— Входи, Джеб, — резко сказал маркиз. Оборванец повиновался. Он был худ и тщедушен, а сломанный нос придавал ему несколько нелепый вид, хотя взгляд его был острым и проницательным.
   Он подождал, пока маркиз закрыл дверь, и только потом сказал:
   — Он сбежал, хозяин!
   — Он исчез? — воскликнули все четверо хором.
   — Рассказывай сначала, — повелительно сказал маркиз.
   — Я все сделал, как вы приказали, милорд, — начал Джеб, крутя в руках помятую шляпу. — Я стою у ступенек и вижу, как его честь подкатывает в своем каррикле. Я думаю: он его оставит, но нет — он велит кучеру ехать домой. Потом заходит. Я оглядываюсь: странно, ведь если он будет уезжать, так ему не на чем. И тут я вижу: под деревьями, в тенечке ждет Билл Доуз со своей бритсей, а в нее запряжены самые резвые его лошадки.
   — Кто такой Билл Доуз? — перебил его лорд Хобарт.
   — У него самое быстрое время от Лондона до Брайтона, — кратко пояснил маркиз. — Владелец ливрейной конюшни и лучший ездок во всей Англии. Продолжай, Джеб.
   — Я Билла знаю, — повиновался Джеб, — поэтому я к нему подгребаю и говорю так небрежно: «Хорошие у тебя сегодня лошадки. Чей рекорд собираешься сегодня побить?»— «Мой собственный», — отвечает. «Ну-ка, ну-ка, — говорю я, — его королевское высочество едет из Лондона в Брайтон четыре с половиной часа, а ты — четыре часа двадцать минут. Но тебе не хочется обижать гордых принцев, поэтому ты помалкиваешь».
   «Не этот рекорд, — отвечает Билл. — В прошлом месяце я проехал из Лондона до Дувра за три часа двадцать пять минут. Если мне не удастся срезать десять минут с этими клячами и теми, что я приготовил на полпути, то я их всех сведу на живодерню». — «Удастся, — говорю я. — Тебе ведь нет равных в том, чтобы заставлять лошадок пролетать милю за милей, а, Билл?» Он ухмыляется, и я уже думаю: вот сейчас он мне даст пару медяков, чтобы я выпил за его здоровье, но тут его окликнули из подъезда, он хлестнул лошадей и полетел.
   — Дувр, так вот куда направляется Каддингтон! — воскликнул граф Сент-Винсент.
   — Ты еще не договорил, Джеб? — прервал графа маркиз.
   — Нет, хозяин. Я прицепился сзади, как вы и велели, чтобы убедиться, что он не повернет. Скажу я вам, милорд, опасное это дело, — ехать между колес, когда правит Билл. Да и увидеть меня могли, потому что верх был опущен.
   — Что он называет «бритсей»? — осведомился лорд Хобарт.
   — Он имеет в виду легкую бричку, — объяснил маркиз. — Это новый экипаж, рассчитанный на быструю езду. Кучер сидит впереди, а за ним места для двух пассажиров. Они чертовски скоростные, могу вас уверить. Продолжай, Джеб.
   — Я надеялся, что ваша светлость наградит меня за то, что я рисковал здоровьем и жизнью, — проныл Джеб.
   — Сначала я хочу услышать всю историю до конца, — резко сказал маркиз. — Ты действительно убедился, что он поехал по Дуврской дороге?
   — Да, милорд, но мы оказались бы там гораздо раньше, если бы он не остановился в Чел-си, чтобы забрать свою кралю.
   Маркиз застыл.
   — Челси? — спросил он голосом, который разнесся по комнате, как гром.
   — Да, милорд, совсем меня это ошарашило. Билл останавливается у какого-то дома на Куин-Уок, и его честь выскакивает. Я еле успел отбежать, чтобы он меня не увидел.
   — Что было дальше? — спросил маркиз таким голосом, что больше никто не решился вмешиваться в их разговор.
   — Через пару секунд она выходит. Прехорошенькая…
   — Она шла добровольно? — прервал его маркиз.
   — Святой истинный крест! — ответил Джеб. — Сбежала по ступенькам в синем дорожном плаще с капюшоном на голове.
   — Она не протестовала, не кричала? — пытал его маркиз.
   — Нет, хозяин, чтоб мне провалиться, если я вру! — сказал человечек, испуганный резким тоном маркиза и его гневным выражением лица. — Она бежит по тротуару и влезает в карету, как будто торопится не меньше его.
   — Она с ним не говорила? — спросил маркиз, чуть помолчав.
   — Клянусь, милорд.
   Казалось, Алтон окаменел.
   Сидящие за столом люди, глядя на него, поняли, что речь идет о какой-то неприятной неожиданности, и молчали.
   И тут, словно почувствовав, что должен как-то ослабить невыносимое напряжение, Джеб нерешительно сказал:
   — Она что-то сказала, хозяин.
   — Что?
   — Только не ему, а старухе, которая подошла к двери, когда они уезжали.
   — Что она сказала?!! — взорвался маркиз. Говори, пока я тебя не придушил!
   Он сделал шаг в сторону тщедушного оборванца, и тот испуганно попятился.
   — Она сказала, милорд, — и я уверен, что не ошибаюсь: «Не волнуйся, дорогая, — может, Клайд ранен не так уж серьезно». Вот что она сказала, хозяин. Я не вру, это ее собственные слова.
   — Так вот как он заманил ее! Маркиз распахнул дверь библиотеки и вышел в холл.
   — Пусть мне немедленно оседлают самого быстрого коня! — приказал он. — Мерку… Нет, Громовержца. И пусть моя дорожная карета с четверкой и лишним грумом едет по Дуврской дороге, пока не догонит меня. Я поеду напрямик. Все понятно?
   Лакей бросился выполнять приказ.
   Маркиз вернулся в библиотеку, бросив на ходу Джебу кошелек, и, подойдя к столу в дальнем конце комнаты, достал дуэльные пистолеты и начал их заряжать, не обращая внимания на гостей, изумленно смотревших на него.
   Когда он наконец сунул в карман сначала один пистолет, а потом второй, лорд Хобарт не выдержал:
   — Что вы собираетесь делать, Алтон?
   — Убить это отребье, — коротко ответил маркиз.
   Лорд Хобарт откинулся на спинку стула:
   — Я полностью поддерживаю вас.
   — И я, — добавил граф Сент-Винсент. Только лорд Хоксбери смотрел на маркиза озабоченно:
   — Осторожнее, Алтон! Нет ничего опаснее крысы, загнанной в угол!
   Но его предупреждение не было услышано: маркиз быстрыми шагами вышел.
 
   Сильвина сошла к завтраку настолько переполненная счастливыми мыслями, что не сразу заметила непривычную молчаливость брата.
   Накануне всю дорогу домой из Алтон-Парка он без умолку говорил о маркизе, о том, как он им восхищается и как хотел бы во всем ему подражать.
   — Ты обратила внимание на то, как на нем сидит фрак, Силь? — спрашивал он. — Надо узнать, кто ему шьет: Уэстон или Стульц! Ни морщинки! Сидит, как влитой! А его галстуки! Если бы мне хоть раз удалось завязать узел, хоть немного похожий на его, я, наверное, умер бы от счастья.
   Он все говорил и говорил… Сильвина поняла, что со свойственным юности энтузиазмом Клайд нашел себе кумира.
   — Видела бы ты, как он ездит верхом! Кажется, они с конем — одно целое. Я знаю, у него породистые лошади, но он их великолепно показывает, Силь. И я уверен, что и на какой-нибудь старой кляче он выглядел бы не хуже. Вот это мастерство верховой езды! Мне бы хотелось увидеть, как он правит четверкой. Говорят, он делает повороты круче всех в Лондоне!
   Сильвина была счастлива сидеть и слушать бесконечные похвалы человеку, одно имя которого заставляло ее трепетать от радости и восторга.
   «О, сэр Юстин, сэр Юстин! — повторяла она про себя. — Я снова нашла вас. Ничто на свете не важно, раз вы… любите меня».
   Она вспоминала, как он целовал ее ладони, вручая ей свое сердце, и лелеяла в душе эту тайну… Она даже уснуть не могла от счастья, и только прижималась губами к своим ладоням, словно на них остались следы поцелуев Юстина Алтона.
   Но, как ни странно, этим утром Клайд хмуро молчал.
   — Что с тобой, милый? — спросила наконец девушка. — Я вижу, ты плохо спал.
   Ее брат встал из-за стола и подошел к окну.
   — Когда мы вернулись вчера домой, я все думал, — тихо сказал он, — что поступаю, как трус, Силь. Не годится мужчине прятаться за спину женщины.
   — Но, Клайд… — начала было Сильвина, но он поднял руку, призывая ее замолчать.
   — Я принял решение, — сказал он, — и поступлю так, как сделал бы маркиз, окажись он на моем месте. Я собираюсь ему во всем признаться, Силь. Я скажу ему правду — и надеюсь, что он поверит мне.
   Сильвина сжала руки.
   Секунду она колебалась, не сказать ли брату, что эта жертва уже не нужна. Маркиз обещал спасти их обоих и знал, что трудное положение, в котором оказался Клайд, — не его вина. Но тут она вспомнила, что обещала маркизу никому не рассказывать о происшедшем. А как она могла успокоить Клайда, не открыв ему, что попала в чужую спальню, убегая от любвеобильного мистера Каддингтона?
   — Если маркиз будет сегодня у себя, — нервно произнес Клайд, — я попрошу, чтобы он принял меня. Наверное, после ленча это будет удобно. Если нет, то обязательно завтра. Не спорь со мной, Силь, я решился.
   Он посмотрел на сестру словно впервые и увидел у нее на глазах слезы.
   — Ничего, — сказал он, — не надо огорчаться. Я приму то наказание, какое мне назначат, и, надеюсь, покажу себя мужчиной.
   — Ах, Клайд, я так горжусь тобой! — воскликнула девушка.
   — Не с чего, — ответил он, смутившись. — Мне следовало это сделать сто лет назад. Но только когда я попал в Алтон-Парк, познакомился с маркизом и почувствовал, как он отличается от этой низкой свиньи, Каддингтона, я понял, что позволил себя запугать и веду себя, как подлец. Отцу было бы стыдно за меня, и маме тоже. Ты не должна была позволять мне так поступать, Силь.
   — Я так боялась за тебя!
   — Мне стыдно за самого себя, право же. Ну, ладно, надо мне идти. Раннее утро не время для героики. — Клайд подошел к сестре и обнял ее.
   Сильвина не успела больше ничего сказать ему — он ушел. Услышав, как за ним захлопнулась парадная дверь, она сжала руки и прошептала:
   — Спасибо тебе, Боже, слава Тебе! Только сейчас девушка поняла, как больно ранила ее готовность Клайда принести ее в жертву, не обращая внимания на ее страдания, ради того, чтобы самому оставаться в безопасности. Теперь он намерен был сам бороться с трудностями, как подобает мужчине, и с внезапным приливом радости Сильвина подумала, что этим они обязаны маркизу.
   Какой он необыкновенный, какой хороший и безупречный во всем!
   Девушка долго сидела в столовой. Она была так счастлива, что не замечала, как бежит время. Бесси не стала беспокоить ее. Потом она поднялась наверх, надела шляпку и вывела Колумба погулять на солнышке. Вернувшись, она вспомнила, что еще ничего не сделала по дому.
   — Извини, Бесси, — сказала она, встретив старую служанку в узкой прихожей. — Я этим утром расслабилась, но ты должна меня простить.
   — Я готова простить вам все, что угодно, лишь бы видеть ваше личико счастливым, мисс Сильвина, — ответила Бесси. — Вы заслуживаете счастья, право слово.
   — Все будет в порядке, — сказала девушка. — Обещаю тебе, Бесси, все будет в порядке!
   Но еще не смолкли ее слова, как в дверь громко и настойчиво постучали. Бесси пошла открыть — и в дом тут же ворвался мистер Каддингтон.
   — Вы! — ахнула Сильвина, бессознательно отступая.
   — Идемте быстрее, — сказал он. — Произошел несчастный случай. Вы должны немедленно ехать к Клайду. Он ранен и зовет вас!
   — Что случилось? — воскликнула Сильвина. — Что с ним?
   — Я все расскажу вам по дороге, — ответил мистер Каддингтон. — У, вас есть плащ?
   — Где-то есть, — растерянно сказала она, дрожащими от волнения руками надевая шляпку.
   — Я сказал — плащ, — укорил ее мистер Каддингтон. — У меня открытый экипаж, а ветер холодный.
   Бесси удивленно посмотрела на него: день был теплый, — но достала из шкафа в прихожей дорожный плащ Сильвины.
   Плащ был из недорогих, темно-синей шерсти, с капюшоном, отделанным пухом марабу, но очень шел девушке. Бесси на ходу накинула его на плечи спешившей к двери Сильвины.
   Мистер Каддингтон открыл дверь и вышел первым. Уже на ступенях девушка вспомнила, как Бесси обожает Клайда, повернулась к служанке и, обняв старушку, сказала:
   — Не волнуйся, дорогая, может быть, Клайд ранен не так уж серьезно.
   Потом она сбежала вниз и поспешила к карете, которая сразу же тронулась. Лошади скакали, как показалось Сильвине, необыкновенно быстро.
   Мистер Каддингтон молчал. Вскоре она заметила, что дома остались позади и они едут уже за городом.
   Тогда Сильвина повернулась к сидящему рядом с ней человеку и спросила:
   — Куда мы едем? Клайд отправился в Уайт-холл! Пожалуйста, скажите мне, что случилось.
   С улыбкой на толстых губах тот посмотрел в ее бледное, напряженное личико.
   — Можешь успокоиться, — сказал он, — никакого несчастного случая не было. Насколько я знаю, Клайд в целости и безопасности сидит в своем кабинете.
   — В своем кабинете! — изумленно повторила Сильвина. — Тогда почему мы мчимся из города?
   — Потому что я так хочу, — грубо ответил Каддингтон.
   — Но куда вы везете меня?
   — Во Францию.
   — Во Францию? Вы сума сошли?! Мы воюем с Францией!
   — Тем не менее мы с тобой пересечем Ла-Манш, — ответил мистер Каддингтон.
   Сильвина испуганно смотрела на него, как смотрят на безумца.
   — Но… в чем же дело? — спросила она.
   — Потому что у меня есть сообщение для императора французов, которое приведет его в восторг и обеспечит нам с тобой, дорогая, возвращение в Англию вместе с победителями в качестве чуть ли не короля и королевы этого острова.
   — Вы… сумасшедший! — испуганно прошептала Сильвина.
   — О нет, я совершенно в здравом уме, — ответил мистер Каддингтон. — Ты понимаешь, что мы будем жить в Букингемском дворце? И я принял решение, которое понравится тебе, дорогая. Нашей загородной резиденцией будет Алтон-Парк. Прекрасное место, где можно хорошо принимать гостей.
   — Но Алтон-Парк принадлежит… маркизу, — запинаясь, сказала Сильвина, почти не соображая, что говорит.
   — Маркиз умрет! — рявкнул мистер Каддингтон. — Со всеми другими членами правительства, которых уже приговорил к смерти Наполеон Бонапарт.
   — Дайте мне сойти! — воскликнула Сильвина. — Я больше не могу находиться с вами. Я не понимаю, что произошло и почему вы можете шутить такими серьезными вещами, но если Клайд не ранен, я хочу вернуться домой.
   — Ты вернешься домой, когда этого захочу я, — ответил мистер Каддингтон. — И наш дом будет совсем не похож на тот жалкий, убогий домишко, который ты сейчас оставила. Понимаешь? Я буду самым важным человеком в Британии! Я буду наместником Бонапарта, и, как это обычно бывает, он наградит меня титулом, может быть, даже сделает королем. — В голосе его звучало торжество. — Но, как бы то ни было, — добавил Каддингтон, — у меня будет власть — власть над людьми, которые меня презирали, над людьми, которые смеялись надо мной, считая меня гениальным, но недостойным сидеть с ними за одним столом.
   — Значит… вы… предатель?!! — бросила ему в лицо Сильвина.
   — Да, предатель! — гордо подтвердил тот, — и разоблачить меня они не смогли. Теперь скоро, очень скоро, — может, уже завтра, — они на горе себе узнают, что я не тот человек, кем можно пренебрегать и над кем издеваться.
   — Могу только надеяться, что вы получите по заслугам, — с горечью сказала девушка. — Но по крайней мере не вовлекайте меня в ваше предательство. Я англичанка и горжусь этим. Мой отец всю жизнь служил стране, мой брат был в армии. Неужели вы думаете, что я могу смотреть на вас без отвращения, без презрения к вам и тому, что вы делаете?
   Злобно рассмеявшись, мистер Каддингтон протянул к ней руки.
   Сильвина попыталась забиться в угол экипажа, но они сидели слишком близко друг от друга, а то, что экипаж раскачивался из-за быстрой езды, мешало ей вывернуться из обхвативших ее рук; кроме того, девушке мешал накинутый на плечи плащ. Как она ни изворачивалась, ее спутник притянул ее к себе, смеясь над ее попытками высвободиться.
   — Так ты все еще презираешь меня! — воскликнул он. — Ну, что ж, по крайней мере не скоро мне наскучишь. Но я тебя укрощу. Как я сказал тебе той ночью, я сумею сделать тебя покорной и услужливой, сломаю твою гордость.
   — Отпустите… меня! — взмолилась Сильвина. Ей было так страшно, как никогда в жизни.
   Каддингтон понял, что она имеет в виду нечто более значимое, чем то, что он обнимает ее.
   — Ты поедешь со мной во Францию, — ухмыляясь, заявил он. — Но мы поженимся не там. Жители Британии любят свадьбы почти не меньше коронаций.
   — Неужели вы действительно думаете, что я… выйду за вас замуж?.. За человека, предавшего свою страну, свой народ? — с горечью спросила Сильвина.
   — Думаю, что после сегодняшней ночи у тебя не будет выбора, — ответил Каддингтон.
   Во взгляде, устремленном на девушку, читалась похоть, и она отпрянула как можно дальше. Взяв ее пальцами за подбородок, бывший помощник министра силой повернул ее лицо к себе.
   — Такая маленькая, беспомощная, и все столь же соблазнительная, — сказал он.
   От похоти, слышавшейся в его голосе, Сильвину затошнило. А потом его толстые губы, горячие и безжалостные, прижались к ее рту, и ей показалось — еще немного, и она умрет от унижения.
   Он целовал ее грубо, жестоко, пока она не начала задыхаться. Ей казалось — он тянет ее вниз, в темное, тенистое болото разврата, от грязи которого ей уже никогда не очиститься. Каддингтон, не отрываясь от ее губ, просунул руку ей под плащ и грубо схватил за грудь, порвав при этом тонкую материю газового платья. Девушка отчаянно сопротивлялась, хотя и понимала, что это бесполезно.
   Когда он наконец оторвался от ее губ, она была почти без сознания. Глядя в ее помертвевшее от ужаса личико, Каддингтон ухмыльнулся.
   — Ну, вот видишь, как ты беспомощна, — издевался он. — Неужели ты и вправду думала, что сможешь противиться мне? Но придет время — и ты будешь восхищаться мною и благоговеть, видя, чего я достиг.
   — Вы… мне… отвратительны, — еле выговорила Сильвина дрожащими губами.
   Негодяй расхохотался и хотел снова поцеловать ее, но что-то заставило его взглянуть назад, поверх откинутого верха экипажа; и тут он отпустил девушку, стремительно разжав объятия, и пробормотал едва слышно:
   — Не может быть… Слишком рано, они не могли ничего обнаружить.
   — Что это? — спросила Сильвина: в ее душе внезапно замерцал слабый луч надежды.
   Повернувшись, тот зарычал на нее как загнанный зверь:
   — Маркиз приходил к вам сегодня утром? Кто-нибудь мог узнать, что мы вместе уехали из Лондона?
   — Нет… нет, я… не думаю, — отвечала Сильвина, но глаза ее засветились.
   Когда мистер Каддингтон отвернулся от нее, девушка приподнялась на сиденье, чтобы посмотреть назад, и увидела то, о чем молилась без надежды на милость Бога: всадника, настигающего их в тучах пыли, человека, которого она сразу же узнала по широким плечам, сдвинутой на бок шляпе и великолепной посадке.
   — Это маркиз! — воскликнула она невольно.
   — Да, маркиз, — мрачно подтвердил Каддингтон, — и он один.
   Сильвина вдруг заметила, что тот достал из кармана пистолет и взводит курок.
   — Что вы… собираетесь делать?! — в отчаянии воскликнула она, все сразу поняв.
   — Убить его, — ответил Каддингтон. — Он просто получит по заслугам раньше других.
   — Но вы не можете… не можете так хладнокровно… убить человека, — воскликнула она.
   — Тебе так важно, будет он жить или нет? — спросил мистер Каддингтон. — Я этого не думал, но, видимо, я ошибся. Если мои подозрения верны, забавно будет обнимать тебя сегодня ночью голую и знать, что ты горюешь по этому выродку-аристократу, лежащему в пыли и крови на проезжей дороге.
   — Я всегда знала, что вы… подлый и злой, — прошептала Сильвина. — Я поняла это, как только увидела вас… А теперь я знаю, что вы еще хуже… вы… вы просто дьявол…
   И тогда в ужасе, охватившем ее сердце подобно щупальцам спрута, она вспомнила, что, пытаясь заглянуть в будущее маркиза, видела там и опасность, подстерегающую его, и пролитую кровь.
   — О Боже, пощади его! — взмолилась она вслух и крикнула мистеру Каддингтону:
   — Не делайте этого! Я умоляю вас, не трогайте его! Я буду для вас тем… что вы хотите, но… сохраните ему жизнь!
   Каддингтон только рассмеялся, и девушка почувствовала, что ее слова только разожгли его жажду крови.
   Всадник приближался. Каддингтон повернулся, встал на колени на сиденье, опираясь на откинутый верх, и начал целиться в маркиза, что было не просто: дождя не было уже больше недели, и дорожная пыль вздымалась такими густыми клубами, что временами совсем скрывала Алтона из вида.
   Билл Доуз великолепно правил лошадьми, но арабских кровей конь маркиза мог догнать любую лошадь ливрейной конюшни. Сильвина понимала, что еще несколько секунд — и Алтон поравняется с каретой и заставит кучера остановиться. Она хотела было крикнуть, предупредить его об опасности, но голос ей не повиновался.
   Уже слышен был стук копыт коня приближавшегося всадника, и сквозь пыль отчетливо можно было разглядеть лицо маркиза. Каддингтон привстал на коленях и поднял пистолет, готовясь стрелять.
   В безнадежной попытке спасти любимого Сильвина бесстрашно бросилась на его противника: она толкнула вверх дуло пистолета, и, несмотря на ее хрупкость и слабость, ее поступок оказался спасительным для Юстина Алтона. Каддингтон успел нажать на спусковой крючок, но вскинувшийся вверх от удара девушки ствол пистолета дал промах и только прострелил шляпу маркиза, сбив ее с головы.
   Не успел еще смолкнуть грохот выстрела Каддингтона, как маркиз тоже выстрелил и, будучи первоклассным стрелком, на полном скаку сумел попасть Каддингтону точно в сердце.
   Помощник министра хрипло вскрикнул и, раскинув руки, рухнул назад, в экипаж. Он лежал на полу, и кровь алым потоком заливала его белую рубашку.
   Билл Доуз с трудом сдержал испуганных лошадей и остановился.
   Маркиз подъехал к карете с той стороны, где сидела Сильвина, и увидел, что она дрожит, забившись в самый угол, а широко раскрытые испуганные глаза девушки неотрывно смотрят на лежащее у ее ног тело.
   Алтон спешился, накинул поводья на один из фонарей экипажа и, открыв дверцу, нежно привлек ее к себе.
   — Все в порядке, дорогая, — сказал он, — ты в безопасности.
   С тихим рыданием, которое вырвалось, казалось, из самой глубины ее души, девушка уткнулась лицом в его плечо.
   — Я думала, он… убьет тебя… — прошептала она.
   — И мог бы, если бы не ты, — ответил маркиз.
   Он поднял ее и поставил на землю, продолжая прижимать к себе. По дороге к ним приближался отряд кавалерии.
   Офицер спешился, подошел к маркизу и щегольски отдал ему честь.
   — Майор Уиндем к вашим услугам, милорд.
   Маркиз ответил ему с улыбкой:
   — Так это ты, Фредди. Сейчас я рад тебе как никому.
   — Похоже, ты опять попал в переделку, Юстин, — с ухмылкой отозвался майор. — Невольно вспомнишь прошлое, приходя тебе на выручку в решающий момент.
   — Да я уже сам себя выручил, что, хотел бы тебе напомнить, Фредди, мне удавалось делать и в других случаях, — парировал маркиз.
   Майор Уиндем взглянул на труп Каддингтона.
   — Да, ты сработал аккуратно, — признал он. — Что прикажешь сделать с телом?
   — Послушай, Фредди, это серьезно, — сказал маркиз. — Во-первых, в его кармане лежит запечатанный пакет, хотя, может быть, он его уже вскрыл. Уничтожь его лично, пусть никто его даже не увидит. Там всякий бред, но если он попадет не в те руки, то может наделать неприятностей. Ты понял?
   — Конечно, понял, — обиженно ответил Фредди Уиндем. — Я что, стал похож на болвана?
   — Нет, ты похож на прекрасного офицера, умеющего поступать осмотрительно, — о таком человеке я и просил. Потом допроси парня, который правил, и точно узнай, куда он вез эту свинью, — между прочим, это был предатель, перешедший на сторону Бонапарта. Достигнув побережья, он собирался пересечь пролив.
   — С дамой? — осведомился майор Уиндем.
   — С дамой, — мрачно подтвердил маркиз.
   — Тогда надо, чтобы мы задержали судно, на которое они должны были сесть?
   — Вот именно. Ничего не скажешь, Фредди, ты всегда быстро соображаешь. Пошли нескольких самых быстрых всадников, пусть предупредят военных моряков или береговую охрану, — кто окажется ближе, — а те сделают остальное.
   — А мне нельзя с ними поехать? — спросил майор Уиндем. — Очень не хочется пропустить самое интересное.
   — Нет, пошли субалтерна. Для тебя будет дело поважнее.
   — И какое же?
   — Как можно скорее отвези тело в свой лагерь, — распорядился маркиз. — Накрой его одеялом или флагом, — что окажется под руками, и немедленно доставь в штаб своего командования. Там его положат в гроб, а крышку пусть заколотят. Понимаешь, Фредди? Никто не должен видеть, что его застрелили. Командующий скажет хирургу полка, что помощник министра иностранных дел умер от сердечного приступа, направляясь в лагерь для инспекции. Хирург с этим согласится. После этого ты с воинскими почестями препроводишь тело в Лондон, где дальше этим делом займутся лорд Хобарт и лорд Хоксбери.
   — Господь милосердный, Юстин, на этот раз ты и вправду хочешь устроить спектакль, а? — изумился майор Уиндем.
   — В интересах нации чрезвычайно важно, чтобы не было скандала, — коротко пояснил маркиз. — Ты можешь положиться на своих людей?
   Тот ухмыльнулся:
   — Я пообещаю такое суровое наказание за болтовню, что им не захочется распространяться обо всем этом.
   — Тогда действуй. И не теряй времени, Фредди. Чем быстрее это закончится, тем лучше для всех.
   — Я все понял, — с неожиданной серьезностью сказал майор.
   Он с любопытством взглянул на Сильвину, по-прежнему прятавшую лицо на плече маркиза.
   Тот тоже посмотрел на нее, опустив глаза.
   — И еще одно, — сказал он. — Я сейчас уведу отсюда мисс: это зрелище не для нее. Оставь одного из своих людей; пусть он держит лошадь и сообщит, когда прибудет моя карета — она ненамного отстала. Потом он присоединится к тебе.
   — Будет сделано, — пообещал майор Уиндем, — и… наилучшие пожелания, Юстин.
   Маркиз поднял брови, а его старый друг негромко добавил:
   — Я еще никогда не видел тебя таким счастливым.
   Алтон только улыбнулся в ответ и, подхватив Сильвину на руки, унес в обступивший дорогу лес, деревья которого отбрасывали тени на открытый экипаж с его недвижным пассажиром.
   Маркиз отошел туда, где не видно и не слышно было тех, кого они оставили позади, и осторожно поставил Сильвину на землю. Капюшон плаща соскользнул со светлых волос девушки и, крепко сжав ее руки в своих, Юстин Алтон стоял и смотрел на нее, как будто никогда прежде не видел. Лицо ее оставалось бледным, но глаза сияли.
   — Все позади, дорогая моя, — мягко сказал он ей, — кошмар кончился. Нет больше ни демонов, ни чудовищ, ни драконов, — ничего, что пугало тебя.
   — Значит, я… свободна?! — сказала она дрогнувшим голосом.
   — Нет, не свободна, — отозвался он, — ведь я не могу отпустить тебя.
   Она чуть подалась вперед, словно ей хотелось опять оказаться в его объятиях.
   — О, моя любимая, — прерывающимся голосом сказал маркиз, — я так боялся за тебя! Меня преследовала мысль, что я не успею тебя спасти.
   — Он мог… убить тебя, — почти беззвучно произнесла Сильвина.
   — Забудь об этом, — повелительно сказал сэр Юстин. — Сейчас я хочу знать ответ только на один вопрос, сердце мое: когда ты выйдешь за меня замуж? Сегодня? Завтра? Клянусь, дольше ждать я не смогу!
   Девушка порывисто потянулась к нему, плащ ее соскользнул на землю, и маркиз увидел, что она в том самом зеленом платье, которое было на ней во время их первой встречи.
   Ох схватил ее в объятия и сжал так крепко, что ей трудно стало дышать.
   — Не заставляй меня ждать слишком долго! — взмолился он.
   Сильвина подняла к нему лицо, но в глазах ее была тень.
   — Я хочу… быть твоей, — прошептала она. — Ты должен знать, что я хочу этого больше всего на свете… Но… ты такой… знатный… у тебя столько власти… Я боюсь потерять тебя…
   Она снова спрятала лицо у него на груди, и маркиз губами нежно коснулся ее волос.
   Какая еще женщина, — подумал он, — видела в его титуле и несметных богатствах опасность для своей любви?
   — Мы теперь никогда не расстанемся, дорогая, — твердо сказал Алтон, — но я хотел бы тебе кое-что предложить. Я выполнил задание, которое дал мне мистер Питт, и думаю, что теперь честь позволяет мне уйти из министерства иностранных дел. Я боюсь, что эта война не будет ни короткой, ни легкой, и нашей стране жизненно нужны будут продукты. — Он секунду помолчал, потом с глубокой нежностью продолжил:
   — Как ты думаешь, не могла бы ты помочь некоему фермеру по имени Юстин обрабатывать две тысячи акров в Алтон-Парке в этом году, а в следующем — больше? В деревне не очень много развлечений, но у нас будут наши собаки, лошади и, со временем, наши дети.
   Вздохнув полной грудью, Сильвина подняла к нему сияющее лицо.
   — О, сэр Юстин! — воскликнула она. — Мы могли бы… сделать так?
   — Этому могло бы помешать только одно, — отозвался маркиз.
   — И… что же? — немного испуганно спросила Сильвина.
   — Если бы ты меня не любила, — ответил он. — Знаешь ли, счастье мое, ведь ты говорила, что ненавидишь меня, говорила, что благодарна мне, но никогда не говорила, что любишь меня.
   Девушка еще никогда не была так прекрасна, как в этот момент. Ее широко открытые глаза лучились от счастья, и в них читалась неизъяснимая глубина чувств. И вновь они ощутили то странное волшебство, которое влекло их друг к другу тем вечером в парке, когда их губы впервые соприкоснулись…
   Лицо маркиза было уже у самого ее лица, когда вдруг она вся напряглась, прошептав:
   — Слушай… о, сэр Юстин… Ты слышишь? Где-то в глубине леса пела птица.
   — Это… синяя птица, — выдохнула Сильвина. — Синяя птица… Она поет о нашей любви. Я это знаю!
   После всего, что произошло за это время, маркиз готов был верить во что угодно — даже в синих птиц, — лишь бы только это хрупкое, дивное создание оставалось в его объятиях, а сердце его то трепетало, то замирало от счастья.
   — Да, дорогая, — мягко сказал он, — это синяя птица поет для нас. А теперь ты скажешь мне то, что я жажду услышать?
   И Сильвина, обвив руками шею Юстина, притянула к себе его голову.
   — Я люблю тебя… сэр Юстин, — воскликнула она. — Люблю тебя… и на свете нет ничего кроме нашей любви!