Страница:
Ковер потерт, шторы, насчитывающие уже много лет, выцвели по бокам.
Вся мебель раньше принадлежала леди Рокбурн и не была унаследована сэром Ричардом от его предков.
Все, что имело хоть какую-то ценность, как, например, инкрустированный секретер, комод или зеркала в позолоченных рамах, которые мать привезла из родительского дома, давно было продано, чтобы возместить долги сэра Ричарда.
Мариста была уверена, в эту минуту граф думает о том, какой у них дурной вкус, забыв, что им пришлось оставить ему все свое имущество, и вновь почувствовала растущую ненависть к нему. Однако она явно недооценила его, так как он, словно прочтя ее мысли, промолвил:
— Вы говорили, ваш отец был спортсмен, но я вижу, он к тому же был весьма благороден, ибо честно оставил мне все, чем владел, и не предпринял попытки утаите что-нибудь для себя.
Это было так неожиданно, что Мариста едва не расплакалась.
— Как, жаль, что папенька не слышит вас в эту минуту! — воскликнула она. — Даже маменька считала, что он слишком честен — он не позволил нам взять хотя бы одну или две самые любимые картины… или еще что-нибудь из того, что, по его мнений, теперь принадлежит вам.
Граф ничего не ответил, и Мариста, помолчав, прибавила:
— Один из тех джентльменов, которым вы представили меня вчера вечером, сказал, что несколько картин, которые висят в коридорах, представляют немалую ценность.
— Разумно ли с вашей стороны говорить мне об этом? — вскинул брови граф. — В мое отсутствие вы могли бы пробраться в замок через один из ваших тайных ходов и забрать их.
Поскольку эта мысль уже приходила Маристе в голову и заставила устыдиться, она торопливо произнесла:
— Вероятно, ваш друг сказал вам о них.
— Так получилось, что нет, — ответил граф. — Вот видите, Мариста, и вы, пожалуй, излишне честны.
— Мне кажется, я уже говорила, милорд, — смутилась девушка, — Рокбурны всегда были.., очень.., гордыми.
— Это я уже понял, — заметил граф. — И тем не менее вы сказали, что готовы встать передо мной на колени, если это будет необходимо.
Его тон привел Маристу в замешательство.
Понизив голос, она спросила:
— Вы хотите, чтобы я.., это сделала?
Их глаза встретились, и она почувствовала, что не в силах отвести взгляд.
— У меня есть гораздо более привлекательное предложение, — поспешил изменить тему граф. — Перегрин пригласил вашу сестру покататься, и я тоже хотел бы объехать мои новые владения, что, вероятно, мне давно уже следовало сделать. Если б вы согласились меня сопровождать, то, несомненно, указали бы мне не только на то, что находится в хорошем состоянии, но и на то, что требует ремонта или улучшения.
Мариста не поверила своим ушам.
— Вы.., говорите всерьез?
— Мой фаэтон ждет, — подтвердил граф, — а также корзинка для пикника. Я чувствую, вы не горите желанием явиться в замок, чтобы вновь встретиться с Дэшфордом.
— Вот уж нет! — воскликнула Мариста. — А эта поездка будет такой.., увлекательной!
— И, несомненно, весьма познавательной — для меня, — промолвил граф сухо.
— Я почти готова!
Мариста вскочила на ноги, улыбнулась гостю и, выбежав из комнаты, заспешила вверх по лестнице.
На полпути она поймала себя на мысли, что совсем недавно порицала сестру за то, что она отправляется на пикник вдвоем с мужчиной, и вот сейчас сама намерена сделать то же самое.
«Но это же совсем другое дело, — пыталась она оправдать себя, входя в спальню. — Граф берет меня с собой только затем, чтобы я указала ему на вещи, о которых он должен был с самого начала посоветоваться с папенькой, когда выиграл замок».
В отличие от Летти она не располагала временем на раздумья, что надеть.
На ней уже было ее лучшее муслиновое платье, которое Ханна несколько месяцев назад сшила из отреза, купленного, когда они еще жили в замке.
Платье, конечно, простоватое и слегка полинявшее от многочисленных стирок, но голубой поясок, обвивший талию, сохранил цвет моря и неба, и голубые ленточки на шляпке сочетались с ним как нельзя лучше.
Мариста бросила быстрый взгляд в зеркало и с легкой грустью подумала, что выглядит типичной деревенщиной — не сравнить с тем, какой она была вчера вечером, когда ее вечернее платье украшали мускусные розы, теперь увядшие.
Но тут она решила, что граф вряд ли обратит внимание на ее внешность, а если ему нужны модно одетые женщины, то пусть отправляется в замок, там их полно.
Мариста взяла перчатки, которые Ханне уже неоднократно приходилось штопать, вынула из ящика шелковый платок, тоже когда-то принадлежавший матери, и поспешила вниз.
Граф был в холле, и под его взглядом Мариста немного смутилась, подумав, что походка у нее, наверное, не очень изящная.
Она подошла к графу со словами:
— Мне нужно только предупредить Ханну, что я ухожу. Это наша старая горничная, она заботится о нас с тех пор, как мы переехали.
"Не дожидаясь ответа, она побежала на кухню.
Ханна усердно скоблила крышку деревянного стола, расположенного в центре помещения.
— Я ухожу, Ханна, и не вернусь к ленчу. И Летти тоже.
— Не знаю, что сказала бы на это ваша матушка! — проворчала Ханна. — Все эти катания кончатся слезами, попомните мои слова!
— Надеюсь, этого не случится, — ответила Мариста.
Но, возвращаясь в холл, она подумала, что Ханна, скорее всего, права.
Что бы там ни говорила Летти, Мариста была уверена: все закончится тем, что сердце ее будет разбито.
Жаль, ей еще не представилось случая поговорить с Энтони, но она чувствовала, что и он необычайно взволнован.
Что касается ее самой…
Мариста заставила себя сосредоточиться на чем-нибудь другом.
Фаэтон графа, запряженный великолепными лошадьми, поражал воображение и был еще внушительнее, чем тот, на котором приехал Перегрин.
Грум в цилиндре с кокардой держал лошадей под уздцы.
Граф взял у него поводья, грум запрыгнул на маленькое сиденье сзади, и они отъехали.
— Куда мы направимся сначала? — осведомился граф.
— Вы действительно хотите осмотреть поместье? — ответила Мариста вопросом на вопрос.
— Я редко говорю не то, что подразумеваю, — высокомерно произнес граф.
— Ладно, — кивнула Мариста. — Но если то, что вы увидите, вам не понравится, вы не должны винить в этом меня.
Граф издал сухой смешок.
— Однако я не сомневаюсь, вы будете обвинять меня, Мариста!
Девушка промолчала, так как не смогла придумать подходящий ответ.
Легко ли вести словесную дуэль, когда так чудесно ехать в высоком фаэтоне, запряженном лошадьми, которые, вне всякого сомнения, привели бы в восторг ее отца?
Граф правил упряжкой уверенно и выглядел столь величественно, что казалось, будто он явился сюда из иного мира, — да так оно, по существу, и было.
«Интересно, каково это, — подумала Мариста, — знать, что ты обладаешь всем и стоишь выше любого смертного?»
Повинуясь порыву и почти забыв о своей робости перед графом, Мариста, спросила:
— Как вы можете.., скучать, когда у вас такое обширное.., поле деятельности?
Граф посмотрел на нее с удивлением, — Обширное поле? — переспросил он. — Что вы имеете в виду?
— Если у вас есть.., все, что вы только можете пожелать.., если вы так богаты и занимаете такое.., значительное положение.., если вы умны.., значит, вы можете навести порядок не только в ваших владениях, но и в других частях страны и даже во всем.., мире.
В эту минуту граф представлялся ей неким могущественным Аполлоном, способным помочь тем, кто нуждается в помощи, и защитить тех, кто не в силах защитить себя сам.
Когда она умолкла, граф повернул голову и с любопытством взглянул на девушку.
— До сих пор никто не давал мне такого совета, — медленно произнес он.
— Так же, как армия нуждается в генералах, а правительство — в премьер-министре, — тихо молвила Мариста, простым людям необходим кто-то, кто.., помогал бы им и понимал их нужды.
— И это, конечно, забота лендлорда.
— Лендлордов тоже нужно направлять, — возразила Мариста. — Из того, что я слышала, мне ясно, что подавляющее их большинство проводит слишком много времени в Лондоне, а люди ,в деревне, как шотландские кланы, лишившиеся вождя, прозябают, забытые всеми.
— Вы меня удивляете! — ответил граф.
Его тон показался Маристе еще более холодным, чем обычно, и, спохватившись, что надоела ему своими рассуждениями, она поспешно сказала:
— Простите, если утомила вас. Дело в том, что эта мысль не раз приходила мне в голову и я воспользовалась случаем высказать ее.
Мариста вдруг поняла, что не выполняет той задачи, ради которой граф взял ее с собой в эту поездку, и начала указывать на дома, нуждавшиеся в ремонте, и объяснять, что старикам стало трудно прожить на ту пенсию, которую в свое время назначил им сэр Рокбурн и которую новый владелец замка не увеличил.
— Понимаете, — волнуясь, говорила Мариста, — за время войны цены так выросли…
— Мне кажется, пенсионеры в других моих владениях получают больше, чем здесь, — заметил граф. — Разумеется, я это выясню.
— С вашей стороны это было бы очень.., любезно.
Решив, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Мариста попросила графа заехать на ферму Джонсонов.
Они услышали тот же самый мрачный рассказ, которому Мариста и Летти внимали каждый день: о том, что Джонсоны не могут позволить себе нанять помощников, пока их сыновья на войне, что крыша течет и некому ее починить.
После того как они покинули ферму, граф сказал:
— По-моему, самое время перекусить. Я, честно признаться, проголодался и с удовольствием выпил бы вина.
Мариста смотрела на него в недоумении.
Ей понравилось, как он терпеливо выслушал миссис Джонсон, и хотя Мариста не знала, что он сказал в ответ — она вернулась к фаэтону, поскольку сочла весьма нетактичным подслушивать, — она видела, что и старый фермер, и его жена прощались с графом, радостно улыбаясь.
«Быть может, я слишком придирчива», — Подумала она.
Мариста показывала дорогу и, руководствуясь ее указаниями, граф отвез их приблизительно за две мили от замка, туда, где родители, когда она была маленькая, любили устраивать пикники.
Это были руины древнего монастыря; часть стен и монастырский дворик еще сохранились.
В центре находился колодец, из которого монахи брали воду.
Обросший мхом и увитый плющом, он выглядел весьма живописно.
Грум разложил ленч на большой мраморной плите, укрытой от ветра и сторонних глаз обломком стены.
Граф снял шляпу и сел на один из камней, которые много лет назад сэр Ричард Рокбурн расставил вокруг плиты, выполняющей роль стола.
— Ненавижу завтракать на голой земле! — заявил он тогда. — И поскольку мы постоянно будем наезжать сюда, надо все устроить с комфортом.
Мариста рассказала об этом графу, и он заметил:
— — Ваш отец был весьма здравомыслящий человек. Я тоже не люблю есть стоя.
Мариста рассмеялась.
— Хорошо, что вы не древний римлянин: лежа на скамье, нельзя пользоваться ножом и вилкой.
— Я думаю, скамьи пригодились позже, когда в обычай стали входить оргии.
Мариста вспыхнула: память услужливо подсказала нелицеприятные слухи, на основании которых она решила, что граф непременно будет устраивать оргии в замке.
Он заметил ее смущение и полюбопытствовал:
— Что вам известно об оргиях, Мариста? Не думаю, что это подходящее чтение для юных, невинных девушек.
Мариста покраснела еще больше.
— Вероятно, так же, как Летти сочла меня Людоедом, — продолжал тем временем граф, — вы вообразили меня распущенным римским императором, вроде Нерона.
Граф был недалек от истины, и Мариста боялась встретиться с ним взглядом.
— И откуда же в вашей головке ваялись эти мысли? — допытывался граф.
— Я думала.., не совсем так, — пробормотала Мариста, — но немножко.., совсем немножко.., похоже на это.
— Я и понятия не имел, — раздумчиво произнес граф, — что моя репутация достигла Суссекса и непосредственно вас.
— Это всего лишь наши с Летти фантазии, — потупилась Мариста. — Мы ненавидели вас и, естественно, выдумывали про вас всякие ужасные истории.
— А теперь, когда вы со мной познакомились, я выгляжу в ваших глазах хуже или лучше, чем вы ожидали?
— Сегодня, когда вы вошли и.., спасли меня от… лорда Дэшфорда, я подумала, что вы подобны рыцарю в сверкающих доспехах.
Мариста помолчала, а затем добавила с укоризной:
— Только я немножко…, разочарована, что вы не сразили дракона!
— Не волнуйтесь, — ответил граф, — я сделаю это позже!
Когда они закончили есть, Мариста воскликнула:
— Это было восхитительно вкусно!
Граф подлил шампанского в ее бокал и наполнил свой.
— Вы должны сказать об этом моему повару. Он все жаловался, что ему не дали достаточно времени, дабы приготовить еду так, как ему бы хотелось.
— Просто не верится, что могло быть еще вкуснее, — пожала плечами Мариста.
В эту минуту она поймала себя на том, что даже не чувствовала вкуса еды, так как была целиком поглощена разговором с графом.
Они почти все время спорили, и этот спор напоминал трудную, но увлекательную партию в шахматы.
Она испытывала неведомое ей удовольствие, даже не подозревая, как искрятся ее глаза, когда она ловила графа на противоречии или находила неопровержимый аргумент в свою пользу.
Граф снял шляпу, и Мариста сделала то же самое. Живя в глуши, она привыкла ходить с непокрытой головой.
Волосы ее имели более темный оттенок, чем у Летти, но когда солнечный луч коснулся их, они заполыхали, окружив девичье лицо теплым сияющим ореолом.
В отличие от сестры Мариста не стала придумывать себе замысловатую прическу, ограничившись обычным шиньоном: ей просто не хотелось возиться.
Но оказалось, хоть Мариста и не задумывалась над этим, что шиньон весьма удачно подчеркивает совершенство черт и свежесть юного лица, на котором ее глаза казались огромными; когда она улыбалась, они словно освещались изнутри, и она становилась похожа на девочку.
Она была стройной и тоненькой, скорее даже худой, и граф понимал, что эта худоба объясняется ее образом жизни.
Он не замечал ничего фальшивого или нарочитого ни в ее жестах, ни во взгляде, ни в голосе.
Она была абсолютно естественна во всем.
— Я думаю, нам пора ехать дальше, — сказала Мариста, когда граф допил шампанское.
— Зачем спешить?
— Мне еще многое нужно вам показать.
— Не обязательно делать все в один день.
— Но вы, может быть, возвратитесь в Лондон, а я потом буду корить себя за то, что не обратила ваше внимание на нечто особенно важное и из-за меня вы об этом забудете.
— Если вы решили взвалить мои грехи на свои плечи, Мариста, то, боюсь, это бремя окажется для вас слишком тяжелым.
Решив, что он намекает на ее чрезмерную самонадеянность, Мариста отвернулась и тихо промолвила:
— Я не хотела.., оказаться навязчивой, и вы должны.., простить меня, если я.., утомила вас.
— Я этого не говорил.
— Но, вероятно, вам скучны подобные беседы, и Летти рассердится, если из-за меня вы уедете слишком скоро.
— Так Летти хочет, чтобы я остался!
— Конечно, — подтвердила Мариста. — В то же время я думаю, это.., не очень разумно, и я.., хотела бы попросить вас кое о чем… Если мне будет позволено…
— Хорошо, вы получили соизволение, — взмахнул рукой граф. — Я слушаю.
Мариста какое-то время мучительно подбирала слова.
Наконец она проговорила:
— Я боюсь… Я очень боюсь, что ваш племянник… или кто-то вроде него, кто останется с вами в замке… разобьет Летти сердце.
Граф казался удивленным..
— Для вас это так важно?
— А как может быть иначе! — В голосе девушки сквозило отчаяние. — Молодой человек от скуки знакомится с симпатичной, наивной деревенской девушкой, и вы не хуже меня знаете, что когда вы и ваши родственники уедете, никто даже не вспомнит о нас.
— Вы действительно верите во все это?
— Просто я исхожу из здравого смысла, милорд, — объяснила Мариста. — Лорд Лэмптон очарователен и весьма красноречив. Летти клянется, что не верит ни одному его слову, но, поскольку она впервые в жизни слышит комплименты в свой адрес, я знаю, ей будет очень трудно не принять их всерьез.
— А вы?
Мариста подумала о лорде Дэшфорде и вздрогнула.
— Надеюсь, я никогда не буду столь глупа, чтобы принять лесть за выражение.., настоящей любви, — произнесла она медленно, словно говорила сама с собой.
— И как же, не имея опыта, вы отличите одно от другого? — поинтересовался граф.
— Я никогда не была влюблена, но папенька и маменька любили друг друга; когда они были вместе, казалось, их окутывает сияние.., источник которого — в них самих. Это была истинная любовь, и они страдали, разлучаясь даже ненадолго.
Помолчав немного, девушка добавила:
— Когда я вернулась с моря, прождав папеньку больше двух часов, мне не пришлось рассказывать маменьке о том.., что случилось. Она уже знала. И умерла, потому что не могла жить без него.
Воцарилось молчание.
Боясь, что граф сочтет ее слишком сентиментальной, Мариста украдкой смахнула слезу со щеки.
Потом она встала и подошла к единственному сохранившемуся в стене окошку.
Из окна открывался вид на рощу и берег моря.
День был очень теплый, и вдали, где небо и море соединялись в одну линию, висела туманная дымка.
Башни и небольшие башенки замка выглядели на фоне неба мощными и неприступными.
Мариста смотрела на замок и, почувствовав, что граф встал рядом, впервые подумала, что для его могущества это самое лучшее обрамление.
Он проследил за ее взглядом и тихо сказал:
— Вы чувствуете, что он все еще ваш?
Почему-то ей, не показалось странным, что он угадал ее чувства и ее мысли.
Она ответила, не задумываясь над своими словами:
— Да… И куда бы нас ни забросила судьба, что бы ни случилось с нами в будущем, он останется частью нас!
И все же сейчас мне кажется.., это правильно, что он принадлежит вам.
Глава 5
Вся мебель раньше принадлежала леди Рокбурн и не была унаследована сэром Ричардом от его предков.
Все, что имело хоть какую-то ценность, как, например, инкрустированный секретер, комод или зеркала в позолоченных рамах, которые мать привезла из родительского дома, давно было продано, чтобы возместить долги сэра Ричарда.
Мариста была уверена, в эту минуту граф думает о том, какой у них дурной вкус, забыв, что им пришлось оставить ему все свое имущество, и вновь почувствовала растущую ненависть к нему. Однако она явно недооценила его, так как он, словно прочтя ее мысли, промолвил:
— Вы говорили, ваш отец был спортсмен, но я вижу, он к тому же был весьма благороден, ибо честно оставил мне все, чем владел, и не предпринял попытки утаите что-нибудь для себя.
Это было так неожиданно, что Мариста едва не расплакалась.
— Как, жаль, что папенька не слышит вас в эту минуту! — воскликнула она. — Даже маменька считала, что он слишком честен — он не позволил нам взять хотя бы одну или две самые любимые картины… или еще что-нибудь из того, что, по его мнений, теперь принадлежит вам.
Граф ничего не ответил, и Мариста, помолчав, прибавила:
— Один из тех джентльменов, которым вы представили меня вчера вечером, сказал, что несколько картин, которые висят в коридорах, представляют немалую ценность.
— Разумно ли с вашей стороны говорить мне об этом? — вскинул брови граф. — В мое отсутствие вы могли бы пробраться в замок через один из ваших тайных ходов и забрать их.
Поскольку эта мысль уже приходила Маристе в голову и заставила устыдиться, она торопливо произнесла:
— Вероятно, ваш друг сказал вам о них.
— Так получилось, что нет, — ответил граф. — Вот видите, Мариста, и вы, пожалуй, излишне честны.
— Мне кажется, я уже говорила, милорд, — смутилась девушка, — Рокбурны всегда были.., очень.., гордыми.
— Это я уже понял, — заметил граф. — И тем не менее вы сказали, что готовы встать передо мной на колени, если это будет необходимо.
Его тон привел Маристу в замешательство.
Понизив голос, она спросила:
— Вы хотите, чтобы я.., это сделала?
Их глаза встретились, и она почувствовала, что не в силах отвести взгляд.
— У меня есть гораздо более привлекательное предложение, — поспешил изменить тему граф. — Перегрин пригласил вашу сестру покататься, и я тоже хотел бы объехать мои новые владения, что, вероятно, мне давно уже следовало сделать. Если б вы согласились меня сопровождать, то, несомненно, указали бы мне не только на то, что находится в хорошем состоянии, но и на то, что требует ремонта или улучшения.
Мариста не поверила своим ушам.
— Вы.., говорите всерьез?
— Мой фаэтон ждет, — подтвердил граф, — а также корзинка для пикника. Я чувствую, вы не горите желанием явиться в замок, чтобы вновь встретиться с Дэшфордом.
— Вот уж нет! — воскликнула Мариста. — А эта поездка будет такой.., увлекательной!
— И, несомненно, весьма познавательной — для меня, — промолвил граф сухо.
— Я почти готова!
Мариста вскочила на ноги, улыбнулась гостю и, выбежав из комнаты, заспешила вверх по лестнице.
На полпути она поймала себя на мысли, что совсем недавно порицала сестру за то, что она отправляется на пикник вдвоем с мужчиной, и вот сейчас сама намерена сделать то же самое.
«Но это же совсем другое дело, — пыталась она оправдать себя, входя в спальню. — Граф берет меня с собой только затем, чтобы я указала ему на вещи, о которых он должен был с самого начала посоветоваться с папенькой, когда выиграл замок».
В отличие от Летти она не располагала временем на раздумья, что надеть.
На ней уже было ее лучшее муслиновое платье, которое Ханна несколько месяцев назад сшила из отреза, купленного, когда они еще жили в замке.
Платье, конечно, простоватое и слегка полинявшее от многочисленных стирок, но голубой поясок, обвивший талию, сохранил цвет моря и неба, и голубые ленточки на шляпке сочетались с ним как нельзя лучше.
Мариста бросила быстрый взгляд в зеркало и с легкой грустью подумала, что выглядит типичной деревенщиной — не сравнить с тем, какой она была вчера вечером, когда ее вечернее платье украшали мускусные розы, теперь увядшие.
Но тут она решила, что граф вряд ли обратит внимание на ее внешность, а если ему нужны модно одетые женщины, то пусть отправляется в замок, там их полно.
Мариста взяла перчатки, которые Ханне уже неоднократно приходилось штопать, вынула из ящика шелковый платок, тоже когда-то принадлежавший матери, и поспешила вниз.
Граф был в холле, и под его взглядом Мариста немного смутилась, подумав, что походка у нее, наверное, не очень изящная.
Она подошла к графу со словами:
— Мне нужно только предупредить Ханну, что я ухожу. Это наша старая горничная, она заботится о нас с тех пор, как мы переехали.
"Не дожидаясь ответа, она побежала на кухню.
Ханна усердно скоблила крышку деревянного стола, расположенного в центре помещения.
— Я ухожу, Ханна, и не вернусь к ленчу. И Летти тоже.
— Не знаю, что сказала бы на это ваша матушка! — проворчала Ханна. — Все эти катания кончатся слезами, попомните мои слова!
— Надеюсь, этого не случится, — ответила Мариста.
Но, возвращаясь в холл, она подумала, что Ханна, скорее всего, права.
Что бы там ни говорила Летти, Мариста была уверена: все закончится тем, что сердце ее будет разбито.
Жаль, ей еще не представилось случая поговорить с Энтони, но она чувствовала, что и он необычайно взволнован.
Что касается ее самой…
Мариста заставила себя сосредоточиться на чем-нибудь другом.
Фаэтон графа, запряженный великолепными лошадьми, поражал воображение и был еще внушительнее, чем тот, на котором приехал Перегрин.
Грум в цилиндре с кокардой держал лошадей под уздцы.
Граф взял у него поводья, грум запрыгнул на маленькое сиденье сзади, и они отъехали.
— Куда мы направимся сначала? — осведомился граф.
— Вы действительно хотите осмотреть поместье? — ответила Мариста вопросом на вопрос.
— Я редко говорю не то, что подразумеваю, — высокомерно произнес граф.
— Ладно, — кивнула Мариста. — Но если то, что вы увидите, вам не понравится, вы не должны винить в этом меня.
Граф издал сухой смешок.
— Однако я не сомневаюсь, вы будете обвинять меня, Мариста!
Девушка промолчала, так как не смогла придумать подходящий ответ.
Легко ли вести словесную дуэль, когда так чудесно ехать в высоком фаэтоне, запряженном лошадьми, которые, вне всякого сомнения, привели бы в восторг ее отца?
Граф правил упряжкой уверенно и выглядел столь величественно, что казалось, будто он явился сюда из иного мира, — да так оно, по существу, и было.
«Интересно, каково это, — подумала Мариста, — знать, что ты обладаешь всем и стоишь выше любого смертного?»
Повинуясь порыву и почти забыв о своей робости перед графом, Мариста, спросила:
— Как вы можете.., скучать, когда у вас такое обширное.., поле деятельности?
Граф посмотрел на нее с удивлением, — Обширное поле? — переспросил он. — Что вы имеете в виду?
— Если у вас есть.., все, что вы только можете пожелать.., если вы так богаты и занимаете такое.., значительное положение.., если вы умны.., значит, вы можете навести порядок не только в ваших владениях, но и в других частях страны и даже во всем.., мире.
В эту минуту граф представлялся ей неким могущественным Аполлоном, способным помочь тем, кто нуждается в помощи, и защитить тех, кто не в силах защитить себя сам.
Когда она умолкла, граф повернул голову и с любопытством взглянул на девушку.
— До сих пор никто не давал мне такого совета, — медленно произнес он.
— Так же, как армия нуждается в генералах, а правительство — в премьер-министре, — тихо молвила Мариста, простым людям необходим кто-то, кто.., помогал бы им и понимал их нужды.
— И это, конечно, забота лендлорда.
— Лендлордов тоже нужно направлять, — возразила Мариста. — Из того, что я слышала, мне ясно, что подавляющее их большинство проводит слишком много времени в Лондоне, а люди ,в деревне, как шотландские кланы, лишившиеся вождя, прозябают, забытые всеми.
— Вы меня удивляете! — ответил граф.
Его тон показался Маристе еще более холодным, чем обычно, и, спохватившись, что надоела ему своими рассуждениями, она поспешно сказала:
— Простите, если утомила вас. Дело в том, что эта мысль не раз приходила мне в голову и я воспользовалась случаем высказать ее.
Мариста вдруг поняла, что не выполняет той задачи, ради которой граф взял ее с собой в эту поездку, и начала указывать на дома, нуждавшиеся в ремонте, и объяснять, что старикам стало трудно прожить на ту пенсию, которую в свое время назначил им сэр Рокбурн и которую новый владелец замка не увеличил.
— Понимаете, — волнуясь, говорила Мариста, — за время войны цены так выросли…
— Мне кажется, пенсионеры в других моих владениях получают больше, чем здесь, — заметил граф. — Разумеется, я это выясню.
— С вашей стороны это было бы очень.., любезно.
Решив, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Мариста попросила графа заехать на ферму Джонсонов.
Они услышали тот же самый мрачный рассказ, которому Мариста и Летти внимали каждый день: о том, что Джонсоны не могут позволить себе нанять помощников, пока их сыновья на войне, что крыша течет и некому ее починить.
После того как они покинули ферму, граф сказал:
— По-моему, самое время перекусить. Я, честно признаться, проголодался и с удовольствием выпил бы вина.
Мариста смотрела на него в недоумении.
Ей понравилось, как он терпеливо выслушал миссис Джонсон, и хотя Мариста не знала, что он сказал в ответ — она вернулась к фаэтону, поскольку сочла весьма нетактичным подслушивать, — она видела, что и старый фермер, и его жена прощались с графом, радостно улыбаясь.
«Быть может, я слишком придирчива», — Подумала она.
Мариста показывала дорогу и, руководствуясь ее указаниями, граф отвез их приблизительно за две мили от замка, туда, где родители, когда она была маленькая, любили устраивать пикники.
Это были руины древнего монастыря; часть стен и монастырский дворик еще сохранились.
В центре находился колодец, из которого монахи брали воду.
Обросший мхом и увитый плющом, он выглядел весьма живописно.
Грум разложил ленч на большой мраморной плите, укрытой от ветра и сторонних глаз обломком стены.
Граф снял шляпу и сел на один из камней, которые много лет назад сэр Ричард Рокбурн расставил вокруг плиты, выполняющей роль стола.
— Ненавижу завтракать на голой земле! — заявил он тогда. — И поскольку мы постоянно будем наезжать сюда, надо все устроить с комфортом.
Мариста рассказала об этом графу, и он заметил:
— — Ваш отец был весьма здравомыслящий человек. Я тоже не люблю есть стоя.
Мариста рассмеялась.
— Хорошо, что вы не древний римлянин: лежа на скамье, нельзя пользоваться ножом и вилкой.
— Я думаю, скамьи пригодились позже, когда в обычай стали входить оргии.
Мариста вспыхнула: память услужливо подсказала нелицеприятные слухи, на основании которых она решила, что граф непременно будет устраивать оргии в замке.
Он заметил ее смущение и полюбопытствовал:
— Что вам известно об оргиях, Мариста? Не думаю, что это подходящее чтение для юных, невинных девушек.
Мариста покраснела еще больше.
— Вероятно, так же, как Летти сочла меня Людоедом, — продолжал тем временем граф, — вы вообразили меня распущенным римским императором, вроде Нерона.
Граф был недалек от истины, и Мариста боялась встретиться с ним взглядом.
— И откуда же в вашей головке ваялись эти мысли? — допытывался граф.
— Я думала.., не совсем так, — пробормотала Мариста, — но немножко.., совсем немножко.., похоже на это.
— Я и понятия не имел, — раздумчиво произнес граф, — что моя репутация достигла Суссекса и непосредственно вас.
— Это всего лишь наши с Летти фантазии, — потупилась Мариста. — Мы ненавидели вас и, естественно, выдумывали про вас всякие ужасные истории.
— А теперь, когда вы со мной познакомились, я выгляжу в ваших глазах хуже или лучше, чем вы ожидали?
— Сегодня, когда вы вошли и.., спасли меня от… лорда Дэшфорда, я подумала, что вы подобны рыцарю в сверкающих доспехах.
Мариста помолчала, а затем добавила с укоризной:
— Только я немножко…, разочарована, что вы не сразили дракона!
— Не волнуйтесь, — ответил граф, — я сделаю это позже!
Когда они закончили есть, Мариста воскликнула:
— Это было восхитительно вкусно!
Граф подлил шампанского в ее бокал и наполнил свой.
— Вы должны сказать об этом моему повару. Он все жаловался, что ему не дали достаточно времени, дабы приготовить еду так, как ему бы хотелось.
— Просто не верится, что могло быть еще вкуснее, — пожала плечами Мариста.
В эту минуту она поймала себя на том, что даже не чувствовала вкуса еды, так как была целиком поглощена разговором с графом.
Они почти все время спорили, и этот спор напоминал трудную, но увлекательную партию в шахматы.
Она испытывала неведомое ей удовольствие, даже не подозревая, как искрятся ее глаза, когда она ловила графа на противоречии или находила неопровержимый аргумент в свою пользу.
Граф снял шляпу, и Мариста сделала то же самое. Живя в глуши, она привыкла ходить с непокрытой головой.
Волосы ее имели более темный оттенок, чем у Летти, но когда солнечный луч коснулся их, они заполыхали, окружив девичье лицо теплым сияющим ореолом.
В отличие от сестры Мариста не стала придумывать себе замысловатую прическу, ограничившись обычным шиньоном: ей просто не хотелось возиться.
Но оказалось, хоть Мариста и не задумывалась над этим, что шиньон весьма удачно подчеркивает совершенство черт и свежесть юного лица, на котором ее глаза казались огромными; когда она улыбалась, они словно освещались изнутри, и она становилась похожа на девочку.
Она была стройной и тоненькой, скорее даже худой, и граф понимал, что эта худоба объясняется ее образом жизни.
Он не замечал ничего фальшивого или нарочитого ни в ее жестах, ни во взгляде, ни в голосе.
Она была абсолютно естественна во всем.
— Я думаю, нам пора ехать дальше, — сказала Мариста, когда граф допил шампанское.
— Зачем спешить?
— Мне еще многое нужно вам показать.
— Не обязательно делать все в один день.
— Но вы, может быть, возвратитесь в Лондон, а я потом буду корить себя за то, что не обратила ваше внимание на нечто особенно важное и из-за меня вы об этом забудете.
— Если вы решили взвалить мои грехи на свои плечи, Мариста, то, боюсь, это бремя окажется для вас слишком тяжелым.
Решив, что он намекает на ее чрезмерную самонадеянность, Мариста отвернулась и тихо промолвила:
— Я не хотела.., оказаться навязчивой, и вы должны.., простить меня, если я.., утомила вас.
— Я этого не говорил.
— Но, вероятно, вам скучны подобные беседы, и Летти рассердится, если из-за меня вы уедете слишком скоро.
— Так Летти хочет, чтобы я остался!
— Конечно, — подтвердила Мариста. — В то же время я думаю, это.., не очень разумно, и я.., хотела бы попросить вас кое о чем… Если мне будет позволено…
— Хорошо, вы получили соизволение, — взмахнул рукой граф. — Я слушаю.
Мариста какое-то время мучительно подбирала слова.
Наконец она проговорила:
— Я боюсь… Я очень боюсь, что ваш племянник… или кто-то вроде него, кто останется с вами в замке… разобьет Летти сердце.
Граф казался удивленным..
— Для вас это так важно?
— А как может быть иначе! — В голосе девушки сквозило отчаяние. — Молодой человек от скуки знакомится с симпатичной, наивной деревенской девушкой, и вы не хуже меня знаете, что когда вы и ваши родственники уедете, никто даже не вспомнит о нас.
— Вы действительно верите во все это?
— Просто я исхожу из здравого смысла, милорд, — объяснила Мариста. — Лорд Лэмптон очарователен и весьма красноречив. Летти клянется, что не верит ни одному его слову, но, поскольку она впервые в жизни слышит комплименты в свой адрес, я знаю, ей будет очень трудно не принять их всерьез.
— А вы?
Мариста подумала о лорде Дэшфорде и вздрогнула.
— Надеюсь, я никогда не буду столь глупа, чтобы принять лесть за выражение.., настоящей любви, — произнесла она медленно, словно говорила сама с собой.
— И как же, не имея опыта, вы отличите одно от другого? — поинтересовался граф.
— Я никогда не была влюблена, но папенька и маменька любили друг друга; когда они были вместе, казалось, их окутывает сияние.., источник которого — в них самих. Это была истинная любовь, и они страдали, разлучаясь даже ненадолго.
Помолчав немного, девушка добавила:
— Когда я вернулась с моря, прождав папеньку больше двух часов, мне не пришлось рассказывать маменьке о том.., что случилось. Она уже знала. И умерла, потому что не могла жить без него.
Воцарилось молчание.
Боясь, что граф сочтет ее слишком сентиментальной, Мариста украдкой смахнула слезу со щеки.
Потом она встала и подошла к единственному сохранившемуся в стене окошку.
Из окна открывался вид на рощу и берег моря.
День был очень теплый, и вдали, где небо и море соединялись в одну линию, висела туманная дымка.
Башни и небольшие башенки замка выглядели на фоне неба мощными и неприступными.
Мариста смотрела на замок и, почувствовав, что граф встал рядом, впервые подумала, что для его могущества это самое лучшее обрамление.
Он проследил за ее взглядом и тихо сказал:
— Вы чувствуете, что он все еще ваш?
Почему-то ей, не показалось странным, что он угадал ее чувства и ее мысли.
Она ответила, не задумываясь над своими словами:
— Да… И куда бы нас ни забросила судьба, что бы ни случилось с нами в будущем, он останется частью нас!
И все же сейчас мне кажется.., это правильно, что он принадлежит вам.
Глава 5
Мариста только-только уснула, когда дверь ее спальни открылась, и сквозь дремоту она подумала, будто времени сейчас больше, чем ей казалось.
Потом она услышала шепот рядом со своей кроватью:
— Мариста, проснись!
Она открыла глаза и в полумраке увидела перед собой Энтони.
— Что случилось? — тоже шепотом спросила она. — В чем дело?
— Мне надо сказать тебе кое-что.
Она села в постели.
— Который час?
— Пять часов.
— Чего ты вскочил в такую рань? — удивилась Мариста. — Сегодня же воскресенье.
По воскресеньям, когда ему не нужно было идти на ферму, Энтони спал допоздна, а иногда, если накануне сильно уставал — почти до ленча.
— Я не ложился, — ответил Энтони.
Глаза девушки привыкли к темноте, и она разглядела, что он одет.
Она вспомнила: накануне вечером его не было дома, и Ханна сказала, что он заходил днем, но скоро вновь ушел.
Когда Энтони не явился и к ужину, Мариста обратилась к Летти:
— Как ты думаешь, Энтони в замке?
— Если да, то я очень обижусь, что граф не позвал и нас, — надула губки Летти.
Мариста не стала ей говорить, что знает, почему их не пригласили.
Как только граф привез Маристу домой после того, как они объехали еще часть владений, он сказал ей:
— Так как я знаю, что вы не желаете видеть Дэшфорда, я не приглашаю вас в замок завтра. Но в понедельник утром он уезжает, и я надеюсь, вы и ваши брат и сестра отобедаете со мной вечером того же дня.
Мариста сама поразилась, почувствовав радость от того, что он не уедет с гостями, но убеждала себя, что ее радует возможность получше ознакомить его с поместьем.
Как будто следуя ее рассуждениям, граф сказал своим обычным сухим тоном:
— Вы должны дать мне время, Мариста, обдумать то, что я увидел сегодня. Некоторые вещи мне пока чрезвычайно трудно осмыслить.
Мариста виновато улыбнулась.
— Мне жаль, если картина показалась вам мрачной, — молвила она, — но война обездолила многих, и пока фермеры в других частях страны, быть может, трудятся успешно, здесь, на малоплодородных землях, людям гораздо сложнее выживать.
Подумав немного, она промолвила:
— Кроме того, мы живем рядом с морем, и потому всех сильных мужчин забрали во флот.
— Моряки необходимы, если мы хотим выиграть войну, — заметил граф.
— Я понимаю, но от этого страдают.., ваши арендаторы.
Она запнулась перед словом «ваши», потому что чуть было не произнесла «наши», и поняла, что граф это заметил.
Однако он ничего не сказал по этому поводу, и они поехали на следующую ферму, которую Мариста хотела ему показать.
Она как можно деликатнее внушала графу, что теперь поместье принадлежит ему, и, значит, он несет ответственность за людей, живущих на этой земле.
Лишь когда они прощались, она сказала с некоторой робостью:
— Быть может, поездка показалась вам скучной, но я могу только надеяться.., и.., молиться, чтобы вам захотелось сделать эту крошечную часть Англии.., счастливой.
Еще не успев закончить фразу, она испугалась, что граф будет раздражен ее настойчивостью, но он просто ответил:
— Достаточно ли вам моего обещания серьезно подумать об этом?
Мариста вернулась домой позже, чем предполагала, и теперь испытывала сожаление и тревогу из-за всего, что касалось Энтони: почему он не пришел с фермы в обычное время и заходил домой днем?
Впрочем, сейчас она догадывалась, где он был, и дрогнувшим голосом промолвила:
— О Энтони.., как ты мог совершить что-то.., настолько опасное, когда.., его светлость здесь?
— Я подумал, у него все равно не было времени связаться с офицерами таможенной службы, — ответил Энтони. — А мне.., мне нужны были деньги.
— Но к чему такая срочность?
— К тому, что я хочу поехать в Лондон и мне нужна новая одежда, — произнес Энтони вызывающе, словно сестра нападала на него. — Ты видела, как выглядели на приеме другие мужчины? Рядом с ними я был похож на чучело.
Мариста охнула.
— Мне казалось, ты был весьма элегантен.
— Элегантен! — воскликнул Энтони. — Моя одежда давно вышла из моды и, кроме того, сшита не для меня, она даже сидит на мне как на корове седло!
Мариста вздохнула и, чувствуя, что нет смысла продолжать свои сентенции, сказала:
— Ты вернулся, и это главное. Но ты никогда… никогда больше не должен этого делать.
— По крайней мере на сей раз удача мне улыбнулась — именно об этом я и хотел тебе сказать.
— Но почему, сейчас? — удивилась Мариста. — Ты мог бы лечь спать и рассказать мне потом.
К ее изумлению, Энтони покосился через плечо, словно боялся, что кто-то его подслушивает.
— Я вернулся не один, — объяснил он.
Мариста уставилась на него широко открытыми глазами.
— О чем это ты? Я не понимаю.
— Я кое-кого привез с собой.
— Кого? И.., зачем?
Энтони молчал, и Мариста поняла: он старается найти подходящие слова.
"Занимался рассвет, и теперь можно было разглядеть, что волосы у Энтони мокрые и всклокоченные.
Мариста потрогала его за рукав — куртка была влажная.
— Ты попал под дождь, — воскликнула она, — и весь промок! Тебе нужно переодеться, — Непременно, — согласился он. — Но дождь, к счастью, проливной, помог скрыть маленькую лодку от любопытных глаз.
Мариста в этом не сомневалась.
Однако она понимала, как сильно Энтони рисковал. переплывая Ла-Манш, особенно если учесть слова лорда Рэндольфа, что за контрабандистами будут охотиться не только таможенные, но и военные корабли, чтобы не допустить утечки золота во Францию.
— Иди переоденься, — велела Мариста. — Ты запросто можешь схватить простуду.
— Сейчас, — кивнул Энтони, — но сначала послушай меня. Того человека, который приплыл с нами, я спрятал на чердаке, и никто из соседей не должен знать, что он здесь.
— Но, Энтони… — взмолилась девушка и тут же перебила себя, — А вдруг он, шпион? Ты уверен, что не привез одного из шпионов..,. Наполеона.., в, — Англию?
Ее голос задрожал от одной только мысли об этом, и Энтони поспешил ее успокоить.
— Нет, он не шпион. Он мне все о себе рассказал: он англичанин, и вместе со, своими родственниками был интернирован во Франции, когда в 1804 году кончилось перемирие.
— Я помню, папенька рассказывал, тогда очень много туристов были брошены в тюрьмы во Франции.
— Около десяти тысяч человек, — уточнил Энтони. — И семья Эдварда Толмарша — так зовут этого талого — тоже была среди них.
— Какой ужас! Представляю, сколько ему пришлось пережить! — вскричала Мариста. — Ему удалось бежать?
— Да, он убежал.
Несколько минут в комнате стояла тишина.
Наконец Мариста спросила:
— Но если он англичанин и вернулся в свою, страну, зачем хранить это в тайне?
— Ему нужно отыскать своих родственников, и он не хочет, чтобы власти донимали его расспросами насчет Франции. Он предпочитает сам выбрать удобное время и пойти непосредственно в Министерство иностранных дел, чтобы все объяснить так, как он считает нужным.
Немного помолчав, Энтони пояснил:
— Ему еще не исполнилось пятнадцати, когда его родители были интернированы, и неудивительно, что теперь ему в Англии все кажется незнакомым.
Мариста всегда отличалась проницательностью и, кроме того, слишком хорошо знала брата, чтобы не уловить в его голосе нотки беспокойства, и поняла: он тревожится о том же, о чем и она.
Потом она услышала шепот рядом со своей кроватью:
— Мариста, проснись!
Она открыла глаза и в полумраке увидела перед собой Энтони.
— Что случилось? — тоже шепотом спросила она. — В чем дело?
— Мне надо сказать тебе кое-что.
Она села в постели.
— Который час?
— Пять часов.
— Чего ты вскочил в такую рань? — удивилась Мариста. — Сегодня же воскресенье.
По воскресеньям, когда ему не нужно было идти на ферму, Энтони спал допоздна, а иногда, если накануне сильно уставал — почти до ленча.
— Я не ложился, — ответил Энтони.
Глаза девушки привыкли к темноте, и она разглядела, что он одет.
Она вспомнила: накануне вечером его не было дома, и Ханна сказала, что он заходил днем, но скоро вновь ушел.
Когда Энтони не явился и к ужину, Мариста обратилась к Летти:
— Как ты думаешь, Энтони в замке?
— Если да, то я очень обижусь, что граф не позвал и нас, — надула губки Летти.
Мариста не стала ей говорить, что знает, почему их не пригласили.
Как только граф привез Маристу домой после того, как они объехали еще часть владений, он сказал ей:
— Так как я знаю, что вы не желаете видеть Дэшфорда, я не приглашаю вас в замок завтра. Но в понедельник утром он уезжает, и я надеюсь, вы и ваши брат и сестра отобедаете со мной вечером того же дня.
Мариста сама поразилась, почувствовав радость от того, что он не уедет с гостями, но убеждала себя, что ее радует возможность получше ознакомить его с поместьем.
Как будто следуя ее рассуждениям, граф сказал своим обычным сухим тоном:
— Вы должны дать мне время, Мариста, обдумать то, что я увидел сегодня. Некоторые вещи мне пока чрезвычайно трудно осмыслить.
Мариста виновато улыбнулась.
— Мне жаль, если картина показалась вам мрачной, — молвила она, — но война обездолила многих, и пока фермеры в других частях страны, быть может, трудятся успешно, здесь, на малоплодородных землях, людям гораздо сложнее выживать.
Подумав немного, она промолвила:
— Кроме того, мы живем рядом с морем, и потому всех сильных мужчин забрали во флот.
— Моряки необходимы, если мы хотим выиграть войну, — заметил граф.
— Я понимаю, но от этого страдают.., ваши арендаторы.
Она запнулась перед словом «ваши», потому что чуть было не произнесла «наши», и поняла, что граф это заметил.
Однако он ничего не сказал по этому поводу, и они поехали на следующую ферму, которую Мариста хотела ему показать.
Она как можно деликатнее внушала графу, что теперь поместье принадлежит ему, и, значит, он несет ответственность за людей, живущих на этой земле.
Лишь когда они прощались, она сказала с некоторой робостью:
— Быть может, поездка показалась вам скучной, но я могу только надеяться.., и.., молиться, чтобы вам захотелось сделать эту крошечную часть Англии.., счастливой.
Еще не успев закончить фразу, она испугалась, что граф будет раздражен ее настойчивостью, но он просто ответил:
— Достаточно ли вам моего обещания серьезно подумать об этом?
Мариста вернулась домой позже, чем предполагала, и теперь испытывала сожаление и тревогу из-за всего, что касалось Энтони: почему он не пришел с фермы в обычное время и заходил домой днем?
Впрочем, сейчас она догадывалась, где он был, и дрогнувшим голосом промолвила:
— О Энтони.., как ты мог совершить что-то.., настолько опасное, когда.., его светлость здесь?
— Я подумал, у него все равно не было времени связаться с офицерами таможенной службы, — ответил Энтони. — А мне.., мне нужны были деньги.
— Но к чему такая срочность?
— К тому, что я хочу поехать в Лондон и мне нужна новая одежда, — произнес Энтони вызывающе, словно сестра нападала на него. — Ты видела, как выглядели на приеме другие мужчины? Рядом с ними я был похож на чучело.
Мариста охнула.
— Мне казалось, ты был весьма элегантен.
— Элегантен! — воскликнул Энтони. — Моя одежда давно вышла из моды и, кроме того, сшита не для меня, она даже сидит на мне как на корове седло!
Мариста вздохнула и, чувствуя, что нет смысла продолжать свои сентенции, сказала:
— Ты вернулся, и это главное. Но ты никогда… никогда больше не должен этого делать.
— По крайней мере на сей раз удача мне улыбнулась — именно об этом я и хотел тебе сказать.
— Но почему, сейчас? — удивилась Мариста. — Ты мог бы лечь спать и рассказать мне потом.
К ее изумлению, Энтони покосился через плечо, словно боялся, что кто-то его подслушивает.
— Я вернулся не один, — объяснил он.
Мариста уставилась на него широко открытыми глазами.
— О чем это ты? Я не понимаю.
— Я кое-кого привез с собой.
— Кого? И.., зачем?
Энтони молчал, и Мариста поняла: он старается найти подходящие слова.
"Занимался рассвет, и теперь можно было разглядеть, что волосы у Энтони мокрые и всклокоченные.
Мариста потрогала его за рукав — куртка была влажная.
— Ты попал под дождь, — воскликнула она, — и весь промок! Тебе нужно переодеться, — Непременно, — согласился он. — Но дождь, к счастью, проливной, помог скрыть маленькую лодку от любопытных глаз.
Мариста в этом не сомневалась.
Однако она понимала, как сильно Энтони рисковал. переплывая Ла-Манш, особенно если учесть слова лорда Рэндольфа, что за контрабандистами будут охотиться не только таможенные, но и военные корабли, чтобы не допустить утечки золота во Францию.
— Иди переоденься, — велела Мариста. — Ты запросто можешь схватить простуду.
— Сейчас, — кивнул Энтони, — но сначала послушай меня. Того человека, который приплыл с нами, я спрятал на чердаке, и никто из соседей не должен знать, что он здесь.
— Но, Энтони… — взмолилась девушка и тут же перебила себя, — А вдруг он, шпион? Ты уверен, что не привез одного из шпионов..,. Наполеона.., в, — Англию?
Ее голос задрожал от одной только мысли об этом, и Энтони поспешил ее успокоить.
— Нет, он не шпион. Он мне все о себе рассказал: он англичанин, и вместе со, своими родственниками был интернирован во Франции, когда в 1804 году кончилось перемирие.
— Я помню, папенька рассказывал, тогда очень много туристов были брошены в тюрьмы во Франции.
— Около десяти тысяч человек, — уточнил Энтони. — И семья Эдварда Толмарша — так зовут этого талого — тоже была среди них.
— Какой ужас! Представляю, сколько ему пришлось пережить! — вскричала Мариста. — Ему удалось бежать?
— Да, он убежал.
Несколько минут в комнате стояла тишина.
Наконец Мариста спросила:
— Но если он англичанин и вернулся в свою, страну, зачем хранить это в тайне?
— Ему нужно отыскать своих родственников, и он не хочет, чтобы власти донимали его расспросами насчет Франции. Он предпочитает сам выбрать удобное время и пойти непосредственно в Министерство иностранных дел, чтобы все объяснить так, как он считает нужным.
Немного помолчав, Энтони пояснил:
— Ему еще не исполнилось пятнадцати, когда его родители были интернированы, и неудивительно, что теперь ему в Англии все кажется незнакомым.
Мариста всегда отличалась проницательностью и, кроме того, слишком хорошо знала брата, чтобы не уловить в его голосе нотки беспокойства, и поняла: он тревожится о том же, о чем и она.