Картленд Барбара. Цыганская магия

   — Да, я слышала, — кивнула фрейлейн, — к тому же он вроде бы холост. Наверняка ее высочество рассчитывает, что он сделает предложение принцессе Стефани.
   Летиция ничуть не удивилась, что старой гувернантке известно и это — амбиции и расчеты великой герцогини были слишком очевидны.
   — Вы считаете, его величество будет хорошим мужем Стефани? — спросила девушка.
   — Ну, он для нее, пожалуй, староват, — заметила фрейлейн. — И потом, о нем рассказывают разные истории, уж не знаю, есть в них истина или нет…
   — Какие истории?
   — Ах, мне не хотелось бы пересказывать их. Но суть их сводится к тому, что он очень красив и все дамы находят его неотразимым.
   — Как мужчину или короля? — спросила Летиция.
   — О, все короли безусловно обладают определенной притягательностью и блеском уже хотя бы в силу своего положения… — заметила старушка. — Но, прослужив во дворцах всю свою жизнь, я поняла, что очень многие из них одиноки и несчастны. А еще о короле Викторе я слышала, что он очень циничен.
   — Циничен? — воскликнула девушка. — Но в чем это выражается?
   — Мне говорили, — ответила фрейлейн, — что еще с молодости на нем лежит любовное заклятие, и преодолеть его ему так и не удалось.
   Летиция не ожидала услышать ничего подобного.
   — Как интересно! — ахнула она. — Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
   — Мне рассказала об этом одна женщина, — продолжала фрейлейн Собески. — Живет она в Звотане, но иногда приезжает навестить меня на несколько дней. Она служила гувернанткой в семье одного из родственников короля.
   — Любовное заклятие!.. — задумчиво, словно про себя, повторила Летиция.
   — Так вот, она говорила, что из-за этого одна понравившаяся ему девушка не приняла его ухаживаний, так как знала, что это бессмысленно.
   Усмехнувшись, старушка добавила:
   — Должно быть, теперь эта девушка чувствует себя довольно глупо. Ведь он совершенно неожиданно стал королем Звотаны.
   — Если этой девице нужно было его положение, а не он сам, — заметила Летиция, — то тогда ему просто повезло, что он ее потерял.
   Фрейлейн улыбнулась.
   — Рада убедиться, дорогая, что ты осталась той же неисправимо романтичной особой, какой была всегда! Не теряй своих идеалов, и тогда, уверена, ты обязательно найдешь себе столь же обаятельного и знатного мужа, каким был твой покойный отец.
   — Да, очень хотелось бы, — ответила Летиция. — Но таких, как папа, совсем немного.
   — Вот тут, пожалуй, ты права. Найти второго принца Павла будет трудновато, — вздохнула фрейлейн. — Но как знать, как знать!.. Надеюсь, и милая маленькая принцесса Стефани тоже будет счастлива в браке.
   — Я тоже надеюсь, — неуверенно ответила девушка и про себя вознесла молитву, чтоб мужем Стефани стал Кирил.
   Когда дневная жара спала и тени удлинились, Летиция попрощалась с фрейлейн Собески и, оседлав Кахо, направилась в горы, к замку.
   Отъезжая, она отметила, как величественно и красиво выглядит он, возвышаясь над долиной в обрамлении поросших лесом горных склонов.
   К замку вела довольно извилистая дорога, и, глянув вниз с высоты, девушка увидела, что на плоском выступе скалы разместился цыганский табор.
   Это была маленькая ровная площадка, окруженная зелеными склонами, и Летиция знала, что на протяжении многих поколений цыгане располагались табором именно здесь.
   Остановив Кахо, девушка стала наблюдать, как одна за другой съезжают с извилистой дороги на зеленую лужайку пестрые кибитки.
   Кибитки образовали полукруг, а в центре осталось свободное пространство, где вечером цыгане разведут костер.
   Потом запоют скрипки, и искрометные и завораживающие мелодии достигнут стен замка, и его обитатели будут слушать, и сердца их замрут от восторга.
   Несколько лет назад, приехав в замок Тхор, они не увидели здесь табора.
   Причем было это не зимой — зимой цыгане никогда не останавливались в горах, — а весной.
   Летиция помнила, как они с Кирилом были разочарованы, когда, доехав до площадки, обнаружили, что она пуста.
   Потом отправились домой обедать и уже почти закончили есть, когда мать, приподняв руку, вдруг сказала:
   — Послушайте!
   Только тут услышали они звуки скрипок, и Кирил с горящими глазами воскликнул:
   — Цыгане! Так и знал, что они нас не подведут! Они выбежали на террасу, с которой открывался совершенно восхитительный вид на долину.
   Внизу, прямо под ними, они увидели мерцание костра, а слух тут же уловил пение скрипок, звон цимбал и бренчание тамбуринов, напоминавшее звяканье колокольчиков.
   От этих звуков Летицию так и подмывало пуститься в пляс, и вот несколько секунд спустя она, Кирил и Мари-Генриетта, настежь распахнув окна, танцевали на натертом до блеска паркете баронского зала.
   Отец послал цыганам денег. Получив их, они встали и долго махали ему. А затем заиграли серенаду, а потом народную песню, исполнявшуюся в полку, где служил принц Павел.
   Все это было очень трогательно, и Летиция, как и сейчас, подумала тогда, что цыгане — настоящие их друзья и что даже великая герцогиня никогда не сможет помешать любить их.
   Теперь же она, пришпоривая Кахо, мчалась по узкой, извилистой дорожке, пока наконец не подъехала к табору.
   Воевода уже ждал ее, и Летиция догадалась, что о ее приезде его заранее оповестили востроглазые цыганята.
   Она поздоровалась с ним и передала Кахо на попечение молодых парнишек, которые, она знала, будут старательно заботиться о таком замечательном жеребце.
   — Я все подготовил, как вы просили, ваше высочество, — сказал воевода.
   — Вы очень добры, — ответила Летиция по-цыгански.
   Улыбнувшись, воевода подвел ее к красиво расписанной кибитке.
   — Она в полном вашем распоряжении, — сказал он, — и вы можете пользоваться ею сколько угодно, ваше высочество.
   Летиция еще раз поблагодарила его и, войдя в кибитку, убедилась, что внутри она тоже украшена.
   Стены были расписаны орнаментом с цветами и птицами, окна занавешены пестрой тканью, а на полу лежал ковер ручной работы, достойный украсить любые дворцовые покои.
   Одна из цыганок принесла Летиции ее сверток. Летиция развернула его и достала свой цыганский наряд.
   Женщина так и ахнула от восторга:
   — Ну и красота! Любая благородная дама вроде вас будет выглядеть в нем в точности, как одна из нас! Нет, скорее как какая-нибудь из наших русских сестер!..
   — Именно так мне и хотелось бы выглядеть, — заметила Летиция. — Танцовщицей!
   Она захватила и пышную нижнюю юбку, которую собиралась надеть под более длинную верхнюю.
   К счастью, обе они были куплены в те дни, когда семья их еще не знала нужды, и были просто восхитительны.
   Летиция сняла костюм для верховой езды и с помощью цыганки облачилась в нижнюю юбку, блузку с длинными рукавами и красную шелковую верхнюю юбку, расшитую бесчисленными сверкающими блестками.
   Ее тонкую талию обхватил черный корсаж, и цыганка выпустила из-под выреза пышные оборки блузки, отчего девушка стала казаться еще изящнее и элегантнее.
   Цыганка вынула у нее из прически шпильки, и волосы тяжелой темной волной упали на плечи.
   Она расчесывала их до тех пор, пока, казалось, каждый волосок не затрещал от электричества и не зажил какой-то своей, отдельной жизнью.
   Потом цыганка обвязала волну черных волос красными лентами и покрыла голову Летиции красным платком с пришитыми к нему по краям золотыми монетками.
   Может, от возбуждения, а возможно, от того, что этот красный платок необыкновенно шел ей, глаза девушки стали казаться просто огромными на узком личике, а кожа — ослепительно белой, особенно рядом со смуглокожей цыганкой.
   Наконец Летиция надела крохотные красные туфельки с завязками, украшенными золотыми монетками, и браслеты на запястья и щиколотки.
   Цыганка отступила на шаг и захлопала в ладоши.
   — О, такая благородная дама, а в точности похожа на цыганку!
   — Ты уверена?
   — Да. И очень красивая. Цыганка, но только не венгерская, а русская!
   — Этого я и добивалась, — пробормотала Летиция.
   Одевалась она довольно долго и, выйдя из кибитки, увидела, что воевода ждет ее.
   — Его величество прибыл, — сказал он. Летиция наряжалась столь самозабвенно, что почти уже забыла о короле.
   — Так он уже в замке? — воскликнула она.
   — Да. И встречен двумя джентльменами, с которыми еще трое слуг. Сам его величество прибыл в сопровождении лишь двоих людей.
   Летиция улыбнулась. На это она и рассчитывала. Чем меньше людей будет в замке, тем проще ей привести в исполнение свой план.
   — Мои мальчики наблюдают за замком, — сказал воевода. — За всем, что там происходит. Они доложили, что через несколько минут его величество сядет обедать.
   Летиции было известно — хотя воевода ей об этом не говорил, — что принц Кловики в замке не останется, а возвратится домой.
   А это означало, что выехать ему придется пораньше, так как путь предстоит не близкий. И тогда король останется один.
   Она также знала, что лорд-канцлер терпеть не мог засиживаться допоздна, к тому же завтра его ждал довольно утомительный день. Так что он наверняка отправится отдыхать пораньше и вряд ли станет докучать королю беседами.
   Итак, все складывалось самым благоприятным для нее образом. Несмотря на это, она нервничала и боялась.
   Очевидно, это отражалось на ее лице, потому что воевода, окинув ее испытующим взором, заметил:
   — Страх всегда разрушителен. Верьте в себя и ничего не бойтесь!
   — Постараюсь, — пробормотала Летиция.
   — Если судьба будет к нам благосклонна, все получится. Все-все сбудется…
   Воевода произнес эти слова медленно, с какой-то особой убежденностью в голосе, и повел Летицию к костру. Девушка поняла, что ее приглашают разделить трапезу.
   Им с воеводой подали кресла, остальные же расселись прямо на земле. Едой обносили молоденькие цыганки.
   Она знала, что цыгане в еду добавляют свежую зелень и разные ароматные травки, и ей даже показалось, что она различает вкус некоторых из них. Но как называются все эти приправы, придающие мясу столь восхитительный вкус и аромат, понятия не имела. После тушеного мяса подавали засахаренные фрукты с медом.
   День померк, на небе высыпали звезды, и стала всходить луна. Летиция поднялась.
   — Так вы будете ждать моего сигнала?
   Воевода последовал ее примеру, тоже поднялся и ответил:
   — Сделаем все в точности так, как вы просили, ваше высочество!
   Заметив на лице девушки нерешительность, он добавил:
   — Мы благословляем вас! И высшие волшебные силы тоже на вашей стороне. Они предоставят вам защиту и покровительство.
   Именно это ей и хотелось услышать, и, улыбнувшись воеводе, Летиция отошла от костра, причем цыгане словно вовсе и не замечали ее и не смотрели ей вслед с любопытством.
   Со свойственным только им чутьем они понимали, что это может смутить девушку.
   Дойдя до края плоского выступа, Летиция начала подниматься к замку по ступенькам, вырубленным в скале. Только тут она почувствовала, что за ней по пятам следует маленький цыганенок, которому, видимо, поручено охранять ее.
   Шел он молча и не пытался поравняться с ней, и девушка догадалась, что паренек послан воеводой для придания ей чувства уверенности.
   Ступени были довольно крутыми, а потому поднималась она по ним медленно и, лишь оказавшись наверху, поняла, что стоило ей оступиться, и она полетела бы в бездну.
   Дойдя до террасы, куда выходили открытые окна замка, она скрылась в тени густого цветущего кустарника.
   Летиция знала, что именно здесь начинается потайная тропинка, ведущая к замку, которой, будучи детьми, они часто пользовались, потому что она была идеальным укрытием, особенно во время игры в прятки.
   В средние века замок Тхор был хорошо укреплен — тогда у Овенштадта имелось немало врагов; несколько раз здесь находили убежище члены королевского семейства, скрывавшиеся от бесчинствующих орд мародеров, которые могли отнять у них не только имущество, но и саму жизнь.
   Но в конечном счете овенштадтцы всегда одерживали победу, ибо противник перекрывал основной подступ к крепости, полагая, что он является единственным, в то время как к ней вели несколько потайных троп, известных лишь членам королевской семьи.
   Итак, Летиция пробиралась сквозь кустарник к боковому входу.
   Девушке понадобилось немало времени, чтобы оборвать плющ, которым заросла дверь. Наконец она смогла открыть ее, вошла и двинулась по проходу, ведущему, насколько она помнила, к одной из угловых башен.
   Вокруг стояла непроницаемая тьма, и ей пришлось идти на ощупь.
   Затем впереди забрезжил свет, пробивавшийся сквозь стрельчатые окна башни, через которые первые защитники замка стреляли в противника из луков.
   Теперь вниз, по винтовой лестнице, со стертыми от времени ступеньками. Она спускалась все ниже и ниже, пока не убедилась, что находится на уровне первого этажа. Над ним располагались банкетный зал и гостиная.
   А здесь, на первом, — спальня короля.
   В ней стояла кровать под роскошным балдахином. Во время приезда в замок тут спали или великий герцог, или отец.
   Рядом со спальней находился небольшой, но очень уютный будуар. Детям без особого разрешения входить туда запрещали.
   — Мне необходима комната, где я мог бы спокойно почитать, — шутливо говорил отец. — Весь остальной замок — в полном вашем распоряжении, эта же комната — моя.
   Они часто поддразнивали отца, утверждая, что он уходит туда подремать, когда ему надоедает их болтовня. Летиция помнила здесь каждую вещь, каждую картину на стенах.
   Известна была ей и потайная задвижка, с помощью которой можно открыть дверь в эту комнату.
   Слегка надавив на нее, она почувствовала, как дверь подалась, и в ту же секунду услышала мужской голос:
   — Что-нибудь еще, сэр?
   — Нет, благодарю, — ответил второй голос, и она догадалась, что он принадлежит королю. — Мне еще нужно просмотреть кое-какие бумаги. После этого лягу спать.
   — Но эти государственные бумаги такие длинные и запутанные, что читать их крайне утомительно. К. тому же завтра вам предстоит трудный день, ваше величество.
   — Знаю, — ответил король. — И обещаю не слишком утруждать себя.
   Тут оба они рассмеялись, и мужчина, заговоривший первым, сказал:
   — Доброй ночи, сэр! Тут очень тихо и спокойно, и никто не будет вас отвлекать.
   Затем Летиция услышала звук закрывшейся двери, а минуту спустя — тихий шелест бумаг.
   Девушка медленно и почти неслышно прошла в будуар.
   Отец часто жаловался, что по комнате гуляют сквозняки, считая, что ветер проникает сюда сквозь стрельчатые окна башни, а потому мать разместила в этом углу ширму.
   Это была очень красивая ширма, сшитая ею собственноручно из кусков старинного гобелена, некогда украшавшего стену другого помещения замка, но со временем пришедшего в негодность и слишком обветшавшего, чтоб использовать его.
   Мать почистила гобелен, вырезала самые лучшие и целые куски и сшила их, чтоб затянуть ширму.
   Еще в детстве Летиция обожала разглядывать ее, объясняя совсем маленькой тогда Мари-Генриетте, какие изображены животные, показывая мужчин верхом на лошадях и дам в длинных платьях и высоких, странно заостренных шляпах, напоминающих колпаки.
   Теперь же, затаив дыхание, Летиция обошла ширму и оказалась в комнате.
   Она была освещена, но не масляными лампами, которые обычно использовали в замке, а свечами. Отец всегда предпочитал свечи.
   По обе стороны от камина, в котором пылал огонь — ночи в горах всегда прохладны, — стояли два резных канделябра с огромными толстыми свечами.
   Стены украшали серебряные канделябры, в каждом из которых горело по две свечи, еще одна, большая, стояла на столе, за которым сидел король. На коленях у него лежали бумаги.
   Летиция молчала, и, наверное, целую минуту он не замечал ее присутствия.
   Затем, почувствовав, по всей видимости, чисто интуитивно, что он не один, король оторвался от бумаг и на секунду окаменел.
   Он взирал на нее в немом изумлении, и внезапно Летиция поймала себя на том, что и сама просто не в силах оторвать от него изумленных глаз.
   Он был куда красивее, чем можно предположить или даже представить, зная, что в жилах его течет цыганская кровь. Волосы и глаза черные, а черты лица точеные, словно из мрамора.
   Он был, несомненно, самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо видела. Но было нечто необычное в его внешности.
   Он не походил ни на кого, и Летиция подумала, что фрейлейн Собески, пожалуй, права, назвав его циником.
   От носа к уголкам губ сбегали тоненькие морщинки, что придавало лицу выражение разочарованности и одновременно надменности.
   Наконец он заговорил, и голос его звучал сухо и насмешливо:
   — Ты настоящая или призрак?
   — Настоящая, — ответила Летиция.
   — В таком случае должен признать, — заметил король, — что гостеприимство в этом замке простирается даже дальше обычного.
   В голосе его отчетливо звучали циничные нотки, а выражение темных глаз Летиция никак не могла прочесть.
   Она подошла к нему поближе и сказала:
   — Я цыганка, а значит, мы с вами одной крови.
   — Что весьма прискорбно, как обычно говорят! — заметил король.
   — В Звотане, возможно, принято так говорить, — сказала Летиция, — но я, как и другие цыгане, горжусь, что принадлежу к славному племени ромов.
   — Откуда ты? — спросил король. — И как тебе удалось незаметно пробраться в замок, минуя охрану и слуг?
   — Я хотела бы показать вашему величеству, где разбило свой табор племя кальдерашей, — сказала Летиция. — Они всегда находят прибежище и защиту под стенами замка.
   С этими словами она подошла к окну.
   Оно было закрыто, и, распахивая створку, она знала, что подает тем самым сигнал ожидавшим внизу кальдерашам.
   Не успел король подняться и приблизиться к окну, возле которого она стояла, как снизу донеслись первые звуки скрипок.
   Летиции была знакома мелодия, которую они играли. Песня о любви, полная страсти, томления и взывавшая к самым глубинам души.
   — Так все-таки откуда ты? — спросил король. — Как, ты сказала, называется это племя?
   — Кальдераши.
   Настала пауза. Похоже, король старался вспомнить, что знает о них. Затем Летиция сказала:
   — Они славятся работой по металлу, а еще… колдовством.
   Почувствовав, что король заинтригован, она продолжила:
   — А не хотели бы вы, ваше величество, увидеть, как мы творим свои колдовские заклинания? И не позволите ли мне показать цыганские танцы?
   — Ты танцовщица? — спросил он.
   Она кивнула.
   — Как твое имя?
   После секундной паузы Летиция ответила:
   — Савийя.
   Она почти физически ощутила, как напрягся король, казалось, ему неприятно, что она носит имя его прапрабабушки. Затем он спросил:
   — Знаешь ли ты, как много значит для меня это имя?
   — О, конечно! И почитаю за честь и горжусь, что меня назвали так же, как величайшую из цыганских танцовщиц!
   Она поняла, что он польщен, и добавила:
   — Правда, сама я не достигла такой славы, но буду чрезвычайно горда, если вы, ваше величество, позволите танцевать для вас… Только для вас одного, никого больше.
   С этими словами она отошла от окна и приблизилась к камину, возле которого стоял с любопытством взирающий на нее король.
   Он сказал:
   — Ты очень красива, Савийя. И полагаю, немало мужчин уже говорили тебе об этом.
   В голосе его, как показалось Летиции, снова прозвучал некий оттенок цинизма. Она ответила:
   — Случилось так, что я не знакома с мужчинами вне нашего племени. Возможно, вашему величеству это неизвестно, но женщины-цыганки находятся под очень строгим вниманием и опекой, сначала отцов, затем — мужей.
   — Ты хочешь сказать, что ты замужем? — спросил король.
   Летиция улыбнулась.
   — Нет.
   — Тогда, должно быть, все мужчины вашего племени просто слепы! — Не сводя с нее глаз, он добавил: — Расскажи о себе. Ты меня заинтриговала.
   — Но скрипки зовут нас, ваше величество!
   — Прекрасно, — заметил король. — В таком случае поговорим позже. А теперь я готов идти любоваться твоим танцем. Я понимаю — ты хочешь, чтоб я пошел один?
   — Вам нечего бояться. И не ваше положение защищает вас, а ваша кровь.
   — Нет, честное слово, ты меня страшно заинтриговала, — сказал король. — Я всегда избегал цыган, поскольку в детстве меня постоянно дразнили моим происхождением, а позднее говорили об этом, как о страшном несчастье, чуть ли не соболезновали.
   — Надеюсь, сегодня вы измените свое мнение, — сказала Летиция. — И поймете, какая это честь — быть праправнуком великой Савийи.
   — Мне говорили, она была очень красива, — заметил король. — Однако не думаю, что красивее тебя.
   Летиция улыбнулась и кокетливо стрельнула глазами из-под длинных ресниц. Затем подошла к двери и сказала:
   — Я проведу ваше величество потайным ходом, так что никто вас не хватится.
   Она тут же почувствовала, что эта фраза позабавила короля. И не только позабавила, но и еще больше заинтриговала. И вот, не теряя времени, девушка повела его по лестнице, выходившей на террасу.
   С террасы вели в сад мраморные ступени, и она повела его той же тропинкой, по которой пришла сюда.
   Затем они спускались по выдолбленным в скале крутым ступенькам, и Летиция чувствовала, с какой осторожностью ступает по ним король. А скрипки все играли, музыка становилась все громче — казалось, она проникает в самое сердце девушки, а ноги так и готовы пуститься в пляс.
   И вот наконец они сошли с последней ступеньки, где их уже ждал воевода, который, как показалось Летиции, выглядел еще наряднее и величественнее, чем раньше.
   Теперь шею его украшало сразу несколько золотых цепочек с искрящимися красными камнями — Летиция была уверена, что это рубины, — а на пальцах красовались массивные золотые перстни с такими же камнями.
   — Могу ли я приветствовать ваше величество не как короля, а как одного из ромов? — с почтительностью произнес воевода.
   — Счастлив присоединиться к вам, — просто ответил король.
   Два кресла, в которых сидели воевода с Летицией во время ужина, сменили два высоких резных стула с подлокотниками, больше напоминающие троны.
   Под ноги королю постелили ковер, а рядом поставили столик с изумительно красивым золотым кубком. Летиции уже доводилось пить из него.
   Она увидела, как цыганка наполнила его вином, и не успели король с воеводой приветственно приподнять свои кубки, почувствовала, что кто-то тянет ее за рукав.
   Это была та самая цыганка, которая помогала ей переодеваться. Не произнося ни слова, она сняла с девушки красный платок и заменила его головным убором из красных лент, украшенным золотом и драгоценными камнями. Даже в темноте было видно, как они сверкают и переливаются.
   Затем цыганка застегнула на ее шее монисто из золотых монет, вдела в уши Летиции большие серьги, тоже золотые, украшенные красными камнями, по всей видимости, рубинами.
   Тем временем скрипки пели все громче, и Летиция увидела, как несколько молодых цыганок, взявшись за руки, закружились у костра.
   По очереди, одна за другой, начали они выходить из этого круга и танцевать — сперва медленно и грациозно, потом их движения все убыстрялись и становились более резкими и даже какими-то ломанными.
   Однако Летиция понимала, что эта музыка не для нее, и, набравшись терпения, ждала.
   Наконец, когда бешеный танец закончился и танцовщицы отошли в тень, она поняла, что настал ее черед.
   Музыка изменилась, звучала тише, мягче и как-то вкрадчивее. Летиция встала и направилась к костру, где уже пели цыгане.
   Это была томительная и чувственная мелодия, и голоса певцов сплетались, казалось, с мерцанием звезд над головой и сиянием луны, посеребрившей склоны гор и стены замка.
   Сперва звуки были нежны, мечтательны, точно звон серебряных колокольчиков, но по мере убыстрения темпа они становились все более страстными, ритмичными и возбуждающими. И Летиции показалось, что сердце ее выпорхнуло из груди и слилось с этой властно зовущей мелодией.
   А ритм все убыстрялся, и вместе с ним и движения Летиции.
   Каждый ее шаг, каждый жест, каждый поворот ее тела был так естественен, что, казалось, сама природа подсказывала ей, что и как надо делать.
   Все более страстным и проникающим в самую душу становилось пение скрипок, а Летиция все кружилась у костра с необычайной грацией, а потом вдруг, словно подхваченная некой невидимой силой, взлетела, легкая точно перышко, и перепрыгнула через пламя.
   Затем движения девушки замедлились, будто танцует и кружится в такт музыке не тело, а сама душа.
   И когда этот трепет, это пульсирующее биение мелодии стало почти невыносимым, скрипки заиграли другую песню, более тихую и нежную, сравнимую по прелести своей разве что с сиянием радуги после грозы.
   И тут Летиция, повинуясь некоему неслышному голосу, вдруг застыла возле костра, вскинула вверх руки, и все ее тело затрепетало, точно охваченное языками пламени.
   Затем она запрокинула голову, глядя на звезды и словно призывая всех, кто видел ее в этот момент, обратить к небу свои взоры.
   Так она стояла, замерев, совершенно неподвижно, а музыка таяла, становилась все тише, пока не стала похожа на еле слышный шепот, а вскоре и вовсе замерла, затихла где-то вдали. Какое-то время кругом царила полная тишина, затем король, не сделавший ни единого движения с момента начала танца Летиции, глубоко, всей грудью втянул воздух, точно до той поры вовсе не осмеливался дышать.