— Ты не можешь мне не угодить, моя любимая. ибо я знаю, нас с тобой благословила сама-судьба, и нет на свете людей, более достойных друг друга, чем мы с тобой.
   Он не стал ждать ответа, он просто поцеловал ее так, что все мысли исчезли, и осталось только одно, главное чувство — что они едины и никто не сможет их разделить.
   «Я люблю тебя, люблю!» — хотелось кричать Маристе.
   Сердце ее выстукивало эти слова, и луч солнца, проникший сквозь окно, явился как благословение Всевышнего.
   «Я люблю тебя! Люблю!»
   Они повторяли эти слова, словно хвалебную песнь свершившемуся чуду.
* * *
   Мариста и граф стояли на ступенях замка и смотрели, как по дороге удаляются от них экипажи.
   В первом уезжали леди Лэмптон и Летти, во втором — Энтони и Перегрин.
   Резвые кони довезут их до места назначения к пяти часам.
   Они останутся на ночлег у друга графа, который жил недалеко от Дувр-Роуда, и завтра уже будут в Лондоне.
   Там Летти ждут полные шкафы нарядов, в которых ей предстоит щеголять в свете под опекой леди Лэмптон.
   — Как все это интересно! Как все это волнующе! — повторяла Летти. — Я сама не знаю, на каком я свете!
   Но я люблю Перегрина, а он любит меня, и сколько бы нам ни пришлось ждать, мы все равно будем любить друг друга.
   Мариста думала, что это вполне может оказаться правдой.
   И в то же время она могла понять, почему граф хочет дать Летти шанс встретить других мужчин, — на тот случай, если ее любовь к Перегрину была лишь страстным увлечением, которое со временем пройдет.
   Желая его поддразнить, она сказала:
   — Я не совсем понимаю.., почему ты считаешь, что Летти может передумать, а я — нет?
   Граф приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза.
   — Ты хочешь передумать?
   Мариста не могла продолжать дальше эту игру.
   — Если бы все мужчины мира сложили сердца к моим ногам, это ничего не изменило бы в моих чувствах к тебе.
   — Ив моих к тебе, — произнес граф. — Но если ты думаешь, что я собираюсь идти на такой риск, то ошибаешься. Ты моя, Мариста, и, поскольку я чрезвычайно ревнив и всегда буду таким, я запрещу тебе смотреть на других мужчин, пока ты не станешь моей женой.
   Разумеется, все устроил граф, и хотя Мариста была чрезвычайно счастлива повиноваться всем его желаниям, та скорость, с которой он заставил развиваться события, слегка выбила ее из колеи.
   Все, чего он хотел, происходило словно по мановению волшебной палочки.
   Он сказал Маристе, что они поженятся в маленькой норманнской церкви, где ее крестили, зная, что ее это обрадует.
   — Никого звать не будем.
   — Но твои друзья сочтут это странным, — заметила Мариста.
   — Будем только ты, я и твои близкие. А из всех моих бесчисленных родственников позовем только мою сестру и Перегрина.
   Его решительность избавила Маристу от страха перед первой встречей со светским обществом, где, как она думала, его друзья отнесутся к ней без особой симпатии.
   Словно угадав ее мысли, граф промолвил:
   — Я хочу, чтобы ты была только моей, и мне представляется, лучше всего нам провести медовый месяц в замке. А потом мы сможем поехать в любой из моих домов, которые я хочу тебе показать.
   — Медовый месяц в замке… Это было бы изумительно!
   Мариста была уверена, узнав о том, что он собирается вернуть поместье Энтони, ее родители благословили бы их союз.
   И все предки Рокбурнов, взирающие "а них с фамильных портретов, явно с одобрением отнеслись бы к тем переменам, которые граф собирался произвести в замке.
   Так как все это делалось ради Энтони, она была тронута до слез.
   Слов не хватало, чтобы выразить охватившие ее чувства, поэтому она просто поцеловала графа.
   Губы ее были мягкие, сладкие и невинные, этот поцелуй разительно отличался от тех, что женщины дарили графу до сего дня.
   И хотя она пробуждала в нем желание, это был не только пылающий огонь, но и некое духовное переживание, неведомое ему прежде.
   Граф был достаточно умен, чтобы понимать: любовь, которую он испытывает к Маристе, — то самое идеальное чувство, в существование которого он верил в юности, но уже отчаялся встретить, вступив в скучный и циничный высший свет, где все перед ним пресмыкались.
   Высокие порывы, доселе не находившие выхода, теперь побуждали его защищать ее не только от других мужчин, подобных Дэшфорду, но и от самого себя.
   Невинность и чистота окутывали ее подобно лунному свету, из которого она явилась в ту памятную ночь и спасла его от верной гибели.
   Теперь Мариста навсегда поселилась в его сердце, где долго царила унылая пустота.
   Когда он говорил, что преклоняется перед ней, это была чистая правда.
   Граф был твердо намерен начать новую жизнь, вовсе не похожую на прошлую, навсегда забыть свои буйные вечеринки и беспутных друзей.
   Они поселятся в доме его предков в Букингемшире, и с годами он превратит его в обитель счастья не только для них, но и для их детей.
   Маристе понравятся его лошади, и она будет радоваться их победам на скачках.
   Она с удовольствием будет совершать вместе с ним верховые прогулки по его владениям, и, вне всякого сомнения, ее будут уважать и любить все его арендаторы и слуги.
   — Я люблю ее! — повторял граф, лежа один на широкой кровати, той самой, на которой он спал, когда Мариста явилась его спасти. — Я люблю ее, я буду нежен и предан ей, и мы будем любить друг друга, покуда не превратимся в степенных и благообразных старичков.
   Он посмеялся над собственными мечтами, понимая, что именно этого ему хочется на самом деле, Они обвенчались ранним утром в маленькой норманнской церкви. И хотя на улице их ждала толпа местных жителей, внутри, кроме них самих, были только их близкие и, разумеется, Ханна.
   Платье Маристы, которое граф заказал в Лондоне, было столь роскошно и изящно, что она чувствовала себя в нем сказочной русалкой, вышедшей из моря и поселившейся среди людей.
   Как только старый пастор прочитал над ними положенные слова, граф поднял ее вуаль и, встретив застенчивый взгляд, полный любви, осознал, что отныне будет служить ей до конца своих дней.
   Когда они вышли из церкви и отправились завтракать в замок, лицо Маристы сияло от счастья.
   Энтони произнес превосходную речь, и граф ответил остроумно, иронично и с той искренностью, которую Мариста уже успела в нем узнать и полюбить.
   Затем гости собрались уезжать.
   Летти выглядела очаровательно в новом платье и шляпке, присланных из Лондона вместе со свадебным платьем Маристы.
   — О дорогая, — сказала она, — просто не верится, что все это происходит на самом деле, после того как мы жили впроголодь и боялись, что нас выгонят из Довкот-Хауса.
   Мариста, взяв мужа под руку, ответила:
   — А ведь это ты, Летти, отправила меня к графу просить о милости.
   Летти рассмеялась.
   — О такой милости я с удовольствием просила бы еще и еще!
   — Не надо жадничать! — привычно одернула ее Мариста, и Летти снова расхохоталась.
   — Попытка не пытка.
   Потом она поцеловала графа, сказав ему на прощание:
   — Спасибо, спасибо! Ни у кого нет такого щедрого и замечательного зятя, как вы. Единственная моя ошибка заключается в том, что я не пошла в замок сама, вместо того чтобы посылать Маристу!
   — Вы распутница! — У графа насмешливо заблестели глаза. — Надеюсь только, у Перегрина хватит воли держать вас в узде.
   — Если она будет плохо себя вести, — пригрозил Перегрин, — я привезу ее сюда и буду держать в заточении в одной из темниц норманнской башни, пока она не исправится.
   — Ой, напугал! — хихикнула Летти.
   — Попробуй только начать выкидывать всякие штучки, — распалился Перегрин, — и ты узнаешь, на что я способен!
   Они смешно пикировались друг с другом, а глаза их лучились такой любовью, что было ясно: Летти нашла мужчину, с которым будет счастлива всю жизнь.
   Пока они молоды, им хочется смеяться и танцевать, значит, так оно и должно быть.
   — До свидания, Энтони, — промолвил граф. — Я написал полковнику, моему старинному другу. Думаю, когда ты завтра приедешь в казармы, тебя там ждет теплый прием.
   — Даже не знаю, как вас благодарить, — ответил Энтони. — Берегите Маристу. Она заслуживает всего, что вы для нее сделали, ведь это она укрепляла наш дух в тяжелые времена.
   — Я буду ее беречь, — пообещал граф.
   Его жена понимала: для него это такая же серьезная клятва, как та, что он дал перед алтарем.
   Помахав гостям, Мариста и граф рука об руку вернулись в дом.
   — Я пойду сниму свадебное платье, — сказала Мариста.
   Граф ничего не ответил и молча пошел по лестнице вслед за ней, а когда она хотела зайти в спальню матери, которая теперь принадлежала ей, он увлек ее в хозяйскую спальню, где она не была с той самой тревожной ночи.
   Теперь здесь лежал новый ковер и висели новые красные бархатные портьеры.
   Это был идеальный фон для белых лилий, стоявших в каждом углу и на каждом столике Мариста удивилась, увидев все это, и вопросительно посмотрела на графа.
   — В этой комнате, моя любимая, — объяснил он, — я впервые понял, что ты любишь меня так же сильно, как я тебя — Ты хочешь сказать, что понял это, когда.., поцеловал меня?
   — Когда мои губы коснулись твоих губ, я понял, что ты отдала мне свое сердечко, и отныне мы с тобой одно целое.
   — Но ты.., любил меня раньше?
   — Я любил тебя, но думал, ты меня ненавидишь, и боялся, что никогда не смогу заслужить твою любовь.
   Он обнял ее.
   — Это был самый чудесный поцелуй в моей жизни. Мы соединились с тобой через вечность, и теперь я знаю — мы созданы друг для друга. Даже смерть не разлучит нас.
   — Я чувствую то же самое, и теперь я люблю тебя так сильно, что мне кажется, весь мир полон любовью, когда ты со мной Это как сон… Я до сих пор не могу поверить, что стала твоей женой.
   — Сейчас ты поверишь, — нежно взглянул на нее граф.
   Он снял с ее головы флердоранж и вуаль из невесомых кружев, в которой венчались все невесты Рокбурнов.
   Она стояла перед ним в белом подвенечном платье и выглядела так соблазнительно и в то же время невинно, как никакая женщина в целом мире.
   Он ласково обнял ее за талию и привлек к себе.
   — Я обожаю тебя, моя прекрасная жена, но не хочу, чтобы ты испугалась или обиделась. Если я когда-нибудь увижу в твоих глазах ненависть, какую увидел при нашей первой встрече, мне останется только покончить с собой Мариста протестующе вскрикнула — Как ты можешь так говорить? Я тебя люблю, и ты никогда ничем не обидишь меня. Я твоя… Я полностью и безраздельно твоя.
   В ее голосе прозвучал какой-то новый оттенок.
   Она подставила губы, и, поцеловав ее, граф заметил, что в ней впервые вспыхнул огонек страсти.
   Он крепче прижал ее к себе, чувствуя, как она тает в его объятиях.
   Сердце ее бешено забилось, когда он осторожно расстегнул свадебное платье.
   Оно упало к ее ногам, и граф, продолжая целовать, отнес молодую жену на ту самую кровать, где Рокбурны любили, рождались, умирали и снова рождались, Когда его сильное тело прильнуло к ней, она почувствовала: они не только окружены любовью и благословением предков, но сам Господь озаряет их своим божественным светом.
   Граф прижимал ее к себе все сильнее, все крепче, его поцелуи пробуждали в ней странные ощущения, каких она еще никогда не испытывала, и тело ее двигалось в такт музыке, слетавшей с небес, и шуму прибоя.
   Теперь не только тела, но и души их слились воедино.
   Эта всепобеждающая любовь пребудет с ними всегда — до скончания века.