Кендал Джулия. Портреты

   Пег унаследовала способность отца быстро улучшать мне настроение, и вскоре мы уже смеялись, болтая о том, какое будущее ожидает Люсинду в качестве падшей женщины.
   Только после того, как я совсем расслабилась, выпив джина с тоником, Пег, как бы между прочим, поинтересовалась, прочла ли я протоколы. Я глубоко вздохнула.
   – Прочла... Пег, и не узнала ничего нового, а только еще больше возненавидела Софию. Ты поймешь, что я имею в виду, когда сама прочитаешь. Я представить себе не могла, что она вела себя до такой степени отвратительно, и, более того, я окончательно убедилась, что она говорила только неправду.
   Пег вздохнула.
   – Должна признать, что ты весьма последовательна. Но пойми, Клэр, ты должна проявить благоразумие. Макс не может больше уходить от ответа.
   – А он и не уходит, Пег. Его собственно ни в чем не обвинили.
   – Да. Но только благодаря твоему молчанию. Рано или поздно ты будешь вынуждена на что-то решиться, и времени у тебя остается все меньше. Мне ужасно не хочется говорить тебе такие неприятные вещи, но кто, кроме тебя, по-твоему, обязан предъявить обвинение? Я пойду взгляну, как там мальчики. Они, наверное, затопили всю ванную.
   И она ушла, оставив меня одну.
 
   В Англии летом бывает удивительно красиво, но мне почти не доводилось бывать там в это время года. На живых изгородях из шиповника созревают плоды, поля покрыты сочной, напоенной дождевой водой зеленью и приятно пахнут влажной землей, и всюду, куда бы ни падал взгляд, – цветы. Мы с Гастоном шли к востоку от Вудбриджа по лугу, который тянулся вдоль скошенного примерно месяц назад и покрытого стерней поля, но трава под нашими ногами была густой и пестрела белыми и голубыми колокольчиками. Это был приятный, располагающий к лени полдень, и солнце приятно пригревало, пробиваясь сквозь тонкий заслон облаков.
   Мы подошли к загону для лошадей, и Гастон, подбежав к изгороди, принялся тихонько насвистывать. Он принес сахара для пони, на котором учился ездить верхом. Он вытаскивал твердые белые кубики из кармана и протягивал маленькой карей лошадке, которая, узнав его, подошла, приветливо покачивая головой и раздувая ноздри.
   – Ой, мадемуазель, – вздохнул Гастон. – Вот было бы здорово, если бы все так осталось навсегда. Англия очень красивая, мне здесь ужасно все нравится, и ваша семья тоже.
   – Я понимаю, Гастон.
   Мы провели в Вудбридже уже пять дней, и Пег была права – время у меня было на исходе. Я прятала голову в песок, и, хотя я знала, что Пег и Льюис не станут меня принуждать, я понимал а, что сама обязана решить, что мне делать.
   Накануне вечером я позвонила Клабортинам, заверила их, что у нас все хорошо, а они, в свою очередь, сказали, что отец Гастона не появлялся у них, и полиция больше ничем не интересовалась. Я подумала, что они скорее всего продолжают молчать, чтобы не запятнать доброго имени Жозефины, несмотря на то, что у них не могло не возникнуть подозрений. Но самое важное, что я узнала, что к ним приезжал Макс и спрашивал, где сейчас мы с Гастоном. Они сказали ему только то, что я им велела, – что я увезла Гастона на несколько дней, чтобы он пришел в себя после потрясения, вызванного смертью тети. Макса якобы подобное объяснение удовлетворило, и он уехал.
   Вскоре, однако, выяснилось, что это не так.

11

   Слова только мешают понимать друг друга.

Антуан де Сент-Экзюпери

   – Пошли Гастон, пора домой. Мы уже долго гуляли, и близнецы вот-вот вернутся.
   – Вот странно, зачем надо измеряться для школьной формы, мадемуазель?
   – Думаю, тебе это тоже предстоит, и сомневаюсь, что понравится – надо стоять смирно целый час.
   – Ну и кислый вид был у Хьюго и Кристофера, когда их увозил шофер. Хорошо, что мне не надо было ехать с ними! Правда, мне нравится кататься в «Роллс-Ройсе». Здорово! Сидишь на заднем сиденье, как будто ты очень важная птица. Но «Мерседес» месье Макса лучше, особенно когда у него верх опущен. У него такая скорость... Ой, – он вдруг замолчал и потом тихо добавил: – Я забыл, мадемуазель.
   – Все нормально, малыш. Ты спокойно можешь упоминать при мне о Максе, это нисколько меня не огорчает. – Я немного лукавила, но Гастону вовсе не обязательно было знать об этом. – Интересно, когда же ты ездил с большой скоростью на Максовом «Мерседесе»?
   – Я обещал не говорить.
   – Тогда ладно. Представляю себе, до чего тебе это пришлось по вкусу.
   – Да! Когда я вырасту, у меня обязательно будет такая же машина, и я буду повсюду на ней носиться. Ваша машина тоже очень хорошая, мадемуазель. Но «Мерседес» – совсем другое дело... Посмотрите... – вдруг испуганно прошептал он.
   Мы как раз повернули к подъездной дорожке, возле которой я оставила свой «Рено», и сейчас рядом с ним находилась машина, о которой только что вспоминал Гастон.
   Я похолодела от страха и замедлила шаг, а Гастон сказал только:
   – Мадемуазель, он приехал.
   – Да, приехал, – я очень старалась не показать, что я взволнована. – Слушай меня, малыш, слушай очень внимательно. – Я крепко взяла его за плечи. – Я прошу тебя пройти через черный ход и сразу подняться в твою комнату. И сиди там тихо, как мышь, договорились?
   Он кивнул, глядя на меня огромными, расширившимися от ужаса глазами.
   – А как же вы, мадемуазель?
   – Макс видел мою машину, поэтому мне прятаться бесполезно. Да и все равно пора с ним поговорить. Не волнуйся, Пег и Льюис будут со мной, так что мне ничего не грозит. А теперь иди, Гастон, побыстрей, вон через тот лесок и вокруг дома. Я потом сама за тобой приду.
   Гастон торопливо обнял меня.
   – Только будьте осторожны, мадемуазель.
 
   Я бы солгала, сказав, что я храбро вошла в дом, чтобы встретиться с Максом. Инстинкт подсказывал мне, что я должна повернуться и бежать отсюда во всю прыть. Наверное, в ту минуту я была бы меньше испугана, узнав, что Макс участвовал в массовом убийстве. Я дрожала как осиновый лист, и ноги отказывались слушаться меня. Не знаю, как я нашла в себе силы собраться. Словно в дурном сне, когда не можешь укрыться от настигающего тебя кошмара и все происходит медленно и словно не в фокусе, я шагнула навстречу тому, что ожидало меня за закрытой дверью.
   Взявшись за ручку, я повернула ее, и тяжелая дверь с легкостью распахнулась. В доме было очень тихо. Я остановилась, почувствовав некоторое облегчение, и подумала, что, возможно, смогу незаметно подняться по лестнице. Однако меня немедленно постигло разочарование. Я услыхала стук каблуков Пег, которая спешила ко мне по коридору.
   – Клэр, я хотела идти искать тебя. – Она остановилась. – Бедная моя, ты белая, как простыня, и это не удивительно. Он в гостиной с Льюисом и говорит, что чуть с ума не сошел – до того беспокоился за тебя и Гастона.
   – Что... вы ему рассказали?
   – Немного. Мы решили, что лучше дождаться тебя. А где Гастон?
   – Наверху. Пег, откуда Макс узнал, как меня найти? – произнесла я с отчаяньем.
   – Боюсь, мы сами допустили ужасную глупость. Он поехал прямо к родителям в Редли, когда выяснил, что тебя нет в Лондоне. Мама ему сразу же сообщила, что ты здесь. Заменила романтического француза на романтического англичанина и дело с концом. Она-то считала, что оказывает тебе услугу.
   Я стояла, беспомощно опустив голову.
   – Пойди умойся холодной водой, а потом, думаю, тебе лучше выйти к нему. – Пег отвлек звук громко хлопнувшей двери, и затем – влетевшие в прихожую, толкая друг друга, близнецы.
   – Чья машина? Вот красавица! – завопил Кристофер.
   – А что это с Клэр? Она жутко выглядит, – перебил его Хьюго, – о-оу, это, наверное, убийца собственной персоной. А где он, мам? Можно нам на него взглянуть?
   – Во-первых, не смейте называть мистера Лейтона убийцей, а во-вторых – нельзя. Марш наверх и побудьте с Гастоном, ему сейчас не весело.
   – Ой, ну мама... – попытался возражать Кристофер, но Хьюго похлопал брата по плечу.
   – Пошли, Кристофер, – многозначительно произнес он. Братцы переглянулись и больше не споря поскакали вверх по лестнице.
   Пег с подозрением посмотрела им вслед и снова повернулась ко мне.
   – Хочешь, я тебя подожду?
   – Нет, я сейчас. – Я последовала ее совету, плеснула холодной воды себе в лицо, потом взглянула в зеркало и ужаснулась. Хьюго был прав – вид у меня был действительно просто ужасный. Глаза ввалились, а щеки и губы побелели, как у покойника, однако деваться было некуда и, причесавшись, я отправилась в гостиную.
   Макс, стоя спиной к двери, разговаривал с Льюисом, но, услышав шаги, сразу же повернулся.
   – Клэр, слава Богу! – он пошел мне навстречу, но резко остановился, увидев, что я застыла на пороге.
   – В чем дело... – он с минуту смотрел на меня, затем по очереди перевел взгляд на Пег и Льюиса. – Что здесь происходит?
   – По-моему, нам надо сесть, – сказал Льюис.
   Макс кивнул, не отводя от меня глаз, и я внутренне сжалась, увидев их выраженье. Он был очень зол и не хотел сейчас этого скрывать.
   – Хорошо, – наконец произнес он. – Клэр?
   Я прошла мимо него и села на диван рядом с Пег, которая сжала мне руку, чтобы приободрить. Макс занял одно из кожаных кресел напротив.
   – Надеюсь, кто-нибудь все же объяснит мне, что случилось?
   – Клэр приехала к нам несколько дней назад с Гастоном, – сдержанно заговорил Льюис, – как я вам уже сказал, она считала, что мальчику может угрожать опасность, после того, что произошло с его тетей.
   – Да... – кивнул Макс, – я догадывался. – Мистер Лейтон, быть может, прежде чем мы перейдем к подробностям, вы расскажете то, что известно вам, думаю – это сбережет время.
   – Разумеется. Можно мне закурить?
   – Пожалуйста.
   Макс достал сигарету, закурил и глубоко затянулся, выпуская густые клубы дыма. Я смотрела, как они расползаются маленькими голубоватыми волнами, будто это было самое удивительное явление в мире.
   – Я не так уж много могу рассказать. Я поехал в Ниццу, полагая, что Жозефина – та самая женщина, которую я знал много лет назад. Мне надо было задать ей весьма важный вопрос. Мне не сразу удалось выяснить, где она живет. Ее телефона не оказалось в справочнике, но я все же напал на след, найдя ее магазин, и таким образом узнал адрес. Спряталась она, надо сказать, весьма ловко. Когда я подъехал к ее дому, дверь оказалась не заперта, и, позвонив несколько раз, я вошел и увидел, что она лежит у подножья лестницы.
   Макс говорил очень спокойно, и я покосилась на Льюиса, чье лицо оставалось совершенно бесстрастным.
   – Я не нашел никаких следов Гастона и, разумеется, позвонил в полицию. Меня допросили и сразу же отпустили. Полиция искала Гастона, пока мы не дозвонились до Клабортинов и не узнали, что он благополучно добрался домой. Тогда я успокоился и поехал в Грижьер. – Макс нахмурился и посмотрел на меня. – Я ехал всю ночь, но Клэр уже не было. Естественно, я пошел к Клабортинам, чтобы выяснить – дома ли Гастон. Они и сказали мне, что Клэр уехала на несколько дней и взяла с собой мальчика. Поступок на первый взгляд вполне объяснимый, но Клэр даже не оставила записки, и это понять было уже трудней. Я полагаю, она рассказала вам о наших отношениях? – Он снова взглянул на меня, и я опустила глаза.
   – Да, – подтвердил Льюис. – Клэр нам все рассказала...
   – Ну вот. Я начал беспокоиться. Ведь что-то, вероятно, вынудило ее поспешно уехать вместе с Гастоном, не написав мне ни слова. Это навело меня на мысль, что смерть Жозефины – не следствие несчастного случая. Поскольку я знаю, как Клэр относится к Гастону, я предположил, что она испугалась за мальчика и решила на всякий случай его спрятать. Мне не понадобился метод дедукции, чтобы догадаться, куда она могла уехать. Джордж Беннет ничего не знал о том, что Клэр уехала из Франции, и потому, как я вам и говорил, я отправился в Редли. Я был там, пока не вернулись родители Клэр, и, честно говоря, чуть не свихнулся от волнения. Я не ожидал такого приема, Клэр. Может, ты все-таки возьмешь на себя труд объяснить, что это все за чертовщина? – Голос его стал ледяным.
   Я почувствовала дурноту. В объяснении Макса не было ничего для меня неожиданного. И вот теперь я должна была сказать ему в лицо все, что знала я. Льюис, вероятно, это понял, потому что он первым прервал молчание.
   – Я думаю, будет проще, если я, чтобы не утомлять Клэр, расскажу вам все, что знаем мы.
   – Пожалуйста, – согласился Макс и затушил сигарету.
   Было заметно, что Льюис волнуется. Я могла представить себе, о чем он сейчас думает. Ему предстояло описать убийце, как тот действовал, и к тому же сообщить, что этому был свидетель, а я трусливо позволила ему это сделать.
   – Гастон слышал, как в ту ночь Жозефина ссорилась с мужчиной...
   Быстро и без комментариев Льюис перечислил основные факты. Макс ни разу не прервал его, и только взгляд у него становился все более тяжелым.
   – ...И вот мальчик убежал, испугавшись, после всего, что он слышал и видел, попасть в беду. Он сумел сам добраться до Грижьера и рассказал все Клэр.
   Макс посмотрел на меня.
   – А почему это не было известно полиции?
   Вопрос застал меня врасплох.
   – Гастон тогда еще не знал, что Жозефина умерла. Я и сама выяснила это только, когда пошла к Клабортинам сказать, что Гастон у меня.
   – В таком случае, может быть, ты объяснишь мне, почему Клабортины тоже промолчали? Ведь они не могли не понять, что смерть Жозефины – не несчастный случай?
   – Я... я кое-что им не рассказала. Они подумали, что ссора вышла совсем из-за другого. – Макс явно вел себя не как человек, которого в чем-то обвиняли. Сейчас он скорее был похож на следователя.
   – Это становится более и более бессмысленным. – Он встал и, держа в руке стакан, подошел к окну. Солнце садилось, и его длинные прямые лучи падали сквозь окно на ковер. О стекло билась муха, и только ее жужжание нарушало тишину. Макс, не поворачиваясь, заговорил:
   – Так что же по мнению Клабортинов послужило причиной ссоры?
   – Это не имеет никакого отношения ко всему остальному, – жалобно пробормотала я.
   – В таком случае, может быть, ты мне объяснишь, к чему это имело отношение?
   Стало опять тихо, и снова заговорил Льюис.
   – По-моему, Клэр, будет справедливо, если вы скажете мистеру Лейтону. Надеюсь, он подтвердит, что секрет не покинет пределов этой комнаты. Это частное дело Клабортинов.
   Макс повернулся и молча кивнул мне.
   – Гастон – незаконнорожденный ребенок Жозефины, и ее родные думают, что человек, который ругался с ней, – настоящий отец Гастона, и что он явился для того, чтобы увезти его. Я не стала разубеждать их и не сказала им, что Гастон узнал этого человека. Он утверждает, что это был ты, Макс. – Я чувствовала себя Иудой.
   Макс стал совершенно белый, когда я это произнесла, стакан выскользнул из его руки и упал на деревянный пол. Он даже не посмотрел на осколки возле своих ног.
   – Что... что ты сказала?
   – Прости, Макс, но Гастон совершенно уверен.
   Макс опустил голову и, кажется, только сейчас заметил разбитый стакан, лежавший в темной лужице.
   – Простите, ради Бога, – произнес он, наконец. Потом он посмотрел на меня. Вид у него сделался совершенно больной.
   – Мистер Лейтон, по настоянию Клэр, мы пока ничего не предпринимали. Но мы не можем это так оставить. Быть может, вам есть что сказать?
   Макс закрыл лицо руками.
   – Вы можете разрешить мне увидеть Гастона?
   – Нет, – поторопилась сказать Пег.
   Боюсь, об этом не может быть и речи. Он и так был ужасно перепуган, и мы просто не имеем права заставлять его снова расстраиваться.
   – Да, да, бедняга, конечно, не имеем. Ну что же, я вижу, вы сумели разложить все по полочкам. Я убил Жозефину Ла Саль, которая могла доказать, что я убил Дэвида Бэнкрофта. Она убежала, потому что боялась меня, и я был счастлив, наконец, обнаружить ее в Ницце. Я правильно понял?
   – Боюсь, что да, мистер Лейтон.
   – Вы знаете, за исключением нескольких весьма существенных упущений, вы удивительно близки к истине. Надеюсь, вы меня извините, но я вспомнил, что у меня есть неотложное дело.
   – Макс... что ты собираешься делать? – я поднялась, и сердце мое болезненно сжалось.
   – Делать, Клэр? Тебе не кажется, что я сделал и так вполне достаточно. Не беспокойся. Я не обижу Гастона. Поверь, не обижу.
   Он перехватил мой взгляд. – Ну что ж, моя верная Клэр, разве это не забавно? Я делаю успехи на поприще знакомства с женщинами, которым нравится отправлять меня на галеры. Если я кому-нибудь понадоблюсь – я в Лондоне.
   Сказав это, он вышел. Я услышала, как завелся мотор «Мерседеса», и через несколько секунд он уехал.
   – И что дальше? – беспомощно спросила Пег после поспешного ухода Макса.
   Льюис пожал плечами.
   – Честное слово, не знаю, дорогая. Я не вижу объективных причин сомневаться в том, о чем мы думали раньше. Он не сделал попытки защититься и практически не отрицал того, что Гастон видел именно его. Думаю, мы должны позвонить в полицию и все рассказать. Они сами должны решить, как действовать. Это дело не попадает под Британскую юрисдикцию, понимаешь, и его передадут во Францию. Что скажете, Клэр?
   – Мне нечего добавить. Делайте, что считаете нужным. – Я устало поднялась и подошла к окну, туда, где валялись осколки.
   – Брось, Клэр, я потом уберу, – сказала Пег.
   – Мне не трудно, – я нагнулась и бережно собрала крупные осколки. Острые края поблескивали в мягком свете. Я почувствовала, что беззвучно плачу, слезы катились по моим щекам и падали на хрусталь.
   – Клэр, перестань, Клэр, – Пег осторожно забрала у меня стекло и обняла, покачивая и прижимая к себе, как обиженного ребенка.
   – Я... я не вынесу, Пег. У него был такой жуткий вид, и он решил, что я предала его, я заметила это по его глазам.
   – Ш-шш, – я знаю. Но ты вела себя правильно, моя милая. Мне ужасно жаль, что на тебя все это свалилось.
   – Я все равно никак не могу поверить. Боже, мы были до того счастливы, Пег. Я думала, так будет всегда.
   – Я понимаю. Но постарайся сейчас успокоиться, от тебя больше ничего не зависит.
   Я кивнула и вытерла глаза.
   – Я пойду к Гастону. Он наверное беспокоится. Спасибо вам обоим.
   Гастона я нашла в комнате у близнецов, и все трое были очень взволнованные и красные. Почему-то увидев их, я немного приободрилась.
   – В чем дело? – поинтересовалась я, оглядывая их, – чем это вы здесь занимались?
   Первым заговорил Хьюго.
   – Не сердись, Клэр, но мы подумали, что это несправедливо – отослать нас и чтобы мы ничего не знали.
   – Ну и?
   – И нам ужас как захотелось увидеть его, ну убийцу, – добавил Кристофер.
   – Гастон! – воскликнула я с негодованием. – Вы что снова подслушивали?
   – Он ни при чем, Клэр. Это мы сами придумали, – объявил Хьюго – сама подумай, разве он мог нас отговорить? Вы, взрослые, вечно что-то от нас скрываете и говорите только, что хочется вам. В общем, дело оказалось стоящее.
   – Не сомневаюсь. И что же вы предприняли?
   – Мы провели Гастона по потайному ходу, в нишу священника. Там могут уместиться только двое, но у Кристофера было другое задание.
   – В нишу священника?
   – Она вдается в гостиную, там есть одна ложная стенка. Мама с папой думают, что проход замурован много лет назад, но мы нашли другой способ туда пробираться. Думаю, нам здорово достанется, если они узнают.
   – Посадят на хлеб и воду на несколько недель, – согласился Кристофер. – Хорошо, что вот-вот в школу. Но Гастон имел право все знать. В конце концов это с ним приключилось. К тому же он был в полной безопасности.
   Я плюхнулась на кровать.
   – О, Боже! Ну раз вы сочли возможным все выяснить сами, то что скажете?
   – Ты молодец, Клэр. Спасибо, что не поднимаешь шума. Мне кажется, убийца был очень уж спокойный до самого конца. Но на тебя он ужасно злился, правда? Как он противно сказал про женщин, которые вечно хотят отправить его на галеры! Что он имел ввиду?
   – Его жена донесла на него в полицию, приписав ему убийство Бэнкрофта.
   Кристофер со знанием дела присвистнул.
   – Месье Макс был женат? – удивленно спросил Гастон. – А что случилось с женой? Может, он и ее прикончил?
   – Гастон, прекрати. Не будь таким кровожадным. Довольно того, что есть. Он с ней разошелся.
   – Правильно сделал, – с удовлетворением отметил Хьюго. – Я бы обязательно развелся с женщиной, которая донесла на меня в полицию.
   – Он развелся с ней задолго до этого, Хьюго. Это был просто неудачный брак, так что не надо ничего выдумывать.
   – Да-а, все-таки хорошо, что вы не успели с ним пожениться, а то ему и с тобой пришлось бы разводиться.
   – Да, боюсь, ты прав, – ответила я мрачно.
   – А может быть, почти поженились тоже считается?
   Мне самой с трудом верилось, что я сижу здесь и обсуждаю подробности своей личной жизни с мальчишками – двумя двенадцатилетними и одним десятилетним.
   – Едва ли, но давайте оставим в покое мои взаимоотношения с мистером Лейтоном, если вы не против?
   – Конечно, Клэр. А папа был очень суровый, правда?
   – По-моему, ваш папа вел себя исключительно умело. Макс был просто в шоке, когда узнал, что Гастон все видел.
   – Еще бы. Кокнул мамин лучший хрусталь. Жаль, что ты не видел, Кристофер. Он был похож на привидение. Наверно, у него перед глазами замелькала вся его жизнь, знаешь, говорят, так бывает перед смертью.
   – Хьюго, прекрати немедленно. Я больше не могу. Гастон? А ты что такой тихий. Ты расстроился, солнышко?
   – Нет, мадемуазель. Но я не все понял и хотел бы кое-что выяснить.
   – Что, малыш?
   – Во-первых, вы сказали месье, что я сын моей тети. Я спросил у Хьюго, что это за длинное слово, которое вы употребили, и он сказал, оно означает родить ребенка, не выходя замуж.
   – О, Господи! – я совершенно забыла, что он слышал и это... – Гастон...
   – Не надо волноваться, мадемуазель. Я думаю, что не должен был этого знать, но раз уж я услышал, то хотел бы все выяснить, – он выглядел скорее заинтересованным, чем озабоченным. – Я не против, что Хьюго и Кристофер слышали, – добавил он, заметив, что я с сомнением на них посмотрела. Хьюго и Кристофер помалкивали, но их физиономии просто горели любопытством.
   Я сдалась.
   – Гастон, это должно было навсегда остаться тайной, и я не хочу, чтобы твои родители огорчились из-за того, что ты узнал. Ты обещаешь не выдавать секрета?
   Он молча кивнул.
   – Тогда ладно...
   Он уперся подбородком в кулачок и не отрывал от меня глаз, пока я рассказывала ему все то, что было известно мне самой.
   – ...Вот почему Жозефина увезла тебя в Ниццу, понимаешь, а твои родители отпустили тебя.
   – Мне не очень нравится, что злая тетя Жозефина была моей мамой, но я бы хотел встретиться со своим настоящим отцом, месье Эдисоном. Он, наверное, очень добрый, если он столько лет хотел забрать меня у нее.
   Я почувствовала себя совершенно беспомощной, услыхав подобное признание.
   – Миленький, может быть, когда ты станешь старше, ты попробуешь его разыскать, но сейчас, я думаю, тебе надо сдержать свое слово. Ты же не хочешь обидеть своих родителей, правда?
   – Они не мои родители, они мои дядя и тетя, – поправил меня Гастон. – Мне часто хотелось узнать – не приемный ли я... я совсем на них не похож. Теперь я знаю, почему. Но конечно, мадемуазель, я вовсе не хочу обижать их. Они меня вырастили, и я люблю их.
   – Умница. – Я обняла его.
   – Это ведь тоже часть приключения, правда?
   – По-моему, ты верно все понимаешь, малыш. О чем еще ты хотел спросить?
   – Месье Макс... он хотел увидеться со мной. Зачем ему это понадобилось?
   – Я думаю, он хотел услышать прямо от тебя, что именно ты видел и слышал. Узнать из вторых рук – не совсем то же самое. Возможно, он бы мог воспользоваться твоим свидетельством, чтобы оправдаться. – Мне было странно, до чего спокойно я это произнесла.
   – О! Мне что, придется выступать в суде? – Не знаю, Гастон, ей-Богу не знаю.
   – Да, думаю, придется. Ну и счастливчик же ты, старина Гастон! – с завистью сказал Кристофер. – Вот бы и мне стать свидетелем убийства...
   – Прекрати, Кристофер! Это отвратительно. Вы оба просто несносны!
   – Как вы сказали? Не... не, – Гастон с неудовольствием сдался, – ну это слово, мадемуазель?
   – Это значит, что их обоих надо отправить в какую-нибудь исправительную школу, Гастон.
   – А-аа, а разве они не в такой? Они же и так мерили форму!
   Близнецы закатившись от смеха, упали на пол, а Гастон удивленно пожал плечами.
   – Я все скажу судье, и все узнают, какой я смелый, мадемуазель. И хотя вам сейчас ужасно грустно, скоро все будет лучше.
   – Я надеюсь, малыш. Сегодня самый ужасный день в моей жизни. Знаешь, мне даже почему-то захотелось закурить.
   – Радуйся, что не куришь, Клэр, – сказал Хьюго важно. – Знаешь, я видел в лаборатории легкие курильщика в колбе, они такие жуткие, черные и...
   – Мадемуазель... – перебил его Гастон, и на его лице появилось странное выражение, – замолчи! – обратился он к Хьюго, который продолжал описывать поразивший его орган.
   – Что такое, Гастон? – Он вдруг стал ужасно бледным, только на щеках алели два ярких пятна. Я взяла его руки в свои. – Что, малыш?
   – Он так сказал, убийца, мадемуазель! – Что? – переспросила я изумленно.