Страница:
Через площадь Гагарина медленно брела женщина. Возраст определить невозможно – лица не видно, оно полностью закрыто тенью, падающей от низко надвинутого на лоб толстого платка. Но походка – старческая, шаркающая. Плечи опущены. И одета не в лохмотья и не в рубище, одежда целая и чистенькая, но только такая носилась лет этак двадцать назад.
Женщина медленно перемещается от урны к урне. У каждой подолгу останавливается, запуская в грязное нутро руку – ищет бутылки, брошенные любителями пива. Утром их можно будет сдать и купить на вырученные деньги молока и хлеба, чтобы поесть самой и накормить такого старого, как и она, кота. Или болонку.
Женщина медленно обходит площадь по периметру, потом идет к памятнику – возле него тоже есть урны. Одна, вторая, третья, четвертая. Складывая свою добычу в большой пластиковый пакет, старуха направляется в сторону, противоположную той, откуда пришла. Все так же, медленно и устало, она заходит в темный переулок.
– Лиля, сзади все чисто! – Этот мужской голос слышит только лишь сама "старуха". Он идет из телефона радиостанции, который уютно пристроился возле самого ее уха под толстым платком. И тут же весь облик "старухи" разительным образом меняется – выпрямляются плечи, походка приобретает упругость и становится легкой, как у профессиональной гимнастки. Лжестаруха быстро проходит мимо дома, поворачивает во двор.
Там стоит машина – неброская "шестерка". Возле нее – двое мужчин. При виде "старухи" оба бросаются к ней навстречу.
– Нуты, Лилька, даешь! Умница!
– А то! – отвечает старуха молодым звонким голосом. – Зря, что ли, в театральный поступала?
Она освобождается от платка и оказывается совсем еще молодой – не старше двадцати пяти – и очень привлекательной женщиной.
– Поступала в театральный?! – удивляется один из мужчин. – А как же ты в школе милиции оказалась?
– Не прошла творческий конкурс, – разводит руками женщина. При этом брезгливо поглядывает на правую, ту самую, которой она доставала бутылки из урн. – Мальчики, у нас водичка есть? Руки бы помыть. Не могу – такая вонь! Я сейчас умру, честное слово!
Пока ей поливают на руки, она докладывает:
– В урне – все чисто. Никаких технических средств.
Днище – цельное, монолитное. Я не знаю, каким образом они собираются брать оттуда деньги.
– Понятно. – Один из мужчин, старший группы наружного наблюдения, задумчиво потирает подбородок. Их задача становится все сложнее и сложнее. – Сейчас поедем по адресу "терпилы", будем там готовить работу.
– А что случилось?.. – Лиля, вытирая руки.
– Инициатор задания считает, что деньги попытаются взять во время транспортировки. По дороге к площади. Возможна и силовая акция.
Женщина быстро избавляется от длинной просторной юбки и какого-то салопа, которые были надеты поверх обычных джинсов и неброской расцветки кофточки. Платок и все остальные вещи скручивает в тугой узел и, обращаясь ко второму мужчине, просит:
– Коля, кинь это тряпье в багажник.
– А если в мусорный бак? – улыбается Коля – еще один из оперативников группы наружного наблюдения.
– Ты что! – Лиля в ужасе. – Бабка меня порвет на куски! Ей это тряпье дорого, как память о молодости!
– Ладно! – Сегодня Коля играет роль водителя, хотя машину все "топтуны" водят одинаково хорошо.
Уже через пару минут "шестерка" покидает двор и по безлюдным ночным улицам направляется к дому Мацкевич.
– Останови, – неожиданно просит сидящая сзади Лиля.
– Что случилось? – спрашивает Коля, но тем не менее послушно останавливает машину – мало ли что...
– Я сейчас! – Женщина легко выпрыгивает из салона, не забыв прихватить с собой пакет собранных бутылок – на том месте, где работали, их оставлять нельзя. Бежит куда-то в сторону, где на углу дома у мусорных баков копошится какая-то темная масса.
– Не, ты слышал, Макарыч? – обращается водитель Коля к старшему, глядя вслед женщине. – Творческий конкурс не прошла! Интересно, у них там, в театральных, глаза есть?!
– Козлы, – лениво резюмирует старший. – Полные уроды. И нравственные деграданты.
Возле мусорного бака – пожилая женщина. Увидев приближающуюся к ней девушку, сжалась, замерла в испуге. Вдруг да из этого дома. А сейчас и девицы такие пошли, хуже мужиков...
– Возьмите, мать. – Девушка протягивает пакет, в котором что-то лежит. Старуха не спешит хватать то, что дают. Всяко бывает. Возьмешь вот так, а тебя потом и изобьют ни за что.
– Возьмите! – Девушка явно спешит, поэтому почти насильно втискивает ручку пакета в старческую ладонь, успевая ощутить резину тонких медицинских перчаток.
Избавившись от пакета, Лиля разворачивается и бежит назад, к машине. Только тогда старуха отваживается заглянуть в пакет. Того, что в нем находится, вполне достаточно, чтобы на сегодня закончить "работу" и вернуться домой.
Она поднимает глаза, чтобы поблагодарить эту незнакомую ей девушку, но машина, в которую она села, уже срывается с места. И, глядя вслед исчезающему в темноте автомобилю, старуха тихо шепчет:
– Спаси и сохрани тебя бог, доченька...
5
5
Глава 9
1
2
3
4
5
Женщина медленно перемещается от урны к урне. У каждой подолгу останавливается, запуская в грязное нутро руку – ищет бутылки, брошенные любителями пива. Утром их можно будет сдать и купить на вырученные деньги молока и хлеба, чтобы поесть самой и накормить такого старого, как и она, кота. Или болонку.
Женщина медленно обходит площадь по периметру, потом идет к памятнику – возле него тоже есть урны. Одна, вторая, третья, четвертая. Складывая свою добычу в большой пластиковый пакет, старуха направляется в сторону, противоположную той, откуда пришла. Все так же, медленно и устало, она заходит в темный переулок.
– Лиля, сзади все чисто! – Этот мужской голос слышит только лишь сама "старуха". Он идет из телефона радиостанции, который уютно пристроился возле самого ее уха под толстым платком. И тут же весь облик "старухи" разительным образом меняется – выпрямляются плечи, походка приобретает упругость и становится легкой, как у профессиональной гимнастки. Лжестаруха быстро проходит мимо дома, поворачивает во двор.
Там стоит машина – неброская "шестерка". Возле нее – двое мужчин. При виде "старухи" оба бросаются к ней навстречу.
– Нуты, Лилька, даешь! Умница!
– А то! – отвечает старуха молодым звонким голосом. – Зря, что ли, в театральный поступала?
Она освобождается от платка и оказывается совсем еще молодой – не старше двадцати пяти – и очень привлекательной женщиной.
– Поступала в театральный?! – удивляется один из мужчин. – А как же ты в школе милиции оказалась?
– Не прошла творческий конкурс, – разводит руками женщина. При этом брезгливо поглядывает на правую, ту самую, которой она доставала бутылки из урн. – Мальчики, у нас водичка есть? Руки бы помыть. Не могу – такая вонь! Я сейчас умру, честное слово!
Пока ей поливают на руки, она докладывает:
– В урне – все чисто. Никаких технических средств.
Днище – цельное, монолитное. Я не знаю, каким образом они собираются брать оттуда деньги.
– Понятно. – Один из мужчин, старший группы наружного наблюдения, задумчиво потирает подбородок. Их задача становится все сложнее и сложнее. – Сейчас поедем по адресу "терпилы", будем там готовить работу.
– А что случилось?.. – Лиля, вытирая руки.
– Инициатор задания считает, что деньги попытаются взять во время транспортировки. По дороге к площади. Возможна и силовая акция.
Женщина быстро избавляется от длинной просторной юбки и какого-то салопа, которые были надеты поверх обычных джинсов и неброской расцветки кофточки. Платок и все остальные вещи скручивает в тугой узел и, обращаясь ко второму мужчине, просит:
– Коля, кинь это тряпье в багажник.
– А если в мусорный бак? – улыбается Коля – еще один из оперативников группы наружного наблюдения.
– Ты что! – Лиля в ужасе. – Бабка меня порвет на куски! Ей это тряпье дорого, как память о молодости!
– Ладно! – Сегодня Коля играет роль водителя, хотя машину все "топтуны" водят одинаково хорошо.
Уже через пару минут "шестерка" покидает двор и по безлюдным ночным улицам направляется к дому Мацкевич.
– Останови, – неожиданно просит сидящая сзади Лиля.
– Что случилось? – спрашивает Коля, но тем не менее послушно останавливает машину – мало ли что...
– Я сейчас! – Женщина легко выпрыгивает из салона, не забыв прихватить с собой пакет собранных бутылок – на том месте, где работали, их оставлять нельзя. Бежит куда-то в сторону, где на углу дома у мусорных баков копошится какая-то темная масса.
– Не, ты слышал, Макарыч? – обращается водитель Коля к старшему, глядя вслед женщине. – Творческий конкурс не прошла! Интересно, у них там, в театральных, глаза есть?!
– Козлы, – лениво резюмирует старший. – Полные уроды. И нравственные деграданты.
Возле мусорного бака – пожилая женщина. Увидев приближающуюся к ней девушку, сжалась, замерла в испуге. Вдруг да из этого дома. А сейчас и девицы такие пошли, хуже мужиков...
– Возьмите, мать. – Девушка протягивает пакет, в котором что-то лежит. Старуха не спешит хватать то, что дают. Всяко бывает. Возьмешь вот так, а тебя потом и изобьют ни за что.
– Возьмите! – Девушка явно спешит, поэтому почти насильно втискивает ручку пакета в старческую ладонь, успевая ощутить резину тонких медицинских перчаток.
Избавившись от пакета, Лиля разворачивается и бежит назад, к машине. Только тогда старуха отваживается заглянуть в пакет. Того, что в нем находится, вполне достаточно, чтобы на сегодня закончить "работу" и вернуться домой.
Она поднимает глаза, чтобы поблагодарить эту незнакомую ей девушку, но машина, в которую она села, уже срывается с места. И, глядя вслед исчезающему в темноте автомобилю, старуха тихо шепчет:
– Спаси и сохрани тебя бог, доченька...
5
На этот раз Лом не задавал лишних вопросов – ни тогда, когда мотали круги по городу, ни тогда, когда избавлялись от засвеченного телефона...
В первый раз он открыл рот только тогда, когда "Нива" остановилась на одной из тихих улочек.
– И что теперь делать будем? – спросил он у напарника.
– Ждать, – ответил Ман.
– Чего ждать-то? – Сейчас в голосе звучала агрессия – Лом не понимал, что задумал его партнер. Нет, он, конечно, верил в его хитрость и изворотливость! Но весь замысел в целом оставался где-то за пределами его умственных возможностей. По его мнению, Ман только что "упорол косяк". Из того места, которое он назвал бабе, деньги взять будет невозможно – это даже он, Лом, соображал своим куцым умишком.
Не дождавшись ответа на предыдущий свой вопрос. Лом задал еще один:
– Что, плакали наши денежки?..
– С чего ты взял?! – Удивление Мана было искренним и безграничным.
– Ну а как мы их из той урны заберем?! Нас же менты в момент повяжут!
– А мы туда и не пойдем! – Ман насмешливо косился на партнера. И эта насмешка выводила Лома из себя.
– Слушай, ты можешь объяснить все по-человечески?! – буквально взвыл он.
– Тише! – Ман предостерегающе поднял руку. – Ты не ори, как ишак беременный! Говори спокойно и тихо – я ведь не глухой.
– Ну, за ишака!.. – напрягся.
– Ты лучше успокойся, – доброжелательно посоветовал ему Ман. – Нам с тобой драться сейчас ни к чему. Если хочешь, то потом, когда бабло заберем...
– Да как мы его заберем?! – повторил Лом в очередной раз все тот же вопрос.
– Короче, ты не напрягайся, – продолжал Ман. – На эту гребаную площадь мы не пойдем – нам там делать нечего. Там сейчас ментов – как собак на помойке! Рыщут, нас вязать готовятся. Но вот только хер у них пролезет! Мы, как говорил товарищ Ленин, пойдем другим путем!
В первый раз он открыл рот только тогда, когда "Нива" остановилась на одной из тихих улочек.
– И что теперь делать будем? – спросил он у напарника.
– Ждать, – ответил Ман.
– Чего ждать-то? – Сейчас в голосе звучала агрессия – Лом не понимал, что задумал его партнер. Нет, он, конечно, верил в его хитрость и изворотливость! Но весь замысел в целом оставался где-то за пределами его умственных возможностей. По его мнению, Ман только что "упорол косяк". Из того места, которое он назвал бабе, деньги взять будет невозможно – это даже он, Лом, соображал своим куцым умишком.
Не дождавшись ответа на предыдущий свой вопрос. Лом задал еще один:
– Что, плакали наши денежки?..
– С чего ты взял?! – Удивление Мана было искренним и безграничным.
– Ну а как мы их из той урны заберем?! Нас же менты в момент повяжут!
– А мы туда и не пойдем! – Ман насмешливо косился на партнера. И эта насмешка выводила Лома из себя.
– Слушай, ты можешь объяснить все по-человечески?! – буквально взвыл он.
– Тише! – Ман предостерегающе поднял руку. – Ты не ори, как ишак беременный! Говори спокойно и тихо – я ведь не глухой.
– Ну, за ишака!.. – напрягся.
– Ты лучше успокойся, – доброжелательно посоветовал ему Ман. – Нам с тобой драться сейчас ни к чему. Если хочешь, то потом, когда бабло заберем...
– Да как мы его заберем?! – повторил Лом в очередной раз все тот же вопрос.
– Короче, ты не напрягайся, – продолжал Ман. – На эту гребаную площадь мы не пойдем – нам там делать нечего. Там сейчас ментов – как собак на помойке! Рыщут, нас вязать готовятся. Но вот только хер у них пролезет! Мы, как говорил товарищ Ленин, пойдем другим путем!
5
– Это каким же?
– Давай не будем спешить. – Заметив, что напарник собирается выразить свой протест, Ман предостерегающе поднял руку. – Подожди! Я тебе отвечаю, что ты узнаешь все еще до утра! Отвечаю! А потом, если захочешь, сможешь даже меня прибить. Такой расклад тебя устроит?
– Хорошо, – скрепя сердце согласился Лом.
– Отлично! А сейчас давай поспим. У нас будет тяжелое утро.
Не услышав возражений, Ман откинул назад спинку сиденья и, скрестив руки на груди, прикрыл глаза. Через несколько секунд его дыхание выровнялось – он уснул.
Лом последовал его примеру, но только уснуть не мог – долго ворочался. Пытался думать. "Нет, Ман, конечно, голова, тут базара нет, – размышлял здоровяк. – Но вот только чего это он все шифруется, на нервах играет? Что-то кроит? Может быть..."
Догадка эта была такой неожиданной, что Лом аж подскочил на сиденье, с ненавистью глядя на спящего партнера. Вот же сука! Он и не говорит-то ему ничего потому, что боится, как бы Лом его не кинул! По себе судит, падло!
Взять бы его сейчас за кадык да придавить как следует. Чтобы и дух вон! Но только нельзя. Все нити в его руках. И придави его Лом сейчас, он останется и без денег, и без головастого напарника. Но вот потом...
"А зачем делить сто тыщ?!" – вдруг пришла в маленькую головенку Лома простая мысль. Ведь эти деньги можно забрать и самому. Правда, он не знал, на что можно потратить такие деньжищи. Но сообразит, когда они будут в его руках.
А напарника, раз он такая сука, "крыса", то и задавить будет не жалко. Не впервой.
Лом принял решение. И, не сомневаясь уже в его правильности, умиротворенный, откинулся на спинку сиденья и уснул сном праведника.
– Давай не будем спешить. – Заметив, что напарник собирается выразить свой протест, Ман предостерегающе поднял руку. – Подожди! Я тебе отвечаю, что ты узнаешь все еще до утра! Отвечаю! А потом, если захочешь, сможешь даже меня прибить. Такой расклад тебя устроит?
– Хорошо, – скрепя сердце согласился Лом.
– Отлично! А сейчас давай поспим. У нас будет тяжелое утро.
Не услышав возражений, Ман откинул назад спинку сиденья и, скрестив руки на груди, прикрыл глаза. Через несколько секунд его дыхание выровнялось – он уснул.
Лом последовал его примеру, но только уснуть не мог – долго ворочался. Пытался думать. "Нет, Ман, конечно, голова, тут базара нет, – размышлял здоровяк. – Но вот только чего это он все шифруется, на нервах играет? Что-то кроит? Может быть..."
Догадка эта была такой неожиданной, что Лом аж подскочил на сиденье, с ненавистью глядя на спящего партнера. Вот же сука! Он и не говорит-то ему ничего потому, что боится, как бы Лом его не кинул! По себе судит, падло!
Взять бы его сейчас за кадык да придавить как следует. Чтобы и дух вон! Но только нельзя. Все нити в его руках. И придави его Лом сейчас, он останется и без денег, и без головастого напарника. Но вот потом...
"А зачем делить сто тыщ?!" – вдруг пришла в маленькую головенку Лома простая мысль. Ведь эти деньги можно забрать и самому. Правда, он не знал, на что можно потратить такие деньжищи. Но сообразит, когда они будут в его руках.
А напарника, раз он такая сука, "крыса", то и задавить будет не жалко. Не впервой.
Лом принял решение. И, не сомневаясь уже в его правильности, умиротворенный, откинулся на спинку сиденья и уснул сном праведника.
Глава 9
1
Скопцов не мог заснуть – ворочался на чужой тахте, в чужой квартире и никак не мог понять, что же он здесь, в конце концов, делает? Зачем ему это надо?
Во имя любви? Так нет ее, любви-то. Точнее, есть, но только он помнит совсем другую Аню, ничего общего, кроме лица, не имеющую с той женщиной, которая сейчас спит в соседней комнате. Эта женщина деловая, хваткая, уверенная в себе. Незнакомая.
Из любви к приключениям? Так какие приключения – валяется тут, как собака, ничего не делает. Этак скоро и толстеть начнет. На магазинских-то пельменях и фирменном Анином блюде – глазунье.
И, как ни крути, получалось, что делать ему здесь совсем нечего. Ну, помог на первоначальном этапе, поддержал морально. Так пора бы и честь знать – пусть расследованием преступлений занимаются те, кому это делать положено по долгу службы. А у него и свои заботы имеются. Заказ вон неотработанный дома лежит. Вместе с Аниной папочкой.
Но в то же время Василий понимал, что не сможет вот так просто повернуться и уйти, оставив когда-то любимую им женщину один на один с проблемами и опасностью. Как-то некрасиво это. Не по-мужски.
И что ему делать в такой ситуации, Скопцов просто не знал. Поэтому и лежал, пялился в потолок, не в состоянии найти единственного верного разрешения ситуации, в которой волею судьбы оказался.
Послышался тихий шорох босых ног. Василий приподнял голову – в дверях комнаты стояло что-то белое, воздушное, как привидение.
– Вася, ты спишь? – раздался несмелый шепот. Аня... Хотя кто это может еще быть?!
– Да вроде нет пока, – отозвался Скопцов.
– И мне не спится. Нервы. – Аня сделала шаг вперед. – Я посижу здесь с тобой?
– Как хочешь. Это ведь, в конце концов, твоя квартира.
– Ну зачем ты так... – Аня подошла поближе, присела на край тахты. Помимо собственной воли Василий отметил, что надетый на ней пеньюар – одна только видимость и совершенно ничего не скрывает. Не будучи уверен в себе, Василий осторожно передвинулся от края, ближе к стеночке. Его движение не осталось незамеченным:
– Ты что, боишься меня? Так я не кусаюсь. – Аня говорила шепотом, немного хрипловатым, глубоким, многозначительным. И при этом глядела прямо в глаза Василию.
Не зная, что ей можно ответить, он просто пожал плечами, что в полумраке комнаты выглядело, по крайней мере, нелепо.
А Аня подвинулась еще ближе.
– Вася, скажи, я тебе нравлюсь? Как женщина?
Ага. Начались провокационные вопросы, на которые женщины всегда были большими мастерицами.
– Нравишься, – ответил Василий. А чего скрывать?..
– А ты... ты все еще любишь меня? – Аня потихоньку, медленно, но уверенно и настойчиво сокращала дистанцию.
– Вообще-то у тебя муж есть. – Отступать Василию было уже некуда – спина его плотно прижималась к стене, а перед самыми глазами чуть колыхался в такт дыханию женщины крупный молочно-белый шар груди, который легкая прозрачная ткань пеньюара совершенно не скрывала. Так ведь и до греха недалеко!
– А что муж? – Аня подвигалась все ближе и ближе. И тонкая ткань покрывала, которым укрывался Скопцов, уже не могла уберечь от всепроникающего жара тугого и аппетитного женского тела. – Всей и радости с него, что штаны носит. Деньги он умеет зарабатывать, а во всем остальном... Только поблядушек за углом трахать наскоряк.
– Ну, не знаю. – Василий сдерживался из последних сил. Еще немного – и разорвет этот пеньюар к чертовой матери, добираясь до тела!
И Аня, вроде бы почувствовав его настроение, одним слитным движением сама сорвала с себя этот кусок прозрачной материи и легла рядом с ним на спину. Забросила руки за голову, чуть согнула одну ногу в колене, прикрыла глаза и произнесла:
– Возьми меня!
Тон ее был самый требовательный, практически приказной, да и сама она была прекрасна, но... В то же время прозвучало это настолько "по-сериальному", что Василию вдруг стало смешно! Просто смешно, и ничего больше! Вспомнился мультик далекого детства: "Ваня! Я ваша навеки!" Комедь, блин, да и только!
Он осторожно провел указательным пальцем сверху вниз, от межключичной впадинки, между грудей и ниже, к гладкому животу. Аня, чувствуя его прикосновение, задышала чаще и чуть слышно застонала.
И тогда, в очередной раз обозвав себя идиотом, Скопцов спросил:
– Этов счет оплаты за охрану?..
Лежащая рядом с ним женщина дернулась как от удара. Медленно открыла глаза.
– Какая же ты скотина, Скопцов, – проникновенно сказала она. – И то, что у тебя на зеркале написано, – правильно! Козел ты самый натуральный!
Во имя любви? Так нет ее, любви-то. Точнее, есть, но только он помнит совсем другую Аню, ничего общего, кроме лица, не имеющую с той женщиной, которая сейчас спит в соседней комнате. Эта женщина деловая, хваткая, уверенная в себе. Незнакомая.
Из любви к приключениям? Так какие приключения – валяется тут, как собака, ничего не делает. Этак скоро и толстеть начнет. На магазинских-то пельменях и фирменном Анином блюде – глазунье.
И, как ни крути, получалось, что делать ему здесь совсем нечего. Ну, помог на первоначальном этапе, поддержал морально. Так пора бы и честь знать – пусть расследованием преступлений занимаются те, кому это делать положено по долгу службы. А у него и свои заботы имеются. Заказ вон неотработанный дома лежит. Вместе с Аниной папочкой.
Но в то же время Василий понимал, что не сможет вот так просто повернуться и уйти, оставив когда-то любимую им женщину один на один с проблемами и опасностью. Как-то некрасиво это. Не по-мужски.
И что ему делать в такой ситуации, Скопцов просто не знал. Поэтому и лежал, пялился в потолок, не в состоянии найти единственного верного разрешения ситуации, в которой волею судьбы оказался.
Послышался тихий шорох босых ног. Василий приподнял голову – в дверях комнаты стояло что-то белое, воздушное, как привидение.
– Вася, ты спишь? – раздался несмелый шепот. Аня... Хотя кто это может еще быть?!
– Да вроде нет пока, – отозвался Скопцов.
– И мне не спится. Нервы. – Аня сделала шаг вперед. – Я посижу здесь с тобой?
– Как хочешь. Это ведь, в конце концов, твоя квартира.
– Ну зачем ты так... – Аня подошла поближе, присела на край тахты. Помимо собственной воли Василий отметил, что надетый на ней пеньюар – одна только видимость и совершенно ничего не скрывает. Не будучи уверен в себе, Василий осторожно передвинулся от края, ближе к стеночке. Его движение не осталось незамеченным:
– Ты что, боишься меня? Так я не кусаюсь. – Аня говорила шепотом, немного хрипловатым, глубоким, многозначительным. И при этом глядела прямо в глаза Василию.
Не зная, что ей можно ответить, он просто пожал плечами, что в полумраке комнаты выглядело, по крайней мере, нелепо.
А Аня подвинулась еще ближе.
– Вася, скажи, я тебе нравлюсь? Как женщина?
Ага. Начались провокационные вопросы, на которые женщины всегда были большими мастерицами.
– Нравишься, – ответил Василий. А чего скрывать?..
– А ты... ты все еще любишь меня? – Аня потихоньку, медленно, но уверенно и настойчиво сокращала дистанцию.
– Вообще-то у тебя муж есть. – Отступать Василию было уже некуда – спина его плотно прижималась к стене, а перед самыми глазами чуть колыхался в такт дыханию женщины крупный молочно-белый шар груди, который легкая прозрачная ткань пеньюара совершенно не скрывала. Так ведь и до греха недалеко!
– А что муж? – Аня подвигалась все ближе и ближе. И тонкая ткань покрывала, которым укрывался Скопцов, уже не могла уберечь от всепроникающего жара тугого и аппетитного женского тела. – Всей и радости с него, что штаны носит. Деньги он умеет зарабатывать, а во всем остальном... Только поблядушек за углом трахать наскоряк.
– Ну, не знаю. – Василий сдерживался из последних сил. Еще немного – и разорвет этот пеньюар к чертовой матери, добираясь до тела!
И Аня, вроде бы почувствовав его настроение, одним слитным движением сама сорвала с себя этот кусок прозрачной материи и легла рядом с ним на спину. Забросила руки за голову, чуть согнула одну ногу в колене, прикрыла глаза и произнесла:
– Возьми меня!
Тон ее был самый требовательный, практически приказной, да и сама она была прекрасна, но... В то же время прозвучало это настолько "по-сериальному", что Василию вдруг стало смешно! Просто смешно, и ничего больше! Вспомнился мультик далекого детства: "Ваня! Я ваша навеки!" Комедь, блин, да и только!
Он осторожно провел указательным пальцем сверху вниз, от межключичной впадинки, между грудей и ниже, к гладкому животу. Аня, чувствуя его прикосновение, задышала чаще и чуть слышно застонала.
И тогда, в очередной раз обозвав себя идиотом, Скопцов спросил:
– Этов счет оплаты за охрану?..
Лежащая рядом с ним женщина дернулась как от удара. Медленно открыла глаза.
– Какая же ты скотина, Скопцов, – проникновенно сказала она. – И то, что у тебя на зеркале написано, – правильно! Козел ты самый натуральный!
2
– Просыпайся! – Лом открыл глаза. Над ним нависало лицо Мана.
– Пора! – сообщило это самое лицо.
– Куда пора? – не понял сразу Лом.
– Тебе деньги нужны?
– Ну?! – Лом все еще не мог понять, где он находится.
– Ну так пошли!
– Пошли! – Наконец-то Лом все вспомнил. Одним коротким движением привел себя в сидячее положение, огляделся по сторонам. – Так ведь ночь еще!
– Это и хорошо! – ответил Ман. Сам он занимался приготовлениями – достал из бардачка фонарик, проверил его, сунул во внутренний карман ветровки. – Пошли!
Лом больше ни о чем не спрашивал – выбрался из теплого салона и, поеживаясь на холодном ветру, с Красной наблюдал за тем, как напарник закрывает машину.
Подергав напоследок дверцу и убедившись, что ненадежный замок в этот раз сработал как надо, Ман, больше не говоря ни слова, направился куда-то во дворы. Лом так же молча последовал за ним. Кажется, он начинал "въезжать" в замысел своего напарника.
Они шли не больше десяти минут, перелезли через какой-то забор и оказались во дворе. Лом вспомнил, что в этом дворе ему уже доводилось бывать – он тогда выламывал забитую подвальную отдушину.
– Так вон оно что! – наконец-то сообразил он.
– А ты как думал?! – весело подмигнул ему Ман. – Все менты сейчас площадь окучивают! А те, что остались, – на улице, за домом! Деньги – у бабы в хате! А у нас – вот!
С этими словами он извлек из кармана и потряс перед носом восторженного Лома связкой ключей.
– У тебя оружие есть? – вдруг озаботился Ман. – Ну, нож там или кастет?..
– А зачем? – Лом с каким-то недоумением посмотрел на свои большие руки.
– Этим ее не напугаешь! – тоном знатока сообщил Ман. – Бабы кулаков не боятся! А вот ножика или еще какой железяки... Держи!
В протянутую ладонь Лома упала выкидуха...
– Ладно, пошли за нашимибабками!
Ман отодвинул в сторону сорванный с креплений щит и нырнул в черный зев отдушины. Вслед за ним то же самое проделал и Лом.
Оказавшись внутри, Ман включил фонарик. Острый луч желтого света рассекал густую подвальную темноту перед ними, при этом делая ее еще более густой и непроницаемой вокруг них. Где-то звонко капала вода.
Ман шел вперед уверенно, так, вроде бы раз сто здесь уже бывал. Лом едва поспевал за ним. При этом ему еще приходилось уворачиваться, чтобы не зацепиться головой за какие-то трубы и кабели, свисающие с подвального потолка и торчащие из стен.
– Стоп! – шепотом приказал Ман. Незаметно для себя они оказались перед дверью, которая вела из подвала под лестницу первого этажа нужного подъезда.
Некоторое время Ман, прижавшись ухом к двери, вслушивался в происходящее за ней. Видимо, полностью удовлетворенный услышанным, повернулся к Лому:
– Смотри и учись!
Подвальная дверь в этом подъезде закрывалась от незваных визитеров так же, как и многие другие, – два длинных болта, наружные концы которых изогнуты кольцами, металлическая поперечина-шина и навесной замок. За день до этого ночного визита Ман спокойно проник в подъезд, открыл подвальную дверь и с обратной стороны, изнутри, всего лишь открутил две гайки и немного расширил гнездо, в котором плотно сидел сам болт. Никто из жильцов дома, так же как и охранники у подъезда, не обратили внимания на занятого чем-то "сантехника"... А Ман, установив теперь уже ничем не закрепленный болт на место и навесив замок, так же беспрепятственно, как и пришел сюда, покинул подъезд.
Поэтому сейчас ему было достаточно только чуть толкнуть болт – и он легко вывалился вперед, вместе с замком и стальной полосой-шиной, придерживающей подвальную дверь. Точнее, вывалился бы. Во избежание возможного шума и грохота, когда металл соприкоснется с бетоном, Ман предусмотрительно закрепил на конце болта проволоку. Сейчас он осторожно опустил тяжелую металлическую конструкцию на пол, придерживая за этот вот своего рода поводок. Осторожно потянул саму дверь – она открылась очень тихо, без шума и скрипа. Дверные петли были заранее смазаны.
– Пошли, что ли, – шепотом сказал Ман компаньону.
Почти на цыпочках они поднялись на пятый этаж и остановились перед металлической дверью, на которой красовался нужный им номер.
Перед тем как начать отпирать дверь, Ман, наклонившись к самому уху Лома, сказал тихим, свистящим шепотом:
– В хате все делать быстро, чтобы баба не успела на помощь позвать.
– Не успеет, – так же тихо ответил Лом. Удовлетворенно кивнув головой, Ман вставил ключ в замочную скважину.
– Пора! – сообщило это самое лицо.
– Куда пора? – не понял сразу Лом.
– Тебе деньги нужны?
– Ну?! – Лом все еще не мог понять, где он находится.
– Ну так пошли!
– Пошли! – Наконец-то Лом все вспомнил. Одним коротким движением привел себя в сидячее положение, огляделся по сторонам. – Так ведь ночь еще!
– Это и хорошо! – ответил Ман. Сам он занимался приготовлениями – достал из бардачка фонарик, проверил его, сунул во внутренний карман ветровки. – Пошли!
Лом больше ни о чем не спрашивал – выбрался из теплого салона и, поеживаясь на холодном ветру, с Красной наблюдал за тем, как напарник закрывает машину.
Подергав напоследок дверцу и убедившись, что ненадежный замок в этот раз сработал как надо, Ман, больше не говоря ни слова, направился куда-то во дворы. Лом так же молча последовал за ним. Кажется, он начинал "въезжать" в замысел своего напарника.
Они шли не больше десяти минут, перелезли через какой-то забор и оказались во дворе. Лом вспомнил, что в этом дворе ему уже доводилось бывать – он тогда выламывал забитую подвальную отдушину.
– Так вон оно что! – наконец-то сообразил он.
– А ты как думал?! – весело подмигнул ему Ман. – Все менты сейчас площадь окучивают! А те, что остались, – на улице, за домом! Деньги – у бабы в хате! А у нас – вот!
С этими словами он извлек из кармана и потряс перед носом восторженного Лома связкой ключей.
– У тебя оружие есть? – вдруг озаботился Ман. – Ну, нож там или кастет?..
– А зачем? – Лом с каким-то недоумением посмотрел на свои большие руки.
– Этим ее не напугаешь! – тоном знатока сообщил Ман. – Бабы кулаков не боятся! А вот ножика или еще какой железяки... Держи!
В протянутую ладонь Лома упала выкидуха...
– Ладно, пошли за нашимибабками!
Ман отодвинул в сторону сорванный с креплений щит и нырнул в черный зев отдушины. Вслед за ним то же самое проделал и Лом.
Оказавшись внутри, Ман включил фонарик. Острый луч желтого света рассекал густую подвальную темноту перед ними, при этом делая ее еще более густой и непроницаемой вокруг них. Где-то звонко капала вода.
Ман шел вперед уверенно, так, вроде бы раз сто здесь уже бывал. Лом едва поспевал за ним. При этом ему еще приходилось уворачиваться, чтобы не зацепиться головой за какие-то трубы и кабели, свисающие с подвального потолка и торчащие из стен.
– Стоп! – шепотом приказал Ман. Незаметно для себя они оказались перед дверью, которая вела из подвала под лестницу первого этажа нужного подъезда.
Некоторое время Ман, прижавшись ухом к двери, вслушивался в происходящее за ней. Видимо, полностью удовлетворенный услышанным, повернулся к Лому:
– Смотри и учись!
Подвальная дверь в этом подъезде закрывалась от незваных визитеров так же, как и многие другие, – два длинных болта, наружные концы которых изогнуты кольцами, металлическая поперечина-шина и навесной замок. За день до этого ночного визита Ман спокойно проник в подъезд, открыл подвальную дверь и с обратной стороны, изнутри, всего лишь открутил две гайки и немного расширил гнездо, в котором плотно сидел сам болт. Никто из жильцов дома, так же как и охранники у подъезда, не обратили внимания на занятого чем-то "сантехника"... А Ман, установив теперь уже ничем не закрепленный болт на место и навесив замок, так же беспрепятственно, как и пришел сюда, покинул подъезд.
Поэтому сейчас ему было достаточно только чуть толкнуть болт – и он легко вывалился вперед, вместе с замком и стальной полосой-шиной, придерживающей подвальную дверь. Точнее, вывалился бы. Во избежание возможного шума и грохота, когда металл соприкоснется с бетоном, Ман предусмотрительно закрепил на конце болта проволоку. Сейчас он осторожно опустил тяжелую металлическую конструкцию на пол, придерживая за этот вот своего рода поводок. Осторожно потянул саму дверь – она открылась очень тихо, без шума и скрипа. Дверные петли были заранее смазаны.
– Пошли, что ли, – шепотом сказал Ман компаньону.
Почти на цыпочках они поднялись на пятый этаж и остановились перед металлической дверью, на которой красовался нужный им номер.
Перед тем как начать отпирать дверь, Ман, наклонившись к самому уху Лома, сказал тихим, свистящим шепотом:
– В хате все делать быстро, чтобы баба не успела на помощь позвать.
– Не успеет, – так же тихо ответил Лом. Удовлетворенно кивнув головой, Ман вставил ключ в замочную скважину.
3
Василий с трудом успел перехватить скрюченные женские пальцы, длинные и отточенные ногти которых тянулись к его лицу.
– Ну-ну! А вот этого не надо!
Но только женщина его не слушала – отчаянно вырывалась и шипела змеей:
– Сволочь! Гад! Пидор кафельный! – и другие слова, которые в приличном, да и не особенно, обществе вслух не произносятся.
"Интересно, а почему именно "кафельный"?" – как-то отстраненно подумал Скопцов и тут же взвыл от боли – острые зубки впились в его запястье. Василий был вынужден отпустить руку женщины и тотчас был за это наказан – покрытые лаком ногти быстро мазнули его полевой щеке, оставляя на ней кровавые дорожки сорванной кожи.
– Да ты что, совсем уже спятила?! – чуть ли не во весь голос закричал Василий, опять перехватил женское запястье и, заведя обе руки ей за голову, прижал их к тахте. Для этого ему самому пришлось перегнуться и нависнуть над Аней, за что его тут же чуть было не наказали – женщина попыталась ударить его коленом в пах. Чтобы избежать этого, да и вообще сковать движения Ани, Скопцов всем своим немалым весом навалился на нее, в результате чего они оказались в положении более чем двусмысленном. Проще говоря, в так называемой классической позиции номер один.
– Олух! Сволочь! Гнида! Пропидор газированный! – продолжала изощряться "милая дама". Только теперь уже в ее голосе слышалась слеза. Наружу рвались слезы бессильной ярости, и она с трудом сдерживалась, чтобы громко, в голос не зарыдать.
"Это где же она словечек-то таких нахваталась?" – думал Василий, удерживая бьющееся под ним женское тело.
Откровенно говоря, вот такая, злая, матерящаяся и отчаянно сражающаяся Аня вызывала у него гораздо большее желание, чем томная героиня какого-то малобюджетного мексиканского сериала. Не задумываясь над тем, что и зачем он делает, Скопцов накрыл губы женщины своими собственными губами, прервав поток льющейся из них похабщины.
Аня попыталась отвернуться, но только где ей справиться со здоровым мужиком! Дернувшись несколько раз, она прекратила сопротивление, замерев на месте, а потом... ответила на поцелуй!
Через несколько долгих секунд, когда Василий сумел наконец-то оторваться от этих сладких губ, женщина, тяжело дыша, поинтересовалась тихим хриплым шепотом:
– Ну что? Мы вот так и будем лежать? Или, может, делом займемся?
"А почему бы и нет?" – подумал Скопцов. Отпустив ее руки, он осторожно провел ладонью по гладкому бедру и еще раз жадно впился в ее губы. Ладони Ани легли на его спину. А когда его рука, медленно путешествуя по телу, поднялась к груди и чуть сжала этот полный и тугой шар, женское тело выгнулось дугой, и Аня, освободив свои губы, жарко зашептала в ухо Скопцову:
– Ты долго еще надо мной издеваться будешь?! Быстрее!
И в эту самую секунду какой-то частью сознания Василий вдруг уловил посторонний звук. Совершенно посторонний. Кто-то ковырялся ключом в дверном замке.
Женщина тут же оказалась на полу – сейчас уже Скопцов действовал не задумываясь, на уровне рефлексов. Хорошие знакомые и добрые друзья в гости со своими ключами не ходят. А если и ходят, то никак не глубокой ночью. И тот, кто сейчас открывал дверь, мог быть только врагом.
– Ты что, ошалел?! – Аня не понимала, что же происходит. Она еще не слышала. Василий вынужден был прикрыть ей рот своей ладонью и быстро зашептал:
– Бегом в спальню! Бегом! Спрячься где-нибудь сама и спрячь деньги!
А в прихожей уже были слышны чьи-то осторожные шаги.
Глаза женщины округлились – она все поняла. Быстро вывернувшись из-под руки Скопцова, белой тенью метнулась в дверь. И опять же помимо собственной воли Василий не мог не отметить напоследок, что фигура у нее просто великолепная. А дальше начиналась работа.
– Ну-ну! А вот этого не надо!
Но только женщина его не слушала – отчаянно вырывалась и шипела змеей:
– Сволочь! Гад! Пидор кафельный! – и другие слова, которые в приличном, да и не особенно, обществе вслух не произносятся.
"Интересно, а почему именно "кафельный"?" – как-то отстраненно подумал Скопцов и тут же взвыл от боли – острые зубки впились в его запястье. Василий был вынужден отпустить руку женщины и тотчас был за это наказан – покрытые лаком ногти быстро мазнули его полевой щеке, оставляя на ней кровавые дорожки сорванной кожи.
– Да ты что, совсем уже спятила?! – чуть ли не во весь голос закричал Василий, опять перехватил женское запястье и, заведя обе руки ей за голову, прижал их к тахте. Для этого ему самому пришлось перегнуться и нависнуть над Аней, за что его тут же чуть было не наказали – женщина попыталась ударить его коленом в пах. Чтобы избежать этого, да и вообще сковать движения Ани, Скопцов всем своим немалым весом навалился на нее, в результате чего они оказались в положении более чем двусмысленном. Проще говоря, в так называемой классической позиции номер один.
– Олух! Сволочь! Гнида! Пропидор газированный! – продолжала изощряться "милая дама". Только теперь уже в ее голосе слышалась слеза. Наружу рвались слезы бессильной ярости, и она с трудом сдерживалась, чтобы громко, в голос не зарыдать.
"Это где же она словечек-то таких нахваталась?" – думал Василий, удерживая бьющееся под ним женское тело.
Откровенно говоря, вот такая, злая, матерящаяся и отчаянно сражающаяся Аня вызывала у него гораздо большее желание, чем томная героиня какого-то малобюджетного мексиканского сериала. Не задумываясь над тем, что и зачем он делает, Скопцов накрыл губы женщины своими собственными губами, прервав поток льющейся из них похабщины.
Аня попыталась отвернуться, но только где ей справиться со здоровым мужиком! Дернувшись несколько раз, она прекратила сопротивление, замерев на месте, а потом... ответила на поцелуй!
Через несколько долгих секунд, когда Василий сумел наконец-то оторваться от этих сладких губ, женщина, тяжело дыша, поинтересовалась тихим хриплым шепотом:
– Ну что? Мы вот так и будем лежать? Или, может, делом займемся?
"А почему бы и нет?" – подумал Скопцов. Отпустив ее руки, он осторожно провел ладонью по гладкому бедру и еще раз жадно впился в ее губы. Ладони Ани легли на его спину. А когда его рука, медленно путешествуя по телу, поднялась к груди и чуть сжала этот полный и тугой шар, женское тело выгнулось дугой, и Аня, освободив свои губы, жарко зашептала в ухо Скопцову:
– Ты долго еще надо мной издеваться будешь?! Быстрее!
И в эту самую секунду какой-то частью сознания Василий вдруг уловил посторонний звук. Совершенно посторонний. Кто-то ковырялся ключом в дверном замке.
Женщина тут же оказалась на полу – сейчас уже Скопцов действовал не задумываясь, на уровне рефлексов. Хорошие знакомые и добрые друзья в гости со своими ключами не ходят. А если и ходят, то никак не глубокой ночью. И тот, кто сейчас открывал дверь, мог быть только врагом.
– Ты что, ошалел?! – Аня не понимала, что же происходит. Она еще не слышала. Василий вынужден был прикрыть ей рот своей ладонью и быстро зашептал:
– Бегом в спальню! Бегом! Спрячься где-нибудь сама и спрячь деньги!
А в прихожей уже были слышны чьи-то осторожные шаги.
Глаза женщины округлились – она все поняла. Быстро вывернувшись из-под руки Скопцова, белой тенью метнулась в дверь. И опять же помимо собственной воли Василий не мог не отметить напоследок, что фигура у нее просто великолепная. А дальше начиналась работа.
4
Перед тем как толкнуть уже отпертую дверь, Ман, совершенно неожиданно для Лома, достал из-под ветровки пистолет.
– О, а "волына" у тебя откуда?! – громким шепотом поинтересовался он у приятеля.
– Чш-ш!.. – приложил тот ствол пистолета к губам. – Потом объясню! А сейчас – молчи! Не дай бог, разбудим бабу, завизжит!
Мысли Лома тут же потекли в другом направлении. Эту бабу он один раз видел. Правда, издали – они с Маном наблюдали за ней, присматривались. Но все равно, даже на расстоянии было заметно, что с его подружками с бетонки она не имеет ничего общего. Совершенно другой уровень. Сделано по спецзаказу. Только для крутых. Лом даже облизнулся, вспомнив походку этой фигуристой бабенки. И меньше чем через минуту она окажется полностью в их власти.
Скользнув вслед за Маном в темную прихожую, Лом, приблизив свои губы к его уху, зашептал:
– Слышь, а может, бабу... того, а? Трахнем между делом?
– Можно и того, – согласился Ман. – Только сначала дело, а потом уже все остальное.
В принципе его такой расклад вполне устраивал. Лом должен будет остаться в этой квартире. Так же, как и ее хозяйка. Именно поэтому они не стали надевать масок.
И проще всего будет прикончить Лома в тот момент, когда он будет с этой бабой возиться.
В том, что с самой хозяйкой никаких проблем не возникнет, Ман был уверен. Эта сытая и гладкая сучка явно не бойцовской породы. Покажи ей пистолет или нож – и все сделает. И бабки отдаст, и ноги раздвинет.
Вытянув руку с пистолетом, Ман сделал несколько шагов вперед. Следуя примеру напарника, Лом вытащил из кармана нож и прижал кнопку. С сухим и громким щелчком лезвие встало на фиксатор.
– О, а "волына" у тебя откуда?! – громким шепотом поинтересовался он у приятеля.
– Чш-ш!.. – приложил тот ствол пистолета к губам. – Потом объясню! А сейчас – молчи! Не дай бог, разбудим бабу, завизжит!
Мысли Лома тут же потекли в другом направлении. Эту бабу он один раз видел. Правда, издали – они с Маном наблюдали за ней, присматривались. Но все равно, даже на расстоянии было заметно, что с его подружками с бетонки она не имеет ничего общего. Совершенно другой уровень. Сделано по спецзаказу. Только для крутых. Лом даже облизнулся, вспомнив походку этой фигуристой бабенки. И меньше чем через минуту она окажется полностью в их власти.
Скользнув вслед за Маном в темную прихожую, Лом, приблизив свои губы к его уху, зашептал:
– Слышь, а может, бабу... того, а? Трахнем между делом?
– Можно и того, – согласился Ман. – Только сначала дело, а потом уже все остальное.
В принципе его такой расклад вполне устраивал. Лом должен будет остаться в этой квартире. Так же, как и ее хозяйка. Именно поэтому они не стали надевать масок.
И проще всего будет прикончить Лома в тот момент, когда он будет с этой бабой возиться.
В том, что с самой хозяйкой никаких проблем не возникнет, Ман был уверен. Эта сытая и гладкая сучка явно не бойцовской породы. Покажи ей пистолет или нож – и все сделает. И бабки отдаст, и ноги раздвинет.
Вытянув руку с пистолетом, Ман сделал несколько шагов вперед. Следуя примеру напарника, Лом вытащил из кармана нож и прижал кнопку. С сухим и громким щелчком лезвие встало на фиксатор.
5
Скопцов не успел одеться. Времени не оставалось. Поэтому он, как был, в одних плавках, быстро, но в то же время совершенно бесшумно сместился к дверному проему, встав слева от него, распластавшись спиной по стене.
Незваные гости тоже хотели двигаться бесшумно, но получалось у них это очень плохо. До предела обострившимся слухом Василий различал их шаги, тихий шепот, громкое дыхание. Двое – определил Василий. И у него уже не было никаких сомнений в том, что это враги. И поступать с ними он намеревался соответствующим образом.
Знакомый щелчок выкидного ножа он узнал сразу. Приходилось дело иметь. Значит, по крайней мере у одного из преступников – нож. Это не так уж и страшно. Кое-чему, слава Аллаху, обучены.
Но только первой в комнате появилась рука с пистолетом. Василий не раздумывал и не ждал, пока вслед за рукой войдет и тот, кому она принадлежит.
Оторвав спину от стены, он сделал короткий шаг в сторону и ударил ребром ладоней – левой рукой по тыльной стороне кисти, сжимающей оружие, а правой – по внутренней стороне запястья. Кисть противника оказалось согнутой под очень неудобным углом, пальцы, сжимающие пистолет, рефлекторно разжались, и оружие полетело куда-то в сторону, под стол.
Видимо, пистолет был довольно старый и спусковой механизм изрядно изношен, так как, ударившись об пол, пистолет самопроизвольно выстрелил. Неожиданная вспышка света и грохот выстрела в замкнутом пространстве на какую-то долю секунды ослепили и оглушили Скопцова, заставили расслабиться и отвлечься от противников, что чуть было не привело к самым роковым последствиям.
Незваные гости тоже хотели двигаться бесшумно, но получалось у них это очень плохо. До предела обострившимся слухом Василий различал их шаги, тихий шепот, громкое дыхание. Двое – определил Василий. И у него уже не было никаких сомнений в том, что это враги. И поступать с ними он намеревался соответствующим образом.
Знакомый щелчок выкидного ножа он узнал сразу. Приходилось дело иметь. Значит, по крайней мере у одного из преступников – нож. Это не так уж и страшно. Кое-чему, слава Аллаху, обучены.
Но только первой в комнате появилась рука с пистолетом. Василий не раздумывал и не ждал, пока вслед за рукой войдет и тот, кому она принадлежит.
Оторвав спину от стены, он сделал короткий шаг в сторону и ударил ребром ладоней – левой рукой по тыльной стороне кисти, сжимающей оружие, а правой – по внутренней стороне запястья. Кисть противника оказалось согнутой под очень неудобным углом, пальцы, сжимающие пистолет, рефлекторно разжались, и оружие полетело куда-то в сторону, под стол.
Видимо, пистолет был довольно старый и спусковой механизм изрядно изношен, так как, ударившись об пол, пистолет самопроизвольно выстрелил. Неожиданная вспышка света и грохот выстрела в замкнутом пространстве на какую-то долю секунды ослепили и оглушили Скопцова, заставили расслабиться и отвлечься от противников, что чуть было не привело к самым роковым последствиям.