Картленд Барбара. Мольба о милосердии

   — Ты точно.., уверен, что он.., сказал тебе правду?
   — Конечно, — отрезал Энтони. — А почему это должно быть не так?
   — У тебя будут большие неприятности, если окажется, что он.., шпион.
   Энтони слегка побледнел, и она поспешно сказала:
   — Ладно, иди переодевайся. Расскажешь мне все, когда выспишься.
   — Ты права, — согласился брат. — Просто я не хотел, чтобы ты испугалась, увидев в доме незнакомого мужчину.
   — Ханне надо будет сказать, что это наш друг, которому негде переночевать, — задумчиво произнесла Мариста. — Она не обрадуется, что ей придется кормить лишнего человека.
   — Об этом можешь не волноваться.
   Энтони достал из кармана и бросил на кровать три золотые монеты.
   Мариста потрясение уставилась на них.
   — Соверены? Ты получил их во Франции?
   — Ты знаешь, сколько заплатил мне Толмарш за то, что я согласился его перевезти?
   — Сколько?
   — Сто фунтов!
   Мариста заулыбалась, приняв это за шутку, но, когда увидела, что он абсолютно серьезен, воскликнула:
   — —Сто фунтов! Но откуда у него так много денег?
   — Он уже отчаялся убежать. По его словам, он пытался сесть на другие лодки, но все были настолько забиты грузом, что для него не оставалось места.
   — Все равно не могу понять, зачем ему понадобилось столько платить!
   — Я же сказал тебе, он был в отчаянии! — Энтони помолчал. — Мне пришлось снять два бочонка с бренди и два тюка с табаком, поэтому я дал матросам двадцать пять фунтов. Впрочем, у меня осталось еще семьдесят пять!
   — О Энтони, мне просто не верится!
   — Я дам Ханне и вам с Летти по десятке, а остальное потрачу на себя. Кроме того, я еще получу свою долю выручки, когда груз будет продан.
   — Учитывая, как ты рисковал, ты заслужил эти деньги, — сказала Мариста. — Однако.., пусть это будет в последний раз, Энтони. Пожалуйста, обещай мне!
   Он колебался, и она повторила:
   — Прошу тебя, Энтони!
   — Я постараюсь, чтобы это было в последний раз, — уступил он наконец. — Но я хочу поехать в Лондон.
   Леди Дэшфорд попросила меня быть ее кавалером на балу в среду.
   — Какая леди?
   Мариста, напрочь забывшись, выкрикнула это во весь голос, и Энтони приложил палец к губам.
   — Тише! Не дай Бог, Летти проснется.
   — Ты сказал, леди Дэшфорд попросила тебя быть ее кавалером?
   — Она красива и обаятельна.
   — Но.., если она жена лорда Дэшфорда… Я и не подозревала, что он.., женат!
   — Да, она замужем за Дэшфордом, — кивнул Энтони. — Это его второй брак, и, по ее словам, родственники заставили ее выйти за него, потому что он очень богат.
   — Но… Энтони… — пыталась образумить его Мариста, однако брат не слушал ее.
   — К счастью, — продолжал он, — Дэшфорд не возражает против ее романов, если они не мешают его отношениям с другими женщинами. Она мне нравится, и я хочу поехать в Лондон.
   На мгновение Мариста оцепенела, не в состоянии двигаться, думать и говорить.
   Пока она пыталась найти слова, способные убедить брата, он улыбнулся ей и, оставляя на ковре мокрые Следы, прошел к двери.
   Оставшись одна, Мариста рухнула на кровать.
   В голове у нее все перемешалось, и она никак не могла найти выход из лабиринта, в котором так неожиданно оказалась по милости брата.
   Во-первых, Энтони привел в дом незнакомца, заплатившего астрономическую сумму, чтобы пробраться в Англию.
   Во-вторых, обнаружилось, что лорд Дэшфорд женат и Энтони увлекся его женой.
   «Можно ли хотя бы вообразить нечто подобное?» — вопрошала она себя.
   Мариста была потрясена тем, что лорд Дэшфорд преследовал ее с такой беспрецедентной настойчивостью, в то время как его жена была вместе с ним в замке.
   Потом она рассудила, что именно такого поведения и следовало ожидать от друзей графа.
   Однако сейчас, когда их омерзительная развращенность коснулась лично ее и Энтони, Мариста чувствовала себя не только шокированной, но и оскорбленной.
   И вновь она принялась во всем винить графа.
   Ну почему, почему он не представил Энтони какой-нибудь симпатичной юной девице?
   Впрочем, она знала ответ на этот вопрос — он был весьма прост: вряд ли незамужние девушки согласились бы остаться в замке у графа, а кроме того, он явно предпочитал общество своих ровесников и их жен, таких же безнравственных, как он сам.
   Единственным утешением могло послужить лишь то, что, если лорд Дэшфорд действительно в понедельник уедет, его жене придется уехать вместе с ним!
   Мариста отчаянно старалась придумать какие-то убедительные слова для Энтони, чтобы он не ехал в Лондон и не тратил зря деньги, доставшиеся ему ценой риска.
   Вместе с тем она понимала, что он чувствует, не имея возможности модно одеться, и знала как нельзя лучше, что в некоторой степени ему труднее с этим смириться, чем ей или Летти.
   На приеме они сумели показаться оригинальными и произвести определенный эффект, но второй раз у них это уже не получится.
   На обеде, куда их пригласил граф, всем бы непременно бросилось в глаза, что платья их старомодны, и в первую очередь это не ускользнуло бы от самого графа.
   Совершенно очевидно, что Энтони, как и его отец, ищет столичных удовольствий и хочет произвести впечатление в высшем обществе, а его представители, как и денди, уделяют немало внимания внешнему виду.
   Мариста тяжело вздохнула.
   Как было бы замечательно, если б Энтони смог закончить Оксфорд и подобно отцу поступить в конногвардейский полк.
   Но сейчас Энтони лишен возможности купить место в полку, так что об этом не стоит и думать.
   Внезапно, словно сам дьявол нашептал ей эту идею, Мариста вспомнила о картинах в замке, высоко оцененных другом графа.
   «Теперь уже слишком поздно, даже если б я и захотела стать воровкой, а у меня нет ни малейшего желания ею становиться», — подумала Мариста.
   Однако все ее существо восставало против чудовищной несправедливости: граф благодаря игре случая получил больше, чем рассчитывал, а ее семья вынуждена прозябать в нищете.
   Мариста усилием воли заставила себя не думать о проблемах Энтони и сосредоточилась на непростом вопросе: как быть с их неожиданным гостем?
   Брат сказал, он англичанин, но даже если это и правда, ни Ханне, ни Летти лучше не знать, откуда он взялся и что с ним связана какая-то тайна.
   Размышляя над этим, она была вынуждена признать правоту Энтони: никто из соседей тоже ничего не должен узнать о незнакомце, иначе неизбежны расспросы.
   В деревне знали обо всех, кто сюда приезжал.
   Вылезти из дилижанса незамеченным было невозможно.
   Поскольку новости здесь являлись редкостью, темой для пересудов служила любая мелочь, будь это чья-то курица, которая снесла лишнее яйцо, или чья-то, лошадь, потерявшая подкову.
   Мариста рассчитывала, что сейчас, пока все заняты обсуждением графа и его гостей, никто не станет искать поводов для сплетен в Довкот-Хаусе.
   Она полагала, мистер Толмарш не замедлит с отъездом, и все подумают, будто он остановился в замке.
   Потом она вспомнила, что гости графа ездят в каретах, а не в дилижансах.
   Возникла очередная сложность, и Мариста чувствовала, что скоро запутается в вопросах, на которые нет ответов.
   Вставать в такую рань не было необходимости, но девушка решила, что лежать нет смысла, потому что она все равно уже не заснет.
   Она выбралась из постели и раздвинула шторы.
   Накануне, усталая, она заснула так крепко, что даже не слышала дождя.
   А теперь воочию увидела последствия настоящей бури, разыгравшейся ночью.
   Цветы в саду были сломаны, повсюду блестели лужи.
   Море успокоилось, но над ним стлался туман; под его прикрытием лодки в предрассветный час легко проскользнули незамеченными в пещеры под замком.
   Однако Мариста не могла избавиться от сознания того, что Энтони, как и все местные контрабандисты, напрасно рисковал, переплывая Ла-Манш летом.
   Зимой, когда можно было уходить и возвращаться в течение длинных темных ночей, опасность значительно уменьшалась.
   — Благодарю тебя, Господи, за то, что Энтони вернулся благополучно, — прошептала Мариста. — Но прошу тебя, сделай так, чтобы он больше этим не занимался.
   В следующий раз его могут ранить.., или даже.., убить!
   Ей по-прежнему не давала покоя мысль о таинственном мистере Толмарше, который — кто бы он ни был — заплатил фантастическую сумму за перевоз.
   "Он, вероятно, и впрямь был в отчаянии, :
   — решила Мариста, — от страха, что французы опять его схватят и бросят в тюрьму".
   Ну вот, подумала она, на один вопрос ответ, вроде бы, отыскался.
   Но тех, на которые ответов не было, оставалось гораздо больше.
   Мариста оделась и прошла на кухню.
   Ханна заваривала себе чай.
   — Что-то вы раненько, мисс Мариста! — удивилась она. — Я-то думала, сегодня вы поспите Подольше.
   Мариста села за столик.
   — Утро такое чудесное, — молвила она. — Наверное, меня разбудило солнышко.
   — Дождь полночи не давал мне уснуть, — проворчала Ханна. — Лило как из ведра. Весь пол внизу и вся лестница в мокрых следах.
   По ее тону Мариста поняла, что старая горничная догадывается о происхождении этих следов, но Энтони был ее любимцем, а потому за его тайну можно было не опасаться.
   Впрочем, Маристе все равно не хотелось говорить на эту тему, и она поспешно сказала:
   — Сэр Энтони привел к нам своего друга. Мы уложили его на чердаке..
   Немного помолчав, Ханна заметила:
   — На днях я положила туда одеяло, но простыней на кровати нет.
   — Если он решит остаться еще на одну ночь, мы все устроим, как полагается, — обронила Мариста.
   — Прежде чем приводить своих друзей, сэру Энтони следовало бы предупредить меня, — проворчала Ханна. — Мы вряд ли можем позволить себе принимать гостей.
   Мариста выложила на стол три соверена, и Ханна посмотрела на них так, будто они олицетворяли мировое зло.
   Чуть погодя она сказала:
   — Нищим выбирать не приходится, и деньги остаются деньгами, откуда бы они ни взялись, Но если б ваша бедная матушка знала, что творится в этом доме, она перевернулась бы в могиле!
   — Я знаю, — тихо произнесла Мариста, — но что мы можем поделать?
   — Когда вчера его светлость явился сюда с таким видом, будто этот дом принадлежит ему, да еще и весь мир в придачу, я чуть не сказала ему все, что о нем думаю!
   — О Ханна, пожалуйста, будь с ним повежливее, — взмолилась Мариста. — Я надеюсь уговорить его не брать с нас арендную плату.
   — Если он возьмет с нас деньги, я буду проклинать его самого и всех его потомков до седьмого колена самыми страшными проклятиями, какие только известны ведьмам и колдунам!
   Мариста была поражена ненавистью, прозвучавшей в голосе старой горничной.
   — Это не похоже на тебя, Ханна! — воскликнула она. — И вообще, проклинать кого-нибудь — дурно.
   — Если его светлость выставит нас отсюда, как выгнал из замка, то могу лишь надеяться, что ему доведется пройти через все адские муки!
   Ханна говорила как настоящая ведьма, и Мариста невольно улыбнулась — так необычна была для нее подобная театральность.
   А потом серьезно промолвила:
   — Грустно это сознавать, Ханна, но все проклятия для него — как с гуся вода. Мне кажется, мольба скорее могла бы тронуть его сердце.
   — Ну так постарайтесь умолять убедительнее, мисс Мариста, — саркастически усмехнулась Ханна, — а я попробую умолить мастера Энтони. Он больше думает о себе, чем б нас, а если его посадят в тюрьму, куда нам податься…
   — Не будь с ним слишком строга, Ханна, — попросила Мариста. — Он пообещал мне, что это в последний раз.
   Она помолчала секунду, прежде чем произнести:
   — Он дал нам немного денег, этого хватит, чтобы оплатить все счета и купить еды.
   — Грязные деньги! — фыркнула Ханна. — Сегодня те, кто их получил, сидят в церкви, улыбаются, как Чеширский кот, и радуются, какие они умные, но завтра получат по заслугам!
   — Ханна, не говори так! — воскликнула Мариста. — Это было бы ужасно!
   Горничная села пить чай, а Мариста пошла в маленькую гостиную, чтобы сделать там уборку: это была одна из ее ежедневных обязанностей.., Внезапно она заметила в холле брошенный на стул сюртук.
   Он был мокрый и, судя по всему, принадлежал гостю, которого привез Энтони.
   Мариста отнесла сюртук на кухню.
   — Можно, я повешу его над печью? — спросила она у Ханны. — Он промок насквозь и высохнет не так скоро.
   — Давай-ка его сюда, — недовольно буркнула Ханна. — Можно подумать, в этом доме так мало работы, что мне все время подсовывают новое занятие!
   В свое время Ханна протянула над печью веревку, чтобы вешать белье и одежду, Которые нужно высушить побыстрее.
   Это было весьма уместно зимой, когда солнца днем почти не бывало, но Маристе не нравилось, что вещи пропитываются кухонным запахом.
   Когда Ханна расправила сюртук, девушка подумала, что у него типично французский покрой и сшит он явно из дорогого материала.
   Веревка провисла под тяжестью мокрого сюртука, и Мариста помогла Ханне натянуть ее крепче.
   — И теперь с него будет капать в мои горшки и кастрюли! — проворчала Ханна.
   Словно в подтверждение ее слов послышалось шипение капель, падающих на плиту.
   — Я надеюсь, что это не займет много времени, — смиренно молвила девушка, — но так или иначе, когда он немного подсохнет, его можно будет перенести в сад.
   Одежда Энтони наверняка в таком же состоянии, и чем быстрее все высушить, тем лучше.
   Мариста вышла из кухни и поднялась наверх, где находились три спальни: Летти, Энтони и ее.
   Когда родители были живы, Мариста и. Летти занимали одну комнату, а потом Мариста переселилась в спальню отца и матери.
   Ханна ютилась в небольшой комнатке рядом с кухней, и единственная свободная спальня в доме была на чердаке, куда Энтони и поместил мистера Толмарша.
   Мариста тихо вошла в спальню Энтони.
   Как она и ожидала, он крепко спал, а его одежда валялась на полу.
   Девушка собрала ее и, выходя из комнаты, так же тихо прикрыла за собой дверь.
   Она шла по коридору, держа мокрую одежду на вытянутых руках, чтобы не испачкаться самой, когда услышала, как кто-то спускается по узкой лесенке с чердака.
   Девушка остановилась и, повернувшись, оказалась лицом к лицу с Эдвардом Толмаршем.
   Он был темноволос, не очень высок, и, если бы Энтони не сказал, что он англичанин, его можно было легко принять за француза.
   — Доброе утро!
   — Полагаю, вы — мисс Рокбурн, — поклонился он.
   — Давайте поговорим внизу, — прошептала Мариста. — Мои сестра и брат еще не проснулись.
   — Да, конечно.
   Пропустив Маристу вперед, он пошел следом за ней на первый этаж.
   В холле она сказала ему:
   — Вы идите в гостиную — это комната справа, — а я попрошу Ханну приготовить вам что-нибудь на завтрак.
   Мариста поспешила на кухню и, положив одежду Энтони на пол перед печью, сообщила Ханне:
   — Джентльмен, который остановился у нас, сейчас в гостиной. Ты приготовишь ему завтрак, пока я накрою на стол, хорошо?
   После этого она вернулась в гостиную.
   Мистер Толмарш стоял у окна, глядя на море.
   — Вы, наверное, очень устали, — молвила Мариста. — А Энтони, я уверена, будет спать до ленча.
   — За меня не беспокойтесь, — ответил он. — Однако, я надеюсь, ваш брат сказал вам — никто не должен знать, что я здесь.
   — Да, он говорил, что вы хотите сохранить ваш приезд в секрете, — подтвердила Мариста. — И нам так лучше. Во всяком случае, не будет лишних расспросов и сплетен.
   Мистер Толмарш посмотрел на Маристу, и его взгляд немного смутил ее.
   Желая быть с ним любезной, она вежливо произнесла:
   — Для вас и вашей семьи, наверное, было ужасно попасть во французскую тюрьму.
   — Да, это было весьма неприятно.
   Он говорил медленно, немного растягивая слова, словно хотел придать особое значение сказанному.
   — А что ваши отец и мать? Удастся ли и им совершить побег? — поинтересовалась Мариста.
   Мистер Толмарш покачал головой.
   — Боюсь, это невозможно.
   — Надеюсь, война скоро кончится, и они тоже вернутся в Англию.
   — Я тоже надеюсь.
   Оба надолго умолкли.
   Мариста не знала, о чем еще с ним говорить.
   — Я вижу вдали большой замок, — сказал наконец мистер Толмарш. — Кто там живет?
   — Раньше там жила моя семья, — ответила Мариста, — но теперь он принадлежит графу Стэнбруку.
   Мистер Толмарш нахмурился.
   — Графу Стэнбруку? Вы уверены, что именно он владелец этого замка?
   — Да, безусловно. Кстати, сейчас он там.
   — Он сейчас в замке?
   — Да, он приехал два дня назад.
   Мистер Толмарш недоверчиво глянул на нее и уточнил:
   — — Мы говорим о графе Стэнбруке, близком друге его королевского высочества принца-регента и владельце лошадей, которые неизменно побеждают на скачках?
   — Мне кажется, вы очень точно описали его! — улыбнулась Мариста.
   — Я, и понятия не имел, — медленно проговорил мистер Толмарш, — что он будет "в этом замке. Я думал, он живет в Лондоне.
   — Он владеет этим замком и еще многими другими зданиями и поместьями.
   — Расскажите мне о замке, — попросил мистер Толмарш. — Вы говорите, он когда-то принадлежал вашей семье, значит, вы должны много знать о нем.
   — Немало, — согласилась Мариста. — Он очень древний и был построен еще во времена норманнов.
   Мистер Толмарш проявил откровенный интерес, и она поведала ему историю замка.
   Когда Ханна принесла завтрак, мистер Толмарш продолжал расспрашивать Маристу о строительстве замка и его особенностях.
   Маристе Ханна подала лишь гренки.
   Мистеру Толмаршу досталась яичница, и когда он попросил добавки, Ханна вежливо ответила ему, что в это время года куры плохо несутся.
   К счастью, масла было в достатке, кроме того, Ханна поставила на стол горшочек с медом, купленным на деревенской пасеке.
   Маристу позабавило, что мистер Толмарш посмотрел на домашний хлеб с легким презрением; она вспомнила, как отец говорил, что на завтрак французы наслаждаются круассанами.
   Когда они поели и Мариста поднялась, чтобы отнести на кухню тарелки, мистер Толмарш попросил:
   — Так как, боюсь, посетить этот красивый замок для меня невозможно, не могли бы вы показать мне хотя бы его план или, может быть, у вас найдутся какие-нибудь книги, в которых есть сведения о том, что и когда в нем строилось?
   Мариста улыбнулась.
   — Уезжая из замка, мы взяли с собой книги по истории нашего рода, и в некоторых, насколько я знаю, были планы замка со времен норманнского завоевания до нынешних дней.
   — Как интересно! — воскликнул мистер Толмарш. — Я бы с удовольствием с ними ознакомился.
   «Наверное, он изучает историю, — подумала Мариста, — и весьма прилежен в занятиях».
   Решив, что это будет ему полезно, она отыскала нужную книгу и, оставив его в гостиной, пошла на кухню помогать Ханне готовить, пока не подоспеет время идти в церковь.
   — Сдается мне, сегодня я в церковь не попаду! — брюзгливо посетовала Ханна. — Нам и самим-то едва хватает, а тут еще лишний рот.
   — Может, мне принести чего-нибудь с огорода? — пыталась ублажить ее девушка. — Наверняка найдутся молодая картошка и горошек.
   — Лучше переоденьтесь пока для церкви, мисс Мариста, — заметила Ханна. — Надеюсь, в следующий раз мастер Энтони вымокнет до нитки не перед воскресной службой!
   — Или в любой другой день, — пробормотала Мариста.
   Поднимаясь к себе за шляпкой, она подумала, не разбудить ли Летти, но потом решила этого не делать, так как сестра вечно скучала во время воскресной проповеди, столь длинной и монотонной, что ее никто не слушал.
   Вечерни проходили несколько живее, и на них всегда собиралось больше прихожан.
   Леди Рокбурн неизменно ходила к заутрене, и Мариста считала, что тоже должна это делать, хотя сегодня их семейная скамейка, украшенная гербом Рокбурнов, казалась непривычно пустой.
   Выходит, теперь только она одна и является образцом добродетели…
   Лишь когда Мариста добралась до церкви, она впервые задумалась, имеет ли право занимать скамейку владельцев замка, если граф сейчас находится здесь.
   Потом она решила, что наверняка никому из гостей графа не придет в голову идти в церковь, и эта ее уверенность объяснялась довольно просто.
   Познакомившись поближе с лордом Дэшфордом, она сделала вывод, что это в высшей степени безнравственный человек, и не сомневалась, что остальные гости графа ему под стать.
   «Чем скорее они все уедут, тем лучше», — рассудила она, идя через приходское кладбище.
   Однако она вынуждена была признаться себе, что, когда граф возвратится в Лондон, жизнь снова покажется ей однообразной и скучной.
   Прихожан было немного; явились в основном дряхлые старики, которым тяжело ходить на вечернюю молитву.
   Алтарь утопал в цветах, и они казались еще красивее на фоне древнего камня.
   Надгробия и памятники на могилах Рокбурнов сегодня выглядели особенно трогательно, и у Маристы возникло странное чувство, будто предки стараются ободрить ее, зная, как она нуждается в их поддержке.
   Жена викария играла на органе.
   Мариста прикрыла за собой резную дубовую дверцу, отделяющую их фамильное место для молитв, и опустилась на колени, положив на пол мягкую подушечку леди Рокбурн.
   Она молилась долго: благодарила Бога за то, что Энтони благополучно возвратился из Франции, и просила, чтобы граф позволил им остаться в Довкот-Хаусе и жить там бесплатно.
   Когда же Мариста поднялась с колен и села на обитую бархатом скамейку, она почувствовала, что в церкви происходит нечто необычное.
   Оглянувшись, девушка с изумлением увидела, что викарий ведет по проходу между скамьями графа.
   В первое мгновение она подумала, будто граф в этой церкви впервые, поэтому неудивительно, что викарий хочет показать ему скамейку владельцев замка.
   Вот они подошли, и викарий указал графу туда, где сидела Мариста.
   Конечно, сейчас ее попросят освободить место, которое она занимала с тех пор, как себя помнила.
   Может быть пересесть сразу?..
   Но граф все-таки один, а мест много; к тому же, если она сейчас уйдет, это может быть истолковано превратно.
   В общем, Мариста осталась сидеть, где сидела.
   Единственным утешением для нее было то, что она не заняла высокую скамью с резными подлокотниками и специальным пюпитром для книг, принадлежавшую ее отцу.
   Проводив графа, викарий вернулся на свое место и погрузился в молитву.
   Граф сел и взглянул на Маристу.
   На губах его появилась легкая улыбка, как будто он знал, что она не ожидала увидеть его в столь ранний час, и шепотом, чтобы слышала только она, сказал:
   — Доброе утро, Мариста! Как видите, я исполняю свой долг.
   — Я.., я не ожидала.., что вы придете на службу, — пролепетала девушка, — и я боюсь, что не должна больше занимать это место, раз замок уже.., не принадлежит нашей семье.
   — Я думаю, мы вполне уместимся на одной скамейке, — заверил ее граф, — и нам не будет тесно, если только кто-нибудь еще не захочет к нам присоединиться.
   Предположив, что он имеет в виду кого-то из своих гостей, Мариста прошептала:
   — Гулянье за полночь не очень совместимо с посещением церкви.
   На этом им пришлось прервать разговор, поскольку служба началась.
   На сей раз викарий, ко всеобщему удивлению, говорил всего десять минут.
   Это так отличалось от его обычной многоречивости, что Мариста заподозрила, будто граф попросил его уложиться в определенное время.
   Певчие вели себя как подобает, и, хотя Мариста ко всему этому давно привыкла, сейчас она пыталась взглянуть на службу глазами графа и подумала, что ему, наверное, она кажется скучной.
   Прихожане, как в те дни, когда сэр Ричард был еще жив, дождались, пока Мариста и граф покинут храм.
   На церковном дворе граф неожиданно сказал:
   — Не хотите ли, Мариста, чтобы я отвез вас домой?
   Как видите, я пытаюсь соответствовать тому образу владельца замка, который вы мне нарисовали.
   Мариста не удержалась от улыбки.
   — Я была совершенно уверена, — молвила она, — что вы не придете в церковь, и не сомневаюсь, это было в первый и последний раз.
   — Как бы там ни было, — усмехнулся граф, — надеюсь, я заслужил вашу похвалу.
   — Зачем вам моя похвала? По-моему, вы и так вполне довольны собой.
   — Допускаю, что я был доволен собой, пока не приехал в замок, — кивнул граф. — Но с тех пор, Мариста, вы так ясно указали мне на мои ошибки и недостатки, что теперь я очень остро их ощущаю.
   Мариста издала слабый вскрик.
   — О, только не это! Вам совсем не нужно себя изменять! Ни в лучшую, ни в худшую сторону… Вы — это вы, какой есть.
   Граф взглянул на нее с любопытством.
   Они ехали в чрезвычайно удобном открытом экипаже, и Мариста восхищалась, как модно и элегантно выглядит граф в изящной визитке и высоких ботфортах, которые наверняка вызвали бы у Энтони жгучую зависть.
   Один его белый галстук чего стоил!
   Мариста в отчаянии подумала, что если Энтони желает выглядеть так же элегантно, то на своих пятидесяти пяти фунтах он далеко не уедет.
   — Чем вы встревожены, Мариста? — вдруг спросил граф.
   — Откуда вы знаете, что я встревожена?
   — Я уже говорил, у вас очень выразительные глаза.
   — Значит, мне придется впредь опускать их в вашем присутствии или говорить только о том, чем я сама хочу с вами поделиться.
   — Мне кажется, хотя я могу и ошибаться, — заметил граф, — вы от меня многое скрываете.
   Застигнутая врасплох, Мариста поспешила задать вопрос:
   — Почему вы. — , думаете, будто я от вас что-то скрываю?