Картленд Барбара. Мольба о милосердии

   Летти выглядела так очаровательно, что Мариста не удивилась, увидев, как хмурятся красивые лица приглашенных дам.
   Граф сел рядом с ней.
   — У вас такой вид, словно вам здесь не нравится, — отметил он с легкой укоризной.
   — Прошу прощения, — торопливо молвила Мариста.
   — Как хозяин вечера, это я должен извиняться.
   — Нет.., что вы! — воскликнула девушка. — Это просто…
   Она замолчала.
   — Просто что?
   — Просто я.., никогда еще не бывала на таких приемах… Вероятно, вы были правы, когда намекали, что, живя среди овощей и деревенских мужланов, я утратила проницательность.
   — Ни на что подобное я не намекал! — резко ответил граф. — Как я понимаю, Дэшфорд испугал вас за обедом.
   — Как вы.., узнали? — удивилась Мариста.
   — Могу ли я сказать, что ваши глаза очень выразительны?
   Его сухой, ироничный тон превратил комплимент в насмешку, и Мариста вспыхнула.
   — Летти в совершеннейшем восторге, — выпалила она, — и, я уверена, Энтони тоже.
   — Мы говорили о вас.
   — Я очень благодарна вашей светлости за приглашение на этот прием, но, как вам хорошо известно, сейчас у меня неприятности, и мне трудно думать о чем-то другом.
   — И, разумеется, в ваших глазах я по-прежнему остаюсь Людоедом, который обрушил на вас эти несчастья.
   Вновь уловив насмешку в его голосе, Мариста посмотрела на него долгим взглядом.
   — Конечно, Летти выразилась неучтиво, и хотя на самом деле мне все еще.., не по себе в вашем обществе, я уже не боюсь вас так, как боялась утром, когда только-только приехала.
   — Почему? — осведомился граф в своей обычной манере.
   — Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, если б мы были вам безразличны.., вы не предложили бы нам свое.., гостеприимство.
   Мариста сказала то, что думала, но тут же решила, что говорить этого не стоило.
   — Прошу вас, не подумайте, будто я хочу заставить вас сделать то, что вам не по душе! Я по-прежнему умоляю, — прибавила она, — и если хотите, могу.., встать на колени…
   Его губы тронула кривая усмешка.
   — Интересно, действительно вы встали бы на колени? Глядя на портреты ваших предков, думаю, просить вас об этом бессмысленно.
   — — Я знаю, папенька никогда бы.., не сделал этого, — сказала Мариста. — Но если бы, встав на колени перед вами, я могла бы.., убедить вас проявить.., милосердие к нам, то забыла бы свою гордость и сделала это.., охотно.
   Граф испытующе посмотрел на нее, как бы желая убедиться в правдивости ее слов, и наконец заговорил:
   — Будем надеяться, что в такой драматической сцене не возникнет необходимости. Скажите, в какое время я могу приехать к вам, чтобы? осмотреть Довкот-Хаус?
   — Или до, или сразу после ленча, милорд.
   Даже разговаривая с графом, Мариста чувствовала, что пэр, сидевший рядом с ней за обедом, смотрит на нее через всю комнату.
   Она тихо сказала:
   — Могу я попросить вас.., кое о чем?
   — О чем же?
   — Не привозите с собой.., лорда Дэшфорда.
   — У меня вовсе не было такого намерения, — ответил граф. — Но вам не нужно бояться его. Вы должны научиться, Мариста, заботиться о себе, как умеет это ваша сестра.
   Девушка заметила, что он назвал ее по имени, но подумала, что не стоит придавать этому значения.
   — Я буду стараться, — смиренно молвила она. — Но это отнюдь не легко, и, хотя вам, быть может.., покажется это глупым.., меня многое пугает.
   — Прежде всего, я.
   — — И лорд Дэшфорд… И эти дамы… Они красивы, но рядом с ними я чувствую себя так, будто.., вылезла из норы.
   — Ваша ложная скромность просто смешна.
   — В моем изложении все выглядит хуже, чем есть на самом деле, — призналась Мариста. — Я стараюсь не забывать, что я — из рода Рокбурнов и мои предки были доблестны и горды.
   — Так будьте достойны их! — повелел граф.
   Легко ему так говорить, подумала Мариста.
   Он всегда получал все, что хотел и, как говорил отец, во всем добивался успеха.
   Его положение, разумеется, сильно отличалось от положения бедной девушки, чье будущее представлялось туманным и непредсказуемым.
   Как будто подслушав эту ее мысль, граф внезапно воскликнул:
   — Милостивый Боже, как вы можете о чем-то тревожиться, обладая такой красотой! Красивая женщина, если пожелает, сумеет бросить к своим ногам весь мир или хотя бы всех мужчин в этом мире.
   — Я никогда не.., имела дела с мужчинами, за исключением вас!
   Слова эти вырвались у нее сами собой, и она слишком поздно осознала их двусмысленность.
   — Простите, — взмолилась она, — я не хотела быть такой.., неотесанной. Я просто подумала, будто вы имели в виду мужчин вроде тех, что сейчас строят карточные домики с Летти.
   — Я отлично понял, о чем вы подумали, — успокоил ее граф. — Но еще раз повторяю, столь красивой девушке, как вы или ваша сестра, не нужно волноваться ни о будущем, ни о настоящем. Все произойдет само собой.
   — Это взгляд игрока, милорд, и это.., не правильно.
   — Вы, очевидно, плохо читали Библию, — неожиданно заметил граф. — «Взгляните на лилии полевые, как они растут: не трудятся, не прядут, но Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них».
   Мариста рассмеялась.
   — Вы забываете, милорд, что лилии пускают корни в хорошей почве, она кормит их и растит листья, которые их защищают.
   Граф улыбнулся.
   — Несмотря на свои страхи и скромность, которая, признаться, меня несколько раздражает, вы проявляете, когда захотите, неожиданно острый ум.
   — Теперь вы говорите оскорбительные вещи, милорд, — нахмурилась Мариста. — Уж не хотите ли вы сказать, что если красивая женщина к тому же достаточно умна и сообразительна, чтобы не надоесть вам за десять минут, то для вас это уже удивительно?
   У графа заблестели глаза.
   — Кто вам об этом сказал?
   Мариста, не желая вовлекать сюда Летти или лорда Лэмптона, просто сказала:
   — Я наблюдала и размышляла, милорд. Не сочтите меня излишне критичной, но, несмотря на то, что за обедом по обе стороны от вас сидели чрезвычайно красивые дамы, вы явно скучали и на все смотрели с насмешкой.
   Граф промолчал.
   — Во всяком случае, — уточнила она, — вы уже начинали скучать.
   — Да, это правда, — сознался граф. — А теперь, Мариста, понимая, что многие джентльмены жаждут поговорить с вами, я, пожалуй, пойду сменю кого-нибудь за карточным столом.
   Мариста подумала, что была права в своих подозрениях: ее общество быстро ему наскучит.
   Когда граф поднялся, она попросила его:
   — Пожалуйста.., только не лорда Дэшфорда!
   — Я позабочусь, чтобы он просидел за картами, пока вы не уедете, — пообещал граф.
   Мариста получила большое удовольствие от беседы с офицером, только что вернувшимся из-за границы; он очень интересно рассказывал ей о кампании Веллингтона в Испании.
   Потом граф представил Маристу другому своему гостю, знатоку живописи.
   К ее изумлению, он сказал ей, что несколько картин из тех, что висят в коридорах, хоть и нуждаются в реставрации, представляют большую ценность.
   — Вы уверены? — взволновалась девушка. — О Боже, если бы папенька знал, что он может продать их…
   — Любой владелец замка таких размеров должен время от времени оценивать его имущество. Картины повысились в цене не только из-за того, что принц-регент является страстным коллекционером, но и вследствие изменения вкусов публики. Еще два года назад никто особенно не интересовался голландскими художниками. Но теперь цены на их полотна растут с каждым месяцем.
   — Если бы папенька знал! — с горечью повторила Мариста.
   Джентльмен, с которым она говорила, сказал ей, где висят дорогие картины, и Мариста невольно подумала, что граф, у которого и без того так много имущества, забудет о них.
   Когда он уедет, они могли бы забрать картины, проникнув в замок через потайной ход, через который Энтони в свое время вынес кое-какие личные вещи.
   Эти мысли привели Маристу в ужас.
   Как хотя бы на минуту ей могла прийти в голову мысль украсть у графа то, что теперь принадлежит ему, даже если эти картины не представляют для него никакого интереса!
   И все-таки горько было сознавать, что граф извлек выгоду из того, что отец не удосужился вовремя оценить имущество, хранящееся в замке, или хотя бы картины.
   Оглядываясь назад, девушка вспоминала, как отец гордился замком.
   Но любила его именно мать; она восторгалась его красотой и неизменно заботилась о том, чтобы комнаты были со вкусом обставлены и чтобы там всегда благоухали свежие цветы.
   «Но маменька никогда не разбиралась в живописи», — подумала Мариста.
   Она дала себе клятву, если когда-нибудь ей выпадет удача обладать чем-нибудь старинным и прекрасным, она не допустит, чтобы ценность произведения игнорировалась.
   «Как глупо! Боже, как глупо!» — повторяла она про себя, и сердце ее разрывалось.
   Глядя, как граф подводит к ней очередного гостя, она возненавидела его еще больше не только потому, что он так уверен в себе, но и потому, что все, к чему он прикоснется, превращается в золото.

Глава 4

   — Это был чудесный, чудесный вечер! — воскликнула Летти на следующее утро, с опозданием спустившись к завтраку.
   Мариста чувствовала себя разбитой, но Летти выглядела оживленной и бодрой.
   — Мне никогда еще не было так весело, — продолжала она, пока Мариста наливала ей кофе.
   Ханна на кухне жарила яичницу.
   — Представляю, каково сегодня Энтони. — никак не могла наговориться Летти. — Встать в пять утра, учитывая, во сколько мы вернулись вчера…
   Мариста с радостью уехала бы пораньше, но она не хотела портить удовольствие сестре.
   Кроме того, Энтони ушел куда-то to своей дамой и не возвращался довольно долго.
   Мариста справедливо рассудила, что если она решит уезжать, будет неудобно посылать кого-то на его поиски.
   Когда наконец Энтони вернулся в гостиную, в глазах его Мариста заметила необычный блеск.
   Сейчас он особенно напомнил ей отца: в его внешности появился какой-то налет бесшабашности, которого раньше не было.
   Возвращаясь домой в комфортабельном экипаже графа, Летти говорила без умолку.
   Энтони молчал, и Маристе ничего не оставалось, как слушать восторги сестры.
   Перед сном Летти поцеловала Маристу и промолвила:
   — Теперь я понимаю, почему папенька так стремился в Лондон и почему для Энтони невыносимо торчать здесь без гроша в кармане.
   Мариста приуныла: ведь именно от этого она старалась оградить Летти — от осознания того, что недостаток денег заключил их в тюрьму и держит гораздо надежнее, чем любые замки и цепи.
   Ханна вошла с одним яйцом на тарелке.
   — Это все, что есть! — фыркнула она, ставя тарелку перед Летти. — И когда вы позавтракаете, я буду очень благодарна, если вы уберете со стола. Я навожу порядок на кухне, и вы могли бы немного помочь.
   Она исчезла, не дожидаясь ответа, а Летти расхохоталась.
   — Можно подумать, Ханна злится, что ее не пригласили к графу!
   — На самом деле, мне кажется, — ответила Мариста, — она беспокоится за тебя — как, впрочем, и я.
   — Ты беспокоишься за меня? — переспросила Летти. — Ас чего тебе за меня беспокоиться?
   — Я понимаю, ты великолепно провела время вчера, — спокойно произнесла Мариста, — но нужно смотреть правде в глаза: граф может уехать в любую минуту, и мы не увидим его еще два года, если не больше.
   — Перестань каркать! — возмутилась Летти. — Пока никто никуда не уехал, и сегодня Перегрин попросил меня встретиться с ним.
   Мариста подняла брови.
   — Перегрин?
   — Не будь ханжой! — бросила Летти. — Не ждешь же ты в самом деле, что я буду каждые пять минут говорить «милорд» ему, графу и еще десятку мужчин, с которыми познакомилась вчера вечером. Мы друг, для друга Перегрин и Летти, и мне кажется, я знаю его уже много лет.
   — Он уедет вместе с графом, — напомнила Мариста.
   Летти ничего не ответила.
   Она лишь улыбнулась, но выражение ее глаз не понравилось Маристе.
   Помолчав немного, она сказала умоляюще:
   — Прошу тебя, Летти, будь же разумной. Ты знаешь, мы не можем позволить себе водить дружбу с людьми, с которыми познакомились вчера вечером, а граф настолько непредсказуем, что может хоть сегодня решить, что замок ему надоел, и уехать, оставив нас в тоске и одиночестве.
   Летти рассмеялась.
   — Я отлично понимаю, что ты пытаешься мне втолковать, и клянусь, я буду следить за своим сердцем. Так что перестань беспокоиться.
   — Ничего не могу поделать с собой, — горько вздохнула Мариста.
   — Вчера мне показалось, что графу было очень интересно с тобой разговаривать, — заметила Летти. — Попробуй поддержать в нем этот интерес, чтобы он остался в замке, и тогда мы по крайней мере сможем хорошо есть и веселиться за его счет.
   — Без сомнения, его не интересую я сама по себе.
   — Что ты имеешь в виду?
   Мариста не ответила и стала молча убирать со стола.
   Она думала о том, что если граф действительно намерен выследить контрабандистов, то в случае его успеха пострадают многие окрестные жители.
   Как и ее отец, Мариста старалась закрывать глаза на дилетантские попытки ввоза контрабандных товаров, случавшиеся время от времени на территории поместья.
   Однако ей было известно: с тех пор, как граф — или его поверенный — уволил почти всех, кто состоял на службе у прежнего владельца замка, молодые люди, которые не пошли в армию или не стали моряками, жили тем, что могли выручить контрабандой.
   Их прибыль была не особенно высока, потому что они не имели связей с крупными контрабандистами в Райе или на Ромнейских болотах, но всегда находились люди с деньгами, готовые неплохо заплатить за бочонок хорошего бренди или французского кларета, которые нельзя было купить в гостиницах и трактирах.
   Табак тоже был в цене, и Мариста делала вид, будто ничего не замечает, когда Энтони оставлял в спальне свою одежду, влажную от морской воды и пахнущую табаком.
   Она любила брата и беспокоилась за него, но никогда не высказывала вслух своих подозрений.
   Однако если граф, выполняя, как он говорил, поручение Адмиралтейства, вызовет к ним таможенные суда, возникнет тысяча новых опасностей.
   «Я этого не вынесу, — думала Мариста. — И без того хватает неприятностей, и если они станут множиться, нам придется уехать».
   Впрочем, она сама понимала, это всего лишь досужие рассуждения, ибо если граф разрешит им жить в Довкот-Хаусе бесплатно, они просто не смогут позволить себе никуда уехать.
   Собрав посуду на поднос, она вышла из комнаты.
   Летти озадаченно смотрела ей вслед, потом вскочила из-за стола и побежала наверх — изобретать наряд для свидания с Перегрином.
   Едва она успела надеть платье, раньше принадлежавшее матери, и шляпку, которую наспех украсила лентами от другого платья, как послышался стук колес.
   Спустившись вниз, девушка увидела Перегрина.
   Он сидел на козлах самого шикарного фаэтона, когда-либо виденного ею. — Перегрин отдал поводья груму, затем наклонился и поцеловал Летти ручку.
   — Вы уже готовы! — воскликнул он. — Я так боялся, что вы будете чувствовать себя слишком утомленной после вчерашнего приема или просто забудете о своем обещании прокатиться со мной.
   — Я ждала с нетерпением, — улыбнулась Летти, — потому что мне никогда еще не представлялось случая проехаться в таком замечательном экипаже, как ваш фаэтон.
   — Это единственная причина? — спросил Перегрин, все еще не отпуская ее руки.
   — Если вы напрашиваетесь на комплимент, — дипломатично заявила Летти, — то для меня еще слишком рано, чтобы придумывать комплименты.
   — Зато для меня не рано, — парировал Перегрин. — Вы сегодня изумительно красивы, но ваше зеркало, вероятно, уже сказало вам об этом.
   — Не так красноречиво, как мне бы хотелось, — улыбнулась девушка.
   Услышав ее голос, Мариста спустилась в холл.
   Перегрин заметил ее раньше, чем Летти, и воскликнул:
   — Доброе утро, мисс Мариста! Надеюсь, ваша сестра сказала, вам, что собирается показать мне окрестности? Мы берем с собой корзинку для пикника.
   — Доброе утро, лорд Лэмптон, — сказала Мариста. — Пожалуйста, будьте поосторожнее. Я слышала, эти новые фаэтоны с высокими колесами очень опасны.
   — Позвольте заверить вас, у меня большой опыт, — молвил Перегрин. — К тому же, когда рядом со мной такое сокровище, я буду вдвойне осмотрителен.
   — Это весьма похвально, — кивнула Мариста.
   Перегрин нетерпеливо повернулся к Летти.
   — Вот что я придумал! — радостно сообщил он. — Мы позавтракаем в какой-нибудь придорожной гостинице, где подают сидр, если вы предпочитаете его вину.
   Там мы попросим кого-нибудь присмотреть за лошадьми, и, значит, нам не нужно брать с собой грума.
   Мариста уже готова была ввернуть, что, по ее мнению, этого делать нельзя, но Летти ее опередила.
   — Чудесно придумано! — захлопала она в ладоши. — Мы сядем снаружи, на солнышке, и будем смотреть на дорогу! Надеюсь, вы взяли с собой что-нибудь вкусненькое…
   — Я лично давал указания повару моего дядюшки, — гордо произнес Перегрин, — и буду весьма разочарован, если вам не понравится мой выбор.
   Они смотрели друг на друга, и глаза их искрились от волнения, которое не имело никакого отношения к еде.
   И прежде чем Мариста успела что-нибудь возразить или попытаться убедить их не ехать вдвоем, "Перегрин помог Летти сесть в фаэтон и взял у грума поводья.
   Грум поплелся обратно к замку, а юная парочка укатила.
   «Я не должна была их отпускать», — укоряла себя Мариста.
   Впрочем, она не сделала этого, во-первых, чтобы не ставить Летти в неловкое положение, а во-вторых, потому что знала: сестра все равно добьется, чтобы все было так, как хочет Перегрин.
   Мариста вернулась в дом в подавленном настроении.
   Ей не давали покоя мысли о поведении Летти и о том, что скажет граф после осмотра домика по поводу арендной платы.
   «Я должна быть с ним очень и очень любезна», — решила она и вновь занялась подрезкой цветов, от чего ее отвлек приезд лорда Лэмптона.
   Мариста тщательно следила, чтобы в комнатах всегда стояли свежие цветы — тогда домик казался не таким старым "и неухоженным.
   Она все раздумывала, что было бы предпочтительнее: встретить графа в обстановке бедности и, разжалобив его, добиться снижения арендной платы, или сохранить достоинство и не показывать ему, насколько унизительно их нынешнее положение.
   Наконец Мариста пришла к выводу, что, как бы ни снизили цену, все равно у них не будет возможности ее заплатить, а потому украсила гостиную большими вазами с сиренью и по всем остальным комнатам расставила вазы поменьше с садовыми цветами.
   Это были самые простые цветы, которые можно встретить в любом деревенском садике, и, глядя на них, она невольно вспомнила цветы в оранжерее замка, которые, по слухам, граф купил в Лондоне."
   В старые добрые времена там росли гвоздики, орхидеи, персиковые и померанцевые деревья, но в течение трех лет за оранжереями никто не следил, и они пришли в упадок.
   «Быть может, граф велит восстановить все, как оно существовало до тех пор, пока папенька не разорился», — с надеждой подумала Мариста.
   Потом она решила, что это было бы неразумно, если он не собирается здесь жить.
   Она как раз закончила расставлять последние цветы, когда услышала чьи-то шаги у крыльца — наверное, графа.
   Часы показывали полдень, и она порадовалась, что успела украсить комнаты.
   Однако она не успела привести в порядок себя, хотя встала уже несколько часов назад.
   Мариста поспешила к зеркалу, висевшему на стене, и стала поправлять волосы.
   Она знала, Ханна откроет дверь, так как предупреждена, что граф приедет до или сразу после ленча, поэтому без опасения занялась прической.
   Но тут раздался мужской голос:
   — Я вижу, вы любуетесь собой, красавица, и клянусь, у вас есть для этого все основания!
   Мариста повернулась и в испуге увидела, что это не граф, как она ожидала, а лорд Дэшфорд.
   Заметив ее изумление, он улыбнулся и пояснил:
   — Парадная дверь была открыта, вот я и вошел.
   Позвольте сказать вам, что я счастлив вас видеть и всю .ночь думал о вас.
   Мариста с опозданием сделала небольшой реверанс.
   — Я не ждала вас, милорд.
   — Я знаю, — молвил лорд Дэшфорд, — но мне кажется, вы могли бы догадаться, что я буду скучать по вас и захочу еще раз убедиться, что вы такая же красивая, какой мне запомнились.
   Он закрыл за собой дверь и подошел к Маристе.
   Ей очень не понравилось выражение его глаз, и лишь неимоверным усилием воли она удержалась, чтобы в панике не убежать прочь.
   Вчера вечером она почувствовала исходящую от него угрозу и сейчас не менее остро ощущала опасность.
   — Я уверена, милорд, — поспешно сказала Мариста, — что вам необходимо освежиться. Боюсь, мы можем предложить вам только кофе, и я попрошу горничную приготовить его для вас.
   С этими словами она попыталась пройти мимо лорда Дэшфорда к двери, но он схватил ее за руку и произнес:
   — Я не хочу кофе, я хочу вас!
   Он привлек ее к себе, и Мариста испуганно вскрикнула.
   Лорд Дэшфорд был крупный и сильный мужчина, его пальцы сжали ее руку словно тиски.
   — Прошу вас… Прошу вас.., милорд! — в отчаянии взмолилась девушка.
   Она отбивалась как могла, но лорд Дэшфорд прижал ее к своей груди.
   Мариста понимала, что ей с ним не справиться.
   Она почувствовала на своей щеке его горячие, жадные губы, еще мгновение — и он поцелует ее в губы.
   Она опять закричала, но в это время дверь открылась, и до нее донесся голос графа:
   — Ты мог бы подождать меня, Дэшфорд!
   Сердце ее подпрыгнуло в груди при мысли, что она спасена.
   Когда лорд Дэшфорд отпустил ее, она с трудом подавила желание броситься к графу и прижаться к его груди.
   Девушка молча смотрела на него, и ее распахнутые глаза, казалось, занимают все лицо.
   Граф прошел в комнату, и рядом с его высокой фигурой лорд Дэшфорд сразу стал выглядеть маленьким и незначительным.
   — Я не знал, что ты собирался приехать сюда, — помрачнел лорд Дэшфорд.
   — Я договорился о встрече с мисс Рокбурн, — ответил граф, — и мог подвезти тебя, если бы знал, куда ты едешь.
   Глядя на мужчин, Мараста отметила, что в обычно сухом и насмешливом тоне графа на этот раз явственно слышится раздражение; было видно, что лорд Дэшфорд тоже это почувствовал.
   Повисло неловкое молчание.
   Наконец лорд Дэшфорд изрек:
   — Если у тебя дело к мисс Рокбурн, Невлин, тогда я, разумеется, должен откланяться. Я навещу ее в другое время.
   Он повернулся к Маристе.
   — Позвольте мне сказать аu revour, красавица. Не могу выразить словами, как мне досадно, что приходится отложить нашу беседу до тех пор, пока вы не будете так заняты.
   Маристе ничего не оставалось, как подать ему руку, и она вздрогнула от отвращения, когда лорд Дэшфорд коснулся ее губами.
   Пользуясь тем, что он стоял спиной к графу, незваный гость посмотрел Маристе в глаза, и от его взгляда ей стало не по себе, потому что в нем ясно читалось, что, хотя сейчас вынужден удалиться, потом он непременно вернется.
   Делая вид, что он ничуть не смущен появлением графа, лорд Дэшфорд вышел из комнаты, сказав на прощание:
   — Увидимся за ленчем, Стэнбрук. Не сомневаюсь, маркиза будет ждать тебя с нетерпением.
   Когда он удалился, Мариста наконец вдохнула полной грудью.
   После всего пережитого она ощущала слабость в коленках, лицо ее было бледным.
   — Вы.., спасли меня, — едва слышно прошептала она.
   — Он испугал вас? — спросил граф.
   — Это было.., ужасно! — воскликнула Мариста. — Он такой сильный… Я уже.., потеряла надежду…
   В ее голосе слышался неподдельный страх.
   — Присядьте, — взглянул на нее граф. — Хоть это и кажется невероятным, но, судя по всему, впервые мужчина попытался поцеловать вас.
   Мариста опустилась на стул, еле-еле сдерживая слезы.
   Однако, считая большой оплошностью проявлять слабость, она старалась держаться непринужденно.
   — Я же говорила вам, что до сегодняшнего дня была знакома только с капустой и деревенскими недотепами.
   Но, как она ни тщилась казаться веселой, голос ее предательски дрогнул.
   — Забудьте о нем! — посоветовал граф. — Я позабочусь, чтобы он вам больше не докучал.
   — Как? — заинтересовалась Мариста. — По его взгляду я поняла, что он.., вернется…
   — Предоставьте это мне. Дэшфорд тщеславен, возомнил себя покорителем женских сердец, и ему трудно вообразить, что женщина может отвергнуть его притязания.
   — Это ужасный человек! — вскричала Мариста. — Даже не представляю, как оградить мой дом от его посещений… Разве только все время держать дверь на запоре.
   — Я обещал позаботиться о вашей безопасности, — произнес граф с неколебимой уверенностью, — и хотя бы в этом вы можете довериться мне, Мариста.
   Девушка вспомнила, что он всегда добивается того, чего хочет, и взгляд ее просветлел.
   — Я доверяю вам, — молвила она, — но прошу вас.., пожалуйста.., я не хочу больше видеть его никогда!
   — — Вы его не увидите, — успокоил ее граф. — А теперь я предлагаю поговорить о чем-нибудь более приятном. Я нахожу этот дом весьма симпатичным.
   — Это.., елизаветинская архитектура, — робко заметила Мариста.
   — Я вижу, — кивнул граф. — И хотя он не столь внушителен, как замок, в нем, безусловно, есть обаяние.
   Граф обвел взглядом комнату, и Мариста словно его глазами увидела, как бедно выглядят стены без картин, которыми украшены стены в замке.