— Я хочу сказать, что больше не касался этой темы.
— Спокойно, сынок. Карты на стол. Ты думал, что Пенник был в ее комнате. Что еще, кроме этого знаменитого колпака, навело тебя на эту мысль?
— За эти несколько дней, — устало начал Сандерс, — мы привыкли к тому, что в атмосфере крайнего нервного напряжения все наши сокровенные мысли вытаскиваются на дневной свет. В результате — у нас всех чрезмерно обострилось воображение. Может быть, мое внимание привлекло отношение Пенника к Вики, какая-то собачья преданность. Он не мог разговаривать о ней естественно, в ее присутствии он сразу терял свободу. На любые мелочи, касающиеся Вики, он реагировал молниеносно. Был на грани чего-то, о чем трудно сказать. У меня создалось впечатление, что это «предсказание», касающееся смерти Констебля, было вызвано желанием «показать себя» перед ней. Честно говоря, когда она ввалилась через окно в мою комнату, ее состояние говорило о том, что она получила не только психическое потрясение.
Сэр Генри пошевелился.
— Да? Тихий и покорный поклонник внезапно встал на дыбы… — Он немного помолчал. — Инспектор, не нравится мне вся эта история. — Снова замолчал. — Мисс Кин не похожа на истеричную женщину?
— Нет.
— Поэтому, — вмешался инспектор, — вы спросили Пенника, был ли он наверху в пятницу вечером? Я прав, доктор? Понимаю. И он это отрицал.
— И он отрицал, — согласился Сандерс.
Сэр Генри кисло усмехнулся.
— Однако это заставляет меня задуматься. Казалось бы, что эта девушка могла справиться с подобной ситуацией. Повести себя более решительно, или что-то в этом роде. Я не собираюсь обобщать. Но женщины часто утверждают, что поступят так, а не иначе, если кто-то из их поклонников вдруг сорвется с цепи, а потом поступают наоборот. Да, это заставляет меня задуматься. Допустим, что это было не то, о чем вы подумали. Что же такого мог сделать Пенник, чтобы привести ее в состояние, граничащее с паникой?
Это был точный удар.
Именно эта мысль, со времени случившегося в пятницу, подсознательно мучила Сандерса.
— Но она сказала, что это был не Пенник, — упрямился доктор, — и могу поклясться, что она говорила правду! Мы не знаем, кто или что это было. Знаем только, что она была напугана.
— Ш-шшш, — прошептал Мастерс, прикладывая палец к губам. Они обернулись. На каменном полу холла явно слышались чьи-то шаги. Лоуренс, прямой, свободно держащий себя, энергично вошел в салон. Он улыбнулся и окинул собравшихся взглядом, полным нескрываемого любопытства.
— Нас стало больше, — заметил Сандерс. — Мистер Чейз — старший инспектор Мастерс. А это — сэр Генри Мерривейл.
В то время, когда Чейз, с трудом скрывая энтузиазм, тряс руки обоих мужчин, его быстрые глаза не упускали ни одной мелочи.
— Здравствуйте, — сказал он. — Итак, значит «великие» тоже посетили наши скромные края. Давно я так ничему не радовался. Приветствую вас, инспектор, приветствую, сэр Генри! Много слышал о вас обоих. — Он развязно повернулся к Сандерсу и сказал: — Ты проиграл бы пари, старина.
— Пари?
— Я хотел заключить с тобой пари.
— Но о чем?
— О том, что в пятницу вечером Пенник не был в комнате Вики, — медленно процедил Чейз, вытягивая из внутреннего кармана портсигар. — Другое дело, что я не очень понимаю, почему это так интересует богов из Скотланд-Ярда. Я не придавал ни малейшего значения этому визиту, но он был в ее комнате. Я сам его видел…
Он пододвинул себе не слишком удобный стул и уселся на нем, вытянув перед собой длинные ноги. Потом подбросил вверх портсигар, поймал его одной рукой в воздухе и с интересом взглянул на своих собеседников, как бы ожидая одобрения за хорошо исполненный фокус.
Глава девятая
Глава десятая
— Спокойно, сынок. Карты на стол. Ты думал, что Пенник был в ее комнате. Что еще, кроме этого знаменитого колпака, навело тебя на эту мысль?
— За эти несколько дней, — устало начал Сандерс, — мы привыкли к тому, что в атмосфере крайнего нервного напряжения все наши сокровенные мысли вытаскиваются на дневной свет. В результате — у нас всех чрезмерно обострилось воображение. Может быть, мое внимание привлекло отношение Пенника к Вики, какая-то собачья преданность. Он не мог разговаривать о ней естественно, в ее присутствии он сразу терял свободу. На любые мелочи, касающиеся Вики, он реагировал молниеносно. Был на грани чего-то, о чем трудно сказать. У меня создалось впечатление, что это «предсказание», касающееся смерти Констебля, было вызвано желанием «показать себя» перед ней. Честно говоря, когда она ввалилась через окно в мою комнату, ее состояние говорило о том, что она получила не только психическое потрясение.
Сэр Генри пошевелился.
— Да? Тихий и покорный поклонник внезапно встал на дыбы… — Он немного помолчал. — Инспектор, не нравится мне вся эта история. — Снова замолчал. — Мисс Кин не похожа на истеричную женщину?
— Нет.
— Поэтому, — вмешался инспектор, — вы спросили Пенника, был ли он наверху в пятницу вечером? Я прав, доктор? Понимаю. И он это отрицал.
— И он отрицал, — согласился Сандерс.
Сэр Генри кисло усмехнулся.
— Однако это заставляет меня задуматься. Казалось бы, что эта девушка могла справиться с подобной ситуацией. Повести себя более решительно, или что-то в этом роде. Я не собираюсь обобщать. Но женщины часто утверждают, что поступят так, а не иначе, если кто-то из их поклонников вдруг сорвется с цепи, а потом поступают наоборот. Да, это заставляет меня задуматься. Допустим, что это было не то, о чем вы подумали. Что же такого мог сделать Пенник, чтобы привести ее в состояние, граничащее с паникой?
Это был точный удар.
Именно эта мысль, со времени случившегося в пятницу, подсознательно мучила Сандерса.
— Но она сказала, что это был не Пенник, — упрямился доктор, — и могу поклясться, что она говорила правду! Мы не знаем, кто или что это было. Знаем только, что она была напугана.
— Ш-шшш, — прошептал Мастерс, прикладывая палец к губам. Они обернулись. На каменном полу холла явно слышались чьи-то шаги. Лоуренс, прямой, свободно держащий себя, энергично вошел в салон. Он улыбнулся и окинул собравшихся взглядом, полным нескрываемого любопытства.
— Нас стало больше, — заметил Сандерс. — Мистер Чейз — старший инспектор Мастерс. А это — сэр Генри Мерривейл.
В то время, когда Чейз, с трудом скрывая энтузиазм, тряс руки обоих мужчин, его быстрые глаза не упускали ни одной мелочи.
— Здравствуйте, — сказал он. — Итак, значит «великие» тоже посетили наши скромные края. Давно я так ничему не радовался. Приветствую вас, инспектор, приветствую, сэр Генри! Много слышал о вас обоих. — Он развязно повернулся к Сандерсу и сказал: — Ты проиграл бы пари, старина.
— Пари?
— Я хотел заключить с тобой пари.
— Но о чем?
— О том, что в пятницу вечером Пенник не был в комнате Вики, — медленно процедил Чейз, вытягивая из внутреннего кармана портсигар. — Другое дело, что я не очень понимаю, почему это так интересует богов из Скотланд-Ярда. Я не придавал ни малейшего значения этому визиту, но он был в ее комнате. Я сам его видел…
Он пододвинул себе не слишком удобный стул и уселся на нем, вытянув перед собой длинные ноги. Потом подбросил вверх портсигар, поймал его одной рукой в воздухе и с интересом взглянул на своих собеседников, как бы ожидая одобрения за хорошо исполненный фокус.
Глава девятая
В этот момент в разговор включился Мастерс.
— Прошу вас, повторите все снова! — потребовал он, вынимая записную книжку. Он окинул Чейза суровым взглядом. — Вы видели Пенника в пятницу вечером в комнате мисс Кин?
— Честно говоря, я видел его, когда он выходил из ее комнаты, — уточнил Чейз предыдущие показания. И снова подбросил портсигар вверх.
— И когда это было?
— Примерно без четверти восемь.
— Та-а-а-к? А нас проинформировали, что без четверти восемь Пенник был внизу и отворял дверь миссис Чичестер и ее сыну.
— Все совпадает, — Чейз на секунду задумался. — Я почти уверен, что слышал звонок в дверь, когда Пенник сбегал по лестнице вниз. Да, это было именно так.
Старший инспектор внимательно посмотрел на него.
— Вы дали показания комиссару Белчеру?
— Конечно. Отличный мужик, этот ваш Белчер. Но какая у него физиономия! — Он быстро сориентировался, что затронул не ту тему, и его лицо внезапно стало почти суровым, только в глазах блестело неудовлетворенное любопытство. Он по-прежнему беззаботно подбрасывал портсигар, но голос его звучал сухо, официально: — Да, я дал комиссару показания.
— Однако вы не упомянули об этом событии.
— Нет, а почему я должен был о нем упоминать? Это не имеет ничего общего со смертью бедного старого Сэма. Кроме того…
— Вы позволите… — Жестом полицейского, останавливающего движение, Мастерс поднял вверх руку. — Вы позволите, я зачитаю часть ваших показаний. Это ваши слова: «В половине восьмого миссис Констебль попросила меня, чтобы я проводил мистера Пенника в кухню, в это время остальное общество отправилось на второй этаж. Я показал Пеннику, где находится кухня, холодильник и все остальное. Находился с ним всего несколько минут. Потом пошел переодеваться и оставался в моей комнате до восьми часов, то есть до той минуты, когда услышал крик миссис Констебль».
Чейз, внимательно выслушав свои прежние показания, поднял голову и посмотрел на Мастерса.
— Да, все сходится. Ну и что из этого? Это все правда. С того момента, когда я пошел наверх, я не покидал своей комнаты, не был с Пенником и не разговаривал с ним. Но видел его.
— Вы можете это объяснить понятнее?
Лоуренс Чейз с явным облегчением заявил:
— С удовольствием. Было примерно без четверти восемь, когда я начал раздеваться, в ванну наливалась вода. И вдруг услышал, как что-то упало, звук похожий на звон разбитой посуды или стекла. Я выглянул в холл и увидел Пенника, выходящего из комнаты Вики. Он закрыл за собой дверь и быстро сбежал вниз. Это все.
— Это не показалось вам странным?
Чейз поморщился. Он окинул инспектора оценивающим взглядом, как человек, который старается внимательно присмотреться к слишком большой картине.
— Нет, разумеется, нет. А почему это могло показаться мне странным? Вики предложила ему свою помощь в приготовлении ужина и собиралась накрывать на стол. Джон может это подтвердить. Я думал, что он заходил к ней именно по этой причине.
— Это так, доктор?
— Да.
— Хм-м-м! А шум не обеспокоил вас?
Чейз задумался.
— Так, немного, на одну минуту. Вскоре все объяснилось, и я больше не думал о Пеннике. — Он говорил холодно, отстранение — Едва Пенник успел сойти вниз, отворилась дверь комнаты хозяина, и оттуда вылетел в спешке бедный старый Сэм. Он натягивал на себя халат, и всовывал босые ноги в домашние шлепанцы. Он подошел к комнате Сандерса, ударил кулаком в дверь и отворил ее. Я слышал, как он спросил, что случилось. И ответ Джона: «Ничего не случилось, на пол упала лампа». — Он замолчал.
— Ну и что? — настойчиво спросил Мастерс. Чейз пожал плечами.
— Я слышал также голос Вики.
— В самом деле?
— Да. Итак, я закрыл дверь своей комнаты. — Ларри говорил с деланным безразличием, как будто хотел прекратить обсуждение этой темы. — Меня это не особенно интересовало. И почему я должен был думать о Пеннике? Ведь Вики не было в ее спальне.
Он прекратил свои объяснения, в них не было никакого смысла.
Итак, вот что было причиной перемены в настроении Чейза, подумал Сандерс. Одно из таких дел, в котором каждый ошибочно трактовал мотивы остальных. Однако он ничего не сказал, почувствовав на себе предостерегающий взгляд старшего инспектора. Мастерс неожиданно стал мягким и сердечным, знак, который Чейз, старый практик, мгновенно распознал.
— Это совершенно понятно, — подтвердил инспектор. — Совершенно понятно, можно сказать. Но, если уж мы начали говорить об этом деле, то, может быть, выясним его до конца, хорошо?
Чейз усмехнулся.
— Спрашивайте, инспектор, только не старайтесь замылить мне глаза. Там, где есть мыло, можно ожидать и наличие мутной воды. Напоминаю вам, что я юрист, а редко кто из нашей братии спотыкается о собственные ноги.
— Да, я знаю об этом. Когда вы в последний раз видели Пенника, вы не заметили в нем ничего странного?
— Вы все время повторяете слова: «Странно, странного». Что вы под этим подразумеваете?
Мастерс сделал неопределенный жест.
— Нет, не могу сказать, что заметил. В холле было слишком темно, чтобы я мог увидеть выражение его лица, если вы это имеете в виду. Только разве то, что, сбегая по лестнице, он качался, как большая сумасшедшая обезьяна. И, видите ли, я нисколько не боюсь обвинения в клевете, потому что и до этого подозревал, что он ненормальный.
— Ненормальный?
— Послушайте, инспектор. — Чейз подбросил портсигар вверх и ловко поймал его. Казалось, что он принял какое-то решение. — Я уже раз обжегся на этом деле… это правда… Он действительно спросил меня в кухне, может ли он быть привлеченным к ответственности за убийство, если убьет человека определенным способом. Я сказал ему, что в сегодняшнем законодательстве даже самые плохие мысли по адресу другого человека ненаказуемы. Он относился к этому делу так дьявольски серьезно и так по-академически, что трудно было относиться к нему без симпатии. Ты согласен со мной, Джон? — обратился он к Сандерсу.
— Да, наверное, да.
— Но чтобы относиться к нему серьезно, о нет!
Из «турецкого уголка», где восседал на тахте сэр Генри Мерривейл, раздался издевательский смех.
— Хо, хо! — смеялся Г.М. — Однако в определенный момент вы начали относиться к нему серьезно, признайтесь, сынок?
Чейз рассматривал портсигар.
— Что ж, короткий сеанс отгадывания мыслей — это одно, — заметил он, как бы поясняя, что в каждом мужчине сохраняется мальчишка. — Но, чтобы мысленно раскроить человеку череп, это уже слишком. Подумайте, какое бы это возымело значение, если бы оказалось правдой. Возьмем, к примеру, Гитлера. Гитлер ударяет рукой по лбу, верещит: «Майн Гот!» или: «Майн Кампф!» или еще что-то из знаменитых высказываний и падает мертвый, как колода. Я спрашивал Пенника: «А могли бы вы убить Гитлера?»
Это вызвало такой большой интерес, что Мастерс закрыл свою записную книжку.
Сэр Генри сдвинул очки на кончик носа.
— И что он ответил на это, сынок?
— Спросил: «А кто такой Гитлер?»
— Что?
— Да, именно такова была его реакция. И меня внезапно охватило такое чувство, как будто я говорю с человеком, прилетевшим с Луны. Я спросил его, где он жил последние пять или шесть лет. Он совершенно серьезно ответил, что в разных частях Азии и Африки, там, куда не доходит эхо последних событий. Потом он попросил меня — меня! — чтобы я был благоразумным. Он сказал, что, во-первых, не утверждает, что его метод может быть применен в любом случае; во-вторых, чтобы добиться успеха, ему надо познакомиться с будущей жертвой и «подобрать шапку» к ней — не имею понятия, что это значит! Ну, а в-третьих, что какое-то время он должен находиться в контакте с будущей жертвой, интеллектуальный уровень которой — это он особенно подчеркнул! — должен быть ниже, чем у него.
Старший инспектор бросил на сэра Генри насмешливый взгляд.
— Что ж, — пошутил он, — по этой или по иной причине, приходится исключить возможность истребления Гитлера, Муссолини и прочих. Но, я думаю, все эти сведения вы вытянули из него не во время кратковременного разговора в пятницу вечером?
— Нет, нет, я спросил его об этом вчера. Он… ну, где теперь находится Пенник?
— Все в порядке, — успокоил его Мастерс — Он ничего вам не сделает.
— Вы можете быть спокойны на этот счет, если только это будет зависеть от меня. Но где он находится?
— Скорее всего, спрятался куда-нибудь, чтобы пережить свое плохое настроение и разочарование. Когда он был в полицейском участке, хотел поговорить с журналистами, но я убедил их, что это безобидный сумасшедший, — с глубоким удовлетворением заметил Мастерс — Ну уж нет! Или все эти бредни произвели на вас большое впечатление? Почему вы хотите знать, где он сейчас?
— Нет, не произвели, — не слишком уверенно заявил Чейз. — Мне только показалось, что минуту назад я видел его в саду.
Последние лучи заходящего солнца проникали через тяжелые занавеси. Старший инспектор вскочил на ноги. Быстро подошел к высоким фронтонным окнам и со скрипом отворил одно из них.
— Здесь слишком жарко. Поэтому я позволил себе… — И движением руки показал, что именно он позволил себе. Он высунулся в окно и глубоко вдохнул свежий воздух, который холодной волной наплывал в комнату.
В полной тишине были слышны малейшие отголоски: трепет птичьих крыльев, шелест листьев и легкий треск веток. Но тропинка под окном была пуста.
— Скорее всего, он сейчас где-то тут. Мне сказали, что наш ясновидящий любит прогулки, — сказал старший инспектор. И внезапно оживился: — Я хотел бы задать несколько вопросов мистеру Чейзу. Они относятся не к Пеннику, а к вам лично. А тем временем… доктор, не будете ли вы так любезны подняться к мисс Кин и попросить ее прийти к нам? Хорошо?
Сандерс вышел, закрыв за собой высокую дверь салона.
Его немного обеспокоило, как Мастерс выглянул в окно: он вел себя как охотник, выслеживающий зверя. Но ничего не могло быть более привычного, нежели картина, какая предстала перед его глазами, после того, как он вошел в комнату Мины Констебль. Вики сидела около окна, и, наклонившись к свету, быстро вязала. Мина, закутанная в яркий шелковый халат, отдыхала в мягком кресле возле кровати. Около нее на ночном столике стояла пепельница, полная окурков, во рту у Мины была сигарета, которую она так крепко сжимала зубами, как будто ей трудно было несколько секунд удержать ее без дрожи. При виде доктора на лицах обеих женщин появилось выражение облегчения. Атмосфера была насыщена мнимым спокойствием, казалось, все темы для разговора они уже исчерпали и им осталось только ожидание.
Мина неожиданно ожила.
— Кто там, внизу? — спросила она, глядя на Сандерса глазами, полными беспокойства. — Снова пришел комиссар? Я слышала, как вы его впускали.
— Нет, миссис Констебль. Это старший инспектор Мастерс и сэр Генри Мерривейл. Они хотят увидеть…
— Я так и знала, так и знала! Я немедленно оденусь и спущусь вниз. О Боже мой, у меня нет ничего черного. — Он думал, что она расплачется. — Что об этом говорить. Какое это имеет значение? Что-нибудь сделаю. Попросите его, пожалуйста, чтобы он немного подождал, хорошо, доктор?
Сандерс заколебался.
— Вы напрасно беспокоитесь. Прошу вас оставаться здесь и не волноваться, они оба придут к вам наверх. И если быть точным, то они сначала хотели бы поговорить с мисс… Вики.
Наморщив лоб, Вики старалась подцепить спицей петельку в своем вязании. Потом подняла голову и удивленно посмотрела на Сандерса.
— Со мной? Почему со мной?
— Небольшая разница в показаниях. Прошу вас!
Легко отодвинув его, Мина поспешно вбежала в ванную, зажгла свет, стянула с вешалки полотенце, споткнулась об электрокамин и, наконец, остановилась в дверях. В ее глазах появилась решимость. В ней чувствовалось нечто такое, что вначале было незаметно: железная сила характера. Но не это обратило на себя внимание. Свет из ванной падал на ночной столик и на размещенные под ним две книжные полки, среди них уже не было высокого тонкого альбома с заголовком «Новые способы совершения убийств».
— Разница в показаниях? — спросила Мина, вытирая руки полотенцем. — Что случилось?
— Ничего серьезного. Правда.
— Речь идет об этой отвратительной жабе, Пеннике?
— Да.
— Я знала! Знала!
— Прошу вас сесть, — просила Вики. Она повернулась к Сандерсу. — И… Джон… — Колебание, с которым они называли друг друга по имени, говорило о глубоко укоренившейся робости. — Есть кое-что, что мы должны обговорить теперь, немедленно. Ты должен завтра быть в Лондоне?
— Скорее всего. Будет следственное дознание, но, наверное, оно будет отложено.
— А ты не мог бы освободиться и остаться здесь?
— Да, разумеется. Но для чего?
— Для того, что Мину нельзя оставлять одну. Я знаю, что говорю, Джон. Звонили из госпиталя, что кухарка и горничная вернутся завтра, поэтому речь идет только об одной ночи. Мина помешалась на одном: она хочет непременно остаться одна в этом доме. Мы не можем этого допустить. Разумеется, я осталась бы с ней, но завтра утром рассматривается дело Райс-Мейсон, и, если сегодня вечером я не выеду отсюда, то не стоит заблуждаться, меня выгонят с работы. Ты сможешь остаться?
«Что ж, — подумал Сандерс, уставившись глазами в пустое место, которое некогда занимал уже упомянутый альбом, — я не полицейский. Это не мое дело. Но как бы я хотел, чтобы этот альбом лежал на своем месте».
— Ты слышал, что я сказала?
— Естественно. — Он с трудом оторвался от интересующей его проблемы. — Я с удовольствием останусь, если миссис Констебль ничего не имеет против этого. Было бы неплохо, если бы кто-то позаботился о ней еще одну ночь. Она совсем не в таком хорошем состоянии, как ей кажется.
Мина зажмурилась, и внезапно лицо ее озарилось мягкой, очаровательной улыбкой. Она бросила полотенце, пробежала несколько шагов и взволнованно положила руку на плечо Вики.
— Как бы то ни было, — сказала она, — я благодарю вас за все. Вы оба были так добры ко мне. Вики, я просто не знаю, что бы делала без тебя. Ты готовишь еду! И даже моешь посуду!
— Жуткая работа, — проворчала Вики. — Убийственная. Она совершенно прикончила меня. А как, черт возьми, ты справляешься в своих путешествиях в забытые богом места, где нельзя никого найти для мытья посуды?
— О, плачу кому-нибудь, чтобы делал это, — уклончиво ответила Мина. — Я сберегаю таким образом время и избегаю хлопот. — Тон ее явно изменился. — Ах, не беспокойтесь обо мне, моя дорогая. Все будет хорошо, правда. Я… жду этого вечера. То есть, если мне удастся убедить эту жабу, Пенника, чтобы он тоже остался.
— Пенника?
— Да.
— Но я думала…
— Я хочу поговорить с сэром Генри Мерривейлом, — продолжала Мина. — И тогда увидим… то, что увидим. А теперь, мои дорогие, убирайтесь оба отсюда и дайте мне одеться. Вот так!
Она насильно вытолкала их из комнаты, как человек, находящийся на грани срыва, и с треском захлопнула дверь. Сандерса это не обеспокоило. Существовало нечто, что он хотел сказать Вики; при этом он отдавал себе отчет в том, насколько ему трудно будет это сделать.
Весь холл, за исключением длинной череды оконных витражей, дающих тусклый, цветной свет, утопал в полумраке. Сандерс рядом с Вики спускался по лестнице, ступени были выложены толстым ковром. То, что он собирался ей сказать, по-прежнему застывало у него в горле. А Вики тем временем говорила:
— С ней невозможно искренне разговаривать. И в этом вся трудность. Она или замыкается в себе, и тогда трудно узнать, что она на самом деле думает…
— Кто?
— Мина, разумеется! Либо становится просто неестественно разговорчивой. Может быть, правда лежит где-то посередине, но я так хотела бы знать, что в действительности происходит!
— Вики!
— Да?
— Почему ты не сказала мне правду, что Пенник в пятницу вечером был в твоей комнате?
Оба неожиданно остановились. Из холла доносилось только тиканье старинных часов. Доктор боялся, что их разговор могут услышать в салоне.
— Иди сюда, — сказал он и потянул ее за собой, на несколько ступеней выше. Она не сопротивлялась, ее плечо безвольно поддалось сильному натиску пальцев Сандерса.
— Почему ты думаешь, что я не сказала тебе правду? — спокойно спросила она.
— Ларри видел Пенника, когда он выходил из твоей комнаты, прежде чем ты успела неожиданно влезть ко мне в окно. В этом, разумеется, нет ничего плохого, но он сказал это полиции, именно поэтому они хотят с тобой повторить. Пойми, они должны узнать, что тебя так испугало. Он был в твоей комнате, правда?
— Да, — призналась Вики. — Он был в моей комнате.
— Прошу вас, повторите все снова! — потребовал он, вынимая записную книжку. Он окинул Чейза суровым взглядом. — Вы видели Пенника в пятницу вечером в комнате мисс Кин?
— Честно говоря, я видел его, когда он выходил из ее комнаты, — уточнил Чейз предыдущие показания. И снова подбросил портсигар вверх.
— И когда это было?
— Примерно без четверти восемь.
— Та-а-а-к? А нас проинформировали, что без четверти восемь Пенник был внизу и отворял дверь миссис Чичестер и ее сыну.
— Все совпадает, — Чейз на секунду задумался. — Я почти уверен, что слышал звонок в дверь, когда Пенник сбегал по лестнице вниз. Да, это было именно так.
Старший инспектор внимательно посмотрел на него.
— Вы дали показания комиссару Белчеру?
— Конечно. Отличный мужик, этот ваш Белчер. Но какая у него физиономия! — Он быстро сориентировался, что затронул не ту тему, и его лицо внезапно стало почти суровым, только в глазах блестело неудовлетворенное любопытство. Он по-прежнему беззаботно подбрасывал портсигар, но голос его звучал сухо, официально: — Да, я дал комиссару показания.
— Однако вы не упомянули об этом событии.
— Нет, а почему я должен был о нем упоминать? Это не имеет ничего общего со смертью бедного старого Сэма. Кроме того…
— Вы позволите… — Жестом полицейского, останавливающего движение, Мастерс поднял вверх руку. — Вы позволите, я зачитаю часть ваших показаний. Это ваши слова: «В половине восьмого миссис Констебль попросила меня, чтобы я проводил мистера Пенника в кухню, в это время остальное общество отправилось на второй этаж. Я показал Пеннику, где находится кухня, холодильник и все остальное. Находился с ним всего несколько минут. Потом пошел переодеваться и оставался в моей комнате до восьми часов, то есть до той минуты, когда услышал крик миссис Констебль».
Чейз, внимательно выслушав свои прежние показания, поднял голову и посмотрел на Мастерса.
— Да, все сходится. Ну и что из этого? Это все правда. С того момента, когда я пошел наверх, я не покидал своей комнаты, не был с Пенником и не разговаривал с ним. Но видел его.
— Вы можете это объяснить понятнее?
Лоуренс Чейз с явным облегчением заявил:
— С удовольствием. Было примерно без четверти восемь, когда я начал раздеваться, в ванну наливалась вода. И вдруг услышал, как что-то упало, звук похожий на звон разбитой посуды или стекла. Я выглянул в холл и увидел Пенника, выходящего из комнаты Вики. Он закрыл за собой дверь и быстро сбежал вниз. Это все.
— Это не показалось вам странным?
Чейз поморщился. Он окинул инспектора оценивающим взглядом, как человек, который старается внимательно присмотреться к слишком большой картине.
— Нет, разумеется, нет. А почему это могло показаться мне странным? Вики предложила ему свою помощь в приготовлении ужина и собиралась накрывать на стол. Джон может это подтвердить. Я думал, что он заходил к ней именно по этой причине.
— Это так, доктор?
— Да.
— Хм-м-м! А шум не обеспокоил вас?
Чейз задумался.
— Так, немного, на одну минуту. Вскоре все объяснилось, и я больше не думал о Пеннике. — Он говорил холодно, отстранение — Едва Пенник успел сойти вниз, отворилась дверь комнаты хозяина, и оттуда вылетел в спешке бедный старый Сэм. Он натягивал на себя халат, и всовывал босые ноги в домашние шлепанцы. Он подошел к комнате Сандерса, ударил кулаком в дверь и отворил ее. Я слышал, как он спросил, что случилось. И ответ Джона: «Ничего не случилось, на пол упала лампа». — Он замолчал.
— Ну и что? — настойчиво спросил Мастерс. Чейз пожал плечами.
— Я слышал также голос Вики.
— В самом деле?
— Да. Итак, я закрыл дверь своей комнаты. — Ларри говорил с деланным безразличием, как будто хотел прекратить обсуждение этой темы. — Меня это не особенно интересовало. И почему я должен был думать о Пеннике? Ведь Вики не было в ее спальне.
Он прекратил свои объяснения, в них не было никакого смысла.
Итак, вот что было причиной перемены в настроении Чейза, подумал Сандерс. Одно из таких дел, в котором каждый ошибочно трактовал мотивы остальных. Однако он ничего не сказал, почувствовав на себе предостерегающий взгляд старшего инспектора. Мастерс неожиданно стал мягким и сердечным, знак, который Чейз, старый практик, мгновенно распознал.
— Это совершенно понятно, — подтвердил инспектор. — Совершенно понятно, можно сказать. Но, если уж мы начали говорить об этом деле, то, может быть, выясним его до конца, хорошо?
Чейз усмехнулся.
— Спрашивайте, инспектор, только не старайтесь замылить мне глаза. Там, где есть мыло, можно ожидать и наличие мутной воды. Напоминаю вам, что я юрист, а редко кто из нашей братии спотыкается о собственные ноги.
— Да, я знаю об этом. Когда вы в последний раз видели Пенника, вы не заметили в нем ничего странного?
— Вы все время повторяете слова: «Странно, странного». Что вы под этим подразумеваете?
Мастерс сделал неопределенный жест.
— Нет, не могу сказать, что заметил. В холле было слишком темно, чтобы я мог увидеть выражение его лица, если вы это имеете в виду. Только разве то, что, сбегая по лестнице, он качался, как большая сумасшедшая обезьяна. И, видите ли, я нисколько не боюсь обвинения в клевете, потому что и до этого подозревал, что он ненормальный.
— Ненормальный?
— Послушайте, инспектор. — Чейз подбросил портсигар вверх и ловко поймал его. Казалось, что он принял какое-то решение. — Я уже раз обжегся на этом деле… это правда… Он действительно спросил меня в кухне, может ли он быть привлеченным к ответственности за убийство, если убьет человека определенным способом. Я сказал ему, что в сегодняшнем законодательстве даже самые плохие мысли по адресу другого человека ненаказуемы. Он относился к этому делу так дьявольски серьезно и так по-академически, что трудно было относиться к нему без симпатии. Ты согласен со мной, Джон? — обратился он к Сандерсу.
— Да, наверное, да.
— Но чтобы относиться к нему серьезно, о нет!
Из «турецкого уголка», где восседал на тахте сэр Генри Мерривейл, раздался издевательский смех.
— Хо, хо! — смеялся Г.М. — Однако в определенный момент вы начали относиться к нему серьезно, признайтесь, сынок?
Чейз рассматривал портсигар.
— Что ж, короткий сеанс отгадывания мыслей — это одно, — заметил он, как бы поясняя, что в каждом мужчине сохраняется мальчишка. — Но, чтобы мысленно раскроить человеку череп, это уже слишком. Подумайте, какое бы это возымело значение, если бы оказалось правдой. Возьмем, к примеру, Гитлера. Гитлер ударяет рукой по лбу, верещит: «Майн Гот!» или: «Майн Кампф!» или еще что-то из знаменитых высказываний и падает мертвый, как колода. Я спрашивал Пенника: «А могли бы вы убить Гитлера?»
Это вызвало такой большой интерес, что Мастерс закрыл свою записную книжку.
Сэр Генри сдвинул очки на кончик носа.
— И что он ответил на это, сынок?
— Спросил: «А кто такой Гитлер?»
— Что?
— Да, именно такова была его реакция. И меня внезапно охватило такое чувство, как будто я говорю с человеком, прилетевшим с Луны. Я спросил его, где он жил последние пять или шесть лет. Он совершенно серьезно ответил, что в разных частях Азии и Африки, там, куда не доходит эхо последних событий. Потом он попросил меня — меня! — чтобы я был благоразумным. Он сказал, что, во-первых, не утверждает, что его метод может быть применен в любом случае; во-вторых, чтобы добиться успеха, ему надо познакомиться с будущей жертвой и «подобрать шапку» к ней — не имею понятия, что это значит! Ну, а в-третьих, что какое-то время он должен находиться в контакте с будущей жертвой, интеллектуальный уровень которой — это он особенно подчеркнул! — должен быть ниже, чем у него.
Старший инспектор бросил на сэра Генри насмешливый взгляд.
— Что ж, — пошутил он, — по этой или по иной причине, приходится исключить возможность истребления Гитлера, Муссолини и прочих. Но, я думаю, все эти сведения вы вытянули из него не во время кратковременного разговора в пятницу вечером?
— Нет, нет, я спросил его об этом вчера. Он… ну, где теперь находится Пенник?
— Все в порядке, — успокоил его Мастерс — Он ничего вам не сделает.
— Вы можете быть спокойны на этот счет, если только это будет зависеть от меня. Но где он находится?
— Скорее всего, спрятался куда-нибудь, чтобы пережить свое плохое настроение и разочарование. Когда он был в полицейском участке, хотел поговорить с журналистами, но я убедил их, что это безобидный сумасшедший, — с глубоким удовлетворением заметил Мастерс — Ну уж нет! Или все эти бредни произвели на вас большое впечатление? Почему вы хотите знать, где он сейчас?
— Нет, не произвели, — не слишком уверенно заявил Чейз. — Мне только показалось, что минуту назад я видел его в саду.
Последние лучи заходящего солнца проникали через тяжелые занавеси. Старший инспектор вскочил на ноги. Быстро подошел к высоким фронтонным окнам и со скрипом отворил одно из них.
— Здесь слишком жарко. Поэтому я позволил себе… — И движением руки показал, что именно он позволил себе. Он высунулся в окно и глубоко вдохнул свежий воздух, который холодной волной наплывал в комнату.
В полной тишине были слышны малейшие отголоски: трепет птичьих крыльев, шелест листьев и легкий треск веток. Но тропинка под окном была пуста.
— Скорее всего, он сейчас где-то тут. Мне сказали, что наш ясновидящий любит прогулки, — сказал старший инспектор. И внезапно оживился: — Я хотел бы задать несколько вопросов мистеру Чейзу. Они относятся не к Пеннику, а к вам лично. А тем временем… доктор, не будете ли вы так любезны подняться к мисс Кин и попросить ее прийти к нам? Хорошо?
Сандерс вышел, закрыв за собой высокую дверь салона.
Его немного обеспокоило, как Мастерс выглянул в окно: он вел себя как охотник, выслеживающий зверя. Но ничего не могло быть более привычного, нежели картина, какая предстала перед его глазами, после того, как он вошел в комнату Мины Констебль. Вики сидела около окна, и, наклонившись к свету, быстро вязала. Мина, закутанная в яркий шелковый халат, отдыхала в мягком кресле возле кровати. Около нее на ночном столике стояла пепельница, полная окурков, во рту у Мины была сигарета, которую она так крепко сжимала зубами, как будто ей трудно было несколько секунд удержать ее без дрожи. При виде доктора на лицах обеих женщин появилось выражение облегчения. Атмосфера была насыщена мнимым спокойствием, казалось, все темы для разговора они уже исчерпали и им осталось только ожидание.
Мина неожиданно ожила.
— Кто там, внизу? — спросила она, глядя на Сандерса глазами, полными беспокойства. — Снова пришел комиссар? Я слышала, как вы его впускали.
— Нет, миссис Констебль. Это старший инспектор Мастерс и сэр Генри Мерривейл. Они хотят увидеть…
— Я так и знала, так и знала! Я немедленно оденусь и спущусь вниз. О Боже мой, у меня нет ничего черного. — Он думал, что она расплачется. — Что об этом говорить. Какое это имеет значение? Что-нибудь сделаю. Попросите его, пожалуйста, чтобы он немного подождал, хорошо, доктор?
Сандерс заколебался.
— Вы напрасно беспокоитесь. Прошу вас оставаться здесь и не волноваться, они оба придут к вам наверх. И если быть точным, то они сначала хотели бы поговорить с мисс… Вики.
Наморщив лоб, Вики старалась подцепить спицей петельку в своем вязании. Потом подняла голову и удивленно посмотрела на Сандерса.
— Со мной? Почему со мной?
— Небольшая разница в показаниях. Прошу вас!
Легко отодвинув его, Мина поспешно вбежала в ванную, зажгла свет, стянула с вешалки полотенце, споткнулась об электрокамин и, наконец, остановилась в дверях. В ее глазах появилась решимость. В ней чувствовалось нечто такое, что вначале было незаметно: железная сила характера. Но не это обратило на себя внимание. Свет из ванной падал на ночной столик и на размещенные под ним две книжные полки, среди них уже не было высокого тонкого альбома с заголовком «Новые способы совершения убийств».
— Разница в показаниях? — спросила Мина, вытирая руки полотенцем. — Что случилось?
— Ничего серьезного. Правда.
— Речь идет об этой отвратительной жабе, Пеннике?
— Да.
— Я знала! Знала!
— Прошу вас сесть, — просила Вики. Она повернулась к Сандерсу. — И… Джон… — Колебание, с которым они называли друг друга по имени, говорило о глубоко укоренившейся робости. — Есть кое-что, что мы должны обговорить теперь, немедленно. Ты должен завтра быть в Лондоне?
— Скорее всего. Будет следственное дознание, но, наверное, оно будет отложено.
— А ты не мог бы освободиться и остаться здесь?
— Да, разумеется. Но для чего?
— Для того, что Мину нельзя оставлять одну. Я знаю, что говорю, Джон. Звонили из госпиталя, что кухарка и горничная вернутся завтра, поэтому речь идет только об одной ночи. Мина помешалась на одном: она хочет непременно остаться одна в этом доме. Мы не можем этого допустить. Разумеется, я осталась бы с ней, но завтра утром рассматривается дело Райс-Мейсон, и, если сегодня вечером я не выеду отсюда, то не стоит заблуждаться, меня выгонят с работы. Ты сможешь остаться?
«Что ж, — подумал Сандерс, уставившись глазами в пустое место, которое некогда занимал уже упомянутый альбом, — я не полицейский. Это не мое дело. Но как бы я хотел, чтобы этот альбом лежал на своем месте».
— Ты слышал, что я сказала?
— Естественно. — Он с трудом оторвался от интересующей его проблемы. — Я с удовольствием останусь, если миссис Констебль ничего не имеет против этого. Было бы неплохо, если бы кто-то позаботился о ней еще одну ночь. Она совсем не в таком хорошем состоянии, как ей кажется.
Мина зажмурилась, и внезапно лицо ее озарилось мягкой, очаровательной улыбкой. Она бросила полотенце, пробежала несколько шагов и взволнованно положила руку на плечо Вики.
— Как бы то ни было, — сказала она, — я благодарю вас за все. Вы оба были так добры ко мне. Вики, я просто не знаю, что бы делала без тебя. Ты готовишь еду! И даже моешь посуду!
— Жуткая работа, — проворчала Вики. — Убийственная. Она совершенно прикончила меня. А как, черт возьми, ты справляешься в своих путешествиях в забытые богом места, где нельзя никого найти для мытья посуды?
— О, плачу кому-нибудь, чтобы делал это, — уклончиво ответила Мина. — Я сберегаю таким образом время и избегаю хлопот. — Тон ее явно изменился. — Ах, не беспокойтесь обо мне, моя дорогая. Все будет хорошо, правда. Я… жду этого вечера. То есть, если мне удастся убедить эту жабу, Пенника, чтобы он тоже остался.
— Пенника?
— Да.
— Но я думала…
— Я хочу поговорить с сэром Генри Мерривейлом, — продолжала Мина. — И тогда увидим… то, что увидим. А теперь, мои дорогие, убирайтесь оба отсюда и дайте мне одеться. Вот так!
Она насильно вытолкала их из комнаты, как человек, находящийся на грани срыва, и с треском захлопнула дверь. Сандерса это не обеспокоило. Существовало нечто, что он хотел сказать Вики; при этом он отдавал себе отчет в том, насколько ему трудно будет это сделать.
Весь холл, за исключением длинной череды оконных витражей, дающих тусклый, цветной свет, утопал в полумраке. Сандерс рядом с Вики спускался по лестнице, ступени были выложены толстым ковром. То, что он собирался ей сказать, по-прежнему застывало у него в горле. А Вики тем временем говорила:
— С ней невозможно искренне разговаривать. И в этом вся трудность. Она или замыкается в себе, и тогда трудно узнать, что она на самом деле думает…
— Кто?
— Мина, разумеется! Либо становится просто неестественно разговорчивой. Может быть, правда лежит где-то посередине, но я так хотела бы знать, что в действительности происходит!
— Вики!
— Да?
— Почему ты не сказала мне правду, что Пенник в пятницу вечером был в твоей комнате?
Оба неожиданно остановились. Из холла доносилось только тиканье старинных часов. Доктор боялся, что их разговор могут услышать в салоне.
— Иди сюда, — сказал он и потянул ее за собой, на несколько ступеней выше. Она не сопротивлялась, ее плечо безвольно поддалось сильному натиску пальцев Сандерса.
— Почему ты думаешь, что я не сказала тебе правду? — спокойно спросила она.
— Ларри видел Пенника, когда он выходил из твоей комнаты, прежде чем ты успела неожиданно влезть ко мне в окно. В этом, разумеется, нет ничего плохого, но он сказал это полиции, именно поэтому они хотят с тобой повторить. Пойми, они должны узнать, что тебя так испугало. Он был в твоей комнате, правда?
— Да, — призналась Вики. — Он был в моей комнате.
Глава десятая
— Так почему ты не сказала мне об этом?
На этот раз она попыталась спрятаться за позой капризной кокетливой особы, но, несмотря на безупречную игру, созданный ею образ не подходил к ситуации. Сандерс немедленно это почувствовал. Сделав церемонный придворный реверанс, она уселась на ступеньки и, обхватив колени руками, посмотрела на него. На ее лице, погруженном в полумрак, создаваемый цветными витражами, трудно было что-либо прочесть, оно могло выражать все и ничего.
— А почему я должна была сказать об этом уважаемому господину доктору? — спросила Вики, покачивая головой.
— Успокойся.
— Вероятно, существуют обстоятельства, которые никогда не снились невинным молодым людям…
— Вероятно. Но если ты не скажешь этого невинно мыслящей полиции, я не хотел бы оказаться в твоей шкуре. Пойми это, наконец.
— Ты угрожаешь мне?
— Послушай, Вики, — сказал он, садясь рядом с ней на ступеньках, — ты ведешь себя, как героиня детективного романа. Гордость, умение хранить тайну и тому подобное, и все это для того, чтобы скрыть какую-то ерунду, скрывать которую нет ни малейшего смысла. Полиция интересуется Пенником, они хотят знать, где он был и что делал. Я интересуюсь этим по другой причине. Что тебе сделал Пенник, если ты была так напугана?
— А ты как думаешь?… На этот раз ты разговариваешь, как герой дешевого романа. Ты думаешь, мне хотелось бы, чтобы вокруг подобного дела создавался шум? Возможно, определенная категория женщин и стремится к такому, но это имеет соответствующее название. Гораздо лучше делать вид, что ничего не произошло. Это…
Настроение Вики внезапно изменилось. Сандерс почувствовал, что она вздрогнула.
— А если говорить честно, то ты прав, — сказала она, — было нечто большее. Впрочем, этот бедняга ко мне даже не прикоснулся.
— Этот бедняга?
Вики наклонилась назад в сторону высокого окна, оперлась головой о фрамугу, чувствовалось, что напряжение ее ушло.
— Скажи мне, — неожиданно спросила она, — что из себя представляет мисс Блистоун, ну, та девушка, на которой ты собираешься жениться, — голос ее звучал напряженно.
— Но…
— Скажи, пожалуйста.
— Ну что же… я думаю, что она немного похожа на тебя.
— В каком смысле?
К нему вернулось воспоминание о последних минутах перед расставанием: солнце отражалось в белом корпусе судна, высокие черные трубы, протяжный рев гудка и цветная толпа, среди которой мелькнула Марсия Блистоун, стараясь каждому сказать несколько прощальных слов. Наверное, Кесслер тогда тоже присутствовал на борту.
— Я не могу этого точно определить. Она менее взрослая, чем ты. Но жизнь в ней бьет ключом, — эту фразу он сказал только потому, что ненавидел это определение. — Веселая собеседница в компании, и вообще с ней приятно разговаривать. Я человек серьезный, а она беззаботная и…
— А как она выглядит?
— Она ниже ростом, чем ты, и более худощавая. Карие глаза. Она актриса.
— Это интересно?
— Да.
— Ты любишь ее?
Подсознательно он ждал этого вопроса.
— Да, разумеется.
Минуту Вики сидела неподвижно.
— Да, разумеется, ты ее любишь, — повторила она. — И поэтому мы можем быть добрыми друзьями.
— Мы и так добрые друзья.
— Да. Я имела в виду… — Она замолчала.
Поведение ее изменилось. Всякая видимость кокетства исчезла в мгновение ока. Она говорила спокойно, но в голосе ее чувствовалась отчаянная серьезность.
— Послушай. Ты только что сказал, что я веду себя, как героиня детективного романа. Я всегда смеялась над подобными вещами, но в определенном смысле я чувствую себя именно так. Ясновидящий в погоне за девушкой. То, что случилось две ночи назад, не идет ни в какое сравнение со смертью мистера Констебля. Но, несмотря на это, то, что произошло — отвратительно. Пенник, в сущности, человек не злой, однако он опасен. Я не собираюсь всего им говорить, потому что не хочу, чтобы все это распространилось… ох, это неважно. Но проблема заключается в том, что если я расскажу им все, то могу быть обвинена в сокрытии определенных вещей, а если не расскажу, то не смогу себя защитить. Первый раз в жизни с того времени, когда меня ребенком посылали в наказание в темную комнату, я боюсь. Я нисколько не шучу, Джон! Мне нужен кто-то, кто будет со мной, поможет мне. Скажи, ты поможешь мне? Поможешь мне?
— Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня, Вики.
В этот момент их прервали. Тонкая полоска света пересекла холл. В темноте они услышали шарканье ног, звук удара, проклятье и оглушительный шум упавшей вместе с кадкой пальмы.
— Если бы вы немного потрудились и нашли выключатель, сэр! — проворчал кто-то. — Прошу прощения, но зачем вам нужно куда-то ходить и переворачивать все вверх ногами?
— По-вашему, я сова? — рявкнул в ответ гораздо более разъяренный голос. — Черт побери, инспектор, если вы думаете, что в темноте видно так же, как при дневном свете, то поищите его сами. А я знаю, что делаю. Ага! Вот он!
На этот раз она попыталась спрятаться за позой капризной кокетливой особы, но, несмотря на безупречную игру, созданный ею образ не подходил к ситуации. Сандерс немедленно это почувствовал. Сделав церемонный придворный реверанс, она уселась на ступеньки и, обхватив колени руками, посмотрела на него. На ее лице, погруженном в полумрак, создаваемый цветными витражами, трудно было что-либо прочесть, оно могло выражать все и ничего.
— А почему я должна была сказать об этом уважаемому господину доктору? — спросила Вики, покачивая головой.
— Успокойся.
— Вероятно, существуют обстоятельства, которые никогда не снились невинным молодым людям…
— Вероятно. Но если ты не скажешь этого невинно мыслящей полиции, я не хотел бы оказаться в твоей шкуре. Пойми это, наконец.
— Ты угрожаешь мне?
— Послушай, Вики, — сказал он, садясь рядом с ней на ступеньках, — ты ведешь себя, как героиня детективного романа. Гордость, умение хранить тайну и тому подобное, и все это для того, чтобы скрыть какую-то ерунду, скрывать которую нет ни малейшего смысла. Полиция интересуется Пенником, они хотят знать, где он был и что делал. Я интересуюсь этим по другой причине. Что тебе сделал Пенник, если ты была так напугана?
— А ты как думаешь?… На этот раз ты разговариваешь, как герой дешевого романа. Ты думаешь, мне хотелось бы, чтобы вокруг подобного дела создавался шум? Возможно, определенная категория женщин и стремится к такому, но это имеет соответствующее название. Гораздо лучше делать вид, что ничего не произошло. Это…
Настроение Вики внезапно изменилось. Сандерс почувствовал, что она вздрогнула.
— А если говорить честно, то ты прав, — сказала она, — было нечто большее. Впрочем, этот бедняга ко мне даже не прикоснулся.
— Этот бедняга?
Вики наклонилась назад в сторону высокого окна, оперлась головой о фрамугу, чувствовалось, что напряжение ее ушло.
— Скажи мне, — неожиданно спросила она, — что из себя представляет мисс Блистоун, ну, та девушка, на которой ты собираешься жениться, — голос ее звучал напряженно.
— Но…
— Скажи, пожалуйста.
— Ну что же… я думаю, что она немного похожа на тебя.
— В каком смысле?
К нему вернулось воспоминание о последних минутах перед расставанием: солнце отражалось в белом корпусе судна, высокие черные трубы, протяжный рев гудка и цветная толпа, среди которой мелькнула Марсия Блистоун, стараясь каждому сказать несколько прощальных слов. Наверное, Кесслер тогда тоже присутствовал на борту.
— Я не могу этого точно определить. Она менее взрослая, чем ты. Но жизнь в ней бьет ключом, — эту фразу он сказал только потому, что ненавидел это определение. — Веселая собеседница в компании, и вообще с ней приятно разговаривать. Я человек серьезный, а она беззаботная и…
— А как она выглядит?
— Она ниже ростом, чем ты, и более худощавая. Карие глаза. Она актриса.
— Это интересно?
— Да.
— Ты любишь ее?
Подсознательно он ждал этого вопроса.
— Да, разумеется.
Минуту Вики сидела неподвижно.
— Да, разумеется, ты ее любишь, — повторила она. — И поэтому мы можем быть добрыми друзьями.
— Мы и так добрые друзья.
— Да. Я имела в виду… — Она замолчала.
Поведение ее изменилось. Всякая видимость кокетства исчезла в мгновение ока. Она говорила спокойно, но в голосе ее чувствовалась отчаянная серьезность.
— Послушай. Ты только что сказал, что я веду себя, как героиня детективного романа. Я всегда смеялась над подобными вещами, но в определенном смысле я чувствую себя именно так. Ясновидящий в погоне за девушкой. То, что случилось две ночи назад, не идет ни в какое сравнение со смертью мистера Констебля. Но, несмотря на это, то, что произошло — отвратительно. Пенник, в сущности, человек не злой, однако он опасен. Я не собираюсь всего им говорить, потому что не хочу, чтобы все это распространилось… ох, это неважно. Но проблема заключается в том, что если я расскажу им все, то могу быть обвинена в сокрытии определенных вещей, а если не расскажу, то не смогу себя защитить. Первый раз в жизни с того времени, когда меня ребенком посылали в наказание в темную комнату, я боюсь. Я нисколько не шучу, Джон! Мне нужен кто-то, кто будет со мной, поможет мне. Скажи, ты поможешь мне? Поможешь мне?
— Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня, Вики.
В этот момент их прервали. Тонкая полоска света пересекла холл. В темноте они услышали шарканье ног, звук удара, проклятье и оглушительный шум упавшей вместе с кадкой пальмы.
— Если бы вы немного потрудились и нашли выключатель, сэр! — проворчал кто-то. — Прошу прощения, но зачем вам нужно куда-то ходить и переворачивать все вверх ногами?
— По-вашему, я сова? — рявкнул в ответ гораздо более разъяренный голос. — Черт побери, инспектор, если вы думаете, что в темноте видно так же, как при дневном свете, то поищите его сами. А я знаю, что делаю. Ага! Вот он!