Страница:
Певцы как раз проходили мимо нас, выводя: «У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е»…
– Не видишь? Собака поет!
– Да. Ну и что из этого?
– И когда собак научили петь? Она потерла ушибленное место.
– Несколько лет назад. Точно не помню. Спроси у Флоона. Они изобрели этот препарат.
– Какой препарат? Чтобы собаки разговаривали? Она, видимо, вспомнила, что у меня болезнь Альцгеймера, потому что с лица у нее исчезло сердитое выражение.
– Нет. Но им можно давать всякие препараты, чтобы они запоминали что надо. Ну, например, петь или произносить какие-то фразы.
– Господи помилуй! Кому и зачем это надо?
– Для забавы. Не знаю. Терпеть не могу собак.
Мальчишкой я ужасно быстро ел. Родители умоляли меня: не спеши так, а то тебя вырвет. Но мне всегда не терпелось попасть в какое-то важное место или кого-то увидеть, а пища была только горючим, чтобы доставить меня куда надо. И бывало, что из-за этой торопливости у меня потом часами болел живот. Сидя на скамейке в Вене рядом со Сьюзен, в мире, где ротвейлеры пели Арету Франклин, а молодые парни носили на головах мячи для боулинга, я испытывал такое же чувство, только теперь не в желудке, а в голове.
– Домой хочу!
Сьюзен, вздохнув, согласно кивнула. Если б она знала, какой дом я имею в виду!
– Когда мы с тобой поженились?
Это я зря спросил. Она молчала, и только заглянув ей в лицо, я увидел, что она плачет.
Когда она наконец заговорила, слова ее были полны горечи!
– Я думала, все, теперь наконец-то будет как надо. Глупо, да? Глупо! Ты хоть понимаешь, что я тебя любила всю жизнь. Всю мою проклятую жизнь ты торчал во мне, как кусок мяса между зубами, который никак не вытащить! Но наконец, наконец я поверила, что теперь все хорошо. Я всю жизнь тебя ждала. Боролась, терпела и никогда не теряла надежду, потому что не сомневалась, что когда-нибудь добьюсь победы. Уверена, в жизни всего можно достичь, надо только иметь терпение. И я была терпелива, Фрэнни! Все эти годы я тебя ждала, как девчонка, которая стоит в уголке и надеется, что ее пригласят танцевать. Когда ты предложил мне выйти за тебя…
– Я тебе предложил?
– Да, да, черт тебя возьми! И пожалуйста, не пытайся мне лгать, что ты и об этом забыл! Хватит с меня на сегодня унижений. Когда ты сделал мне предложение, я подумала: с опозданием на пятьдесят лет, но, почему бы и нет? Все это время я любила этого идиота, так почему не закончить вечеринку в его компании? Последние минуты веселья перед… Знаешь, я вернусь в отель и лягу отдохнуть. Сходи в аптеку, или как это здесь называется, и спроси тапсодил. Наверняка у них есть. – Она встала со скамьи и снова потерла руку в том месте, где я ее ударил локтем.
– Останься, Сьюзен. Давай проведем этот день вдвоем и будем счастливы. Я один во всем виноват, прости меня. Пошли прогуляемся.
Я начал подниматься на ноги, но моя нижняя часть живо мне напомнила, что я теперь старый пердун. Ноги не желали иметь со мной дела. Тихо выругавшись, я дернулся раз, другой и только после этого силой инерции поднялся со скамьи.
– У меня плохо получается быть стариком.
– Для меня ты по-прежнему хорош, муженек. Хочешь, открою тебе тайну? Знаешь, за что я больше всего тебя любила? Всегда только о тебе и думала, но это меня просто потрясло до глубины души.
– Расскажи.
– То, как ты заботился о Магде, когда она умирала. Я никогда не думала, что ты можешь быть таким, Фрэнни. Даже не представляла, что ты такой.
Слышать эти ужасные слова, слышать, что Магда умерла, было так же скверно, как если бы это случилось на самом деле. Мне сразу вспомнился тот разговор с Джорджем, когда я его уверял, что никого не люблю до такой степени, чтобы бояться потерять. Но теперь, находясь в этом ничейном времени, я понял, что никогда еще так не ошибался, как в тот раз. Мысль о том, что Магда умрет прежде меня, была невыносима.
– Когда это было, Сьюзен? Когда она умерла? На ее лице появилось встревоженное выражение, и она тронулась с места.
– Давай-ка купим тебе эти пилюли. Я встал перед ней.
– Когда?
– Как раз в мой сорок восьмой день рождения. Мне этого никогда не забыть.
Магда должна умереть меньше чем через два года.
То, что случилось затем, почти избавило меня и остаток моей жизни от серьезных неприятностей. Почти. Мы нашли apotheke[79], и Сьюзен купила мне лекарство против Альцгеймера. Я не видел, как она это делала, – разглядывал заведение, пытаясь познакомиться с миром, который был старше меня на тридцать лет. Аптека выглядела вполне обыкновенно, исключая разве кое-какие футуристические штуковины на витринах, бог знает каким образом улучшавшие и восстанавливавшие человеческую жизнь. Я бы спросил, если бы здесь говорили по-английски, но все мое знание немецкого ограничивалось двумя словами -«ja» и «nein»[80]. На выходе из аптеки мы едва не столкнулись еще с одним пришельцем. У этого шлем был белый.
– Объясни наконец, черт побери, что можно выучить с этой штуковиной на голове?
– Белые шлемы служат для восстановления воспоминаний. Можно восстановить любой отрезок прошлого в мельчайших деталях. Их в основном используют психологи в лечебных целях. А еще полицейские при расследовании.
Мой мозг возопил «ура!». Я теперь попаду в жилу, прямо в яблочко, прямо в точку, задав только один вопрос. Мне с трудом удалось скрыть волнение.
– Значит, надеваешь эту штуку на голову и она помогает вспомнить всю твою жизнь? Всю целиком? Каждый эпизод?
– Да. Но я бы ни за что не стала это делать.
– А я бы стал. Прямо сейчас. Где можно взять такой шлем?
– Фрэнни, лекарство за несколько дней вернет тебе память. Я тебе гарантирую.
– Не нужна мне стариковская память. Меня интересует вся моя жизнь, полностью. Так где можно взять такой шлем?
Я просто-таки не верил своему счастью. Нужно было только надеть на голову этот дурацкий шар, и у меня будут все необходимые мне ответы. И когда меня отошлют назад в мое время, я буду точно знать, что будет и как мне поступать.
– Белые продаются в магазинах Джорджио Армани.
– Армани? Модельера?
– Да.
– В магазинах одежды теперь продаются машины, воскрешающие прошлое? Но почему там?
Сьюзен на мгновение задумалась, потом пожала плечами.
– Я не знаю.
– Ну, блин, и времечко. Может, воспоминания – теперь предмет роскоши? Да какая разница – пошли!
Куча вопросов, пожиманий плечами, жестов – и наконец мы нашли человека, говорившего по-английски, и узнали у него дорогу. Нас направили в узкий переулок, уходивший в сторону от одной из центральных магистралей. Там за дверями, охраняемыми двумя типами, вроде в бронежилетах, находился магазин Армани.
– Это копы или частная охрана? Почему они в такой экипировке?
– Столько было нападений и взрывов, Фрэнни! Не думала, что и здесь будет как у нас в Америке. Идя в магазин, всякий раз рискуешь жизнью. Больше никаких походов в молл. Это настоящие военные зоны. Помнишь, что случилось в Крейнс-Вью?
Когда мы подошли к входу, охранники встали у нас на пути. Сьюзен развела руки в стороны, как крылья, и жестом показала мне, чтобы я сделал то же самое. Один из парней провел металлоискателем по нашим бокам, как делают в аэропортах, если вы забыли мелочь в кармане и электронные ворота вас не пропускают. Я глазам своим не верил. Мы ведь просто шли в магазин за покупками! Когда с этим обыском было покончено, Сьюзен вытащила из сумочки какое-то подобие кредитной карточки и протянула одному из охранников. Он вставил карточку в маленький черный коробок, прикрепленный к его ремню. Оттуда послышался короткий писк. После этого они расступились, давая нам пройти.
Я из магазина продолжал поглядывать на них через окна. Они ничуть не были похожи на обычных наемных пузанчиков. Эти двое могли бы бороться хоть с аллигаторами и победить.
Я хотел уже обрушить на Сьюзен очередную порцию вопросов, но тут к нам подошла продавщица. Она превосходно владела английским и на вопрос, есть ли у них белый «Бик», слегка наклонила голову.
Я дождался ее ухода и спросил:
– Белый «Бик»? Так называют эти шлемы?
– Белые, красные – ты сам заказываешь цвет.
– Но это и в самом деле «Бик», производитель дешевых ручек? Одноразовых бритв?
– Да, это та же самая компания.
– И шлемы тоже одноразовые?
– Нет. Они стоят около ста долларов. Сьюзен пошла посмотреть одежду, а я разглядывал
охранников через окно. Дивный новый мир[81]. Дивный дешевый мир. Здесь можно восстановить прошлое во всех деталях, заплатив за это столько, сколько в моем мире стоит хороший напольный вентилятор. Я так задумался, что вздрогнул, когда что-то ткнулось мне в ботинок. Я машинально отбросил этот предмет ногой и только потом взглянул на него. Что-то круглое, металлическое, похожее на молитвенную подушечку, беззвучно двигалось по полу. Не сразу, но я все же понял, что это робот-пылесос. Эта чертова штуковина производила потрясающее впечатление. Вот бы как-нибудь прихватить такой для Магды, которая ненавидела уборку. А подумав о Магде, я сразу же вспомнил о том, что с ней должно было случиться. У меня все внутри похолодело. Неужели я не в силах это предотвратить? Как вернусь, надо будет немедленно отправить ее в больницу, пусть проведут полное обследование…
Но воспользовавшись этим шлемом, я вспомню все, что со мной было до настоящего момента. И узнаю, что на самом деле случилось с моей женой. Может, узнав все подробности, я смогу принять наилучшее решение.
Я думал обо всем этом, следя за пылесосом, когда продавщица спросила:
– Вы когда-нибудь уже пользовались «Биком», сэр?
– Что? Нет-нет, не доводилось.
– Это совсем не сложно, надо только его сначала примерить. Это большой размер. Может быть, вы присядете?
Я уселся на ближайший стул, и она протянула мне шлем. Он был на удивление легкий.
– Что теперь?
– Наденьте его на голову и скажите: «Фокус на лицо». Компьютер сам все отрегулирует.
– Там внутри есть компьютер?
– Да, сэр. Надевайте…
– Слышу, слышу, детка.
Настал момент истины, и моя душа слегка содрогнулась. Что со мной будет в следующие несколько минут? Если перед тонущим за мгновение проносится его прошлая жизнь, то передо мной должна была пронестись будущая. Но я нисколько не колебался – слишком многое было поставлено на карту.
Надевая шлем, я был приятно удивлен мягкостью его внутренней поверхности – по моим щекам словно скользнул нежнейший сафьян. Я совсем ничего не видел. Кромешная тьма. Будто в перчатку голову сунул. Как же через это можно видеть? Как можно ходить по улице в этих штуковинах и ни на что не натыкаться? Может, шлем надо как-то включить…
– И что теперь?
– Скажите: «Фокус на лицо».– Голос ее звучал ясно, как колокольчик, и это меня успокоило.
– Ах да, верно. О'кей. Фокус на лицо! – Заговорив, я почувствовал собственное горячее дыхание на своих щеках.
Шлем включился с легким щелчком. Потом в нем что-то застрекотало. Потом смолкло. Потом яркая зеленая вспышка, и внутри шлема что-то взорвалось, швырнув меня со стула на пол. Точнее, на пылесос, который попытался укатить со мной верхом. Для такого малыша он был довольно силен, но я превосходил его весом фунтов на полтораста, так что он просто подергивался подо мной и тихонько скулил. Я схватился за шлем, пытаясь сорвать его с головы, мне ужасно не нравился запах раскаленного металла, который я почувствовал сразу после вспышки.
– Помогите!
– Сэр, сэр, пожалуйста, подождите, сэр!
– Снимите его с меня!
Кто-то поставил меня на ноги, отстегнул шлем и стянул его у меня с головы довольно резким движением – они что тут, охерели?! Первое, что я увидел, был пылесос, который валялся на боку. Один из охранников держал в руках шлем и смотрел на меня с улыбкой в глазах – но не на губах. Рядом с ним стояла продавщица, ломая пальцы.
– Такого никогда прежде не было! Никогда!
– Значит, это я такой везучий. Что за чертовщина такая?
– Не знаю, сэр.
– Не знаете. Продаете изделие, которое поджаривает мою черепушку не хуже микроволновки, и говорите, что не знаете? Ни хера себе фокус на лице!
– Фрэнни, как ты?
Не успел я и рта раскрыть, как у Сьюзен на запястье запищали часы. Она закусила губу.
– Что-то срочное. Придется ответить. Вероятно, что-то случилось.
– Ну да, с моей головой!
Она поднесла часы ко рту и стала что-то бормотать. Пока она разговаривала, продавщица робко спросила, не желаю ли я примерить другой «Бик». Я испепелил ее взглядом. Позднее я понял, что это была моя вина. Мой собственный мозг закоротил компьютер. Как мог «Бик» восстановить воспоминания о жизни, которую я еще не прожил?
– Фрэнни, это Гас Гулд. Говорит, Флоон рвет и мечет, что мы ушли. Вроде бы он готовил для тебя большой сюрприз и хотел его продемонстрировать за завтраком, а мы взяли и исчезли.
Слушая ее, я провел пальцами по своим бровям и обнаружил, что они были здорово опалены.
– Мы исчезли, потому что он засранец. Пошел он к черту со своими сюрпризами.
– Но речь идет о Джордже. Каз нашел Джорджа Дейлмвуда и доставил сюда. Он ждет тебя в отеле.
Я посмотрел на кончики указательных пальцев. Они почернели от сажи и были облеплены остатками моих бровей. Наплевать, все равно завтра меня прикончит мотоцикл. Уж один-то день проживу и без бровей.
– Сколько мне лет, Сьюзен?
– Семьдесят четыре. – Ее лицо излучало любовь и тревогу.
– Отчего умерла Магда?
– Опухоль мозга.
– Господи Иисусе!
– Фрэнни, Флоон просил тебе передать, что Джордж нашел Вертью. Пес при нем, что уж это такое, бог его знает.
– Я знаю, что это такое. Пошли.
Мне не терпелось поскорее попасть в отель, но нам не встретилось ни одного такси, а мои ископаемые ноги едва меня слушались. Через тридцать лет после своего загадочного исчезновения мой лучший друг объявляется в Вене в компании с воскресшим псом, которому от роду несколько сотен лет? Ясное дело, я торопился! И то, как Флоон это сформулировал – он, мол, нашел Вертью,– убедило меня: за этим стоит нечто большее, чем обнаружение старика и собаки.
Когда вдалеке появилось наконец здание отеля, я почувствовал прилив сил. Наконец-то. Мне надо будет как-нибудь оттереть Флоона в сторонку и уединиться с Джорджем. Уж он-то ответит на мои вопросы. Я вполне мог бы даже рассказать ему, как и почему сам здесь очутился,– Джордж меня поймет. Где же он пропадал три десятка лет? И чем занимался? Что его заставило покинуть Крейнс-Вью на одиннадцать тысяч дней? И в самом ли деле он нашел пса?
Эти и множество других вопросов взлетали и приземлялись в моей голове, как самолеты в аэропорту. Я никак не мог решить, о чем спрашивать в первую очередь. Мне хотелось узнать все сразу. Вот наконец и отель. Поторапливайся, старина. Где-то там внутри тебя ждут Джордж Дейлмвуд и все ответы. Теперь уже недолго осталось!
Улица кишела людьми, потому и неудивительно, что я не заметил его приближения. Сьюзен уже дважды просила меня идти помедленнее, но я не собирался сбавлять шаг. Может, Джордж сумеет даже помочь мне спасти Магду…
– Сожалею, мистер Маккейб, но в отель вам нельзя.
– Астопел! Почему вы здесь?
Я огляделся – нет ли поблизости Фрэна-младшего. Но Астопел явился один и без всякого предупреждения, и я оказался перед ним. Без всякого предупреждения мы внезапно стали единственными движущимися объектами в мире, который мгновенно застыл, уподобившись гигантской фотографии. Астопел каким-то образом все и всех заморозил, включая и Сьюзен. Она с беспокойством смотрела на меня, протягивая ко мне руку.
– Вам нельзя встречаться с Джорджем.
– Но почему?
– Потому что вы должны искать ответы самостоятельно. Я уже вам об этом говорил. Вы не можете просто задавать вопросы другим людям. Вы должны сами во всем разобраться, мистер Маккейб.
– Вы позволили мне без всякого толку поджарить мои мозги в этом проклятом шлеме, а пару вопросов моему другу я задать не могу?
– Не можете.
– А что, если я все равно туда пойду?
– Обнаружите там это. – И он обвел рукой замерший мир вокруг нас.
– Астопел, если вы снова меня взбесите, я ничего не узнаю! Все, что мне удалось найти, – одни обрывки. Вы сказали, чтобы я искал ответы в будущем. И как только я выхожу на верный след, вы меня тормозите. Что же мне в таком случае прикажете делать? У меня ведь только неделя!
– Пять дней.
– Пусть пять. У меня пять дней. Скажите, что я должен делать?
– Возможно, вам лучше бы вернуться в ваше время. Не исключено, там вы все и найдете.
– Окажите мне услугу. Вы должны оказать мне эту одну-единственную услугу. Мне ничего другого не остается, черт его дери!
– Что за услуга?
– Позвольте мне увидеться с Джорджем. Поглядеть, каким он стал. Это мне поможет, я знаю. Согласны? Сделаете это для меня?
– Да.
Хотя меня и удивило, что он так быстро пошел мне навстречу, я все же сжал пальцы в кулак и выбросил руку вверх жестом победителя.
– Есть! Идем! – Я снова засеменил к отелю.
– Нам совсем необязательно идти пешком, мистер Маккейб, разве что вы предпочитаете прогуляться.
– Смеетесь? Чем меньше я пользуюсь этими ватными ногами, тем лучше.
– Понятно.– Он поднял глаза к небу.
Я тоже задрал голову вверх. И вдруг увидел над собой не синее венское небо, а белый канделябр на потолке. Я сразу стал искать глазами Джорджа. Он должен быть в этой комнате, где бы она ни находилась. Я не сомневался, стоит мне его увидеть…
На огромной кровати, на белом с золотом покрывале сидел Олд-вертыо, живехонький. В этом не было никаких сомнений. Как и все вокруг, пес был обездвижен – в сидячей позе. Но глаза у него были открыты и внимательно смотрели на мир. Я не мог не улыбнуться при виде этого старого сукина сына. Он мне стал еще ближе теперь, после того как мы столько вместе пережили. И вот он снова передо мной, найденный на этот раз моим лучшим другом. Где же он был все эти годы? Где Джордж его отыскал? Мне ужасно хотелось подойти и погладить его по бессмертной голове, но все по порядку – сначала Джордж. Где он?
Комната была просторная и стильная, вроде той, которую занимали мы со Сьюзен, но еще роскошней. Я всю ее обошел в поисках хоть каких-нибудь признаков жизни – книги на тумбочке у кровати, открытого чемодана, бумажника или паспорта на столе. Ничего. Ни малейшего следа чьего-либо присутствия, и менее всего – Джорджа Дейлмвуда. Если бы не Олд-вертыо на кровати, можно было бы подумать, что в этой комнате давно никого не было. В ней пахло старыми чемоданами и накрахмаленными простынями, чувствовался также аромат освежителя воздуха.
Я прошел в ванную, но там вид был еще более нежилой. Никаких тебе косметичек рядом с ванной. Стаканы для воды перевернуты вверх дном и выставлены в ряд на полке над раковиной. Ни зубных щеток, ни пасты, ни бритвенных принадлежностей. Я по наитию пощупал полотенца. Все до одного оказались сухими. Каждое было аккуратно сложено и ровно повешено на хромированном змеевике.
Я опустил крышку унитаза и уселся сверху, потом оперся локтями о колени и подпер подбородок ладонями. По какой-то совершенно непонятной причине у меня заболели десны, и это лишний раз мне напомнило, каким старым и изношенным стало мое тело. Глядя сквозь дверной проем на пса, я пытался во всем разобраться. На первый взгляд номер был пустым, наверное, Джордж где-нибудь с Флооном. Оба ждут нашего возвращения. Но тогда почему Астопел перенес меня именно сюда? Какой в этом смысл, если тут нет Джорджа? Вид комнаты, каким он мне открывался из ванной, включал в себя также и ноги Астопела, вышагивавшие взад-вперед по ковру у входной двери. Он ни слова не произнес, после того как мы здесь материализовались, но это поразило меня только сейчас. Я снова принялся трогать свои обожженные брови.
Его ноги замерли.
– Ну, вы готовы? Моя рука замерла.
– Что вы имеете в виду?
– Вам здесь еще что-нибудь надо?
– Да – увидеть Джорджа. – Мой срывающийся голос отразился от стены.
За этим последовала долгая пауза.
– Не могли бы вы подойти ко мне на секунду, мистер Маккейб? – проговорил Астопел серьезно и терпеливо, как отец, втолковывающий что-то своему отпрыску – чтобы до того дошло.
– Боже мой! – сказал я себе, стенам, раковине и тишине этого пустого помещения. Пол ванной был выложен чередовавшимися рядами сверкающих черных и белых плиток. Если долго глядеть на такой рисунок, у любого в глазах зарябит. Я зажмурился и сжал ладони в кулаки.
Мне вдруг стало ясно, что происходит, и я принялся тянуть время. Я сжал кулаки так, что у меня чуть не затряслись руки. Вернувшись в комнату, я тем самым подтвержу то, что мне уже известно. Когда это произойдет, я перемещусь совсем в другой мир. Мать Магды любила повторять, что жизнь коротка, зато широка. Для меня она стала настолько широкой, насколько мог вместить этот человеческий мозг. Но все же я встал и вышел из ванной, потому что мне следовало увидеть это своими глазами.
Астопел стоял ко мне спиной и смотрел в окно, отведя рукой в сторону золотистую штору. Над его головой окна здания напротив отражали ослепительные солнечные лучи. Я отвел глаза от этого сияния и посмотрел на пса. Как ни трудно было в это поверить, но он улыбался. Чему? Тому, что мы встретились? Потому что так все обернулось? Может, он радовался, что я наконец многое понял?
– Это ваших рук дело? – спросил я у спины Астопела, мысленно командуя ему повернуться и встретиться со мной взглядом. Он не повернулся.
– Нет, мистер Маккейб. Я здесь затем, чтобы демонстрировать вам всякие вещи, ни во что не вмешиваясь.
– Но ведь это Джордж, верно? Этот пес и есть Джордж.
– Верно.
– Можете сказать, почему так вышло?
– Они с мистером Флооном недавно испытывали изобретенный ими новый препарат. Результат перед вами.– Занавеску он отпустил, но не обернулся.– Вам это что-нибудь прояснило?
ДЕРЕВЯННОЕ МОРЕ
– Не видишь? Собака поет!
– Да. Ну и что из этого?
– И когда собак научили петь? Она потерла ушибленное место.
– Несколько лет назад. Точно не помню. Спроси у Флоона. Они изобрели этот препарат.
– Какой препарат? Чтобы собаки разговаривали? Она, видимо, вспомнила, что у меня болезнь Альцгеймера, потому что с лица у нее исчезло сердитое выражение.
– Нет. Но им можно давать всякие препараты, чтобы они запоминали что надо. Ну, например, петь или произносить какие-то фразы.
– Господи помилуй! Кому и зачем это надо?
– Для забавы. Не знаю. Терпеть не могу собак.
Мальчишкой я ужасно быстро ел. Родители умоляли меня: не спеши так, а то тебя вырвет. Но мне всегда не терпелось попасть в какое-то важное место или кого-то увидеть, а пища была только горючим, чтобы доставить меня куда надо. И бывало, что из-за этой торопливости у меня потом часами болел живот. Сидя на скамейке в Вене рядом со Сьюзен, в мире, где ротвейлеры пели Арету Франклин, а молодые парни носили на головах мячи для боулинга, я испытывал такое же чувство, только теперь не в желудке, а в голове.
– Домой хочу!
Сьюзен, вздохнув, согласно кивнула. Если б она знала, какой дом я имею в виду!
– Когда мы с тобой поженились?
Это я зря спросил. Она молчала, и только заглянув ей в лицо, я увидел, что она плачет.
Когда она наконец заговорила, слова ее были полны горечи!
– Я думала, все, теперь наконец-то будет как надо. Глупо, да? Глупо! Ты хоть понимаешь, что я тебя любила всю жизнь. Всю мою проклятую жизнь ты торчал во мне, как кусок мяса между зубами, который никак не вытащить! Но наконец, наконец я поверила, что теперь все хорошо. Я всю жизнь тебя ждала. Боролась, терпела и никогда не теряла надежду, потому что не сомневалась, что когда-нибудь добьюсь победы. Уверена, в жизни всего можно достичь, надо только иметь терпение. И я была терпелива, Фрэнни! Все эти годы я тебя ждала, как девчонка, которая стоит в уголке и надеется, что ее пригласят танцевать. Когда ты предложил мне выйти за тебя…
– Я тебе предложил?
– Да, да, черт тебя возьми! И пожалуйста, не пытайся мне лгать, что ты и об этом забыл! Хватит с меня на сегодня унижений. Когда ты сделал мне предложение, я подумала: с опозданием на пятьдесят лет, но, почему бы и нет? Все это время я любила этого идиота, так почему не закончить вечеринку в его компании? Последние минуты веселья перед… Знаешь, я вернусь в отель и лягу отдохнуть. Сходи в аптеку, или как это здесь называется, и спроси тапсодил. Наверняка у них есть. – Она встала со скамьи и снова потерла руку в том месте, где я ее ударил локтем.
– Останься, Сьюзен. Давай проведем этот день вдвоем и будем счастливы. Я один во всем виноват, прости меня. Пошли прогуляемся.
Я начал подниматься на ноги, но моя нижняя часть живо мне напомнила, что я теперь старый пердун. Ноги не желали иметь со мной дела. Тихо выругавшись, я дернулся раз, другой и только после этого силой инерции поднялся со скамьи.
– У меня плохо получается быть стариком.
– Для меня ты по-прежнему хорош, муженек. Хочешь, открою тебе тайну? Знаешь, за что я больше всего тебя любила? Всегда только о тебе и думала, но это меня просто потрясло до глубины души.
– Расскажи.
– То, как ты заботился о Магде, когда она умирала. Я никогда не думала, что ты можешь быть таким, Фрэнни. Даже не представляла, что ты такой.
Слышать эти ужасные слова, слышать, что Магда умерла, было так же скверно, как если бы это случилось на самом деле. Мне сразу вспомнился тот разговор с Джорджем, когда я его уверял, что никого не люблю до такой степени, чтобы бояться потерять. Но теперь, находясь в этом ничейном времени, я понял, что никогда еще так не ошибался, как в тот раз. Мысль о том, что Магда умрет прежде меня, была невыносима.
– Когда это было, Сьюзен? Когда она умерла? На ее лице появилось встревоженное выражение, и она тронулась с места.
– Давай-ка купим тебе эти пилюли. Я встал перед ней.
– Когда?
– Как раз в мой сорок восьмой день рождения. Мне этого никогда не забыть.
Магда должна умереть меньше чем через два года.
То, что случилось затем, почти избавило меня и остаток моей жизни от серьезных неприятностей. Почти. Мы нашли apotheke[79], и Сьюзен купила мне лекарство против Альцгеймера. Я не видел, как она это делала, – разглядывал заведение, пытаясь познакомиться с миром, который был старше меня на тридцать лет. Аптека выглядела вполне обыкновенно, исключая разве кое-какие футуристические штуковины на витринах, бог знает каким образом улучшавшие и восстанавливавшие человеческую жизнь. Я бы спросил, если бы здесь говорили по-английски, но все мое знание немецкого ограничивалось двумя словами -«ja» и «nein»[80]. На выходе из аптеки мы едва не столкнулись еще с одним пришельцем. У этого шлем был белый.
– Объясни наконец, черт побери, что можно выучить с этой штуковиной на голове?
– Белые шлемы служат для восстановления воспоминаний. Можно восстановить любой отрезок прошлого в мельчайших деталях. Их в основном используют психологи в лечебных целях. А еще полицейские при расследовании.
Мой мозг возопил «ура!». Я теперь попаду в жилу, прямо в яблочко, прямо в точку, задав только один вопрос. Мне с трудом удалось скрыть волнение.
– Значит, надеваешь эту штуку на голову и она помогает вспомнить всю твою жизнь? Всю целиком? Каждый эпизод?
– Да. Но я бы ни за что не стала это делать.
– А я бы стал. Прямо сейчас. Где можно взять такой шлем?
– Фрэнни, лекарство за несколько дней вернет тебе память. Я тебе гарантирую.
– Не нужна мне стариковская память. Меня интересует вся моя жизнь, полностью. Так где можно взять такой шлем?
Я просто-таки не верил своему счастью. Нужно было только надеть на голову этот дурацкий шар, и у меня будут все необходимые мне ответы. И когда меня отошлют назад в мое время, я буду точно знать, что будет и как мне поступать.
– Белые продаются в магазинах Джорджио Армани.
– Армани? Модельера?
– Да.
– В магазинах одежды теперь продаются машины, воскрешающие прошлое? Но почему там?
Сьюзен на мгновение задумалась, потом пожала плечами.
– Я не знаю.
– Ну, блин, и времечко. Может, воспоминания – теперь предмет роскоши? Да какая разница – пошли!
Куча вопросов, пожиманий плечами, жестов – и наконец мы нашли человека, говорившего по-английски, и узнали у него дорогу. Нас направили в узкий переулок, уходивший в сторону от одной из центральных магистралей. Там за дверями, охраняемыми двумя типами, вроде в бронежилетах, находился магазин Армани.
– Это копы или частная охрана? Почему они в такой экипировке?
– Столько было нападений и взрывов, Фрэнни! Не думала, что и здесь будет как у нас в Америке. Идя в магазин, всякий раз рискуешь жизнью. Больше никаких походов в молл. Это настоящие военные зоны. Помнишь, что случилось в Крейнс-Вью?
Когда мы подошли к входу, охранники встали у нас на пути. Сьюзен развела руки в стороны, как крылья, и жестом показала мне, чтобы я сделал то же самое. Один из парней провел металлоискателем по нашим бокам, как делают в аэропортах, если вы забыли мелочь в кармане и электронные ворота вас не пропускают. Я глазам своим не верил. Мы ведь просто шли в магазин за покупками! Когда с этим обыском было покончено, Сьюзен вытащила из сумочки какое-то подобие кредитной карточки и протянула одному из охранников. Он вставил карточку в маленький черный коробок, прикрепленный к его ремню. Оттуда послышался короткий писк. После этого они расступились, давая нам пройти.
Я из магазина продолжал поглядывать на них через окна. Они ничуть не были похожи на обычных наемных пузанчиков. Эти двое могли бы бороться хоть с аллигаторами и победить.
Я хотел уже обрушить на Сьюзен очередную порцию вопросов, но тут к нам подошла продавщица. Она превосходно владела английским и на вопрос, есть ли у них белый «Бик», слегка наклонила голову.
Я дождался ее ухода и спросил:
– Белый «Бик»? Так называют эти шлемы?
– Белые, красные – ты сам заказываешь цвет.
– Но это и в самом деле «Бик», производитель дешевых ручек? Одноразовых бритв?
– Да, это та же самая компания.
– И шлемы тоже одноразовые?
– Нет. Они стоят около ста долларов. Сьюзен пошла посмотреть одежду, а я разглядывал
охранников через окно. Дивный новый мир[81]. Дивный дешевый мир. Здесь можно восстановить прошлое во всех деталях, заплатив за это столько, сколько в моем мире стоит хороший напольный вентилятор. Я так задумался, что вздрогнул, когда что-то ткнулось мне в ботинок. Я машинально отбросил этот предмет ногой и только потом взглянул на него. Что-то круглое, металлическое, похожее на молитвенную подушечку, беззвучно двигалось по полу. Не сразу, но я все же понял, что это робот-пылесос. Эта чертова штуковина производила потрясающее впечатление. Вот бы как-нибудь прихватить такой для Магды, которая ненавидела уборку. А подумав о Магде, я сразу же вспомнил о том, что с ней должно было случиться. У меня все внутри похолодело. Неужели я не в силах это предотвратить? Как вернусь, надо будет немедленно отправить ее в больницу, пусть проведут полное обследование…
Но воспользовавшись этим шлемом, я вспомню все, что со мной было до настоящего момента. И узнаю, что на самом деле случилось с моей женой. Может, узнав все подробности, я смогу принять наилучшее решение.
Я думал обо всем этом, следя за пылесосом, когда продавщица спросила:
– Вы когда-нибудь уже пользовались «Биком», сэр?
– Что? Нет-нет, не доводилось.
– Это совсем не сложно, надо только его сначала примерить. Это большой размер. Может быть, вы присядете?
Я уселся на ближайший стул, и она протянула мне шлем. Он был на удивление легкий.
– Что теперь?
– Наденьте его на голову и скажите: «Фокус на лицо». Компьютер сам все отрегулирует.
– Там внутри есть компьютер?
– Да, сэр. Надевайте…
– Слышу, слышу, детка.
Настал момент истины, и моя душа слегка содрогнулась. Что со мной будет в следующие несколько минут? Если перед тонущим за мгновение проносится его прошлая жизнь, то передо мной должна была пронестись будущая. Но я нисколько не колебался – слишком многое было поставлено на карту.
Надевая шлем, я был приятно удивлен мягкостью его внутренней поверхности – по моим щекам словно скользнул нежнейший сафьян. Я совсем ничего не видел. Кромешная тьма. Будто в перчатку голову сунул. Как же через это можно видеть? Как можно ходить по улице в этих штуковинах и ни на что не натыкаться? Может, шлем надо как-то включить…
– И что теперь?
– Скажите: «Фокус на лицо».– Голос ее звучал ясно, как колокольчик, и это меня успокоило.
– Ах да, верно. О'кей. Фокус на лицо! – Заговорив, я почувствовал собственное горячее дыхание на своих щеках.
Шлем включился с легким щелчком. Потом в нем что-то застрекотало. Потом смолкло. Потом яркая зеленая вспышка, и внутри шлема что-то взорвалось, швырнув меня со стула на пол. Точнее, на пылесос, который попытался укатить со мной верхом. Для такого малыша он был довольно силен, но я превосходил его весом фунтов на полтораста, так что он просто подергивался подо мной и тихонько скулил. Я схватился за шлем, пытаясь сорвать его с головы, мне ужасно не нравился запах раскаленного металла, который я почувствовал сразу после вспышки.
– Помогите!
– Сэр, сэр, пожалуйста, подождите, сэр!
– Снимите его с меня!
Кто-то поставил меня на ноги, отстегнул шлем и стянул его у меня с головы довольно резким движением – они что тут, охерели?! Первое, что я увидел, был пылесос, который валялся на боку. Один из охранников держал в руках шлем и смотрел на меня с улыбкой в глазах – но не на губах. Рядом с ним стояла продавщица, ломая пальцы.
– Такого никогда прежде не было! Никогда!
– Значит, это я такой везучий. Что за чертовщина такая?
– Не знаю, сэр.
– Не знаете. Продаете изделие, которое поджаривает мою черепушку не хуже микроволновки, и говорите, что не знаете? Ни хера себе фокус на лице!
– Фрэнни, как ты?
Не успел я и рта раскрыть, как у Сьюзен на запястье запищали часы. Она закусила губу.
– Что-то срочное. Придется ответить. Вероятно, что-то случилось.
– Ну да, с моей головой!
Она поднесла часы ко рту и стала что-то бормотать. Пока она разговаривала, продавщица робко спросила, не желаю ли я примерить другой «Бик». Я испепелил ее взглядом. Позднее я понял, что это была моя вина. Мой собственный мозг закоротил компьютер. Как мог «Бик» восстановить воспоминания о жизни, которую я еще не прожил?
– Фрэнни, это Гас Гулд. Говорит, Флоон рвет и мечет, что мы ушли. Вроде бы он готовил для тебя большой сюрприз и хотел его продемонстрировать за завтраком, а мы взяли и исчезли.
Слушая ее, я провел пальцами по своим бровям и обнаружил, что они были здорово опалены.
– Мы исчезли, потому что он засранец. Пошел он к черту со своими сюрпризами.
– Но речь идет о Джордже. Каз нашел Джорджа Дейлмвуда и доставил сюда. Он ждет тебя в отеле.
Я посмотрел на кончики указательных пальцев. Они почернели от сажи и были облеплены остатками моих бровей. Наплевать, все равно завтра меня прикончит мотоцикл. Уж один-то день проживу и без бровей.
– Сколько мне лет, Сьюзен?
– Семьдесят четыре. – Ее лицо излучало любовь и тревогу.
– Отчего умерла Магда?
– Опухоль мозга.
– Господи Иисусе!
– Фрэнни, Флоон просил тебе передать, что Джордж нашел Вертью. Пес при нем, что уж это такое, бог его знает.
– Я знаю, что это такое. Пошли.
Мне не терпелось поскорее попасть в отель, но нам не встретилось ни одного такси, а мои ископаемые ноги едва меня слушались. Через тридцать лет после своего загадочного исчезновения мой лучший друг объявляется в Вене в компании с воскресшим псом, которому от роду несколько сотен лет? Ясное дело, я торопился! И то, как Флоон это сформулировал – он, мол, нашел Вертью,– убедило меня: за этим стоит нечто большее, чем обнаружение старика и собаки.
Когда вдалеке появилось наконец здание отеля, я почувствовал прилив сил. Наконец-то. Мне надо будет как-нибудь оттереть Флоона в сторонку и уединиться с Джорджем. Уж он-то ответит на мои вопросы. Я вполне мог бы даже рассказать ему, как и почему сам здесь очутился,– Джордж меня поймет. Где же он пропадал три десятка лет? И чем занимался? Что его заставило покинуть Крейнс-Вью на одиннадцать тысяч дней? И в самом ли деле он нашел пса?
Эти и множество других вопросов взлетали и приземлялись в моей голове, как самолеты в аэропорту. Я никак не мог решить, о чем спрашивать в первую очередь. Мне хотелось узнать все сразу. Вот наконец и отель. Поторапливайся, старина. Где-то там внутри тебя ждут Джордж Дейлмвуд и все ответы. Теперь уже недолго осталось!
Улица кишела людьми, потому и неудивительно, что я не заметил его приближения. Сьюзен уже дважды просила меня идти помедленнее, но я не собирался сбавлять шаг. Может, Джордж сумеет даже помочь мне спасти Магду…
– Сожалею, мистер Маккейб, но в отель вам нельзя.
– Астопел! Почему вы здесь?
Я огляделся – нет ли поблизости Фрэна-младшего. Но Астопел явился один и без всякого предупреждения, и я оказался перед ним. Без всякого предупреждения мы внезапно стали единственными движущимися объектами в мире, который мгновенно застыл, уподобившись гигантской фотографии. Астопел каким-то образом все и всех заморозил, включая и Сьюзен. Она с беспокойством смотрела на меня, протягивая ко мне руку.
– Вам нельзя встречаться с Джорджем.
– Но почему?
– Потому что вы должны искать ответы самостоятельно. Я уже вам об этом говорил. Вы не можете просто задавать вопросы другим людям. Вы должны сами во всем разобраться, мистер Маккейб.
– Вы позволили мне без всякого толку поджарить мои мозги в этом проклятом шлеме, а пару вопросов моему другу я задать не могу?
– Не можете.
– А что, если я все равно туда пойду?
– Обнаружите там это. – И он обвел рукой замерший мир вокруг нас.
– Астопел, если вы снова меня взбесите, я ничего не узнаю! Все, что мне удалось найти, – одни обрывки. Вы сказали, чтобы я искал ответы в будущем. И как только я выхожу на верный след, вы меня тормозите. Что же мне в таком случае прикажете делать? У меня ведь только неделя!
– Пять дней.
– Пусть пять. У меня пять дней. Скажите, что я должен делать?
– Возможно, вам лучше бы вернуться в ваше время. Не исключено, там вы все и найдете.
– Окажите мне услугу. Вы должны оказать мне эту одну-единственную услугу. Мне ничего другого не остается, черт его дери!
– Что за услуга?
– Позвольте мне увидеться с Джорджем. Поглядеть, каким он стал. Это мне поможет, я знаю. Согласны? Сделаете это для меня?
– Да.
Хотя меня и удивило, что он так быстро пошел мне навстречу, я все же сжал пальцы в кулак и выбросил руку вверх жестом победителя.
– Есть! Идем! – Я снова засеменил к отелю.
– Нам совсем необязательно идти пешком, мистер Маккейб, разве что вы предпочитаете прогуляться.
– Смеетесь? Чем меньше я пользуюсь этими ватными ногами, тем лучше.
– Понятно.– Он поднял глаза к небу.
Я тоже задрал голову вверх. И вдруг увидел над собой не синее венское небо, а белый канделябр на потолке. Я сразу стал искать глазами Джорджа. Он должен быть в этой комнате, где бы она ни находилась. Я не сомневался, стоит мне его увидеть…
На огромной кровати, на белом с золотом покрывале сидел Олд-вертыо, живехонький. В этом не было никаких сомнений. Как и все вокруг, пес был обездвижен – в сидячей позе. Но глаза у него были открыты и внимательно смотрели на мир. Я не мог не улыбнуться при виде этого старого сукина сына. Он мне стал еще ближе теперь, после того как мы столько вместе пережили. И вот он снова передо мной, найденный на этот раз моим лучшим другом. Где же он был все эти годы? Где Джордж его отыскал? Мне ужасно хотелось подойти и погладить его по бессмертной голове, но все по порядку – сначала Джордж. Где он?
Комната была просторная и стильная, вроде той, которую занимали мы со Сьюзен, но еще роскошней. Я всю ее обошел в поисках хоть каких-нибудь признаков жизни – книги на тумбочке у кровати, открытого чемодана, бумажника или паспорта на столе. Ничего. Ни малейшего следа чьего-либо присутствия, и менее всего – Джорджа Дейлмвуда. Если бы не Олд-вертыо на кровати, можно было бы подумать, что в этой комнате давно никого не было. В ней пахло старыми чемоданами и накрахмаленными простынями, чувствовался также аромат освежителя воздуха.
Я прошел в ванную, но там вид был еще более нежилой. Никаких тебе косметичек рядом с ванной. Стаканы для воды перевернуты вверх дном и выставлены в ряд на полке над раковиной. Ни зубных щеток, ни пасты, ни бритвенных принадлежностей. Я по наитию пощупал полотенца. Все до одного оказались сухими. Каждое было аккуратно сложено и ровно повешено на хромированном змеевике.
Я опустил крышку унитаза и уселся сверху, потом оперся локтями о колени и подпер подбородок ладонями. По какой-то совершенно непонятной причине у меня заболели десны, и это лишний раз мне напомнило, каким старым и изношенным стало мое тело. Глядя сквозь дверной проем на пса, я пытался во всем разобраться. На первый взгляд номер был пустым, наверное, Джордж где-нибудь с Флооном. Оба ждут нашего возвращения. Но тогда почему Астопел перенес меня именно сюда? Какой в этом смысл, если тут нет Джорджа? Вид комнаты, каким он мне открывался из ванной, включал в себя также и ноги Астопела, вышагивавшие взад-вперед по ковру у входной двери. Он ни слова не произнес, после того как мы здесь материализовались, но это поразило меня только сейчас. Я снова принялся трогать свои обожженные брови.
Его ноги замерли.
– Ну, вы готовы? Моя рука замерла.
– Что вы имеете в виду?
– Вам здесь еще что-нибудь надо?
– Да – увидеть Джорджа. – Мой срывающийся голос отразился от стены.
За этим последовала долгая пауза.
– Не могли бы вы подойти ко мне на секунду, мистер Маккейб? – проговорил Астопел серьезно и терпеливо, как отец, втолковывающий что-то своему отпрыску – чтобы до того дошло.
– Боже мой! – сказал я себе, стенам, раковине и тишине этого пустого помещения. Пол ванной был выложен чередовавшимися рядами сверкающих черных и белых плиток. Если долго глядеть на такой рисунок, у любого в глазах зарябит. Я зажмурился и сжал ладони в кулаки.
Мне вдруг стало ясно, что происходит, и я принялся тянуть время. Я сжал кулаки так, что у меня чуть не затряслись руки. Вернувшись в комнату, я тем самым подтвержу то, что мне уже известно. Когда это произойдет, я перемещусь совсем в другой мир. Мать Магды любила повторять, что жизнь коротка, зато широка. Для меня она стала настолько широкой, насколько мог вместить этот человеческий мозг. Но все же я встал и вышел из ванной, потому что мне следовало увидеть это своими глазами.
Астопел стоял ко мне спиной и смотрел в окно, отведя рукой в сторону золотистую штору. Над его головой окна здания напротив отражали ослепительные солнечные лучи. Я отвел глаза от этого сияния и посмотрел на пса. Как ни трудно было в это поверить, но он улыбался. Чему? Тому, что мы встретились? Потому что так все обернулось? Может, он радовался, что я наконец многое понял?
– Это ваших рук дело? – спросил я у спины Астопела, мысленно командуя ему повернуться и встретиться со мной взглядом. Он не повернулся.
– Нет, мистер Маккейб. Я здесь затем, чтобы демонстрировать вам всякие вещи, ни во что не вмешиваясь.
– Но ведь это Джордж, верно? Этот пес и есть Джордж.
– Верно.
– Можете сказать, почему так вышло?
– Они с мистером Флооном недавно испытывали изобретенный ими новый препарат. Результат перед вами.– Занавеску он отпустил, но не обернулся.– Вам это что-нибудь прояснило?
ДЕРЕВЯННОЕ МОРЕ
Проснулся я в постели рядом с Магдой. Сквозь окно в комнату широким потоком лился свет, из чего я заключил, что сейчас раннее утро. Спальня наша выходила на восток, и Магда, которая всегда просыпалась ни свет ни заря, любила повторять, что солнечный свет в нашем доме вместо будильника. Она спала, повернувшись ко мне лицом, голова ее лежала на моей вытянутой руке. Она улыбалась. Моя жена часто улыбалась во сне. Во сне она часто меня целовала, а проснувшись, говорила, что ничего такого не помнит. Я находился дома с моей женой, которая была жива и улыбалась. Прошел еще один день. И теперь у меня их осталось пять.
Мое последнее воспоминание о другом месте (когда я стал вспоминать): я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к Олд-вертью/Джорджу Дейлмвуду. Но в последний момент я заколебался – что-то испугало меня. Да, я, мистер Бесстрашный, боялся погладить собаку. Я спросил Астопела, можно ли мне погладить собаку. Не потрудившись даже повернуться ко мне лицом, он ответил:
– Почему бы нет? – В его голосе слышалось скорее: «А мне плевать».
Я протянул руку, чтобы погладить пса, но остановился. Потом я почувствовал, как рука моя стала тяжелой. Потом я оказался в постели со своей женой, своей жизнью и всей этой дурацкой непонятицей.
Мне всегда нравилось валяться по утрам в постели, в полудреме, когда мысли еще не успели принять отчетливые очертания. Нравилось лежать рядом с Магдой Маккейб, видеть, как она улыбается во сне, вдыхать ее запах. От нее изумительно пахло – как ни от кого больше из живущих на земле. Я никогда не мог сполна насладиться этим ароматом. Даже обливаясь потом после десятимильной прогулки на велосипеде в середине августа, эта женщина пахла великолепно. Разве есть на свете более благодарное занятие, чем лежать рядом со спутницей жизни в своей утренней постели, когда мысли только еще начинают обретать четкость, а слепящий свет из окна ложится ровным теплым лоскутом на деревянный пол, туда, где еще с вечера валяются вперемешку твои и ее шлепанцы? Что может быть прекраснее, чем проснуться в свою собственную жизнь, которой ты вполне доволен, проснуться и увидеть рядом дорогого тебе человека? Чего еще можно желать, не стыдясь своих желаний?
Но в то утро я выскочил из постели, словно мною выстрелили из катапульты. Мне столько предстояло сделать, а я понятия не имел, как за это взяться. Даже с чего начать не представлял. А кроме того, я был зверски голоден. Просто ядерно, океанически голоден. Никогда в жизни я еще не чувствовал подобной пустоты в желудке. Было ли и это следствием того, что со мной произошло? Может, путешествия во времени отнимают больше энергии, чем повседневные заботы?
Я направился на кухню, одетый в одни только боксерские трусы, предполагая, что моя падчерица, как обычно, проваляется в постели еще несколько часов. Я думал об омлете с множеством кусочков бекона, холодном апельсиновом соке, который аж язык пощипывает, о кофе – таком горячем и крепком, чтобы глаза лезли на лоб. Я думал о горячих булочках с корицей, когда послышалась трель дверного звонка. Я посмотрел на свои часы, но их не оказалось на месте. Они обо всем подумали, кто б они ни были. Я всегда, перед тем как лечь, снимал свои часы. Наверняка, вернись я сейчас в спальню и посмотри на тумбочку у кровати, они оказались бы там. Те самые, которые захапал тогда Астопел. Часы, которые теперь были мне вроде и ни к чему, потому что время перестало быть дорогой из пункта А в пункт Б, а сделалось подобием парка аттракционов с горками, которые вытряхивают из тебя
Мое последнее воспоминание о другом месте (когда я стал вспоминать): я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к Олд-вертью/Джорджу Дейлмвуду. Но в последний момент я заколебался – что-то испугало меня. Да, я, мистер Бесстрашный, боялся погладить собаку. Я спросил Астопела, можно ли мне погладить собаку. Не потрудившись даже повернуться ко мне лицом, он ответил:
– Почему бы нет? – В его голосе слышалось скорее: «А мне плевать».
Я протянул руку, чтобы погладить пса, но остановился. Потом я почувствовал, как рука моя стала тяжелой. Потом я оказался в постели со своей женой, своей жизнью и всей этой дурацкой непонятицей.
Мне всегда нравилось валяться по утрам в постели, в полудреме, когда мысли еще не успели принять отчетливые очертания. Нравилось лежать рядом с Магдой Маккейб, видеть, как она улыбается во сне, вдыхать ее запах. От нее изумительно пахло – как ни от кого больше из живущих на земле. Я никогда не мог сполна насладиться этим ароматом. Даже обливаясь потом после десятимильной прогулки на велосипеде в середине августа, эта женщина пахла великолепно. Разве есть на свете более благодарное занятие, чем лежать рядом со спутницей жизни в своей утренней постели, когда мысли только еще начинают обретать четкость, а слепящий свет из окна ложится ровным теплым лоскутом на деревянный пол, туда, где еще с вечера валяются вперемешку твои и ее шлепанцы? Что может быть прекраснее, чем проснуться в свою собственную жизнь, которой ты вполне доволен, проснуться и увидеть рядом дорогого тебе человека? Чего еще можно желать, не стыдясь своих желаний?
Но в то утро я выскочил из постели, словно мною выстрелили из катапульты. Мне столько предстояло сделать, а я понятия не имел, как за это взяться. Даже с чего начать не представлял. А кроме того, я был зверски голоден. Просто ядерно, океанически голоден. Никогда в жизни я еще не чувствовал подобной пустоты в желудке. Было ли и это следствием того, что со мной произошло? Может, путешествия во времени отнимают больше энергии, чем повседневные заботы?
Я направился на кухню, одетый в одни только боксерские трусы, предполагая, что моя падчерица, как обычно, проваляется в постели еще несколько часов. Я думал об омлете с множеством кусочков бекона, холодном апельсиновом соке, который аж язык пощипывает, о кофе – таком горячем и крепком, чтобы глаза лезли на лоб. Я думал о горячих булочках с корицей, когда послышалась трель дверного звонка. Я посмотрел на свои часы, но их не оказалось на месте. Они обо всем подумали, кто б они ни были. Я всегда, перед тем как лечь, снимал свои часы. Наверняка, вернись я сейчас в спальню и посмотри на тумбочку у кровати, они оказались бы там. Те самые, которые захапал тогда Астопел. Часы, которые теперь были мне вроде и ни к чему, потому что время перестало быть дорогой из пункта А в пункт Б, а сделалось подобием парка аттракционов с горками, которые вытряхивают из тебя