"Луна поднялась. Мой человек занимается подготовкой к контакту. Если Вы
присоединитесь ко мне в подготовке канала для связи, чтобы помочь ему, мы
получим наши ответы побыстрее."

Это был невысокий, жилистый, как и все жители пустыни Нур Халладжа,
человек, непритязательный и неприметный на вид, ставший опытным лазутчиком
восточной армии Халдейна. Он устал физически, но новости, которые он должен
был передать своей госпоже, придали ему сил и энергии, пока он шел,
поглядывая на луну, через лагерь армии Халдейна. Пришло его время.
"Что такое, Райф?!" -- дружелюбно окликнул его часовой. -- "Опять
королевские дела?"
Райф, подойдя к линии пикетов, поднял руку в дружеском приветствии и
покачал головой.
"Нет, король спит. Я хотел проверить, как там лошади, прежде чем лечь
самому. А ты?"
Солдат пожал плечами. -- "Я только что заступил. Так что я здесь еще на
два часа. Правда, как только я сменюсь, я сразу же восполню весь потерянный
сон. Так что, приятель, всхрапни там пару раз за меня."
"Всхрапну. Спокойной ночи."
Райф, проходя между палатками к лошадиным стойлам размышлял о том, что
ему удалось узнать. Новости были лучше чем он мог надеяться несколько часов
назад. Вот уже несколько часов, с тех пор, как на остатках мераского лагеря
выросли их палатки, он собирал информацию, разговаривая со множеством
солдат, которые утром даже не вспомнят об их разговоре. Он прошел мимо
спящих пленных, находившихся под охраной бдительных солдат, и заглянул в
расположение врачей, где палатки были заполнены ранеными и умирающими.
Сейчас, когда звуки утреннего сражения сменились стуком мисок тех, кто
заканчивал свой ужин, и храпом тех, кто уже уснул, он мог поразмышлять о
более важных вопросах. Тот, кого он искал, должен был быть в карауле
копейщиков.
Никто не проявлял к нему интереса. Лазутчики, как и конюхи с
оруженосцами, были хорошо знакомы часовым, ведь результаты работы
лазутчиков, да и их жизни, как и жизни рыцарей и остальных солдат, зависели
от их коней. Он ходил между лошадей, останавливаясь время от времени, чтобы
погладить бархатистый нос или шелковистую шею коня, и никто не спросил его,
что он тут делает. У самой палатки командира копейщиков он увидел Хоага,
который сидел, прислонившись к седлу, возле крошечного костерка и пил вино.
Вокруг никого не было, так что можно было не опасаться, что кто-то их
подслушает.
"Привет, Хоаг," -- тихо сказал он, бросая свой плащ рядом с солдатом,
и, опустившись на землю, тоже прислонился к седлу.
"А, Райф. Я уже начал сомневаться, что ты появишься прежде, чем я
отправлюсь спать. У тебя нет вина?"
"Разве что несколько глотков. Вот, держи."
Пока мех переходил из рук в руки, он смотрел Хоагу в глаза и, войдя в
транс, получил контроль над разумом Хоага настолько быстро, что тот вообще
ничего не заметил.
"Ну, что происходит?" -- продолжил Райф, поднося к губам мех с вином.
-- "Что, командир еще не вернулся?"
Хоаг, взгляд которого остекленел, моргнул и сказал тихим, механическим
голосом:
"Вернулся, спит теперь."
"Хорошо. Я уверен, что ему действительно нужно поспать."
Райф, поставив мех с вином между ними, небрежно глянул в сторону
лошадей, изображая одного из друзей часового на случай, если за ними кто-то
наблюдает, затем разворошил кучку хвороста рядом с костром и достал из нее
прутик. Отломив торчащие веточки, он откинулся на седло рядом со слепо
глядящим в пространство Хоагом и небрежно улыбнулся, разравнивая землю между
ними, рядом с мехом.
"Ты знаешь, а ведь стратегия, использованная сегодня, оказалась просто
великолепной," -- сказал он, чертя на земле что-то, что непосвященный мог
принять за схему сражения. -- "Ты понимаешь, чего добился король, приказав
наступать с востока?"
Хоаг следил глазами за каждым движением Райфа и все внимательнее
всматривался в рисуемый Райфом узор, входя во все более глубокий транс, как
то и было нужно Райфу.
"Похоже, что после столь тяжелого дня тебе тяжело все это понять," --
пробормотал он, касаясь руки Хоага кончиком прутика.
В то же мгновение веки Хоага, затрепетав, закрылись, его дыхание стало
глубоким. как у спящего, но он продолжал опираться на локоть.
"Ну да," -- швырнув прутик в огонь, прошептал Райф, не отводя взгляда
от Хоага. -- "Хоаг, ты выглядишь очень, очень усталым."
Единственным звуком, который издал Хоаг, осевший на свое седло, был еле
слышный вздох облегчения.
Райф несколько мгновений внимательно смотрел на него, переложил мех ему
в руки и еще раз внимательно огляделся вокруг, затем медленно лег на спину
рядом с Хоагом, подложив руку под голову. Притворившись спящим, он через
несколько минут лениво повернулся так, чтобы его рука легла на мех с вином,
касаясь руки Хоага и создавая физический контакт, который был нужен ему,
чтобы получить от Хоага энергию, необходимую для связи.
После этого он начал входить в транс, заставляя себя погружаться все
глубже и глубже, пока его разум не перестал замечать отсветы огня и звуки
раскинувшегося вокруг лагеря, а тепло костра не стало еле заметным, и его
разум был готов потянуться на северо-восток, к женщине, ожидавшей, когда он
выйдет на связь.

Яркие, четкие картины боя: войска Келсона, идущие к вершинам холмов,
чтобы окружить меарскую армию, их стремительный бросок вниз по склонам,
заставший главные силы меарской армии врасплох...
Дункан, тело которого страдает от бичевания и пыток, прикован к
столбу... огонь подбирается все ближе и ближе... магия отклоняет стрелы...
Дугал осмелился придти на выручку... Лорис и Горони схвачены... Сикард
предпочел умереть от руки Келсона вместо того, чтобы предстать перед судом и
быть казненным за измену... меарская армия, стоящая на коленях и молящая о
пощаде... на следующий день запланирован отдых перед наступлением на запад,
на Лаас, куда сбежала Кайтрина, чтобы принять последний бой...
Состояние Дункана? Слухи о том, что он все-таки выживет, несмотря на
страшные раны, о том, что Морган использовал свои целительские способности
наряду с врачебными навыками юного Дугала МакАрдри... и о том, что Дугал --
сын Дункана!
Когда контакт оборвался, Совет зашумел, военно-стратегические
размышления, как всегда, уступили проблемам, которые, по мнению Совета,
носили "более практический характер".
"Почему Вы не рассказали нам про Дункана и Дугала?" -- требовательно
спросил Ларан Арилана, который был удивлен этим известием не меньше
остальных. -- "Сын Дункана! Это же меняет все в корне!"
"Но ведь я же не знал!" -- возразил Арилан. -- "Видит Бог, я не знал...
а возможности... Господи, не думаете ли Вы, что он тоже может оказаться
целителем?"
Одного этого предположения было достаточно, чтобы Совет на несколько
минут оказался погружен в шумное, взволнованное обсуждение.
Тирсель де Кларон засмеялся и, покачав головой, положил руки на
подлокотники своего кресла.
"Вот это да! Полукровка-Дерини породил еще одного полукровку, да еще и
незаконнорожденного!"
"Тирсель!" -- укоризненно проворчала Вивьенн, глядя на самого молодого
члена Совета.
Софиана, заметившая то, что остальные, занявшись наиболее очевидными
последствиями новостей, проглядели, напомнила остальным о более важном
вопросе.
"А что насчет Келсона?" -- тихо спросила она, обводя собравшихся
взглядом. -- "Не стоит ли нам подумать о том, что он сделал сегодня?"
Когда остальные зашептались между собой, она продолжила.
"За время этой кампании я неоднократно связывалась со своим агентом,"
-- сказала она. -- "Помнится, несколько недель назад леди Вивьенн говорила,
что Келсон должен научиться быть безжалостным?"
"Именно так я и говорила," -- согласилась Вивьенн, вызывающе глядя в
глаза Софианы. -- "И я продолжаю считать так."
"Я и не спорю с этим," -- загадочно улыбаясь, ответила Софиана. -- "Но
я хотела бы обратить ваше внимание на то, что к настоящему времени король
совершил немало поступков, которые мы обычно ожидаем от зрелого,
ответсвенного и, да, безжалостного правителя. Он убил своих врагов на
Ллиндрутских лугах, когда появилась такая необходимость. Принца Лльювелла он
осудил и казнил за убийство, хотя он мог спокойно убить его на месте
преступления, и никто не сказал бы ни слова. Он, опять-таки после суда,
казнил принца Итела и Брайса Трурилльского и несколько их офицеров," -- она
снова набрала воздуха.
"А на этот раз он, как вы видели, предпочел пристрелить Сикарда
Меарского, а не убивать людей, чтобы человек, и без того забравший немало
жизней, предстал перед судом. Это был логичный шаг, который я могу только
приветствовать, а не сострадательный поступок короля-ребенка. Я считаю, что
Келсон Халдейн стал достаточно безжалостным даже с нашей точки зрения."


    ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


Он победил истребителя не силою телесною и не действием оружия, но
словом покорил наказывавшего
-- Премудр. 18:22


Следующим утром Келсону пришлось быть еще более безжалостным, когда он
в сопровождении Кардиеля подошел к палатке, в которой держали Лориса и
Горони. Палатку окружали хорошо вооруженные копейщики, а у входа их встретил
Сайард О'Рвейн, преданный слуга Дугала, который, прежде чем задернуть полог
у себя за спиной, крепко держа руками края полога, внимательно осмотрелся
вокруг.
"Доброе утро, Сайард," -- сказал Келсон, когда Сайард слегка поклонился
ему и Кардиелю. -- "Ночью было тихо?"
"Как только мы заставили этого придурка Лориса замолчать, Сир, стало
тихо как в могиле," -- ответил старый Сайард. -- "Он не захотел замолчать
сам, так что нам пришлось заткнуть ему рот -- он и так уже послужил причиной
смерти старого МакАрдри. А как там Дугал... и его... отец?"
"А, значит, ты уже слышал об этом," -- сказал Келсон. -- "С ними все в
порядке. Сайард, скажи, тебя это действительно беспокоит? Что Дугал -- сын
Дункана, а не Колея?"
Сайард упрямо покачал своей седеющей головой. -- "Я не могу говорит за
весь клан, Сир, но юный Дугал -- мой
вождь и останется им до конца своих
дней, будь он Колею хоть сыном, хоть внуком. В Приграничье все решают
выборы. Дугал был избран
новым вождем и мог стать им даже если бы в нем не
было ни капли крови Колея. Я, правда, сомневаюсь, что ваш герцог Кассанский
сможет так же легко передать ему свой титул. Мне кажется, что одного его
слова будет недостаточно, чтобы доказать, что Дугал -- его законный
наследник. А уж то, что он -- сын епископа..."
"Сайард, когда Дугал родился, Дункан еще не был епископом," -- сказал
Кардиель. -- "Он вообще еще не был священником. Но ты прав, чтобы доказать,
что Дугал родился в законном браке, потребуется нечто большее, чем просто
слова. Может, найдется какой-нибудь деринийский способ доказать это."
"Да, это будет сложно," -- согласился Сайард, которого, как и
большинство приграничников, явно не смущала возможность применения магии. --
"Но даже если Вы посчитаете, что он говорит правду -- а я
, например, в это
верю -- вам придется здорово потрудиться, чтобы доказать это остальным. В
конце концов, Вас, Сир, нельзя считать непредвзятым. Я не знаю, на кого еще
из Дерини Вы можете положиться, Сир, но, если они считают себя Вашими
друзьями, их тоже нельзя будет считать непредвзятыми. Так что я не завидую
вашей задаче."
"Я сам ей не завидую," -- сказал Келсон, -- "но постараюсь кое-что
сделать." -- Он вздохнул. -- "А теперь, похоже, пора посмотреть на наших
пленников."
"Хорошо, Сир. Но прежде, чем вы пройдете к ним, я должен кое-что
рассказать вам," -- Он залез себе за пазуху и достал свернутый платок,
развернув который, он явил им два тяжелых золотых перстня, украшенных
аметистами. -- "Я снял их вчера с Лориса. С ними что-то не так. Мне кажется,
архиепископ, что это -- епископские перстни," -- поклонившись Кардиелю,
добавил он, -- "но... ну, вы, наверное, знаете, что кое-кто из нас, жителей
Приграничья обладает Вторым Зрением. А..."
"А Вы владеете им лучше остальных," -- пробормотал Келсон. -- "Дугал
рассказывал мне. Продолжай. Не надо ничего объяснять."
"А, тогда вам не покажется странным, если я скажу, что я бы не стал
трогать этих перстней голыми руками, если только вы не прикрыты как следует
волшебством..."
Келсон от неожиданности дернул бровью. -- "Ты знаешь про магическую
защиту?"
"Да, парень, конечно. А что, Дугал тебе ничего не рассказывал?"
"Нет".
"Ну, есть некий старый обряд в Приграничьи... Расспросите его
как-нибудь. Я не уверен, что это -- то же самое, что волшебная защита,
которой пользуются Дерини, но цель та же самая. В любом случае, будьте
поосторожнее с этими перстнями. Думаю, что одно из них -- епископа Дункана.
Я прав?"
Кардиель взял платок с перстнями и кивнул. -- "Да, его, а раньше он
принадлежал Генри Истелину."
"Ох, бедный, святой человек," -- истово крестясь, пробормотал Сайард.
-- "Может, именно из-за этого Лорис всю ночь кричал, говоря о чертях,
которые пришли за ним. Это ведь он приказал убить Истелина, правда?"
"Да," -- Кардиель обернул перстни и убрал их за пазуху своей сутаны, и
Келсон беспокойно переступил с ноги на ногу.
"Мы займемся этим чуть позже, Сайард," -- тихо сказал король. -- "А
сейчас я хочу допросить их."
"Боюсь, что он от них не будет толку," -- проворчал Сайард. -- "У них
обоих из ртов льется слишком много грязи, несмотря,что они священники.
Монсиньор после парочки хороших оплеух заткнулся, а вот Лорису, как я уже
сказал, нам пришлось заткнуть рот, чтобы хоть немного отдохнуть."
"Со мной
он будет разговаривать вежливо," -- сказал Келсон, жестом
приказывая Сайарду откинуть полог. -- "Я заставлю его рассказать все, что он
знает, хоть я и не хочу этого."
Входя внутрь, он старался держать себя в руках. При его появлении
четверо стражников вытянулись по стойке "смирно" -- это были четверо
лазутчиков, привыкшие работать с Дерини -- а Лорис и Горони заворочались,
пытаясь сесть. Оба были закованы в цепи, лишены всех признаков своего
статуса священников и раздеты до бывшего когда-то белым белья. Горони
выглядел вполне вменяемым и предусмотрительно придержал свой язык, когда
Келсон и архиепископ, войдя, посмотрели в его сторону, а взгляд голубых глаз
Лориса, сверкавших из-за кляпа, был полон нескрываемой ненависти
приговоренного.
"Это ты решил мучить Дункана?" -- без вступлений спросил Келсон,
применяя к пленному священнику свою способность Правдочтения.
Горони вызывающе посмотрел на Келсона.
"Нет".
"Горони, не пытайся лгать мне. Я могу читать твои мысли как книгу. Куда
отправилась Кайтрина?"
"Я не знаю... и, даже если бы я знал, я все равно ничего не сказал
бы..."
"Ты знаешь... и скажешь
... Стража..."
По его сигналу Джемет и Киркон вошли и схватили Горони за руки.
"Не смей трогать меня, ты, мерзкий деринийский ублюдок!" -- закричал
Горони, дергая ногами и чуть было не попав Келсону в пах, когда тот подошел
поближе. -- "Уберите свои..."
Без всякой подсказки, Райф подошел к Горони сзади и сунул ему меж зубов
кнутовище. Держа кнутовище обеими руками, он прижал голову Горони к своей
груди, а четвертый лазутчик всем весом навалился Горони на ноги, не давая
тому шевелить ими.
"Спасибо, господа," -- пробормотал Келсон, приседая, чтобы сжать руками
голову Горони, и погружая его в транс. -- "Горони, хватит сопротивляться!"
В ту же секунду тело Горони обмякло, глаза ео закатились, а Райф,
продолжая прижимать тело пленника к груди, переложил кнутовище, положив его
поперек горла Горони.
"Так кто подал идею мучить Дункана?" -- повторил Келсон.
Проникнув в разум пленника, Келсон получил ответ во всей его красе, и
его чуть не вырвало от той грязи, в которую ему пришлось окунуться. Заметив,
что он поморщился, Кардиель опустился рядом с ним на колени, правда,
стараясь не касаться его.
"С Вами все в порядке?"
Келсон кивнул, глаза его слегка остекленели от шока, но он не выходил
из транса.
"Это похоже на плаванье в выгребных ямах замка в жаркую погоду," --
пробормотал он. -- "Ему придется за многое ответить. Давайте попытаемся
узнать что-нибудь о Кайтрине, пока мой завтрак не вышел обратно."
Он выяснил все, что хотел, и, прежде чем выйти из разума Горони, лишил
того сознания. Выйдя из его разума, он заметил, что руки его дрожат и он с
отвращением вытер их об штаны, глядя на потрясенных лазутчиков.
"Вы что-то почувствовали, правда?" -- спросил он, когда лазутчики
отпустили Горони и подошли к сжавшемуся Лорису. -- "Прошу прощения, господа.
Боюсь, что для тех, кто регулярно работает с Дерини, получение отзвуков
сознания просто неизбежно. Кстати, мне думается, что именно поэтому вы --
мои лучшие лазутчики. К сожалению, нам придется повторить весь процесс с
Лорисом. Если вы его отпустите, как только я возьму его под контроль, вам
будет проще."
"Мы сделаем так, как будет удобнее Вам
, Сир," -- тихо сказал Райф,
подавая знак остальным поймать Лориса, который пытался отползти от них
подальше. -- "Прикажете вытащить кляп?"
"Не надо. В его разуме слишком много грязи, чтобы я слушал еще и его
грязный язык."
Когда лазутчики прижали Лориса к земле, тот начал извиваться и
корчиться, а когда Келсон опустился рядом с ним на колени, он тихонько,
по-животному заскулил.
"Я не знаю, зачем я это делаю," -- сказал он, глядя на мятежного
архиепископа своими серыми глазами. -- "Ты уже заслужил, чтобы тебя повесили
несколько раз -- еще три года назад мне следовало убить тебя -- но я ни за
что не пошлю человека на смерть, пока сам не увижу всех доказательств его
вины. Мне бы хотелось, чтобы процесс казни был для тебя более мучительным,
чтобы ты на своей шкуре почувствовал хотя бы часть тех страданий, на которые
ты обрекал других во имя своей ненависти. К счастью для тебя, "проклятое
колдовство Дерини" весьма милосердно, когда им пользуются ответственные
люди, и я надеюсь никогда не поддаться искушению воспользоваться своими
способностями без оглядки на последствия. Правда, ты, Эдмунд Лорис, подвел
меня к этому вплотную."
С этими словами он положил руки на лоб Лориса, накрыв ими голубые
глаза, сверкавшие ненавистью, и заставил Лориса войти в транс, оставив
небольшой участок разума Лориса биться в истерике, вызванной вторжением в
разум.
"Он мой," -- прошептал король, давая лазутчикам возможность отойти до
того, как начнет.
Чтение разума Лориса оказалось еще более неприятным занятием, чем
чтение разума Горони, поскольку Лорис, помимо прочих своих извращений,
просто наслаждался страшной смертью Генри Истелина и, как оказалось, сам
инструктировал палачей в отношении того, как именно епископ должен был быть
убит. Увидев точную, подробную картину казни, во всех ее кровавых деталях, а
затем еще и не менее точную картину пыток Дункана, Келсон почувствовал, как
будто его охватывают какие-то злые чары.
Были и прочие эпизоды, о которых Келсон ничего прежде не знал: пока
Лорис был архиепископом Валоретским, в отдаленных районах действовали суды
инквизиции, сжигавшие тех, в ком подозревали Дерини. Все это, вместе с
долгой и ничем не обоснованной ненавистью Лориса к Дерини, заставило Келсона
ахнуть, когда он собрался выйти из разума Лориса.
Но тут внимание короля привлекло кое-что, чего он никак не
ожидал. Это
был кошмар, мучивший Лориса прошлой ночью -- только вот для Келсона это
отнюдь не было кошмаром.
Лорису снился святой Камбер. Келсон был уверен в этом, как будто он
видел все своими глазами. Это был устрашающий образ деринийского святого,
раскрашенный ненавистью Лориса и его страхом перед всем, что касалось
волшебства и деринийской расы, но лицо было очень похоже, что Келсон
неоднократно видел в разных местах. Явившийся Лорису призрак говорил о
сдержанности и терпимости и грозил Лорису карами за гонения на Дерини.
Неудивительно, что от этого видения Лорис пришел в ужас.
Прочитав все, что он мог выдержать, Келсон заставил Лориса потерять
сознание -- в дальнейшем копании в чувствах полуобезумевшего человека не
было никакого смысла. Келсон хладнокровно, и сожалея о Лорисе ничуть не
больше,чем о ядовитой гадине, раздавленной сапогом, принял решение, что он
сделает с Лорисом, когда они доберутся до Лааса. Причина кошмаров Лориса
казалась ему куда более важной, и Келсон начал догадываться, что могло
вызвать их.
"Я узнал все, что мне было нужно знать," -- сказал он, вставая и
взглядом подзывая лазутчиков. -- "Я разберусь с ними, когда мы будем в
Лаасе. К утру они должны быть готовы к дороге."
"На Лаас, Сир?" -- спросил Джемет.
"Да, на Лаас. Кайтрина там. Сайард!" -- позвал он, откидывая полог
палатки. -- "Передай командирам, что мы выступаем на Лаас с первыми лучами
солнца. Кайтрина и остатки армии мятежников укрылись там. Все контакты с
пленными -- только для удовлетворения их физических потребностей. Киркон,
если они будут слишком много говорить, можешь заткнуть им рты, но никто не
должен ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Я хочу, чтобы они
попотели немного, думая об участи, которую я готовлю им. Понятно?"
"Да, Сир."
"Сайард, тебе ясно?"
Довольный Сайард ухмыльнулся. -- "Да, Сир. Неплохо придумано! Нам,
похоже, все-таки удастся сделать из Вас приграничника."
"В твоих устах это звучит как комплимент."
Но когда Келсон с Кардиелем подошли к палатке, в которой лежал Дункан,
улыбка на лице Келсона сменилась усталой задумчивостью, и, прежде чем войти,
Келсон попросил Кардиеля еще раз показать ему перстни.
Дункан был в сознании и вполне мог рассуждать, несмотря на головную
боль и тошноту -- обычные последствия действия и мераши -- и слабость от
потери крови. Остальные его раны были вполне прилично подлечены. На плече у
него останется шрам от каленого железа, которым прижигали оставленную
стрелой рану, и потребуется время, чтобы на его пальцах отросли ногти вместо
тех, которые были выдраны щипцами Горони, но пальцы и на руках, и на ногах
выглядели уже не такими ободранными, а его раны и ожоги выглядели так, будто
они были причинены не тридцать часов, а тридцать дней
назад.
Он лежал на походной кровати в палатке Келсона, под голову была
подложена целая груда подушек, Дугал кормил его с ложечки супом, а выглядел
он как тень самого себя -- бледный, исхудавший, явно нуждающийся в бритье --
но глаза его блестели не от лихорадки, а от возвращавшейся к нему силы.
Когда Келсон и Кардиель вошли, и отец, и сын обернулись к ним, и на губах
Дункана появилась улыбка, которую Келсон всего лишь сутки назад уже не чаял
увидеть.
"Здравствуйте, государь," -- сказал Дункан, рот которого был полон
супа. -- "Простите, что не встаю, чтобы поприветствовать Вас как положено,
но я опасаюсь, что, если я покину это ложе, врачи причинят мне куда большие
увечья, чем Горони."
"Он считает," -- неодобрительно сказал Дугал, -- "что, раз он остался
жив, он может ринуться исполнять все свои прежние обязанности. Келсон, может
быть, если ты
расскажешь ему, насколько близко от смерти он был, он поверит
этому."
"Ему придется поверить
в это," -- сказал Келсон, подтягивая носком
сапога табурет и и приветствуя кивком входящего в палатку Моргана. -- "Это
действительно так. Я все видел сам. И мне кажется, что Аларик не разрешит
Вам ничего
делать, по крайней мере, несколько дней. Я прав, Аларик?"
"Не позволю."
"Я не останусь в обозе," -- обводя взглядом всех троих Дерини, сказал
Дункан, и в голосе его прозвучало предупреждение.
Морган, который только что проснулся после того, как, исцелив раны
Дункана, проспал почти все утро, потянулся и, сев на табурет напротив
Дугала, взял Дункана за запястье, проверяя его пульс.
"Успокойся, никто не собирается отправлять тебя в обоз. Правда,
несколько дней от тебя не будет никакого толку. Ты не сможешь ехать верхом с
такими ногами."
"Ну вот, опять ты все испортил!" -- пробормотал Дункан. -- "А что ты
будешь делать, если я откажусь?"
"Ты не сможешь этого сделать," -- Морган отпустил запястье Дукана и
озорно усмехнулся. -- "Ты забыл? Когда мы занялись твоими ранами, ты
разрешил мне установить точки для управления твоим разумом. Это был один из
тех редких моментов, когда твои мозги работали как следует. Если я прикажу
тебе спать, ты будешь спать, а не спорить со мной. Кстати, оба твоих врача
имеют над тобой такую жзе власть. Так что, ты не сможешь даже возразить отцу
Лаэлю."
Раздраженный Дункан на несколько мгновений задумался и откинулся на
свои подушки.
"А где Лаэль? Как он перенес все это?"
"Он спит," -- ответил Морган, -- "после того, как ваш покорный слуга
поспособствовал этому. Он точно не Дерини, но, пока ты был полон мераши, он
делал то, что не под силу
никому из Дерини. А сегодня утром, когда я исцелял
твои раны, он позволил мне воспользоваться своей силой."
"Слава Богу, что он с пониманием относится ко всем этим деринийским
штучкам," -- пробормотал Кардиель. -- "Я всегда знал, что он -- хороший
человек, иначе он не стал бы моим духовником, но никто не знает, как даже
самый хороший человек будет реагировать в столь напряженной обстановке."
Дугал, протягивая Дункану еще ложку супа, усмехнулся.
"Он стойко выдержал все испытания, и я многому у него научился. Он
прирожденный врач. Жаль, что он не Дерини. Не отпускайте его от себя,
архиепископ."
"А я и не собираюсь."
"Он, похоже, совершенно не удивился, узнав про меня и отца," --
продолжил Дугал. -- "Кстати, Келсон, боюсь, что сегодня утром в лагере пошли
разговоры."
"О чем?" -- спросил Дункан.
"О том, что Вы -- мой отец."
"А!"
"Я надеюсь, что вы не сердитесь," -- сказал Дугал. -- "Я помню, что мы