Страница:
Наш разговор прервал командир корабля.
— Через сорок пять минут мы совершим посадку в аэропорту Хитроу.
Оуэн был моментально забыт, я вдруг вспомнила, зачем, собственно, лечу в Лондон. И какие передо мной открываются перспективы. Я представила себе лучший из возможных исходов, и во рту у меня пересохло: меня издадут, книга будет иметь успех, и я стану знаменитостью… Но насколько это вероятно?
Мгновенно посерьезнев, я повернулась к Коди.
— Ничего из этой затеи не выйдет.
— Это ты так из вредности говоришь.
— Нет, серьезно. Ничего из этого не выйдет.
— Я не спорю.
— Ой, прости, я забыла, с кем имею дело. Мы немного помолчали.
— А почему, собственно говоря, ничего не должно выйти? — спросила я. — У тебя пораженческие настроения.
Он вздохнул и стал листать газету.
— Господи, о чем они только пишут…
В Хитроу мы приземлились через полтора часа — этот летчик оказался жалким обманщиком. Едва мы ступили на лондонскую землю, как мне повсюду начали мерещиться Лили и Антон. Каждую блондинку я принимала за Лили, а каждого мужчину выше ста семидесяти — за Антона.
— В этом городе восемь миллионов человек, — шипел на меня Коди, которого я то и дело хватала за рукав. — Мы никогда их тут не встретим.
— Прости, — прошептала я. С тех пор как Антон с Лили вместе, я бывала в Лондоне лишь дважды — сейчас был третий раз, — и пребывание на «их территории» начисто парализовало мою волю. Я до смерти боялась с ними столкнуться, и одновременно мне этого страшно хотелось.
Когда мы выходили из станции метро «Лестер-сквер», чтобы попасть в Сохо, я вся дрожала — где-то поблизости находилась контора Антона, но Коди отказывался называть улицу.
— Не отвлекайся! — заявил он. — Не забывай, зачем ты здесь.
Вам бы стоило взглянуть на эту Жожо Харви. Под три метра ростом, в теле, с темными ресницами и волнистыми каштановыми волосами до плеч. Если бы она была актрисой, то ее появление на экране сопровождалось бы тоскливой песней саксофона, с выраженными эротичными нотками. Видная девушка. И не тощая, понимаете? Ее было много.
Коди сказал, что подождет в приемной, и она повела меня по коридору в свой кабинет. На полках было полно книг, и, завидев «Мими» с ее бездарными снадобьями, я испытала приступ тоски, ненависти и еще примерно шестидесяти разных чувств. Хочу того же!
Жожо помахала растрепанной пачкой листов и сказала:
— Ваша рукопись. Ну и смеялись мы, честное слово!
— М-мм… Вот и хорошо.
— Как вы ездили в аптеку. И как папа отрастил бакенбарды. Просто здорово!
— Благодарю.
— Есть какие-нибудь предложения относительно жанра? Документальный или художественный?
— Не документальный, это уж точно. — Я была в ужасе.
— Тогда художественный.
— Но я не могу, — сказала я. — Это же все про моих родителей.
— И даже история с Гельмутом? Или как эта девушка — Колетт, кажется? — танцует вокруг пресса для брюк в одних трусиках? Мне этот эпизод очень понравился.
— Ну, нет, это, конечно, я из головы выдумала. Но главная линия — о том, как папа бросил маму, — это все подлинное.
— Знаете что? Можете считать меня бесчувственной, — она задрала ноги на стол — отличные сапоги, к слову сказать, — но это же все старо как мир: муж уходит к молодой женщине. — Она широко улыбнулась и сказала: — Никто же не подаст на вас в суд за то, что вы украли историю их жизни.
Легко ей говорить.
— Детали можно чуточку изменить.
— Как?
— Например, отец может работать в другой области — хотя все, что про шоколад, мне тоже жутко нравится, — а мама вообще может быть совсем не такой.
— Каким образом?
— Да каким угодно. Посмотрите на мам ваших знакомых — они все очень разные.
— Все равно все будут знать, что это про моих родителей.
— По статистике, каждый литературный дебют имеет автобиографическую основу.
Я хотела, чтобы она продолжала говорить, продолжала убеждать меня, уговаривать, а я чтобы продолжала возражать, а она бы опять отбивала мои аргументы. Приятно было сознавать свою востребованность, я готова была сидеть там вечно.
Но Жожо вдруг сбросила со стола свои длинные ноги, встала и протянула мне руку.
— Джемма, я не хочу уговаривать вас делать то, что вам претит.
— А-а… Верно…
— Жаль, что мы обе зря потратили время.
Меня словно ужалило. Она, наверное, очень занятой человек. Но мне все равно нравилось, как меня обхаживают и уговаривают, а сейчас эта Жожо стала нравиться мне заметно меньше.
Мы шли назад по коридору, а навстречу нам двигался этот ходячий половой акт — красивые длинные ноги в красивых брюках. Волосы черные и блестящие, как вороново крыло, глаза — синие, как мигалка на крыше «неотложки». (В точности этого сравнения я не вполне уверена.)
Он кивком головы поздоровался со мной и сказал:
— Жожо, ты надолго?
— Нет, сейчас буду. Это Джим Свитман, — пояснила она мне. — Шеф рекламной службы.
Мы с Коди возвращались в аэропорт на метро. Коди бушевал. Я была тише воды ниже травы. Агент, литературный агент проявил интерес к тому, что я накропала, — событие, по всем меркам более редкое, чем солнечное затмение. Теперь все было кончено. Я вздыхала. И готова была поклясться, что у Жожо безумный роман с этим неотразимым Джимом Свитманом.
Во мне словно заноза засела. Я зря потратила драгоценный свободный день — когда теперь на здоровье сошлешься? А худшее еще было впереди. В аэропорту я пошла в газетный киоск купить себе несколько журналов, чтобы было чем заняться в полете, и за два метра увидела это. По тому, как зашевелились волосы у меня на голове, я поняла, что случилось что-то очень скверное. Раньше, чем мой мозг успел перевести во что-то осмысленное заголовок на газетной полосе, в душе у меня уже поселился ужас. Это была фотография Лили — на первой полосе «Ивнинг стэндард», а крупно набранный заголовок — что самое ужасное — гласил: «Незнакомка из Лондона берет штурмом литературный мир».
Полностью статья была напечатана на девятой полосе. Я схватила в руки газету, поспешно долистала до нужной страницы и увидела еще один, в четверть листа, снимок Лили в ее роскошном доме (вообще-то, виден был только угол дивана) с ее роскошным сожителем, рассуждающим о ее роскошной, идущей нарасхват (поганой) книге. Больно признавать, но выглядела она великолепно, такая хрупкая, воздушная и совсем не лысая. Начес, конечно, «решила я.
Антон тоже смотрелся хоть куда, намного красивее ее, если уж говорить правду, тем более что волосы у него были свои, а не пересаженные, как у Берта Рейнольдса. Меня поразило сходство с прежним, моим Антоном, а новое в его облике вызвало протест. Волосы у него стали длиннее, а рубашка из чистого хлопка была вся в заломах — полная противоположность тем временам, когда его одежда всегда выглядела так, словно только что из-под утюга. (Впрочем, он и без этого всегда был хорош, я не такая вредная.)
Я уставилась на снимок: смеющимися глазами Антон смотрел прямо на меня. Он мне улыбается! Так. Стоп. Фантазерка. Скажи еще, он шлет тебе тайный сигнал.
В толчее аэропорта, плечом к плечу с Коди, я пробежала глазами историю восхождения Лили к вершинам популярности и испугалась, что меня стошнит прямо на людях.
Я набросилась на Коди.
— Ты говорил, она прошла незамеченной.
— Так и было. — Он злился, что что-то интересное прошло мимо него. — Не сваливай все на меня! Ты на себя должна злиться. — Коди никогда не извиняется — он просто переводит стрелки. — Сама подумай, какой шанс ты сегодня отвергла.
Он кивнул на улыбающуюся физиономию Лили в газете.
— Видишь? На этом месте, между прочим, могла быть и ты.
Газету я не купила — не смогла, но всю дорогу до дома думала об Антоне. Я не видела его больше двух лет, но сейчас эта фотография произвела на меня такой эффект, будто мы только что расстались. Возможно, я проходила сегодня мимо его конторы, может, была совсем рядом… Это должен быть какой-то знак.
Жожо права: муж, бросающий жену ради молодой женщины, — какой сюжет может быть более тривиальным? И хотя моему роману не суждено было появиться на свет, в голове у меня он уже рождался, тем более что я опять стала просыпаться в пять утра.
В книге у меня была бы другая работа — я вообще могла бы не работать, а быть домохозяйкой (о счастье!) и сидеть дома с парочкой собственных детей.
У меня было бы две сестры или брат и сестра; я проиграла в голове разные варианты и наконец остановилась на таком: у меня была бы старшая сестра по имени Моника. Симпатичная, безотказная, в детстве она всегда давала мне свою одежду поносить, но сейчас сидит как привязанная в своем огромном домине с четырьмя детьми, к тому же слишком далеко от нас (Белфаст? Бирмингем? — это я еще не решила), чтобы ждать от нее какой-то реальной помощи.
Еще у меня был бы младший братишка, симпатяга Бен, за которым бы увивались девчонки. Всякий раз, как звонит телефон, он дает маме инструкции: «Если это Мая, скажи, что меня нет. Если опять Кара — скажи, что мне очень жаль, но она меня скоро забудет. Со временем. — Смех. — А если Джеки — уже еду. Выехал десять минут назад».
Он меня постоянно выводил из себя. Вымышленная мама тоже не жаловала его слепой материнской любовью, что, как я понимала, лежало вразрез с общей линией: обычно, я знаю, мамаши души не чают в своих эгоистичных, «чудесных» сыночках, делая вид, что недовольны тем, как они обращаются со своими подружками, но в глубине души радуясь, ибо, как и юные проказники, пребывают в уверенности, что не родилась еще на свет достойная его женщина.
В моем сюжете Бен играл не слишком большую роль — он был слишком безответственной и эгоистичной натурой, чтобы хоть как-то поддержать «нашу» брошенную маму. Весь этот груз доставался мне, и я, как ни крути, оставалась, по сути, единственным ребенком в семье.
Меня звали Иззи, и у меня были упругие локоны до подбородка — в прекрасном состоянии. Хоть мне и очень бы хотелось не работать, представить себя домохозяйкой оказалось задачей непосильной, и я стала мучиться, изобретая профессию для Иззи. Первая мысль была сделать ее личной помощницей по хозяйству (но только на предмет покупок) какой-нибудь богатой леди. Но эту идею я отвергла — все просто умрут от зависти, что у нее такая классная работа. Вместо этого я решила, что она — что неудивительно — будет работать в области рекламы и, конечно, устраивать всевозможные мероприятия.
История личной жизни у Иззи была очень схожа с моей:
1. Миллион неразделенных страстей в юношестве.
2. В возрасте от девятнадцати до двадцати одного — странное увлечение гулянками, которое, наверное, мне преодолеть не суждено.
3. От двадцати пяти до двадцати восьми — отношения с мужчиной, которого все уже видели моим мужем, но я просто «не была готова» (на самом деле всякий раз, как бедняга Брайан поднимал этот вопрос, мне казалось, я задыхаюсь).
Но вот Антона я Иззи не подарю, не будет у нее возлюбленного всей ее жизни, уведенного прямо из-под носа лучшей подругой. Вдруг… ну, то есть… вдруг Антон это прочтет?
У Иззи вместо этого будут отношения «любви тире ненависти» с одним из ее клиентов. Звать его будут Эммет, роскошное сексуальное имя, но я его сделаю не кинорежиссером, поскольку действие происходит в Дублине. У него будет свой бизнес (пока не решила, какой для его компании), а Иззи поручат организовать конференцию по сбыту. Он слегка рассердится, что она в расстройстве из-за того, что папаша-мороженщик ушел от мамы, заказала всем не тот отель, но, будучи к ней неравнодушен, не уволит ее, как случилось бы в реальной жизни. Вначале у него был шрам на правой щеке, но потом я передумала, и щеки у него стали гладкие. Иззи какое-то время была красавицей, но не отдавала себе в том отчета, потом она стала действовать мне на нервы, и я вернула ей обыкновенную внешность.
Другие изменения: роман у отца будет не с секретаршей, уж больно это банально. Он будет со старшей дочерью его партнера по гольфу. А мамаша не совсем уж раскиснет, как моя, — я решила, что люди этому просто не поверят.
Какие-то вещи останутся без изменения, например, моя машина. И милого молодого человека из аптеки я тоже оставлю, только назову его Уиллом.
Это оказалось занятно — все равно что вдруг изменить обличье или вообще воплотиться в другого человека. Во всяком случае, когда я просыпалась на заре, охваченная невыразимым отчаянием, это помогало мне отвлечься от проблем.
FROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Я засела за книгу
Я столько об этом думала, что мне стало казаться, не сделай я этого — я просто лопну. Пишу по утрам и поздно вечером. В половине десятого мама уходит спать и спит сном накачанного транквилизаторами человека, и у меня появляется возможность постучать на компьютере. Но и до этого, пока мы смотрим «Баффи», меня уже разбирает, и я жду не дождусь, когда мама наконец уйдет спать. Чтобы можно было начать.
И это называется творческими муками?
Ответы, пожалуйста, на открытке.
Целую,
Джемма.
Но вернемся к реальной жизни. Я наконец нашла замок с башнями. В Оффали. Не ближний свет, если надо обернуться в два конца за один день. Я также разыскала модельершу, настолько замученную неудачами, что она согласилась взяться за Лесли с ее нереальными запросами.
Я договорилась об аренде двадцати восьми кресел в стиле Людовика XIV и их обивке серебряной парчой. Я позвонила в модельное агентство и сказала: «Мне нужен прекрасный принц», — на что мужик на том конце провода мне ответил: «Всем нужен, милочка». И я постоянно носила с собой томик «Спящей красавицы» — источник моего вдохновения.
Но вот с подарками для гостей пока ничего не получалось, а бог свидетель, я старалась изо всех сил.
— Вы не напомните мне, за что я вам, собственно, плачу? — сказала Лесли. (Это, кстати, была еще одна проблема: до сих пор никто никаких денег нам не перевел, хотя я просила об этом столько раз, что повторяться уже стало неловко.) — В Дублине полно других специалистов по организации торжеств. Может, мне следует обратиться к ним?
Господи, как же я ее ненавидела!
— Я над этим работаю. — И это была правда. Я уже почти договорилась с одним глянцевым журналом о репортаже с мероприятия, а производители косметики с куда большей охотой согласятся нас спонсировать, если им будет гарантирована реклама в прессе.
Без ложной скромности скажу: в своей работе я — ас. Взяться за это безумное мероприятие и уже почти довести его до готовности кое-что да значит.
Лесли сбавила пыл и протянула мне оливковую ветвь, попросив заняться с ней медитацией. Я поняла, что отказывать нельзя, но лучше бы отказалась, поскольку в процессе я уснула.
ТО: Susan…inseattle@yahoo.com
FROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Я позвонила Жожо
И сказала ей, что буду писать книгу, а она ответила: «Что ж, поздравляю, считайте, что агент у вас уже есть». Потом она спросила, как дела у мамы, и я лишь промычала в ответ.
Случись такое со мной — ни за что бы не стала так раскисать.
Целую,
Джемма.
Что было потом, я Сьюзан не написала.
Я прокашлялась, поскольку собиралась сказать нечто важное. Я растягивала удовольствие, смаковала момент. Потом я сказала:
— Жожо, а я знакома с одной вашей клиенткой.
— Да? — Довольно равнодушно.
— С Лили. Лили Райт.
— А, у Лили все прекрасно! Я бы сказала — великолепно.
— Ну что ж, передайте ей при случае привет от Джеммы Хоган.
Передам. Послушайте-ка, мне тут одна мысль пришла. Конечно, рано еще об этом говорить, но если мы продадим вашу книгу — а я уверена, что так оно и будет, — мы могли бы приурочить к ее выходу какую-нибудь публикацию типа «Подруги». Было бы полезно с точки зрения рекламы.
Время потекло, как в замедленной съемке, мой голос гулко отдавался у меня в ушах.
— Предложите это ей. Но она может и не поддержать.
— Да что вы! Лили — такая лапочка!
Теперь видите, почему я ничего не сказала Сьюзан? Я не была уверена, что ей это понравится. Для нее вся эта история с литагентом была окрашена исключительно в позитивные тона, я же должна признать, что воспринимала ее в более низменном плане. Передавая привет Лили, я рассчитывала выбить ее из равновесия. Я посылала ей сигнал: я теперь с тобой в одной обойме и покоя тебе не дам.
Да ладно вам кривить губы! Она у меня украла счастье всей моей жизни, она миллионерша и не сходит с газетных страниц. Вы бы как поступили?
Ночь с пятницы на субботу стала для нас с Оуэном чем-то традиционным, и мы еще успевали перепихнуться разок на неделе. С Оуэном никогда не было скучно, а вот кома в животе, дрожащих коленок и сухости во рту, какие бывают, когда в кого-то страстно влюблен, не было. Он был искренен, умел поддержать беседу, в остальное время я совсем о нем не думала, но всегда была рада слышать его голос. То же самое он испытывал ко мне.
Смешно, но почти всякий раз между нами случался какой-нибудь скандал. Либо он на меня злился, либо я на него. Не хочу сказать, что это правильно, но у нас это происходило регулярно.
— Угадай! — сказала я, когда мы встретились в очередной раз.
— Антон просится назад?
— Нет. Я пишу книгу.
— Правда? А про меня там будет?
— Нет, — рассмеялась я.
— Почему?
— А почему там должно быть про тебя?
— Потому что я твой парень.
Я опять засмеялась.
— Правда?
Возникла пауза. Он все еще улыбался, но не так весело.
— А как еще прикажешь это называть? Мы встречаемся уже полтора месяца, выпиваем, перезваниваемся, ты регулярно видишься с дядей Диком и близнецами.
— Ты для меня не «парень», ты — мое хобби.
— Ага. — Улыбка сошла окончательно.
— Не надо на меня так смотреть, — заволновалась я. — Я для тебя тоже не «девушка».
— Это для меня новость.
— Сам посуди! — продолжала я. — Я для тебя — опыт общения с более зрелой женщиной. Приключение, если угодно. Чем заполнить период кризиса. Все нормально, — заверила я. — Я не против.
— Значит, я для тебя ничего не значу?
— Вовсе нет! — возразила я. — Значишь, и еще как. И еще мне нравятся дядя Дик с близнецами.
Он поднялся и ушел. Я его понимала, но сама не встала и не пошла за ним. Я уже знала ритуал — он хлопнет дверью, а через пять минут явится назад.
Я потягивала винцо и думала о приятном, пока — ну вот — он не вернулся и не сел на свое место.
— Дурашка, — сказала я. — Садись и допивай свое вино. Холодно там?
— Благодарю, — проворчал он.
— Да что с тобой такое? — заботливо поинтересовалась я.
— Ты меня всерьез не воспринимаешь.
Я недоуменно уставилась на него.
— Конечно, не воспринимаю. Но ведь и ты меня всерьез не воспринимаешь.
— К этому все шло.
— Не надо, — сказала я. — Это будет ужасно.
— Почему?
Во-первых, — я начала отгибать пальцы, — всех мужчин я считаю негодяями. Во-вторых, стоит мне начать считать что-либо на пальцах, как я тут же отвлекаюсь на цвет своего лака для ногтей. И в-третьих… Ну вот, мысль потеряла. И в-третьих, по-моему, все мужчины — негодяи. Никаких перспектив. В любом случае ты для меня слишком молод. Такие варианты не срабатывают. Мой отец был моложе матери — и вот что из этого вышло.
— Ну да. Они прожили вместе каких-то тридцать пять лет! — воскликнул он.
— Послушай меня, — сказала я. — Я не гожусь для серьезных отношений. И ты тоже. Вспомни: мы все время ссоримся, и это потому, что у нас обоих скверный характер. Проявляется это лишь временами, но сути дела не меняет. К тому же ты еще переживаешь предшествующий разрыв.
— Хочешь, чтобы я нашел себе помоложе?
— Отнюдь. Вообще-то, да. Но не сейчас.
ТО: Susan…inseattle@yahoo.com
FROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Слухи поползли
Ко мне подходит Франческа и говорит:
— Слышала, ты книжку пишешь?
Черт! Кто мог проболтаться?
— Имей в виду: мы подадим в суд. И отсудим весь твой гонорар до последнего пенса.
Но в книге их, конечно, зовут не Ф и Ф, а иначе. Все реальные персонажи в книге тщательно замаскированы, и моих вымышленных боссов там зовут Габриэла и Габриэль, они фигурируют под прозвищами «Злой полицейский» и «Очень злой полицейский».
Буду держать тебя в курсе…
Целую,
Джемма.
Не какой-нибудь похотливый старик с зачесом поперек лысины, а Парень с Моей Делянки — ну, вы меня поняли: симпатичный и в подходящей возрастной группе. Это было настолько для меня ново, что я чуть не рассмеялась вслух: меня кадрят. В ирландском супермаркете! Не то что у вас в Сан-Франциско, мелькнула у меня хвастливая мысль. Мы тоже можем найти свою любовь посреди бакалейных товаров.
Но мужчина выглядел подозрительно знакомым.
— Джемма? — Черт, он даже знает, как меня зовут. Я никак не могла его вспомнить.
— Джемма? — Продолжая улыбаться, он нахмурил лоб, если, конечно, такое возможно, а я начала впадать в панику. С Дублином всегда так: он такой маленький, что здесь нельзя и помыслить ни о каких черных ночах тайной страсти — непременно потом встретишь своего безымянного возлюбленного в ярко освещенном проходе между стеллажами с кашей. (Должна заметить, одноразовых связей у меня за всю жизнь было не больше двух, и, если я случайно на этих парней натыкаюсь, они меня в упор не узнают — что меня вполне устраивает.)
Слава-тебе-господи-это-же-только-джонни-фармацевт!
— Ой, Джонни, прости! — Гора с плеч. Я позабыла про тележку и овсянку и кинулась ему на шею. — Я подумала, ты из тех, с кем я спала.
— Нет, я бы помнил.
— Без белого халата тебя не узнать.
— Со мной всегда так.
Какая-то дама, загружавшая в тележку пятикилограммовый мешок хлопьев, бросила свои дела и внимательно на нас посмотрела.
«В воскресенье Иззи отправилась закупать продукты на неделю. Она стояла в замешательстве между рядами круп и не знала, что взять для завтраков. Изначально ее план предусматривал отучить маму от ее любимой овсянки и перевести на что-то более современное, типа хлопьев с кусочками фруктов, но вышло иначе: Иззи сама пристрастилась к овсянке. Вкусная домашняя еда, к тому же ее можно готовить в микроволновке, и продается теперь с добавками на любой вкус. Иззи взяла коробку банановой и тут заметила впереди в проходе мужчину. Он смотрел прямо на нее и улыбался.
Не какой-нибудь похотливый старик с зачесом поперек лысины, а Парень С Делянки — ну, вы поняли: симпатичный и в подходящей возрастной группе. Это было настолько для нее ново, что Иззи чуть не рассмеялась вслух: ее кадрили. В ирландском супермаркете! Не то что у вас в Сан-Франциско, мелькнула у нее хвастливая мысль. Мы тоже можем найти свою любовь в бакалейном отделе товаров.
Но мужчина выглядел подозрительно знакомым.
— Иззи ? — Черт, он даже знал, как ее зовут. А она никак не могла его вспомнить.
— Иззи? — Продолжая улыбаться, он нахмурил лоб, если, конечно, такое возможно, а Иззи начала впадать в панику. С Дублином всегда так: он такой маленький, что здесь нельзя и помыслить ни о каких черных ночах тайной страсти — непременно потом встретишь своего безымянного возлюбленного в ярко освещенном проходе между стеллажами с кашей. (Надо заметить, одноразовых связей у нее за всю жизнь было не больше двух, и, если она случайно на этих парней натыкалась, они не узнавали ее в упор — что ее вполне устраивало.)
Слава-тебе-господи-это-же-только-уилл-фармацевт!
— Ой, Уилл, прости! — Гора с плеч. Она позабыла про тележку и овсянку и кинулась ему на шею. — Я подумала, ты из тех, с кем я спала.
— Нет, я бы помнил.
— Без белого халата тебя не узнать.
— Со мной всегда так».
Я перестала печатать, откинулась назад и уставилась на клавиатуру. О господи, подумала я, кажется, Иззи этот Уилл нравится.
Тем не менее я постоянно ощущала его отсутствие, и меня нет-нет да и кольнет какое-нибудь болезненное воспоминание. Например, как-то вечером я переключала каналы, и на экране появился Томми Купер. Я-то, конечно, к нему равнодушна, но вот папа прямо-таки с ума по нему сходил.
— Смотри-ка! — воскликнула я, и первым моим побуждением было пойти позвать отца, но я тут же прикусила язык, возбуждение стало угасать, уступая место сознанию собственной глупости, а затем и горю. Может, он сейчас смотрит ту же программу с Колетт? Сидят у себя в гостиной…
Даже представить это уже было больно, и я поспешила мысленно переключиться на свою книгу. Благодарение господу, что она у меня есть. Это для меня действительно спасение, я могу погрузиться в свои фантазии и часами из них не вылезать, излагая их на бумаге. Точнее — на жестком диске компьютера. И хотя Иззи с мамой пока переживают не лучшие времена, я знаю: такие времена непременно настанут. С Гельмутом у мамы все хорошо, они даже занялись совместным бизнесом — стали импортировать в Ирландию продукцию «Ла-Прери». И уже подумывают об открытии бальнеологического центра с таким же названием. Тем временем у Иззи с Эмметом отношения развиваются лучше некуда. Он совершенно потерял из-за нее голову, что выражается, в частности, в том, что он чрезмерно строг с нею, в то время как исключительно любезен со всеми другими, особенно с дамами.
— Через сорок пять минут мы совершим посадку в аэропорту Хитроу.
Оуэн был моментально забыт, я вдруг вспомнила, зачем, собственно, лечу в Лондон. И какие передо мной открываются перспективы. Я представила себе лучший из возможных исходов, и во рту у меня пересохло: меня издадут, книга будет иметь успех, и я стану знаменитостью… Но насколько это вероятно?
Мгновенно посерьезнев, я повернулась к Коди.
— Ничего из этой затеи не выйдет.
— Это ты так из вредности говоришь.
— Нет, серьезно. Ничего из этого не выйдет.
— Я не спорю.
— Ой, прости, я забыла, с кем имею дело. Мы немного помолчали.
— А почему, собственно говоря, ничего не должно выйти? — спросила я. — У тебя пораженческие настроения.
Он вздохнул и стал листать газету.
— Господи, о чем они только пишут…
В Хитроу мы приземлились через полтора часа — этот летчик оказался жалким обманщиком. Едва мы ступили на лондонскую землю, как мне повсюду начали мерещиться Лили и Антон. Каждую блондинку я принимала за Лили, а каждого мужчину выше ста семидесяти — за Антона.
— В этом городе восемь миллионов человек, — шипел на меня Коди, которого я то и дело хватала за рукав. — Мы никогда их тут не встретим.
— Прости, — прошептала я. С тех пор как Антон с Лили вместе, я бывала в Лондоне лишь дважды — сейчас был третий раз, — и пребывание на «их территории» начисто парализовало мою волю. Я до смерти боялась с ними столкнуться, и одновременно мне этого страшно хотелось.
Когда мы выходили из станции метро «Лестер-сквер», чтобы попасть в Сохо, я вся дрожала — где-то поблизости находилась контора Антона, но Коди отказывался называть улицу.
— Не отвлекайся! — заявил он. — Не забывай, зачем ты здесь.
Вам бы стоило взглянуть на эту Жожо Харви. Под три метра ростом, в теле, с темными ресницами и волнистыми каштановыми волосами до плеч. Если бы она была актрисой, то ее появление на экране сопровождалось бы тоскливой песней саксофона, с выраженными эротичными нотками. Видная девушка. И не тощая, понимаете? Ее было много.
Коди сказал, что подождет в приемной, и она повела меня по коридору в свой кабинет. На полках было полно книг, и, завидев «Мими» с ее бездарными снадобьями, я испытала приступ тоски, ненависти и еще примерно шестидесяти разных чувств. Хочу того же!
Жожо помахала растрепанной пачкой листов и сказала:
— Ваша рукопись. Ну и смеялись мы, честное слово!
— М-мм… Вот и хорошо.
— Как вы ездили в аптеку. И как папа отрастил бакенбарды. Просто здорово!
— Благодарю.
— Есть какие-нибудь предложения относительно жанра? Документальный или художественный?
— Не документальный, это уж точно. — Я была в ужасе.
— Тогда художественный.
— Но я не могу, — сказала я. — Это же все про моих родителей.
— И даже история с Гельмутом? Или как эта девушка — Колетт, кажется? — танцует вокруг пресса для брюк в одних трусиках? Мне этот эпизод очень понравился.
— Ну, нет, это, конечно, я из головы выдумала. Но главная линия — о том, как папа бросил маму, — это все подлинное.
— Знаете что? Можете считать меня бесчувственной, — она задрала ноги на стол — отличные сапоги, к слову сказать, — но это же все старо как мир: муж уходит к молодой женщине. — Она широко улыбнулась и сказала: — Никто же не подаст на вас в суд за то, что вы украли историю их жизни.
Легко ей говорить.
— Детали можно чуточку изменить.
— Как?
— Например, отец может работать в другой области — хотя все, что про шоколад, мне тоже жутко нравится, — а мама вообще может быть совсем не такой.
— Каким образом?
— Да каким угодно. Посмотрите на мам ваших знакомых — они все очень разные.
— Все равно все будут знать, что это про моих родителей.
— По статистике, каждый литературный дебют имеет автобиографическую основу.
Я хотела, чтобы она продолжала говорить, продолжала убеждать меня, уговаривать, а я чтобы продолжала возражать, а она бы опять отбивала мои аргументы. Приятно было сознавать свою востребованность, я готова была сидеть там вечно.
Но Жожо вдруг сбросила со стола свои длинные ноги, встала и протянула мне руку.
— Джемма, я не хочу уговаривать вас делать то, что вам претит.
— А-а… Верно…
— Жаль, что мы обе зря потратили время.
Меня словно ужалило. Она, наверное, очень занятой человек. Но мне все равно нравилось, как меня обхаживают и уговаривают, а сейчас эта Жожо стала нравиться мне заметно меньше.
Мы шли назад по коридору, а навстречу нам двигался этот ходячий половой акт — красивые длинные ноги в красивых брюках. Волосы черные и блестящие, как вороново крыло, глаза — синие, как мигалка на крыше «неотложки». (В точности этого сравнения я не вполне уверена.)
Он кивком головы поздоровался со мной и сказал:
— Жожо, ты надолго?
— Нет, сейчас буду. Это Джим Свитман, — пояснила она мне. — Шеф рекламной службы.
Мы с Коди возвращались в аэропорт на метро. Коди бушевал. Я была тише воды ниже травы. Агент, литературный агент проявил интерес к тому, что я накропала, — событие, по всем меркам более редкое, чем солнечное затмение. Теперь все было кончено. Я вздыхала. И готова была поклясться, что у Жожо безумный роман с этим неотразимым Джимом Свитманом.
Во мне словно заноза засела. Я зря потратила драгоценный свободный день — когда теперь на здоровье сошлешься? А худшее еще было впереди. В аэропорту я пошла в газетный киоск купить себе несколько журналов, чтобы было чем заняться в полете, и за два метра увидела это. По тому, как зашевелились волосы у меня на голове, я поняла, что случилось что-то очень скверное. Раньше, чем мой мозг успел перевести во что-то осмысленное заголовок на газетной полосе, в душе у меня уже поселился ужас. Это была фотография Лили — на первой полосе «Ивнинг стэндард», а крупно набранный заголовок — что самое ужасное — гласил: «Незнакомка из Лондона берет штурмом литературный мир».
Полностью статья была напечатана на девятой полосе. Я схватила в руки газету, поспешно долистала до нужной страницы и увидела еще один, в четверть листа, снимок Лили в ее роскошном доме (вообще-то, виден был только угол дивана) с ее роскошным сожителем, рассуждающим о ее роскошной, идущей нарасхват (поганой) книге. Больно признавать, но выглядела она великолепно, такая хрупкая, воздушная и совсем не лысая. Начес, конечно, «решила я.
Антон тоже смотрелся хоть куда, намного красивее ее, если уж говорить правду, тем более что волосы у него были свои, а не пересаженные, как у Берта Рейнольдса. Меня поразило сходство с прежним, моим Антоном, а новое в его облике вызвало протест. Волосы у него стали длиннее, а рубашка из чистого хлопка была вся в заломах — полная противоположность тем временам, когда его одежда всегда выглядела так, словно только что из-под утюга. (Впрочем, он и без этого всегда был хорош, я не такая вредная.)
Я уставилась на снимок: смеющимися глазами Антон смотрел прямо на меня. Он мне улыбается! Так. Стоп. Фантазерка. Скажи еще, он шлет тебе тайный сигнал.
В толчее аэропорта, плечом к плечу с Коди, я пробежала глазами историю восхождения Лили к вершинам популярности и испугалась, что меня стошнит прямо на людях.
Я набросилась на Коди.
— Ты говорил, она прошла незамеченной.
— Так и было. — Он злился, что что-то интересное прошло мимо него. — Не сваливай все на меня! Ты на себя должна злиться. — Коди никогда не извиняется — он просто переводит стрелки. — Сама подумай, какой шанс ты сегодня отвергла.
Он кивнул на улыбающуюся физиономию Лили в газете.
— Видишь? На этом месте, между прочим, могла быть и ты.
Газету я не купила — не смогла, но всю дорогу до дома думала об Антоне. Я не видела его больше двух лет, но сейчас эта фотография произвела на меня такой эффект, будто мы только что расстались. Возможно, я проходила сегодня мимо его конторы, может, была совсем рядом… Это должен быть какой-то знак.
8
Незаметно мы вступили в пятый месяц жизни без папы. Мне удалось пару дней не придавать этому факту значения, поскольку у меня были другие причины для подавленного состояния — в первую очередь моя мертворожденная писательская карьера.Жожо права: муж, бросающий жену ради молодой женщины, — какой сюжет может быть более тривиальным? И хотя моему роману не суждено было появиться на свет, в голове у меня он уже рождался, тем более что я опять стала просыпаться в пять утра.
В книге у меня была бы другая работа — я вообще могла бы не работать, а быть домохозяйкой (о счастье!) и сидеть дома с парочкой собственных детей.
У меня было бы две сестры или брат и сестра; я проиграла в голове разные варианты и наконец остановилась на таком: у меня была бы старшая сестра по имени Моника. Симпатичная, безотказная, в детстве она всегда давала мне свою одежду поносить, но сейчас сидит как привязанная в своем огромном домине с четырьмя детьми, к тому же слишком далеко от нас (Белфаст? Бирмингем? — это я еще не решила), чтобы ждать от нее какой-то реальной помощи.
Еще у меня был бы младший братишка, симпатяга Бен, за которым бы увивались девчонки. Всякий раз, как звонит телефон, он дает маме инструкции: «Если это Мая, скажи, что меня нет. Если опять Кара — скажи, что мне очень жаль, но она меня скоро забудет. Со временем. — Смех. — А если Джеки — уже еду. Выехал десять минут назад».
Он меня постоянно выводил из себя. Вымышленная мама тоже не жаловала его слепой материнской любовью, что, как я понимала, лежало вразрез с общей линией: обычно, я знаю, мамаши души не чают в своих эгоистичных, «чудесных» сыночках, делая вид, что недовольны тем, как они обращаются со своими подружками, но в глубине души радуясь, ибо, как и юные проказники, пребывают в уверенности, что не родилась еще на свет достойная его женщина.
В моем сюжете Бен играл не слишком большую роль — он был слишком безответственной и эгоистичной натурой, чтобы хоть как-то поддержать «нашу» брошенную маму. Весь этот груз доставался мне, и я, как ни крути, оставалась, по сути, единственным ребенком в семье.
Меня звали Иззи, и у меня были упругие локоны до подбородка — в прекрасном состоянии. Хоть мне и очень бы хотелось не работать, представить себя домохозяйкой оказалось задачей непосильной, и я стала мучиться, изобретая профессию для Иззи. Первая мысль была сделать ее личной помощницей по хозяйству (но только на предмет покупок) какой-нибудь богатой леди. Но эту идею я отвергла — все просто умрут от зависти, что у нее такая классная работа. Вместо этого я решила, что она — что неудивительно — будет работать в области рекламы и, конечно, устраивать всевозможные мероприятия.
История личной жизни у Иззи была очень схожа с моей:
1. Миллион неразделенных страстей в юношестве.
2. В возрасте от девятнадцати до двадцати одного — странное увлечение гулянками, которое, наверное, мне преодолеть не суждено.
3. От двадцати пяти до двадцати восьми — отношения с мужчиной, которого все уже видели моим мужем, но я просто «не была готова» (на самом деле всякий раз, как бедняга Брайан поднимал этот вопрос, мне казалось, я задыхаюсь).
Но вот Антона я Иззи не подарю, не будет у нее возлюбленного всей ее жизни, уведенного прямо из-под носа лучшей подругой. Вдруг… ну, то есть… вдруг Антон это прочтет?
У Иззи вместо этого будут отношения «любви тире ненависти» с одним из ее клиентов. Звать его будут Эммет, роскошное сексуальное имя, но я его сделаю не кинорежиссером, поскольку действие происходит в Дублине. У него будет свой бизнес (пока не решила, какой для его компании), а Иззи поручат организовать конференцию по сбыту. Он слегка рассердится, что она в расстройстве из-за того, что папаша-мороженщик ушел от мамы, заказала всем не тот отель, но, будучи к ней неравнодушен, не уволит ее, как случилось бы в реальной жизни. Вначале у него был шрам на правой щеке, но потом я передумала, и щеки у него стали гладкие. Иззи какое-то время была красавицей, но не отдавала себе в том отчета, потом она стала действовать мне на нервы, и я вернула ей обыкновенную внешность.
Другие изменения: роман у отца будет не с секретаршей, уж больно это банально. Он будет со старшей дочерью его партнера по гольфу. А мамаша не совсем уж раскиснет, как моя, — я решила, что люди этому просто не поверят.
Какие-то вещи останутся без изменения, например, моя машина. И милого молодого человека из аптеки я тоже оставлю, только назову его Уиллом.
Это оказалось занятно — все равно что вдруг изменить обличье или вообще воплотиться в другого человека. Во всяком случае, когда я просыпалась на заре, охваченная невыразимым отчаянием, это помогало мне отвлечься от проблем.
9
TO: Susan…inseattle@yahoo.comFROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Я засела за книгу
Я столько об этом думала, что мне стало казаться, не сделай я этого — я просто лопну. Пишу по утрам и поздно вечером. В половине десятого мама уходит спать и спит сном накачанного транквилизаторами человека, и у меня появляется возможность постучать на компьютере. Но и до этого, пока мы смотрим «Баффи», меня уже разбирает, и я жду не дождусь, когда мама наконец уйдет спать. Чтобы можно было начать.
И это называется творческими муками?
Ответы, пожалуйста, на открытке.
Целую,
Джемма.
Но вернемся к реальной жизни. Я наконец нашла замок с башнями. В Оффали. Не ближний свет, если надо обернуться в два конца за один день. Я также разыскала модельершу, настолько замученную неудачами, что она согласилась взяться за Лесли с ее нереальными запросами.
Я договорилась об аренде двадцати восьми кресел в стиле Людовика XIV и их обивке серебряной парчой. Я позвонила в модельное агентство и сказала: «Мне нужен прекрасный принц», — на что мужик на том конце провода мне ответил: «Всем нужен, милочка». И я постоянно носила с собой томик «Спящей красавицы» — источник моего вдохновения.
Но вот с подарками для гостей пока ничего не получалось, а бог свидетель, я старалась изо всех сил.
— Вы не напомните мне, за что я вам, собственно, плачу? — сказала Лесли. (Это, кстати, была еще одна проблема: до сих пор никто никаких денег нам не перевел, хотя я просила об этом столько раз, что повторяться уже стало неловко.) — В Дублине полно других специалистов по организации торжеств. Может, мне следует обратиться к ним?
Господи, как же я ее ненавидела!
— Я над этим работаю. — И это была правда. Я уже почти договорилась с одним глянцевым журналом о репортаже с мероприятия, а производители косметики с куда большей охотой согласятся нас спонсировать, если им будет гарантирована реклама в прессе.
Без ложной скромности скажу: в своей работе я — ас. Взяться за это безумное мероприятие и уже почти довести его до готовности кое-что да значит.
Лесли сбавила пыл и протянула мне оливковую ветвь, попросив заняться с ней медитацией. Я поняла, что отказывать нельзя, но лучше бы отказалась, поскольку в процессе я уснула.
ТО: Susan…inseattle@yahoo.com
FROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Я позвонила Жожо
И сказала ей, что буду писать книгу, а она ответила: «Что ж, поздравляю, считайте, что агент у вас уже есть». Потом она спросила, как дела у мамы, и я лишь промычала в ответ.
Случись такое со мной — ни за что бы не стала так раскисать.
Целую,
Джемма.
Что было потом, я Сьюзан не написала.
Я прокашлялась, поскольку собиралась сказать нечто важное. Я растягивала удовольствие, смаковала момент. Потом я сказала:
— Жожо, а я знакома с одной вашей клиенткой.
— Да? — Довольно равнодушно.
— С Лили. Лили Райт.
— А, у Лили все прекрасно! Я бы сказала — великолепно.
— Ну что ж, передайте ей при случае привет от Джеммы Хоган.
Передам. Послушайте-ка, мне тут одна мысль пришла. Конечно, рано еще об этом говорить, но если мы продадим вашу книгу — а я уверена, что так оно и будет, — мы могли бы приурочить к ее выходу какую-нибудь публикацию типа «Подруги». Было бы полезно с точки зрения рекламы.
Время потекло, как в замедленной съемке, мой голос гулко отдавался у меня в ушах.
— Предложите это ей. Но она может и не поддержать.
— Да что вы! Лили — такая лапочка!
Теперь видите, почему я ничего не сказала Сьюзан? Я не была уверена, что ей это понравится. Для нее вся эта история с литагентом была окрашена исключительно в позитивные тона, я же должна признать, что воспринимала ее в более низменном плане. Передавая привет Лили, я рассчитывала выбить ее из равновесия. Я посылала ей сигнал: я теперь с тобой в одной обойме и покоя тебе не дам.
Да ладно вам кривить губы! Она у меня украла счастье всей моей жизни, она миллионерша и не сходит с газетных страниц. Вы бы как поступили?
Ночь с пятницы на субботу стала для нас с Оуэном чем-то традиционным, и мы еще успевали перепихнуться разок на неделе. С Оуэном никогда не было скучно, а вот кома в животе, дрожащих коленок и сухости во рту, какие бывают, когда в кого-то страстно влюблен, не было. Он был искренен, умел поддержать беседу, в остальное время я совсем о нем не думала, но всегда была рада слышать его голос. То же самое он испытывал ко мне.
Смешно, но почти всякий раз между нами случался какой-нибудь скандал. Либо он на меня злился, либо я на него. Не хочу сказать, что это правильно, но у нас это происходило регулярно.
— Угадай! — сказала я, когда мы встретились в очередной раз.
— Антон просится назад?
— Нет. Я пишу книгу.
— Правда? А про меня там будет?
— Нет, — рассмеялась я.
— Почему?
— А почему там должно быть про тебя?
— Потому что я твой парень.
Я опять засмеялась.
— Правда?
Возникла пауза. Он все еще улыбался, но не так весело.
— А как еще прикажешь это называть? Мы встречаемся уже полтора месяца, выпиваем, перезваниваемся, ты регулярно видишься с дядей Диком и близнецами.
— Ты для меня не «парень», ты — мое хобби.
— Ага. — Улыбка сошла окончательно.
— Не надо на меня так смотреть, — заволновалась я. — Я для тебя тоже не «девушка».
— Это для меня новость.
— Сам посуди! — продолжала я. — Я для тебя — опыт общения с более зрелой женщиной. Приключение, если угодно. Чем заполнить период кризиса. Все нормально, — заверила я. — Я не против.
— Значит, я для тебя ничего не значу?
— Вовсе нет! — возразила я. — Значишь, и еще как. И еще мне нравятся дядя Дик с близнецами.
Он поднялся и ушел. Я его понимала, но сама не встала и не пошла за ним. Я уже знала ритуал — он хлопнет дверью, а через пять минут явится назад.
Я потягивала винцо и думала о приятном, пока — ну вот — он не вернулся и не сел на свое место.
— Дурашка, — сказала я. — Садись и допивай свое вино. Холодно там?
— Благодарю, — проворчал он.
— Да что с тобой такое? — заботливо поинтересовалась я.
— Ты меня всерьез не воспринимаешь.
Я недоуменно уставилась на него.
— Конечно, не воспринимаю. Но ведь и ты меня всерьез не воспринимаешь.
— К этому все шло.
— Не надо, — сказала я. — Это будет ужасно.
— Почему?
Во-первых, — я начала отгибать пальцы, — всех мужчин я считаю негодяями. Во-вторых, стоит мне начать считать что-либо на пальцах, как я тут же отвлекаюсь на цвет своего лака для ногтей. И в-третьих… Ну вот, мысль потеряла. И в-третьих, по-моему, все мужчины — негодяи. Никаких перспектив. В любом случае ты для меня слишком молод. Такие варианты не срабатывают. Мой отец был моложе матери — и вот что из этого вышло.
— Ну да. Они прожили вместе каких-то тридцать пять лет! — воскликнул он.
— Послушай меня, — сказала я. — Я не гожусь для серьезных отношений. И ты тоже. Вспомни: мы все время ссоримся, и это потому, что у нас обоих скверный характер. Проявляется это лишь временами, но сути дела не меняет. К тому же ты еще переживаешь предшествующий разрыв.
— Хочешь, чтобы я нашел себе помоложе?
— Отнюдь. Вообще-то, да. Но не сейчас.
ТО: Susan…inseattle@yahoo.com
FROM: Gemma 343@hotmail.com
SUBJECT: Слухи поползли
Ко мне подходит Франческа и говорит:
— Слышала, ты книжку пишешь?
Черт! Кто мог проболтаться?
— Имей в виду: мы подадим в суд. И отсудим весь твой гонорар до последнего пенса.
Но в книге их, конечно, зовут не Ф и Ф, а иначе. Все реальные персонажи в книге тщательно замаскированы, и моих вымышленных боссов там зовут Габриэла и Габриэль, они фигурируют под прозвищами «Злой полицейский» и «Очень злой полицейский».
Буду держать тебя в курсе…
Целую,
Джемма.
10
В воскресенье я отправилась закупать продукты на неделю. Я стояла в замешательстве между рядами круп и не знала, что взять для завтраков. Изначально мой план предусматривал отучить маму от ее любимой овсянки и перевести на что-то более современное, типа хлопьев с кусочками фруктов, но вышло иначе: я сама пристрастилась к овсянке. Вкусная домашняя еда, к тому же ее можно готовить в микроволновке, и продается теперь с добавками на любой вкус. Я взяла коробку банановой и тут заметила впереди в проходе мужчину. Он смотрел прямо на меня и улыбался.Не какой-нибудь похотливый старик с зачесом поперек лысины, а Парень с Моей Делянки — ну, вы меня поняли: симпатичный и в подходящей возрастной группе. Это было настолько для меня ново, что я чуть не рассмеялась вслух: меня кадрят. В ирландском супермаркете! Не то что у вас в Сан-Франциско, мелькнула у меня хвастливая мысль. Мы тоже можем найти свою любовь посреди бакалейных товаров.
Но мужчина выглядел подозрительно знакомым.
— Джемма? — Черт, он даже знает, как меня зовут. Я никак не могла его вспомнить.
— Джемма? — Продолжая улыбаться, он нахмурил лоб, если, конечно, такое возможно, а я начала впадать в панику. С Дублином всегда так: он такой маленький, что здесь нельзя и помыслить ни о каких черных ночах тайной страсти — непременно потом встретишь своего безымянного возлюбленного в ярко освещенном проходе между стеллажами с кашей. (Должна заметить, одноразовых связей у меня за всю жизнь было не больше двух, и, если я случайно на этих парней натыкаюсь, они меня в упор не узнают — что меня вполне устраивает.)
Слава-тебе-господи-это-же-только-джонни-фармацевт!
— Ой, Джонни, прости! — Гора с плеч. Я позабыла про тележку и овсянку и кинулась ему на шею. — Я подумала, ты из тех, с кем я спала.
— Нет, я бы помнил.
— Без белого халата тебя не узнать.
— Со мной всегда так.
Какая-то дама, загружавшая в тележку пятикилограммовый мешок хлопьев, бросила свои дела и внимательно на нас посмотрела.
«В воскресенье Иззи отправилась закупать продукты на неделю. Она стояла в замешательстве между рядами круп и не знала, что взять для завтраков. Изначально ее план предусматривал отучить маму от ее любимой овсянки и перевести на что-то более современное, типа хлопьев с кусочками фруктов, но вышло иначе: Иззи сама пристрастилась к овсянке. Вкусная домашняя еда, к тому же ее можно готовить в микроволновке, и продается теперь с добавками на любой вкус. Иззи взяла коробку банановой и тут заметила впереди в проходе мужчину. Он смотрел прямо на нее и улыбался.
Не какой-нибудь похотливый старик с зачесом поперек лысины, а Парень С Делянки — ну, вы поняли: симпатичный и в подходящей возрастной группе. Это было настолько для нее ново, что Иззи чуть не рассмеялась вслух: ее кадрили. В ирландском супермаркете! Не то что у вас в Сан-Франциско, мелькнула у нее хвастливая мысль. Мы тоже можем найти свою любовь в бакалейном отделе товаров.
Но мужчина выглядел подозрительно знакомым.
— Иззи ? — Черт, он даже знал, как ее зовут. А она никак не могла его вспомнить.
— Иззи? — Продолжая улыбаться, он нахмурил лоб, если, конечно, такое возможно, а Иззи начала впадать в панику. С Дублином всегда так: он такой маленький, что здесь нельзя и помыслить ни о каких черных ночах тайной страсти — непременно потом встретишь своего безымянного возлюбленного в ярко освещенном проходе между стеллажами с кашей. (Надо заметить, одноразовых связей у нее за всю жизнь было не больше двух, и, если она случайно на этих парней натыкалась, они не узнавали ее в упор — что ее вполне устраивало.)
Слава-тебе-господи-это-же-только-уилл-фармацевт!
— Ой, Уилл, прости! — Гора с плеч. Она позабыла про тележку и овсянку и кинулась ему на шею. — Я подумала, ты из тех, с кем я спала.
— Нет, я бы помнил.
— Без белого халата тебя не узнать.
— Со мной всегда так».
Я перестала печатать, откинулась назад и уставилась на клавиатуру. О господи, подумала я, кажется, Иззи этот Уилл нравится.
11
После того случая на парковке папе я больше не звонила. Обычно я звонила ему как минимум раз в неделю, но сейчас я была настолько обижена, что перестала.Тем не менее я постоянно ощущала его отсутствие, и меня нет-нет да и кольнет какое-нибудь болезненное воспоминание. Например, как-то вечером я переключала каналы, и на экране появился Томми Купер. Я-то, конечно, к нему равнодушна, но вот папа прямо-таки с ума по нему сходил.
— Смотри-ка! — воскликнула я, и первым моим побуждением было пойти позвать отца, но я тут же прикусила язык, возбуждение стало угасать, уступая место сознанию собственной глупости, а затем и горю. Может, он сейчас смотрит ту же программу с Колетт? Сидят у себя в гостиной…
Даже представить это уже было больно, и я поспешила мысленно переключиться на свою книгу. Благодарение господу, что она у меня есть. Это для меня действительно спасение, я могу погрузиться в свои фантазии и часами из них не вылезать, излагая их на бумаге. Точнее — на жестком диске компьютера. И хотя Иззи с мамой пока переживают не лучшие времена, я знаю: такие времена непременно настанут. С Гельмутом у мамы все хорошо, они даже занялись совместным бизнесом — стали импортировать в Ирландию продукцию «Ла-Прери». И уже подумывают об открытии бальнеологического центра с таким же названием. Тем временем у Иззи с Эмметом отношения развиваются лучше некуда. Он совершенно потерял из-за нее голову, что выражается, в частности, в том, что он чрезмерно строг с нею, в то время как исключительно любезен со всеми другими, особенно с дамами.