Катлас Эдуард. Честь твоего врага

   Изрядно ослабевший «червь», которому оставалось не больше полусотни шагов до стены, неожиданно начал все больше забирать вправо, пока не изменил направление своего движения на противоположное. Двигаться прочь от стены и города для него оказалось значительно легче, и вся оставшаяся мощь заклинания направилась на лагерь хутов.
   Для достижения подобного эффекта А'Натрэту пришлось сделать самую малость — аккуратно, слегка ослабить защиту в нужных местах, чтобы «червь» как бы скатывался в нужную ему сторону из-за неравномерности магического сопротивления в скалах. И отпустить его на волю, как только он оказался повернутым в нужную сторону.
   Лагеря хутов «червь» все же не достиг, своевременно уничтоженный собственным создателем. Но по дороге, перед самым исчезновением, успел зацепить патруль из полудюжины мечников, бредущих в отдалении от лагеря. Пятеро из них мгновенно превратились в изломанные куски мяса вперемежку с осколками костей, шестому повезло ненамного больше — он оказался выброшенным вверх вместе с небольшими камнями, и его тело осталось практически целым. Можно предположить, что ему это было все равно — его дух отправился за пятеркой приятелей в долгую дорогу к Лодочнику несколькими мгновениями позже.
   Всего этого А'Натрэт не видел, глядя совсем в другую сторону, где очень скоро ожидал завершения еще одного вражеского заклинания. Насколько он мог судить, на этот раз в ход шла стихия огня.
   Заклинание было произнесено, но старик не увидел его результатов до того момента, пока воины на северной стене крепости не начали махать руками, судорожными движениями хвататься за горло и пытаться прикрыть лицо. На небольшом участке стены, протяженностью всего в полсотни шагов, становилось жарко, как в пекле. И А'Натрэт знал, что если бы не установленная общая защита от магии, использующей огонь, то полтора десятка людей, попавших под действие заклинания, сгорели бы заживо.
   Впрочем, утешение было слабым — воинам и сейчас приходилось несладко. Один из них, видимо окончательно одуревший от невыносимо горячего воздуха, потерял сознание, грузно перевалился через ограждение и полетел вниз со стены. Стена была, возможно, недостаточно высокой для серьезной обороны, но и этой высоты хватало с запасом, чтобы маг не сомневался в участи упавшего.
   Через минуту судорожных попыток спрятаться от обжигающего воздуха, половина воинов сумела выйти за пределы действия заклинания. А вторая половина осталась лежать на стене, потеряв сознание. А'Натрэт вызвал легкий ветерок, постепенно отогнавший нагретый магией воздух прочь от стены. В месте, где действовала магия, было настолько жарко, что струящееся марево было видно без всяких заклинаний. Поэтому, как только область жара отплыла от стены, на помощь потерявшим сознание товарищам тут же бросились воины.
   Маг же вновь отвернулся, вскользь посмотрел на запад и вновь обратил свой взор на восток. За его спиной творилось заклинание, но он чувствовал, что с этим пока можно подождать. А вот на востоке время было на исходе.
   Старик начал действовать раньше, чем увидел результаты вражеского заклинания. Это был риск, но сейчас у него не оставалось времени для маневра и приходилось полагаться на интуицию. А'Натрэт просто использовал заранее приготовленную и годами поддерживаемую защиту, активизировав мощный воздушный щит прямо перед стеной. Он опередил вражеского мага буквально на мгновения. Там, где, по предположениям А'Натрэта, находился один из его соперников, воздух над землей сгустился, прямо на глазах превращаясь в плотный сгусток огня. Однако на этот раз атакующее заклинание фаербола было сотворено более хитроумно.
   Бушующий на месте огненный смерч распался на три огненных шара, которые, быстро набирая скорость, рванулись в сторону стены. Желто-красные шары врезались в щит с такой силой, что воздух вздрогнул. Несмотря на то что поставленный магом щит поглотил удар, в том месте, где в него врезался центральный шар, сотрясение воздуха было таким сильным, что ударной волной со стены буквально снесло нескольких защитников.
   Однако погибших могло бы быть больше, значительно больше, если бы шары достигли стены. Три огненных шара, встретивших неожиданное сопротивление, вспыхнули еще ярче и схлопнулись внутрь, затягивая на неожиданно освободившееся пространство потоки воздуха. Теперь ураганный ветер рванулся от крепости. На сей раз всем воинам удалось удержаться, хотя некоторых буквально швырнуло на амбразуры.
   Но поединок А'Натрэта еще не закончился. Он не успел обернуться, когда почувствовал следующую атаку. Теперь заклинание было направлено прямо на него. Издалека в вершину башни летела огненная стрела, выглядящая как небольшая красная точка с того места, где он находился.
   В этой точке, однако, был изъян. Она приближалась достаточно быстро, но все же старик успел заметить небольшой хвостик сверху от острия стрелы. Вражеский маг был, возможно, весьма искусен в волшебстве, но ему не хватило точности — стрела летела чуть ниже, чем нужно, на десяток локтей не дотягивая до вершины башни. Туда, где стояли надежные защиты, которые в любом случае не позволили бы подобному простому заклинанию огня нанести ни малейшего вреда древним камням.
   Пришла пора переходить в наступление. Момент, как оценил его старик, был идеальный — второй раз подобной ошибки вражеский маг мог и не совершить. Навстречу огненной стреле от вершины башни рванулась вытянутая струя воды, на ходу превращаясь в подобие стрелы. Но эта стрела летела чуть выше, летела точно в цель. Несколько подобных заклинаний А'Натрэт заготовил заранее, и ему оставалось только использовать их. С вершины своей башни он мог выпускать их практически мгновенно. Слабенькие заклинания — стрела воды считалась одним из самых бесполезных заклинаний, скорее баловством. Это заклинание часто использовали ученики магов в своих играх, обливая соперников с ног до головы ледяной жидкостью. На большой скорости подобное количество воды могло снести человека с ног, оставить пару синяков на теле — но и только.
   Даже если бы и мог, вражеский маг вряд ли стал бы защищаться от столь безобидной магии. Однако, пролетев две трети пути, вода неожиданно начала охлаждаться, быстро превращаясь в лед. Вступала в действие вторая часть заклинания, и стрела воды мгновенно превратилась в стрелу льда, с тем чтобы где-то вдалеке, в невидимой точке, пробить навылет незащищенное тело мага, разворотить ему грудь и протащить еще несколько десятков локтей по земле мертвое тело. Затем лед начал исчезать, и талая вода мгновенно окрасилась кровью первого выведенного из игры мага.
   Его смерть почувствовал не только А'Натрэт, но и три оставшихся соратника погибшего. Старик удовлетворенно кивнул, ожидая, что атака на этом закончится. Любой опытный маг после такого провала взял бы перерыв, чтобы переработать свои планы и продумать следующее нападение более тщательно.
   Защитник Клевера начал было поворачиваться в сторону лестницы, предвкушая уют своего теплого кресла, когда понял, что ошибся.
   После короткой заминки его противники продолжили атаку. Видимо, обстоятельства требовали от них завершить начатое. Может быть, угроза голода в армии, может, что-то еще, но три мага вновь атаковали. Это было крайне неразумно, и А'Натрэт собирался воспользоваться второй ошибкой врагов.
   Из ниоткуда, как будто видение, к стене крепости, с внутренней стороны, приклеилось огромное осиное гнездо. Еще ни одна оса не вылетела из него, но А'Натрэт уже представил размер этих насекомых. Такие насекомые могли не просто ужалить воинов, находящихся на стене, но и запросто искусать их до смерти.
   К этому неожиданному ходу со стороны врагов маг крепости совершенно не был готов. Поэтому он действовал скорее по наитию, не думал, а просто запускал в ход инстинкты, отточенные многовековым опытом.
   Невдалеке, в том районе, где располагались ближайшие сторожевые посты хутов, в воздухе разлился неимоверно сладкий аромат медового клевера.
   Осы действительно оказались огромными — раз в пять крупнее своих сестер естественного происхождения. Но, несмотря на магическую природу, обладали теми же инстинктами, что и настоящие. Большинство из них, покинув гнездо, ринулось на запах. От оставшихся отмахивались мечами, их били щитами, и вскоре даже эта небольшая часть еще крутящихся на стене ос отправилась вслед за остальными обитателями гнезда — в сторону хутов.
   На сторожевых постах ситуация сложилась значительно хуже. Хуты валились на землю, пытаясь избежать смертоносных укусов. Некоторые катались по земле — то ли от боли, то ли в безуспешных попытках смести с себя обезумевших от запаха и суматохи ос. Сторожевой пост хутов численностью в несколько десятков человек был полностью выведен из строя.
   Стоя на башне, маг почти равнодушно наблюдал за последствиями столкновения заклинаний. Его практически не интересовали результаты — этот раунд был сыгран, и все мысли А'Натрэта сейчас крутились вокруг следующего хода. Вражеское заклинание завершалось, он это чувствовал, так же как чувствовал и то, что остановить его практически невозможно... Да и не нужно, наконец решил А'Натрэт, и начал плести новое заклинание, стараясь успеть с его использованием к точно определенному моменту.
   Его работа была почти закончена, когда удар вражеского мага накрыл защитников на стене. На этот раз заклинание было направлено не на людей, но на их оружие. Мечи, которые они держали в руках, неожиданно начали меняться. За короткие мгновения около сотни воинов внезапно поняли, что вместо тяжелых боевых мечей держат в руках бесполезные деревянные муляжи. Превращение стали в дерево — магия, требующая большого искусства, но в текущий момент оказавшаяся практически бесполезной.
   Если бы подобное заклинание было совершено в момент атаки на стену, то ее защитникам пришлось бы худо. Сейчас же этот удар оказался совершенно безобидным, несмотря на то что оставил людей на целом участке стены без боевого оружия. Дело в этом месте закончилось тем, что после короткого периода растерянности капитан приказал срочно поменять всю сотню, а тех, кто остался с деревяшками в руках, отправил в арсенал за новыми клинками.
   Однако все произошедшее на стене миновало сознание мага на башне, оставив только легкий отпечаток, отмечающий, что нужное ему событие наконец произошло. Враг ударил, и теперь враг оставался на какое-то время беззащитен. А заклинание А'Натрэта как раз завершалось.
   За спиной у обессиленного последним заклинанием неприятельского мага, не способного защищаться и ослабленного, возник столб воды. Переливаясь и быстро меняя формы, водный элементаль за короткие мгновения успел покрасоваться собой, ощутить, что находится совершенно не в том месте, где ему хотелось бы быть, и вылить моментальную ярость на окружающих. Сам маг и дюжина стоявших неподалеку от него охранников были разорваны на части, перерублены радужными водяными щупальцами. Вражеский маг даже не успел увидеть чудовище, которое положило конец его длинной жизни. А элементаль, перемещаясь кругами, постепенно стал приближаться к следующей группе хутов, которые только начали оправляться от ужаса и разбегались теперь во все стороны.
   Впрочем, элементаль слишком быстро терял энергию и вскоре осел на землю, напоследок плеснув водой о камни.
   Четыре мага проиграли. Они были обмануты, побеждены, двое из них умерли, чего совершенно невозможно было ожидать. Даже А'Натрэт не мог рассчитывать на такую безусловную победу, совершенно невозможную при обычной осаде. Это были, конечно, не первые маги, которых он убил за свою долгую жизнь, но никогда еще такое не происходило столь быстро, столь эффектно. Обычно убить мага, нападающего на крепость, можно было только путем длинных, многодневных поединков, в ходе которых заклинания сплетались десятками и зачастую только опыт и предвидение помогали одолеть противника. Хотя и на этот раз опыт старого мага сыграл важную роль, но решающим стала торопливость магов, попытавшихся одолеть защитника крепости с ходу. Старик еще раз задумался над тем, чем же была вызвана столь сильная поспешность.
   Потом встряхнул головой и вновь сосредоточился. Битва была выиграна, но еще не закончена.
   Вражеские маги затаились, не решаясь продолжать поединок вдвоем. Скорее всего, сейчас они должны были попытаться уйти в глухую оборону, чтобы накопить силы и постараться все же найти бреши в обороне крепости. А'Натрэт не собирался им этого позволить.
   Какое-то время спустя на третьего мага, еще недавно баловавшегося с вызовом насекомых, обрушился град мелких камней. Небольшие, с кулак величиной, булыжники отрывались от окрестных скал, поднимались высоко в воздух и отвесно летели прямо на голову мага. Он успел защититься, подняв над собой крохотный воздушный щит, что мало помогло окружавшей его охране. Большая часть из них — те, кто не успел уйти из-под удара, — вскоре валялись на земле, и их тела вздрагивали от все продолжающих падать из зенита камней.
   Воздушный щит прикрыл мага, но это было теперь неважно. Несмотря на то что на поддержание камнепада требовалось немало энергии, ее у А'Натрэта теперь было в избытке. Битва завершалась, а энергии в башне мага оставалось еще достаточно. У его врага ситуация было несколько иная. Пройдет некоторое время, и он будет вынужден израсходовать всю свою энергию на воздушный щит, прежде чем сумеет спрятаться от камнепада в каком-нибудь укрытии.
   А'Натрэт, продолжая поддерживать ливень камней в одной точке, одновременно обратил свой взор на другую. Последний маг бездействовал, и старик хотел, чтобы его бездействие продлилось как можно дольше.
   Для этого у него был припрятан еще один козырь, который до сих пор он даже не думал использовать — слишком большую начальную энергию пришлось бы затратить, чтобы ввести в реальность мана-дрэйера, ужас и кошмар любого мага. Существо, столь чуждое этой земле и этому миру, что для того, чтобы хоть ненадолго удержаться в чужой реальности, ему приходилось высасывать магическую энергию из всего окружающего с чудовищной скоростью. Как правило, после этого оно все равно моментально погибало или возвращалось в свой родной мир — наверняка этого не могли сказать даже самые опытные маги.
   И теперь это существо, страшным энергетическим ударом выдернутое на эту грань мира, возникло прямо у плеча последнего мага. Практически невидимое, заметное только по колебаниям воздуха на небольшом участке, это чудовище тем не менее сеяло ужас вокруг себя, одновременно высасывая остатки энергии у моментально поникшего и неспособного сопротивляться мага. Мана-дрэйер исчез через мгновения, но при этом оставил последнего из четверки магов практически опустошенным.
   Теперь битва была действительно закончена. А'Натрэт перевел дух. Как бы далеко ни был мана-дрэйер, всегда существовала опасность, что он сумеет задержаться в реальности, и тогда последствия могли бы стать плачевными и для того, кто вызвал чудовище.
   Без интереса отметив для себя, что третий маг сумел все-таки укрыться от камнепада в какой-то небольшой пещере, старик закончил действие последнего заклинания и, теперь уже без тени сомнения, повернулся и начал свой долгий спуск по лестнице.
   Сорок три ступени до его любимого кресла. Хотя сейчас старик чувствовал себя как никогда бодрым и помолодевшим. А'Натрэт даже решил, что он попробует спуститься по лестнице без остановок.
 
   Они подошли к воротам крепости прямо на рассвете. Всего несколько врагов, несколько хутов, чья одежда и осанка выдавали в них представителей командования осаждающей армии.
   — Что-то рановато для переговоров, — задумчиво произнес Ракан, пристально вглядываясь в приближающиеся фигуры. — Осада не длилась еще и пары дней.
   — Что будем делать, сэр? — спросил стоявший рядом солдат.
   — Откройте малую калитку на воротах, я сам выйду поговорить с ними. Мне очень интересно, что они хотят нам сообщить.
   Глядя на удаляющуюся спину командира крепости, сержант Арук тихо, сам для себя, произнес:
   — Кажется, я знаю, что они хотят сообщить. Они сдаются. Самая быстрая победа на моем веку. И впервые, когда осаждающие сдаются осажденным.
 
   Рем шагал по лесу, скорее чувствуя, чем видя, как поблизости так же тихо, как и он, пробираются его товарищи. Их путь лежал к Бухте Туманов, и путь этот был отнюдь не коротким.
   Сейчас они проходили близ восточной границы злополучной провинции Менкер, уже долгое время не встречая людей. Провинции юга вымерли. За все время они прошли через несколько деревень, и было видно, что те либо своевременно оставлены жителями, либо разорены поисковыми отрядами наступающей армии.
   Сейчас где-то у Шалы шло сражение. Еще одно сражение, в котором им не доведется участвовать. Рем не мог сказать, что жалеет об этом. За последние годы он успел свыкнуться с мыслью, что его служба будет проходить совершенно иначе, чем он представлял в своих скромных юношеских мечтах, тогда, когда попал в королевскую армию.
   Судьба предопределила ему другой путь. Путь воина-одиночки, воина, чьи битвы проходили в тени, чьи сражения были скрыты от чужих глаз и победы чаще всего оставались никому неизвестны. Однако у Леса Чар сейчас бились и умирали тысячи таких же, как он, и это вселяло в его душу странные ощущения...
   Чуть не наступив на опасно сухую ветвь, Рем вовремя успел поставить ногу чуть дальше и не потревожить тишину леса даже небольшим треском. Он отвлекся от своих мыслей и быстро вернулся к более насущным вопросам. Идти по пустому лесу, соблюдая тишину. Идти так, как будто лес наводнен врагами. Быть готовым к тому, что засада ждет за деревьями. Быть неслышным и невидимым до самой схватки.
 
   Барон еще раз посмотрел в сторону севера, туда, где по дорогам, скрытым кронами деревьев, двигались небольшие караваны с семьями жителей замка. Этими караванами уходила вся прислуга, семьи нескольких десятков его вассалов... Где-то там же, в одном из этих караванов, сейчас ехала и его семья.
   Несмотря на достаточно регулярные похождения барона по деревенским девкам, он обожал свою жену и своих детей. Просто не мог сдержать себя, увидев еще одну молоденькую крестьянку, заинтересованно стреляющую глазами в сторону важного господина. Для таких девушек статный барон казался привлекательным и таинственным, человеком из другой жизни, из другого мира, существом, вылепленным из другой материи. И до недавнего времени он беззастенчиво этим пользовался.
   Но он любил жену, какой бы странной ни казалась эта любовь со стороны и как бы нравы барона и его отношение к семейной жизни ни расходились с общепринятой моралью.
   Старался никогда не отлучаться надолго из дому, проводил очень много времени с семьей, что было очень необычно для его положения. Боготворил ум и красоту своей законной супруги, хотя все его соседи, перешептывающиеся у него за спиной, не находили в этой женщине ничего необычного и всегда удивлялись, что такого нашел и находит до сих пор в ней барон.
   В последние несколько лет Алгон охладел к романтическим похождениям, объясняя это себе тем, что просто все попробовал и новые женщины стали ему неинтересны. Но, скорее всего, он просто постарел. Так или иначе, пару лет он жил только семьей, женой и парой детишек, лишь по необходимости отвлекаясь на хозяйственные дела.
   Через несколько лет старшая дочь станет невестой, и даже сейчас барон где-то в глубине сознания не переставал перебирать варианты наиболее выгодных и подходящих для нее женихов. А младший, наследник, уже начал брать в руки деревянный меч и даже иногда, под присмотром конюхов, садиться на самого спокойного мерина в конюшне, делая пару кругов по импровизированному манежу.
   Сейчас этот манеж, в обыденной жизни представлявший собой внутренний двор замка, был завален запасными колчанами со стрелами. Между грудами колчанов, неуверенно столпившись в одну кучу, стояли несколько десятков добровольцев из окрестных деревень. Как бы вассалы барона ни пытались вбить в их головы основы военной науки, крестьяне оставались всего лишь крестьянами, а не воинами. Барон даже не стал ставить их на стены, надеясь, что если они не увидят врага вживую и только выпустят несколько стрел через стены замка, то это не даст им возможности испугаться, запаниковать и помешать настоящим воинам заниматься делом.
   В этом вопросе Алгон был полностью не согласен с принцем, который буквально заставил баронов собрать ополчение. Он надеялся только на настоящих бойцов — тех, что стояли сейчас на стенах, сурово и мужественно, пусть и немного напряженно, глядящих на юг. Туда, откуда вскоре должен был появиться враг.
   Принц просил их удерживать замок два-три дня, а затем уходить через тайный ход. Он повелел уходить даже раньше, если врагов будет слишком много и они возьмутся за защитников слишком рьяно. Алгон верил в стены своего замка и намеревался показать принцу, что бароны Ледера и их вассалы кое-чего стоят. Втайне он надеялся, что ему удастся вообще не сдать замок, хотя он не признавался даже сам себе в этих мыслях.
   В закромах замка оставалось продуктов не больше чем на четыре-пять дней. Но барон посчитал, что воинов на стенах с каждым днем осады будет оставаться все меньше и скудный паек Можно будет растянуть на несколько недель. Самой заветной мечтой барона была легенда. Легенда об обороне замка доблестного Алгона, о защитниках, которые сдержали злобную армию захватчиков, остановили ее и уберегли весь север от нашествия иноземцев. О храбрости защитников, об их отважном командире. Легенда, которую будут рассказывать его внуки, которую положат.на струны барды... Но мысль об этом барон тоже никогда бы не решился произнести вслух.
   — Идут, — не сказал, а скорее прохрипел стоящий рядом воин, один из самых старых и верных его вассалов.
   Из леса вдалеке волной хлынули враги. Сначала группы всадников, быстро заходящие на фланги и скачущие вокруг замка по широким дугам. Затем пехотинцы, неторопливо вываливающиеся из-за деревьев, перестраивающиеся в походный строй и направляющиеся поближе к стенам замка.
   Вскоре их стало много. Так много, что Алгон начал заново оценивать свои возможности, высоту стен своего дома и достаточность количества людей на стенах. Почему-то он оглянулся на добровольцев на внутреннем дворе, как будто три десятка крестьян как-то коренным образом могли изменить ситуацию.
   Несколько тысяч хутов, точнее считать не было ни малейшего смысла — здесь была вся наступающая на север армия, тысячи мечей против невысоких стен, двух сотен королевских пехотинцев, трех дюжин вассалов барона и трех десятков жавшихся к центру двора крестьян.
   Собрав остатки своего духа, голосом, который он считал исполненным мужества, барон выкрикнул приказ:
   — К оружию! Поднять флаг короны и вымпел замка! Покажем им, что мы чего-то стоим, воины!
   Почти полностью окружив замок, построившись и подтянув ближе к первым рядам лестницы, захватчики пошли на штурм. Не было никакой длительной подготовки, залпов лучников, множества ночных костров, призванных окончательно запугать защитников замка.
   Просто со всех сторон, быстро разгоняясь, выкрикивая угрозы и воинственные фразы на непонятном языке, к замку ринулись тысячи воинов.
   Спустя несколько минут они бились уже на стенах. Спустя, казалось, мгновения барон и его люди захлопнули ворота цитадели, отбиваясь от наступающих на пятки хутов, и едва успели положить на железные скобы тяжелый, обитый металлом деревянный брус.
   Алгон огляделся, пытаясь посчитать количество выживших. Не больше пяти десятков, половину из которых составляли крестьяне-добровольцы. Не крестьяне, мысленно поправил себя барон, как будто только что вспомнив что-то, — охотники из окрестных деревень. Некоторых из них я даже знаю, они участвовали в осенних загонах.
   Вслух он произнес совсем другое:
   — Уходите. Уходите все, за десять минут вы пройдете по лазу и окажетесь в безопасности.
   — А вы? Вы, мой барон? — спросил все еще живой, похоже единственный выживший из его людей, самый старый и самый преданный вассал. Почти такой же старый, как и сам барон.
   — Иди. Покажешь путь. Я останусь. Им понадобится не больше получаса, чтобы выбить ворота. Кто-то должен сжечь все припасы. Принц приказал не оставлять ни зернышка врагу. Я намерен выполнить хотя бы один из приказов принца.
   Все поняли главную мысль барона — он не собирался оставаться в живых после такого позора. Снаружи от цитадели валялись мертвыми две сотни людей, которые только что были под его командованием. И едва ли полсотни врагов.
   Люди молча, один за другим, уходили к тайному ходу, ведомые его подчиненным. Барон не смотрел на них, поджигая все, что могло гореть, сваливая скромные припасы поближе к огню, мечась между разгорающимися языками пламени.
   Неожиданно он осознал, что всю жизнь представлял свою смерть в постели, с сидящими рядом безутешной супругой и скорбящими детьми. Но из оставшихся доступными вариантов он меньше всего хотел бы изжариться живьем или задохнуться, так что теперь, натужно кашляя от попавшего в грудь дыма, молил только о том, чтобы враги побыстрее справились с воротами. Смерть в бою, от меча противника, никогда не виделась ему чем-то желанным. Никогда — до сегодняшнего дня.