Страница:
какое-то шевеление, причем оно никак не касалось ни его самого, ни солдат,
спавших вокруг.
Он так и не смог дотянуться до чьего бы то ни было сознания. Келсон,
благодаря усилиям Моргана, спал, не видя снов, уже несколько часов и казался
столь неподвижным, что Морган тоже решил прилечь, чтобы немного отдохнуть.
он долго не мог заснуть, а когда ему это удалось, ему приснились Дункан с
Дугалом, бившиеся все с новыми и новыми рыцарями, которые, казалось, были
неутомимы. Из этого кошмара Моргана вырвал крик Келсона.
"Келсон, что случилось?" -- вскочив с кровати, прошептал Морган и,
бросившись к королю, схватил его за запястья.
В то же мгновение Келсон проснулся и замер, взгляд его был слегка
остекленел, когда он осознал, что Морган рядом, и вспомнил, что напугало
его.
"Мне приснился... Дункан," -- прошептал он, напряженно всматриваясь во
что-то за спиной Моргана. -- "За ним гнались."
"Кто гнался за ним?" -- требовательно спросил Морган. Ему тоже
приснилось, что Дункану грозит опасность.
"Рыцари с синими крестами на белых плащах. Похоже, солдаты Лориса.
Горони тоже был там. Он гнал их вперед. Какой страшный сон!"
Набрав воздуха, Морган сел на край королевской кровати и взял Келсона
за руки.
"Вернитесь в свой сон," -- прошептал он, глядя Келсону в глаза и
чувствуя как устанавливается контакт между их разумами -- ощущение, давно
знакомое им обоим. -- "Позвольте мне войти в Вашу память и постараться
увидеть, что Вам привиделось. Похоже, что это был не сон. Я видел то же
самое."
"Господи, Вы, похоже, правы," -- выдохнул Келсон, входя в транс с такой
скоростью, что ему пришлось закрыть глаза. -- "Я... я думаю, что это, должно
быть, Дугал. Может, с Дунканом что-то случилось?"
Мы не можем сейчас думать только о Дункане
, -- ответил Морган, тоже
войдя в транс и переходя на мысленную речь. -- Сначала надо попытаться
восстановить контакт с Дугалом. Сам он не сможет долго удерживать контакт.
Тянитесь изо всех сил, но доберитесь до него. Помните: я всегда рядом с
Вами
.
Дугал, находившийся почти в дне пути от них, почувствовал, что ему
отвечают два знакомых ему разума, а не один. Когда он начал вытягивать силы
из своих солдат, чтобы дотянуться разумом на много миль, он задрожал. На
этот раз они смогли установить и удержать контакт, и на этот раз они уже
знали, что это вовсе не сон.
Картины боя: Дугал и его солдаты, бьющиеся бок о бок с Дунканом...
рыцари в белых плащах, подбирающиеся ближе и ближе, ведомые Лорисом...
отряды солдат церкви под командованием Горони, завершающие окружение...
...Замешательство в их рядах, вызванное огненной завесой, поставленной
Дунканом, позволившее Дугалу и его отряду выскользнуть из окружения; быстрые
и не подлежащие обсуждению приказы, отданные Дугалу, чтобы заставить его
оставить отца на произвол судьбы и скакать прочь, чтобы успеть предупредить
Келсона...
..., что он, наконец, нашел и Лориса, и Сикарда Меарского, и всю
основную меарскую армию, и что Келсон может настичь их к полудню, если
выступит в течение часа...
Они обменялись подробностями со скоростью, доступной только мысли -- в
обычных обстоятельствах их разговор занял бы несколько часов, но Дугал смог
изложить все, что знал, в несколько ударов сердца.
Разорвав контакт, он тяжело вздохнул, пытаясь найти точку опоры и
сесть, одновременно проверяя, находятся ли они в безопасности. Остальные
испуганно уставились на него, зная только, что он вытянул из них силы, и
силы эти ушли через него куда-то еще.
"Король идет," -- прошептал Дугал, глаза его выглядели расплывшимися и
какими-то потусторонними. -- "Мы встретимся с ним на рассвете. А теперь
отдохните немного," -- добавил он, поочередно касаясь их разумов кратким, но
решительным приказом.
А когда они поддались ему, он мысленно приказал им всем: Спите и не
помните ничего из того, что может встревожить вас
.
Морган, тем временем, чувствовал себя еще более встревоженным. Келсон
ушел, чтобы дать приказ выступать, а Морган вновь погрузился в транс. До тех
пор, пока в палатке не появились Брендан и оруженосец, чтобы помочь ему
надеть доспехи, он пытался мысленно дотянуться до Дункана, выходя при этом
далеко за пределы благоразумия, ведь он был один и никто не присматривал за
ним, но так и не смог найти никаких следов своего родственника.
Священник-Дерини был или мертв или был опоен зельем до бесчувствия.
"Как Вы думаете, он действительно не знает, где находится Келсон?" --
спросил Сикард, находившийся где-то вне поля зрения; его дрожащий голос
отдавался в ушах Дункана гулким эхом.
"Конечно, знает. Он ведь Дерини, не так ли?"
Чья-то рука грубо повернула голову Дункана в сторону и перед его
взглядом появилось лицо Лоренса Горони, сидевшего на табурете рядом с ним,
пристально и нагло глядя ему в глаза. Резкое движение вызвало волну
головокружения, граничившего с тошнотой, но она не могла даже сравниться с
болью, пульсирующей в ногах.
Дункан знал, что Горони вырвал все десять ногтей на его ногах, хотя
потерял счет где-то на седьмом. Небольшая окровавленная кучка из них лежала
на его обнаженной груди. Корчась от боли, он видел их. Зная Горони, он мог
быть уверен, что к ним вскоре присоединятся ногти с рук.
При мысли об этом он закрыл глаза, рука его рефлекторно дернулась будто
пытаясь скрыться от грозящей ей участи, но это движение было прервано
оковами на его руках. Ноги его тоже были скованы цепями, которые крепились к
грязному полу внутри палатки, так что он, распростертый, беспомощно лежал на
спине.
Как Святой Андрей
, -- тупо подумал он, пытаясь отвлечься от боли
мыслями о другом. -- Он прошел через те же мучения, что и Господь наш,
только распят был на косом кресте.
Но Дункан лежал на земле, а не на кресте. И он был уверен, что его не
распнут. Лорис, конечно, так или инчае убьет его, если не произойдет
какого-нибудь чуда, но ненавидящий Дерини архиепископ никогда не позволит
священнику-Дерини умереть той же мученической смертью, что и Христос или
один из Его святых апостолов.
Нет, Лорис постарается найти другой, более позорный способ умертвить
Дерини Дункана МакЛейна, который намеренно нарушил законы, охраняемые
Лорисом, и осмелился стать не просто священником, но и епископом. Он вместе
с Горони уже пытались вынудить Дункана признаться во всевозможных
извращениях и кощунствах, связанных с его статусом священника, разнообразя
допрос более практичным вопросом о месте нахождения Келсона.
Сейчас Лорис просматривал подробный протокол допроса Дункана по обоим
вопросам, составленный присутствующим писцом. Когда он подошел поближе к
Горони и Сикарду, всем своим видом выражая терпеливую усталость и
озабоченность, опутанный цепями Дункан слабо дернулся, страстно желая иметь
один-единственный шанс на то, чтобы уничтожить всех троих той самой магией,
которой они так боялись.
Но он не смог бы даже помочь самому себе, даже если бы на нем не было
стальных оков. Мераша сковывала его магическую силу куда сильнее, чем
стальные цепи -- свободу его тела.
При этом захватившие его прекрасно знали как долго длится действие
мераши. Как только действие первоначальной дозы зелья пошло на убыль и
снизилось до более или менее переносимого, Горони немедленно влил в него
новую порцию мераши -- на этот раз Дункан не мог сопротивляться даже для
вида.
На этот раз ему дали совсем немного, потому что слишком большая доза
могла усыпить или даже убить его, и он оказался бы вне досягаемости для их
пыток, но более чем достаточно, чтобы одурманить его. Когда его пустой
желудок взбунтовался против нового насилия, а инстинкт самосохранения
заставил его тело проглотить зелье, вместе, Дункан удивился, откуда Горони
настолько хорошо знает про действие мераши. Правда, у его мучителей была
информация, которая копилась веками...
Его главный мучитель тем временем поигрывал одним из своих
инструментов, пощелкивая окровавленными щипцами, которыми он вырывал ногти
на ногах Дункана; слабый свет факелов зловеще отражался от покрытого
красными пятнами металла. Лорис заметил, что Дункан наблюдает за Горони, и,
излучая дружелюбие, присел около плененного священника.
"Знаешь, ты очень неблагоразумен," -- промурлыкал он, ласково убирая
потную прядь волос со лба Дункана. Ореол седых волос вокруг головы Лориса
делал его похожим на зловещего ангела. -- "Тебе надо всего лишь признаться в
своей ереси и я дарую тебе любую быструю и безболезненную смерть, какую ты
только пожелаешь."
"Я не ищу смерти," -- прошептал Дункан, отводя глаза. -- "Я не хочу
этого, и Вы хорошо знаете это. Независимо от страданий, которые придется
перенести моему телу, я не отрекусь от себя, обрекая свою душу на
проклятье".
Лорис глубокомысленно кивнул и повернул один из перстней на своей руке.
Дункан с легким испугом отметил, что это был перстень Истелина, и страстно
возжелал, чтобы сила святого Камбера, однажды уже проявившаяся в этом
перстне, показала себя снова и уничтожила чересчур самоуверенного Лориса --
Камбер не должен позволять всяким там лорисам пятнать свою святость!
"В твоих рассуждениях есть некая, хоть и извращенная, логика," --
продолжал Лорис. -- "Зачем приближать твое схождение в ад и его вечное
пламя, на которое ты уже обречен из-за своих ересей? И разве любая земная
боль может сравниться с теми муками, на которые Господь, несомненно, обречет
твою душу?"
"Я возлюбил Господа своего всем своим сердцем, всей душой и всем своим
разумом," -- упрямо прошептал Дункан, ища утешения в знакомых словах и
закрывая глаза, чтобы не видеть мнимого архиепископа. -- "Я служил Ему как
только мог. Если Ему потребуется моя жизнь, я отдам ее без колебаний, уповая
на Его прощение."
"Для Дерини нет и не может быть прощения!" -- резко ответил Лорис. --
"Если ты умрешь не раскаявшись, ты, несомненно, будешь проклят Госоподом.
Только признав свою ересь и моля об искуплении, ты можешь надеяться на
прощение."
Дункан медленно покачал головой, чтобы возникшее из-за этого
головокружение заглушило слова Лориса и боль в ногах.
"Видит Бог, я покаялся во всех прегрешениях перед Ним и людьми. Только
Он может судить дела мои."
"МакЛейн, ты богохульствуешь каждым своим словом!" -- ответил Лорис. --
"Признайся в своей ереси!"
"Нет".
"Признай, что ты осквернил священный сан..."
"Нет," -- повторил Дункан.
"Ты отрицаешь, что праздновал Черную Массу, прислуживая Владыке Тьмы?"
"Отрицаю."
"Я сожгу тебя, МакЛейн!" -- прокричал Лорис, брызгая слюной в лицо
Дункану. -- "Я пошлю тебя на костер за то, что ты помог сбежать еретику
Моргану и развею твой пепел над навозной кучей! Я заставлю тебя
почувствовать такую боль, что ты будешь умолять о смерти, признаешь все, что
угодно и отречешься от всего, что тебе дорого -- лишь бы тебе дали мгновение
передышки от того, что я уготовлю тебе!"
Он говорил что-то еще, но Дункан только закусил губу и ткнул своими
искалеченными ногами в пол, чтобы удар боли по его чувствам заглушил бредни
Лориса. Он боялся смерти на костре, но был готов к тому, что рано или поздно
к этому все и придет. Если ему повезет, то Лорис достаточно рассвирепеет и
просто воткнет кинжал ему в сердце, избавив его от мучений прежде, чем огонь
убьет его. Раз уж ему суждено умереть, Господь вряд ли осудит его за желание
быстрой смерти от клинка. Дункан твердо знал, что душа его неподвластна
Лорису.
"Ты будешь гореть в геене огненной!" -- проорал Лорис. -- "А я
позабочусь, чтобы огонь был медленным, так что твои мучения будут долгими!
Ты будешь еще жив, когда твоя поджаренная плоть начнет отваливаться от твоих
костей! И ты почувствуешь, как по твоим щекам текут твои растаявшие глаза!"
Страх, вызванный словами Лориса, пробился через боль, вызванную
Дунканом, и бился в его воображении, рисуя страшные картины будущего,
колебля его решимость и заставляя его тело содрогаться от вызванной страхом
дрожи, которую Дункан был не в силах унять.
Он был даже рад, почувствовав мучительную боль от щипцов Горони,
принявшегося за его правую руку. Ему показалось очень символичным, что его
мучитель начал с пальца, на котором он до недавнего времени носил перстень
епископа, принявшего мученическую смерть. Ему оставалось только надеяться,
что он сможет быть таким же стойким как Генри Истелин.
приготовляет для него сосуды смерти, Стрелы Свои делает палящими.
-- Псаломы 7:14
"Так Вы собираетесь казнить его или нет?" -- спросил Сикард Меарский,
застегивая воротник лат, пока оруженосец пристегивал поножи к его ногам.
Лорис, одетый поверх доспехов в белую ризу, раздраженно хлестнул плетью
по своему покрытому броней бедру и поглядел на рапростертого на полу
пленника. Дункан лежал без сознания, дыхание его было тяжело и прерывисто,
окровавленные руки и ноги, закованные в кандалы, подергивались; его
обнаженная грудь была покрыта рубцами от кнута Лориса. Рядом с головой
пленника стоял табурет, на котором сидел Горони, ожидая признаки
возвращающегося сознания. Ни кровь, ни пот, ни даже пятна пыли от ночной
работы не портили его белоснежную накидку, наброшенную поверх его доспехов.
"В чем дело, Сикард?" -- спросил Лорис. -- "Вы не хотите сделать
богоугодное дело? Этот человек -- еретик."
"Тогда сожгите его и все дела."
"Сначала я хочу получить от него признание."
Фыркнув, Сикард взял поднесенный ему оруженосцем меч и прикрепил его к
поясу и коротким кивком отпустил парня.
"Послушай, архиепископ," -- сказал он, когда парень ушел. -- "Может, ты
и разбираешься в спасении душ, но я разбираюсь в спасении жизней."
"Я вижу только одну жизнь, судьбу которой мы решаем," -- ответил Лорис.
-- "Какая Вам разница сгорит он сейчас или этим вечером?"
"Это имеет значение, потому что за пределами этой палатки находится вся
меарская армия, вставшая здесь лагерем," -- сказал Сикард. -- "Моя жена...
моя королева
... вверила их мне для победы дела Меары. Солдаты МакЛейна могут
быть рассеяны и деморализованы на какое-то время, но они не глупы. Они
знают, где мы находимся, и они знают, что мы захватили их герцога. Дайте им
время, и они попытаются его спасти, даже если у них не будет никакой надежды
на успех."
"Если у них нет надежды на успех, то почему Вы беспокоитесь" --
возразил Лорис. -- "Верьте в успех."
"Я поверю, если узнаю, где Келсон и его армия!"
"Мы выясним."
"Да, но когда
?" -- Звякнув металлом об металл, Сикард хлопнул себя по
ноге кольчужной перчаткой и посмотрел на неподвижного Дункана. -- "Почему он
не сломался? Это деринийское зелье должно было развязать ему язык."
"У него сильная воля, милорд," -- пробормотал Горони. -- "Иногда одного
только зелья недостаточно. Но он расскажет
нам, что мы хотим знать."
"Легко сказать, монсиньор. Но мне нужны ответы на несколько вопросов
прямо сейчас
."
"Я могу
предпринять более сильные меры," -- предложил Горони.
"Ага, и без всякого толка."
"Вы сомневаетесь в моих методах, милорд?"
Сикард упер руки в бока и отвернулся.
"Я не люблю мучить священников," -- пробормотал он.
"А казнить их -- другое дело, не так ли?" -- заметил Лорис. --
"Скажите, не припоминаете ли Вы пыток Генри Истелина перед тем, как его
казнили?"
Рассвирепев, Сикард вытянулся.
"Генри Истелин был повешен, потрошен и четвертован, потому что, с
мирской точки зрения, он был предатель Меары," -- ответил он. -- "Его
приговор не имел никакого отношения к его статусу священника и епископа."
Лорис холодно усмехнулся. -- "Тогда подумайте о мирском статусе
МакЛейна как герцога Кассанского и Графа Кирнийского, военнопленного,
обладающего ценной информацией, которую нам необходимо добыть," -- сказал
он. -- "Что касается меня, то я его больше не считаю даже просто
священником, и уж тем более не считаю епископом."
"Вы знаете, что я не могу спорить с Вами насчет тонкостей канонического
права," -- пробормотал Сикард. -- "Я не знаю, что делает человека епископом
с точки зрения святости. Но я знаю одно: священник -- священник навсегда!
Когда он рукоположен, его руки освящены, чтобы принять в них плоть Господа
нашего. А теперь поглядите, что Вы сделали с этими руками!"
"Руками Дерини
!" -- бросил Лорис. -- "Руками, которые оскверняли святое
Причастие каждый раз, когда он осмеливался служить мессу. Не учите меня
как
надо обходиться с Дерини, Сикард!"
Когда Лорис подчеркнул свои слова ударом хлыста по и без того покрытой
рубцами груди Дункана, тот, приходя в себя, громко застонал. Боль огненной
волной прокатилась по его телу.
Он попытался вернуть себя обратно, в благословенную тьму, которая не
наполняла все его тело болью, но вспышка боли, запульсировав в его руках и
ногах, заполнила его и вернула в сознание. Беспорядок в мыслях, вызванный
последней дозой мераши, ослаб, но лишь чуть-чуть -- явно недостаточно, чтобы
он мог контролировать ситуацию.
Он не открывал глаз. Но даже ощущая как Лорис склонился над ним, а
кто-то встал в ожидании рядом с его головой, все надежды на то, чтобы
притвориться бессознательным, рухнули, когда сапог вдавил его израненную
правую руку в грязь, покрывавшую пол -- вдавил несильно, но сила и не
требовалась. Когда он, связанный, попытался изогнуться, чтобы избавить руку
от мучительной боли, его стон был похож на всхлип.
"Он приходит в себя, Ваше Превосходительство," -- пробормотал Горони,
стоя рядом с левым ухом Дункана.
Лорис фыркнул и отошел назад, и в тот же миг боль в руке Дункана
превратилась в тупое пульсирование.
"Просто удивительно, как много боли может причинить всего лишь кончик
пальца -- даже такому волевому и упрямому священнику как наш Дункан. Смотри,
МакЛейн."
Утверждения Лориса сопроводились еще одним ударом хлыста по груди
Дункана, тот охнул и открыл глаза. Его мучила жажда, в горле пересохло так,
что он был бы рад даже новой порции мераши -- а ничего другого ему пить и не
давали с самого момента захвата.
"Итак, ты снова
с нами," -- сказал Лорис, довольно улыбаясь. -- "Тебе
надо бы быть повежливее. Разве ты не ценишь заботу монсиньора Горони о
тебе?"
Дункан только провел распухшим языком по пересохшим губам и повернул
голову, готовясь к следующему удару Лориса.
"Ну, святой отец," -- промурлыкал Лорис. -- "ты явно ничего еще не
понял. Что значит тело человека, когда душе его угрожает проклятье?"
Конец хлыста лишь слегка дотронулся до ободранного кончика пальца, но
кожа может быть подобна докрасна раскаленному железу, если говорить о
мучениях, вызванных ею. От боли Дункан сжал зубы, но не дал себе вскрикнуть
снова. Внезапно его грудь ожег резкий удар хлыста, добавивший новый рубец к
дюжине уже существовавших, и он не смог сдержать вскрика.
"Отвечай," -- грубо сказал Лорис. -- "Я забочусь о твоей
душе, а не о
своей."
"Благородный поступок," -- прошептал Дункан с усмешкой, -- "очень
благородного и благочестивого человека."
На этот раз хлыст ударил его по лицу, нижняя губа была рассечена, но
Дункан был готов к удару и только сдавленно крякнул.
"Похоже, Дерини, мне надоело возиться с тобой!" -- процедил Лорис
сквозь зубы. -- "Интересно, что ты запоешь, когда попробуешь настоящего
кнута. Твой язык тоже должен знать, что болтать. Горони!"
Горони тут же вскочил и исчез в другой части палатки, которую Дункан не
мог видеть, и на какое-то мгновение он испугался буквального исполнения
угрозы: что Лорис хочет отрезать ему язык. Горони сделал бы и это, стоит
Лорису только приказать.
Но Горони вернулся не с ножом, а с чашкой: опять мераша! Боже, как же
они боятся его, если хотят влить в него новую дозу зелья так рано!
Он даже не пытался сопротивляться, когда Горони поднял его голову и
поднес чашку к его губам. В конце концов, его все равно заставили бы
проглотить налитое; сопротивление только сделало бы этот процесс более
неприятным. А вдруг
они ошибутся и дадут ему слишком много? По меньшей мере,
действие зелья поможет ему перенести боль от прочих мучений.
Он жадно глотнул, почти радуясь тошноте и головокружению, вызванными
зельем. Даже эта мука разума была предпочтительнее тех мучений, которым они
подвергли остальные части тела. А если они решили сжечь его...
"Уведите его," -- приказал Лорис.
Даже когда отвязали цепи, которыми он был привязан к полу, руки и ноги
его оставили связанными. Когда стражники рывком подняли его на ноги и
потащили прочь от палатки, Дункан застонал. Следом за ними шли Лорис с
Горони и стиснувший зубы Сикард.
Столб для костра он увидел почти сразу. Его установили на маленьком
пригорке в середине лагеря, неподалеку от палатки Лориса. Вырисовываясь на
фоне начинавшего светать неба, он производил столь же сильное впечатление
как ужасная смерть, ожидавшая Дункана -- просто слегка обтесанный кусок
ствола дерева, на верху которого даже осталось несколько ветвей.
Объятый страхом, он не мог оторвать своего взгляда от столба, пока его
тащили к нему, и не обращал внимания на насмешки и злые шутки, когда его,
спотыкавшегося на каждом шагу, протащили мимо строя одетых в белые плащи с
синими крестами солдат Лориса, которые собрались, чтобы увидеть его
унижение. Никто не нападал на него, но он чувствовал их ненависть и
прдвкушение костра, который вскоре должен будет отобрать его жизнь. Позади
рыцарей и солдат Лориса толпились, насколько мог видет глаз, солдаты армии
Меары, почти свернувшие свой лагерь. Нервничавший Сикард явно готовился к
тому, чтобы уехать сразу после смерти Дункана.
Цепи на его лодыжках сковывали каждый его шаг, его ободранные и
окровавленные пальцы ног болели, делая его короткий путь к столбу его личным
восхождением на Голгофу, подобным хождению по огню. Он подумал, что,
наверное, для Христа Его последний земной путь был таким же тяжелям. Все
происходящее казалось ему каким-то нереальным.
Но цепи, свисавшие со столбы были вполне реальны, как и кучи хвороста,
аккуратно разложенные вокруг, и узкий проход между ними, и стражники,
толкавшие его к столбу. Около столба его поджидали, поигрывая мышцами, два
раздетых по пояс мускулистых солдата с кнутами в руках.
Как он и ожидал, обращались с ним без всякой жалости: стражники рывком
протащили его к столбу и без всяких церемоний приковали его руки к столбу
чуть выше головы. Куски коры и остатки ветвей впились в его и без того
израненную грудь, а когда он, готовясь к ударам кнута, попытался
распластаться вокруг столба, своей лишенной ногтей ногой он задел хворост;
от боли на глазах у него выступили слезы и он чуть было не потерял сознание.
Когда он пришел в себя и открыл глаза, всего в нескольких дюймах от
своего лица он увидел лицо Горони, державшего кнут.
"Гляди, вот средство для твоего спасения," -- услышал он, невзирая на
дикую боль в руках и ногах, шепот Горони.
Когда священник слегка хлестнул узловатой плетью по его обнаженным
плечам, он вздрогнул, и в разум его вполз страх, несмотря на то, что он изо
всех сил старался не
выказать Горони своего страха перед ожидавшей его
судьбой.
"Нет, ты не должен прятаться от спасения своей души," -- продолжал
Горони, в его голосе чувствовалось извращенное удовольстве от сраданий
другого человека. -- "Каждый удар должен изгонять из тебя дьявола, иначе
твоя смерть не сможет искупить все твои грехи."
Дункан отвернулся, прижавшись щекой к грубой коре, и почувствовал
разочарование Горони. Превозмогая вызванное мерашой отчаянье, которое начало
захватывать его разум, он постарался не думать о том, что будет дальше.
Казалось, что прошли часы, пока его мучители пробовали свои кнуты, щелкая
ими по земле у него за спиной, следя при этом, чтобы он слышал свист
рассекаемого кожей воздуха и глухие удары тяжелых кнутов по земле, но вдруг
все звуки прекратились.
То, что последовало дальше, он смог перенести только потому, что уже
проходил через бичевание раньше. Но даже несмотря на то, что он был готов к
боли, первый удар кнута застал его врасплох. Заглушив свой вскрик боли, он
сжал кулаки и постарался ударить своими лишенными ногтей пальцами рук по
грубой коре столба, пытаясь заглушить новую боль старой, с которой он уже
свыкся. Это не помогло.
Каждый удар плети оставлял на его спине горящий рубец, боль от которого
заглушала все иные чувства... а ведь плетьми работали двое. Казалось, его
мучители никогда не устанут. После полудюжины ударов из ран пошла кровь,
смешиваясь с потом, лившимся с его измученного болью тела, а после нескоьких
следующих ударов Дункан потерял чувство времени.
По мере того как бичевание продолжалось, он все тяжелее повисал на
цепях, не в силах более выносить боль. Его запястья онемели и стали
скользкими от покрывавшей их крови, но это не шло ни в какое сравнение с
тем, что сделали с его спиной. Ему доводилось слышать о людях, с которых
кнутом снимали кожу до кости. Может, он умрет от этого. Лорису никогда не
удастся сломить его дух кнутами, но огонь станет для него настоящим
испытанием.
"Он не вынесет больше," -- услышал он слова Сикарда, обращенные к
Лорису. Слова еле пробивались через туман боли, окутавший его разум. -- "И,
если Вы все еще хотите его сжечь, то..."
"Он сильнее, чем ты думаешь," -- услышал он холодный ответ Лориса за
мгновение до того, как еще один удар приблизил Дункана к столь желанному
забвению, -- "Но я не отниму у огня его жертву. Горони!"
Бичевание прекратилось. Когда полубессознательный Дункан слегка
спавших вокруг.
Он так и не смог дотянуться до чьего бы то ни было сознания. Келсон,
благодаря усилиям Моргана, спал, не видя снов, уже несколько часов и казался
столь неподвижным, что Морган тоже решил прилечь, чтобы немного отдохнуть.
он долго не мог заснуть, а когда ему это удалось, ему приснились Дункан с
Дугалом, бившиеся все с новыми и новыми рыцарями, которые, казалось, были
неутомимы. Из этого кошмара Моргана вырвал крик Келсона.
"Келсон, что случилось?" -- вскочив с кровати, прошептал Морган и,
бросившись к королю, схватил его за запястья.
В то же мгновение Келсон проснулся и замер, взгляд его был слегка
остекленел, когда он осознал, что Морган рядом, и вспомнил, что напугало
его.
"Мне приснился... Дункан," -- прошептал он, напряженно всматриваясь во
что-то за спиной Моргана. -- "За ним гнались."
"Кто гнался за ним?" -- требовательно спросил Морган. Ему тоже
приснилось, что Дункану грозит опасность.
"Рыцари с синими крестами на белых плащах. Похоже, солдаты Лориса.
Горони тоже был там. Он гнал их вперед. Какой страшный сон!"
Набрав воздуха, Морган сел на край королевской кровати и взял Келсона
за руки.
"Вернитесь в свой сон," -- прошептал он, глядя Келсону в глаза и
чувствуя как устанавливается контакт между их разумами -- ощущение, давно
знакомое им обоим. -- "Позвольте мне войти в Вашу память и постараться
увидеть, что Вам привиделось. Похоже, что это был не сон. Я видел то же
самое."
"Господи, Вы, похоже, правы," -- выдохнул Келсон, входя в транс с такой
скоростью, что ему пришлось закрыть глаза. -- "Я... я думаю, что это, должно
быть, Дугал. Может, с Дунканом что-то случилось?"
Мы не можем сейчас думать только о Дункане
, -- ответил Морган, тоже
войдя в транс и переходя на мысленную речь. -- Сначала надо попытаться
восстановить контакт с Дугалом. Сам он не сможет долго удерживать контакт.
Тянитесь изо всех сил, но доберитесь до него. Помните: я всегда рядом с
Вами
.
Дугал, находившийся почти в дне пути от них, почувствовал, что ему
отвечают два знакомых ему разума, а не один. Когда он начал вытягивать силы
из своих солдат, чтобы дотянуться разумом на много миль, он задрожал. На
этот раз они смогли установить и удержать контакт, и на этот раз они уже
знали, что это вовсе не сон.
Картины боя: Дугал и его солдаты, бьющиеся бок о бок с Дунканом...
рыцари в белых плащах, подбирающиеся ближе и ближе, ведомые Лорисом...
отряды солдат церкви под командованием Горони, завершающие окружение...
...Замешательство в их рядах, вызванное огненной завесой, поставленной
Дунканом, позволившее Дугалу и его отряду выскользнуть из окружения; быстрые
и не подлежащие обсуждению приказы, отданные Дугалу, чтобы заставить его
оставить отца на произвол судьбы и скакать прочь, чтобы успеть предупредить
Келсона...
..., что он, наконец, нашел и Лориса, и Сикарда Меарского, и всю
основную меарскую армию, и что Келсон может настичь их к полудню, если
выступит в течение часа...
Они обменялись подробностями со скоростью, доступной только мысли -- в
обычных обстоятельствах их разговор занял бы несколько часов, но Дугал смог
изложить все, что знал, в несколько ударов сердца.
Разорвав контакт, он тяжело вздохнул, пытаясь найти точку опоры и
сесть, одновременно проверяя, находятся ли они в безопасности. Остальные
испуганно уставились на него, зная только, что он вытянул из них силы, и
силы эти ушли через него куда-то еще.
"Король идет," -- прошептал Дугал, глаза его выглядели расплывшимися и
какими-то потусторонними. -- "Мы встретимся с ним на рассвете. А теперь
отдохните немного," -- добавил он, поочередно касаясь их разумов кратким, но
решительным приказом.
А когда они поддались ему, он мысленно приказал им всем: Спите и не
помните ничего из того, что может встревожить вас
.
Морган, тем временем, чувствовал себя еще более встревоженным. Келсон
ушел, чтобы дать приказ выступать, а Морган вновь погрузился в транс. До тех
пор, пока в палатке не появились Брендан и оруженосец, чтобы помочь ему
надеть доспехи, он пытался мысленно дотянуться до Дункана, выходя при этом
далеко за пределы благоразумия, ведь он был один и никто не присматривал за
ним, но так и не смог найти никаких следов своего родственника.
Священник-Дерини был или мертв или был опоен зельем до бесчувствия.
"Как Вы думаете, он действительно не знает, где находится Келсон?" --
спросил Сикард, находившийся где-то вне поля зрения; его дрожащий голос
отдавался в ушах Дункана гулким эхом.
"Конечно, знает. Он ведь Дерини, не так ли?"
Чья-то рука грубо повернула голову Дункана в сторону и перед его
взглядом появилось лицо Лоренса Горони, сидевшего на табурете рядом с ним,
пристально и нагло глядя ему в глаза. Резкое движение вызвало волну
головокружения, граничившего с тошнотой, но она не могла даже сравниться с
болью, пульсирующей в ногах.
Дункан знал, что Горони вырвал все десять ногтей на его ногах, хотя
потерял счет где-то на седьмом. Небольшая окровавленная кучка из них лежала
на его обнаженной груди. Корчась от боли, он видел их. Зная Горони, он мог
быть уверен, что к ним вскоре присоединятся ногти с рук.
При мысли об этом он закрыл глаза, рука его рефлекторно дернулась будто
пытаясь скрыться от грозящей ей участи, но это движение было прервано
оковами на его руках. Ноги его тоже были скованы цепями, которые крепились к
грязному полу внутри палатки, так что он, распростертый, беспомощно лежал на
спине.
Как Святой Андрей
, -- тупо подумал он, пытаясь отвлечься от боли
мыслями о другом. -- Он прошел через те же мучения, что и Господь наш,
только распят был на косом кресте.
Но Дункан лежал на земле, а не на кресте. И он был уверен, что его не
распнут. Лорис, конечно, так или инчае убьет его, если не произойдет
какого-нибудь чуда, но ненавидящий Дерини архиепископ никогда не позволит
священнику-Дерини умереть той же мученической смертью, что и Христос или
один из Его святых апостолов.
Нет, Лорис постарается найти другой, более позорный способ умертвить
Дерини Дункана МакЛейна, который намеренно нарушил законы, охраняемые
Лорисом, и осмелился стать не просто священником, но и епископом. Он вместе
с Горони уже пытались вынудить Дункана признаться во всевозможных
извращениях и кощунствах, связанных с его статусом священника, разнообразя
допрос более практичным вопросом о месте нахождения Келсона.
Сейчас Лорис просматривал подробный протокол допроса Дункана по обоим
вопросам, составленный присутствующим писцом. Когда он подошел поближе к
Горони и Сикарду, всем своим видом выражая терпеливую усталость и
озабоченность, опутанный цепями Дункан слабо дернулся, страстно желая иметь
один-единственный шанс на то, чтобы уничтожить всех троих той самой магией,
которой они так боялись.
Но он не смог бы даже помочь самому себе, даже если бы на нем не было
стальных оков. Мераша сковывала его магическую силу куда сильнее, чем
стальные цепи -- свободу его тела.
При этом захватившие его прекрасно знали как долго длится действие
мераши. Как только действие первоначальной дозы зелья пошло на убыль и
снизилось до более или менее переносимого, Горони немедленно влил в него
новую порцию мераши -- на этот раз Дункан не мог сопротивляться даже для
вида.
На этот раз ему дали совсем немного, потому что слишком большая доза
могла усыпить или даже убить его, и он оказался бы вне досягаемости для их
пыток, но более чем достаточно, чтобы одурманить его. Когда его пустой
желудок взбунтовался против нового насилия, а инстинкт самосохранения
заставил его тело проглотить зелье, вместе, Дункан удивился, откуда Горони
настолько хорошо знает про действие мераши. Правда, у его мучителей была
информация, которая копилась веками...
Его главный мучитель тем временем поигрывал одним из своих
инструментов, пощелкивая окровавленными щипцами, которыми он вырывал ногти
на ногах Дункана; слабый свет факелов зловеще отражался от покрытого
красными пятнами металла. Лорис заметил, что Дункан наблюдает за Горони, и,
излучая дружелюбие, присел около плененного священника.
"Знаешь, ты очень неблагоразумен," -- промурлыкал он, ласково убирая
потную прядь волос со лба Дункана. Ореол седых волос вокруг головы Лориса
делал его похожим на зловещего ангела. -- "Тебе надо всего лишь признаться в
своей ереси и я дарую тебе любую быструю и безболезненную смерть, какую ты
только пожелаешь."
"Я не ищу смерти," -- прошептал Дункан, отводя глаза. -- "Я не хочу
этого, и Вы хорошо знаете это. Независимо от страданий, которые придется
перенести моему телу, я не отрекусь от себя, обрекая свою душу на
проклятье".
Лорис глубокомысленно кивнул и повернул один из перстней на своей руке.
Дункан с легким испугом отметил, что это был перстень Истелина, и страстно
возжелал, чтобы сила святого Камбера, однажды уже проявившаяся в этом
перстне, показала себя снова и уничтожила чересчур самоуверенного Лориса --
Камбер не должен позволять всяким там лорисам пятнать свою святость!
"В твоих рассуждениях есть некая, хоть и извращенная, логика," --
продолжал Лорис. -- "Зачем приближать твое схождение в ад и его вечное
пламя, на которое ты уже обречен из-за своих ересей? И разве любая земная
боль может сравниться с теми муками, на которые Господь, несомненно, обречет
твою душу?"
"Я возлюбил Господа своего всем своим сердцем, всей душой и всем своим
разумом," -- упрямо прошептал Дункан, ища утешения в знакомых словах и
закрывая глаза, чтобы не видеть мнимого архиепископа. -- "Я служил Ему как
только мог. Если Ему потребуется моя жизнь, я отдам ее без колебаний, уповая
на Его прощение."
"Для Дерини нет и не может быть прощения!" -- резко ответил Лорис. --
"Если ты умрешь не раскаявшись, ты, несомненно, будешь проклят Госоподом.
Только признав свою ересь и моля об искуплении, ты можешь надеяться на
прощение."
Дункан медленно покачал головой, чтобы возникшее из-за этого
головокружение заглушило слова Лориса и боль в ногах.
"Видит Бог, я покаялся во всех прегрешениях перед Ним и людьми. Только
Он может судить дела мои."
"МакЛейн, ты богохульствуешь каждым своим словом!" -- ответил Лорис. --
"Признайся в своей ереси!"
"Нет".
"Признай, что ты осквернил священный сан..."
"Нет," -- повторил Дункан.
"Ты отрицаешь, что праздновал Черную Массу, прислуживая Владыке Тьмы?"
"Отрицаю."
"Я сожгу тебя, МакЛейн!" -- прокричал Лорис, брызгая слюной в лицо
Дункану. -- "Я пошлю тебя на костер за то, что ты помог сбежать еретику
Моргану и развею твой пепел над навозной кучей! Я заставлю тебя
почувствовать такую боль, что ты будешь умолять о смерти, признаешь все, что
угодно и отречешься от всего, что тебе дорого -- лишь бы тебе дали мгновение
передышки от того, что я уготовлю тебе!"
Он говорил что-то еще, но Дункан только закусил губу и ткнул своими
искалеченными ногами в пол, чтобы удар боли по его чувствам заглушил бредни
Лориса. Он боялся смерти на костре, но был готов к тому, что рано или поздно
к этому все и придет. Если ему повезет, то Лорис достаточно рассвирепеет и
просто воткнет кинжал ему в сердце, избавив его от мучений прежде, чем огонь
убьет его. Раз уж ему суждено умереть, Господь вряд ли осудит его за желание
быстрой смерти от клинка. Дункан твердо знал, что душа его неподвластна
Лорису.
"Ты будешь гореть в геене огненной!" -- проорал Лорис. -- "А я
позабочусь, чтобы огонь был медленным, так что твои мучения будут долгими!
Ты будешь еще жив, когда твоя поджаренная плоть начнет отваливаться от твоих
костей! И ты почувствуешь, как по твоим щекам текут твои растаявшие глаза!"
Страх, вызванный словами Лориса, пробился через боль, вызванную
Дунканом, и бился в его воображении, рисуя страшные картины будущего,
колебля его решимость и заставляя его тело содрогаться от вызванной страхом
дрожи, которую Дункан был не в силах унять.
Он был даже рад, почувствовав мучительную боль от щипцов Горони,
принявшегося за его правую руку. Ему показалось очень символичным, что его
мучитель начал с пальца, на котором он до недавнего времени носил перстень
епископа, принявшего мученическую смерть. Ему оставалось только надеяться,
что он сможет быть таким же стойким как Генри Истелин.
приготовляет для него сосуды смерти, Стрелы Свои делает палящими.
-- Псаломы 7:14
"Так Вы собираетесь казнить его или нет?" -- спросил Сикард Меарский,
застегивая воротник лат, пока оруженосец пристегивал поножи к его ногам.
Лорис, одетый поверх доспехов в белую ризу, раздраженно хлестнул плетью
по своему покрытому броней бедру и поглядел на рапростертого на полу
пленника. Дункан лежал без сознания, дыхание его было тяжело и прерывисто,
окровавленные руки и ноги, закованные в кандалы, подергивались; его
обнаженная грудь была покрыта рубцами от кнута Лориса. Рядом с головой
пленника стоял табурет, на котором сидел Горони, ожидая признаки
возвращающегося сознания. Ни кровь, ни пот, ни даже пятна пыли от ночной
работы не портили его белоснежную накидку, наброшенную поверх его доспехов.
"В чем дело, Сикард?" -- спросил Лорис. -- "Вы не хотите сделать
богоугодное дело? Этот человек -- еретик."
"Тогда сожгите его и все дела."
"Сначала я хочу получить от него признание."
Фыркнув, Сикард взял поднесенный ему оруженосцем меч и прикрепил его к
поясу и коротким кивком отпустил парня.
"Послушай, архиепископ," -- сказал он, когда парень ушел. -- "Может, ты
и разбираешься в спасении душ, но я разбираюсь в спасении жизней."
"Я вижу только одну жизнь, судьбу которой мы решаем," -- ответил Лорис.
-- "Какая Вам разница сгорит он сейчас или этим вечером?"
"Это имеет значение, потому что за пределами этой палатки находится вся
меарская армия, вставшая здесь лагерем," -- сказал Сикард. -- "Моя жена...
моя королева
... вверила их мне для победы дела Меары. Солдаты МакЛейна могут
быть рассеяны и деморализованы на какое-то время, но они не глупы. Они
знают, где мы находимся, и они знают, что мы захватили их герцога. Дайте им
время, и они попытаются его спасти, даже если у них не будет никакой надежды
на успех."
"Если у них нет надежды на успех, то почему Вы беспокоитесь" --
возразил Лорис. -- "Верьте в успех."
"Я поверю, если узнаю, где Келсон и его армия!"
"Мы выясним."
"Да, но когда
?" -- Звякнув металлом об металл, Сикард хлопнул себя по
ноге кольчужной перчаткой и посмотрел на неподвижного Дункана. -- "Почему он
не сломался? Это деринийское зелье должно было развязать ему язык."
"У него сильная воля, милорд," -- пробормотал Горони. -- "Иногда одного
только зелья недостаточно. Но он расскажет
нам, что мы хотим знать."
"Легко сказать, монсиньор. Но мне нужны ответы на несколько вопросов
прямо сейчас
."
"Я могу
предпринять более сильные меры," -- предложил Горони.
"Ага, и без всякого толка."
"Вы сомневаетесь в моих методах, милорд?"
Сикард упер руки в бока и отвернулся.
"Я не люблю мучить священников," -- пробормотал он.
"А казнить их -- другое дело, не так ли?" -- заметил Лорис. --
"Скажите, не припоминаете ли Вы пыток Генри Истелина перед тем, как его
казнили?"
Рассвирепев, Сикард вытянулся.
"Генри Истелин был повешен, потрошен и четвертован, потому что, с
мирской точки зрения, он был предатель Меары," -- ответил он. -- "Его
приговор не имел никакого отношения к его статусу священника и епископа."
Лорис холодно усмехнулся. -- "Тогда подумайте о мирском статусе
МакЛейна как герцога Кассанского и Графа Кирнийского, военнопленного,
обладающего ценной информацией, которую нам необходимо добыть," -- сказал
он. -- "Что касается меня, то я его больше не считаю даже просто
священником, и уж тем более не считаю епископом."
"Вы знаете, что я не могу спорить с Вами насчет тонкостей канонического
права," -- пробормотал Сикард. -- "Я не знаю, что делает человека епископом
с точки зрения святости. Но я знаю одно: священник -- священник навсегда!
Когда он рукоположен, его руки освящены, чтобы принять в них плоть Господа
нашего. А теперь поглядите, что Вы сделали с этими руками!"
"Руками Дерини
!" -- бросил Лорис. -- "Руками, которые оскверняли святое
Причастие каждый раз, когда он осмеливался служить мессу. Не учите меня
как
надо обходиться с Дерини, Сикард!"
Когда Лорис подчеркнул свои слова ударом хлыста по и без того покрытой
рубцами груди Дункана, тот, приходя в себя, громко застонал. Боль огненной
волной прокатилась по его телу.
Он попытался вернуть себя обратно, в благословенную тьму, которая не
наполняла все его тело болью, но вспышка боли, запульсировав в его руках и
ногах, заполнила его и вернула в сознание. Беспорядок в мыслях, вызванный
последней дозой мераши, ослаб, но лишь чуть-чуть -- явно недостаточно, чтобы
он мог контролировать ситуацию.
Он не открывал глаз. Но даже ощущая как Лорис склонился над ним, а
кто-то встал в ожидании рядом с его головой, все надежды на то, чтобы
притвориться бессознательным, рухнули, когда сапог вдавил его израненную
правую руку в грязь, покрывавшую пол -- вдавил несильно, но сила и не
требовалась. Когда он, связанный, попытался изогнуться, чтобы избавить руку
от мучительной боли, его стон был похож на всхлип.
"Он приходит в себя, Ваше Превосходительство," -- пробормотал Горони,
стоя рядом с левым ухом Дункана.
Лорис фыркнул и отошел назад, и в тот же миг боль в руке Дункана
превратилась в тупое пульсирование.
"Просто удивительно, как много боли может причинить всего лишь кончик
пальца -- даже такому волевому и упрямому священнику как наш Дункан. Смотри,
МакЛейн."
Утверждения Лориса сопроводились еще одним ударом хлыста по груди
Дункана, тот охнул и открыл глаза. Его мучила жажда, в горле пересохло так,
что он был бы рад даже новой порции мераши -- а ничего другого ему пить и не
давали с самого момента захвата.
"Итак, ты снова
с нами," -- сказал Лорис, довольно улыбаясь. -- "Тебе
надо бы быть повежливее. Разве ты не ценишь заботу монсиньора Горони о
тебе?"
Дункан только провел распухшим языком по пересохшим губам и повернул
голову, готовясь к следующему удару Лориса.
"Ну, святой отец," -- промурлыкал Лорис. -- "ты явно ничего еще не
понял. Что значит тело человека, когда душе его угрожает проклятье?"
Конец хлыста лишь слегка дотронулся до ободранного кончика пальца, но
кожа может быть подобна докрасна раскаленному железу, если говорить о
мучениях, вызванных ею. От боли Дункан сжал зубы, но не дал себе вскрикнуть
снова. Внезапно его грудь ожег резкий удар хлыста, добавивший новый рубец к
дюжине уже существовавших, и он не смог сдержать вскрика.
"Отвечай," -- грубо сказал Лорис. -- "Я забочусь о твоей
душе, а не о
своей."
"Благородный поступок," -- прошептал Дункан с усмешкой, -- "очень
благородного и благочестивого человека."
На этот раз хлыст ударил его по лицу, нижняя губа была рассечена, но
Дункан был готов к удару и только сдавленно крякнул.
"Похоже, Дерини, мне надоело возиться с тобой!" -- процедил Лорис
сквозь зубы. -- "Интересно, что ты запоешь, когда попробуешь настоящего
кнута. Твой язык тоже должен знать, что болтать. Горони!"
Горони тут же вскочил и исчез в другой части палатки, которую Дункан не
мог видеть, и на какое-то мгновение он испугался буквального исполнения
угрозы: что Лорис хочет отрезать ему язык. Горони сделал бы и это, стоит
Лорису только приказать.
Но Горони вернулся не с ножом, а с чашкой: опять мераша! Боже, как же
они боятся его, если хотят влить в него новую дозу зелья так рано!
Он даже не пытался сопротивляться, когда Горони поднял его голову и
поднес чашку к его губам. В конце концов, его все равно заставили бы
проглотить налитое; сопротивление только сделало бы этот процесс более
неприятным. А вдруг
они ошибутся и дадут ему слишком много? По меньшей мере,
действие зелья поможет ему перенести боль от прочих мучений.
Он жадно глотнул, почти радуясь тошноте и головокружению, вызванными
зельем. Даже эта мука разума была предпочтительнее тех мучений, которым они
подвергли остальные части тела. А если они решили сжечь его...
"Уведите его," -- приказал Лорис.
Даже когда отвязали цепи, которыми он был привязан к полу, руки и ноги
его оставили связанными. Когда стражники рывком подняли его на ноги и
потащили прочь от палатки, Дункан застонал. Следом за ними шли Лорис с
Горони и стиснувший зубы Сикард.
Столб для костра он увидел почти сразу. Его установили на маленьком
пригорке в середине лагеря, неподалеку от палатки Лориса. Вырисовываясь на
фоне начинавшего светать неба, он производил столь же сильное впечатление
как ужасная смерть, ожидавшая Дункана -- просто слегка обтесанный кусок
ствола дерева, на верху которого даже осталось несколько ветвей.
Объятый страхом, он не мог оторвать своего взгляда от столба, пока его
тащили к нему, и не обращал внимания на насмешки и злые шутки, когда его,
спотыкавшегося на каждом шагу, протащили мимо строя одетых в белые плащи с
синими крестами солдат Лориса, которые собрались, чтобы увидеть его
унижение. Никто не нападал на него, но он чувствовал их ненависть и
прдвкушение костра, который вскоре должен будет отобрать его жизнь. Позади
рыцарей и солдат Лориса толпились, насколько мог видет глаз, солдаты армии
Меары, почти свернувшие свой лагерь. Нервничавший Сикард явно готовился к
тому, чтобы уехать сразу после смерти Дункана.
Цепи на его лодыжках сковывали каждый его шаг, его ободранные и
окровавленные пальцы ног болели, делая его короткий путь к столбу его личным
восхождением на Голгофу, подобным хождению по огню. Он подумал, что,
наверное, для Христа Его последний земной путь был таким же тяжелям. Все
происходящее казалось ему каким-то нереальным.
Но цепи, свисавшие со столбы были вполне реальны, как и кучи хвороста,
аккуратно разложенные вокруг, и узкий проход между ними, и стражники,
толкавшие его к столбу. Около столба его поджидали, поигрывая мышцами, два
раздетых по пояс мускулистых солдата с кнутами в руках.
Как он и ожидал, обращались с ним без всякой жалости: стражники рывком
протащили его к столбу и без всяких церемоний приковали его руки к столбу
чуть выше головы. Куски коры и остатки ветвей впились в его и без того
израненную грудь, а когда он, готовясь к ударам кнута, попытался
распластаться вокруг столба, своей лишенной ногтей ногой он задел хворост;
от боли на глазах у него выступили слезы и он чуть было не потерял сознание.
Когда он пришел в себя и открыл глаза, всего в нескольких дюймах от
своего лица он увидел лицо Горони, державшего кнут.
"Гляди, вот средство для твоего спасения," -- услышал он, невзирая на
дикую боль в руках и ногах, шепот Горони.
Когда священник слегка хлестнул узловатой плетью по его обнаженным
плечам, он вздрогнул, и в разум его вполз страх, несмотря на то, что он изо
всех сил старался не
выказать Горони своего страха перед ожидавшей его
судьбой.
"Нет, ты не должен прятаться от спасения своей души," -- продолжал
Горони, в его голосе чувствовалось извращенное удовольстве от сраданий
другого человека. -- "Каждый удар должен изгонять из тебя дьявола, иначе
твоя смерть не сможет искупить все твои грехи."
Дункан отвернулся, прижавшись щекой к грубой коре, и почувствовал
разочарование Горони. Превозмогая вызванное мерашой отчаянье, которое начало
захватывать его разум, он постарался не думать о том, что будет дальше.
Казалось, что прошли часы, пока его мучители пробовали свои кнуты, щелкая
ими по земле у него за спиной, следя при этом, чтобы он слышал свист
рассекаемого кожей воздуха и глухие удары тяжелых кнутов по земле, но вдруг
все звуки прекратились.
То, что последовало дальше, он смог перенести только потому, что уже
проходил через бичевание раньше. Но даже несмотря на то, что он был готов к
боли, первый удар кнута застал его врасплох. Заглушив свой вскрик боли, он
сжал кулаки и постарался ударить своими лишенными ногтей пальцами рук по
грубой коре столба, пытаясь заглушить новую боль старой, с которой он уже
свыкся. Это не помогло.
Каждый удар плети оставлял на его спине горящий рубец, боль от которого
заглушала все иные чувства... а ведь плетьми работали двое. Казалось, его
мучители никогда не устанут. После полудюжины ударов из ран пошла кровь,
смешиваясь с потом, лившимся с его измученного болью тела, а после нескоьких
следующих ударов Дункан потерял чувство времени.
По мере того как бичевание продолжалось, он все тяжелее повисал на
цепях, не в силах более выносить боль. Его запястья онемели и стали
скользкими от покрывавшей их крови, но это не шло ни в какое сравнение с
тем, что сделали с его спиной. Ему доводилось слышать о людях, с которых
кнутом снимали кожу до кости. Может, он умрет от этого. Лорису никогда не
удастся сломить его дух кнутами, но огонь станет для него настоящим
испытанием.
"Он не вынесет больше," -- услышал он слова Сикарда, обращенные к
Лорису. Слова еле пробивались через туман боли, окутавший его разум. -- "И,
если Вы все еще хотите его сжечь, то..."
"Он сильнее, чем ты думаешь," -- услышал он холодный ответ Лориса за
мгновение до того, как еще один удар приблизил Дункана к столь желанному
забвению, -- "Но я не отниму у огня его жертву. Горони!"
Бичевание прекратилось. Когда полубессознательный Дункан слегка