Катлас Эдуард. Честь твоего врага

   — Тихо, — резюмировал Фантом, опуская руку с вновь налившейся красками татуировкой. — Только наши отряды, справа и слева. Мы слишком ушли вперед, так что можем переждать и отдохнуть, пока они не выровняются с нами.
   — Нет, — Лашан придирчиво оглядел лезвие ножа, которым только что занимался, и вернул его в ножны, — пойдем вперед. Нет времени поджидать их каждый раз.
   Они углублялись в леса к югу от Ледера, начав свой поход от крепости барона Алгона. Они и еще десяток небольших отрядов разведчиков, идущих один от другого на расстоянии не больше нескольких миль. Единственной задачей этих отрядов было войти в контакт с наступающей армией врага, если она двинется на север, и отступить, чтобы своевременно предупредить сотню кавалеристов, которую Денис выдвинул вперед. Ничего большего от них не требовалось. Увидеть врага и предупредить своих. Проблема заключалась в том, что и противник мог двинуть вперед летучие отряды, и тогда простая разведка моментально бы превратилась в череду стычек на нейтральной полосе между двумя армиями. Фантом пожал плечами и молча двинулся вперед, занимая место во главе отряда. Битва за выживание началась.
 
   — Мы должны выбить эту сволочь из его владений, не дать ему дождаться подкрепления с юга. — Людвиг продолжал убеждать капитана, командующего двумя тысячами королевских пехотинцев.
   — Мы можем не успеть, — с сомнением покачал головой командир, — и тогда окажемся в ловушке. Нам ни за что не удастся отступить обратно к вашим владениям, ваше высочество. Нас свяжут стычками в лесах Менкера и разобьют.
   — Мы успеем, — убежденно сказал эрл, — успеем. С ходу снесем тысячу моего поганого родственничка, сожжем весь провиант, до которого у нас дотянутся руки, и заставим крестьян уходить на север. Когда оголодавшие после зимы и недостатка продовольствия армии Хутвара подойдут к замку Сладжа, надеясь на отдых и хорошую еду, им придется поискать этих удовольствий где-нибудь в другом месте. Решайтесь, капитан.
   — Не знаю. — Капитан продолжал колебаться. — Я вижу вашу правоту, но без прямого приказа я не могу выдвинуть своих солдат. Вы должны меня понять, уважаемый эрл.
   — Вы же понимаете, капитан, что, пока приказ от короля придет, будет уже слишком поздно. Если действовать, то действовать сейчас.
   Капитан хотел сказать что-то еще, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалился один из стражников эрла.
   — Передовые отряды Сладжа жгут наши южные деревни! — с ходу воскликнул он. — Крестьянин добрался до нас на лошади. Загнал скотину, но доскакал. Несколько деревень сожжены, люди бегут. Вассалы Сладжа требуют от крестьян приносить присягу эрлу Сладжу как новому королю и вешают каждого, кто задумывается! Они...
   . — Спокойно, воин, спокойно. — Людвиг неторопливо подошел к стражнику и поправил сбившуюся во время бега перевязь меча. — Ты же все-таки служишь у меня, поэтому веди себя достойно. А сейчас приведи нам этого крестьянина. Мы бы очень хотели побеседовать с ним.
 
   Конь был выдрессирован на славу. Несмотря на мечущихся вокруг людей, он стоял как вкопанный и только иногда тихо всхрапывал, с тоской наблюдая, как его сородичи жадно поглощают налитую для них воду.
   — Моему родственничку не терпится объявить себя новым королем, — задумчиво говорил эрл, глядя, как его воины и солдаты королевской армии подгоняют сваливающих на телеги свой скудный скарб крестьян. — Это хорошо.
   — Что ж хорошего-то?! — Капитан явно не разделял оптимизма собеседника. — Они жгут ваши деревни, убивают ваших подданных.
   — Я понимаю, — кивнул Людвиг, — и не говорю, что смерть моих крестьян радует меня. Но нетерпеливостью Сладжа можно воспользоваться. Похоже, он до сих пор не догадывается, насколько близко от него королевские пехотинцы. Иначе он не стал бы выдвигаться вперед, не дождавшись подкрепления из Бухты Туманов. А это подкрепление в лучшем случае подойдет только через несколько недель.
   — Самого Сладжа нет в Заквиэле, — вновь возразил капитан. — Он послал несколько сотен своих псов, чтобы грабить и убивать. А сам сидит в безопасности своего замка. Он не будет рисковать своей шкурой и не пойдет вперед, не имея за спиной действительно мощной силы.
   — Правильно, — кивнул Людвиг, — и не надо. Это хорошо. Завтра мы столкнемся с его бандитами, и их надо уничтожить, всех до одного. После этого нам останется только сделать бросок в Менкер и добить эту змею в ее логове. Он отослал около трети своих солдат в Заквиэль. Возможно, он отослал часть в другие провинции. Мы возьмем его в замке тепленьким и оставим армию врага без базы, без провианта, без местных проводников. Теперь вы должны согласиться со мной, капитан, — план идеален. Даже король, если бы он был здесь, одобрил бы его не задумываясь.
   — Но короля здесь нет, — обреченно, уже сдаваясь, пробормотал капитан. Затем он добавил себе под нос, так, чтобы не услышал эрл: — Кто бы мне сказал, о чем вы думаете сейчас больше, эрл Людвиг, о благе короны или о личной мести?..
   Эрл действительно его не услышал. Забыв о манерах дворянина, он начал орать на трех дюжих крестьян — по всей видимости, отца и двух его взрослых сыновей:
   — Да забудьте вы о вашем плуге! — Людвиг соскочил со своего коня и бросился к своим подданным, пытающимся взгромоздить на телегу тяжеленные железные части инвентаря. — Ничего с ним не случится. Вычищайте закрома. Не оставляйте ни зернышка, ничего! Мы засеем поля заново, когда придет время. Но сейчас нельзя оставлять врагу ни крошки. Вы должны забрать весь провиант. Все, что оставите, я прикажу сжечь!
   Оставшийся без присмотра конь тоже решил пренебречь манерами и осторожно двинулся в сторону поилки.
 
   Они увидели дым издалека, и полсотни конников подхлестнули лошадей, стараясь не отстать от капитана и эрла.
   — Дневной переход от границы провинций, — крикнул эрл, оборачиваясь. — Далеко забрались мародеры Сладжа.
   — Нам стоит дождаться пехоты, эрл. — Капитан по-прежнему осторожничал, не желая подвергать опасности вассала короля.
   — Нет времени, — откликнулся Людвиг, — их все равно не может быть много. Небольшая банда, возьмем их с ходу.
   Через полчаса они столкнулись с небольшой группой крестьян, спешащих на север. Было видно, что крестьяне торопливо закидали на пару телег все, что успели, и ушли из деревни в спешке.
   — Сколько их? — крикнул эрл, как только добрался до остановившихся телег.
   — Три десятка, мой эрл, — ответил старший. — Разбойники требуют присягнуть новому повелителю. Мы ушли у них из-под носа, но в деревне осталось полсотни душ. Поспешите, мой эрл, эти бандиты как звери. Убивают даже за косой взгляд.
   Людвиг молча кивнул и пришпорил коня.
 
   Полсотни «пешей» кавалерии короля и дюжина воинов эрла ворвались в полыхающую деревню. Их не ждали. Солдаты Сладжа разбрелись по всему поселению. Большинство шныряло в поисках провизии и спрятавшихся крестьян.
   Первый увиденный кавалерией мародер пытался поджечь опустевший дом на окраине деревни. Хороший дом — тяжелый бревенчатый сруб, крыша покрыта новенькой черепицей, какую пока даже у столицы нечасто можно было встретить на домах простолюдинов. Бревна для постройки готовили по всем правилам, несколько месяцев регулярно пропитывая специальным составом, не позволяющим дереву растрескаться и делающим его плохо поддающимся огню. Очевидно, первые попытки поджигателя не увенчались успехом, и теперь он развел в дверях костер и стаскивал к нему все, что попадалось под руку. Костер медленно разгорался, предрешая судьбу совсем нового строения.
   Разбойник так увлекся своим занятием, что обернулся в сторону приближающихся кавалеристов только тогда, когда они были менее чем в сотне шагов.
   Людвиг пустил коня в галоп, выхватывая меч. Вслед за ним ринулась его охрана, но они не успели. Так же, как не успел ничего сделать и мародер, только распрямившийся навстречу приближающейся смерти.
   С невероятным для его возраста проворством эрл бросил коня чуть левее, а сам отклонился в седле вправо, почти сравнявшись глазами с мародером, с ужасом глядящим на приближающуюся волну всадников. Удар меча был коротким и экономным, но меч застрял так глубоко в разрубленном плече врага, что эрла едва не выдернуло из седла, когда конь понес его дальше.
   Людвиг не оглядывался. Не оценивал результаты своего удара. Не проверял, успевают ли за ним остальные. Он мчался вперед.
   У ярости есть странное, опасное свойство влиять на зрение. Как будто боги дают воину другие глаза, позволяя ему видеть только частички общей картины, забывая об остальном. Но видеть эти частички в мельчайших деталях, недоступных обычному смертному. Поле боя исчезает, как будто покрываясь дымкой, зато на фоне этой дымки он видит дрожание жилы на шее у стоящего против него, малейшие движения мускулов на лице, видит глаза своего врага. Видит выражение этих глаз: ужас или боль, страх и неуверенность или ответную решимость и ненависть.
   В этом состоянии можно увидеть даже капельки пота, выступающие на висках противника, увидеть, как каждая капля набухает, короткие мгновения удерживаемая на месте только шероховатостью кожи и углублениями пор, а затем наконец срывается вниз, оставляя мокрые полоски на щеках и скулах.
   Неопытный воин может в ярости не заметить смертельного удара. Он не сумеет его остановить, но не заметит и его результатов. Или, что тоже не редкость, не захочет останавливать убийственное движение меча, предпочтя защите еще одну атаку, смерть еще одного врага.
   За свою долгую жизнь Людвигу приходилось видеть, как воины, охваченные этим чувством, продолжали сражаться несмотря на смертельные раны. Минуты, иногда больше — пока из жил не уходила последняя кровь. Людвиг видел воинов, сражавшихся уже мертвыми. Воинов, которые падали только тогда, когда даже кровь уже не шла из их ран, и, казалось, тело можно было сжечь без дров погребального костра, настолько сухим и ломким оно становилось. Как будто воин закладывал свою душу, свою уже мертвую плоть в обмен .на возможность уничтожить врага.
   Слева, из-за домов, послышался полный муки женский крик. Эрл не раздумывая бросил коня на звук, в то время как основной отряд, набравший скорость, промчался мимо, к центру деревни.
   Вокруг валявшейся на земле девушки столпились трое гогочущих и подзадоривающих друг друга мародеров, еще один взгромоздился на нее сверху. Их забава началась давно, и молоденькая крестьянка могла кричать только тогда, когда сверху на нее наваливалось новое тело. Остальное время она только глухо стонала, но в своем состоянии эрл слышал и этот хрип.
   Как ни странно, первой всадника увидела именно девушка, а не бандиты. Отчаяние в ее глазах на мгновение сменилось надеждой, но затем глаза снова потускнели. Она была истерзана настолько, что сил на надежду у нее не оставалось.
   Коню как будто передалось настроение хозяина. Ближайшего разбойника он сшиб и растоптал до того, как остальные начали оборачиваться. Второму эрл с ходу раскроил череп, после чего спрыгнул с коня и двинулся к единственному оставшемуся на ногах противнику.
   Стоявший с расширенными от ужаса глазами мародер застыл, как изваяние. Страх сковал его, насильник хотел что-то сказать, шевельнуть рукой, но не мог. Страх тек в его теле вместе с кровью, превращая человека в ящерицу, неподвижно застывающую на месте в надежде, что взгляд хищника скользнет мимо.
   — Возьми меч, ублюдок, — тихо бросил Людвиг, — возьми меч и постарайся умереть как мужчина, если не смог как мужчина жить.
   Слова эрла сыграли роль сигнала для его врага. Словно именно они заставили его окаменевшие мышцы работать и отодвинули страх куда-то назад. Но не слишком далеко, недостаточно глубоко, чтобы что-то поменять.
   Наемник судорожно схватился за меч и отступил на шаг, вытягивая его перед собой.
   Эрл сделал еще шаг вперед. На этот раз он не медлил и косым ударом снес меч мародера, перерубив ему руку. После чего обернулся к последнему бандиту, только встающему на ноги, с болтающимися на щиколотках штанами, но держащему в руках нож.
   Внезапно бандит схватил находящуюся в полубессознательном состоянии крестьянку за волосы и резко дернул, выставляя ее перед собой в качестве живого щита. — Не подходи, а то я прикончу эту стерву, — прохрипел разбойник, приставляя острие ножа к горлу девушки, — все равно она уже попробовала лучшего мужчину в своей жизни. Мне будет ее не жаль.
   В глазах девушки полыхнуло отчаяние и, неожиданно для противников, она резко дернула головой, разом вонзая приставленный к ее шее нож себе в горло. Людвиг прыгнул в сторону врага, все еще держащего обмякшее тело, и насквозь пробил живот умирающей, глубоко, до рукояти, вонзая свой меч. Юное тело оказалось плохим щитом. Людвигу пришлось отпустить рукоять меча, объединившего насильника и его жертву в момент их последнего вздоха.
   — За один день эта девушка узнала слишком много, — пробормотал кто-то из подошедших сзади солдат. — И мужчину, и смерть. Слишком много. Пусть хотя бы Лодочник будет к ней снисходителен и быстро переправит ее на тот берег.
   — Да будет так, — согласился эрл.
 
   — Мы выловили девять банд, — капитан неотрывно смотрел на просвет дороги впереди, ожидая возвращения разведчиков, — чуть меньше трех сотен мечей. Если вы правы, уважаемый эрл, то сейчас в замке предателя не больше семи сотен. То же говорят и захваченные пленные.
   — Но если они успеют занять оборону, то и этого будет достаточно, чтобы удержать нас под стенами до подхода войск от долины Туманов. — Людвиг размышлял вслух. — Сколько им идти? Даже пешими, по южным лесам, даже без проводников — они все равно будут здесь не позже чем через месяц. Думаю, что даже раньше. Передовые отряды врага можно ожидать уже недели через две.
   — Поэтому, так или иначе, нас здесь через две недели быть не должно.
   — Да, не должно, — рассеянно отозвался эрл. — Крестьяне уходят?
   — Да, эрл, мы рассылаем гонцов в ближайшие деревни по нашему пути. Приказ для всех один — уходить за Лес Чар, ближе к столице.
   — Но все не уйдут. — Эрл даже не спрашивал, а скорее утверждал.
   — Не уйдут, — кивнул капитан, — скоро засевать поля. Многие спрячутся, но не уйдут. Если поля не засеять вовремя, им нечем будет кормить свои семьи уже осенью.
   Людвиг вновь рассеянно кивнул.
   — Все равно, — произнес он после паузы. — Мертвые не соберут урожай.
   — Дозор возвращается, — облегченно выдохнул капитан.
 
   Ворота замка мятежного эрла так и остались открытыми, когда всадники короля с ходу прорвались через мост. Стражники на воротах были изрублены на куски раньше, чем начали закрывать створки.
   Однако это была лишь временная победа. Несколько слишком увлекшихся конников были встречены в глубине замка группами охранников и завязли, погибая один за другим на глазах своих товарищей.
   Кавалеристы спешились прямо у ворот, сомкнули ряды во внутреннем дворе и сейчас готовились встретить сбегающихся со всех сторон людей Сладжа. Шесть десятков мечников против нескольких сотен, которые оправились от первоначального шока и сейчас спешно готовились выбить дерзких нападавших обратно.
   Им надо было выстоять совсем немного — до того момента, когда подоспеют основные силы. Две тысячи пехотинцев уже вливались в городок и бежали к замку. Но эти минуты могли оказаться для них самыми долгими в жизни, а может быть, и последними.
   Обитатели замка стояли, не решаясь атаковать. Каждое мгновение их промедления давало людям, которых Людвиг пов.ел в отчаянный прорыв, дополнительный шанс выжить и выстоять.
   Со стен полетели первые стрелы. Толку от них в возникшей суете было мало, но мечники короля начали падать один за другим, плохо прикрытые маленькими круглыми щитами. Если бы люди Сладжа решили расстрелять их с безопасного расстояния, то весь отряд так и лег бы у ворот, не убив больше ни одного врага. Но это также потребовало бы времени, и, скорее всего, этой задержки оказалось бы достаточно, чтобы дать пехотинцам возможность добраться до пока еще открытых ворот.
   В окне наверху цитадели появилась фигура Сладжа. Мгновенно оценив опасность, он выкрикнул приказ. Сгрудившиеся в отдалении защитники замка двинулись вперед, на нестройный ряд ощетинившегося мечами передового отряда.
   Людвиг разом забыл все планы, которые они обсуждали с капитаном. Он увидел своего врага, человека, навсегда прервавшего его род. Сейчас между ними находились сотни вражеских мечей, и со всех концов замка к ним присоединялись все новые. Но, казалось, если бы Людвиг не был зажат плечами его вассалов и стоящими перед ним солдатами короля, он бы двинулся вперед, в атаку, и прорвался бы через любое количество врагов, только чтобы добраться до своего родственника.
   Ни о каком искусстве владения мечом не было и речи. Их просто задавили, задавили тяжестью нескольких сотен навалившихся на них тел. В достаточно узком проходе, открывающемся сразу за воротами, противники в один миг оказались прижатыми друг к другу так плотно, что многие из воинов бросили мечи и схватились за ножи. Задним рядам отряда Людвига оставалось только плечами толкать впереди стоящих, не давая выдавить себя обратно на мост, и дожидаться своей очереди умереть.
   Этот момент настал значительно быстрее, чем они надеялись. Два десятка людей Людвига остались лежать в воротах замка вместе с примерно таким же количеством трупов врагов. Оставшихся в живых медленно, но верно выжимали назад. Через несколько коротких минут их осталось не больше двух дюжин, стоящих на мосту и отбивающих яростные атаки. В давке главным оружием стали ножи и локти. Люди пинались, толкали друг друга, Падающие оказывались мгновенно затоптанными. Положение усугублялось брошенными лошадьми, которые обезумели от запаха крови и становились на дыбы, спрыгивали с моста в неглубокий ров, ломая ноги.
   Когда Людвиг оказался в первом ряду, в его отряде оставалось меньше двух десятков воинов. Их оттеснили слишком далеко, чтобы они смогли не допустить закрытия створок, но этому помешало другое — возникшая в проеме груда из полусотни мертвых тел.
   Людвиг знал, что свое дело они сделали. Что бы то ни было, но быстро растащить такое количество мертвецов защитники замка не успевали. Тем более что почти никто даже не начал этим заниматься. Пока что только десяток людей пытались судорожно закрыть ворота, бездумно толкая створки, которые все больше заклинивались грудой трупов. А позади уже были слышны рожки бегущих на выручку пехотинцев. Слышны достаточно близко, давая надежду на успех их отчаянной вылазки. Рядом с Людвигом упал один из его людей, до этого все время прикрывавший его, и через мгновение в бок эрла, в стык между пластинами легкой брони, вонзился нож. В том состоянии, в котором сейчас находился, он едва заметил этот удар, перерезая горло следующему нападавшему. Бросив мимолетный взгляд на торчащую из щели доспехов рукоять ножа, эрл шагнул вперед.
   Как будто испугавшись его неожиданной атаки, враги начали отступать. На другой стороне моста появились первые пехотинцы, на ходу выхватывающие мечи и устремляющиеся к полуоткрытым створкам ворот. Из группы кавалеристов, которых Людвиг повел на удержание моста, в живых осталось не больше десятка. Они посторонились, пропуская вперед волну пехотинцев, и эрл оказался единственным на острие удара. Единственным из оставшихся, чья битва еще не была завершена. Безжалостно ударив в спину отступающему, слишком опрометчиво отвернувшемуся от него, он двинулся в сторону ворот. Люди Сладжа пытались организовать оборону прямо за ними, во внутреннем дворе, но встречная атака застала их врасплох. До последнего момента защитники замка надеялись, что им удастся закрыть ворота. Многие до сих пор находились на стенах, многие только отступали с моста, затягивая в сети паники находившихся во внутреннем дворе.
   Позади, из-за домов, вышла еще одна колонна королевских пехотинцев, отстающая от тех, кто вбежал на мост, не более чем на минуту. Так и не организованная до конца защита у ворот дрогнула. Первым в гущу схватки ворвался Людвиг, снес щит ближайшего противника и прыгнул на него, ударив ножом в шею.
   В тот же момент он получил еще один страшный удар сбоку, от которого его спасла только пластина брони на плече. Молча развернувшись в сторону атаковавшего, он ударил в ответ, достав незащищенное место под слишком высоко поднятой для замаха рукой врага.
   На короткие мгновения эрл остался один в гуще врагов. Второй нож вонзился сзади, под лопатку, совсем немного ниже сердца, но даже это не остановила эрла. Покачнувшись, он повернулся, увидев побелевшие от ужаса глаза нападавшего. Людвиг замахнулся, чтобы нанести еще один удар, но в это мгновение первая волна королевских пехотинцев достигла ворот, моментально снеся всех оборонявшихся и выдавливая их во внутренний двор замка.
   Большинство врагов побежало. Однако Людвиг оказался быстрее отступающих и одним из первых ворвался в так и не закрытые двери цитадели.
 
   Зал цитадели был роскошен. Сладж, втайне ото всех водрузивший на себя корону Акренора, перестроил его наподобие тронного зала, переплюнув по богатству убранства даже настоящий тронный зал в столице. Вдоль тяжелых каменных колонн, задрапированных синим шелком, до самого трона был растянут ковер с длинным ворсом, глушащий звук шагов.
   Как только Людвиг вступил на коричневый ворс ковра и двинулся в сторону пустого трона, из-за колонн выступили трое охранников самозваного короля.
   К лязгу мечей, доносящемуся со двора, добавились топот и крики на лестнице. Пехота сражалась уже внутри цитадели, лишь ненамного отставая от эрла. Людвиг на короткий миг задержался, как будто решая, вступать ли в поединок с тремя телохранителями в одиночку или дождаться подкрепления. Но в этот момент из-за колонны выступил его враг, эрл Сладж Лотан вон Менкер.
   У ярости есть странное свойство влиять на зрение. Воин смотрит на своего врага как на любовницу после сладострастных утех в постели. Окружающий мир для него исчезает, все мироздание сужается до партнера, его лица, его шеи, его рук. Он видит легкое дрожание губ, таящих невысказанные слова. Видит биение жилки, вырывающейся из плена кожи на шее в такт с ударами сердца. Видит, как сужаются зрачки, когда на них попадает поток света, льющийся из окна.
   Воин влюблен в своего врага — ведь чем это отличается от влюбленности, когда не думаешь больше ни о ком, кроме единственного человека на свете? Его глаза видят только стоящего перед ним, улавливают малейшие изменения в чертах лица, неясные, несформировавшиеся жесты, которые никогда не будут сделаны. Но каждый такой зарождающийся жест говорит воину о многом.
   Сердце бьется с силой, наполняющей мышцы невиданной мощью от прилива крови. Кровь начинает литься из ран, подталкиваемая сходящим с ума пульсом. Она начинает сочиться даже из старых, плохо заживших шрамов. Но ничего этого воин не замечает, сосредоточенный на своем враге, на своей ярости, на своей мести.
   В таком состоянии он на миг уподобляется богу. Становится бессмертным, несокрушимым, всесильным символом ярости. Таким, остановить которого невозможно. Таким, остановить которого может только смерть врага.
   Движения, краски и звуки внешнего мира исчезают, становятся ненужными декорациями в завершающейся драме. Только лицо врага, только меч в руке, только несколько шагов, которые нужно успеть пройти до последней цели.
   Чтобы добраться до Сладжа, Людвигу понадобилось сделать десять шагов и три удара. Телохранители предателя были неплохими мечниками, но они рассчитывали на противника, ведущего бой по правилам. Правилам, предполагающим, что противник хочет выжить. Последний представитель рода выжить не хотел — он хотел только победить.
   Людвиг пропустил ровно три удара, по одному смертельному удару от каждого охранника. Он не собирался защищаться, он и не думал выживать, единственной его целью в сузившемся до крохотного пространства мире была месть. И у него было преимущество — в этот миг и в этом маленьком мире он сравнялся с богами.
   Людвиг нанес ровно три удара, по одному смертельному взмаху меча на каждого, кто стоял между ним и его врагом. Когда он подошел к Сладжу, за Людвигом падали на пол три мертвых тела, из его шеи хлестала кровь, орошая все вокруг, а один из мечей, пронзивших его, так и застрял глубоко в его животе, пробив легкие доспехи.
   Сладж не успел ничего. Не успел сказать последних слов, не успел уклониться от удара. На последнем шаге Людвиг занес меч и наискосок разрубил плечо убийцы своей дочери. Не дожидаясь, когда умирающий Сладж упадет, эрл вон Заквиэль толкнул его плечом и рухнул на колено рядом с безвольно повалившимся телом. Кровь двух эрлов смешалась, быстро превращаясь в небольшое красное озеро вокруг них.
   Последним движением Людвиг занес свой клинок в ритуальном жесте и вонзил острие в сердце врага, по всем правилам развернув лезвие так, чтобы оно беспрепятственно прошло между ребер. Затем одной рукой перехватил меч прямо за лезвие, безучастный к глубоким порезам на пальцах и ладони, и провернул меч, раздвигая ребра и превращая в месиво остатки сердца.
   После чего умер, так и не упав на каменный пол, стоя на колене и навалившись на рукоять фамильного меча.
 
   — Найдите лошадей под седло. Десять патрулей по всем окрестным деревням с приказом уходить на север. Уходить всем, не оставлять ничего из провианта. Будем сжигать все, что останется. — Капитан раздавал приказы быстрее, чем посыльные успевали подбегать к нему, но, казалось, не замечал этого. — Собрать в городе все телеги, найти возчиков, вывезти из закромов замка все зерно, весь фураж, который успеем. Остальное будем сжигать. Послезавтра в городе не должно остаться никакой еды для захватчиков. И нас к тому времени здесь тоже не должно быть.