Келлерман Джонатан. Плоть и кровь

   Его глаза потеплели.
   – Моя дочь. Каждый раз, как вы это произносите, я думаю о Бриттани и Шейле. – Тиг повернулся ко мне. – А вы не сильно изменились. И лицо все такое же гладкое. Я запомнил ваши руки – тоже очень гладкие и ухоженные. Приятная, легкая жизнь, не так ли? – Он повернулся к Майло. – Напали на след, говорите? Тут я вам не помощник. После развода я Лорен не видел года четыре. Может, пять. А потом она заявляется однажды вечером, называет меня дерьмом и уходит. Вот и все, счастливого Рождества!
   – Она приходила на Рождество?
   – Да, четыре года назад. Шейла родилась незадолго, в октябре. Лорен об этом как-то узнала, не знаю от кого. Пришла и сказала, что хочет видеть ребенка. Лорен никогда и Бриттани-то не видела, хоть той было уже два года. Заявила, что имеет право видеть сестер. Право. Принесла подарки девочкам. А мне достались ругательства. Тоже подарок.
   Фил Харнсбергер устроил вечеринку четыре года назад в ноябре. На следующий день Лорен пришла ко мне в кабинет и рассказала, что отец снова женился. Она не упоминала о сводных сестрах, но вскоре пошла их навестить.
   Лайл обошел кресло-качалку и сел на краешек. Кресло качнулось, он остановил его, поставив ноги на пол. Обратился к нам:
   – Садитесь, не бойтесь – блох у нас нет.
   – После того раза она еще приходила?
   – Только в прошлом году. Снова на Рождество, и все опять повторилось. Просто принесла подарки. Мы наряжали елку. Подарки лишь для детей – ни для меня, ни для Патриции. Она это ясно дала понять. Патриция ей ничего плохого не сделала, так что не знаю, почему она так к ней относилась. Просто не замечала, словно Тиш и не существовало вовсе. Лорен принесла целую кучу всего – игрушки, сладости и прочее. Прошла мимо меня и Патриции прямо к девочкам. Я мог бы вышвырнуть ее, однако подумал: нехорошо так поступать на Рождество. Девочки не знали, кто она, но им понравились игрушки и конфеты. Патриция предложила ей пирог, а Лорен сказала: "Нет, спасибо". И, пока я ходил за пивом, ушла.
   – Больше не приходила?
   – Нет. Хотя постойте-ка. Была еще один раз, несколько месяцев спустя, на Пасху. Опять то же самое – игрушки, сладости. Принесла больших шоколадных зайцев и пару детских платьев из дорогого магазина в Беверли-Хиллз – по-моему, французских.
   – И с Пасхи вы не разговаривали?
   – Нет. – Он нахмурился. – Оба раза она так разволновала детей, что те долго не могли успокоиться.
   Тиг посмотрел на меня, я понимающе кивнул.
   – Чрезмерное возбуждение от подарков.
   – Да, так оно и было. – Его здоровый глаз моргнул.
   Майло спросил:
   – Вы общались с Лорен во время ее визитов? Она говорила, чем занимается?
   – Нет. Одаривала меня презрительным взглядом, спрашивала, где дети, шла мимо, отдавала подарки и прощалась.
   – Вообще о своей жизни не упоминала? Ни слова?
   – Так, хвалилась.
   – Чем?
   – Планами на учебу. Деньгами. На ней были дорогие шмотки. Особенно в последний раз, на Пасху. Костюм, туфли. У меня возникали кое-какие мысли о том, откуда эти деньги, но я помалкивал. Зачем все заново начинать?
   – Какие мысли, сэр?
   – Вы знаете.
   Майло пожал плечами и посмотрел невинными глазами. Тиг бросил на него скептический взгляд.
   – Вы должны знать, она ведь раньше жила на улице.
   – Незаконные действия, кражи?
   – Проституция. Несколько лет назад у нее были неприятности. Вы разве об этом не знаете?
   – Расследование только началось.
   – Ну так начните с проверки своих данных. Лорен попалась за проституцию в девятнадцать лет. В Рино, штат Невада. Когда Лорен сунули в тюрягу, у нее не оказалось при себе денег. Она позвонила мне и попросила внести залог. Годами от нее ни слуху ни духу, и тут звонит. Потом опять пропала на пару лет до того Рождества. А затем вдруг стала большой шишкой, а я – дерьмом.
   Он не сказал, что она была одной из девушек Гретхен Штенгель. Имя Вестсайдской Мадам долго мелькало в газетах, но никого из девушек не упоминали. Впрочем, как и клиентов. Майло царапал что-то в своем блокноте.
   – Значит, вы общались и до Рождества.
   – Я не считал телефонные звонки.
   – Она больше не звонила?
   – Нет.
   – Вы заплатили залог?
   – С чего вдруг? Я сказал: сама вляпалась, сама и выпутывайся. Она обматерила меня и повесила трубку. – Тиг усмехнулся. – Пыталась меня надуть. Говорила, это ошибка. Утверждала, что работает в казино, сопровождает богатых клиентов, в этом нет ничего незаконного, а полиция просто перестаралась. У нее, видите ли, не оказалось при себе наличных. Ей нужно лишь добраться до дома, к своим кредиткам, и она все сама уладит, если я пришлю деньги. Кредитные карточки, вы слышали? Пыталась показать мне, что живет красивой жизнью, а я тут застрял на больничной койке.
   – Вы болели?
   Тиг потрогал шрам.
   – У меня в то время был свой бизнес – прокладывал электропроводку. Однажды выполнял заказ, но что-то не заладилось. Я рухнул на арматуру. Пролежал в коме неделю, потом двоилось в глазах несколько месяцев. До сих пор мучают головные боли. – Он бросил взгляд на пивные бутылки. – Я подал в суд, требуя возмещения ущерба, так как не мог дальше работать. Однако адвокаты съедали денег больше, чем я рассчитывал получить в качестве компенсации. Потом еще Патриция сказала, что беременна... Я сидел на болеутоляющих, почти всегда находился как в тумане, а тут Лорен звонит и заявляет, что полиция "перестаралась".
   В его голосе слышался вызов. Даже после смерти Лорен могла его завести.
   – Как же она внесла залог? – спросил Майло.
   – Откуда я знаю? – Тиг покачал головой, вытащил что-то из своей бородки. – Я не выставил ее в первое Рождество, хотел быть порядочным... Она могла и не считать себя моей дочерью... Я уже достаточно взрослый, чтобы не обращать внимания на подобные вещи.
   – Вы сказали, Лорен не считала себя вашей дочерью?
   Лайл засмеялся.
   – Это она мне тоже высказала. Целый грузовик всякой грязи вывалила, а я просто сидел и держал себя в руках. Я всегда так себя вел с ней – даже когда она была ребенком.
   Он помолчал.
   – Мы с Лорен никогда... С ней проблем хватало. День ото дня пыталась выставить меня идиотом. Что бы я ни сказал или ни сделал – все было неразумно. Или глупо. – Тиг положил руку на сердце. – Встречаются люди, с которыми вы просто не можете ладить, как бы ни старались. Я надеялся, однажды она вырастет, поймет, может, станет... вежливой.
   Он покачал головой. В глазах первый раз за вечер появились слезы.
   – По крайней мере у меня есть еще две... Они меня любят, не говорят гадостей. Вы правда не знаете, кто это мог сделать?
   – Пока нет, – ответил Майло. – А что?
   – Да так, ничего. Просто подумал, что будет несложно выяснить. Ищите среди всяких отбросов. Она сама себе такую жизнь выбрала. Любила красивую одежду и все такое. Когда Лорен в последний раз приходила, опять начала хвалиться, что якобы поступила в университет. Только я не особо верил.
   – Чему?
   – Байкам о ее студенческой жизни. Решил, очередное вранье. – Лайл повернулся ко мне. – Она врала с пеленок. Верите или нет, но это так. Когда ей было четыре или пять, она показывала на красное и утверждала, что это синее. Просто для того, чтобы поспорить. Мне Лорен не показалась студенткой – они так не одеваются, одни драгоценности чего стоят.
   – На ней были дорогие украшения?
   – По-моему, да, хоть я и не спец в таких вещах. Ее мать тоже любила побрякушки, что сильно отражалось на моей чековой книжке. Пусть у меня и было тогда свое дело, но кому понравится тратить деньги на ерунду. – Отец Лорен наклонился вперед и улыбнулся. – Она снова вышла замуж. Я имею в виду бывшую жену. За какого-то дряхлого старикашку. Качает из него деньги, ждет не дождется, когда тот концы отдаст. Вы ей уже сказали о Лорен?
   – Мы только что от нее, сэр.
   Он перестал улыбаться. В глазах показалось подозрение.
   – Джейн небось называла меня последним козлом.
   – Мы говорили о Лорен, а не о вас. Кстати, Лорен действительно училась в университете.
   – Правда? Только посмотрите, куда ее дорожка завела...
   Он откинулся в кресле, вытянул ноги. Ступни у Тига были мозолистые и черные от грязи. Глубоко вдохнул и с шумом выпустил воздух из легких. У Лайла уже начал намечаться животик.
   – Знаю, вы считаете меня дерьмом, потому что я не притворяюсь, будто между мной и Лорен все было в порядке. Но по крайней мере я говорю правду. Хорошо, пусть Лорен училась в университете. Наверняка она не перестала общаться со всяким сбродом. Вы об этом от моей бывшей жены не услышите. Она живет в своем придуманном мире, где Лорен была ангелом во плоти. Кстати, как отреагировала Джейн?..
   – Тяжело. Вы общаетесь с бывшей женой?
   – Так же, как и с Лорен. Она звонит лишь для того, чтобы облить меня грязью.
   – Когда Джейн звонила в последний раз?
   Тиг подумал.
   – Несколько лет назад. – Он снова улыбнулся. – Она-то вряд ли придет навестить детей. Ее бесит, что у меня есть дети. Мы долго с ней старались, но в результате выжали из себя только Лорен. Сейчас понятно, что проблема была в ней. В любом случае проверьте, как жила Лорен. Это мой совет. Она брала от жизни что хотела, была на гребне. Только за все надо платить.
   – Ну, не за все, – возразил Майло.
   – Ошибаетесь, детектив, за все.

Глава 11

   – Просто невинная овечка, – пробурчал Майло, еще находясь под впечатлением от визита к отцу Лорен.
   Я ехал на восток по бульвару Вентура. Темные витрины магазинов, пустынные тротуары. Бриз усилился, кружа обрывки газет и другой мусор над асфальтом. Теплый бриз, зима в этом году выдалась на удивление мягкая.
   – Он ведь ненавидел ее, Алекс?
   – Ты его подозреваешь?
   – Если честно, пока не могу исключить Тига из списка подозреваемых. А ты думаешь, он чист? Из всех находящихся в этой машине только у меня появились признаки паранойи?
   – Тиг просто несчастлив. Обозлен. И не пытается притворяться. Разве это не означает, что ему нечего скрывать?
   – Или он очень умен и старается провернуть что-то вроде двойного обмана. Ну и семейка! Чем больше ее узнаю, тем больше жалею Лорен.
   Я понял, что происходит в душе у Майло. Поначалу труп Лорен был всего лишь работой, не более и не менее, чем кипы бумаг, которые приходится заполнять по каждому делу. Но как только ее характер и жизнь начали обретать форму, Майло почувствовал сострадание к девушке. Подобное случалось с ним часто. По крайней мере в тех случаях, когда я наблюдал его во время расследования.
   Я сказал:
   – Ты не спросил, где он был в ночь убийства Лорен.
   – Я пока не знаю, когда ее убили, – жду отчета патологоанатома. Кроме того, нет смысла пугать Лайла с самого начала. Если ничего не прояснится, придется навестить мистера Тига еще разок. Может, с утра. Чтобы посмотреть на него трезвого.
   – Да, и без ружья в руках.
   – Забавно, тебе не кажется? Двуствольная пушка в руках у такого болвана. И о чем только думали отцы-основатели, когда узаконивали ношение оружия? А вторая женушка кажется овечкой. Как думаешь, он ее бьет?
   – Не знаю насчет побоев, однако морально он ее полностью подавляет.
   – Интересно, дрались ли Лайл и Джейн, пока были женаты... Джейн все повторяла, какой он подлый. Возможно, Лорен и через это пришлось пройти. Ничего подобного не всплывало во время сеансов?
   – Она жаловалась на них и все же о насилии не упоминала. Хотя ты ведь знаешь, терапия была недолгой.
   – Два сеанса. – Майло вытер лицо. – Чем могла похвастаться эта девушка в свои двадцать пять лет, кроме шикарного гардероба? Ни прошлого, ни настоящего. Все-таки наши профессии очень похожи – мы постоянно видим людскую грязь.
   – Да, это стоит того, чтобы жить богатой и спокойной, по мнению Лайла, жизнью.
   Майло засмеялся.
   – Только не надейся, что я это когда-либо повторю, однако твоя работенка потруднее моей будет.
   – Почему?
   – Я знаю, каковы люди на самом деле. А ты пытаешься их изменить.

* * *

   Пока я сворачивал в сторону Лорел-кэньон, Майло позвонил полицейскому на квартиру Лорен и выяснил, что Эндрю Салэндер еще не вернулся.
   Я сказал:
   – Он работает в ночную смену.
   – Как насчет визита в клуб "Отшельники"?
   – С удовольствием, мое любимое заведение.
   Детектив засмеялся.
   – Да уж, могу поспорить. Никогда не бывал в гей-клубе?
   – Ты меня как-то брал с собой.
   – Что-то не припомню. Когда?
   – Несколько лет назад. Небольшое местечко в Студио-Сити. Музыка диско, крепкие напитки и ребята, которые выглядели гораздо лучше тебя. Клуб находился за университетским городком, с задней стороны автомагазина.
   – Ах да, "Крыло автомобиля". Я правда тебя туда брал?
   – Сразу после нашего первого общего дела – убийства Хендлера. Насколько я понял, завязывалась дружба, но ты все еще переживал.
   – Насчет чего?
   – Насчет своей ориентации. Ты уже сделал "страшное" признание, а я не выразил открытой неприязни. Тогда ты решил, что необходима более серьезная проверка.
   – Брось. На что я тебя проверял?
   – На терпимость. Действительно ли я могу с этим примириться.
   – Почему же я не помню?
   – Всему виной твой возраст. А я могу описать то заведение относительно точно: алюминиевый потолок, черные стены, геи, входящие и уходящие парами. Только они выглядели совсем не так, как ты.
   – Феноменальная память, – сказал Майло, потом замолчал.
   Через несколько миль спросил:
   – Ты не выразил открытой неприязни. Что это значит?
   – Это значит, ты меня ошарашил. У нас во дворе всегда колотили маменькиных сынков, "девчонок в штанах". Лично я никого не бил. Хотя и не защищал. Когда начал работать, в основном имел дело с подростковыми травмами, и гомосексуальные проблемы редко встречались. Ты был первым геем, с кем я познакомился так близко. Вы с Риком до сих пор единственные гомосексуалисты, которых я хорошо знаю. И к тому же иногда мне сложно сказать, будто я тебя хорошо знаю...
   Майло улыбнулся.
   – Как же выглядели те геи под алюминиевыми потолками?
   – Скорее как Эндрю Салэндер.
   – Я вообще единственный в своем роде.

* * *

   Бар "Отшельники" скромно расположился на улице Асиенда к северу от Санта-Моники, прижавшись к боковой стене серого двухэтажного здания. Было почти три часа ночи, однако в отличие от мертвой тишины Долины здесь царило оживление: машины сновали туда-сюда, кафе обслуживали словоохотливую клиентуру, по тротуарам прогуливались пешеходы, среди которых редко, но попадались и женщины. Западный Голливуд одним из первых пригородов Лос-Анджелеса стал вести активную ночную жизнь. Сейчас для ночных прогулок публика выбирает Беверли-Хиллз, Мелроуз или Вествуд. Да, когда-нибудь Лос-Анджелес станет настоящим мегаполисом...
   Я нашел свободное место для стоянки, только проехав полквартала вверх по улице, и к бару нам пришлось возвращаться пешком. Вышибалы на входе не было, мы сразу вошли внутрь. Я позволил себе роскошь поиграть в предсказания и исходя из названия бара ожидал увидеть каменные стены, монастырские окна и готический полумрак. На самом деле все обстояло иначе: стены оказались покрытыми белой штукатуркой, спокойное, приглушенное освещение, гранитная красно-черная стойка бара с высокими бежевыми стульями. Вдоль противоположной стены расположился ряд уединенных кабинок. Из невидимых динамиков лилась легкая классическая музыка, голоса пятнадцати или около того посетителей звучали тихо и расслабленно. Хорошо одетые мужчины тридцати – сорока лет. Закусочный бар с креветками и фрикадельками, на столах зубочистки, красиво упакованные в разноцветный целлофан. Будь эта компания разбавлена несколькими женщинами, заведение могло бы сойти за дорогой коктейльный бар в любом фешенебельном пригороде.
   Эндрю Салэндера было легко заметить. Он один стоял за стойкой, вытирал гранитную поверхность и наполнял бокалы, обслуживая одновременно полдюжины клиентов. Из-под фартука в сине-белую полоску выглядывала бледно-голубая расстегнутая рубашка. Нас он увидел, только когда мы уже стояли прямо перед ним. Эндрю посмотрел сначала на меня, потом на Майло, затем опять на меня, снова на Майло. Один из посетителей заметил выражение испуганного зверька в глазах у бармена и взглянул на нас с настороженным любопытством. Майло облокотился на стойку и приветливо кивнул Эндрю. Посетитель вернулся к своему скотчу.
   – Мистер Стерджис? – пролепетал Салэндер.
   – Привет, Эндрю. Кто-нибудь может тебя подменить?
   – М-м-м... У Тома перерыв. Подождите, я схожу за ним.
   Он направился к задней двери, у которой курил молодой парень, одетый так же, как Эндрю. Том затушил сигарету и улыбнулся, Салэндер выбрался из-за стойки и подошел к нам.
   – Только не говорите, что вы по делу, – обратился он к Майло. – Пожалуйста.
   Детектив направился к двери и, едва мы вышли на улицу, сказал:
   – Извини, как раз по делу.

* * *

   Салэндер плакал.
   – Этого не может быть, я не верю, кому могло понадобиться убить ее?
   – Я надеялся, ты мне поможешь с ответом на этот вопрос, Эндрю.
   – Не смогу. Доктор Делавэр подтвердит, я рассказал все, что знаю. Правда ведь, доктор?
   – Ты больше ничего не вспомнил?
   – Вы думаете, я скрывал что-нибудь?
   – Когда мы с тобой разговаривали, то думали, что Лорен вернется. И я видел, как неохотно ты обсуждал ее личную жизнь. Но сейчас...
   – Правда, я особо не болтал. И все равно мне нечего добавить.
   – Лорен не намекала тебе, куда направляется?
   – Нет. В том, что она уехала, не было ничего странного. Я уже говорил доктору, она и раньше уезжала.
   – На один-два дня?
   – Да.
   – Однако не на неделю.
   – Знаю, но... – Салэндер помолчал. – Я бы очень хотел помочь.
   – Насчет тех коротких отъездов, – сказал Майло. – У тебя не складывалось впечатления, что Лорен уезжала не только ради отдыха?
   – Что вы имеете в виду?
   – Лорен хоть раз называла причину поездок?
   – Нет, а что?
   – Ну ладно, Энди. Давай вернемся к последнему разу, когда ты видел Лорен.
   – В прошлое воскресенье, неделю назад. Я плохо спал, встал около полудня, а Ло готовила на кухне.
   – Во что она была одета?
   – Брюки, шелковая блузка – как всегда. Просто и элегантно. Она редко носила джинсы.
   – Вы разговаривали?
   – Так, о пустяках. Перекусили перед ее уходом. Яйца и тост – я могу завтракать в любое время суток. Вскоре после этого она ушла. Думаю, в час или в час тридцать.
   – Она не сказала куда?
   – Я решил, в университет.
   – Из-за своей исследовательской работы?
   – Так я подумал.
   – В воскресенье?
   – Она и в другие воскресенья работала, детектив Стерджис.:
   – Только в этот раз она не взяла машину...
   – Откуда мне было знать, я ведь до двери ее не провожал.
   – Не провожал?
   – Конечно, нет.
   – Когда ты заметил, что она не взяла машину?
   – Когда пошел за своей.
   – Когда именно?
   – Вечером того же дня. Я уезжал на работу – около половины восьмого.
   – И что ты подумал, увидев машину Лорен?
   – Да ничего особенного. Не взяла и не взяла.
   – Для Лорен было типично уезжать без машины?
   – Я бы не сказал. Просто не задумывался об этом. Когда вернулся, ее не было, но я снова не удивился. Она по утрам часто отсутствовала. У нас разные биоритмы, иногда мы встречались один раз за несколько дней. Я немного заволновался к среде, хотя, понимаете... Она же взрослая. Подумал, у нее есть причины поступать так, как она считает нужным. Я не прав?
   – Насчет ее поступков?
   – Насчет того, что не предпринял ничего раньше. Мне следовало бы сообщить о ее отсутствии?
   Майло не ответил.
   Салэндер сказал:
   – Просто я хочу... Мне плохо... Невозможно поверить...
   – Давай вернемся к воскресенью, Энди. Что ты делал после ухода Лорен?
   – Хм... Попытался опять заснуть, не получилось, встал и пошел по магазинам в центр Беверли. Хотел купить несколько рубашек, ничего стоящего не нашел и отправился в кино – на "Счастливый Техас". Потрясающе смешной фильм. Вы не смотрели?
   Майло покачал головой. Салэндер продолжал:
   – Обязательно посмотрите.
   – Что ты делал после похода по магазинам и кино?
   – Вернулся домой, пообедал, оделся для работы, приехал сюда. На следующий день долго спал, до трех. А почему вы меня расспрашиваете? Не думаете же вы...
   – Таков порядок.
   – Как по телевизору, в фильмах про Джека Вебба. – Салэндер попытался улыбнуться, но губы не слушались.
   – Ладно, Энди, – сказал Майло. – В твоей квартире сейчас полицейские. Тебе придется потерпеть их несколько дней. По закону мне не требуется твоего разрешения на обыск, однако я бы хотел убедиться, что ты поможешь следствию.
   – Разумеется. А мою комнату тоже будете обыскивать?
   – Ты возражаешь?
   Салэндер постучал одним ботинком о другой.
   – Нет. Просто не хочу, чтобы мои вещи попортили.
   – Я лично это сделаю, Энди. А затем прослежу, чтобы все положили на место.
   – Хорошо, мистер Стерджис. И тем не менее я могу узнать почему? Какое это имеет отношение ко мне?
   – Нужно все тщательно проверить.
   Узкие плечи Салэндера поднялись и опустились вновь.
   – Понятно. Что ж, мне нечего скрывать. Теперь уже ничего не будет так, как раньше, правда? Я могу вернуться к работе?
   – Когда у тебя заканчивается смена?
   – В четыре. Потом начинаю убираться.
   – Офицеры, возможно, еще будут там, когда ты приедешь. Ты ведь после домой поедешь?
   – А куда еще? По крайней мере сейчас.
   – Сейчас?
   – Не знаю, смогу ли я оплачивать аренду полностью... О Господи, меня тошнит от этого. Она очень страдала?
   – У меня пока нет заключения патологоанатома.
   – Кто мог совершить подобное? Какой псих? Мистер Стерджис, у меня такое чувство, словно мир рушится...
   – Да, это нелегко. – Майло посмотрел на проезжающие машины, по его глазам было трудно догадаться, о чем он думает. Затем детектив взглянул на меня.
   – Эндрю, – начал я, – помнишь день, когда Лорен ходила обедать с матерью, а потом сказала, будто не хочет, чтобы ее контролировали? Не знаешь, что конкретно она имела в виду?
   – Не знаю. Но нужно вам сказать: хотя она и была расстроена из-за миссис Э., Ло знала наверняка – мать ее очень любит.
   – А как насчет отца? Он когда-нибудь приходил?
   – Нет, и Ло про него не рассказывала. Просто замкнулась, когда я впервые о нем заговорил. Поэтому я предпочитал о нем не расспрашивать. Стало ясно: Лорен не выносит даже напоминаний об отце.
   – А она не объясняла почему?
   Салэндер покачал головой.
   – Причин наверняка полно. Не все справляются с ролью отца.
   – Значит, ты не знаешь, что именно Лорен подразумевала под контролем со стороны матери?
   – Я подумал, произошла одна из обычных семейных неурядиц. Лорен не рассказывала ни о каких крупных скандалах в стиле Джерри Спрингера^[12]. – Он потерся затылком о стену. – Как все ужасно, я это ненавижу.
   – Что ненавидишь, Энди?
   – Говорить о Лорен в прошедшем времени, думать, как она страдала... Я могу вернуться к работе?
   – Шоу должно продолжаться? – заметил Майло.
   Салэндер застыл.
   – Это жестоко с вашей стороны, мистер Стерджис. Она была мне небезразлична, правда. Мы заботились друг о друге, любили выбираться вместе куда-нибудь. Только она не раскрывала мне душу. Что я могу сделать, если Лорен не распространялась о своей личной жизни? Я рассказал доктору все, что помню о том обеде. Она вернулась немного расстроенной, я постарался помочь ей выговориться. Лорен рассказала кое-что, но не все.
   – Что именно она сказала? Вспомни ее точные слова.
   – Вроде того, что она сама так далеко зашла и теперь ее никто не будет контролировать. Если задуматься, она, возможно, говорила и не о миссис Э. Я просто решил, раз они только что обедали вместе, то Лорен говорит о матери.
   Он пододвинулся поближе к двери бара.
   – Давай вернемся к ее исследовательской работе, – не унимался Майло. – Что ты знаешь о ней?
   – Она связана с психологией, или мне это тоже просто показалось. Я так потрясен, что даже не знаю, что сказать.
   – Когда началась ее работа?
   Салэндер задумался.
   – Сразу после начала семестра, два-три месяца назад. Или даже до начала. Не могу утверждать точно.
   – Она работала пять дней в неделю?
   – Нет, это была нерегулярная работа. Иногда Лорен работала каждый день, а потом отдыхала все выходные. Я не присматривался к ее расписанию. Половину времени, пока она бодрствовала, я спал.
   – Что еще Лорен говорила о работе?
   – Она ей очень нравилась.
   – И больше ничего?
   – Нет.
   – Она не упоминала, на кого работает?
   – Нет, ей просто очень нравилось. Уверен, вы все узнаете в университете.
   – В том-то и проблема, Энди, – сказал Майло. – Непохоже, чтобы она работала в университете.
   У Салэндера отвисла челюсть от удивления.
   – Как такое может быть? Наверняка тут какая-то ошибка. Она мне точно говорила, что это в кампусе. Я отлично помню. Да и зачем ей придумывать?
   – Хороший вопрос.
   – Вы полагаете... Ее работа как-то связана...
   – Я ничего пока не полагаю, Энди. Хотя, когда люди говорят неправду...
   – О, Лорен, – почти простонал Салэндер. Он прижался к стене и закрыл лицо руками.
   – Что с тобой? – спросил Майло.
   – Я теперь совсем один.