Донна Кауфман
Попробуй догони
Глава 1
Внимательно осматривая помещение, он отчетливее всего представлял себе сцену побоев, которым его регулярно подвергал здесь отец. Возможно, память сыграла с ним эту злую шутку в отместку за колоссальное перенапряжение его мозгов, уже давно требовавших отдыха. Таггарт Морган Второй устало откинулся в растресканном и потертом кожаном кресле и закрыл глаза.
Ничего нового в домашнем кабинете своего папаши он, собственно говоря, не обнаружил. На стеллажах от пола и до потолка стояли все те же книги, главным образом по юриспруденции. На дубовом столе на своих прежних местах находились знакомые ему письменные принадлежности: пресс-папье, нож для вскрытия конвертов и набор авторучек фирмы «Кросс». И конечно же, в углу стоял проклятый табурет, на который всегда усаживал его отец, прежде чем прочесть ему нотацию и хорошенько выпороть.
До сих пор Таггарт явственно слышал его пронзительный голос и свистящий звук ремня, вытаскиваемого из поясных штрипок отцовских брюк. Прошло уже семнадцать лет, но Таггарт не забыл ничего...
... Я окончил юридический факультет университета! Получил право заниматься частной адвокатской практикой! Пробился на самый верх карьерной лестницы! Доказал всему городу, из чего в действительности сделаны мы, Морганы! Если кое-кто считает, что наши предки были отбросами общества, это вовсе не означает, что и нам суждено остаться отребьем! И ты докажешь это всем, кто еще сомневается в этом, даже если мне придется ежедневно учить тебя уму-разуму затрещинами! БАЦ!
...Заруби у себя на носу, что Морганы всегда добивались поставленной цели! Я вдолблю это в твою башку, сынок, и закреплю свой урок доброй поркой. Ты должен стать первым учеником в своем классе, всегда ходить с гордо поднятой головой, на меньшее я не согласен. Я вышибу из твоих ослиных мозгов всю блажь, глупый щенок, и буду сечь тебя ремнем до тех пор, пока ты не пожалеешь, что раньше не внял моим наставлениям. А если ремень не подействует, тогда я попробую вразумить тебя иначе, вот так... БАМ!
Таггарт вздрогнул, вспомнив, как отец влепил ему увесистый подзатыльник, от которого он слетел с табурета на пол. Из кладовой памяти посыпались, словно бесы из преисподней, другие гадкие воспоминания. Гневные тирады папаши явственно прозвучали у него в голове и гулким эхом разнеслись по всему кабинету, словно бы произносивший их расхаживал по нему взад и вперед, размахивая руками и брызжа слюной. Давно похороненные, неприятные эпизоды снова воскресали в сердце Таггарта и жгли ему нутро, доказывая тем самым, что отрешиться от своего прошлого невозможно. Они слепили ему глаза и терзали душу, являясь во всех своих подробностях перед его мысленным взором и как бы насмехаясь над его тщетными попытками подавить их усилием воли.
...Сколько, по-твоему, судей в округе Маршалл ?Двое, болван! И я, твой отец, один из них. И ты, мой старший сын, еще имеешь наглость говорить, что хочешь добывать свой хлеб, роясь в зловонной грязи? Я плачу за твою учебу в университете, поэтому мне и решать, идиот, на каком поприще тебе лучше делать карьеру!
БАХ!
Ты даже больший олух, чем я предполагал, если не смог придумать для себя ничего получше.
ТРАХ!
Старый рубец, оставшийся Таггарту на память о ране, нанесенной ему перстнем отца, вдруг запылал, и он машинально потер щеку в том месте, откуда когда-то хлынула кровь, и болезненно поморщился, словно бы ему вновь влепили пощечину.
Ты даже в подметки не годишься своему отцу, избалованный щенок! Да ты бы давно уже пропал, если бы я не вел тебя по жизни своей твердой рукой. Но всему существует предел. И разрази меня гром, если я и впредь стану все это терпеть! Можешь позорить меня на весь округ, бросать тень на всю нашу семью, приводить в ужас весь город, заставлять свою покойную мать от стыда перевертываться в гробу. Но только тогда не останавливайся, покинув этот кабинет, и продолжай шагать куда глаза глядят не задерживаясь, чтобы забрать свои вещи, и немедля в дверях.
Вены на лбу отца взбугрились, тревожная краснота растеклась по его лицу и шее. Он был страшен и преисполнен величия в своем праведном гневе, очевидно, считал себя кем-то вроде библейского Авраама, приносящего в жертву своего сына Исаака.
И не смей оглядываться! С этого момента у меня только трое сыновей. Ты для меня умер!
Вспомнив сцену своего изгнания из отчего дома, Таггарт зажмурился. Сердце его заколотилось в груди с той же чудовищной силой, как в ту минуту величайшего потрясения. Сжав трясущиеся пальцы в кулаки, он явственно почувствовал ярость, вскипающую в груди, и возненавидел себя зато, что позволил своему позорному прошлому снова наказать его за былые прегрешения. На скулах у него заходили желваки, на щеках вспыхнул румянец. Но колоссальным усилием воли Таггарт подавил приступ бешенства и не позволил эмоциям вырваться из-под контроля рассудка.
Тогда, много лет назад, он тоже поступил так, потому что понимал, насколько опасно перечить взбешенному отцу. Сейчас же срывать злость ему было просто не на ком. Разве что на самом себе...
Он резко отшатнулся от стола, чтобы не смахнуть с него письменные принадлежности на дорогой старинный ковер, глубоко вздохнул и взял себя в руки. Точно так же он поступил и тогда, семнадцать лет назад, прежде чем упрямо вскинуть подбородок, расправить плечи и выйти вон из дома, устремив взгляд вперед, в свое туманное будущее.
Бросив открытый вызов своему тирану-отцу, Таггарт испытал и шок, и облегчение. Но с тех пор отец для него тоже умер.
Сложив пальцы в замок на краю столешницы, Таггарт уронил на руки голову и позволил сердцу успокоиться, а воспоминаниям улечься на свои прежние места в кладовой памяти, куда никто не мог пробраться. Следы от унизительных побоев на его теле зарубцевались, и вплоть до сегодняшнего дня он был уверен, что затянулись и душевные раны.
Покинув отчий дом в Рогз-Холлоу, Таггарт взял на вооружение девиз «С глаз долой – из сердца вон» и руководствовался им, пока его не известили о кончине отца и не вызвали домой.
– Что ж, теперь старик действительно мертв, а не только для одного меня, – философски изрек Таггарт-младший и, распрямившись, потер пальцами виски.
Уже давно перевалило за полночь, однако он, как это всегда случалось с ним в часы напряженного раздумья, не замечал стремительного бега времени. Сегодня предметом его размышлений стала не любимая область археологии, изучение которой стало смыслом его существования, но некий странный феномен, объяснить логически природу которого ему пока не удавалось. Тяжело вздохнув, он вновь уставился на кипу документов, доставленных ему сегодня близким другом отца Миком Темплтоном, нагрянувшим к нему без предупреждения.
В последний раз Таггарт видел этого энергичного джентльмена, когда тот был еще свежеиспеченным членом городского совета. С тех пор он успел дорасти в чинах до мэра и прочно закрепиться в этой должности. Солидный пост, который Мик занимал вот уже десять лет, открыл перед ним возможности сблизиться с другими влиятельными персонами этого округа. В числе таковых был, разумеется, и судья Таггарт-старший. Их дружба, судя по той умопомрачительной новости, которую поведал ему Мик, обрела куда более доверительный характер, чем имели другие знакомства Таггарта-старшего в официальных кругах, столь тщательно культивируемые им и при любой возможности выставляемые напоказ. Очевидно, потому-то Мик и счел возможным и теперь держаться со старшим сыном своего доверителя по-свойски.
Мик утверждал, что судья Морган успешно скрывал свои финансовые операции как от городских сплетников, так и от своих коллег и знакомых. О них не знал даже его бухгалтер Фрэнсис Йорк, повсюду сующий свой нос, так как все денежные переводы Таггарт-старший проводил через фиктивную фирму. Но больше всего поразило Таггарта-младшего то, что о последних приобретениях его отца не ведали две другие богатейшие семьи Рогз-Холлоу – Рамзи и Синклер.
Свой секрет Таггарт-старший поверил исключительно Мику.
А тот, когда настал час, посвятил в него Таггарта-младшего.
Бегло ознакомившись с документами, касающимися предсмертных приготовлений своего отца, Таггарт задался вопросом: а какова же их истинная подоплека? Зачем его отцу потребовалось окружать свои махинации таким густым туманом?
Минул всего лишь месяц с тех пор, как душеприказчик покойного невозмутимо огласил его завещание. У всех присутствующих вытянулись лица и перехватило дух, когда они услышали, что Таггарт Джеймс Морган-старший оставил все свое состояние своему старшему сыну Таггарту-младшему.
Пожалуй, он был бы не так ошеломлен, если бы поверенный папаши сначала зачитал его последнее блистательное наставление, а потом объявил, что, согласно воле усопшего, все их семейное имущество отходит к Синклерам и Рамзи в назидание его беспутным отпрыскам. Это было бы вполне в духе старого лицемера, обожавшего пускать окружающим пыль в глаза.
Следует, однако, признать, что в душе Таггарт все же надеялся, что отец не лишит своих потомков их родового гнезда, а разделит свое имущество поровну между четырьмя сыновьями. Впрочем, с другой стороны, старик не мог не знать, что это вряд ли их обрадует: как и его старший сын, трое остальных отпрысков – Остин, Берк и Джейс – тоже проявили норов и покинули отчий дом. Поэтому ни один из них не стремился взваливать на свои плечи бремя наследства. Освободив троих своих нерадивых сынков от утомительных хозяйственных обязанностей, отец сделал им последнее одолжение. Подумав об этом, Таггарт криво усмехнулся: при жизни папаша редко баловал своих детей, руководствуясь исключительно воспитательными соображениями, разумеется.
За три столетия семья Морганов скопила колоссальное богатство, которое, по идее, должно было бы вселять гордость в его распорядителей. Однако по прихоти одного человека оно вызывало теперь у всех его потомков только неприятные ассоциации. А у Таггарта-младшего вдобавок еще и нервный тик. Воистину хороший урок преподал ему отец напоследок!
Нетрудно представить, как злорадствовал этот безжалостный педагог, с высокомерной ухмылкой диктуя стряпчему свое завещание. Но по большому счету он оказался прав, изо дня в день беспощадно вдалбливая в упрямую башку своего старшего оболтуса, что управлению крупным хозяйством нужно долго и прилежно учиться.
В этом Таггарт-младший убедился, проведя в его кабинете всего один час. За многие годы жизни в палаточных лагерях на местах раскопок, где ему приходилось есть гнилые фрукты и сушеное мясо, а пить зловонную жижу, которой нормальный человек побрезгует умыться, он так и не обрел даже толики столь нужных ему теперь навыков и знаний. Нетрудно было представить, с каким презрительным выражением лица указал бы ему сейчас на это отец.
Он запретил себе думать об этом и, потянувшись, помассировал себе пальцами шею и плечи, стараясь не смотреть на последнее доказательство прозорливости Таггарта-старшего, тоже привезенное ему сегодня Миком, – полированный ларец вишневого дерева с торчащим из его замочка ключом. Он так и манил своего нового владельца поскорее его повернуть и открыть ящик Пандоры, хранящий секреты другой, тайной, стороны жизни его отца. Всего лишь один поворот ключа отделял его от ответов на множество вопросов, с утра не дававших ему покоя. Однако он колебался и медлил, не уверенный в том, что к этим вопросам не добавятся новые, которые повергнут его в еще большее изумление, чем официальные бумаги, находившиеся в кожаной папке.
Ознакомившись, хотя и бегло, с ними, он долго осмысливал прочитанное. Оказалось, что отец незадолго перед своей кончиной приобрел в Шотландии недвижимость, и не обыкновенную, а часть исторического наследия Морганов, искоренению которого он посвятил всю свою жизнь. Это был замок Баллантре вкупе с прилегающей к нему обширной территорией и, очевидно, управляющим, арендаторами земли, гуртами овец и горой долговых расписок.
К сожалению, в этих документах не объяснялось, что побудило судью Моргана купить имение, из которого три столетия назад бежал вместе со своими вороватыми сообщниками его далекий предок Тиг Морган – закоренелый злодеи, неоднократно подвергавшийся публичной порке за разбои и лихоимство. Спасаясь от виселицы, он и еще двое отпетых преступников – Дугал Рамзи и Айан Синклер – приторочили к седлам своих лошадей неправедно обретенные сокровища и под покровом ночи ускакали извилистыми горными тропами к побережью, чтобы морем уйти в заморские колонии.
Как сказал Таггарту Мик, в кожаной папке содержались исключительно деловые бумаги. Подробности же личных отношений судьи Моргана с арендаторами земельных участков, жителями соседней деревни, а также какой-то загадочной дамой можно было найти в ларце. До настоящего времени все эти сведения были не известны ни одному человеку в Америке, даже самому Мику, и потому обладали особой притягательностью.
Для любого любознательного обывателя, но только не для Таггарта-младшего. Лично он вовсе не горел желанием сунуть нос в личные дела своего отца отчасти потому, что сомневался, что в хранящихся в шкатулке письмах, говорится о каких-то несметных богатствах. Повернувшись к ларцу вишневого дерева спиной, он стал расхаживать взад и вперед по ворсистому ковру, погруженный в тяжкие раздумья. Но вдруг он резко обернулся и поддел ногой табурет. Отлетев к стеллажам, тот сбил с полок несколько тяжелых фолиантов и вместе с ними грохнулся на пол.
– Да в гробу я видал этих шотландских фермеров вместе с их баранами! – воскликнул в ярости Таггарт, взмахнув руками. – И не желаю ничего знать об этом замке! Пусть за этой грудой камней продолжает присматривать таинственная дама – она из местных, и ей лучше знать, как управлять имением. И вообще, не хочу я никакого отцовского добра, гори оно вместе с ним в адском огне. Зачем мне трепать себе нервы?
Он и в самом деле с удовольствием махнул бы на свое наследство рукой и первым же рейсом улетел в милые его сердцу тропические дебри, где его давно уже ждали на раскопках, если бы только не был от рождения дьявольски любознателен. Принадлежи шкатулка кому-то другому, а не его отцу, он бы не задумываясь открыл ее, хотя бы из чисто профессионального любопытства. Но ларец ему оставил именно его отец, и это все в корне меняло. Почему? Да потому что все, что касалось Таггарта-старшего, было в действительности не таким, каким оно казалось. А Таггарт-младший не желал больше поддаваться обману. Фарисейство претило его натуре, он бежал от него еще в юности и не хотел снова в него погружаться, даже ради заокеанского родового бастиона.
Оставалось только подписать официальные бумаги, составленные в двух вариантах: один – на случай если наследник откажется от своих наследственных прав, а другой – если он пожелает их сохранить, но предпочтет поручить заботу о шотландском имении своим юристам, бухгалтерам и земельным агентам. Странным было то, что отец сам не сделал этот выбор, он ведь прекрасно знал характер своего старшего сына и вполне мог бы избавить его от лишней головной боли, тем более что старик знал, что смертельно болен. Значит, он умышленно обставил все так, чтобы его наследник помучился. Ну разве это не лишний повод вообще не заглядывать в шкатулку?
Таггарт с ненавистью взглянул на кожаную папку. Любимая золотая авторучка папаши, казалось, манила его своим блеском, торопя взять ее в руку и подмахнуть бумаги. Поставив свою подпись в местах, обозначенных пунктиром, он мог бы заказывать билет на авиалайнер, который унесет его в далекую экзотическую страну, за тысячи миль от заснеженной холодной долины Рогз-Холлоу.
Моментально разыгравшееся воображение нарисовало ему пейзаж Юкатана, с его душными и влажными густыми лесами, древними жертвенными сооружениями, бездонными холодными колодцами и злыми кровососами, под угрожающее гудение, которых он станет изучать загадочный мир давно минувших веков и быстро обретет желанный покой.
Для осуществления этой фантазии требовалось лишь изобразить на нескольких листах бумаги витиеватую закорючку. Однако какая-то неведомая сила удерживала Таггарта от этого. Может быть, в этом доме все еще обитали духи его предков-разбойников? Тех самых, что более трехсот лет назад укрылись от правосудия в узкой горной долине, защищенной от окружающего мира хребтами Блю-Ридж? Не потусторонние ли силы пристально следили за ним в этот поздний час? По спине Таггарта-младшего пробежал холодок, ему стало не по себе. Он встал и принялся расхаживать по кабинету, зябко потирая руки и с опаской поглядывая на письменный стол.
Внезапно какой-то подозрительный шум донесся из-за двери, выходящей в коридор, который вел в гараж. Кого еще принесли туда ночью черти? Таггарт распахнул дверь, выглянул наружу и увидел целующуюся парочку – своего братца Джейса и его любимую девушку. Только что ввалившиеся в гараж, влюбленные были припорошены снегом, однако не производили впечатления продрогших – от их румяных щек валил пар, а весь их молодой и задорный облик свидетельствовал, что они бы не задумываясь повалялись в сугробах и нагишом. Таггарт подумал, что не удивился бы, если бы увидел их в дверях кабинета голыми, – за минувшие несколько недель судьба преподносила ему сюрпризы и похлеще!
Обняв одной рукой Сюзанну, Джейс с глупой ухмылкой воскликнул:
– Привет, Таггарт-младший!
– Извините, я, кажется, вам помешал, – смущенно пробормотал Таггарт.
– Ерунда, все нормально! – Джейс взглянул на часы и спросил с искренним удивлением: – А что ты, собственно говоря, здесь делаешь в такое позднее время? Спать не собираешься?
Таггарт смутился, лишь теперь заметив, что стрелки старинных напольных часов, стоящих в углу просторного гаража, показывают два часа ночи.
– Уже утро, – сказала Сюзанна, обнажив жемчужные зубки в улыбке. – Спать можно и не ложиться.
– Пожалуй, – согласился Таггарт и почесал свой небритый подбородок, стараясь не смотреть в ее смеющиеся глаза.
– Вы уж извините нас, – продолжала Сюзанна. – У нас произошла по дороге маленькая авария – лопнула шина. Нам пришлось оставить машину на обочине и добираться до дома на попутной. В такую пургу нам вряд ли удалось бы сменить колесо. – Она вновь ослепительно улыбнулась и развела руками.
Таг озабоченно наморщил лоб: метели и морозы в этих краях могли разыграться не на шутку, и молодым людям, выросшим здесь, это следовало знать. Он прокашлялся и сказал:
– Могли бы позвонить мне, я бы примчался к вам на помощь.
– Мы подумали, что ты спишь, – сказал Джейс и принялся очищать от снега пуховик Сюзанны.
– Мне же все равно не надо вставать ни свет ни заря на работу, – пробурчал Таггарт, многозначительно глядя на брата. – У меня свободный график.
Джейс понял, что камушек брошен в его огород, и беззлобно парировал:
– Не каждому суждено добывать себе хлеб насущный в джунглях, для этого надо родиться Тарзаном. – Он снял куртку и добавил: – Что же касается моего завтрашнего распорядка дня, то я встречаюсь со своими коллегами только в одиннадцать.
– Еще раз прошу вас извинить нас за беспокойство, – с укором взглянув на него, сказала Сюзанна.
Честно говоря, никакого беспокойства они Таггарту не доставили. Он вообще забыл, что брат куда-то отлучился, слишком занятый собственными проблемами. За многие годы одиночества его сердце очерствело, он стал законченным эгоистом и не собирался перевоплощаться в альтруиста.
– Собственно говоря, я просто кое-что здесь искал, – Неопределенно произнес он из вежливости.
Джейс как-то странно посмотрел на него и стал помогать Сюзанне раздеваться. Таггарт продолжал молча стоять в проходе.
– Я слышал, к тебе сегодня наведался Темплтон, – сказал брат. – Что ему было надо? Даже всезнающая Фрэнсис теряется в догадках. – Он покосился на Сюзанну и улыбнулся.
Девушка звонко рассмеялась:
– Мамочка просто в отчаянии! Ведь под угрозой ее репутация вездесущей сороки!
Таггарт улыбнулся, подумав, что матушка Сюзанны наверняка бы обомлела, проведай она, что судья Морган, чьи счета она тщательно проверяла и пунктуально оформляла на протяжении четверти века, скрыл от нее покупку замка в Шотландии.
Джейс наморщил лоб и серьезно взглянул на старшего брата:
– Сперва я решил, что старина Мик объявился, чтобы выразить тебе свои соболезнования. Но теперь, застав тебя в кабинете отца среди ночи, я подумал, что у него имелась более веская причина для неожиданного визита.
Сюзанна забрала у него свою куртку и пролепетала:
– Я вижу, вам надо что-то обсудить, ребята. Да и моя мама, вероятно, волнуется, не случилось ли чего со мной в такую жуткую снежную бурю. Вы не одолжите мне свой пикап? Я верну вам его завтра.
Мать Сюзанны долгое время выполняла всю бухгалтерскую работу для трех «святых семейств» города. Но потом стала обслуживать только Морганов и Рамзи, поскольку глава семьи Синклеров большую часть года проводил во Флориде. Супруг ее скончался, когда Сюзанна была еще ребенком, и вдова была вынуждена переселиться в садовый домик Рамзи. Когда дочь поступила в колледж и стала жить в общежитии, вдова осталась одна и перебралась в пригород. Сюзанна лишь совсем недавно вернулась домой и вскоре стала встречаться с Джейсом, в которого была влюблена еще в старших классах школы. Фрэнсис и ее дочь собирались основать в городе свою бухгалтерскую фирму, рассчитывая, что их услуги в условиях наметившегося в округе роста деловой активности станут пользоваться спросом. Все это навело Таггарта на мысль, что Сюзанна и его младший брат уже подумывают о своем гнездышке.
– Тебе лучше заночевать у нас, – сказал он девушке. – В такую погоду слишком рискованно отправляться в путь одной. Нам с Джейсом, разумеется, есть о чем потолковать, но это потерпит и до утра. Ты выкроишь для разговора полчаса, Джейс?
– Разумеется! Ты уверен, что это не настолько срочное дело, чтобы откладывать его на завтра?
– Абсолютно! – У Таггарта давно слипались веки, а теперь уже возник и нервный тик от утомления. – Ну, спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – разом сказали влюбленные.
Таггарт не стал запирать на ночь дверь кабинета и даже не убрал со стола шкатулку, уверенный, что остаток ночи брату будет не до его секретов. Двух других братьев тоже не было в доме. Берк улетел на свой любимый остров в тропиках, чтобы не пропустить открытие сезона в местном яхт-клубе. Остин же развлекался со своей новой возлюбленной, Делайлой Хадсон, в злачных заведениях Милана.
Таггарт пожевал губами и хмыкнул, досадуя на своих легкомысленных братцев. Если Джейс, обезумевший от страсти к Сюзанне, еще заслуживал снисхождения, поскольку он уже давно был втайне влюблен в нее, то безрассудство Остина было непростительно. Любопытно было бы взглянуть на женщину, сумевшую пленить мужчину, который зарабатывает на хлеб фотографированием полуобнаженных моделей.
Впрочем, даже если бы все трое братьев находились в доме, в кабинет отца они все равно бы сунуться не посмели: это помещение с детства внушало им священный трепет.
В общем, опасения почувствовать себя не в своей тарелке, вернувшись в отчий дом после долгого отсутствия, терзавшие Таггарта, были напрасны. Братья были заняты собственными проблемами и редко собирались под одной крышей все вместе. Отношения между собой они поддерживали, но о прошлом старались не вспоминать.
Вынужденные в силу печальных обстоятельств встретиться здесь вскоре после минувшего Рождества, они без труда пришли к молчаливому соглашению не касаться болезненных тем, связанных с их детством, и вспоминали исключительно приятные эпизоды своей жизни в Рогз-Холлоу. На кухне, где братья частенько совместно питались, звучали шутки и смех, чего практически никогда не случалось при жизни Таггарта Моргана-старшего.
Они говорили на самые разные темы: о рыбалке, катании на коньках на пруду, вечерах, проведенных на его берегу возле костра со своими юными подружками, о пикниках в горах и детских шалостях, не всегда невинных, о взаимных розыгрышах и стычках с соседскими парнями.
На воспоминания об отцовских нотациях и экзекуциях было наложено табу. Ведь кому приятно снова пережить былые обиды и унижения? Всем им в свое время пришлось и сгорать со стыда, придя в школу со следами побоев на физиономии, и молча глотать слезы, выслушивая незаслуженные упреки отца, и дрожать от страха и негодования, чувствуя свое полное бессилие и ничтожество перед разгневанным отцом.
Нет, определенно Таггарту не следовало волноваться по поводу оставленного в незапертом кабинете ларца. Никому из его братьев даже в голову не пришло бы войти туда без разрешения его хозяина. А хозяином кабинета теперь стал он, Таггарт-младший. И это ко многому его обязывало...
И тем не менее Таггарт знал, что уснуть ему вряд ли удастся, поскольку далеко не все его старые душевные раны зарубцевались. Поднимаясь по ступенькам широкой винтовой лестницы в свою спальню, он понял, что залечить их окончательно ему вообще вряд ли удастся.
Ничего нового в домашнем кабинете своего папаши он, собственно говоря, не обнаружил. На стеллажах от пола и до потолка стояли все те же книги, главным образом по юриспруденции. На дубовом столе на своих прежних местах находились знакомые ему письменные принадлежности: пресс-папье, нож для вскрытия конвертов и набор авторучек фирмы «Кросс». И конечно же, в углу стоял проклятый табурет, на который всегда усаживал его отец, прежде чем прочесть ему нотацию и хорошенько выпороть.
До сих пор Таггарт явственно слышал его пронзительный голос и свистящий звук ремня, вытаскиваемого из поясных штрипок отцовских брюк. Прошло уже семнадцать лет, но Таггарт не забыл ничего...
... Я окончил юридический факультет университета! Получил право заниматься частной адвокатской практикой! Пробился на самый верх карьерной лестницы! Доказал всему городу, из чего в действительности сделаны мы, Морганы! Если кое-кто считает, что наши предки были отбросами общества, это вовсе не означает, что и нам суждено остаться отребьем! И ты докажешь это всем, кто еще сомневается в этом, даже если мне придется ежедневно учить тебя уму-разуму затрещинами! БАЦ!
...Заруби у себя на носу, что Морганы всегда добивались поставленной цели! Я вдолблю это в твою башку, сынок, и закреплю свой урок доброй поркой. Ты должен стать первым учеником в своем классе, всегда ходить с гордо поднятой головой, на меньшее я не согласен. Я вышибу из твоих ослиных мозгов всю блажь, глупый щенок, и буду сечь тебя ремнем до тех пор, пока ты не пожалеешь, что раньше не внял моим наставлениям. А если ремень не подействует, тогда я попробую вразумить тебя иначе, вот так... БАМ!
Таггарт вздрогнул, вспомнив, как отец влепил ему увесистый подзатыльник, от которого он слетел с табурета на пол. Из кладовой памяти посыпались, словно бесы из преисподней, другие гадкие воспоминания. Гневные тирады папаши явственно прозвучали у него в голове и гулким эхом разнеслись по всему кабинету, словно бы произносивший их расхаживал по нему взад и вперед, размахивая руками и брызжа слюной. Давно похороненные, неприятные эпизоды снова воскресали в сердце Таггарта и жгли ему нутро, доказывая тем самым, что отрешиться от своего прошлого невозможно. Они слепили ему глаза и терзали душу, являясь во всех своих подробностях перед его мысленным взором и как бы насмехаясь над его тщетными попытками подавить их усилием воли.
...Сколько, по-твоему, судей в округе Маршалл ?Двое, болван! И я, твой отец, один из них. И ты, мой старший сын, еще имеешь наглость говорить, что хочешь добывать свой хлеб, роясь в зловонной грязи? Я плачу за твою учебу в университете, поэтому мне и решать, идиот, на каком поприще тебе лучше делать карьеру!
БАХ!
Ты даже больший олух, чем я предполагал, если не смог придумать для себя ничего получше.
ТРАХ!
Старый рубец, оставшийся Таггарту на память о ране, нанесенной ему перстнем отца, вдруг запылал, и он машинально потер щеку в том месте, откуда когда-то хлынула кровь, и болезненно поморщился, словно бы ему вновь влепили пощечину.
Ты даже в подметки не годишься своему отцу, избалованный щенок! Да ты бы давно уже пропал, если бы я не вел тебя по жизни своей твердой рукой. Но всему существует предел. И разрази меня гром, если я и впредь стану все это терпеть! Можешь позорить меня на весь округ, бросать тень на всю нашу семью, приводить в ужас весь город, заставлять свою покойную мать от стыда перевертываться в гробу. Но только тогда не останавливайся, покинув этот кабинет, и продолжай шагать куда глаза глядят не задерживаясь, чтобы забрать свои вещи, и немедля в дверях.
Вены на лбу отца взбугрились, тревожная краснота растеклась по его лицу и шее. Он был страшен и преисполнен величия в своем праведном гневе, очевидно, считал себя кем-то вроде библейского Авраама, приносящего в жертву своего сына Исаака.
И не смей оглядываться! С этого момента у меня только трое сыновей. Ты для меня умер!
Вспомнив сцену своего изгнания из отчего дома, Таггарт зажмурился. Сердце его заколотилось в груди с той же чудовищной силой, как в ту минуту величайшего потрясения. Сжав трясущиеся пальцы в кулаки, он явственно почувствовал ярость, вскипающую в груди, и возненавидел себя зато, что позволил своему позорному прошлому снова наказать его за былые прегрешения. На скулах у него заходили желваки, на щеках вспыхнул румянец. Но колоссальным усилием воли Таггарт подавил приступ бешенства и не позволил эмоциям вырваться из-под контроля рассудка.
Тогда, много лет назад, он тоже поступил так, потому что понимал, насколько опасно перечить взбешенному отцу. Сейчас же срывать злость ему было просто не на ком. Разве что на самом себе...
Он резко отшатнулся от стола, чтобы не смахнуть с него письменные принадлежности на дорогой старинный ковер, глубоко вздохнул и взял себя в руки. Точно так же он поступил и тогда, семнадцать лет назад, прежде чем упрямо вскинуть подбородок, расправить плечи и выйти вон из дома, устремив взгляд вперед, в свое туманное будущее.
Бросив открытый вызов своему тирану-отцу, Таггарт испытал и шок, и облегчение. Но с тех пор отец для него тоже умер.
Сложив пальцы в замок на краю столешницы, Таггарт уронил на руки голову и позволил сердцу успокоиться, а воспоминаниям улечься на свои прежние места в кладовой памяти, куда никто не мог пробраться. Следы от унизительных побоев на его теле зарубцевались, и вплоть до сегодняшнего дня он был уверен, что затянулись и душевные раны.
Покинув отчий дом в Рогз-Холлоу, Таггарт взял на вооружение девиз «С глаз долой – из сердца вон» и руководствовался им, пока его не известили о кончине отца и не вызвали домой.
– Что ж, теперь старик действительно мертв, а не только для одного меня, – философски изрек Таггарт-младший и, распрямившись, потер пальцами виски.
Уже давно перевалило за полночь, однако он, как это всегда случалось с ним в часы напряженного раздумья, не замечал стремительного бега времени. Сегодня предметом его размышлений стала не любимая область археологии, изучение которой стало смыслом его существования, но некий странный феномен, объяснить логически природу которого ему пока не удавалось. Тяжело вздохнув, он вновь уставился на кипу документов, доставленных ему сегодня близким другом отца Миком Темплтоном, нагрянувшим к нему без предупреждения.
В последний раз Таггарт видел этого энергичного джентльмена, когда тот был еще свежеиспеченным членом городского совета. С тех пор он успел дорасти в чинах до мэра и прочно закрепиться в этой должности. Солидный пост, который Мик занимал вот уже десять лет, открыл перед ним возможности сблизиться с другими влиятельными персонами этого округа. В числе таковых был, разумеется, и судья Таггарт-старший. Их дружба, судя по той умопомрачительной новости, которую поведал ему Мик, обрела куда более доверительный характер, чем имели другие знакомства Таггарта-старшего в официальных кругах, столь тщательно культивируемые им и при любой возможности выставляемые напоказ. Очевидно, потому-то Мик и счел возможным и теперь держаться со старшим сыном своего доверителя по-свойски.
Мик утверждал, что судья Морган успешно скрывал свои финансовые операции как от городских сплетников, так и от своих коллег и знакомых. О них не знал даже его бухгалтер Фрэнсис Йорк, повсюду сующий свой нос, так как все денежные переводы Таггарт-старший проводил через фиктивную фирму. Но больше всего поразило Таггарта-младшего то, что о последних приобретениях его отца не ведали две другие богатейшие семьи Рогз-Холлоу – Рамзи и Синклер.
Свой секрет Таггарт-старший поверил исключительно Мику.
А тот, когда настал час, посвятил в него Таггарта-младшего.
Бегло ознакомившись с документами, касающимися предсмертных приготовлений своего отца, Таггарт задался вопросом: а какова же их истинная подоплека? Зачем его отцу потребовалось окружать свои махинации таким густым туманом?
Минул всего лишь месяц с тех пор, как душеприказчик покойного невозмутимо огласил его завещание. У всех присутствующих вытянулись лица и перехватило дух, когда они услышали, что Таггарт Джеймс Морган-старший оставил все свое состояние своему старшему сыну Таггарту-младшему.
Пожалуй, он был бы не так ошеломлен, если бы поверенный папаши сначала зачитал его последнее блистательное наставление, а потом объявил, что, согласно воле усопшего, все их семейное имущество отходит к Синклерам и Рамзи в назидание его беспутным отпрыскам. Это было бы вполне в духе старого лицемера, обожавшего пускать окружающим пыль в глаза.
Следует, однако, признать, что в душе Таггарт все же надеялся, что отец не лишит своих потомков их родового гнезда, а разделит свое имущество поровну между четырьмя сыновьями. Впрочем, с другой стороны, старик не мог не знать, что это вряд ли их обрадует: как и его старший сын, трое остальных отпрысков – Остин, Берк и Джейс – тоже проявили норов и покинули отчий дом. Поэтому ни один из них не стремился взваливать на свои плечи бремя наследства. Освободив троих своих нерадивых сынков от утомительных хозяйственных обязанностей, отец сделал им последнее одолжение. Подумав об этом, Таггарт криво усмехнулся: при жизни папаша редко баловал своих детей, руководствуясь исключительно воспитательными соображениями, разумеется.
За три столетия семья Морганов скопила колоссальное богатство, которое, по идее, должно было бы вселять гордость в его распорядителей. Однако по прихоти одного человека оно вызывало теперь у всех его потомков только неприятные ассоциации. А у Таггарта-младшего вдобавок еще и нервный тик. Воистину хороший урок преподал ему отец напоследок!
Нетрудно представить, как злорадствовал этот безжалостный педагог, с высокомерной ухмылкой диктуя стряпчему свое завещание. Но по большому счету он оказался прав, изо дня в день беспощадно вдалбливая в упрямую башку своего старшего оболтуса, что управлению крупным хозяйством нужно долго и прилежно учиться.
В этом Таггарт-младший убедился, проведя в его кабинете всего один час. За многие годы жизни в палаточных лагерях на местах раскопок, где ему приходилось есть гнилые фрукты и сушеное мясо, а пить зловонную жижу, которой нормальный человек побрезгует умыться, он так и не обрел даже толики столь нужных ему теперь навыков и знаний. Нетрудно было представить, с каким презрительным выражением лица указал бы ему сейчас на это отец.
Он запретил себе думать об этом и, потянувшись, помассировал себе пальцами шею и плечи, стараясь не смотреть на последнее доказательство прозорливости Таггарта-старшего, тоже привезенное ему сегодня Миком, – полированный ларец вишневого дерева с торчащим из его замочка ключом. Он так и манил своего нового владельца поскорее его повернуть и открыть ящик Пандоры, хранящий секреты другой, тайной, стороны жизни его отца. Всего лишь один поворот ключа отделял его от ответов на множество вопросов, с утра не дававших ему покоя. Однако он колебался и медлил, не уверенный в том, что к этим вопросам не добавятся новые, которые повергнут его в еще большее изумление, чем официальные бумаги, находившиеся в кожаной папке.
Ознакомившись, хотя и бегло, с ними, он долго осмысливал прочитанное. Оказалось, что отец незадолго перед своей кончиной приобрел в Шотландии недвижимость, и не обыкновенную, а часть исторического наследия Морганов, искоренению которого он посвятил всю свою жизнь. Это был замок Баллантре вкупе с прилегающей к нему обширной территорией и, очевидно, управляющим, арендаторами земли, гуртами овец и горой долговых расписок.
К сожалению, в этих документах не объяснялось, что побудило судью Моргана купить имение, из которого три столетия назад бежал вместе со своими вороватыми сообщниками его далекий предок Тиг Морган – закоренелый злодеи, неоднократно подвергавшийся публичной порке за разбои и лихоимство. Спасаясь от виселицы, он и еще двое отпетых преступников – Дугал Рамзи и Айан Синклер – приторочили к седлам своих лошадей неправедно обретенные сокровища и под покровом ночи ускакали извилистыми горными тропами к побережью, чтобы морем уйти в заморские колонии.
Как сказал Таггарту Мик, в кожаной папке содержались исключительно деловые бумаги. Подробности же личных отношений судьи Моргана с арендаторами земельных участков, жителями соседней деревни, а также какой-то загадочной дамой можно было найти в ларце. До настоящего времени все эти сведения были не известны ни одному человеку в Америке, даже самому Мику, и потому обладали особой притягательностью.
Для любого любознательного обывателя, но только не для Таггарта-младшего. Лично он вовсе не горел желанием сунуть нос в личные дела своего отца отчасти потому, что сомневался, что в хранящихся в шкатулке письмах, говорится о каких-то несметных богатствах. Повернувшись к ларцу вишневого дерева спиной, он стал расхаживать взад и вперед по ворсистому ковру, погруженный в тяжкие раздумья. Но вдруг он резко обернулся и поддел ногой табурет. Отлетев к стеллажам, тот сбил с полок несколько тяжелых фолиантов и вместе с ними грохнулся на пол.
– Да в гробу я видал этих шотландских фермеров вместе с их баранами! – воскликнул в ярости Таггарт, взмахнув руками. – И не желаю ничего знать об этом замке! Пусть за этой грудой камней продолжает присматривать таинственная дама – она из местных, и ей лучше знать, как управлять имением. И вообще, не хочу я никакого отцовского добра, гори оно вместе с ним в адском огне. Зачем мне трепать себе нервы?
Он и в самом деле с удовольствием махнул бы на свое наследство рукой и первым же рейсом улетел в милые его сердцу тропические дебри, где его давно уже ждали на раскопках, если бы только не был от рождения дьявольски любознателен. Принадлежи шкатулка кому-то другому, а не его отцу, он бы не задумываясь открыл ее, хотя бы из чисто профессионального любопытства. Но ларец ему оставил именно его отец, и это все в корне меняло. Почему? Да потому что все, что касалось Таггарта-старшего, было в действительности не таким, каким оно казалось. А Таггарт-младший не желал больше поддаваться обману. Фарисейство претило его натуре, он бежал от него еще в юности и не хотел снова в него погружаться, даже ради заокеанского родового бастиона.
Оставалось только подписать официальные бумаги, составленные в двух вариантах: один – на случай если наследник откажется от своих наследственных прав, а другой – если он пожелает их сохранить, но предпочтет поручить заботу о шотландском имении своим юристам, бухгалтерам и земельным агентам. Странным было то, что отец сам не сделал этот выбор, он ведь прекрасно знал характер своего старшего сына и вполне мог бы избавить его от лишней головной боли, тем более что старик знал, что смертельно болен. Значит, он умышленно обставил все так, чтобы его наследник помучился. Ну разве это не лишний повод вообще не заглядывать в шкатулку?
Таггарт с ненавистью взглянул на кожаную папку. Любимая золотая авторучка папаши, казалось, манила его своим блеском, торопя взять ее в руку и подмахнуть бумаги. Поставив свою подпись в местах, обозначенных пунктиром, он мог бы заказывать билет на авиалайнер, который унесет его в далекую экзотическую страну, за тысячи миль от заснеженной холодной долины Рогз-Холлоу.
Моментально разыгравшееся воображение нарисовало ему пейзаж Юкатана, с его душными и влажными густыми лесами, древними жертвенными сооружениями, бездонными холодными колодцами и злыми кровососами, под угрожающее гудение, которых он станет изучать загадочный мир давно минувших веков и быстро обретет желанный покой.
Для осуществления этой фантазии требовалось лишь изобразить на нескольких листах бумаги витиеватую закорючку. Однако какая-то неведомая сила удерживала Таггарта от этого. Может быть, в этом доме все еще обитали духи его предков-разбойников? Тех самых, что более трехсот лет назад укрылись от правосудия в узкой горной долине, защищенной от окружающего мира хребтами Блю-Ридж? Не потусторонние ли силы пристально следили за ним в этот поздний час? По спине Таггарта-младшего пробежал холодок, ему стало не по себе. Он встал и принялся расхаживать по кабинету, зябко потирая руки и с опаской поглядывая на письменный стол.
Внезапно какой-то подозрительный шум донесся из-за двери, выходящей в коридор, который вел в гараж. Кого еще принесли туда ночью черти? Таггарт распахнул дверь, выглянул наружу и увидел целующуюся парочку – своего братца Джейса и его любимую девушку. Только что ввалившиеся в гараж, влюбленные были припорошены снегом, однако не производили впечатления продрогших – от их румяных щек валил пар, а весь их молодой и задорный облик свидетельствовал, что они бы не задумываясь повалялись в сугробах и нагишом. Таггарт подумал, что не удивился бы, если бы увидел их в дверях кабинета голыми, – за минувшие несколько недель судьба преподносила ему сюрпризы и похлеще!
Обняв одной рукой Сюзанну, Джейс с глупой ухмылкой воскликнул:
– Привет, Таггарт-младший!
– Извините, я, кажется, вам помешал, – смущенно пробормотал Таггарт.
– Ерунда, все нормально! – Джейс взглянул на часы и спросил с искренним удивлением: – А что ты, собственно говоря, здесь делаешь в такое позднее время? Спать не собираешься?
Таггарт смутился, лишь теперь заметив, что стрелки старинных напольных часов, стоящих в углу просторного гаража, показывают два часа ночи.
– Уже утро, – сказала Сюзанна, обнажив жемчужные зубки в улыбке. – Спать можно и не ложиться.
– Пожалуй, – согласился Таггарт и почесал свой небритый подбородок, стараясь не смотреть в ее смеющиеся глаза.
– Вы уж извините нас, – продолжала Сюзанна. – У нас произошла по дороге маленькая авария – лопнула шина. Нам пришлось оставить машину на обочине и добираться до дома на попутной. В такую пургу нам вряд ли удалось бы сменить колесо. – Она вновь ослепительно улыбнулась и развела руками.
Таг озабоченно наморщил лоб: метели и морозы в этих краях могли разыграться не на шутку, и молодым людям, выросшим здесь, это следовало знать. Он прокашлялся и сказал:
– Могли бы позвонить мне, я бы примчался к вам на помощь.
– Мы подумали, что ты спишь, – сказал Джейс и принялся очищать от снега пуховик Сюзанны.
– Мне же все равно не надо вставать ни свет ни заря на работу, – пробурчал Таггарт, многозначительно глядя на брата. – У меня свободный график.
Джейс понял, что камушек брошен в его огород, и беззлобно парировал:
– Не каждому суждено добывать себе хлеб насущный в джунглях, для этого надо родиться Тарзаном. – Он снял куртку и добавил: – Что же касается моего завтрашнего распорядка дня, то я встречаюсь со своими коллегами только в одиннадцать.
– Еще раз прошу вас извинить нас за беспокойство, – с укором взглянув на него, сказала Сюзанна.
Честно говоря, никакого беспокойства они Таггарту не доставили. Он вообще забыл, что брат куда-то отлучился, слишком занятый собственными проблемами. За многие годы одиночества его сердце очерствело, он стал законченным эгоистом и не собирался перевоплощаться в альтруиста.
– Собственно говоря, я просто кое-что здесь искал, – Неопределенно произнес он из вежливости.
Джейс как-то странно посмотрел на него и стал помогать Сюзанне раздеваться. Таггарт продолжал молча стоять в проходе.
– Я слышал, к тебе сегодня наведался Темплтон, – сказал брат. – Что ему было надо? Даже всезнающая Фрэнсис теряется в догадках. – Он покосился на Сюзанну и улыбнулся.
Девушка звонко рассмеялась:
– Мамочка просто в отчаянии! Ведь под угрозой ее репутация вездесущей сороки!
Таггарт улыбнулся, подумав, что матушка Сюзанны наверняка бы обомлела, проведай она, что судья Морган, чьи счета она тщательно проверяла и пунктуально оформляла на протяжении четверти века, скрыл от нее покупку замка в Шотландии.
Джейс наморщил лоб и серьезно взглянул на старшего брата:
– Сперва я решил, что старина Мик объявился, чтобы выразить тебе свои соболезнования. Но теперь, застав тебя в кабинете отца среди ночи, я подумал, что у него имелась более веская причина для неожиданного визита.
Сюзанна забрала у него свою куртку и пролепетала:
– Я вижу, вам надо что-то обсудить, ребята. Да и моя мама, вероятно, волнуется, не случилось ли чего со мной в такую жуткую снежную бурю. Вы не одолжите мне свой пикап? Я верну вам его завтра.
Мать Сюзанны долгое время выполняла всю бухгалтерскую работу для трех «святых семейств» города. Но потом стала обслуживать только Морганов и Рамзи, поскольку глава семьи Синклеров большую часть года проводил во Флориде. Супруг ее скончался, когда Сюзанна была еще ребенком, и вдова была вынуждена переселиться в садовый домик Рамзи. Когда дочь поступила в колледж и стала жить в общежитии, вдова осталась одна и перебралась в пригород. Сюзанна лишь совсем недавно вернулась домой и вскоре стала встречаться с Джейсом, в которого была влюблена еще в старших классах школы. Фрэнсис и ее дочь собирались основать в городе свою бухгалтерскую фирму, рассчитывая, что их услуги в условиях наметившегося в округе роста деловой активности станут пользоваться спросом. Все это навело Таггарта на мысль, что Сюзанна и его младший брат уже подумывают о своем гнездышке.
– Тебе лучше заночевать у нас, – сказал он девушке. – В такую погоду слишком рискованно отправляться в путь одной. Нам с Джейсом, разумеется, есть о чем потолковать, но это потерпит и до утра. Ты выкроишь для разговора полчаса, Джейс?
– Разумеется! Ты уверен, что это не настолько срочное дело, чтобы откладывать его на завтра?
– Абсолютно! – У Таггарта давно слипались веки, а теперь уже возник и нервный тик от утомления. – Ну, спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – разом сказали влюбленные.
Таггарт не стал запирать на ночь дверь кабинета и даже не убрал со стола шкатулку, уверенный, что остаток ночи брату будет не до его секретов. Двух других братьев тоже не было в доме. Берк улетел на свой любимый остров в тропиках, чтобы не пропустить открытие сезона в местном яхт-клубе. Остин же развлекался со своей новой возлюбленной, Делайлой Хадсон, в злачных заведениях Милана.
Таггарт пожевал губами и хмыкнул, досадуя на своих легкомысленных братцев. Если Джейс, обезумевший от страсти к Сюзанне, еще заслуживал снисхождения, поскольку он уже давно был втайне влюблен в нее, то безрассудство Остина было непростительно. Любопытно было бы взглянуть на женщину, сумевшую пленить мужчину, который зарабатывает на хлеб фотографированием полуобнаженных моделей.
Впрочем, даже если бы все трое братьев находились в доме, в кабинет отца они все равно бы сунуться не посмели: это помещение с детства внушало им священный трепет.
В общем, опасения почувствовать себя не в своей тарелке, вернувшись в отчий дом после долгого отсутствия, терзавшие Таггарта, были напрасны. Братья были заняты собственными проблемами и редко собирались под одной крышей все вместе. Отношения между собой они поддерживали, но о прошлом старались не вспоминать.
Вынужденные в силу печальных обстоятельств встретиться здесь вскоре после минувшего Рождества, они без труда пришли к молчаливому соглашению не касаться болезненных тем, связанных с их детством, и вспоминали исключительно приятные эпизоды своей жизни в Рогз-Холлоу. На кухне, где братья частенько совместно питались, звучали шутки и смех, чего практически никогда не случалось при жизни Таггарта Моргана-старшего.
Они говорили на самые разные темы: о рыбалке, катании на коньках на пруду, вечерах, проведенных на его берегу возле костра со своими юными подружками, о пикниках в горах и детских шалостях, не всегда невинных, о взаимных розыгрышах и стычках с соседскими парнями.
На воспоминания об отцовских нотациях и экзекуциях было наложено табу. Ведь кому приятно снова пережить былые обиды и унижения? Всем им в свое время пришлось и сгорать со стыда, придя в школу со следами побоев на физиономии, и молча глотать слезы, выслушивая незаслуженные упреки отца, и дрожать от страха и негодования, чувствуя свое полное бессилие и ничтожество перед разгневанным отцом.
Нет, определенно Таггарту не следовало волноваться по поводу оставленного в незапертом кабинете ларца. Никому из его братьев даже в голову не пришло бы войти туда без разрешения его хозяина. А хозяином кабинета теперь стал он, Таггарт-младший. И это ко многому его обязывало...
И тем не менее Таггарт знал, что уснуть ему вряд ли удастся, поскольку далеко не все его старые душевные раны зарубцевались. Поднимаясь по ступенькам широкой винтовой лестницы в свою спальню, он понял, что залечить их окончательно ему вообще вряд ли удастся.