Карр Джон Диксон. Восемь мечей (= Восемь крошечных мечей)

   Доктор Фелл недовольно хмыкнул.
   - Послушайте, ну сколько же можно? Надеюсь, вы не собираетесь читать нам занудливую научную лекцию о рождении, расцвете и падении очередного мафиозного клана? Если да, то тогда избавьте от этого хотя бы меня! Впрочем, прошу меня простить. Просто мне не нравится, когда обычное бытовое убийство столь сложно излагается в виде монотонной, еще раз простите, белиберды. Представляете, не успел я проявить неподдельный интерес к важнейшему вопросу о проблемах с электрическим светом, как...
   Епископ снова осуждающе покачал головой:
   - А вот этого, сэр, вам, поверьте, совершенно нечего опасаться. Этот Спинелли, уж поверьте моему слову, снова вернулся к своему, с позволения сказать, одиночному плаванию. Снова занимается шантажом и вымогательством в гордом одиночестве. В основном потому, что банда Мейфри уже фактически распалась. Причем никто толком не знает из-за чего. Это невольно поставило всех в тупик. Включая даже самого верховного комиссара. Главари банды, естественно, попытались как можно скорее убраться из страны - кто в Италию, кто в Англию, кто в Германию, но никому не позволили туда въехать. Никому, кроме, как ни странно, одного из них. Догадываетесь? Правильно, никому, кроме Спинелли!
   - Ну уж об этом мы как-нибудь сами позаботимся!- рявкнул в ответ старший инспектор Хэдли и что-то коротко сказал в телефонную трубку. Затем бросил мимолетный взгляд на епископа и, почему-то слегка поморщившись, заявил: - Должен заметить вам, сэр, что все это не более чем догадки, домыслы, ну и все такое прочее. Короче говоря, не материальное! Кстати, скажите, а вы сами-то когда-либо видели этого вашего Спинелли в лицо? Наверное, вряд ли... Иначе...
   - К вашему сведению, сэр, вы ошибаетесь. Я лично видел того, кто вас, похоже, так интересует. Причем, заметьте, видел его дважды!- спокойно ответил епископ.- Однажды в ходе процедуры опознания потенциального преступника на Сентр-стрит, где полиции ничего так и не удалось доказать, в силу чего мне поневоле пришлось заняться всеми остальными деталями этого довольно известного дела. Ну а во второй раз - уже только вчера вечером. Он как раз выходил из местной таверны. Расположенной, кстати, совсем неподалеку от теперь уже всем известного поместья "Гранже". До этого мне доводилось его видеть только издали, причем при лунном свете и... при довольно странных обстоятельствах... в ночном парке.- Епископ внушительно откашлялся.- А знаете, ваши слова о его излишне кричащей одежде пробудили у меня воспоминания. Ну а уж затем в памяти всплыло и само лицо. Зато вчера вечером мне наконец-то удалось снова увидеть его лицом к лицу... Точно так же, как я вижу сейчас всех вас...
   - Господи ты боже мой!- воскликнул полковник, глядя на него уже с совершенно иным выражением лица.- Вот, значит, почему вы вдруг так неожиданно исчезли, так ведь?
   - Я просто даже не предполагал, что старший инспектор окажется способным выслушать мою историю с должным вниманием,- ледяным тоном ответил епископ.- И вот что мне удалось обнаружить, господа. Весь вопрос в том...
   Хэдли снова перебил его, задумчиво постучав костяшками пальцев по столу. Бросив нетерпеливый взгляд на телефон, который почему-то упрямо отказывался звонить, он сказал:
   - Нам придется отнестись к этому происшествию с предельным вниманием, хотя кое-кто, похоже, воспринимает его, боюсь, не совсем правильно. В частности, скажем, эта версия с американскими гангстерами, которые убивают достопочтенного сельского джентльмена в самом сердце Глостершира... Хм... Чушь какая-то! И тем не менее...
   - Лично я не считаю, что его застрелил Луис Спинелли,- покачивая головой, возразил епископ.- Причин для такого вывода у меня, поверьте, предостаточно, но сейчас на их объяснения просто нет времени. Гораздо более важным мне представляется спросить мистера Хэдли, что он теперь намерен предпринять.
   Хэдли в ответ пожал плечами:
   - Все зависит от полковника Стэндиша, который и является старшим констеблем данного графства. Если он сочтет нужным привлечь к расследованию Скотленд-Ярд, мы с удовольствием сделаем все, что в наших силах; если же ему захочется заниматься этим самому, не прибегая к посторонней помощи, это, само собой разумеется, его полное право. Итак, полковник, что скажете?
   - Что касается меня,- с готовностью заметил епископ,- то лично я со своей стороны, поверьте, буду просто счастлив оказать полиции любую зависящую от меня помощь в выяснении причин этого запутанного и далеко не самого приятного дела.- При этом он не забыл не только фонетически, но и ритмически предельно четко обозначить каждую, буквально каждую часть произнесенной им фразы, а в глазах у него заблестел хищный огонек по-настоящему охотничьего азарта...
   - Понял!- неожиданно для всех вдруг воскликнул Стэндиш.- Господи, ну куда же я раньше-то смотрел?! Вот же наш человек!.. Мистер Фелл собственной персоной. Черт побери! Мистер Фелл, вы же сами обещали приехать к нам в "Гранже" и пожить там несколько дней, разве нет? Послушайте, старина, вы ведь не допустите, чтобы какой-то варвар-иностранец испортил нам всем здесь жизнь!..- Он импульсивно повернулся к епископу: - Это же доктор Фелл! Тот самый Фелл, который поймал и Криппса, и Логанрея, и того чертова лжесвященника... как там его имя? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Послушайте, старина, ну так как, договорились?
   Доктор Фелл, которому наконец-то удалось раскурить свою знаменитую трубку, что-то недовольно пробормотал, нахмурился, несколько раз ткнул концом трости в пол.
   - Хотел бы прежде всего отметить, господа, что я уже давным-давно не проявляю ни малейшего интереса к так называемым банальным делам,- пожав плечами, презрительным тоном отозвался он.- Во всяком случае, к тем, которые я считаю таковыми, А в данном деле, похоже, нет ни загадки, ни интриги. Нет, наконец, даже самой примитивной драмы...
   Старший инспектор Скотленд-Ярда глянул на него с выражением горького сожаления:
   - Да, да, понятно. Вы, как всегда, желаете чего-нибудь оригинального. Вам подавай случаи, когда кто-то обстреливает из арбалета Тауэр или в тюрьме заводятся призраки, вытворяющие бог знает что! То есть нечто такое, что происходит не чаще одного раза в двести лет. Меньшее вас просто не интересует. Естественно, это же ниже вашего достоинства... Ладно, бог с вами, в конечном итоге это ваше законное право. Но вот что делать с самыми обычными, совершенно бесцветными делами, с которыми нам приходится сталкиваться по меньшей мере раза два-три в неделю и которые, как правило, крайне трудно раскрыть именно из-за их будничности? Может, попробуете для разнообразия заняться одним из них? А уж потом будете высмеивать полицию. Сколько угодно! Простите, господа, это у нас чисто личное...- Он немного поколебался, недовольно поморщился, затем сказал: - Должен вам сообщить кое-что еще. В разговоре со мной инспектор Мерч упомянул одну вещь, которую при всем желании трудно назвать обычной, а тем более "банальной", хотя она может вообще ничего не означать и быть просто мелкой принадлежностью покойного Деппинга, но обычной ее не назовешь, это уж точно.
   - Вообще-то, мой друг, на свете существует множество вещей, которые, как вы только что сами заметили, "при всем желании не назовешь обычными или даже банальными". Ну и что именно вы хотели сказать? Мы ждем, мой друг, не стесняйтесь,- вставил доктор Фелл.
   Старший инспектор Хэдли задумчиво потер подбородок.
   - Ладно, бог с вами... Дело в том, что рядом с правой рукой Деппинга лежала блестящая карточка.- Он еще раз сверился со своими записями.- Да, да, совершенно верно, именно блестящая карточка, по форме и размерам напоминающая самую обычную игральную карту, но с великолепно выполненным акварельной краской рисунком. На ней изображены восемь крошечных рыцарских мечей, расположенных в форме звезды, в центре которой бежит узенький ручеек. Вот, смотрите сами!- И он небрежным жестом бросил листок с записями на свой письменный стол.
   Рука доктора Фелла с дымящейся трубкой застыла на полпути ко рту. Он глубоко вздохнул, взгляд его стал по-настоящему задумчивым и неподвижно остановился где-то на потолке...
   - Восемь крошечных мечей,- повторил доктор.- Восемь: два на уровне воды, три над нею, и три под... О господи! О любезный мой кумир Вакх! О моя самая любимая старая шляпа! Послушайте, Хэдли, так дело не пойдет! Ради всего святого, ради нашей старой дружбы увольте меня от всего этого! Христом Богом прошу...
   - Ну будет вам будет,- раздраженно произнес Хэдли.- Снова за свое. Что теперь? Полагаю, какое-нибудь суперсекретное общество? "Черная рука" или что-то вроде того? А может, знак кровной мести?
   - Нет, нет, ничего подобного,- медленно протянул доктор Фелл.- Тут, боюсь, все далеко не так просто. Слишком ,уж силен запах Средневековья... Вот теперь я уж точно туда поеду, в этот ваш чертов Глостершир, можете не сомневаться. Наверняка, мягко говоря, престранное местечко. Во всяком случае, я очень на это рассчитываю. И поверьте, не пожалею ни времени, ни сил, чтобы в конце концов лично встретиться с убийцей, который точно знает, что именно могут означать эти "восемь крошечных мечей"!- С последними словами он торжественно встал со стула, закинул трость, как винтовку, через плечо и подчеркнуто неторопливо отошел к открытому окну, откуда была видна набережная, постепенно наполняющаяся движением.
   Глава 4
   СТАЛЬНОЙ КРЮЧОК ДЛЯ ЗАСТЕГИВАНИЯ ОБУВИ
   Хью Донован впервые увидел поместье "Гранже" лишь ближе к концу дня, поскольку сначала вместе с епископом, доктором Феллом и полковником Стэндишем он совсем неплохо отобедал в небольшом, но весьма уютном ресторанчике на Флит-стрит. Там они обсудили множество ближайших и дальнейших планов. На этот раз епископ был сама любезность и радушие. Ну а когда он в ходе дружеской беседы узнал, что полный человек в длинном черном плаще и шляпе с широкими загнутыми полями, который шутливо посматривал на всех в кабинете старшего инспектора Хэдли, не кто иной, как прославленный на всю страну школьный директор, чей фантастически проницательный взгляд неожиданно для всех помог раскрыть целый ряд, казалось бы, абсолютно безнадежных преступлений, епископ просто растаял и готов был открыть душу и сердце буквально всем и каждому. Хотя больше всего ему конечно же хотелось как можно скорее уединиться со знаменитым коллегой-криминалистом, чтобы от души поговорить с ним о том, что столь близко только им двоим... Но при этом его буквально шокировало полное отсутствие у доктора и специальных знаний, и сколь-либо заметного интереса как к современным преступлениям, так и к современным методам их раскрытия.
   По счастью, епископу не пришлось даже пытаться вовлекать в обсуждение своего сына, который, пусть и несколько запоздало, все-таки понял, что по собственной небрежности лишил сам себя последней и на редкость удачной возможности спасти лицо. Не поленись он на борту судна, везшего их из Америки, узнать, кто такой доктор Фелл, то еще тогда объяснил бы ему все свои проблемы, и тот, в свою очередь, тоже помог бы ему их решить. В этом можно было не сомневаться. Достаточно было послушать его громогласные высказывания о мире в целом и о том, что происходит вокруг них в частности... Впрочем, даже сейчас это было, наверное, еще не совсем поздно. Кроме того, как невольно про себя размышлял Хью Донован, во всем этом присутствовало и некое чувство удовлетворения: ведь его, скорее всего, наверняка допустили бы в храм избранных, наверняка позволили бы ему участвовать в решении важнейших вопросов их бытия... А Хью этого всегда так хотелось, причем искренне и от всей души! В отличие от родного папы епископа Мэплхемского доктор Фелл - этот в каком-то смысле крестный отец - не только помог бы ему, но и научил бы, как жить дальше, что для этого надо делать... Кроме того, ведь теперь он, во всяком случае теоретически, знал все, буквально все о баллистике, микрофотографировании, химическом анализе, токсикологии, ну и... ну и о множестве других, возможно, не таких интересных, но на редкость нужных и полезных вещей. С соответствующими цифровыми и прочими профессиональными данными. Правда, одного только взгляда на них вполне хватило бы, чтобы раз и навсегда отбить у любого нормального человека интерес к такого рода занятиям. Что, кстати, практически сразу же и произошло с молодым Хью Донованом. Знать-то он их, конечно, знал - во всяком случае, теоретически,- но вот применять все это на практике был, откровенно говоря, не очень-то готов. Точнее, совсем не готов читать и понимать все эти чертовы никому не понятные иероглифы! Вот так.
   Он мрачно и, естественно, вполне равнодушно выслушивал "потрясающие теоретические построения" епископа, которые тот излагал своему коллеге доктору Феллу, запивая их, слава богу, вполне приличным пивом заведения, где они совершали свой, с позволения сказать, поздний обед или ранний ужин. Да и в любом случае все это казалось Доновану-младшему абсолютной профанацией и ерундой. Не стоящей особого внимания. Как, например, криптография, иероглифика, ну и тому подобные заумные штучки...
   Он вдруг вспомнил, как еще мальчиком не мог оторвать восхищенных глаз от казавшихся тогда игрушечными химических реактивов в витринах магазинов. Они живо напоминали ему прочитанные фантастические рассказы. Когда же, уступая его настойчивым просьбам, ему все-таки купили на Рождество что-то в этом роде, его больше всего заинтересовало, а нельзя ли из полученного изготовить порох. Сначала это, ну а уж потом все остальное. И он изготовил "продукт" - красивый, иссиня-черный, одним своим видом внушающий не просто уважение, а особое уважение своей потенциальной взрывной энергией... Но тут его постигло неожиданное разочарование - первый эксперимент закончился неудачно. Хью подложил пакет со взрывчаткой под любимое кресло-качалку отца, присоединил к нему бумажный фитиль, поджег его и с нетерпением стал ждать результата. Однако в итоге увидел только яркую вспышку, которая всего лишь слегка обожгла колени отца и заставила его резко вскочить с места, продемонстрировав при этом вполне недюжинные атлетические способности, очевидно полученные еще в далекой молодости.
   Намного лучшие результаты, как не без скрытой гордости позже признавал Хью, были получены в связи с производством им газообразного хлора, поскольку в результате достаточно произвольного комбинирования требуемых компонентов ему удалось парализовать своего старика на целых пять минут! Хотя в целом он все равно оставался разочарован. Такое же состояние духа впоследствии оказалось характерным и для его занятий криминологией. Его гораздо больше привлекала практическая сторона работы детектива, которая столь красочно и по-настоящему заманчиво описывалась в детективных романах его любимого автора сэра Генри Моргана.
   Хью слегка нахмурился. Все происходящее ему что-то напоминало. Ведь книги Моргана, кажется, публиковались издательством "Стэндиш и Берк", не так ли? Надо будет при первой же возможности поинтересоваться у полковника, кто такой этот Генри Морган и что он собой представляет. Во всяком случае, анонсируя его книги, об авторе писали с почтением: "...за ним кроется личность, прекрасно известная в мире международной политики и литературы, личность, которая обратила свою безусловную гениальность и глубочайшие познания в области полицейских расследований на благо написания литературы с большой буквы". Молодой Донован представлял себе человека с демонической внешностью, в строгом вечернем костюме, с густыми, пышными усами и проницательными, всевидящими глазами, человека, который всегда срывает злобные планы международных преступников украсть схему новейшего электромагнитного пулемета с целью заставить мир содрогнуться и выплатить колоссальную сумму за собственное спасение от грядущего чудовищного кошмара...
   Но сейчас, когда они все вместе сидели за одним обеденным столиком, он не осмеливался задать столь интересующий его вопрос полковнику Стэндишу по двум вполне очевидным причинам: во-первых, потому, что полковник выглядел слишком озабоченным и даже расстроенным, а во-вторых, ему совсем, ну совсем не хотелось привлекать к этому внимание своего драгоценного папаши, епископа Мэплхемского, который к тому же в данный момент был полностью занят обсуждением чего-то, видимо, очень интересного с доктором Феллом.
   Из Лондона они выехали на машине полковника практически сразу же после обеда. По дороге епископ настойчиво продолжал рассказывать всем, как какие-то досадные обстоятельства привели к неправильному восприятию его усилий. Он охотно признавал, что его самого ввели в заблуждение, заставив поверить, будто горничная Хильда Доффит - та самая знаменитая воровка Пикадилли Джейн, в результате чего ему помимо собственной воли пришлось оказаться в целом ряде двусмысленных ситуаций. Затем, когда в тот вечер ему на самом деле довелось собственными глазами увидеть Луиса Спинелли, его естественное поведение было совершенно неверно истолковано полковником Стэндишем из-за чьей-то идиотской шутки о сознательном и злонамеренном розыгрыше преподобного викария Джорджа Примли!
   Впрочем, этот "сознательный розыгрыш", надо признаться, вызвал искренний интерес и даже одобрение Хью Донована-младшего, которому тут же очень захотелось лично увидеть того, кто догадался столь остроумно использовать загадочное явление полтергейста, чтобы объяснить этим необходимость запустить чернильницей в викария. Хотя в каком-то смысле было похоже, что полковник Стэндиш сам еще до конца не уверен и, скорее всего, сомневается в истинных причинах столь необычного поведения епископа...
   Они довольно удачно и, главное, быстро миновали пригород и уже около четырех часов свернули на проселок в сторону деревни с довольно странным названием Восьмой Мост, что, собственно, нередко встречается в сельской местности. История, старинные предания, воспоминания, желание сохранить традицию... Погода стояла жаркая и сухая. Проселочная дорога шла через казавшиеся непрерывными спуски и подъемы, красиво обрамленные густыми кленовыми деревьями. Оттуда все время неожиданно вылетало множество пчел и мух, которые упрямо бились о лобовое стекло, что почему-то приводило сидевшего за рулем полковника Стэндиша в самое настоящее бешенство.
   Потом на западной стороне горизонта равнодушному взору Донована-младшего предстали красные крыши пригорода промышленного Бристоля. Впрочем, они выглядели лишь неизбежными элементами аграрной местности, где все равно преобладали казавшиеся вековыми соломенные крыши, живописные долины, рощицы, пастбища, каменистые холмы и неожиданные ручьи. И, как всегда, оказавшись на милой взору настоящей сельской территории, Донован сразу же начал чувствовать себя намного лучше. Он стал более естественно и глубоко дышать, даже снял шляпу, позволив солнцу и свежему деревенскому воздуху поласкать его волосы.
   С известной долей сочувствия он вспомнил жителей Нью-Йорка. Какими же настоящими ослами могут быть люди! Это же надо - запереть себя в ограниченном, душном пространстве городской квартиры, где тебя каждый вечер бьет по ушам несносный шум вечеринок с каждого этажа, где днем и ночью орут соседские дети, а ты все слышишь, но ничего не можешь с этим поделать! Ну как же, скажите на милость, там жить нормальному человеку? Перед мысленным взором Донована встали лица его несчастных друзей, он представил себе, как они, шатаясь от усталости и неосознанного раздражения, мрачно входят и выходят из переполненных магазинов, бросают десятицентовые монетки в прорези автоматов и дергают за рычаги только для того, чтобы взять из металлического углубления очередную порцию никому не нужного барахла. Сегодня вечером, например, один из его приятелей-барменов наверняка будет внимательнейшим образом, будто он производит важнейший научный опыт, отмерять капли джина, смешивая его с водой в пузатом стеклянном сосуде. А посетители с жадностью людей, умирающих от дикой жажды, станут нетерпеливо ждать, когда же он закончит свое действо и начнет раздавать им это отвратительное, просто чудовищное пойло! После чего они, забыв об ужине, займутся любовью с чьей-нибудь женой или девушкой, в результате чего передерутся. Печально, все это очень печально...
   В то время как он... Как раз в это время епископ стал что-то говорить об известнейшем в свое время теологе и философе Фоме Аквинском, позднее причисленном к лику святых. Сын почтительно (вроде бы даже с большим интересом) смотрел на него, но при этом...
   Нет, хватит, нездоровому образу жизни давно пора положить конец, думал Хью. Теперь он будет вставать рано-рано утром... вместе с дроздами, когда те только начинают свой обычный утренний гомон за окнами дома среди деревьев, будет совершать долгие-предолгие, утомительные прогулки пешком еще до завтрака, будет регулярно посещать церковное кладбище, старательно выяснять значение всех-всех надписей на надгробиях, будет долго и старательно размышлять над тем, ради чего они жили и, возможно, отдали свои бесценные жизни, почему у большинства из них практически наверняка никогда не было желания завалиться в ближайшую пивнушку, нарезаться там до чертиков, ну а потом, потом...
   Он также твердо намерен внимательно выслушивать философию жизни простодушных сельских жителей, которые так любят рассказывать "пишущей братии" местные легенды, поверья и тому подобные поучительные истории. "Да, да, точно, точно, это случилось лет двадцать тому назад,- уже слышались ему слова седобородого сельского мудреца.- Как сейчас помню. Это случилось как раз во время Великого поста, когда бедняга Салли Феверли утопилась в самом устье нашей реки, причем сделала это специально при свете луны..." Господи, как же хорошо! Просто прекрасно! Хью живо представил себе, как, опираясь на трость, он внимательно и с полным пониманием слушает очередную назидательную историю, задумчиво глядит в неторопливо текущие мимо воды реки и размышляет о бесконечной и, к сожалению, неисправимой глупости тех, кто предпочитает пить мерзкую алкогольную смесь в грязных городских забегаловках, а затем совращать подвернувшихся им под пьяную руку бедных девушек, у которых потом не остается иного выхода, кроме как утопиться в ближайшем водоеме... Молодой Донован уже почти ввел самого себя в состояние близкое к тому, что в психологии называется "трансом добродетели", когда его грезы наяву вдруг перебил приветственный оклик с обочины дороги.
   - Эй, эй, привет... приветствую вас!- громко прокричал чей-то голос.
   Их машина, замедлив скорость, уже проехала через небольшое скопление домиков и домов, самым большим из которых было белое каменное здание местной таверны под обычным для таких мест названием - "Бык". Слева от нее высился холм, а справа стояла церквушка с низенькой башней - миниатюрное воспоминание великого века,- цветами вокруг и надгробными камнями почти у самого крыльца. На гребне холма дорога приблизительно четверть мили шла прямо, а затем делала полукольцо вокруг большого природного парка, в самом центре которого можно было видеть приземистое каменное здание - его восточные окна тускло освещали лучи заходящего солнца...
   Но эти странные приветственные крики доносились совсем не оттуда. Нет, на противоположной стороне дороги, сразу же за вершиной холма, стояло невысокое деревянное строение с табличкой на фронтоне, крупными буквами гласящей "Дом похмелья", и живой изгородью высотой со взрослого человека. Вот на железные ворота этой живой изгороди и опирался какой-то человек, громко что-то кричавший им и призывно машущий своей дымящейся в руке трубкой...
   Донован заметил, что его отец осуждающе стиснул зубы, а вот полковник Стэндиш, наоборот, издал короткий возглас - непонятно, то ли удовольствия, то ли облегчения - и тут же свернул к этим воротам. Доброжелательная фигура, явно обращавшаяся именно к ним, оказалась довольно молодым, худощавого вида человеком (не намного старше самого Донована-младшего) с продолговатым лицом, квадратной челюстью, веселым, ироничным взглядом приятных светло-серых глаз и очками в массивной черепаховой оправе, казалось будто "насаженными" на самый кончик длиннющего носа. Одет он был в кричащий пиджак, испачканные серые брюки и раскрытую на шее военного типа рубашку цвета хаки. Одной рукой мужчина выбивал о стойку железных ворот пепел из своей еще слегка дымящейся трубки, а в другой держал бокал. В нем было налито что-то янтарно-коричневое, весьма напоминавшее коктейль. И не просто коктейль, а крепкий коктейль.
   Полковник остановил машину прямо около этого человека.
   - Только не повторяйте это ваше чертово "привет... приветствую вас"! Мы спешим и, к сожалению, не можем задерживаться. Давайте короче: чего вы хотите?