Кайз Мэриан. Замри, умри, воскресни

   — Джемма, — сказал он.
   — Да? — У меня перехватило дыхание.
   — Я тут подумал…
   — Да?
   — Не сходить ли нам куда-нибудь выпить?
   — Да?
   — Как думаешь, не пора ли… Да!
   Спустя некоторое время, в машине, папа сказал:
   — Поверить не могу. Ты сама приехала к мужчине и выложила ему все как на духу. Что делается, что делается… Вот времена!
   — Перестань, пап, подумаешь… Я же не просила его бросить жену, с которой он прожил тридцать пять лет.
   Неужели я это сказала? Мы настороженно повернулись друг к другу. Наконец отец подал голос.
   — Мне кажется, нам не мешало бы сходить к семейному психологу. Как думаешь?
   — Папа, не говори глупостей, мы же ирландцы.
   — Но носить в себе такую обиду невозможно. Я задумалась.
   — Это пройдет. Просто дай мне время.
   — Время лечит, да? Я опять задумалась.
   — Да. В большинстве случаев.

ЖОЖО

30

   И тут, приготовившись в очередной раз тряхнуть головой и заглотнуть очередной коктейль, Жожо увидела его — он стоял у дальней стены, в темном костюме, и неотрывно смотрел на нее. Их глаза встретились, и ее будто ударили в солнечное сплетение. Мгновенно в зале остались только он и она (правы все-таки эти писатели, воспевающие расширенные зрачки).
   Сердце в груди бешено колотилось, рука, сжимающая бокал, вспотела, и все было как во сне. Его губы сложились в какое-то слово. «Подожди». И еще — «Пожалуйста». Потом он выставил вперед плечо и стал сквозь толпу пробиваться к ней.
   — Он идет сюда, — зашипела Бекки. — Беги!
   — Нет, — Это нужно было сделать. Может, им отпущен еще только один шанс встретиться — так почему бы не теперь?
   Он исчез из виду, потом появился снова, уже совсем рядом, в гуще младотурок. Бекки отошла в сторонку. А потом он возник перед ней.
   — Жожо? — Он спросил это таким тоном, будто проверял, настоящая ли она.
   — Марк! — Даже произносить его имя уже было радостью.
   — Выглядишь… — он поискал подходящее слово, — классно.
   — На том стоим, — парировала она. Его лицо радостно озарилось, и все стало как раньше. Пока Жожо не сказала:
   — Как дела у Кэсси и ребят? Марк осторожно ответил:
   — Все в порядке.
   — Вы все еще вместе? Он замялся:
   — Она узнала о нас с тобой.
   — Черт! Как же это?
   — После того как ты ушла, сразу стало ясно, что дело нечистое. — Он горько засмеялся. — Я был сам не свой.
   По правде сказать, она тоже не была на седьмом небе.
   — Она небось давно знала?
   — Догадывалась. Только не знала, что это ты.
   — Мне очень жаль. Я не хотела причинять ей боль.
   — Она говорит — как знать, может, так и есть? — что, когда наконец узнала, ей стало легче. Говорит, делать вид, что не замечает моих вечных отлучек, было очень тяжело. В последние месяцы мы пытались что-то склеить.
   — И устроили грандиозный праздник, чтобы снова поклясться друг другу в любви и верности, пока смерть не разлучит вас?
   Он выдавил улыбку:
   — Нет. Дальше психотерапевта пока не зашло. Мы стараемся. — Он замолчал. — Но я все равно постоянно думаю о тебе.
   Она теперь стояла ближе, ее тянуло к нему как магнитом. Жожо резко распрямила плечи и отстранилась, боясь вдохнуть его запах — перед ним она бы не устояла.
   — Может, встретились бы как-нибудь? — предложил Марк. — Выпили бы по-приятельски?
   — Ты прекрасно знаешь, что это невозможно.
   Неожиданно он выпалил:
   — Даже теперь я каждый день задаю себе вопрос: как я мог быть таким идиотом? Эгоистом, который все время думал о нас, вместо того чтобы думать о тебе? Если бы можно было вернуть то голосование…
   — Прекрати. Я тоже об этом много думала. Дело не только в голосовании, меня не оставляло чувство вины перед Кэсси и детьми. Думаю, что, дойди до дела, я бы все равно не смогла. И знаешь что я тебе скажу? Думаю, в глубине души ты тоже струсил. Поэтому меня и предал.
   — Нет, нет, ты не права! — замахал руками Марк.
   — Не нет, а да, — твердо заявила Жожо.
   — Категорически нет.
   — Как знаешь. Это так, версия. — Что теперь спорить? Не так это и важно.
   На них смотрели, уж больно откровенно они себя вели.
   — Марк, мне пора.
   — Да? Но…
   Она протиснулась сквозь толпу, в которой все были ей знакомы, и улыбалась, улыбалась…
   На улице она зашагала быстрее, так что Бекки с трудом за ней поспевала. Отойдя на безопасное расстояние, она вдруг задержалась у какого-то дома и согнулась пополам.
   — Тошнит? — забеспокоилась Бекки и обхватила за плечи.
   — Нет, — невнятно проговорила она. — Просто очень больно.
   Они простояли так несколько минут, Жожо тихонько всхлипывала, у Бекки разрывалось сердце, но Жожо вдруг выпрямилась, тряхнула головой и попросила:
   — Платок.
   Бекки порылась в сумочке и протянула ей бумажный платок.
   — Ты ведь можешь к нему вернуться, а?
   — Этому не бывать. Никогда.
   — Ну, как это может быть? Ты же так его любишь!
   — И что с того? Переболею. Почти уже переболела. А если захочу, еще кого-нибудь встречу. Посмотри на меня: у меня теперь свой бизнес, волосы и зубы у меня свои, я умею чинить велосипед…
   — И ты похожа на Джессику Рэббит.
   — И я мастерски отгадываю кроссворды.
   — И классно показываешь Дональда Дака.
   — Вот именно. Я вообще классная!

ЛИЛИ

31

   Еще один гудок. Второй. Сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди, руки взмокли, я молилась:
   — Пожалуйста! Прошу тебя, господи!
   Три гудка. Четыре. Пять. Шесть.
   На седьмом гудке раздался щелчок, послышался шум улицы, смех, и кто-то — Антон! — сказал:
   — Лили?
   От радости у меня закружилась голова. (Должна признаться, звонила я ему на мобильный — решила подстраховаться.) И вот я еще слова не успела сказать, а он уже знает, что это я. Хороший знак! (Или мой номер у него высветился?)
   — Антон? Мы можем увидеться?
   — Когда? Сейчас?
   — Да. Ты где?
   — На Уордор-стрит.
   — Жди меня у метро «Сент-Джонс-Вуд».
   — Выезжаю. Буду через пятнадцать, от силы через двадцать минут.
   Окрыленная, я бросилась к зеркалу — причесываться. Порылась в косметичке, но потом решила, что ничего не нужно — вид у меня и так уже был преображенный. Но я все-таки наскоро нанесла тон и помаду — не повредит. И тушь. И еще какие-то коричневатые румяна, которые мне всучила Ирина. Потом я заставила себя остановиться — что-то я слишком увлеклась — и пошла просить Ирину посидеть с Эмой.
   — Я выскочу ненадолго. Она спросила:
   — Зачем?
   — Готовлюсь сделать резкое движение.
   — С Антоном? Хорошо! Но в таком виде идти не годится. Тебе нужен крем для сужения пор. — Она потянулась за своим ящиком с косметикой, но я уже удрала.
   Мне необходимо было выйти из квартиры. Антон еще, конечно, не подъехал, но из-за избытка нервной энергии я просто не могла находиться в четырех стенах.
   Спускались сумерки, небо было темно-синее, и я шагала так быстро, что уже через пять минут оказалась возле метро. Мне с новой силой явилось мое будущее, каким оно виделось на ранней стадии моей тоски по Антону, когда я была еще в оцепенении; я снова верила, что впереди меня ждет новая жизнь, наполненная чувствами, смехом, красками и совершенно другими людьми, чем сейчас. Это видение было таким же ярким, только в нем теперь были и люди из сегодняшнего дня. Главная мужская роль по-прежнему отводилась Антону, он сам сочинил эту роль. Я сделала последний поворот и стала вглядываться в темноту, в выход из метро, магические врата, через которые он явится мне.
   Потом я заметила, что за мной наблюдает долговязый мужчина. Было темно, и Антон не мог так быстро доехать из центра, но я сразу поняла: это он. Он.
   Я не споткнулась, но ощущение было именно такое. Это было как в тот, самый первый раз.
   Ноги пошли медленнее; я уже знала, что сейчас произойдет. Стоит только подойти… Слова не понадобятся; мы будем вместе навсегда.
   Можно еще было остановиться. Повернуть назад, пустить будущее по другому сценарию, но я продолжала ставить одну ногу впереди другой, как будто меня влекла к нему невидимая нить.
   Каждый вдох отдавался громким, протяжным эхом, как если бы я плыла с аквалангом. Я все приближалась, и в конце концов мне пришлось отвести взгляд. Я стала смотреть под ноги — пакет из магазина «Фортнум и Мейсон», пробка от шампанского — шикарный мусор, под стать району, — пока я не оказалась прямо перед ним.
   Первыми словами Антона, обращенными ко мне, были:
   — Я тебя за километр заметил. Я сразу понял: это ты. — Он тронул прядь моих волос.
   Я придвинулась к нему ближе, высокому, красивому, неповторимому и непринужденному.
   — Я тебя тоже давно увидела.
   Вокруг нас, как в ускоренной киносъемке, сновали во всех направлениях толпы людей, а мы с Антоном стояли неподвижно, как статуи, глаза в глаза, и он держал меня за руки, словно замыкая магический круг.
   И я сказала то, что должна была сказать:
   — Я сразу поняла, что это ты.

ЭПИЛОГ

   Через девять месяцев после ухода Оуэна, почти день в день, у них с Лорной родилась девочка, которую они назвали — внимание! — Агнес Лана Мей. На Джемму никаким местом не похоже. И в крестные меня тоже не позвали. На данный момент никаких планов совместного путешествия у нас нет.
   Моя книжка вышла в середине мая и с треском провалилась. Ругали все — обложку, название… Вообще, рецензии были убийственные. Преобладало такое мнение: «Эскапистская жвачка. Брошенная жена глубоко преображается, сходится с мужчиной намного моложе, а через полгода уже управляет собственным бизнесом. Настоящая насмешка над тем, что мы видим в реальной жизни. Муж, естественно, в конце концов возвращается, не выдержав натиска молодой нимфоманки, но его жене он, оказывается, уже не нужен…»
   Все это было страшно унизительно. Хорошие отзывы появлялись только в дурацких журнальчиках, которые любят истории на тему «Я увела мужа у дочери». Один такой журнал назвал мое творение «литературой мщения», которую они откровенно одобряли.
   Но этого было явно недостаточно для того, чтобы книжка продавалась, да и от меня в этом смысле проку было мало: перед самым выходом книги папа попросил меня не заниматься рекламой и не рассказывать нигде, какая реальная история лежит в основе книги. Что-то во мне, видимо, дрогнуло, потому что я над ним сжалилась и согласилась. От этого рекламный отдел издательства меня сильно невзлюбил. У них уже была запланирована куча всяких мероприятий, вплоть до дневных ток-шоу, где бы мы с мамой наперебой поливали отца. Мама отказалась от подобной затеи сразу, как вернулся отец.
   Второй книги не будет; с воображением у меня не густо, а ничего плохого в моей жизни пока не случилось — если не считать ужасной реакции критики на мою первую книгу и моей неспособности родить вторую. На самом деле, в жизни у меня все в порядке, бывает и хуже.
   В данный момент все мои творческие дерзания ограничиваются сочинением для покинутых женщин историй про их несостоявшихся возлюбленных. У меня это неплохо получается, я даже заработала себе определенную популярность в своем кругу. С меня хватает.
   Большая часть аванса все еще при мне (никто не потребовал с меня денег назад, хотя книга так и осталась лежать на прилавках), и, может быть, когда-нибудь, в туманном будущем, я открою свою фирму. Это не так просто, как кажется, таких, как Жожо Харви, немного — у нее теперь четверо сотрудников и шикарный офис с цветными окнами. Мало того что я по сравнению с ней — жалкая трусиха, так еще и связана контрактом, по которому не имею права уводить с собой клиентов.
   Карьера Лили уверенно идет в гору. Она написала новую книжку, «Зачарованная», в духе «Мими», и та разошлась миллионными тиражами. Потом ее роман «Кристальные люди», тот самый, который чуть не обанкротил «Докин Эмери», удивил всех, когда попал в шорт-лист премии «Орандж», и тоже разошелся миллионными тиражами. Сейчас она, кажется, пишет что-то новое, во всяком случае, об этом много говорят.
   Вообще-то, я виделась с Антоном и Лили на одной издательской тусовке, вскоре после выхода моей книги — тогда еще мои издатели со мной разговаривали. Я пробиралась сквозь толпу в поисках дамской комнаты и вдруг оказалась лицом к лицу с Лили.
   — Джемма? — в ужасе отпрянула она.
   И после всех моих многолетних фантазий о том, как я плесну ей в лицо красным вином, испепелю взглядом или прокричу на весь зал, какая она стерва, я вдруг вижу, как беру ее за руку и совершенно искренне заявляю:
   — Мне очень понравилась «Мими». И маме моей тоже.
   — Спасибо. Большое спасибо тебе, Джемма. А мне очень понравилась твоя «Радуга». — Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой, тут появился Антон, но и с ним все прошло очень мило. После ни к чему не обязывающей беседы они ушли, причем Антон хотел взять Лили под руку, но она не дала, и я слышала, как она проворчала: «Имей уважение!» Надо полагать, ко мне.
   Должна признаться, тут мне стало грустно. В этом была вся Лили — внимательная и чуткая к окружающим людям. Я пожалела, что мы не можем опять стать подругами, уж больно она симпатичный человек (если не считать одного эпизода с похищением чужого парня). Я ее всегда очень любила.
   Однако продолжим.
   Когда мама в первый раз увидела Джонни Рецепта, ей понравились его широкие плечи, любезное обращение, искорки в глазах (которые теперь, когда ему больше не приходится пахать денно и нощно, присутствуют постоянно); она наклонилась ко мне и сказала:
   — Кажется, на сцену выходят профессионалы.
   Он ей понравился. Черт!
   Но теперь меня этим не собьешь.
   Колетт недолго горевала одна. Она встретила кого-то еще (друга приятеля шурина брата Тревора), а поскольку Дублин у нас город небольшой, до меня быстро долетела эта весть. Из того, что мне рассказали, я поняла, что новый кадр подходит ей не в пример лучше отца. (По крайней мере, жилетки не носит.)
   Что до моих родителей… Что сказать? Папа решает кроссворды, мама покупает на распродажах тряпки, после чего заставляет его угадывать цену, они вместе смотрят детективы и совершают прогулки на машине. Если не считать того факта, что у меня вышла книжка и что стерильной марли у нас теперь — хоть ложками ешь, можно было бы подумать, что он никуда и не уходил…