуливаться по Ричмонд Террас.
— Джон, я хочу тебе что-то сказать. Хорошо? Господа нас извинят.
— Пожалуйста, мисс, — начал старший инспектор, с интересом наблюдая за ней, — может быть, это не наше дело. С другой стороны, прошу не сердиться, но, возможно, и наше. Могу поручиться, что знаю, что вы хотите сказать доктору. Меня интересует все, что касается этого проклятого Пенника или людей, с которыми он обращается. Так почему же вы не сможете сегодня пойти поужинать с доктором…
Не закончив фразу, Мастерс вдруг вскочил на ноги.
Снаружи, за высоким окном промелькнула в струях дождя фигура какого-то мужчины. Он остановился перед входом в ресторан, толкнул дверь и вошел внутрь. Сняв промокшие плащ и шляпу, Герман Пенник улыбнулся им и одновременно жестом, не терпящим промедления, подозвал официанта.
Глава пятнадцатая
Манговое дерево разрасталось.
Появились все новые побеги, оплетая все, как лианы. Такое беспокоящее ощущение всякий раз испытывал Сандерс, когда видел Пенника.
Самым худшим было то, что все должны были делать вид, что они встретились за самым обычным ланчем, как и остальные люди в уже почти пустом ресторане. Через полуоткрытое окно в зал вливалась волна свежего воздуха, и дым, скопившийся под потолком, стал рассеиваться. У столиков кружились официанты, стряхивая скатерти. В этой послеобеденной, немного сонной атмосфере каждый повышенный голос или резкое движение обращали на себя внимание.
Пенник заговорил первым. Разумеется, это была просто иллюзия, что его лицо или общий вид изменились. Нет. Однако в нем появилось нечто новое. В его поведении чувствовалась внутренняя удовлетворенность, причины которой Сандерс сначала не мог понять.
— Сэр Генри Мерривейл? — спросил Пенник. Он испытующе посмотрел на собеседника.
— Да. Вы присоединитесь к нам?
— Благодарю вас.
Он подал плащ и шляпу официанту, в глазах которого появился блеск узнавания. Он взял у Пенника мокрые вещи и быстро отошел.
— Я должна идти, — сказала Вики. — В самом деле должна. Джон, я хотела бы сказать тебе несколько слов.
— Прошу вас, останьтесь, — обратился к ней Пенник. Он сказал это обычным голосом, но чуткое ухо Сандерса уловило в нем сдержанное веселье. Это было первое впечатление, которое несколько минут назад он не сумел определить. Пенник поверил в свою силу. — Нет, нет, не уходите пока. Даже если вы опоздаете в бюро, мы все уладим.
— Если бы так.
— Да? Если бы все остальные проблемы было также легко разрешить! — снисходительно усмехнулся Пенник. — «Если бы я был королем, озолотил бы тебя солнцем, посеребрил бы лунными лучами», — продекламировал он.
— Это было бы приятно, — сконфуженно пробормотала Виктория.
Она уселась обратно.
— Как дела, инспектор? — приветствовал Пенник Мастерса, внимательно наблюдавшего за ним, как за ошалевшим мартовским котом, которого через минуту потребуется огреть башмаком. — Приветствую вас, — повернулся он к Чейзу.
— Прошу прощения. Я уже должен идти. Вы должны меня извинить, — сказал Чейз.
Он чопорно поднялся и вышел из ресторана. Даже не надел непромокаемый плащ, только перебросил его через руку. Он остановился на залитой дождем улице, взглянул вправо, влево, как будто не мог решить, в каком направлении ему идти. Натолкнулся на группу зевак, столпившихся под крышей у входа, и быстрым шагом пошел вперед.
За столиком царило молчание, которое прервал Пенник, обратившись непосредственно к сэру Генри.
— Я жалею, в самом деле, очень жалею, что не согласился встретиться с вами в тот вечер. Я очень хотел познакомиться с вами. Но в тех обстоятельствах я опасался, что это может оказать ненужное влияние. Вы понимаете меня?
Сэр Генри долго раскуривал сигарету.
— Обойдемся без извинений, сынок. А что вы делаете здесь?
— Если вы хотите знать правду, то я проследил за мисс Кин.
— Значит, это вы… — начала Вики.
— Ездили за мной на такси? — закончил за нее Пенник. — Да, малышка, это был я. Мне нравится смотреть на вас. Да, это действительно доставляет мне удовольствие. Прошу меня правильно понять! Вы меня вдохновляете. Под вашим влиянием даже такой скромный человек, как я, может отважиться на великие поступки. — На лице Вики выступил кирпичный румянец, но она не осмелилась произнести ни одного слова. Пенник взволнованно стиснул руки. — Когда я увидел всех моих… хм… противников, собравшихся на военный совет, то не смог отказать себе в удовольствии включиться в дискуссию. Но главным поводом послужило другое. Я хотел поговорить с инспектором Мастерсом.
Мистерс замер.
— Я хотел задать вам один вопрос, — продолжил Пенник.
— Если кто здесь и будет задавать вопросы, — проворчал Мастерс, — то этим человеком буду я. Во-первых, что вы делаете в Лондоне? Во-вторых, где вы живете, в том случае, если нам понадобится с вами связаться? Последнее время вы жили в гостинице «Черный Лебедь». Так что же?
Пенник усмехнулся.
— Я остановился там ненадолго. У меня есть квартира на Блумсбери, скромная, но мне она нравится. Я напишу вам адрес. Да, но, как я уже говорил, мне нужно задать вам один вопрос. Что вы имеете против моего выезда за границу?
Неожиданный удар в желудок не мог бы произвести на Мастерса большего впечатления.
— За границу? — Казалось, что это слово никак не может пройти через его горло. — Да, у меня есть дьявольски серьезные основания возражать против вашего выезда за границу. Если вы думаете, что можно вызвать такой скандал, а потом упаковать вещи и удрать за тридевять земель, то вы скоро убедитесь, где в этом предположении заключается ошибка.
Пенник снова усмехнулся. И хотя его маленькие глазки с обожанием вглядывались в Вики, отповедь старшего инспектора не прошла мимо его внимания.
— Прошу вас, не волнуйтесь, инспектор. Я не собираюсь дезертировать. Я хочу выехать на несколько часов во Францию. Я снискал огромный успех, радио Бретани предложило мне, чтобы я выступил…
— О-о-о, да, да, — прервал его Мастерс со злорадным блеском в глазах. — Знаю. Творожный концерн, не так ли?
Пенник громко рассмеялся. Это странным образом изменило его физиономию. На лице появились многочисленные, не видимые до сих пор морщинки, как будто оно не было привычно к выражению радостных чувств. Казалось, что он искренне полюбил инспектора, и не существует никого, к кому бы он чувствовал неприязнь.
— Нет. Вы не знаете последних новостей? Я был официально приглашен парижской радиостудией для того, чтобы завтра вечером прочитать там популярную лекцию. Я буду говорить на французском языке, а потом по-английски. Если вам интересно, то мне определено время: с девяти сорока пяти до десяти пятнадцати. — Хотя он по-прежнему усмехнулся, было видно, что он недоволен. — Мне кажется, мой дорогой друг, что французы плохо поняли мои заявления. Все эти глупости относительно машин и тому подобной ерунды…
Он покачал головой.
— Они сами себя обманывают. Уперлись на том, что приписывают мне сверхъестественные силы, которыми я не обладаю и никогда этого не утверждал. Один Бог знает, что моя теория совершенно проста. Она кажется удивительной только потому, что при нынешнем состоянии развития науки является абсолютно новой… — Пенник поколебался. — Я не хочу, чтобы они забивали себе голову подобными сказками, а потом разочаровывались. В то же время я думаю, что, когда они услышат то, что я собираюсь им сказать, это их не разочарует. Это касается и моих друзей в Англии. Ради Бога, господа, не разочаровывайте сотни тысяч моих слушателей!
Все смотрели на него.
— Минуточку, сынок. — Сэр Генри положил сигарету на краешек пепельницы. — Вы хотите этим сказать, что собираетесь убить следующую жертву?
— Да, — спокойно сказал Пенник.
Наступила тишина. Только через минуту, как будто желая предупредить ожидаемую атаку, Пенник внезапно начал объяснять.
— Вам не стоит говорить мне, господа, что до сих пор я сам выглядел не самым лучшим образом. Я согласен. Я не мастер стратегии. Я просто человек, который подвержен всем человеческим чувствам. Я убил Сэмюэля Констебля умышленно, потому что был глубоко убежден, что это правильный и хороший поступок. Но смерть миссис Констебль — что ж, почему бы и нет? Если я действовал под воздействием гнева, почему бы нет?
Голос Мастерса был абсолютно бесцветным.
Появились все новые побеги, оплетая все, как лианы. Такое беспокоящее ощущение всякий раз испытывал Сандерс, когда видел Пенника.
Самым худшим было то, что все должны были делать вид, что они встретились за самым обычным ланчем, как и остальные люди в уже почти пустом ресторане. Через полуоткрытое окно в зал вливалась волна свежего воздуха, и дым, скопившийся под потолком, стал рассеиваться. У столиков кружились официанты, стряхивая скатерти. В этой послеобеденной, немного сонной атмосфере каждый повышенный голос или резкое движение обращали на себя внимание.
Пенник заговорил первым. Разумеется, это была просто иллюзия, что его лицо или общий вид изменились. Нет. Однако в нем появилось нечто новое. В его поведении чувствовалась внутренняя удовлетворенность, причины которой Сандерс сначала не мог понять.
— Сэр Генри Мерривейл? — спросил Пенник. Он испытующе посмотрел на собеседника.
— Да. Вы присоединитесь к нам?
— Благодарю вас.
Он подал плащ и шляпу официанту, в глазах которого появился блеск узнавания. Он взял у Пенника мокрые вещи и быстро отошел.
— Я должна идти, — сказала Вики. — В самом деле должна. Джон, я хотела бы сказать тебе несколько слов.
— Прошу вас, останьтесь, — обратился к ней Пенник. Он сказал это обычным голосом, но чуткое ухо Сандерса уловило в нем сдержанное веселье. Это было первое впечатление, которое несколько минут назад он не сумел определить. Пенник поверил в свою силу. — Нет, нет, не уходите пока. Даже если вы опоздаете в бюро, мы все уладим.
— Если бы так.
— Да? Если бы все остальные проблемы было также легко разрешить! — снисходительно усмехнулся Пенник. — «Если бы я был королем, озолотил бы тебя солнцем, посеребрил бы лунными лучами», — продекламировал он.
— Это было бы приятно, — сконфуженно пробормотала Виктория.
Она уселась обратно.
— Как дела, инспектор? — приветствовал Пенник Мастерса, внимательно наблюдавшего за ним, как за ошалевшим мартовским котом, которого через минуту потребуется огреть башмаком. — Приветствую вас, — повернулся он к Чейзу.
— Прошу прощения. Я уже должен идти. Вы должны меня извинить, — сказал Чейз.
Он чопорно поднялся и вышел из ресторана. Даже не надел непромокаемый плащ, только перебросил его через руку. Он остановился на залитой дождем улице, взглянул вправо, влево, как будто не мог решить, в каком направлении ему идти. Натолкнулся на группу зевак, столпившихся под крышей у входа, и быстрым шагом пошел вперед.
За столиком царило молчание, которое прервал Пенник, обратившись непосредственно к сэру Генри.
— Я жалею, в самом деле, очень жалею, что не согласился встретиться с вами в тот вечер. Я очень хотел познакомиться с вами. Но в тех обстоятельствах я опасался, что это может оказать ненужное влияние. Вы понимаете меня?
Сэр Генри долго раскуривал сигарету.
— Обойдемся без извинений, сынок. А что вы делаете здесь?
— Если вы хотите знать правду, то я проследил за мисс Кин.
— Значит, это вы… — начала Вики.
— Ездили за мной на такси? — закончил за нее Пенник. — Да, малышка, это был я. Мне нравится смотреть на вас. Да, это действительно доставляет мне удовольствие. Прошу меня правильно понять! Вы меня вдохновляете. Под вашим влиянием даже такой скромный человек, как я, может отважиться на великие поступки. — На лице Вики выступил кирпичный румянец, но она не осмелилась произнести ни одного слова. Пенник взволнованно стиснул руки. — Когда я увидел всех моих… хм… противников, собравшихся на военный совет, то не смог отказать себе в удовольствии включиться в дискуссию. Но главным поводом послужило другое. Я хотел поговорить с инспектором Мастерсом.
Мистерс замер.
— Я хотел задать вам один вопрос, — продолжил Пенник.
— Если кто здесь и будет задавать вопросы, — проворчал Мастерс, — то этим человеком буду я. Во-первых, что вы делаете в Лондоне? Во-вторых, где вы живете, в том случае, если нам понадобится с вами связаться? Последнее время вы жили в гостинице «Черный Лебедь». Так что же?
Пенник усмехнулся.
— Я остановился там ненадолго. У меня есть квартира на Блумсбери, скромная, но мне она нравится. Я напишу вам адрес. Да, но, как я уже говорил, мне нужно задать вам один вопрос. Что вы имеете против моего выезда за границу?
Неожиданный удар в желудок не мог бы произвести на Мастерса большего впечатления.
— За границу? — Казалось, что это слово никак не может пройти через его горло. — Да, у меня есть дьявольски серьезные основания возражать против вашего выезда за границу. Если вы думаете, что можно вызвать такой скандал, а потом упаковать вещи и удрать за тридевять земель, то вы скоро убедитесь, где в этом предположении заключается ошибка.
Пенник снова усмехнулся. И хотя его маленькие глазки с обожанием вглядывались в Вики, отповедь старшего инспектора не прошла мимо его внимания.
— Прошу вас, не волнуйтесь, инспектор. Я не собираюсь дезертировать. Я хочу выехать на несколько часов во Францию. Я снискал огромный успех, радио Бретани предложило мне, чтобы я выступил…
— О-о-о, да, да, — прервал его Мастерс со злорадным блеском в глазах. — Знаю. Творожный концерн, не так ли?
Пенник громко рассмеялся. Это странным образом изменило его физиономию. На лице появились многочисленные, не видимые до сих пор морщинки, как будто оно не было привычно к выражению радостных чувств. Казалось, что он искренне полюбил инспектора, и не существует никого, к кому бы он чувствовал неприязнь.
— Нет. Вы не знаете последних новостей? Я был официально приглашен парижской радиостудией для того, чтобы завтра вечером прочитать там популярную лекцию. Я буду говорить на французском языке, а потом по-английски. Если вам интересно, то мне определено время: с девяти сорока пяти до десяти пятнадцати. — Хотя он по-прежнему усмехнулся, было видно, что он недоволен. — Мне кажется, мой дорогой друг, что французы плохо поняли мои заявления. Все эти глупости относительно машин и тому подобной ерунды…
Он покачал головой.
— Они сами себя обманывают. Уперлись на том, что приписывают мне сверхъестественные силы, которыми я не обладаю и никогда этого не утверждал. Один Бог знает, что моя теория совершенно проста. Она кажется удивительной только потому, что при нынешнем состоянии развития науки является абсолютно новой… — Пенник поколебался. — Я не хочу, чтобы они забивали себе голову подобными сказками, а потом разочаровывались. В то же время я думаю, что, когда они услышат то, что я собираюсь им сказать, это их не разочарует. Это касается и моих друзей в Англии. Ради Бога, господа, не разочаровывайте сотни тысяч моих слушателей!
Все смотрели на него.
— Минуточку, сынок. — Сэр Генри положил сигарету на краешек пепельницы. — Вы хотите этим сказать, что собираетесь убить следующую жертву?
— Да, — спокойно сказал Пенник.
Наступила тишина. Только через минуту, как будто желая предупредить ожидаемую атаку, Пенник внезапно начал объяснять.
— Вам не стоит говорить мне, господа, что до сих пор я сам выглядел не самым лучшим образом. Я согласен. Я не мастер стратегии. Я просто человек, который подвержен всем человеческим чувствам. Я убил Сэмюэля Констебля умышленно, потому что был глубоко убежден, что это правильный и хороший поступок. Но смерть миссис Констебль — что ж, почему бы и нет? Если я действовал под воздействием гнева, почему бы нет?
Голос Мастерса был абсолютно бесцветным.