Кэрол Джерина. Граф из Техаса

   — Так это и есть Рейвенс Лэйер, хм-м?
   Как Прескотт ни старался замаскировать удивление и разочарование в своем тоне, он сам понимал, что это ему совсем не удалось. Даже глухой, слепой и немой человек мог бы безошибочно определить, что молодой граф был сильно расстроен, а у Люсинды, как известно, не было ни одного из этих физических недостатков.
   — Да, — сказала она. — И что вы обо всем этом думаете?
   «Я думаю, что мне здесь нечего делать, — размышлял про себя Прескотт. — И я уже готов сесть на первый же пароход, идущий на Запад, и плыть домой, в Техас. Вот что я думаю».
   А вслух он сказал:
   — Довольно большой замок, не правда ли?
   — Очень большой и очень старый, — ответила Люсинда.
   «Да, она права, он действительно очень стар», — подумал Прескотт. Центральная часть замка выглядела древней, почти доисторической, а боковые пристройки с обеих сторон казались гораздо новее.
   — Пожалуй, здесь придется немного поработать.
   — «Немного» — не то слово. Пока старый граф не слег в постель, он все свои силы тратил на то, чтобы опередить ремонтными работами разрушение замка от старости. Вы сами можете представить, что объем их был просто громаден для дома таких размеров. Не удивительно, что у него ничего не вышло. Возможно, это и явилось причиной его столь скорой смерти. Он просто устал бороться с ветхостью этого дома, тем более что эта битва с самого начала была для него проигрышной.
   — Вы сказали ветхостью? Не означает ли это, что и крыша дома течет?
   Она улыбнулась.
   — Только когда идут дожди.
   — А как часто это бывает?
   — Летом примерно раз в неделю.
   — А в остальное время?
   — О, почти каждый день.
   Прескотт уныло обвел глазами зеленую долину с высокой сочной травой.
   — Я так и думал. Без частых постоянных дождей у вас никогда не было бы такого прекрасного пастбища, как вон то, внизу. Но ведь это неплохо. Дождь очень полезен для разведения скота, не так ли?
   — Скота?
   — Да, всех тех коров, которых вы здесь пасете.
   По ее молчанию Прескотт почувствовал, что тут было что-то не так.
   — Ведь вы используете эту долину как пастбище? — с настороженностью спросил он.
   — Да, что-то в этом роде.
   — Я так сразу и догадался. Было бы просто кощунством оставить такую богатую, плодородную землю без использования. У вас здесь, должно быть, довольно хороший скот. Кстати, почему я его еще не видел?
   — Если под скотом вы имеете в виду коров, то у нас их просто нет.
   — Вы хотите сказать, что не разводите коров в этих краях?
   — Только совсем немного. Местные фермеры содержат одну-две коровы для молока. Но вообще-то здесь никогда не было так много коров, чтобы образовать настоящее стадо.
   Прескотт просто не смог скрыть своего удивления.
   — Вы смеетесь надо мной. Это с такой-то травой? И кого же вы здесь разводите, если не коров?
   Изящным жестом Люсинда указала на большую белую массу, движущуюся вдали. Прескотт прищурился, стараясь разглядеть, что это такое. Стадо двигалось медленной ленивой волной, то поднимаясь на склон холма, то опускаясь вниз.
   Прескотту стало совсем не по себе, когда он различил движущихся вдали животных.
   — Овцы? — воскликнул он с презрением. — О Всевышний, так вы разводите здесь овец?
   — Да, но то, что вы видите, — это не все стадо, — сказала она.
   Уловив нотки разочарования и безнадежности в голосе своего кузена, Люсинда очень захотела убедить молодого графа, что он еще не окончательно разорен, а наоборот, в некотором смысле даже богат.
   — Это только малая часть стада. Остальное разделено между вашими арендаторами.
   — Маленькое стадо, большое стадо — какая разница, какого оно размера. Я не овцевод. Черт побери, Люсинда, я погонщик крупного скота, как мой отец и как мой дед, в конце концов. Коровы, волы, племенные быки — вот что приносит прибыль. Но выращивая этих зловонных овечек можно выручить деньги только для того, чтобы мирно умереть с голоду. Черт побери, я был бы во сто крат счастливее, даже если бы вы разводили здесь одних лошадей.
   — У нас есть и лошади, — сказала она.
   — Неужели? — с насмешкой спросил он.
   — Конечно.
   — Ну, спасибо, Господи, хоть за это, — пробормотал он. — Так где же они?
   — В конюшне.
   — Все стадо? — не смог удержаться от вопроса Прескотт, хотя с самого начала знал, что ничего утешительного ему в ответ не услышать.
   — Ну, если по-вашему пять лошадей могут составить целое…
   — Так у вас только пять лошадей, — простонал он.
   — Нам, вернее, вам и не понадобится больше пяти, — сказала она почти с негодованием. — Прекрасная пегая — для прогулок верхом, два одинаковых серых жеребца — для экипажа и две кобылы — для подводы. Вообще-то, если хотите знать, у нас есть даже семь лошадей.
   — Так даже семь, хм?
   — Да, если считать двух пони.
   — Пони, — повторил он.
   — Да.
   — Только маленькие дети ездят верхом на пони, Люсинда. Посмотрите на меня — ведь я уже давно не мальчик.
   — Вдвоем в одной упряжке они могут прекрасно тянуть карету гувернантки.
   Но Прескотт не был гувернанткой. Черт, он даже не мог припомнить, кто такая гувернантка вообще. Может быть, женщина-губернатор?
   Он посмотрел вниз на широкий луг и на все так же медленно движущуюся белую массу.
   — Мне не нравятся овцы. Ни капли.
   — Нравятся или не нравятся, а они принадлежат вам, как новому графу.
   — Я и сам знаю. Вам не обязательно напоминать мне об этом.
   Глубоко вздохнув, чтобы немного успокоиться, Прескотт перевел взгляд и увидел вдалеке всадника, направляющегося прямо к ним.
   — Однажды, когда я был еще мальчиком, мы взялись разводить свиней у себя дома в Трипле. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы привыкнуть к ним, но все-таки это удалось. Видно, точно так же придется привыкнуть находиться и среди овец!
   Люсинда засмеялась.
   — Не забывайте, вы — лорд.
   — Какое это имеет значение. Овца есть овца, с какой стороны на нее не посмотри.
   «И все тот же зловонный запах», — добавил он про себя.
   — Но ведь вам совсем не обязательно жить со стадом. Для этого у вас есть пастухи.
   — М-м.
   Глядя на приближающегося всадника, он спросил:
   — Кто это скачет к нам?
   Люсинда посмотрела через плечо и, увидев мужчину, скачущего на коне, будто окаменела.
   — Это Гарик Эмерсон, ваш управляющий, — сказала она, снова переводя взгляд на Прескотта.
   — Кто-кто?
   — Ваш управ… — она замолчала, тяжело вздохнув от досады. — Я не имею ни малейшего понятия, как бы у вас в Америке называли его, но здесь управляющий следит за делами вашего имения, замка, садов, земель, но в основном — скотоводческих ферм.
   — Так значит он здесь главный?
   — Вроде того, — сказала она жестко.
   — Вы сказали его имя Эмерсон?
   — Да, Гарик Эмерсон.
   — Похоже он очень спешит, не правда ли?
   Люсинда промолчала, отведя глаза в сторону.
   — И всегда он носится, как угорелый?
   — Только по необходимости.
   Заметив подчеркнутую холодность в голосе Люсинды, Прескотт взглянул на нее и увидел выражение презрения на ее лице. Такая открытая и дружелюбная еще минуту назад, теперь она стала холодной и замкнутой. Хотя ему очень хотелось узнать, почему появление Эмерсона вызвало такое резкое изменение в ее поведении, Прескотт решил не задавать лишних вопросов.
   — Давно ли он здесь?
   — В Сент Кеверне или в Рейвенс Лэйере?
   — Все равно.
   — Он жил в Сент Кеверне всю свою жизнь, — сказала она со скукой в голосе. — Он там родился. А что касается Рейвенс Лэйера, то он занимает место управляющего только около двух лет. Старый граф нанял его незадолго перед смертью.
   — Возможно я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что вы его недолюбливаете.
   — Недолюбливаю его? — она засмеялась, но ее смех звучал печально. — А разве это имеет какое-то значение? Он работает на вас, а не на меня.
   Прескотту не удалось ответить на ее загадочные слова, так как в это время Эмерсон резко остановил лошадь в нескольких футах от них.
   — Вы нарушаете границы частного владения, так что убирайтесь и поскорее, — сказал он Прескотту с вызовом. — А ты, ведьма, — обратился он к Люсинде, — возвращайся к своему котлу. Тебя ведь не раз предупреждали не показываться на землях замка.
   Негодующе сверкнув на него глазами, Люсинда с достоинством вскинула голову и уже было хотела сказать Эмерсону, чтобы он приберег свои оскорбления для себя самого. Но эти слова так и не успели сорваться с ее уст. Без предупреждения Прескотт протянул руки и схватил управляющего за грудки, стащив с лошади с такой легкостью, будто это был небольшой мешок с зерном. Держа Эмерсона в воздухе, он размахнулся и бросил его к стоящему рядом дереву. Эмерсон ударился головой о вековой ствол так, что с того посыпались кусочки коры.
   — Там, откуда я приехал, -сказал Прескотт, — мы не разговариваем с незнакомцами подобным образом, мистер. Мы обычно бываем вежливее, если, конечно, они не ведут себя по-свински, как вы, например. А если вы желаете знать, то я никакой не нарушитель. Я здесь живу. То, что вы назвали порядочную леди ведьмой, не делает вам чести. Особенно, в присутствии ее родственника.
   К концу короткой речи Прескотта ошеломленное выражение исчезло с лица Эмерсона. Он заморгал и нервно взглянул на одиноко стоящую за спиной Прескотта лошадь с большим ковбойским седлом.
   — Так вы и есть новый граф?
   — Да.
   Впервые за время владения титулом Прескотту в голову пришла мысль, что быть графом все-таки не так уж плохо. Этот титул давал ему большой авторитет и могущество, которые порой просто необходимы.
   — Я — лорд Сент Кеверна.
   — Простите меня, милорд. Я… я просто не знал. Меня зовут Эмерсон, Гарик Эмерсон. Я — ваш управляющий.
   — Об этом мне уже сообщила моя кузина.
   — Я… я думал, что вы посторонний, нарушитель границ. Или, и того хуже, браконьер. В последнее время леса в окрестностях Рейвенс Лэйера просто наводнили браконьеры.
   Не имея четкого представления о том, кто же такие браконьеры, Прескотт все же почувствовал, что это слово связано с чем-то незаконным, и решил принять извинение Эмерсона.
   — Что же, человек не застрахован от ошибок время от времени, — сказал молодой граф.
   Он чуть разжал пальцы на камзоле своего противника, все же не отпуская его совсем на тот случай, если покорное поведение Эмерсона вновь сменится агрессивностью.
   — Но это вовсе не дает объяснения вашей грубости.
   — Прошу прощения, милорд.
   — Не притворяйтесь, вы не так глупы, Эмерсон. Вы оскорбили не меня, а даму.
   — Оскорбил ее?
   — Вы назвали ее ведьмой.
   — Но, милорд, она…
   — Совсем не ведьма, — резко оборвал его Прескотт, одарив Люсинду широкой мальчишеской улыбкой. — Она моя кузина. Трефаро, так же, как и я. И по моему мнению, Эмерсон, вам следует извиниться именно перед ней. Разве я не прав?
   Эмерсон замялся в нерешительности, со злостью глядя на Люсинду.
   Прескотт снова сжал пальцы на его камзоле:
   — Я спросил, разве это не так?
   — Да-да, конечно, милорд. Прошу прощения, Люсинда.
   — Для вас это мисс Трефаро, Эмерсон.
   — Конечно, как скажете, милорд.
   — Тогда я приказываю вам сказать это ей, а не мне.
   — Я прошу извинения за свою грубость, мисс Трефаро.
   — Так-то лучше. Гораздо лучше. — Прескотт, наконец, освободил его и сделал шаг назад. — Больше всего нам не хотелось быть слишком фамильярными в обращении друг с другом. Это может расстроить некоторых людей, которые этого вовсе не заслуживают.
   — Да, милорд.
   — Каждый должен знать свое место, — сказал он, заговорщески подмигнув Люсинде. — Забудь мы об этом, и весь мир отправится к чертовой матери. А ведь мы никак не можем этого допустить, правда?
   — Да, милорд.
   Скрытая злоба прозвучала в голосе Эмерсона, и Люсинда заметила это, но решила промолчать. Ей было достаточно уже того, что Эмерсон на собственной шкуре убедился, что ему не придется самоуправствовать при новом графе так, как он это делал раньше. А еще она была тронута тем, как благородно бросился Прескотт на ее защиту. Ни один мужчина не вступался за нее раньше, даже в детстве, когда она была очень одинока и ей так нужны были любовь и понимание. При мысли об этом она почувствовала, что ее сердце распахнулось для него, и что уже зародившееся в ее душе теплое и нежное чувство растет с каждой секундой.
   — У вас есть какие-нибудь дела? — спросил Прескотт.
   Эмерсон быстро кивнул.
   — Да, милорд.
   — Тогда я не буду задерживать вас. Идите и работайте. А нам с моей кузиной, мисс Трефаро, надо обсудить еще кое-какие семейные вопросы.
   — Да, милорд.
   — Хотя подождите, вы можете оказать мне большую услугу, если вас это не затруднит.
   — Что угодно, милорд.
   — Посмотрите, не появился ли где-нибудь большой фургон, следующий в эту сторону?
   — Фургон, милорд?
   — Да, в нем все мои пожитки. И мой слуга, — добавил он, чуть нахмурившись. — Этот фургон едет со станции Труро. Если увидите, просто укажите кучеру дорогу к дому. Возможно, он так же как и я заблудился в поисках этого местечка.
   — Да, милорд, — смахнув рукой волосы со лба, Эмерсон повернулся и вскочил на лошадь.
   — Я думаю, что и мне пора идти, — сказала Люсинда, глядя на удаляющегося Эмерсона.
   — Куда вы спешите?
   — У меня еще есть дела.
   — Вы имеете в виду вашу работу в саду?
   — Я знаю, она кажется пустяковой, но если только позволить разрастись сорнякам, то потом…
   — Про какие сорняки вы говорите? Я не заметил в вашем саду ни одной лишней травинки.
   — Однако, поверьте мне, они есть.
   Прескотт уныло покачал головой.
   — Даже если это и так, уверяю вас, что несколько сорняков не успеют загубить ваши прелестные цветы за то время, которое вы проведете со мной. Ну, пожалуйста, мне очень хотелось бы еще побыть с вами.
   — Обсуждая семейные вопросы? — спросила она с улыбкой.
   — Семейные вопросы, цены на хлопок, погоду — для меня в общем-то неважно, о чем мы говорим, лишь бы говорили.
   — Разве вас не ждут в замке?
   — Но это не к спеху. А вот поближе познакомиться с вами мне хочется именно сейчас.
   Она повернулась, собираясь уходить.
   — Меня вы всегда сможете найти в моем домике.
   Когда она проходила мимо, он, не желая отпускать, задержал ее, взяв за руку.
   — Возможно, вам будет трудно в это поверить, Люсинда, но вы первый человек, доброжелательно отнесшийся ко мне с тех пор, как я приехал в эту проклятую страну.
   — Вы, конечно же, шутите?
   — Нет, я совершенно серьезно. Я встречал многих людей, но ни про одного из них я не мог бы сказать, что он отнесся ко мне с открытой душой. Большинство лицемерили и старались втереться ко мне в доверие только потому, что когда-нибудь, по их расчетам, я могу оказаться полезен. Но правда в том, что я и сам нуждаюсь в помощи и совсем не в состоянии помогать целой куче незнакомцев.
   Люсинда открыла рот, чтобы возразить, но он продолжал.
   — Вы не такая, Люсинда. По доброте душевной вы помогли мне, когда я так нуждался в этом. И вовсе не потому, что надеялись получить от меня что-нибудь взамен. Я чувствую, что это в вашей натуре — помогать людям.
   — Но ведь и вы сделали кое-что для меня, — сказала она, удивленная его неожиданной прямотой. — Вы спасли мою шляпу, помните?
   — О, это были сущие пустяки.
   — В таком случае и я не сделала ничего особенного — просто показала вам дорогу к замку.
   — Словом, как всегда говорила моя тетушка Эмми, одно доброе дело заслуживает другого. Так как насчет того, чтобы сделать еще одно доброе дело и показать мой дом?
   — Рейвенс Лэйер? Так он прямо внизу.
   — Не снаружи. Теперь я прекрасно вижу его сам.
   Люсинда взглянула на громадный особняк у подножья холма, и его мрачный вид заставил ее содрогнуться.
   Неожиданно в ее памяти ярко высветились картины безрадостного детства, прошедшего в старом замке. Одинокие дни и ночи провела она за этими сырыми стенами, мечтая быть любимой и понятой теми, кто растил и содержал ее, но в чьем отношении к ней всегда чувствовалось холодное презрение из-за ее внебрачного рождения.
   — Вы хотите, чтобы я показала вам дом внутри?
   — Да. Ведь вы отлично знаете расположение всех комнат в доме, не так ли?
   — Да, я знаю этот замок достаточно хорошо.
   — Вот и прекрасно.
   — Но ведь миссис Свит и другая прислуга могли бы сделать это не хуже меня.
   — В том-то все и дело, — сказал он. — Ведь я не узнаю миссис Свит, даже если увижу ее. А вы мне в этом поможете.
   — Миссис Свит — это ваша экономка. Она небольшая пухленькая женщина с седыми волосами и румяными щеками. А еще от нее всегда пахнет свежей выпечкой. Миссис Свит проводит большую часть своего времени на кухнях.
   — На кухнях? О Боже, так у вас их несколько?
   — Не у нас, а у вас. А вернее, в замке.
   — Так я найду миссис Свит на кухнях, то есть сразу при входе в дом?
   — Нет, кухни находятся в задней части замка, в его восточном крыле, если быть точной.
   — В восточном крыле, хм?
   — Вон то крыло, что находится слева от большого центрального входа.
   Люсинда хотела сказать что-то еще, но остановилась, лукаво взглянув на него. Она внезапно поняла, что Прескотт был не так беспомощен, как хотел показаться ей, стараясь своей слабостью убедить ее в незаменимости.
   — Я буду очень признателен, но мне ужасно не хотелось бы причинять вам лишнего неудобства, — сказал он, в то время как они стали спускаться с горы.
   — О, мне это ничего не стоит, милорд…
   — Прескотт. Больше никаких милордов, постарайтесь забыть всю эту графскую чепуху. Ведь мы договорились, помните?
   — Да, помню. Но я смогу называть вас по имени только когда мы будем наедине. Если нам случайно придется встретиться друг с другом в обществе других людей, я должна буду обращаться к вам в соответствии с вашим титульным статусом. Иначе это вызовет массу разговоров.
   — Хм, разговоров?
   — Да.
   — Вы имели в виду сплетен, не так ли?
   «О, так он любит говорить без обиняков», — подумала Люсинда.
   — Да, сплетен.
   — Но ведь мы никак не можем этого допустить, не так ли?
   — Конечно нет, если вы хотите сохранить свою репутацию.
   — При чем тут моя репутация?
   — Очень даже при том, если хотите знать. Вам, может быть, и не нравится быть графом, но вы все же им являетесь, так что и вести себя должны соответственно.
   Она остановилась и показала на огромную деревянную дверь перед ними.
   — Добро пожаловать в Рэйвенс Лэйер, Прескотт. В ваш новый дом.

Глава 3

   Прескотт открыл парадную дверь и почувствовал, как у него по спине побежали мурашки от невыносимого скрипа несмазанных петель. Войдя вслед за Люсиндой внутрь дома, Прескотт увидел в пробивающихся лучах тусклого света неисчислимое множество пылинок, кружащихся в воздухе. Толстый слой пыли покрывал все видимые поверхности: гладкий каменный пол, резные деревянные панно, доходящие снизу до половины высоких каменных стен, громадные рыцарские доспехи, которые стояли молчаливыми стражами, но не заполняли собой пустоту огромного холла.
   — Надеюсь, в этом замке не водятся привидения? — спросил Прескотт, и его тихо произнесенные слова эхом отозвались в пустоте зала.
   — Разве вы не знаете? Во всех английских замках водятся привидения, — ответила Люсинда. — И Рейвенс Лэйер в этом смысле не исключение.
   — Я думаю, что смогу примириться с их существованием, если они не будут слишком назойливы.
   — У вас нет никаких оснований их бояться, наши привидения очень дружелюбны. О своем присутствии они напоминают лишь шуршанием в коридорах по ночам и странными звуками, время от времени раздающимися в замке. Конечно, те, кто не верит в привидения, могут отнести это на счет мышей, живущих за обивкой стен.
   — Мышей?
   — Да, мышей. И еще время от времени в замке пропадают женские украшения, которые потом обнаруживаются в совершенно неожиданных местах.
   — Только женские украшения. Этого не случается с мужскими вещами?
   Она кивнула.
   — Я лично думаю, что это дело рук привидения четвертого графа.
   — Так вы еще их и различаете?
   — Нет, но в данном случае у меня есть основания предполагать, что это делает именно он. Видите ли, четвертый граф был — как бы это сказать? В общем, у него были причуды по поводу ношения женских вещей. Он даже потребовал, чтобы его похоронили в его любимом дамском платье, привезенном из Парижа, и надели жемчуга его матери.
   — Вы разыгрываете меня!
   — Нет, я не могла бы быть более серьезной. Все это подтверждается семейными дневниками. Вам следует почитать их на досуге, и вы узнаете из них много интересного.
   Неприятные ощущения, охватившие Прескотта в замке, постепенно таяли с увлекательным рассказом Люсинды.
   — Так вы хотите сказать, что один из моих предков — предков мужского пола — был похоронен в платье?
   — Нет. Я подозреваю, что в этом-то и есть причина того, что он бродит по замку, воруя женские украшения. Понимаете, хоть старый граф и пожелал быть похороненным в платье, его сыну, пятому графу, хватило ума не пойти у него на поводу.
   — И слава Богу, — сказал Прескотт. — Бедный юноша, ему, должно быть, было очень стыдно за причуды старика.
   — Я сомневаюсь, что стыд имел какое-то значение, когда он принимал это решение. Он был слишком погружен в свои служебные дела, чтобы испытывать что-то подобное.
   — А откуда вы знаете, что он испытывал?
   — О, его личные дневники были очень подробными. Он написал, что надеялся получить важное место в суде. Зная, что несколько коллег и главный судья будут присутствовать на похоронах его отца и, конечно же, не одобрят одеяние, выбранное старым графом, он понимал, что недовольство распространится и на него, и тогда ему навсегда придется распрощаться с мыслью о новом назначении. Четвертый граф, вероятно, остался недоволен непослушанием своего сына, и стал наведываться в замок, что делает и до сих пор. Но он никогда не причиняет никому зла — просто берет женские вещи, носит их некоторое время, а потом не утруждается вернуть их на прежнее место.
   Мыши в стенах и привидения, шатающиеся по коридорам в женской одежде… Прескотту стало интересно, сколько еще удивительных вещей ему придется узнать о своем новом доме? Он надеялся, что их окажется не слишком много…
   Услышав звуки шагов в дальнем углу холла, Прескотт напряг зрение, вглядываясь в темноту, и увидел молодую женщину с охапкой постельного белья, идущую в их сторону. Сначала он подумал, что это один из призраков, о которых только что говорила Люсинда, но быстро отказался от этой мысли, когда туманные очертания приближающейся фигуры прояснились и оказались совсем не похожими на привидение. Внезапно женщина остановилась, посмотрела на Люсинду, а потом перевела взгляд на Прескотта. Через мгновение она широко раскрыла глаза и вздохнула так громко, что звук эхом отразился от стен.
   — Ваша светлость, молодой граф!
   «Ишь ты, Ваша светлость», опять подумал Прескотт.
   — Да, — сказала Люсинда. — Лорд Прескотт наконец прибыл, Миранда.
   — Ой, лорд Прескотт, добро пожаловать! Миссис Свит уже сбилась с ног, готовясь к вашему приезду…
   Она опять судорожно схватила ртом воздух, нервно присела в реверансе, чуть не выронив свою ношу из рук, и, резко развернувшись, закричала изо всей мочи:
   — Миссис Свит! О, миссис Свит! Молодой граф здесь! Быстрее! Ставьте чайник на плиту!
   — Моя прислуга?
   — Да, одна из них, — ответила Люсинда.
   Они прошли чуть дальше по фойе мимо засиженных мухами зеркал и множества закрытых дверей. Прескотт догадался, что они направляются в заднюю часть дома, где находились кухни — место обычного пребывания миссис Свит.
   — Это и есть причина того, что вы живете в своем домике, а не здесь?
   — Вы имеете в виду Миранду или привидения?
   — И то и другое.
   — Миранда может показаться очень надоедливой, временами так оно и есть, но, несмотря на это, она очень хорошая девушка. Пожалуйста, будьте с ней терпеливым.
   «Чтобы порадовать вас, Люсинда, я готов быть терпеливым даже с самим дьяволом», — подумал Прескотт и почувствовал приятную теплоту, разливающуюся по всему телу. Эта мысль пришла из самых глубин его существа, и он признался себе, что ему очень понравилась его новая кузина. И отрицать это было бессмысленно. И даже больше, чем просто понравилась. По каким-то необъяснимым причинам он хотел сделать что-то приятное для нее даже больше, чем для себя, больше, чем когда-либо ему хотелось этого для любой другой женщины, которую он встречал в своей жизни.
   — А что касается привидений, — продолжала Люсинда, — то, как я вам уже сказала, большей частью они очень дружелюбны. Я выросла вместе с ними. Они мне как старые друзья.
   — Так почему же вы не живете здесь с другими? Видит Бог, в замке предостаточно комнат.
   Люсинда огляделась кругом, и у нее сразу испортилось настроение. Там, где Прескотт видел только запущенность и упадок, она увидела одинокую и отторгнутую всеми маленькую девочку. Ту грустную маленькую девочку, которой довелось испытать на себе столько жестокостей со стороны тех, кто притворялся, что заботится о ней и что желает ей только хорошего. Истинная любовь и привязанность редко встречались на пути Люсинды в детстве, так же, как и теперь.