Щелкнул выключатель, весь холл и лестницу залил свет, при вспышке Вики и Сандерс вскочили на ноги с неясным ощущением вины. Сэр Генри Мерривейл и старший инспектор молча вглядывались в их лица, которые еще не успели принять безразличное выражение.
— Угу, — буркнул Г.М., воздерживаясь от дальнейших комментариев. Он стал тяжело подниматься по лестнице. — Добрый вечер. Вы дочь Джо Кина?
Она молча кивнула головой.
— Я был знаком с вашим отцом много лет тому назад. Старина Джо был хорошим человеком, — сказал Г.М., шмыгнув носом. — Что-то я хотел сказать, ага, старший инспектор хотел вам задать несколько вопросов. Может быть, вы спуститесь к нам? Нет, сынок, — коснулся он руки Сандерса. — Ты пойдешь со мной. Прошу представить меня миссис Констебль.
Вики холодно кивнула головой.
— Охотно, — ответила она, посмотрев на часы. — Но я надеюсь, это не займет много времени. Я должна приготовить ужин.
Она легко сбежала по ступеням в направлении Мастерса, лицо которого успело стать суровым и важным. В этот момент в холл выглянул Чейз, окинул взглядом представшую перед ним сцену и начал насвистывать сквозь стиснутые зубы. Сандерс пошел наверх с сэром Генри. Последний не произнес ни одного слова.
Мина в коричневом платье стояла на пороге комнаты. Она уже полностью взяла себя в руки.
— Я как раз собиралась спуститься вниз, — пояснила она, закрывая за ним дверь. — Но, наверное, будет лучше, если мы поговорим здесь. Прошу садиться. Мы можем сразу же приступить к делу.
— Уважаемая миссис Констебль, — сказал Г.М. с грациозностью слона, попавшего в посудную лавку, которая производила такое же ошеломляющее впечатление, как и его вспышки бешенства. — Уважаемая миссис Констебль, я не испытываю никакого счастья, находясь сейчас здесь.
— А я очень рада, что вы находитесь с нами, — усмехнулась Мина, отряхивая пальцем пудру с шеи. Глаза ее подозрительно заблестели. — Я только хотела бы, чтобы вы оказались здесь гораздо раньше. Вы поживете у нас?
Это прозвучало несколько комично, но Г.М. только отрицательно покачал головой.
— Нет, уважаемая миссис Констебль. Я могу задержаться только на один день. Но, — осторожно уселся он в кресло, положив руки на подлокотники, — мне сказали, что вы хотели поговорить со мной. Я подумал, что есть несколько вопросов, на которые вам будет легче ответить мне, нежели Мастерсу. Это довольно неприятные вопросы, дорогая миссис Констебль.
— Спрашивайте обо всем, что вам необходимо знать.
— Хм-м… да. Правда ли, что ваш супруг с некоторого времени подозревал, что вы хотите его убить?
— Кто вам это сказал? Ларри Чейз?
Сэр Генри сделал рукой неопределенный жест.
— Именно этого он нам не говорил. Это само всплыло наверх, как масло. Это правда?
В комнате горела только маленькая лампа на ночном столике, бросающая приглушенный свет на темные волосы Мины. Но даже в полумраке было видно, что она старается сдержать смех.
— Нет, нет, нет! Это настолько абсурдно, что… что просто смешно. Но почему Ларри так сказал? Он же все прекрасно знает. Вряд ли он говорил серьезно. Это была шутка бедного Сэма.
— Он выбрал достаточно мрачную тему для шуток.
Мина ловко парировала удары. Сандерс, наблюдая за ней, пришел к выводу, что в этом поединке она владела (или ей только казалось) более острой шпагой.
— Да нет, — чуть улыбнулась она. — Видите ли, я — писательница.
— Я знаю.
— О-о, это хорошо! Впрочем, я написала только один детективный роман, который был безжалостно разруган, но и в остальные мои книги я почти всегда включаю какую-нибудь таинственную или неожиданную смерть. Сэм, — она спокойно и открыто смотрела прямо в глаза своему собеседнику, — Сэм утверждал, что у меня преступные наклонности. Я считаю, что напротив, преступные наклонности существуют у людей, которые подавляют их в себе. Это была его постоянная шутка, что я когда-нибудь убью его…
— Вас это беспокоило?
— Нет, никогда, — она выглядела удивленной самим этим предположением.
— Я как раз размышлял… откуда вы берете материалы для всех этих запутанных и таинственных смертей?
— О, мне много рассказывают люди. Много материала можно найти в древнеегипетских и средневековых документах. Ну а кроме того, разумеется, я составила альбом газетных вырезок. И назвала его «Новые способы совершения убийств».
Даже Г.М. не удержался и моргнул. С давних пор его партнеры по игре в покер в клубе «Диоген» поняли, что любая попытка прочитать его мысли по лицу кончается полным фиаско, но в этот момент на его лице застыло очень странное и хитрое выражение. Он сложил руки на животе и начал перебирать пальцами.
— Да-а-а? Альбом? Это интересно было бы прочесть.
— Возможно, но сейчас уже поздно, — сказала Мина, судорожно сжимая руки. — Я сожгла его вчера. Со всем этим я покончила и никогда больше не буду об этом писать.
Она наклонилась вперед.
— Сэр Генри, не знаю, сказали ли вам, почему я так хотела с вами познакомиться. Я от всего сердца восхищаюсь вами. Правда — это не комплимент. Я знаю обо всех ваших делах, начиная от истории Даворта в 1930 году, убийства кинозвезды на Рождество 1931 года и удивительного дела об «отравленной» комнате в доме лорда Матлинга. Я считаю, что вас недостаточно ценят. Я часто говорила, что вам давно должны были дать титул лорда.
Лицо Г.М. стало темно-пурпурным.
— Что мне больше всего нравится в вас, — продолжала Мина, не понимающая, какое впечатление произвели на него ее последние слова, — это легкость, с какой вы справляетесь с нагромождением трудностей и обращаете страшных призраков в невинные души, какими они и являются в действительности. Именно это здесь и необходимо! И поэтому я обращаюсь к вам с мольбой о помощи. Я хочу, чтобы вы разоблачили Германа Пенника. Чтобы маска свалилась с него и он получил то, что заслуживает: виселицу, если это возможно. Вы уже познакомились с Пенником?
Сэр Генри с огромным трудом втянул в себя воздух, но держался до сих пор с большим достоинством.
— Хм-м… да, да, — сказал он. — Вы открываете мне широкое поле для предположений. Вы считаете, что Пенник убил вашего мужа при помощи только ему одному известного способа?
— Понятия не имею. Знаю только одно — этот человек обманщик!
— Но это уже несколько непоследовательно, не правда ли? Сначала вы предполагаете, что Пенник мог убить вашего мужа с помощью какого-то вида телепатии. А потом утверждаете, что он обманщик. Что вы имеете в виду?
— Не знаю. Я только чувствую это. Вы уже познакомились с Пенником?
— Нет.
— Он таскается где-то здесь, — глаза Мины сузились. — Сэр Генри, уже много дней я стараюсь вспомнить, кого мне напоминает этот человек. А теперь я знаю. Это Питер Квинт из повести Генри Джеймса «Поворот винта». Вы помните эту ужасную историю: перепуганная гувернантка во дворе имения Блай? Квинт на башне, Квинт у окна, Квинт на лестнице. И все погружено во мрак. Подсознательно он все время напоминал мне его. Я могу вам сказать, как поступить с Пенником.
Она еще больше наклонилась вперед.
— Он всегда таскается где-то на улице, и когда становится темно, все время наталкивается на людей. А знаете почему? Пенник страдает клаустрофобией. Он не переносит замкнутых помещений. Поэтому ему нравятся комнаты в нашем доме, они большие и высокие. Знаете, что вы должны сделать? Под каким-нибудь предлогом забрать его в полицию. А потом запереть его. Запереть на неделю или дольше в самой маленькой камере, которая только существует. Только тогда он начнет говорить! Он все вам расскажет!
— К сожалению, мы не можем этого сделать.
— Но почему? — спросила она. — Никто ничего не узнает!
Сэр Генри пристально посмотрел на Мину. Казалось, он в замешательстве.
— Что ж, дорогая миссис Констебль, у нас существует такое понятие, как закон. Нравится он кому-то или нет — но это очень полезный институт. И его нельзя переворачивать вверх ногами. Вы должны понять, что мы ничего — абсолютно ничего — не можем сделать Пеннику, даже если он будет во все горло кричать, что он убил вашего мужа. А кроме того, закон запрещает пытки.
— Закон запрещает пытки? А он может пытать?
— Но ведь…
— Он провел над Сэмом «эксперимент», разве не так? Мой муж был недостоин жить на этом свете, не правда ли? Можно было обойтись без него. Он говорил так или нет? Посмотрим! Вы отказываете мне в помощи, сэр Генри?
— Ради Бога! — закричал сэр Генри. — Не надо так волноваться. Меня не напрасно называют «Старик». Это к чему-то обязывает. Я помогу вам, сколько смогу. Но вся история очень скользкая… и, по крайней мере, до сих пор я не знаю, за что ухватиться. Поэтому мы ничего не можем сделать, пока…
Он замолчал, потому что какая-то тень скользнула по лицу Мины, она как будто приняла какое-то решение и снова замкнулась в себе. У Г.М. было впечатление, что она утратила контакт с внешним миром. И хотя она улыбалась, но в глазах застыло безумие.
— Слушайте, что я вам говорю! — крикнул Г.М. с внезапно проснувшейся бдительностью. — Вы слышите меня?
— Да.
— Если вы хотите, чтобы мы что-то сделали здесь, вы должны помочь нам. А впадение в транс может только помешать. У меня есть определенные идеи, вернее, неясные ощущения. Я хочу, чтобы вы дали мне факты. Ну что, вы скажете мне то, что я хочу знать, или нет?
— Простите меня, — сказала Мина, очнувшись от своего оцепенения. Лицо ее прояснилось. — Разумеется, скажу.
Сандерс понимал, что Г.М. очень обеспокоен. В его представлении он ассоциировался со спасателем: он бросал слова так, как будто они были веревкой, вытягивающей тонущего человека из пучины. С минуту Г.М. молчал, астматично втягивая в себя воздух.
— Ну что ж, все в порядке. — Он осмотрелся. — Это ваша общая спальня?
— Нет, нет. Муж жаловался, что я разговариваю во сне. Его комната рядом. Вы хотите ее осмотреть?
Она встала, не проявляя никакого интереса к происходящему, и проводила их через ванную комнату в спальню Сэма Констебля. Включила свет. Комната эта мало отличалась от других спален в этом доме, если не считать некоторых черт индивидуальности, которые отсутствовали в комнатах гостей. Она была квадратной, с высокими потолками и холодной. Мебель из темно-орехового дерева — кровать, шкаф, комод, стол, несколько стульев — выделялась на фоне узорчатых обоев. Несколько картин в тяжелых рамах нарушали эстетику этой и так не слишком привлекательной комнаты.
Сэр Генри осмотрелся вокруг и начал обследовать все углы и закоулки. В одном из углов комнаты стояла двустволка в чехле, шляпные коробки громоздились на комоде, а стол был завален еженедельниками «Татлерз» и спортивными журналами. От последнего жильца этой комнаты осталось очень мало следов. Одно из окон выходило на маленький балкончик, с которого каменная лестница вела на газон перед домом. Г.М. тщательно осмотрел все, прежде чем повернулся к Мине, стоящей на пороге ванной.
Все это время глаза Мины с желтоватыми после недавнего приступа малярии белками внимательно следили за ним.
— Ну, та-а-к. А что находится под этой комнатой?
— Под нами? Столовая.
— Ага. Вернемся к вечеру в пятницу. Вы с супругом поднялись наверх в свои комнаты в половине восьмого, не так ли? Что стал делать ваш супруг?
— Он искупался и начал одеваться.
— А где в это время были вы?
— Здесь.
— Здесь?
— Да. Паркер, слуга Сэма, был в больнице, поэтому я должна была приготовить ему смокинг и вставить запонки в рубашку. У меня это заняло много времени. Мои руки… — она замолчала.
— Прошу вас, продолжайте.
— Он был уже почти одет, а я завязывала ему шнурки в туфлях…
— Да-а-а? А сам он не мог их завязать?
— Он страдал головокружениями, бедняжка… и не мог наклоняться так низко. — Она посмотрела на шкаф и крепко-крепко стиснула губы, для нее это был самый худший момент. — Итак, я завязывала эти несчастные туфли, когда мы услышали страшный шум. Я сказала: «Это в соседней комнате». Сэм разозлился: «Нет, это в комнате этого дурацкого доктора. По-моему, он разбил лампу моей прабабушки». Нет, нет, доктор Сандерс не заслуживает подобного определения, но Сэм надеялся, что доктор разоблачит Пенника, и был очень разочарован. Теперь я понимаю, что он чувствовал. Будь спокоен, Сэм, мы доведем это дело до конца…
Сандерс взглянул на Мину, и мурашки пробежали у него по спине.
— Он сказал, что идет посмотреть, что произошло. Надел халат и вышел. Примерно через минуту он уже вернулся. Сказал, что Вики Кин с доктором Сандерсом… — она прервала себя на полуслове. — Прошу прощения, доктор! Я забыла о вашем присутствии. Я знаю, что здесь не было ничего такого. Но — возвращаясь к теме разговора — когда я помогла ему надеть рубашку, он сказал мне, чтобы я пошла переодеться, иначе опоздаю на ужин. И что он сам завяжет себе галстук, потому что мои руки не годятся для этого. — Она грустно усмехнулась. — Я прошла в свою комнату. Через несколько минут услышала, что он чистит пиджак. Он крикнул мне, что спускается вниз. Я сказала: хорошо, дорогой. Когда он закрыл дверь, я вспомнила, что должна была дать ему два чистых носовых платка. Вы, наверное, знаете, что потом произошло. Я уже рассказывала об этом, рассказывала, рассказывала и повторяла столько, столько раз. Мне нужно это снова делать?
— Нет, — ответил Г.М.
Грузный, уперев руки в бока, широко расставив ноги, он стоял в центре комнаты. Слушал он спокойно, но очертания его губ приобрели какой-то зловещий характер, и казалось, что даже внушительная лысина блестит угрожающе. Он потянул носом.
— Ля-ля-ля, — фальшиво пропел Г.М. — Слушай, сынок, — обратился он к Сандерсу, — я тоже не люблю наклоняться, но это потому, что слишком толстый. — Он показал пальцем. — Вон там, на полу, у правой ножки кровати. И здесь, рядом с миссис Констебль. Согни шею, посмотри, что это такое, и скажи мне.
— Похоже на стеарин, — ответил Сандерс, касаясь пятна на ковре.
— Стеарин! — воскликнул Г.М., почесывая нос. — И что же?
Он снова осмотрелся вокруг. На углах комода стояли два китайских подсвечника с зелеными свечами. Сэр Генри тяжело наклонился над ними и коснулся фитиля рукой.
— Холодные, — заметил он. — Но это ничего не значит, потому что все равно кто-то зажигал эти свечи. Обе. Присмотритесь к ним. Это вы их зажигали? — обратился он к Мине.
— О Боже, нет!
— У вас были какие-то проблемы со светом?
— Нет, точно нет.
— Но кто-то использовал эти свечи, — настаивал Г.М. — Вы ничего об этом не знаете?
— Понятия не имею. Я ничего не заметила. — Она прижала ладони к лицу. — Это вам о чем-то говорит? Почему вы придаете этому такое значение?
— Тут что-то не так. Единственная вещь, которая не подходит ни к этой убранной комнате, ни ко всей этой «грязной» работе. Кто-то разгуливает с зажженными свечами в доме, в котором столько света, что хватило бы для иллюминации на Пикадилли. И здесь же, за дверью кто-то другой умирает от сердечного приступа, и никого рядом с ним нет. О небо! И кроме того…
Мина Констебль побледнела, как полотно. На лице ее была написана решительность.
— Вы уже закончили, сэр?
— Да, по крайней мере, пока.
— Но я не закончила, — Мина дружелюбно, и вместе с тем, нервно улыбнулась. — Наоборот, я только начинаю. Сейчас я вам все покажу. Вы можете спуститься со мной вниз?
Сандерс не имел ни малейшего понятия, что она собирается сделать. Было похоже, что для Г.М. это тоже было загадкой. Они молча вышли из комнаты и спустились вниз. Мина направилась прямо в салон, двери которого были широко открыты. Под роскошным канделябром с записной книжкой на коленях сидел Мастерс и старательно что-то писал. Лоуренс с интересом наблюдал за ним. Оба они с удивлением посмотрели на Мину, которая не обратила на них никакого внимания. На столике около оконной ниши стоял телефон.
Она подняла трубку и положила ее рядом с аппаратом. Потом, прихватив левой рукой запястье правой, чтобы остановить дрожь, начала набирать номер.
Мастерс внезапно сорвался со стула.
— Прошу прощения, — сказал он. — Вы миссис Констебль, не правда ли? Я так и думал. Могу я узнать, что вы делаете?
— Что такое? — спросила она, поворачивая к нему улыбающееся лицо, на котором, однако, по-прежнему была написана решимость. Почти сразу же она забыла о заданном вопросе и снова занялась телефоном. — Междугородная? Мой номер — Гроувтоп, 31. Прошу соединить меня с Лондоном Центральным, 98-76. Да… спасибо. Что вы сказали?
Мастерс в мгновение ока оказался рядом с ней.
— Я спросил, что вы делаете?
— Звоню в «Дейли Нон-стоп». Я знаю руководителя литературной редакции. В свое время я написала для него несколько статей. Я больше никого не знаю, но он мне, может быть, скажет, с кем мне нужно поговорить. Прошу прощения… Алло? «Дейли Нон-стоп»? Я могу поговорить с мистером Бартоном?
— Минуточку, — Мастерс положил большой палец на рычаг и разъединил. — Мне очень жаль, миссис Констебль.
Мина посмотрела на него.
— Что это значит? Мне нельзя звонить из моего собственного дома?
— Разумеется, можно, разумеется, — улыбнулся Мастерс, желая загладить свой поступок. — Только… разве… разве не было бы лучше, если бы вы сначала поговорили с нами? Что? Мы старые практики. Возможно, мы могли бы что-нибудь вам посоветовать. Что вы хотели им сказать?
При ярком свете лицо Мины выглядело старым и незначительным. На вид она была совершенно спокойна, но судорожно сжатая рука все еще прижимала трубку к груди.
— Вы, наверное, старший инспектор из Скотланд-Ярда. Прошу вас, скажите мне: какое самое страшное оскорбление вы знаете?
— Это трудный вопрос, — хитро сказал Мастерс — Если оно должно быть использовано в мой адрес…
— Я имела в виду Германа Пенника. — Она задумалась. — Была одна тема, которой мой муж всегда выводил его из равновесия. Я подумала, а почему? Можно было бы начать с Обманщика с большой буквы и обычного прохвоста.
— Может быть, вы отдадите мне трубочку…? А-а-а… спасибо. Прекрасно.
Мина опустила руку. Осмотрелась вокруг. В комнате не было ни одного человека, у которого бы не сжалось болезненно сердце при взгляде на ее лицо.
— Я прошла через ад — сказала она. — Ради Бога, оставьте мне хотя бы маленький шанс на возмездие.
Глаза ее наполнились слезами.
В полной тишине был слышен только стук трубки, опущенной на рычаг. Через высокое окно в комнату вливался холодный вечерний воздух.
— Я понимаю вас, дорогая миссис Констебль, понимаю, — сочувственно проговорил Мастерс… Но это не метод. Нельзя ведь ни с того, ни с сего звонить в редакции с оскорблениями в адрес какого-то Пенника.
— Я и не собираюсь этого делать.
— Нет?
— Нет. Мистер Пенник утверждает, — продолжила она очень тихим голосом, — что может пользоваться мыслью как физической силой, как оружием. Вы, наверное, знаете, что мой муж был состоятельным человеком. Я собираюсь сделать то, что хотел бы Сэмюэль. Мой муж в своей жизни никого и ничего не боялся. Хорошо: позволим ясновидящему испытать его оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Именно это я хотела сказать мистеру Бартону. Пожалуйста, пусть Пенник попробует меня убить. Я разоблачу его. Если мне это удастся, все, чем я располагаю, пойдет на благотворительные цели. Но это не имеет значения. Я хочу разоблачить этого прохвоста и сделать что-нибудь для бедного, любимого Сэма. И я предупреждаю вас: об этом будет сообщено во все английские газеты, даже если это последняя вещь, которую я сделаю в своей жизни.
Чейз быстро подошел к ней.
— Мина, — прошептал он, — что ты болтаешь? Будь осторожна. Прошу тебя, будь осторожна!
— Ах, ерунда!
— А я повторяю, ты не понимаешь, что говоришь.
— Вы, я думаю, тоже не понимаете, что говорите, — заметил Мастерс, приближаясь к ним. — Дамы и господа! — Он кашлянул и ударил рукой по столу, на котором стоял телефон. — Очень прошу вас! Успокойтесь! Вы ведете себя, как истерики!
С большим трудом он выдавил из себя улыбку.
— Вот так! Теперь уже гораздо лучше. Прошу вас, — продолжал он мягко, обращаясь к Мине, — может быть, вы сядете рядом со мной, вот сюда, в это большое, удобное кресло, хорошо? Мы вместе обсудим все это дело. Мисс Кин уже занимается приготовлением ужина, — он кивнул головой в сторону закрытых дверей в столовую, откуда доносились звуки, свидетельствующие о том, что там накрывают на стол, — а мы тем временем, посидим и постараемся вести себя разумно…
— Если вы так хотите — согласилась Мина. — Я сказала то, что должна была сказать. Вы сами понимаете, что не сможете долго меня удерживать от пользования собственным телефоном.
Мастерс прищурил один глаз.
— Я хочу вам что-то сказать, — обратился он к Мине. — Вы совершенно напрасно выходите из себя при одном упоминании Германа Пенника. И не надо повторять каждому, что он прохвост. Мы об этом хорошо знаем.
Мина резко повернулась к нему.
— Вы серьезно говорите?
— Бог мой! Для чего же, вы думаете, существует полиция? Разумеется, мы об этом знаем. У нас есть доказательства этого.
За открытым окном, на тропинке, усыпанной песком, послышались чьи-то легкие шаги.
Сандерс, находящийся рядом с окном, услышал их, но не выглянул. Он подсознательно отметил шелест и только потом вспомнил об этом. Все его внимание было сосредоточено на лицах людей, находящихся в залитом светом салоне.
— Все лопнуло, как мыльный пузырь, — заверил Мину старший инспектор. — Я могу вам объяснить происхождение этих чудес. Почему? Потому, что мы установили, на основании некоторых вещей, которые рассказал нам мистер Чейз, что в большинстве случаев наш «ясновидящий» друг Пенник делал вид, что читает ваши мысли, тогда как в действительности он лишь выдавал информацию, полученную до этого.
— Прошу прощения, — с возмущением прервал его Чейз. — Я не согласен с таким истолкованием моих слов. Я этого не говорил. Это ваши слова.
— Вы можете назвать это, как хотите. Я не обижусь.
— О, если бы я могла в это поверить! — воскликнула Мина. — Вы считаете, что это чтение мыслей тоже было обманом?
— Да, дорогая миссис Констебль, — с удовольствием подтвердил Мастерс. Он посмотрел на Г.М., который за время этой сцены не произнес ни слова. — Жаль, что вас там не было, сэр. Клянусь Богом, вы получили бы удовольствие! — Внезапно лицо Мастерса покрылось румянцем, — Он сегодня как обухом по голове меня ударил, не буду скрывать. Болтать о моей дочке! Ух! Я ему устрою за эту болтовню о моей малышке и ее операции! Мне только хотелось бы знать, откуда он взял эти сведения. А если речь идет об огласке, то я могу дать прессе такой отзыв, что вся Англия еще долго будет смеяться при упоминании имени Пенника. Кроме того, что ж, вы хотите спровоцировать Пенника, чтобы он на вас испробовал свое волшебное оружие, — он искоса бросил на нее взгляд, который трудно было расшифровать, — вы можете бросить ему вызов или нет, это все только потеря времени. Этот тип никого не убьет своей ничтожной «Телефорс». Он не сможет убить даже мухи. Если я не прав, готов завтра же отказаться от своих слов.
— Слушайте! — внезапно прервал его Чейз.
Резкий звук его голоса вызвал нужный эффект. Наступила тишина, прекратилось звяканье ключей в чьем-то кармане, и даже Мастерс сдержал кашель. На этот раз все услышали слабый шорох на тропинке перед домом. Ларри подбежал к окну. Сандерс, который стоял поблизости от окна, высунулся наружу. На темном небе светились звезды; ночь была тихой, а неподвижно стоящие деревья освещались светом луны. И хотя тропинка была пуста, они явно услышали быстро удаляющиеся шаги, звук которых, легкий и осторожный, умолк в тени высоких деревьев.
— Это был Пенник, — нервно сказал Чейз. — Как вы думаете, что он теперь замышляет?
Глава одиннадцатая
— Угу, — буркнул Г.М., воздерживаясь от дальнейших комментариев. Он стал тяжело подниматься по лестнице. — Добрый вечер. Вы дочь Джо Кина?
Она молча кивнула головой.
— Я был знаком с вашим отцом много лет тому назад. Старина Джо был хорошим человеком, — сказал Г.М., шмыгнув носом. — Что-то я хотел сказать, ага, старший инспектор хотел вам задать несколько вопросов. Может быть, вы спуститесь к нам? Нет, сынок, — коснулся он руки Сандерса. — Ты пойдешь со мной. Прошу представить меня миссис Констебль.
Вики холодно кивнула головой.
— Охотно, — ответила она, посмотрев на часы. — Но я надеюсь, это не займет много времени. Я должна приготовить ужин.
Она легко сбежала по ступеням в направлении Мастерса, лицо которого успело стать суровым и важным. В этот момент в холл выглянул Чейз, окинул взглядом представшую перед ним сцену и начал насвистывать сквозь стиснутые зубы. Сандерс пошел наверх с сэром Генри. Последний не произнес ни одного слова.
Мина в коричневом платье стояла на пороге комнаты. Она уже полностью взяла себя в руки.
— Я как раз собиралась спуститься вниз, — пояснила она, закрывая за ним дверь. — Но, наверное, будет лучше, если мы поговорим здесь. Прошу садиться. Мы можем сразу же приступить к делу.
— Уважаемая миссис Констебль, — сказал Г.М. с грациозностью слона, попавшего в посудную лавку, которая производила такое же ошеломляющее впечатление, как и его вспышки бешенства. — Уважаемая миссис Констебль, я не испытываю никакого счастья, находясь сейчас здесь.
— А я очень рада, что вы находитесь с нами, — усмехнулась Мина, отряхивая пальцем пудру с шеи. Глаза ее подозрительно заблестели. — Я только хотела бы, чтобы вы оказались здесь гораздо раньше. Вы поживете у нас?
Это прозвучало несколько комично, но Г.М. только отрицательно покачал головой.
— Нет, уважаемая миссис Констебль. Я могу задержаться только на один день. Но, — осторожно уселся он в кресло, положив руки на подлокотники, — мне сказали, что вы хотели поговорить со мной. Я подумал, что есть несколько вопросов, на которые вам будет легче ответить мне, нежели Мастерсу. Это довольно неприятные вопросы, дорогая миссис Констебль.
— Спрашивайте обо всем, что вам необходимо знать.
— Хм-м… да. Правда ли, что ваш супруг с некоторого времени подозревал, что вы хотите его убить?
— Кто вам это сказал? Ларри Чейз?
Сэр Генри сделал рукой неопределенный жест.
— Именно этого он нам не говорил. Это само всплыло наверх, как масло. Это правда?
В комнате горела только маленькая лампа на ночном столике, бросающая приглушенный свет на темные волосы Мины. Но даже в полумраке было видно, что она старается сдержать смех.
— Нет, нет, нет! Это настолько абсурдно, что… что просто смешно. Но почему Ларри так сказал? Он же все прекрасно знает. Вряд ли он говорил серьезно. Это была шутка бедного Сэма.
— Он выбрал достаточно мрачную тему для шуток.
Мина ловко парировала удары. Сандерс, наблюдая за ней, пришел к выводу, что в этом поединке она владела (или ей только казалось) более острой шпагой.
— Да нет, — чуть улыбнулась она. — Видите ли, я — писательница.
— Я знаю.
— О-о, это хорошо! Впрочем, я написала только один детективный роман, который был безжалостно разруган, но и в остальные мои книги я почти всегда включаю какую-нибудь таинственную или неожиданную смерть. Сэм, — она спокойно и открыто смотрела прямо в глаза своему собеседнику, — Сэм утверждал, что у меня преступные наклонности. Я считаю, что напротив, преступные наклонности существуют у людей, которые подавляют их в себе. Это была его постоянная шутка, что я когда-нибудь убью его…
— Вас это беспокоило?
— Нет, никогда, — она выглядела удивленной самим этим предположением.
— Я как раз размышлял… откуда вы берете материалы для всех этих запутанных и таинственных смертей?
— О, мне много рассказывают люди. Много материала можно найти в древнеегипетских и средневековых документах. Ну а кроме того, разумеется, я составила альбом газетных вырезок. И назвала его «Новые способы совершения убийств».
Даже Г.М. не удержался и моргнул. С давних пор его партнеры по игре в покер в клубе «Диоген» поняли, что любая попытка прочитать его мысли по лицу кончается полным фиаско, но в этот момент на его лице застыло очень странное и хитрое выражение. Он сложил руки на животе и начал перебирать пальцами.
— Да-а-а? Альбом? Это интересно было бы прочесть.
— Возможно, но сейчас уже поздно, — сказала Мина, судорожно сжимая руки. — Я сожгла его вчера. Со всем этим я покончила и никогда больше не буду об этом писать.
Она наклонилась вперед.
— Сэр Генри, не знаю, сказали ли вам, почему я так хотела с вами познакомиться. Я от всего сердца восхищаюсь вами. Правда — это не комплимент. Я знаю обо всех ваших делах, начиная от истории Даворта в 1930 году, убийства кинозвезды на Рождество 1931 года и удивительного дела об «отравленной» комнате в доме лорда Матлинга. Я считаю, что вас недостаточно ценят. Я часто говорила, что вам давно должны были дать титул лорда.
Лицо Г.М. стало темно-пурпурным.
— Что мне больше всего нравится в вас, — продолжала Мина, не понимающая, какое впечатление произвели на него ее последние слова, — это легкость, с какой вы справляетесь с нагромождением трудностей и обращаете страшных призраков в невинные души, какими они и являются в действительности. Именно это здесь и необходимо! И поэтому я обращаюсь к вам с мольбой о помощи. Я хочу, чтобы вы разоблачили Германа Пенника. Чтобы маска свалилась с него и он получил то, что заслуживает: виселицу, если это возможно. Вы уже познакомились с Пенником?
Сэр Генри с огромным трудом втянул в себя воздух, но держался до сих пор с большим достоинством.
— Хм-м… да, да, — сказал он. — Вы открываете мне широкое поле для предположений. Вы считаете, что Пенник убил вашего мужа при помощи только ему одному известного способа?
— Понятия не имею. Знаю только одно — этот человек обманщик!
— Но это уже несколько непоследовательно, не правда ли? Сначала вы предполагаете, что Пенник мог убить вашего мужа с помощью какого-то вида телепатии. А потом утверждаете, что он обманщик. Что вы имеете в виду?
— Не знаю. Я только чувствую это. Вы уже познакомились с Пенником?
— Нет.
— Он таскается где-то здесь, — глаза Мины сузились. — Сэр Генри, уже много дней я стараюсь вспомнить, кого мне напоминает этот человек. А теперь я знаю. Это Питер Квинт из повести Генри Джеймса «Поворот винта». Вы помните эту ужасную историю: перепуганная гувернантка во дворе имения Блай? Квинт на башне, Квинт у окна, Квинт на лестнице. И все погружено во мрак. Подсознательно он все время напоминал мне его. Я могу вам сказать, как поступить с Пенником.
Она еще больше наклонилась вперед.
— Он всегда таскается где-то на улице, и когда становится темно, все время наталкивается на людей. А знаете почему? Пенник страдает клаустрофобией. Он не переносит замкнутых помещений. Поэтому ему нравятся комнаты в нашем доме, они большие и высокие. Знаете, что вы должны сделать? Под каким-нибудь предлогом забрать его в полицию. А потом запереть его. Запереть на неделю или дольше в самой маленькой камере, которая только существует. Только тогда он начнет говорить! Он все вам расскажет!
— К сожалению, мы не можем этого сделать.
— Но почему? — спросила она. — Никто ничего не узнает!
Сэр Генри пристально посмотрел на Мину. Казалось, он в замешательстве.
— Что ж, дорогая миссис Констебль, у нас существует такое понятие, как закон. Нравится он кому-то или нет — но это очень полезный институт. И его нельзя переворачивать вверх ногами. Вы должны понять, что мы ничего — абсолютно ничего — не можем сделать Пеннику, даже если он будет во все горло кричать, что он убил вашего мужа. А кроме того, закон запрещает пытки.
— Закон запрещает пытки? А он может пытать?
— Но ведь…
— Он провел над Сэмом «эксперимент», разве не так? Мой муж был недостоин жить на этом свете, не правда ли? Можно было обойтись без него. Он говорил так или нет? Посмотрим! Вы отказываете мне в помощи, сэр Генри?
— Ради Бога! — закричал сэр Генри. — Не надо так волноваться. Меня не напрасно называют «Старик». Это к чему-то обязывает. Я помогу вам, сколько смогу. Но вся история очень скользкая… и, по крайней мере, до сих пор я не знаю, за что ухватиться. Поэтому мы ничего не можем сделать, пока…
Он замолчал, потому что какая-то тень скользнула по лицу Мины, она как будто приняла какое-то решение и снова замкнулась в себе. У Г.М. было впечатление, что она утратила контакт с внешним миром. И хотя она улыбалась, но в глазах застыло безумие.
— Слушайте, что я вам говорю! — крикнул Г.М. с внезапно проснувшейся бдительностью. — Вы слышите меня?
— Да.
— Если вы хотите, чтобы мы что-то сделали здесь, вы должны помочь нам. А впадение в транс может только помешать. У меня есть определенные идеи, вернее, неясные ощущения. Я хочу, чтобы вы дали мне факты. Ну что, вы скажете мне то, что я хочу знать, или нет?
— Простите меня, — сказала Мина, очнувшись от своего оцепенения. Лицо ее прояснилось. — Разумеется, скажу.
Сандерс понимал, что Г.М. очень обеспокоен. В его представлении он ассоциировался со спасателем: он бросал слова так, как будто они были веревкой, вытягивающей тонущего человека из пучины. С минуту Г.М. молчал, астматично втягивая в себя воздух.
— Ну что ж, все в порядке. — Он осмотрелся. — Это ваша общая спальня?
— Нет, нет. Муж жаловался, что я разговариваю во сне. Его комната рядом. Вы хотите ее осмотреть?
Она встала, не проявляя никакого интереса к происходящему, и проводила их через ванную комнату в спальню Сэма Констебля. Включила свет. Комната эта мало отличалась от других спален в этом доме, если не считать некоторых черт индивидуальности, которые отсутствовали в комнатах гостей. Она была квадратной, с высокими потолками и холодной. Мебель из темно-орехового дерева — кровать, шкаф, комод, стол, несколько стульев — выделялась на фоне узорчатых обоев. Несколько картин в тяжелых рамах нарушали эстетику этой и так не слишком привлекательной комнаты.
Сэр Генри осмотрелся вокруг и начал обследовать все углы и закоулки. В одном из углов комнаты стояла двустволка в чехле, шляпные коробки громоздились на комоде, а стол был завален еженедельниками «Татлерз» и спортивными журналами. От последнего жильца этой комнаты осталось очень мало следов. Одно из окон выходило на маленький балкончик, с которого каменная лестница вела на газон перед домом. Г.М. тщательно осмотрел все, прежде чем повернулся к Мине, стоящей на пороге ванной.
Все это время глаза Мины с желтоватыми после недавнего приступа малярии белками внимательно следили за ним.
— Ну, та-а-к. А что находится под этой комнатой?
— Под нами? Столовая.
— Ага. Вернемся к вечеру в пятницу. Вы с супругом поднялись наверх в свои комнаты в половине восьмого, не так ли? Что стал делать ваш супруг?
— Он искупался и начал одеваться.
— А где в это время были вы?
— Здесь.
— Здесь?
— Да. Паркер, слуга Сэма, был в больнице, поэтому я должна была приготовить ему смокинг и вставить запонки в рубашку. У меня это заняло много времени. Мои руки… — она замолчала.
— Прошу вас, продолжайте.
— Он был уже почти одет, а я завязывала ему шнурки в туфлях…
— Да-а-а? А сам он не мог их завязать?
— Он страдал головокружениями, бедняжка… и не мог наклоняться так низко. — Она посмотрела на шкаф и крепко-крепко стиснула губы, для нее это был самый худший момент. — Итак, я завязывала эти несчастные туфли, когда мы услышали страшный шум. Я сказала: «Это в соседней комнате». Сэм разозлился: «Нет, это в комнате этого дурацкого доктора. По-моему, он разбил лампу моей прабабушки». Нет, нет, доктор Сандерс не заслуживает подобного определения, но Сэм надеялся, что доктор разоблачит Пенника, и был очень разочарован. Теперь я понимаю, что он чувствовал. Будь спокоен, Сэм, мы доведем это дело до конца…
Сандерс взглянул на Мину, и мурашки пробежали у него по спине.
— Он сказал, что идет посмотреть, что произошло. Надел халат и вышел. Примерно через минуту он уже вернулся. Сказал, что Вики Кин с доктором Сандерсом… — она прервала себя на полуслове. — Прошу прощения, доктор! Я забыла о вашем присутствии. Я знаю, что здесь не было ничего такого. Но — возвращаясь к теме разговора — когда я помогла ему надеть рубашку, он сказал мне, чтобы я пошла переодеться, иначе опоздаю на ужин. И что он сам завяжет себе галстук, потому что мои руки не годятся для этого. — Она грустно усмехнулась. — Я прошла в свою комнату. Через несколько минут услышала, что он чистит пиджак. Он крикнул мне, что спускается вниз. Я сказала: хорошо, дорогой. Когда он закрыл дверь, я вспомнила, что должна была дать ему два чистых носовых платка. Вы, наверное, знаете, что потом произошло. Я уже рассказывала об этом, рассказывала, рассказывала и повторяла столько, столько раз. Мне нужно это снова делать?
— Нет, — ответил Г.М.
Грузный, уперев руки в бока, широко расставив ноги, он стоял в центре комнаты. Слушал он спокойно, но очертания его губ приобрели какой-то зловещий характер, и казалось, что даже внушительная лысина блестит угрожающе. Он потянул носом.
— Ля-ля-ля, — фальшиво пропел Г.М. — Слушай, сынок, — обратился он к Сандерсу, — я тоже не люблю наклоняться, но это потому, что слишком толстый. — Он показал пальцем. — Вон там, на полу, у правой ножки кровати. И здесь, рядом с миссис Констебль. Согни шею, посмотри, что это такое, и скажи мне.
— Похоже на стеарин, — ответил Сандерс, касаясь пятна на ковре.
— Стеарин! — воскликнул Г.М., почесывая нос. — И что же?
Он снова осмотрелся вокруг. На углах комода стояли два китайских подсвечника с зелеными свечами. Сэр Генри тяжело наклонился над ними и коснулся фитиля рукой.
— Холодные, — заметил он. — Но это ничего не значит, потому что все равно кто-то зажигал эти свечи. Обе. Присмотритесь к ним. Это вы их зажигали? — обратился он к Мине.
— О Боже, нет!
— У вас были какие-то проблемы со светом?
— Нет, точно нет.
— Но кто-то использовал эти свечи, — настаивал Г.М. — Вы ничего об этом не знаете?
— Понятия не имею. Я ничего не заметила. — Она прижала ладони к лицу. — Это вам о чем-то говорит? Почему вы придаете этому такое значение?
— Тут что-то не так. Единственная вещь, которая не подходит ни к этой убранной комнате, ни ко всей этой «грязной» работе. Кто-то разгуливает с зажженными свечами в доме, в котором столько света, что хватило бы для иллюминации на Пикадилли. И здесь же, за дверью кто-то другой умирает от сердечного приступа, и никого рядом с ним нет. О небо! И кроме того…
Мина Констебль побледнела, как полотно. На лице ее была написана решительность.
— Вы уже закончили, сэр?
— Да, по крайней мере, пока.
— Но я не закончила, — Мина дружелюбно, и вместе с тем, нервно улыбнулась. — Наоборот, я только начинаю. Сейчас я вам все покажу. Вы можете спуститься со мной вниз?
Сандерс не имел ни малейшего понятия, что она собирается сделать. Было похоже, что для Г.М. это тоже было загадкой. Они молча вышли из комнаты и спустились вниз. Мина направилась прямо в салон, двери которого были широко открыты. Под роскошным канделябром с записной книжкой на коленях сидел Мастерс и старательно что-то писал. Лоуренс с интересом наблюдал за ним. Оба они с удивлением посмотрели на Мину, которая не обратила на них никакого внимания. На столике около оконной ниши стоял телефон.
Она подняла трубку и положила ее рядом с аппаратом. Потом, прихватив левой рукой запястье правой, чтобы остановить дрожь, начала набирать номер.
Мастерс внезапно сорвался со стула.
— Прошу прощения, — сказал он. — Вы миссис Констебль, не правда ли? Я так и думал. Могу я узнать, что вы делаете?
— Что такое? — спросила она, поворачивая к нему улыбающееся лицо, на котором, однако, по-прежнему была написана решимость. Почти сразу же она забыла о заданном вопросе и снова занялась телефоном. — Междугородная? Мой номер — Гроувтоп, 31. Прошу соединить меня с Лондоном Центральным, 98-76. Да… спасибо. Что вы сказали?
Мастерс в мгновение ока оказался рядом с ней.
— Я спросил, что вы делаете?
— Звоню в «Дейли Нон-стоп». Я знаю руководителя литературной редакции. В свое время я написала для него несколько статей. Я больше никого не знаю, но он мне, может быть, скажет, с кем мне нужно поговорить. Прошу прощения… Алло? «Дейли Нон-стоп»? Я могу поговорить с мистером Бартоном?
— Минуточку, — Мастерс положил большой палец на рычаг и разъединил. — Мне очень жаль, миссис Констебль.
Мина посмотрела на него.
— Что это значит? Мне нельзя звонить из моего собственного дома?
— Разумеется, можно, разумеется, — улыбнулся Мастерс, желая загладить свой поступок. — Только… разве… разве не было бы лучше, если бы вы сначала поговорили с нами? Что? Мы старые практики. Возможно, мы могли бы что-нибудь вам посоветовать. Что вы хотели им сказать?
При ярком свете лицо Мины выглядело старым и незначительным. На вид она была совершенно спокойна, но судорожно сжатая рука все еще прижимала трубку к груди.
— Вы, наверное, старший инспектор из Скотланд-Ярда. Прошу вас, скажите мне: какое самое страшное оскорбление вы знаете?
— Это трудный вопрос, — хитро сказал Мастерс — Если оно должно быть использовано в мой адрес…
— Я имела в виду Германа Пенника. — Она задумалась. — Была одна тема, которой мой муж всегда выводил его из равновесия. Я подумала, а почему? Можно было бы начать с Обманщика с большой буквы и обычного прохвоста.
— Может быть, вы отдадите мне трубочку…? А-а-а… спасибо. Прекрасно.
Мина опустила руку. Осмотрелась вокруг. В комнате не было ни одного человека, у которого бы не сжалось болезненно сердце при взгляде на ее лицо.
— Я прошла через ад — сказала она. — Ради Бога, оставьте мне хотя бы маленький шанс на возмездие.
Глаза ее наполнились слезами.
В полной тишине был слышен только стук трубки, опущенной на рычаг. Через высокое окно в комнату вливался холодный вечерний воздух.
— Я понимаю вас, дорогая миссис Констебль, понимаю, — сочувственно проговорил Мастерс… Но это не метод. Нельзя ведь ни с того, ни с сего звонить в редакции с оскорблениями в адрес какого-то Пенника.
— Я и не собираюсь этого делать.
— Нет?
— Нет. Мистер Пенник утверждает, — продолжила она очень тихим голосом, — что может пользоваться мыслью как физической силой, как оружием. Вы, наверное, знаете, что мой муж был состоятельным человеком. Я собираюсь сделать то, что хотел бы Сэмюэль. Мой муж в своей жизни никого и ничего не боялся. Хорошо: позволим ясновидящему испытать его оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Именно это я хотела сказать мистеру Бартону. Пожалуйста, пусть Пенник попробует меня убить. Я разоблачу его. Если мне это удастся, все, чем я располагаю, пойдет на благотворительные цели. Но это не имеет значения. Я хочу разоблачить этого прохвоста и сделать что-нибудь для бедного, любимого Сэма. И я предупреждаю вас: об этом будет сообщено во все английские газеты, даже если это последняя вещь, которую я сделаю в своей жизни.
Чейз быстро подошел к ней.
— Мина, — прошептал он, — что ты болтаешь? Будь осторожна. Прошу тебя, будь осторожна!
— Ах, ерунда!
— А я повторяю, ты не понимаешь, что говоришь.
— Вы, я думаю, тоже не понимаете, что говорите, — заметил Мастерс, приближаясь к ним. — Дамы и господа! — Он кашлянул и ударил рукой по столу, на котором стоял телефон. — Очень прошу вас! Успокойтесь! Вы ведете себя, как истерики!
С большим трудом он выдавил из себя улыбку.
— Вот так! Теперь уже гораздо лучше. Прошу вас, — продолжал он мягко, обращаясь к Мине, — может быть, вы сядете рядом со мной, вот сюда, в это большое, удобное кресло, хорошо? Мы вместе обсудим все это дело. Мисс Кин уже занимается приготовлением ужина, — он кивнул головой в сторону закрытых дверей в столовую, откуда доносились звуки, свидетельствующие о том, что там накрывают на стол, — а мы тем временем, посидим и постараемся вести себя разумно…
— Если вы так хотите — согласилась Мина. — Я сказала то, что должна была сказать. Вы сами понимаете, что не сможете долго меня удерживать от пользования собственным телефоном.
Мастерс прищурил один глаз.
— Я хочу вам что-то сказать, — обратился он к Мине. — Вы совершенно напрасно выходите из себя при одном упоминании Германа Пенника. И не надо повторять каждому, что он прохвост. Мы об этом хорошо знаем.
Мина резко повернулась к нему.
— Вы серьезно говорите?
— Бог мой! Для чего же, вы думаете, существует полиция? Разумеется, мы об этом знаем. У нас есть доказательства этого.
За открытым окном, на тропинке, усыпанной песком, послышались чьи-то легкие шаги.
Сандерс, находящийся рядом с окном, услышал их, но не выглянул. Он подсознательно отметил шелест и только потом вспомнил об этом. Все его внимание было сосредоточено на лицах людей, находящихся в залитом светом салоне.
— Все лопнуло, как мыльный пузырь, — заверил Мину старший инспектор. — Я могу вам объяснить происхождение этих чудес. Почему? Потому, что мы установили, на основании некоторых вещей, которые рассказал нам мистер Чейз, что в большинстве случаев наш «ясновидящий» друг Пенник делал вид, что читает ваши мысли, тогда как в действительности он лишь выдавал информацию, полученную до этого.
— Прошу прощения, — с возмущением прервал его Чейз. — Я не согласен с таким истолкованием моих слов. Я этого не говорил. Это ваши слова.
— Вы можете назвать это, как хотите. Я не обижусь.
— О, если бы я могла в это поверить! — воскликнула Мина. — Вы считаете, что это чтение мыслей тоже было обманом?
— Да, дорогая миссис Констебль, — с удовольствием подтвердил Мастерс. Он посмотрел на Г.М., который за время этой сцены не произнес ни слова. — Жаль, что вас там не было, сэр. Клянусь Богом, вы получили бы удовольствие! — Внезапно лицо Мастерса покрылось румянцем, — Он сегодня как обухом по голове меня ударил, не буду скрывать. Болтать о моей дочке! Ух! Я ему устрою за эту болтовню о моей малышке и ее операции! Мне только хотелось бы знать, откуда он взял эти сведения. А если речь идет об огласке, то я могу дать прессе такой отзыв, что вся Англия еще долго будет смеяться при упоминании имени Пенника. Кроме того, что ж, вы хотите спровоцировать Пенника, чтобы он на вас испробовал свое волшебное оружие, — он искоса бросил на нее взгляд, который трудно было расшифровать, — вы можете бросить ему вызов или нет, это все только потеря времени. Этот тип никого не убьет своей ничтожной «Телефорс». Он не сможет убить даже мухи. Если я не прав, готов завтра же отказаться от своих слов.
— Слушайте! — внезапно прервал его Чейз.
Резкий звук его голоса вызвал нужный эффект. Наступила тишина, прекратилось звяканье ключей в чьем-то кармане, и даже Мастерс сдержал кашель. На этот раз все услышали слабый шорох на тропинке перед домом. Ларри подбежал к окну. Сандерс, который стоял поблизости от окна, высунулся наружу. На темном небе светились звезды; ночь была тихой, а неподвижно стоящие деревья освещались светом луны. И хотя тропинка была пуста, они явно услышали быстро удаляющиеся шаги, звук которых, легкий и осторожный, умолк в тени высоких деревьев.
— Это был Пенник, — нервно сказал Чейз. — Как вы думаете, что он теперь замышляет?
Глава одиннадцатая
— Все для завтрака приготовлено в буфетной, — сказала Вики, натягивая перчатки. — Ничего не перепутай. Свежий хлеб в коробке с правой стороны, а с левой — черствый. Ты уверен, что справишься? И сможешь позаботиться о Мине?
— Ты можешь мне не поверить, — Сандерс иронически усмехнулся, — но мне достаточно часто приходилось делать себе завтрак. Это не то сложное занятие, за которое следует браться лишь после ночных медитаций и молитв. Разбиваешь несколько яиц на сковороду с ветчиной и, когда вторая порция тостов подгорает, понятно, что завтрак готов. А если речь идет о Мине, то она спит, как убитая, после дозы морфина, которую я ей прописал, и проснется только около девяти часов. Что тебя мучает?
Она была чем-то обеспокоена. Он говорил небрежным тоном, потому что сам ощущал какое-то неопределенное беспокойство. Они стояли в столовой под тяжелыми картинами, написанными в темных мрачных тонах, на которых, если с них смыть паутину, скорее всего проявились бы гигантские окорока и овощи. Наступил вечер, часы Сандерса показывали двадцать минут девятого.
Вики разгладила перчатку. На ковре, рядом с ней, стояла ее дорожная сумка. Через открытую дверь был слышен приглушенный шум двигателя полицейской машины.
Она натянула вторую перчатку.
— Мы все покидаем тебя, — сказала она. — Как крысы. Как крысы с тонущего корабля… Сначала очаровательный Пенник отказался прийти на ужин. Потом Ларри решает, что у него назначена встреча, которую нельзя отложить, и едет в Лондон…
— У него встреча с адвокатом. Он говорил об этом вчера.
— В воскресенье вечером? В такое время? Я попросила его, чтобы он помог мне мыть посуду. Он заявил, что не выносит такого рода работы. Если ты хочешь знать мое мнение, то наш Ларри любит совсем другие вещи. Но я не хочу сплетничать. Я тоже дезертирую и знаю об этом. — Со злостью она дернула перчатку. — Однако самое важное — куда, черт возьми, девался Пенник? Почему его нет в доме? Ты отдаешь себе отчет в том, что мы оставляем тебя одного в обществе Пенника и Мины?
— Ты можешь мне не поверить, — Сандерс иронически усмехнулся, — но мне достаточно часто приходилось делать себе завтрак. Это не то сложное занятие, за которое следует браться лишь после ночных медитаций и молитв. Разбиваешь несколько яиц на сковороду с ветчиной и, когда вторая порция тостов подгорает, понятно, что завтрак готов. А если речь идет о Мине, то она спит, как убитая, после дозы морфина, которую я ей прописал, и проснется только около девяти часов. Что тебя мучает?
Она была чем-то обеспокоена. Он говорил небрежным тоном, потому что сам ощущал какое-то неопределенное беспокойство. Они стояли в столовой под тяжелыми картинами, написанными в темных мрачных тонах, на которых, если с них смыть паутину, скорее всего проявились бы гигантские окорока и овощи. Наступил вечер, часы Сандерса показывали двадцать минут девятого.
Вики разгладила перчатку. На ковре, рядом с ней, стояла ее дорожная сумка. Через открытую дверь был слышен приглушенный шум двигателя полицейской машины.
Она натянула вторую перчатку.
— Мы все покидаем тебя, — сказала она. — Как крысы. Как крысы с тонущего корабля… Сначала очаровательный Пенник отказался прийти на ужин. Потом Ларри решает, что у него назначена встреча, которую нельзя отложить, и едет в Лондон…
— У него встреча с адвокатом. Он говорил об этом вчера.
— В воскресенье вечером? В такое время? Я попросила его, чтобы он помог мне мыть посуду. Он заявил, что не выносит такого рода работы. Если ты хочешь знать мое мнение, то наш Ларри любит совсем другие вещи. Но я не хочу сплетничать. Я тоже дезертирую и знаю об этом. — Со злостью она дернула перчатку. — Однако самое важное — куда, черт возьми, девался Пенник? Почему его нет в доме? Ты отдаешь себе отчет в том, что мы оставляем тебя одного в обществе Пенника и Мины?