Он хотел сказать что-то успокаивающее, примиряющее, но не успел – зазвонил телефон, лежащий у него в кармане. И хоть этот номер был известен только наиболее доверенным людям, Ман все равно вздрогнул от неожиданности, Правда, быстро взял себя в руки и, жестом попросив Лома оставаться на месте, ответил на вызов:
   – Да.
   – Вы где сейчас?.. – поинтересовался очень знакомый голос.
   – В Караганде! – со злостью ответил Ман. – Ты что же делаешь, а?! Кто мне говорил, что баба одна в хате?! Как теперь будем бабки брать?! Что, все зря, получается?!
   Лом, слушая слова напарника, притих – понял, что тот разговариваете наводчиком и информатором.
   – Ты успокойся. – Человек говорил сдавленным шепотом. – Деньги мы возьмем без проблем! Но только чуть позже.
   – Позже – это когда?! – продолжал выражать свое возмущение Ман. – И как мы их возьмем, если все уже накрылось медным тазом?!
   – Ничего пока не накрылось! – чуть-чуть повысил голос собеседник Мана. – И как взять бабло, я потом придумаю. Сейчас нарисовалась другая проблема!
   – Да с тобой, по-моему, одни только проблемы! – возмущенно покачал головой Ман.
   – Как раз эта проблема родилась по вашей вине! И если ее не решить в два-три часа, все на киче будем загорать уже завтра.
   – Что за проблема? – притих Ман.
   – Я тебе русским языком говорил – ничего из вещей терпилы не брать?
   – Ну, говорил, – вынужден был согласиться Ман. – Так мы и не брали!
   – Да?! – В голосе говорившего прорезались ехидные нотки. – А откуда у этой сучки Ленки оказалась его зажигалка?
   – Как это – оказалась? – растерялся Ман.
   – А вот это уже вам виднее! – усилил нажим говоривший. – С Ленкой надо разобраться! И чем скорее, тем лучше!
   – Как это – разобраться? – Ман откровенно испугался. Он прекрасно понимал, что именно от него требуется. Ленка должна замолчать навсегда. Но только самому ему еще никого и никогда не приходилось убивать. А делать это впервые всегда страшно.
   – А ты не знаешь, как?! – возмутился собеседник. – Она должна замолчать! Иначе спалит всех – и тебя, и Лома, и меня!
   – Да она тебя не знает, – зачем-то попытался спорить Ман.
   – Меня ты знаешь! – ответил наводчик. – И я не думаю, что ты в милиции будешь молчать, как партизан на допросе! Сдашь ты меня в шесть секунд! Да и эта мразь разок-другой видела. Когда на даче отдыхали, ты, баран долбаный, ее привозил, вспомни!
   В ответ на этот оскорбительный, по сути, выпад Ман промолчал – его собеседник был совершенно прав.
   – Короче, давайте там, действуйте! У меня больше времени нет трындеть по-пустому! А за деньги не волнуйся – я что-нибудь придумаю!
   Некоторое время растерянный Ман слушал гудки отбоя, потом отключил трубку и сунул ее в карман.
   – Ну, что там? – осторожно спросил напарника уже позабывший все недавние распри Лом.
   – Там? – растерянно переспросил его Ман. – Там – жопа... Полный пи...ц...

6

   Младший сержант милиции Сиверцев, новоиспеченный инспектор ДПС ГИБДД, сегодня впервые заступил на службу самостоятельно. Окончилась стажировка, трехмесячное обучение в учебном центре областного УВД, все формальности, связанные с оформлением на службу в милицию.
   Давила голову каска, тянул к земле бронежилет – в городе шел очередной этап операции "Вихрь-антитеррор", и от всех сотрудников наряда ДПС требовали нести службу полностью экипированными.
   Всего наряд состоял из пяти человек, среди которых Леха Сиверцев был самым молодым – только устроился. Вообще-то в ГАИ, то есть в ГИБДД, посторонних брали неохотно. Только по протекции. Но вот тут Лехе повезло – его близкий родственник, дядя, брат покойного отца, хорошо знал командира отдельного батальона ДПС при УВД Красногорска. Ну и замолвил словечко за племяша по-родственному.
   Некоторую роль сыграло еще и то, что армейскую службу Леха проходил в отдельном полку разведки ВДВ и имел на своем счету две командировки в Чечню, а также медаль "За боевые заслуги". Таких, как он, ветеранов этой необъявленной войны, на службу в милицию брали охотно.
   Вообще-то, узнав, что он служил в частях специального назначения, ему предлагали работу в СОБРе, обещая офицерскую должность, льготную выслугу лет, повышенный оклад. Но только Сиверцев настоял на ГИБДД. Звание от него никуда не денется. А вот сейчас ему надо было содержать тяжело болеющую после смерти мужа мать и заканчивающую школу младшую сестренку. На "голом" окладе, даже пусть и офицерском, повышенном, он бы этого сделать не смог. А гаишника, как известно, дорога всегда прокормит.
   Впрочем, о "левых" деньгах говорить пока было слишком рано. Первое дежурство. Старшие товарищи пока только присматривались, оценивали новенького – а вдруг "стукач" из собственной безопасности?! Или принципиальный. Тогда всем может быть плохо.
   Так что в этот день Леха был просто на подхвате – с автоматом в руках страховал начальника смены, старшего лейтенанта Трунова, при проверке тем транспортных средств.
   До поры до времени все было нормально – водители прекрасно понимали, кто на дороге хозяин, не спорили, торопливо выскакивали из салонов своих автомобилей по первому же сигналу человека в форме и с полосатым жезлом в руках. Заискивающе улыбаясь и стараясь заглянуть в глаза, совали ему в руки пухлые пачки многочисленных документов, без которых ни один автомобиль не сможет передвигаться по дорогам нашей необъятной Родины.
   Ни Трунов, ни Сиверцев сначала не обратили ни малейшего внимания на темную точку, двигающуюся со стороны города и стремительно превращающуюся в большой иностранный автомобиль.

7

   Шамиль вел джип на предельной скорости – спешил укрыться. Занятый обдумыванием своей собственной судьбы, гонимый страхом, на стационарный пост ГИБДД он выскочил совершенно неожиданно для себя самого. Забыл о том, что он вообще существует в природе.
   Повинуясь небрежному движению жезла в руке стоящего на обочине офицера, Шамиль затормозил и притер джип к бордюру. Он не собирался вступать в конфликт с милицией. Знал из личного опыта – достаточно дать немного денег, и этот "жест доброй воли" решит все проблемы...
   Пока офицер, – теперь уже Шамиль видел, что это старший лейтенант, – неспешно подходил к машине, юный чеченец достал из кармана купюру и присоединил ее к водительским правам. К тому времени, когда он закончил, офицер как раз успел подойти к водительской дверце.
   – Старший инспектор ДПС старший лейтенант Трунов, – представился офицер, небрежно взмахнув полуоткрытой ладонью где-то у козырька темно-синего кепи. – Ваши документы.
   – Извыны, командыр! – заискивающе улыбнулся Шамиль, протягивая деньги и права. – Задумалса.
   В принципе, купюра была солидная. В другое время этого было бы вполне достаточно для того, чтобы, отчитав этого чурку за нарушение, отпустить его с миром.
   Но вот только за спиной Трунова стоял новенький. Темная лошадка в батальонских "раскладах"... А ну как сдаст завтра?
   – Предъявите документы на машину, – глядя в сторону, произнес старший лейтенант.
   – Дома забыл документы! – Шамиль начал проявлять беспокойство.
   – А они вообще у тебя есть? – Офицер по-прежнему не смотрел на своего собеседника.
   – Канэчна, ест! – горячо заговорил Шамиль, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее. – Атца машина! Всэ докумэнт – дома!
   – Значит, дома? – прищурился старлей, глядя на аккуратные круглые отверстия в корпусе джипа. – А это что у тебя?
   – Пэрэводка! – сообщил Шамиль. – Брат из Чэчни прывез!
   Трунов прекрасно знал, что действительно в Чечне сейчас входили в моду наклейки в виде пулевых отверстий и многие любители экзотики привозили их оттуда. Но только здесь, в России, они еще не нашли широкого спроса и применения.
   – Так ты что, чеченец? – как бы нехотя поинтересовался он.
   – Да! – ответил Шамиль.
   – Выходи из машины! – В голосе старлея послышались металлические нотки.
   Стоящий за его спиной младший сержант передвинул короткий автомат из-за спины под правую руку.
   – Слушай, командыр! – горячо заговорил Шамиль. – Я тэбе мамой кланус – атца машина! А я спешу, честное слово!..
   – Выходи из машины, я сказал! – чуть повысил голос Трунов. – Ну?! И руки на капот, чурка долбаный!
   Никто не заметил, как за тонированными стеклами задней двери в салоне возник еще один силуэт – это пришел в себя Ваха, до этого валявшийся на заднем сиденье.

8

   Леха Сиверцев даже не успел понять, что именно произошло – из машины хлестнуло огнем, ударил выстрел, сразу же за ним – второй. Тело старшего наряда могучим ударом отбросило в сторону, и он, крутанувшись на месте, тяжело повалился на землю, уткнувшись лицом в грязный асфальт.
   Третья пуля должна была достаться Лехе. Но только свистнула над головой – тело еще не забыло того, что вколачивалось в него два года армейской службы.
   В каком-то невероятном кульбите уйдя в сторону, Леха сорвал с плеча автомат. Стреляли с заднего сиденья – это он понял. Еще раз перекатившись, он в падении отпустил скобу предохранителя, а потом резко ударил затыльником автомата о землю. Под воздействием силы инерции затворная рама прыгнула вниз и тут же вернулась назад, досылая патрон в патронник. Оставалось только поднять оружие и открыть огонь по проклятому стрелку. Но как раз в этот момент автомобиль начал трогаться с места, и Сиверцев открыл огонь не по стрелку, а по водителю, выпустив одной очередью практически половину магазина. С удовлетворением заметил, как водитель ткнулся головой в руль и тут же перенес огонь на заднее сиденье.
   У него был достаточный опыт боестолкновений, приобретенный в мятежной республике. И уже первая очередь пришлась в цель – одна из пуль, пробив тонкий металл кузова машины, ударила Ваху в грудь. Всплеснув руками в воздухе, стрелок рухнул на мягкие подушки, уронив пистолет на пол между передним и задним сиденьями.
   Лишенный управления джип медленно сполз в кювет, где и остановился, уткнувшись "мордой" в крутой откос. Громко выл сигнал, на который давил окровавленный лоб Шамиля. В кузове прибавилось пробоин.
   – Значит, говоришь, чеченец?! – бормотал Леха, перезаряжая автомат. Потом осторожно, "гусиным шагом", выставив вперед ствол оружия, начал подбираться к машине.
   Резко распахнул заднюю дверцу – стрелок корчился в узком промежутке между сиденьями. На губах – кровавые пузыри. Окинув салон опытным взглядом, Леха сразу же понял – за рулем, скорее всего, "двухсотый", проще говоря – труп. Вся голова в крови. Ну, а тот, что сзади, уже не опасен. Повезет, если выживет. Или, наоборот, не повезет – это уж с какой стороны посмотреть.
   Развернувшись, Сиверцев окинул взглядом поле боя. С земли несмело поднимались упавшие при первых же выстрелах водители, остановленные его коллегами для проверки. Сами коллеги осторожно, пригнувшись, подбирались к джипу. Глазищи дикие, испуганные. Руки трясутся. Не привыкли "хозяева дорог" к таким вот передрягам. Это не деньги с водителей трясти как "отступные" за мнимые и реальные нарушения.
   Посреди проезжей части сломанной куклой, в очень неудобной позе лежало отброшенное пулями тело старшего лейтенанта Трунова, и Леха автоматически, без каких-либо лишних эмоций отметил, что раненые такне лежат.
   "Нет, все-таки уйду в СОБР..." – как-то отстраненно и устало подумал Сиверцев, охлопывая карманы новенькой формы в поисках сигарет.

Глава 12

1

   Лом в очередной раз надавил на кнопку звонка. За дверью, которая, судя по ее состоянию, неоднократно имела дело с берцовками бравых и бесцеремонных "физиков" из новообразованного Комитета наркоконтроля, прозвучала громкая соловьиная трель. И сам Лом, и стоящий чуть сзади и в стороне от напарника Ман замерли, чутко прислушиваясь к звукам внутри квартиры. Тишина.
   – А может, ее дома нет? – Лом развернулся к Ману. В глазах здоровяка светился огонек надежды – ему очень не хотелось делать то, что они должны были сделать. И не потому, что он испытывал какой-то священный трепет перед таинством человеческой жизни, единственной и неповторимой. Вовсе нет! Всеми его поступками руководил первобытный эгоизм – допустимо и хорошо все то, что идет на пользу ему самому.
   Но вот Ленка... Это была единственная привязанность Лома. Даже к своей собственной матери он не относился так, как к этой тощей девчонке. Наверное, он ее даже любил по-своему, сам себе не отдавая в этом отчет. Да и само это слово, скорее всего, было ему незнакомо.
   Сейчас он прекрасно понимал, что Ленка должна умереть для того, чтобы они, он сам и его подельник Ман, могли выжить и сохранить свободу. Но, как уже говорилось, ему очень не хотелось этого делать. И он по-мальчишески искренне радовался любой, даже самой минимальной отсрочке.
   В отличие от своего простоватого, если не сказать больше, партнера Ман прекрасно понимал, что любая отсрочка приведет их обоих прямиком в тюремную камеру. Ленка, когда ее прижмут менты, не будет изображать из себя Зою Космодемьянскую. Та, бедолага, может, и хотела что-нибудь рассказать немцам, да вот только не знала ничего. А вот Ленка знала много. Слишком много. И они с Ломом для нее – никто. Двое из сотни клиентов. Не пойдет она в тюрьму ради их спасения.
   Поэтому Ман легонечко толкнул Лома кулаком в спину и тихо, но очень злобно прошипел:
   – Давай, блин, стучи! Дома она! Спит после ночи!
   Лом недовольно покосился за плечо, но только протестовать не решился. Тяжело вздохнул и несколько раз ударил могучим кулаком в дверное полотно, завибрировавшее и жалобно застонавшее под этими ударами.
   – Ленка, бля, открывай! – заревел он во весь свой голос.
   – Тише ты! – одернул его Ман, испуганно оглядываясь по сторонам. – Ты сейчас весь подъезд на уши поднимешь!
   – Ништяк! – откликнулся Лом. – Кто днем дома сидит? Все или на работе, или еще где.
   Как бы в ответ на его слова за спиной заскрипела дверь квартиры, расположенной напротив Ленкиной. Тихонько заскрипела, образуя небольшую щель, в которой появилось сморщенное старушечье личико.
   Ман стремительно отвернулся и ссутулился – ему очень не хотелось, чтобы старуха имела возможность запомнить его в лицо. А Лом... Лом он и есть Лом. Этим все сказано. Уставился на бабку, как баран на новые ворота.
   – Ходют, ходют, – забормотала старуха, вытягивая шею и стараясь получше разглядеть визитеров. Ман, разглядывающий стену подъезда, испещренную мелкими трещинами и надписями, мысленно похвалил себя за предусмотрительность – вовремя отвернулся. Старуха явно имела старую, коммунистическую выучку, и ей до всего происходящего вокруг было дело.
   Зато Лом, которому в плане предусмотрительности до напарника было далеко, полностью развернулся, представ перед блестевшими любопытством глазами бабки во всей красе, и громко, с угрожающими интонациями в голосе произнес:
   – Слышь, ты, старая! Исчезни, пока при памяти! Дверь мгновенно захлопнулась.
   "Блин! Ну какой же идиот!" – буквально застонал про себя Ман. Но вот только вслух ничего говорить не стал – все равно бесполезно. Да и жить Лому оставалось только до того времени, когда в их руках окажутся вожделенные бабки.
   А здоровяк, постепенно входя в раж и начиная не на шутку злиться, опять заколотил в дверь, на этот раз не только кулаком, но и ногой:
   – Ленка, блин! Открывай!
   Происходящее все меньше нравилось Ману. Тихого и спокойного, без лишней засветки визита не получалось. Он уже хотел предложить напарнику убираться отсюда подобру-поздорову, как вдруг за дверью послышались неуверенные, шаркающие шаги и чуть хрипловатый женский голос негромко поинтересовался:
   – Кто?
   – Конь в пальто! – почти радостно ответил Лом. – Я это, блин, в натуре!
   – А-а-а... – пробормотала стоящая за дверью женщина. Проскрежетало металлом по металлу, и дверь широко распахнулась.
   Лом шагнул вперед, Ман – вслед за ним. В тесной прихожей, опираясь плечом на стену, стояла Ленка. На ней был мятый халат, в нескольких местах прожженный, глаза полуприкрыты, голова опущена. Такое впечатление, что она только что спала, но встала с постели на стук, так и не проснувшись.
   – Че долго не открывала? – Лом с ходу попытался облапить девушку. – Трахалась, что ли, с кем?
   – Отвали, – замедленным и неуверенным движением стряхнула руки здоровяка со своего тела. – Болею я.
   И, не обращая больше внимания на незваных гостей, шаткой походкой, опираясь одной рукой на стену, побрела в глубину квартиры.
   Лом тут же направился следом за ней. А Ман, задержавшись в прихожей, аккуратно прикрыл за собой дверь и задвинул тяжелый металлический засов, который на раздолбанном дверном полотне выглядел по меньшей мере нелепо.
   Между тем Ленка прошла в комнату и тяжело рухнула на диван, в кучу какого-то мятого тряпья серого цвета, которое, надо полагать, изображало здесь постельное белье.
   – Холодно, – по-детски непосредственно пожаловалась она, кутая при этом свои худые плечи в какое-то драное покрывало.
   В единственной комнате квартиры никакой мебели, кроме старого и продавленного дивана, не было. Рядом с диваном, на давно уже не видевшем воды и тряпки полу стояла щербатая кружка с водой. Штор на окнах не было – вместо них использовались старые газеты, наклеенные на стекло в несколько слоев... На подоконнике лежал толстый слой пыли – хоть пиши на нем послание потомкам. В комнате стоял устойчивый запах холодного табачного пепла и еще чего-то очень едкого.
   – Че, ломает? – Лом присел на краешек дивана, рядом с лежащей Ленкой. Удивительно, но в его словах Ман расслышал сочувственные нотки!
   – Ну, – пробормотала в ответ девушка, не раскрывая при этом глаз.
   – И вмазаться ничего нет? – Задавая вопросы, Лом просто тянул время. Ну не хотел он убивать эту девчонку!
   – Надоело мне все, – тихо пожаловалась девушка. – Завязать хочу.
   – А-а-а! – протянул Лом и замялся, замолчал – он не знал, что еще можно сказать. А приступать непосредственно к тому, ради чего они сюда и пришли, пока не собирался.
   Стоящий в дверях Ман повелительно взмахнул рукой, указывая напарнику на Ленку, потом выразительно постучал ногтем пальца по циферблату ручных часов – время, дескать, поспешать надо. Каждая лишняя минута, проведенная в этой квартире, увеличивала опасность разоблачения.
   Но в этот раз Лом только отмахнулся в ответ – подожди, мол! И в глазах, и в этом коротком жесте Ман разглядел вовсе не свойственную напарнику решительность. Значит, в этот раз остаться в стороне самому не получится. Время уходило, необходимо было действовать. И эта своеобразная "забастовка" здоровяка была ох как не вовремя!
   Оглянувшись по сторонам, Ман заметил стоящий на полу, у стены прихожей, старый телефонный аппарат. Не раздумывая, он шагнул к нему. Наклонившись, выдернул шнур из розетки, расположенной у самого пола.
   Подняв с пола сам аппарат, намотал свободный конец шнура на руку и сильно дернул на себя. Безрезультатно. Тогда, несколько раз глубоко вздохнув, Ман повторил попытку, только на этот раз рывок получился несколько резче. В недрах пластмассового корпуса телефонного аппарата что-то хрустнуло, и второй конец шнура вылетел, хлестнув Мана по щеке и оставив на ней узкую розовую полоску. Но Ман на это не обратил внимания – он был занят. Намотав концы шнура на кулаки, он несколько раздернул руками в разные стороны перед лицом, проверяя шнур на разрыв.
   Полностью удовлетворенный проверкой – шнур выдержал испытание, – Ман шагнул в комнату с готовой к "работе" импровизированной удавкой.
   Успев перехватить почти умоляющий взгляд Лома и отвернувшись от него, Ман зашел за спину полулежащей с закрытыми глазами Ленке и, скрестив руки, набросил получившуюся петлю на ее шею, после чего резко рванул концы провода в разные стороны.
   Вообще-то Ман рассчитывал покончить со своей жертвой одним этим движением, сломав ей хрупкие шейные позвонки. Однако, к несчастью для Ленки, то ли рывок был недостаточно резок и силен для этого, то ли костяк девушки оказался крепче, чем это представлялось, но только убийца не сумел добиться желаемого. И девушке пришлось умирать медленно, при этом четко осознавая то, что с ней происходит.
   Ман затягивал петлю изо всех своих немалых сил, но девушка, чувствуя приближающуюся смерть, отчаянно сопротивлялась. Недавнюю апатию и расслабленность как рукой смахнуло. Тоненькие, почти прозрачные пальчики впились в узкий провод и ценой бог знает каких усилий совершили практически невозможное – ломая ногти и царапая нежную кожу, сдвинули смертельное кольцо удавки немного ниже, к самому основанию шеи.
   Теперь, в таком положении, несмотря на все прилагаемые Маном усилия, петля не могла полностью, до конца пережать ни сонную артерию, ни дыхательное горло. Сложилась, можно сказать, патовая ситуация – Ман не мог довести до конца задуманное. Но в то же время девушке не хватало ни умения, ни силенок, чтобы окончательно вырваться, освободиться от этого смертельного захвата.
   – Лом, сука! – почти простонал задыхающийся Ман. Он уже с трудом удерживал Ленку, в то время как его напарник безучастно наблюдал за происходящим. – Руки, руки ей держи!
   Здоровяк встрепенулся, услышав этот полустон-полукрик. Какое-то мгновение в его глазах было сомнение, сменившееся отчаянием. Но только в этот раз он не посмел ослушаться напарника – сжав своими лапами тонкие девичьи запястья, легко оторвал ее руки от обвивающего шею телефонного шнура и прижал их к телу. Однако девушка отчаянно сражалась за свою жизнь, изо всех сил мотая головой и барахтаясь на диване подобно вытянутой из воды рыбине.
   Тогда Лом всем своим немалым весом навалился на Ленку сверху, вдавливая худенькое тело в диван. Какое-то мгновение он видел ее глаза прямо перед своими, совсем рядом. И даже при всей своей толстокожести Лом почти физически ощутил весь тот ужас, боль, отчаяние, что увидел в ее взгляде. А еще в нем была мольба. Просьба о помощи и вера в чудесное спасение. Лом отвернулся, не в силах выдержать этот красноречивый взгляд.
   Ман, воспользовавшись тем, что сопротивление жертвы ослабло, чуть отпустил петлю, выровнял на шее жертвы шнур и снова старательно, с максимальным прилежанием затянул удавку.
   Уже через минуту все было кончено. Лом почувствовал, как женское тело дернулось под ним в последней попытке вырваться, освободиться и... обмякло. Расслабилось. Рот девушки приоткрылся, обнажая зажатый между зубами язык.
   Подталкиваемый каким-то извращенным любопытством, Лом заглянул в широко открытые глаза Ленки. Почему-то сейчас в них оставалось только выражение безмерного удивления.
   – Уф-ф! – Ман, оставив глубоко впившийся в кожу шнур на шее жертвы, потряс в воздухе кистями рук. На пальцах – глубокие покрасневшие борозды. – Вот же сука! Думал, вырвется!
   Лом промолчал. Впервые в своей непутевой жизни он чувствовал что-то похожее на жалость.
   – У тебя нож с собой? – неожиданно спросил у напарника Ман.
   – Нож? – пустым, непонимающим взглядом вперился в лицо напарника Лом. – Нож... А, да! С собой! В кармане.
   – Доставай! – приказным тоном потребовал Ман, растирая руки.
   Лом извлек из кармана выкидуху, полученную от напарника прошлой ночью. Большой палец привычно вдавил кнопку. Вылетело из рукоятки лезвие, со звонким щелчком вставая на фиксатор.
   – Держи, – с жалостью и какой-то растерянностью поглядывая на мертвую и такую некрасивую сейчас Ленку, Лом протянул нож Ману.
   – А мне он зачем?! – удивился тот.
   – Не понял! – вытаращил глаза здоровяк.
   – А чего тут не понять?! – Лицо Мана приобрело какое-то злобное, хищное выражение. – Режь!
   – Че резать?! – Вообще-то Лом уже понял, что хочет от него Ман. Но все еще отказывался в это поверить.
   – Бабу режь! – безжалостно приказал Ман.
   – Так она же уже, типа, все, – чувствуя, как немеют губы и трещат от боли виски, чуть слышно прошептал Лом.
   – А ты что, думаешь, я один на нее "грузиться" должен?! – лицо Мана перекосила злобная усмешка. – Не-ет! Мы с тобой одной веревочкой повязаны! И в этой делюге, если че, вместе пойдем! Так что давай режь!
   Какие-то мгновения Лом колебался. И даже бросил оценивающий, примеривающийся взгляд в сторону Мана – а что, если его... того? Один длинный, сильный удар под подбородок, в незащищенное горло. Отшлифованная рукоятка ножа вдруг заскользила в моментально вспотевшей ладони.
   – Лом! – Теперь Ман уже не пытался приказывать – просил. – Не тяни время. Менты здесь будут с минуты на минуту.
   – Да? – хрипло спросил здоровяк и облизнул пересохшие губы. Лезвие ножа чуть качнулось, принимая более удобное положение для смертельного удара.
   – Да! – убежденно ответил Ман, стараясь ничем не проявить охватившего его страха. – Нам с тобой уходить надо! А что касается бабы... Пойми, мы с тобой должны верить друг другу! Полностью, до конца! Нам с тобой еще бабки надо забирать! И как же мы это сможем сделать, если между нами полного доверия не будет?!
   – Бабки... – повторил магическое слово здоровяк, и Ман с облегчением заметил, как отмякают его глаза, как исчезает из них жажда убийства, стремление пролить чью-то кровь.
   – Ну, давай, Лом. Она ведь все равно уже мертвая.
   – Мертвая. – Сумасшедшинка во взгляде Лома растаяла полностью, исчезла. И только в эту минуту Ман в полной мере начал отдавать себе отчет, какой опасности он только что сумел избежать. На лбу выступили крупные капли пота.