— Конечно; я очень хочу услышать ваше предложение и, несомненно, отнесусь к нему с самым пристальным вниманием.
   — Мое предложение предельно просто, — сказал Растус Грун. — Вы, милорд, должны жениться на моей дочери!
   На мгновение графу показалось, что земля остановилась в своем вращении, а часы перестали отсчитывать время.
   Не веря своим ушам, он смотрел на человека, который сидел по ту сторону стола.
   Потом спросил, с трудом совладав с собственным голосом:
   — Вы сказали, я должен жениться на вашей дочери?
   — Я сказал именно это, — подтвердил Растус Грун. — Позвольте мне объясниться.
   Инчестер все еще смотрел на него, как будто был не в состоянии поверить услышанному.
   — Я очень богат, — произнес Растус Грун, — но у меня только один ребенок — дочь, которая унаследует все, чем я владею.
   Прошло некоторое время, прежде чем он продолжил:
   — Я хочу, чтобы она вышла замуж за человека, относительно которого я мог бы быть уверен, что он не проиграет ее деньги в карты, не растратит на вино и продажных женщин. Вот почему я выбрал вас ей в мужья.
   Инчестер молчал, потрясенный.
   У него мелькнула мысль, что история его рода началась еще до норманнского завоевания.
   Первый граф Инчестер получил свой титул за храбрость в битве при Азенкуре.
   Все Инчестеры состояли на королевской службе. Его дед и отец считали себя солдатами.
   Предок графа был одним из тех генералов, кому больше всего доверял Молборо.
   Отец графа командовал королевской конницей.
   Инчестеру показалось, что все его предки смотрят на него с фамильных портретов, которые висят на стенах их родовой усадьбы.
   Рядом с мужчинами там были прекрасные женщины, их жены, в чьих жилах тоже текла голубая кровь.
   Портреты были написаны великими художниками своего времени. Он словно видел всех своих предков, как живых: аристократические черты лица, благородное сложение, невинные взгляды.
   Эти женщины ничего не знали об ужасах и грязи жизни.
   Их дети становились высокими, привлекательными и мужественными джентльменами, такими, каким был отец графа, или очаровательными леди, такими, какой была его мать.
   Дам традиционно приглашали в королевские фрейлины, их браки заносились в книгу пэров.
   При мысли о них всех граф испытал такое потрясение, какое ему было неведомо раньше.
   Если он введет в этот круг дочь человека, который сидел сейчас напротив него, ее кровь исказит фамильные черты, что передавались из поколения в поколение.
   Белокурые волосы потемнеют, невинность сменится хитростью, а милосердие уступит место коварству.
   «Как я могу это сделать? Боже, разве я имею право так поступить?»
   Но воспитанное с детства умение владеть собой заставило Инчестера промолчать.
   Только мысли все кружились и кружились в его мозгу, не находя выхода.
   Невозможно решиться, невозможно дать ответ.
   «Как могу я жениться на вашей дочери?» — хотелось спросить графу у Растуса Груна.
   Но потом вместо благородных лиц предков ему представились лица простых людей, которые ждали от него помощи.
   Их жилища разрушались, а нищета изнуряла хозяев. Их глаза молили о жалости.
   Отец графа всегда был богатым человеком.
   В усадьбе работали не менее тридцати слуг.
   Хозяйством занимались садовники и егеря. плотники, каменотесы и строители, колесники и кузнецы.
   Граф помнил, как отец говорил ему, когда он был еще ребенком:
   — У нас около тысячи людей, которым №г должны платить каждую пятницу. Когда ты станешь старше. Гас, ты поймешь, что мы, словно государство в государстве. Это наши люди, и ни ты, ни я не имеем права бросить их на произвол судьбы.
   Именно ради них Инчестер пошел к ростовщику.
   Ради них и их сыновей, которые только что вернулись домой после победы над Францией.
   А некоторые не вернулись» Их похоронили в наскоро вырытых могилах, и только грубые деревянные кресты обозначали места их последнего упокоения.
   Они боролись за свободу Англии, и теперь их страдания окончились. Но их братья, их друзья и соседи были вынуждены голодать, потому что для них не было работы, и не было денег, чтобы заплатить им даже тогда, когда какая-нибудь работа находилась.
   «Что мне делать? О Боже, что же мне делать?» — спрашивал сам себя граф.
   Машинально он поднялся со стула и подошел к окну.
   Отдернул грязную тряпку, служившую занавеской, и выглянул наружу.
   На улице было сумрачно, скользили темные зловещие тени.
   Пожилой человек брел мимо.
   Старик боролся с ветром, с трудом удерживаясь на ногах.
   Его одежда была грязна, шея обмотана шарфом в тщетной попытке удержать хоть частицу тепла.
   Графу этот человек представился воплощением всех бед, которые свалились на род Инчестеров и их людей.
   Старые люди страдали не «по своей вине.
   Он может спасти их, как же он может решиться отказаться от этого?
   Граф обернулся.
   Растус Грун не шевелился.
   Он даже не повернул головы, чтобы взглядом проследить за графом.
   Он просто сидел и ждал.
   Граф знал, что выбора у него нет.
   — Хорошо, — сказал он наконец решительно. — Я женюсь на вашей дочери!

Глава 2

 
   Бенита Гренфел ехала верхом, возвращаясь домой, и думала, что она очень счастлива.
   Бенита любила морозные утра, когда земля искрится и хрустит под копытами, а деревья, покрытые инеем, сверкают на солнце.
   А скоро появятся первые подснежники.
   На каждой ветке набухнут почки.
   Придет весна.
   «Люблю деревню, — подумала Бенита. — Если бы только папе не нужно было ехать в Лондон и он остался бы со мной».
   Чудесно было бы провести с ним конец недели.
   Но Бенита знала, что отец не очень здоров.
   Он больше не мог, как раньше, ездить с ней верхом.
   Отец научил Бениту сидеть на лошади, когда она была еще маленькой девочкой.
   Тогда семья Бениты не могла позволить себе иметь хороших лошадей.
   Но за последние несколько лет, после того как отец приобрел чистокровных красавцев, девушка без труда освоилась с ними и держалась на этих благородных созданиях так же легко и изящно, как прежде на полукровках.
   Хотя Бенита и понимала, что так думать грешно, она все же благословляла перемены, которые произошли в их жизни после того, как раненый отец вернулся с театра военных действий из Португалии.
   Заботы матери Бениты, казалось, вернули майору здоровье, но недавно боли возобновились, и Бенита очень беспокоилась за отца.
   — Почему ты не обратишься к доктору, папа? — спрашивала она.
   — Доктора не в силах мне помочь. Война может кончиться, но пули в моем теле останутся навсегда, — шутил отец, и сам смеялся над своей шуткой. Но Бените было совсем не смешно.
   Она любила отца, а теперь, когда они остались вдвоем, — особенно.
   Жизнь в их округе текла спокойно и размеренно, хотя Лондон был совсем недалеко.
   Они жили на севере, а тогда как раз входили в моду поездки на юг.
   Особенно с тех пор, как принц-регент облюбовал Брайтон.
   По его приказу в Брайтоне был построен великолепный павильон, который мечтала увидеть Бенита.
   Но отец весьма прохладно отзывался о светском обществе, и после смерти жены не спешил начинать вывозить дочь в свет.
   — Подожди еще немного, дорогая, — отвечал он на все просьбы и уговоры Бениты.
   — Но, папа, мне уже восемнадцать, я достаточно взрослая. Мне бы так хотелось побывать на балу в зале Олмака и посмотреть, как танцуют такие важные персоны, как герцог Веллингтон.
   Отец рассмеялся:
   — Герцог как-то вернулся от Олмака, потому что был одет неподобающе!
   — Это, вероятно, весьма его расстроило, — заметила Бенита.
   — Было бы неплохо, если бы никто не забывал о правилах приличия, — резко ответил отец.
   Бенита знала, как болезненно он воспринимал изменения светских манер, да и самой морали. К сожалению, они менялись не в лучшую сторону.
   — Я не выдам тебя за человека, который забыл о том, как подобает вести себя джентльмену, — повторял отец неоднократно.
   Бенита не возражала, она вообще никогда не спорила с отцом.
   Но про себя девушка думала, что если она .никогда не будет встречаться с мужчинами, то ей никогда не доведется танцевать.
   Раньше отец иногда вальсировал с Бенитой, а мать аккомпанировала им на пианино.
   Раз в неделю старый учитель давал ей уроки танцев.
   Но она не переставала мечтать о поездке на настоящий бал.
   Впрочем, ежедневные прогулки верхом на прекрасных лошадях, возможность видеть рядом отца и надеяться, что его состояние по крайней мере не ухудшается, мирили Бениту с затворничеством, и она не жаловалась.
   Из-за поворота показался их дом, и Бенита, в который уже раз, подумала, как он прекрасен.
   Это было небольшое здание времен Елизаветы I с высокими фронтонами и необычно изогнутыми печными трубами.
   До того, как сюда переехали родители Бениты, поместье принадлежало семье, владевшей им более двух столетий.
   — Как они могли покинуть родные места? — как-то спросила Бенита.
   — Вино, карты и кости! — не очень понятно ответил отец.
   В его голосе звучало такое пренебрежение, что Бенита не решилась продолжать расспросы.
   Но, оставшись наедине с матерью, она все-таки повторила свой вопрос, — Это печальная история, — объяснила та. — У прежних владельцев был единственный сын, последний в своем древнем и славном роде. К сожалению, он попал под влияние молодых и беспутных светских щеголей, которые убивали время за игрой и вином.
   Бенита с ужасом воскликнула:
   — Неужели он проиграл дом и все земли?
   — Вот именно. Потом, я слышала, он был убит на нелепой дуэли, его, противник стрелял заведомо лучше него.
   Конечно, все это было очень печально, но Бенита не могла не радоваться, что теперь у них есть такой прекрасный дом.
   Дом был окружен садом, который спускался по склону к маленькой речке. Сад был предметом неустанных забот матери Бениты.
   С помощью многочисленных садовников это место превратилось в райский уголок.
   Бенита была уверена, что оно не уступит садам Воксхолла.
   Она там ни разу не бывала, но много слышала о том, как живописны эти сады.
   Там играли оркестры и выступали певцы из разных стран. Там предпочитала ужинать великосветская публика, подальше от обыкновенных горожан и любопытных взглядов толпы.
   — Возможно, и я когда-нибудь увижу сады Воксхолла, — мечтала девушка.
   А пока она радовалась, глядя на ровные лужайки, окруженные азалиями, лилиями н рододендронами в своем саду.
   Весной он превращался в настоящий цветущий рай.
   Бенита заметила экипаж, который отъезжал от парадного входа к конюшням.
   Она слегка тронула коня, и тот рванулся вперед.
   У парадных дверей Бениту ждал конюх, но она легко соскочила на землю и без его помощи.
   Затем взбежала по ступеням и поспешила в дом.
   — Папа, папа! — позвала Бенита.
   Как она и ожидала, отец отозвался ей из библиотеки.
   — Да, дитя мое!
   Бенита пробежала по коридору и вошла в комнату, стены которой были заставлены шкафами с книгами.
   Отец сидел за столом.
   Бенита бросилась к нему в объятия.
   — Ты дома! О, папа, это замечательно! Ты не приехал вчера вечером, и я подумала, что тебя и сегодня не будет до поздней ночи.
   Отец поцеловал ее и сказал:
   — Извини, моя дорогая, но вчера у меня было столько дел! А когда стемнело, я решил, что благоразумнее подождать утра.
   — Конечно, благоразумнее! Ведь по обледеневшим дорогам очень опасно ездить так быстро, как ты любишь.
   Отец улыбнулся.
   — Я всегда спешу вернуться к тебе, мое сокровище!
   Бенита села к нему на колени и обвила его шею руками.
   — Я тоже считала минуты до твоего приезда, папа!
   Единственное, чем отец с дочерью были похожи, — это ярко-голубые глаза.
   Изящные черты лица, хрупкое сложение Бенита унаследовала от матери.
   — Я никогда не встречал женщины красивее, чем твоя мать, — однажды сказал Бените отец. — Я сразу понял, как только вошел в бальный зал, что это единственная девушка, на которой я хотел бы жениться. Я был готов бороться с самим небом за право назвать ее своей.
   — Как романтично, — воскликнула тогда его дочь.
   Сейчас отец смотрел на Бениту и с болью в сердце узнавал золотые волосы и нежную кожу мраморной белизны, которые отличали ту женщину, что когда-то стала его женой.
   Не подозревая об этом, Бенита унаследовала поразительную красоту своей матери.
   Но и сам майор Ричард Гренфел был очень хорош собой.
   Только волосы на висках рано начали седеть да боли, которые мучали его после ранения, проложили на лице глубокие морщины.
   Но прямой нос, высокий лоб и твердый подбородок неопровержимо свидетельствовали об аристократическом происхождении майора.
   — Чем ты был занят, папа? — спросила Бенита, нежно прижимаясь щекой к его плечу.
   — Именно об этом я хотел поговорить с тобой, дорогая, только давай сядем поближе к огню, мне что-то холодно сегодня.
   Бенита соскользнула с его коленей и с беспокойством посмотрела на отца.
   Обыкновенно он не жаловался ей.
   Конечно, девушка знала, что боли, которые причиняли старые раны, зимой усиливались. И дышать ему в холод становилось труднее.
   Зимой майор говорил тихим хриплым голосом.
   На другом конце комнаты в камине жарко горел огонь.
   Большой удобный диван был придвинут к камину.
   Майор Гренфел медленно подошел к дивану и сел, слегка вздрогнув от боли.
   Бенита примостилась рядом и положила голову на плечо отца.
   — Что ты задумал, папа?
   — Как ты догадалась?
   Бенита рассмеялась:
   — Ты же знаешь, у меня интуиция немногим хуже, чем у тебя. Ты сам с раннего детства учил меня наблюдательности. Чему же ты удивляешься?
   После секундного колебания майор сказал:
   — Так пусть твоя интуиция подскажет тебе, моя дорогая, как я люблю тебя. И поверь, все, что я делаю, я делаю только потому, что ты очень дорога мне.
   Он говорил так серьезно, что Бенита подняла голову и удивленно взглянула на него.
   — Конечно, я знаю это, папа. И можешь не сомневаться, я тоже люблю тебя и всегда доверяю тебе.
   — Я надеялся, что ты так скажешь. И еще я хочу, чтобы ты пообещала мне в точности исполнить мою просьбу.
   — Ты пугаешь меня. Что же такое я должна сделать, если ты говоришь об этом столь серьезно?
   Майор Гренфел перевел взгляд на огонь в камине, Затем произнес:
   — На прошлой неделе в Лондоне я зашел к доктору. Он подтвердил то, в чем сам я был давно уверен: мне осталось совсем немного.
   Бенита вскрикнула:
   — О нет, папа! Не говори так! Я столько молилась, чтобы тебе стало лучше!
   — Твои молитвы хранили меня, дорогая, однако боли становятся все сильнее и сильнее.
   Недалеко то время, когда я покину тебя.
   Бенита всхлипнула и снова прижалась к его плечу.
   — Не плачь, родная. Наконец мы с твоей матерью снова будем вместе. Хоть ты и не сможешь видеть нас, мы будем присматривать за тобой.
   — Конечно, папа. Но это совсем не то же самое, что жить… вместе с тобой, и разговаривать… и смеяться вместе… с тобой.
   Майор Гренфел на мгновение закрыл глаза.
   Его губы сжались, казалось, что это слова Бениты причиняли ему боль.
   Наконец, собравшись с силами, он произнес:
   — Ты у меня добрая и умная девочка. Ты должна понять, что я обязан поспешить обеспечить твое будущее.
   Бенита еще крепче прижалась к отцу и молчала.
   Майор продолжал:
   — Я долго не мог придумать, как это сделать. — Он секунду помолчал. — Ты знаешь, у меня не осталось родственников. А родные твоей матери живут где-то на севере Шотландии, и я давно потерял с ними связь.
   — Но я не хочу ехать в Шотландию, папа! — быстро возразила Бенита.
   — Знаю, — грустно отозвался майор, — Но я не могу бросить свою дорогую девочку совсем одну на свете.
   Бенита подняла голову. В ее глазах блестели слезы.
   — Что ты… имеешь в виду? О, папа, я не… хочу жить… с чужими… людьми.
   Ее отец вздохнул.
   — Теперь-то я понимаю, как эгоистично было с моей стороны не приглашать в дом людей, с которыми ты бы встречалась, если бы твоя мать была жива.
   — Мне было очень хорошо с тобой, папа, — прошептала Бенита.
   — И мне тоже. Но теперь я понимаю, что был не прав, очень не прав.
   Он говорил это с такой покаянной горечью, что Бенита поспешила возразить:
   — Ты был прав во всем, папа, и я была очень… очень счастлива с тобой. Нам не требовались другие люди.
   Помолчав, майор медленно произнес:
   — Ты донимаешь, что теперь я просто обязан найти того, кто займет мое место.
   — Нет., нет… — заплакала Бенита.
   Она со страхом думала, кого мог иметь в виду отец, но он заговорил снова:
   — Ты не только необыкновенно красивая, но и очень богатая молодая женщина!
   — Очень богатая? — переспросила Бенита.
   — Да, и найдется немало охотников завладеть твоим сердцем, а заодно — и деньгами. — Его голос стал жестче. Он прибавил:
   — Они будут всячески льстить тебе, осыпать комплиментами, уговаривать выйти за них замуж. — Майор немного помолчал. — Но в действительности все они будут интересоваться только твоими деньгами, — с горечью закончил он.
   — В таком случае, папа, не стоит оставлять мне много денег. Тогда, даже оставшись одна, я не рискую быть обманутой.
   — Такие люди весьма коварны и красноречивы. Они, как ядовитые змеи, вползают в, доверчивую женскую душу.
   Бените стало страшно.
   Майор Гренфел произнес своим обычным решительным голосом:
   — Вот почему, дитя мое, ты должна позволить мне защитить тебя от этих презренных созданий. Я хочу быть уверен, что им не добраться до тебя.
   — Но как ты это сделаешь, папа?
   Майор крепко обнял дочь, и она поняла, как трудно ему было» ответить на ее вопрос.
   — Я решил, моя дорогая, — медленно проговорил Ричард Гренфел, — что тебе нужно выйти замуж!
   Бенита смотрела на него с явным недоумением.
   Ей никогда не приходило в голову, что ее отец может думать о таких вещах.
   Родители Бениты были так необыкновенно счастливы друг с другом, что, глядя на них, их дочь придумала волшебную сказку и часто видела во сне, как и она встречает однажды юношу, высокого и красивого, похожего на ее отца.
   Он, конечно, оказывается прекрасным принцем и завоевывает ее сердце. Потом они должны были пожениться и жить вместе долго и счастливо.
   Слова отца произвели на Бениту такое впечатление, словно ее внезапно облили холодной водой.
   — Я… я… не… понимаю, — пробормотала она.
   — Я нашел человека, который достоин стать твоим мужем. Он умен и благороден, — Н-но… Я никогда не… видела его» папа.
   — Знаю, но, к сожалению, у меня уже нет времени, чтобы, как полагалось бы, сначала познакомить тебя с женихом и подготовиться к свадьбе.
   Бенита снова всхлипнула:
   — О нет, папа… то, что говорят врачи… Может, это не правда… Бывает, что и врачи ошибаются… Да, да, они… скорее всего ошиблись… О, папа… ты не можешь покинуть меня! Я не смогу жить… без тебя.
   Майор Гренфел чувствовал, как Бенита дрожит.
   Он подумал, что никакие физические страдания не могут сравниться с тем, что он испытывает сейчас.
   Сделав нечеловеческое усилие, он заговорил очень спокойно:
   — Ты никогда не обманывала моих ожиданий. Я очень прошу тебя сейчас, мое сокровище, постараться понять то, что я делаю.
   Майор остановился, посмотрел на дочь, а потом добавил:
   — Поверь, это мое единственное желание перед смертью.
   Бенита не отвечала, и он понял, что дочь плачет.
   — Я надеялся, что ты любишь меня. Если я прошу слишком многого, пусть все будет, как будет. Но, поверь, это разобьет мое сердце.
   Майор знал, что после таких слов Бенита не сможет отказаться выполнить его просьбу. Молчание длилось, казалось, целую вечность.
   Наконец едва слышно Бенита произнесла:
   — Я… я люблю тебя, папа! Люблю… больше всего на свете… Я сделаю… то, что ты… хочешь.
   Майор Гренфел глубоко вздохнул.
   Сражение было тяжелым, но он победил.
   — Спасибо, моя радость, — просто сказал он. — Ты выйдешь замуж… сегодня днем.
   Бенита подняла голову и посмотрела на отца.
   Ей показалось, что она ослышалась.
   Ее щеки были мокры от слез, слезы стояли в глазах, и все-таки девушка была так хороша, что отец невольно залюбовался ею.
   Он подумал, что, если бы Бенита появилась в Лондоне, у ее ног оказались бы все молодые повесы из клубов Сент-Джеймса.
   Но он-то хорошо знал, как ненадежны эти молодые люди.
   От забывали в благородстве» заслышав звон золотых монет на столе, покрытом зеленым сукном.
   Их ничто не интересовало, кроме тоге, как легли карты, или нелепые, а то и безумные ставки, в игре.
   Майор знал, что перед их неотразимой любезностью трудно устоять любой женщине, не важно, сколько ей лет.
   Как могла Бенита — наивная, неиспорченная и доверчивая — выжить в этом мире?
   Это было бы то же самое, что бросить белую голубку в гнездо к ястребам или орлам.
   — Я должен уберечь ее! — давно и твердо решил майор, потому что при мысли, что Бенита после его смерти останется одна и некому будет защитить ее, его охватывал панический ужас.
   Гренфел придвинулся поближе к дочери и спросил:
   — Рассказать тебе, что я задумал?
   Он говорил с Бенитой нежно, как бывало в детстве, когда что-то пугало ее, а, он старался успокоить свою девочку.
   — Д-да, папа.
   — Я поручу тебя человеку, который, я уверен, защитит тебя от жадности, лицемерия и лжи.
   — Н-но, представь себе; что, если, когда мм встретимся… я не полюблю… его… того человека… которого ты выбрал для меня.
   — Он тебе понравится. Конечно, вам придется постараться, прежде чем вы уверитесь, что возникшие между вами чувства не простая дружеская привязанность, а настоящая божественная любовь, которая когда-то соединила нас с твоей матерью.
   Майор знал, что Бенита внимательно слушает, пряча лицо на его плече, и поэтому продолжил:
   — Любовь, о которой все мечтают. О которой пишут в книгах. О которой мы говорили с тобой иногда.
   Он остановился, а затем еще нежнее добавил:
   — Любовь Ромео и Джульетты. Любовь, которая слышится в музыке и о которой шепчет ветер в ветвях деревьев.
   Бенита попыталась что-то возразить, но он не дал ей прервать себя:
   — Любовь, с которой твоя мать растила сад.
   И всякий раз, как я смотрю на цветущие лужайки, мне кажется, что я вновь целую ее.
   Его голос дрожал все сильнее.
   Бенита прошептала:
   — Да… именно такую любовь я хотела бы… найти.
   — Только такую и стоит искать, моя маленькая красавица. И я верю, ты обязательно найдешь, хотя, возможно, не сразу.
   — Но… я должна… выйти замуж за этого… человека, которого ты… выбрал для меня… — пробормотала дочь.
   — Мы не можем ждать. Свадьба состоится сегодня днем.
   Бенита села прямо и слегка отодвинулась от отца.
   — Ты действительно… хочешь, чтобы это произошло… так быстро?
   — Да, сегодня днем!
   Повторяя эти слова, майор почувствовал, как боль внезапно пронзила все тело.
   Он прижал руку к сердцу и прикрыл глаза.
   Кровь отхлынула 6т его лица.
   — Папа! Папа! — заплакала Бенита.
   — Мои… капли, — с трудом выговорил майор.
   Бенита пошарила у него в карманах и нашла пузырек с лекарством.
   Потом она поспешила к маленькому столику, который стоял в противоположном углу комнаты.
   Она знала, сколько капель нужно капнуть в стакан и сколько воды добавить.
   Когда со стаканом в руке Бенита подбежала к отцу, тот лежал, откинувшись на подушки, с закрытыми глазами.
   Девушка с ужасом увидела, что у него не хватает сил удержать стакан.
   Осторожно приподняв голову отца, Бенита поднесла стакан к его губам.
   Он выпил лекарство, и несколько секунд спустя бледность постепенно стала сходить с его лица, глаза открылись.
   — Мне… очень жаль… моя дорогая, — прохрипел майор.
   — Не двигайся, папа. Может, позвать слуг?
   Они помогут тебе подняться наверх.
   — Нет… нет… не надо.
   Они посидели несколько минут молча, в ожидании, пока подействуют капли.
   — Мне нужно договорить с тобой, — с усилием произнес майор.
   — Тебе… лучше… отдохнуть, папа.
   — Нет времени отдыхать. Так много еще должно быть сказано.
   Бенита снова придвинулась к отцу, и он обнял ее за плечи.
   — Я уже сказал тебе, ты будешь очень богата. Я знаю, ты захочешь помочь всем, кому не повезло в жизни.
   — Конечно, папа. Ведь ты и мама всегда… так поступали, даже когда вы… сами… были очень бедны.
   — Мы делали то, что могли. И никто не мог бы сделать больше!
   — Я буду… поступать… так же, — пообещала Бенита.
   Майор не ответил, и она, волнуясь, попросила:
   — Расскажи… расскажи мне о моей… свадьбе.
   — Я привез для тебя из Лондона платье.
   Ты наденешь мамину фату и диадему, которую она всегда считала напрасной тратой денег.
   На губах майора появилась слабая улыбка, и он сказал:
   — Никакие драгоценности не могли сравниться с сиянием ее глаз и золотом волос! И о тебе, мое дорогое дитя, я могу сказать то же самое.
   — И ты… хочешь, чтобы я… надела… диадему?
   — Свадьба будет очень скромной, — отвечал отец, — но мне все-таки хотелось бы, чтобы ты запомнила ее на долгие годы.
   Бенита ощутила, как по телу пробежал холодок при мысли, что ей предстоит выйти замуж за человека, которого она до того ни разу не видела.