Страница:
Однако Килиан совсем не ожидал быть названным. Он был дважды до этого на
помосте, но только для того, чтобы следить за огнем, освещающим рабочее
поле,--традиционное первое назначение для самых младших послушников, которое
позволяло присутствовать при вскрытии. Держать инструменты разрешалось
обычно только старшему послушнику, это назначение предписывало стоять у
локтя учителя, что позволяло наилучшим образом рассмотреть все происходящее.
Довольный Килиан собрал инструменты и встал со стороны лорда Дова, хотя
в желудке у него что-то странно бурчало и быстро сжималось, когда он
осознал, что Дов уже повел предназначенных ему помощников к столу, на
котором лежало тело Ульрика, его товарища на протяжении нескольких лет
ученичества.
"Я не опозорю себя",--твердил он.--"Я буду беспристрастным. Я не
опозорю своих учителей".
-- Я поставлю только одно условие при вскрытии,-- сказал тихим голосом
Эмрис, испугав Килиана своим неожиданным появлением у изголовья покрытого
белой тканью стола.--Я сам буду ассистировать лорду Дову, и только я
дотронусь до головы.
С легким поклоном темноволосый Дов велел ассистирующему Томану помочь
ему снять драпировку, покрывающую тело, и раскрыть его до пояса. Другой
старший послушник едва сдержал дрожь отвращения, когда он взглянул в лицо
своего погибшего товарища. Они с Ульриком были близки. Второй старший
воспитанник сильно побледнел и с шумом сглотнул. Килиан тоже вздрогнул при
взгляде на стрелу, которая все еще пронзала неподвижную грудь
Ульрика--гораздо более горькое напоминание тога, что случилось, чем ни чем
не отмеченное тело Келвига, также выставленное напоказ Джурисом и Торстейном
на столе перед, ними. Потому что Келвиг был поражен магией--не менее роковым
оружием, чем стрела, которая унесла, жизнь. Ульрика, но более, коварным, не
оставляющим физических следов. Его тело не имело внешней травмы, которую
нужно было. исследовать, поэтому Джурис сразу начал вскрывать грудную
клетку, делая знак своим младшим ассистентам поднести огонь ближе.
-- В начале вскрытия я сказал, что мы остановим свое внимание на ране
умершего,--проговорил лорд Дов своим обычным тоном лектора, быстро оглядев
наблюдающих на галерее.--Я воспользуюсь ею, чтобы продемонстрировать, как
иметь дело с подобной раной у живого пациента. Применение в условиях битвы
подобной процедуры будет очевидно, хотя я соглашусь, что эта рана должна
была быть смертельной, даже если бы целая команда врачей взялась бы лечить
ее, как это не печально. После вскрытия грудной клетки мы изучим величину
внутреннего повреждения и физиологически подтвердим то, что вы вчера уже
узнали из Чтений: стрела пронзила сердце и частично повредила сосуд,
называемый аортой, то есть нанесла повреждения, не поддающиеся лечению.
Теперь о примененном оружии.
С подноса, который держал Килиан, Дов взял охотничью стрелу и
продемонстрировал ее так, чтобы все ее видели.
-- Эта стрела имеет наконечник такой же, как и та, что мы собираемся
извлечь. У нее острие с зубцами. То есть это плоский наконечник с
зазубринами, как у любой стрелы, которую можно встретить на поле боя. Из-за
того, что зубцы направлены назад, она не может быть вынута без
дополнительных повреждений.--Он продемонстрировал это, протянув стрелу через
свой полузакрытый кулак.--Если бы рана была в мягких тканях руки или ноги,
что не угрожало бы жизни, вы могли бы направить стрелу по направлению
зубцов, а не против, и протолкнуть ее наружу. К сожалению, такой прием не
подходит для большинства ран по понятным причинам. И поскольку туловище
представляет собой гораздо большую мишень, чем рука или нога, вы сами можете
догадаться о результатах военной статистики. Это означает, что необходимо
вырезать наконечник из раны, желательно с наименьшей дополнительной травмой
для пациента. Итак, сегодня я хотел бы продемонстрировать типичную процедуру
хирургического удаления подобного предмета. Предположим, что рана не
смертельная, и что вы уже усыпили пациента, заблокировали боль и знаете, как
избежать шока. который является главной опасностью при таком ранении. Если
вы будете действовать быстро и вам повезет, то, может быть, вам удастся
залечить эту потенциально смертельную рану прежде, чем ваш пациент истечет
кровью. Огня, пожалуйста.--При этой команде старший и младший послушники,
назначенные для этого, представили два ярких шара, направляя их свет на рану
вокруг стрелы, но не на хирурга. Кивнув с одобрением, Дов выбрал скальпель
на подносе и с его помощью увеличил нижний край входа в рану на ширину
пальца. Средним пальцем левой руки исследуя ход стрелы, он правой
придерживал ее древко.
-- Теперь, чтобы у меня было больше поля для работы, обратите внимание,
как я сделал небольшой надрез, чтобы слегка расширить рану,--продолжал Дов.
Его отсутствующий взгляд говорил о том, что в это время он своим особым
чувством, присущим только дерини, исследовал рану.
-- Теперь я буду одним пальцем придерживать древко, пока не локализую
зубцы, и тогда у нас будет больше возможности для дальнейших действий.
Снова сверкнул скальпель, когда Дов наполовину увеличил первоначальный
надрез.
-- Теперь лучше. Есть вопросы?
Один из старших послушников со среднего яруса крикнул:
-- Учитель, не опасно ли такое увеличение рамы?
-- И да, и нет,--ответил Дов, продолжая исследовать пальцем рану.--Это
означает, что вам придется больше залечивать рану. Но еще опаснее не достать
наконечник, так как легче залечить разрез, чем рваную рану. Между прочим,
имейте в виду, что все время, пока вы будете пытаться что-то сделать,
пациент будет истекать кровью. Поэтому вы не можете положиться на зрение.
При вскрытии это не так важно, так как мы заранее убираем кровь. А вот и
один конец наконечника. Теперь другой.
Вынимая стрелу из раны и используя свое внутреннее зрение, которое
направляло меня, я одновременно постоянно держу под контролем состояние
пациента и готовлюсь к заживлению раны. Хороший Целитель уже мог бы начать
остановку кровотечения и предварительно стянуть ткани, хотя палец все еще в
ране. Затем, медленно вынимая палец, я одновременно продолжаю залечивать
рану. Она закроется за мной, как только я уберу палец. Во всяком случае,
если наш пациент жив.--Свои слова он пояснил действиями, плавно выводя палец
из раны, на месте которой теперь оставалось темное отверстие, так как сила
Целителя не могла подействовать на ткани, из которых ушла жизнь.
Неожиданно Килиан поймал себя на мысли, что больше всего ему сейчас
интересно, что случается с кровью, вытекающей из мертвых тел. Он никогда
раньше даже не задумывался над этим. Ведь только вчера в этом теле было
столько крови. Куда она делась?
Ужас сковал его, когда он увидел, что Дов, положив инструмент на
поднос, задумчиво смотрит на него, видимо, почувствовав вопрос в его
сознании. Он еще больше ужаснулся, когда Эмрис прокашлялся и, закрыв чистой
салфеткой лицо Ульрика, заговорил о том же:
-- Мне кажется, что некоторые из вас плохо себе представляют, что
происходит с кровью, когда тела готовят для вскрытия.--Сотни глаз были
прикованы к настоятелю в этот момент, и Киллиан понял, что не его одного
интересовал этот вопрос.
-- Существует мнение, что нам, дерини, для наших магических действий
нужна кровь. Нас даже обвиняют в том, что мы якобы похищаем детей и приносим
их в жертву в определенных целях. Это, конечно, нелепо, но некоторые люди
могут поверить во все, чего они не понимают или боятся. И поскольку мы с
вами относимся к Ордену, который облекает некоторыми тайнами, в том числе и
связанными с кровью, считается, что мы будто бы скрываем что-то. И это, по
мнению людей, неправильно.
Добавьте к этому тот факт, что многие вне этих стен считают вскрытие
тел святотатством и выражают недовольство по поводу того, что каждый
гавриллит делает для Ордена, завещая свое тело для исследования, на котором
будут учиться будущие Целители.
Конечно, мы не считаем это святотатством. Если мы испытываем уважение к
телу как к храму, где обитает душа при жизни, то тем более мы должны уважать
душу и разум, которые когда-то были в этом теле. И если это тело поможет
живущим получить новые знания во славу Бога и для исцеления его созданий,
что может быть лучше этой памяти, оставляемой душой! Что же касается
вопроса, почему мы совсем убираем кровь из тела,--продолжал Эмрис,--это
вопрос практики. Мы делаем это для того, чтобы приостановить разложение
тела, и чтобы кровь не препятствовала демонстрации наших действий во время
вскрытия. Мы возвращаем кровь земле, как бы это и произошло, если бы она
осталась в теле, которое будет погребено. Вы знаете, что мы, в аббатстве
святого Неота, хороним в подземной часовне, в склепе. Там же у нас есть
специальный резервуар, высеченный в скале. Поскольку тело--тоже священный
сосуд, мы считаем правильным, что кровь, когда-то наполнявшая его, должна
вернуться в землю подобным же образом.
Объяснение успокоило и приободрило Килиана, как и многих других
присутствующих. Теперь они знали, что стоит за этим обычаем. Затем лорд Дов
выбрал короткий острый инструмент на подносе у Килиана и без каких-либо
предварительных предупреждений начал вскрывать грудную клетку Ульрика от
горла до пояса.
Килиан заставил себя стоять не двигаясь во время этой процедуры,
концентрируя свое внимание на подносе, который он держал, а не на
хирургическом столе. Он и ранее видел вскрытую грудную клетку, но сейчас
перед ним был его ровесник, которого он знал. Килиану помогло то, что Эмрис
накрыл лицо Ульрика салфеткой, а вот старший послушник, освещающий место,
побледнел и получил неодобрительный взгляд Дова, когда сила его концентрации
ослабла и свет начал колебаться. Послушник Томан один оставался
хладнокровными в течение всей процедуры, даже когда его попросили осушить
кровь, накопившуюся в грудной клетке.
-- Теперь мне хотелось бы привлечь ваше внимание к сердцу,--сказал Дов,
демонстрируя этот орган.--Теперь, когда мы закончили эту часть нашего
обсуждения, можете подойти поближе и посмотреть.
На соседнем столе работа приостановилась, так как Торстейн и Джурис
вместе с ассистентами подошли к Дову. Наблюдающие с ярусов также
приподнялись со своих мест.
-- К сожалению, я значительно увеличил повреждения во время извлечения
наконечника стрелы, но вы можете также посмотреть другие органы.--Дов
продолжил, слегка приподняв сердце одной рукой так, чтобы зонд мог пройти
через вход и выход раны.--Вот путь стрелы через сердце, вы также можете
видеть, как повреждена аорта, как и указывалось в предварительных Чтениях.
Это объясняет большое количество крови, обнаруженное в грудной клетке.
-- В этом конкретном решении есть одна особенность--оно нарушило
кровоснабжение мозга и вызвало мгновенное отключение сознания,--сказал Дов.
Послышался металлический звук. Это Дов положил зонд на мраморную крышку
стола и обвел взглядом аудиторию.
-- Такое отключение мозга сделало его обладателя, гонимого безумием, не
способным к дальнейшим действиям, грозящим смертью окружающим. В результате
через несколько секунд последовала смерть. Он не страдал,-- добавил он более
тихим голосом, пристально глядя на Эмриса, который стоял со склоненной
головой, обхватив края стола по обе стороны головы умершего, пальцем прижав
к крышке стола сломанные древко и наконечник стрелы.
Ни один гавриллит не отважился бы сказать то, чего произнес сейчас Дов,
в присутствии человека, который сделал это, а теперь стоял у неподвижного
тела мальчика. держа в руках орудие, которым убил его. Несомненно, он
чувствовал вину за то, что нарушил клятву не отнимать чужой жизни, даже если
таким образом он спас десятки других.
Лорд Дов, хотя и прошел обучение у гавриллитов, не был одним из них, он
был светским Целителем, и не давал клятву верности и подчинения своему
настоятелю, как монастырские братья. Под его пристальным, почти вызывающим
взглядом Эмрис медленно поднял глаза. Килиан, все еще стоящий у локтя Дова,
мог хорошо почувствовать энергию, напряженно пульсирующую между этими двумя
людьми, но не мог заставишь себя сделать даже шаг в сторону.
-- Я знаю, что он не страдал,--мягко сказал Эмрис, так. будто, кроме
них двоих и мертвого Ульрика, в зале никого не было.--Я знал это, когда
посылал стрелу. Я также знал, понимая разумом, что убить его тогда как можно
скорее и точнее--даже в нарушение клятвы--было значительно лучше, чем
позволить ему погубить еще больше бесценных Целителей.
Его плечи слегка вздрогнули, когда он посмотрел на изрезанное сердце в
руках Дова, и его взгляд опять ушел куда-то внутрь, где он видел что-то,
только ему одному известное.
-- Да, я это знал, Дов,--прошептал снова Эмрис.--И знаю сейчас. Но мое
сердце оплакивает эту необходимость. О, как оно скорбит! Вы должны дать мне
время, чтобы залечить мое сердце, которое не менее изранено, чем то, которые
вы сегодня так искусно нам показывали.
Эмрис плотно закрыл глаза, из уст его вырвалось беззвучное рыдание, и
он едва удержался на ногах. Дов инстинктивно протянул руку, чтобы поддержать
его, и неосторожным движением оставил красновато-коричневое пятно крови на
белоснежной одежде Эмриса. Но прежде чем кто-либо осмелился вмешаться, Эмрис
глубоко вздохнул и распрямил плечи, как бы отклоняя помощь. Кивнув своей
серебряно-белой головой, он поднял глаза на Дова.
-- Спасибо.--пробормотал он.--Мне уже лучше. Думаю, мы можем продолжить
исследование. Вы согласны? Пожалуйста, и вы, Торстейн, Джурис тоже.
И с мужеством, которого не встречал еще Килиан, аббат поднял глаза на
охваченную благоговейным страхом аудиторию.
-- У нас здесь молодые Целители, которые должны учиться у старших, и
старшие, которые уже многому научились у более опытных.
Каким-то магическим образом слова Эмриса вернули в анатомический театр
его обычную атмосферу спокойного уважительного внимания. После того как Дов
извлек легкие и коротко рассказал об их общем строении и функции, сам Эмрис
показал систему кровообращения и рассказал о ней, с обычной своей
скрупулезностью расспросив своих восхищенных слушателей у стола и на ярусах,
а затем к обсуждению органов пищеварения перешел Торстейн.
Пока Торстейн читал лекцию, Дов продолжил вскрытие тела Ульрика.
Временами Килиан думал слишком много о лице, накрытом салфеткой на
конце стола, но в основном его внимание было поглощено тем, что делал хирург
Дов. Постепенно он обнаружил, что больше не отождествляет тело, лежащее
перед ним, со своим товарищем. В конце концов полость, раскрытая перед ним,
перестала вызывать в нем прежние чувство, теперь оно представлялась ему как
нечто, внушающее благоговение. Каждая структура организма казалась ему
изысканным творением искусства. Вот чему была посвящена работа Целителя, и
именно этому и Килиан, и все собравшиеся в аудитории обещали служить всю
свою жизнь.
Когда рассечение и вскрытие туловища было закончено, наблюдающим с
галерей было позволено спуститься и изучить работу; были организованы новые
команды из старших послушников, и они по очереди вскрывали члены.
Под контролем хирургов студенты обнажали основные мышцы, кровеносные
сосуды и нервы, что сопровождалось комментариями Эмриса и Джуриса. Хотя. во
традиции, вскрытие включало и анатомирование головы и шеи, лица Келвига и
Ульрика оставались закрытыми, и никто не спрашивал разрешений открыть их.
День был посвящен более академическому обзору того, что было проделано
утром, некоторые старшие наставники учили студентов по двое и по трое делать
обзор конечного результата.
Затем тела были снова собраны с величайшей осторожностью, кровь смыта,
внутренние органы водружены на место, грудные клетки и брюшные полости
плотно скреплены чистыми белыми повязками. Также были перебинтованы и все
члены тела, только головы все еще были выставлены для обозрения.
Когда все это было сделано, останки брата Ульрика одели в полное
облечение гавриллита--хотя Ульрик не успел дать последней клятвы--за
исключением только значка гавриллита в виде зеленой руки, пронзенной
восьмиконечной белой звездой, который украшал одежду Келвига.
Ульрик был Целителем, хотя и не посвященным. И поэтому в его гроб
положили зеленую мантию Целителя, прежде чем опустить туда бренное тело.
Плечи его с любовью окутали шерстяной тканью, на которой был виден более
общеизвестный значок Целителя--белая ладонь, пронзенная зеленой
восьмиконечной звездой--обратная сторона значка гавриллитов. Это было правом
Ульрика, потому что он был Целителем--Целителем, подававшим большие надежды.
Люди в своем невежестве всегда были склонны считать, что вся магия
дерини была черной, что их сила исходила из сатанинских источников, а мотивы
их поступков--из дьявольских побуждений. Те, кто обладает непосредственными
знаниями и опытом в магии, независимо оттого, кто они--люди или дерини,
знают, что дело не в этом, что сила, полученная с помощью магии, также, как
и любая другая сила, не является злом или добром сама по себе: место,
которое отводится ей моралью, зависит от цели, с какой она будет
использована.
Морган так объясняет это Дугалу:
-- Магия имеет дело с все покоряющей силой, которая не приемлема для
людей. Что такое сила, попытаюсь объяснить по-другому. Сила существует.
Правильно?
-- Конечно.
-- Я думаю, что ты даже добавишь, что существует много видов силы, что
сила может иметь много источников. Да?
Дугал кивнул.
-- Хорошо. Возьмем тогда огонь как пример одной из сил,--продолжал
Морган. Он быстрым движением потер ладони и, протягивая их к холодному
очагу, оглянулся на Дугала.
-- Огонь можно использовать с полезными, целями. Он дает нам свет, как
эти факелы на стене,--он показал на них движением подбородка,--и он может
обогреть жилище.
Движением мысли он послал пламя, и от него ярко запылали лежащие в
очаге дрова. Дугал присел и пристально посмотрел на огонь.
-- Как ты это сделал?
-- Думаю, достаточно признать, что я сделал это,-- ответил Морган,--и
что осветить или обогреть комнату--это прекрасно. Но огонь может быть и
разрушительным, когда он используется во зло. Он может спалить дом или
накалить железо, с помощью которого у человека отнимут зрение... Так что
такое огонь--добро или зло?
-- Ни то, ни другое,--осторожно ответил Дугал.-- Все дело в том, как
его использовать. Тем же самым раскаленным железом, которое стоило твоему
другу зрения, можно было бы прижечь рану.
Морган кивнул, довольный.
-- Да, можно было бы. О чем это говорит?
-- Что именно то, как используется сила, делает ее созидающей или
разрушающей,--Дугал задумался на минуту.--И вы говорите, что то же самое
касается и магии?
-- Точно так.
-- Но священники говорят...
-- В последние 200 лет священники говорят то, что им велено
говорить,--быстро возразил Морган.--Дерини не всегда преследовались, и до
недавних пор не всякая магия была проклятием. Черная
магия--сверхъестественная сила, применяемая в разрушительных и корыстных
целях, всегда осуждалась праведниками. Но те, кто умел покорять
сверхъестественную силу во благо человека--для исцеления и защиты от
злоупотребления силой,--традиционно назывались волшебниками и божьими
избранниками. Их также называли дерини.
-- Но ведь были и дерини, причиняющие зло,--возразил Дугал.--И сейчас
еще есть. Как насчет Чариссы и Уэнсита?
-- Они были дерини, которые использовали свой дар во зло. Но сам
дер...--Морган вздохнул,--Как ты думаешь, я злой?
Лицо Дугала застыло.
-- Нет. Но говорят...
-- Что говорят, Дугал?--Морган прошептал.--А кто говорит? Они
когда-нибудь подсчитывали, что я сделал, или их интересует, кто я?
(Наследник епископа.)
Итак, ясно, что мотивы использования и само использование силы--вот что
определяет ее мораль. Все же есть магические силы, в которых даже дерини не
уверены. Мы уже упоминали беспокойство Йорама по поводу перевоплощения,
потому что оно влечет за собой обман. Еще более спорный вопрос--вопрос о
настоящей черной магии (колдовстве).
Когда дерини говорят о привязывании душ, они не имеют в виду
классическую продажу души дьяволу взамен земных радостей. Привязать душу
означает не дать ей покинуть мертвое тело, препятствуя ее переходу в руки
астральных сил, которые проведут ее за Врата Смерти в Нижний Мир
(преисподнюю), чтобы там она окончательно предстала перед Священным
Собранием.
Не говорится, как это делается, но есть описание случаев, когда дерини
признают, что это было сделано, и были приняты меры, чтобы снять колдовские
чары. Дункан признает "определенное впечатление зла", когда осматривает
мертвое тело короля Бриона, изменившее свои формы. То, что он снимает злые
чары, подтверждает если не само колдовство, то, во всяком случае, злые
намерения употребившего их.
Дункан глубоко вздохнул и медленно положил руки на лоб трупа. Через
несколько секунд его глаза закрылись, дыхание стало более поверхностным и
жестким.
Теперь дыхание Дункана еще более участилось, капли холодного пота
покрыли лицо и руки, несмотря на ледяной холод склепа. Мальчик и Морган
видели, что тело под руками Дункана начало дрожать, сотрясаться, а затем
приняло неясные, расплывчатые очертания. Наконец Дункан глубоко вздохнул и
ненадолго застыл, и в ту же минуту черты лица умершего опять превратились в
знакомое лицо Бриона. Дункан убрал руки и с бледным измученным лицом отошел
от гроба.
-- С вами все в порядке?--спросил Морган, подходя к гробу, чтобы
поддержать своего родственника.
Дункан слабо кивнул и сделал над собой усилие, чтобы отрегулировать
дыхание.
-- Это было ужасно,--прошептал священник.--Он не был полностью
свободен, и сила, удерживающая его, была немалая. Когда я освободил его, я
почувствовал, что он умер. Это было непередаваемо. (Возвышение дерини.)
Реакция и комментарии Дункана заставляют задуматься, что же это
такое--привязывание души: просто пассивное пребывание ее в заточении или
такой уровень сознания, на котором душа жертвы вынуждена постоянно снова и
снова переживать свою смерть, пока удерживающая ее сила не отпустит ее. Как
жестока эта бесконечная петля воспоминаний. Такую судьбу пожелала полная
жажды мщения своему мертвому врагу Чарисса. Когда-то он убил ее отца и отнял
у него трон, который по праву принадлежал бы ему, а потом и ей.
Скорее всего Чарисса тщательно спланировала свою месть заранее, и
предварительное связывание души началось тогда, когда Брион выпил ее зелье.
Это зелье, тонкое и коварное, дало ей возможность приостановить функции
организма и на некоторое время удержать какие-то остатки духовной и
физической жизни.
В этом смысле, возможно, Брион совсем не был по-настоящему мертв, когда
он, казалось, испустил дух на руках сына. Возможно, в это время он находился
между жизнью и смертью, может быть, даже смутно сознавал, что происходит
вокруг него. Но сознавая, что близкие готовятся к погребальному обряду, он
лежал беспомощный, не в силах дать им знать о своем состоянии.
Дункан мог распознать, что случилось, если бы он позволил вскрыть тело.
Но Джехана запретила это потому, что связывала Дункана с ненавистным ей
Морганом. Она позволила придворным врачам исследовать тело мужа, но они
просто подтвердили первоначальный диагноз сердечного приступа, что, как
указывает Нигель, является в конечном счете причиной любой смерти. Учитывая
спешку, с которой Брион был погребен, можно предположить, что его тело не
бальзамировали и не анатомировали. Это, несомненно, утешает, поскольку мы не
знаем, насколько чувствительной может быть жертва в таком состоянии.
Итак, Брион оставался в таком положении--неподвижный, в теле, которое
уже никогда не будет живым, глухой и слепой, но с сознанием на каком-то
более глубоком уровне--возможно, в течение нескольких дней, пока однажды
ночью его не посетила сама Чарисса. Возможно, в это время его тело все еще
лежало перед верхним алтарем собора Ремута, а душа еще не могла найти
спасения в смерти. А затем было еще одно посещение Чариссой его гроба. В это
время тело уже было помещено в Королевский склеп под собором, что он,
возможно, также сознавал на каком-то уровне, когда крышка саркофага
захлопнулась над ним во мраке. На этот раз Чарисса пыталась изменить его
физические формы, так, что если бы и нашелся кто-то, кто не побоялся бы
исследовать тело и выяснить, что же случилось на самом деле, было бы слишком
поздно.
Ужасный сценарий! Но, увы! Как это похоже на Чариссу! Это совпадает со
словами Эвайн о ее отце, когда он рассказывает, как она и Йорам обсуждали,
сможет ли он осуществить неизвестное заклинание на временное прекращение
жизненных процессов. Может быть, и сама Чарисса была более сведущей в магии,
чем мы предполагали. Могла ли она знать, как использовать это колдовское
заклинание, чтобы удержать тело Бриона от разложения до тех пор, пока она не
сможет извлечь из него душу и связать ее? Если знала, то вряд ли ее
остановили бы те сомнения, которые были у Камбера, когда он мучился
вопросом, может ли он применить это заклинание к умирающему Рису и имеет ли
помосте, но только для того, чтобы следить за огнем, освещающим рабочее
поле,--традиционное первое назначение для самых младших послушников, которое
позволяло присутствовать при вскрытии. Держать инструменты разрешалось
обычно только старшему послушнику, это назначение предписывало стоять у
локтя учителя, что позволяло наилучшим образом рассмотреть все происходящее.
Довольный Килиан собрал инструменты и встал со стороны лорда Дова, хотя
в желудке у него что-то странно бурчало и быстро сжималось, когда он
осознал, что Дов уже повел предназначенных ему помощников к столу, на
котором лежало тело Ульрика, его товарища на протяжении нескольких лет
ученичества.
"Я не опозорю себя",--твердил он.--"Я буду беспристрастным. Я не
опозорю своих учителей".
-- Я поставлю только одно условие при вскрытии,-- сказал тихим голосом
Эмрис, испугав Килиана своим неожиданным появлением у изголовья покрытого
белой тканью стола.--Я сам буду ассистировать лорду Дову, и только я
дотронусь до головы.
С легким поклоном темноволосый Дов велел ассистирующему Томану помочь
ему снять драпировку, покрывающую тело, и раскрыть его до пояса. Другой
старший послушник едва сдержал дрожь отвращения, когда он взглянул в лицо
своего погибшего товарища. Они с Ульриком были близки. Второй старший
воспитанник сильно побледнел и с шумом сглотнул. Килиан тоже вздрогнул при
взгляде на стрелу, которая все еще пронзала неподвижную грудь
Ульрика--гораздо более горькое напоминание тога, что случилось, чем ни чем
не отмеченное тело Келвига, также выставленное напоказ Джурисом и Торстейном
на столе перед, ними. Потому что Келвиг был поражен магией--не менее роковым
оружием, чем стрела, которая унесла, жизнь. Ульрика, но более, коварным, не
оставляющим физических следов. Его тело не имело внешней травмы, которую
нужно было. исследовать, поэтому Джурис сразу начал вскрывать грудную
клетку, делая знак своим младшим ассистентам поднести огонь ближе.
-- В начале вскрытия я сказал, что мы остановим свое внимание на ране
умершего,--проговорил лорд Дов своим обычным тоном лектора, быстро оглядев
наблюдающих на галерее.--Я воспользуюсь ею, чтобы продемонстрировать, как
иметь дело с подобной раной у живого пациента. Применение в условиях битвы
подобной процедуры будет очевидно, хотя я соглашусь, что эта рана должна
была быть смертельной, даже если бы целая команда врачей взялась бы лечить
ее, как это не печально. После вскрытия грудной клетки мы изучим величину
внутреннего повреждения и физиологически подтвердим то, что вы вчера уже
узнали из Чтений: стрела пронзила сердце и частично повредила сосуд,
называемый аортой, то есть нанесла повреждения, не поддающиеся лечению.
Теперь о примененном оружии.
С подноса, который держал Килиан, Дов взял охотничью стрелу и
продемонстрировал ее так, чтобы все ее видели.
-- Эта стрела имеет наконечник такой же, как и та, что мы собираемся
извлечь. У нее острие с зубцами. То есть это плоский наконечник с
зазубринами, как у любой стрелы, которую можно встретить на поле боя. Из-за
того, что зубцы направлены назад, она не может быть вынута без
дополнительных повреждений.--Он продемонстрировал это, протянув стрелу через
свой полузакрытый кулак.--Если бы рана была в мягких тканях руки или ноги,
что не угрожало бы жизни, вы могли бы направить стрелу по направлению
зубцов, а не против, и протолкнуть ее наружу. К сожалению, такой прием не
подходит для большинства ран по понятным причинам. И поскольку туловище
представляет собой гораздо большую мишень, чем рука или нога, вы сами можете
догадаться о результатах военной статистики. Это означает, что необходимо
вырезать наконечник из раны, желательно с наименьшей дополнительной травмой
для пациента. Итак, сегодня я хотел бы продемонстрировать типичную процедуру
хирургического удаления подобного предмета. Предположим, что рана не
смертельная, и что вы уже усыпили пациента, заблокировали боль и знаете, как
избежать шока. который является главной опасностью при таком ранении. Если
вы будете действовать быстро и вам повезет, то, может быть, вам удастся
залечить эту потенциально смертельную рану прежде, чем ваш пациент истечет
кровью. Огня, пожалуйста.--При этой команде старший и младший послушники,
назначенные для этого, представили два ярких шара, направляя их свет на рану
вокруг стрелы, но не на хирурга. Кивнув с одобрением, Дов выбрал скальпель
на подносе и с его помощью увеличил нижний край входа в рану на ширину
пальца. Средним пальцем левой руки исследуя ход стрелы, он правой
придерживал ее древко.
-- Теперь, чтобы у меня было больше поля для работы, обратите внимание,
как я сделал небольшой надрез, чтобы слегка расширить рану,--продолжал Дов.
Его отсутствующий взгляд говорил о том, что в это время он своим особым
чувством, присущим только дерини, исследовал рану.
-- Теперь я буду одним пальцем придерживать древко, пока не локализую
зубцы, и тогда у нас будет больше возможности для дальнейших действий.
Снова сверкнул скальпель, когда Дов наполовину увеличил первоначальный
надрез.
-- Теперь лучше. Есть вопросы?
Один из старших послушников со среднего яруса крикнул:
-- Учитель, не опасно ли такое увеличение рамы?
-- И да, и нет,--ответил Дов, продолжая исследовать пальцем рану.--Это
означает, что вам придется больше залечивать рану. Но еще опаснее не достать
наконечник, так как легче залечить разрез, чем рваную рану. Между прочим,
имейте в виду, что все время, пока вы будете пытаться что-то сделать,
пациент будет истекать кровью. Поэтому вы не можете положиться на зрение.
При вскрытии это не так важно, так как мы заранее убираем кровь. А вот и
один конец наконечника. Теперь другой.
Вынимая стрелу из раны и используя свое внутреннее зрение, которое
направляло меня, я одновременно постоянно держу под контролем состояние
пациента и готовлюсь к заживлению раны. Хороший Целитель уже мог бы начать
остановку кровотечения и предварительно стянуть ткани, хотя палец все еще в
ране. Затем, медленно вынимая палец, я одновременно продолжаю залечивать
рану. Она закроется за мной, как только я уберу палец. Во всяком случае,
если наш пациент жив.--Свои слова он пояснил действиями, плавно выводя палец
из раны, на месте которой теперь оставалось темное отверстие, так как сила
Целителя не могла подействовать на ткани, из которых ушла жизнь.
Неожиданно Килиан поймал себя на мысли, что больше всего ему сейчас
интересно, что случается с кровью, вытекающей из мертвых тел. Он никогда
раньше даже не задумывался над этим. Ведь только вчера в этом теле было
столько крови. Куда она делась?
Ужас сковал его, когда он увидел, что Дов, положив инструмент на
поднос, задумчиво смотрит на него, видимо, почувствовав вопрос в его
сознании. Он еще больше ужаснулся, когда Эмрис прокашлялся и, закрыв чистой
салфеткой лицо Ульрика, заговорил о том же:
-- Мне кажется, что некоторые из вас плохо себе представляют, что
происходит с кровью, когда тела готовят для вскрытия.--Сотни глаз были
прикованы к настоятелю в этот момент, и Киллиан понял, что не его одного
интересовал этот вопрос.
-- Существует мнение, что нам, дерини, для наших магических действий
нужна кровь. Нас даже обвиняют в том, что мы якобы похищаем детей и приносим
их в жертву в определенных целях. Это, конечно, нелепо, но некоторые люди
могут поверить во все, чего они не понимают или боятся. И поскольку мы с
вами относимся к Ордену, который облекает некоторыми тайнами, в том числе и
связанными с кровью, считается, что мы будто бы скрываем что-то. И это, по
мнению людей, неправильно.
Добавьте к этому тот факт, что многие вне этих стен считают вскрытие
тел святотатством и выражают недовольство по поводу того, что каждый
гавриллит делает для Ордена, завещая свое тело для исследования, на котором
будут учиться будущие Целители.
Конечно, мы не считаем это святотатством. Если мы испытываем уважение к
телу как к храму, где обитает душа при жизни, то тем более мы должны уважать
душу и разум, которые когда-то были в этом теле. И если это тело поможет
живущим получить новые знания во славу Бога и для исцеления его созданий,
что может быть лучше этой памяти, оставляемой душой! Что же касается
вопроса, почему мы совсем убираем кровь из тела,--продолжал Эмрис,--это
вопрос практики. Мы делаем это для того, чтобы приостановить разложение
тела, и чтобы кровь не препятствовала демонстрации наших действий во время
вскрытия. Мы возвращаем кровь земле, как бы это и произошло, если бы она
осталась в теле, которое будет погребено. Вы знаете, что мы, в аббатстве
святого Неота, хороним в подземной часовне, в склепе. Там же у нас есть
специальный резервуар, высеченный в скале. Поскольку тело--тоже священный
сосуд, мы считаем правильным, что кровь, когда-то наполнявшая его, должна
вернуться в землю подобным же образом.
Объяснение успокоило и приободрило Килиана, как и многих других
присутствующих. Теперь они знали, что стоит за этим обычаем. Затем лорд Дов
выбрал короткий острый инструмент на подносе у Килиана и без каких-либо
предварительных предупреждений начал вскрывать грудную клетку Ульрика от
горла до пояса.
Килиан заставил себя стоять не двигаясь во время этой процедуры,
концентрируя свое внимание на подносе, который он держал, а не на
хирургическом столе. Он и ранее видел вскрытую грудную клетку, но сейчас
перед ним был его ровесник, которого он знал. Килиану помогло то, что Эмрис
накрыл лицо Ульрика салфеткой, а вот старший послушник, освещающий место,
побледнел и получил неодобрительный взгляд Дова, когда сила его концентрации
ослабла и свет начал колебаться. Послушник Томан один оставался
хладнокровными в течение всей процедуры, даже когда его попросили осушить
кровь, накопившуюся в грудной клетке.
-- Теперь мне хотелось бы привлечь ваше внимание к сердцу,--сказал Дов,
демонстрируя этот орган.--Теперь, когда мы закончили эту часть нашего
обсуждения, можете подойти поближе и посмотреть.
На соседнем столе работа приостановилась, так как Торстейн и Джурис
вместе с ассистентами подошли к Дову. Наблюдающие с ярусов также
приподнялись со своих мест.
-- К сожалению, я значительно увеличил повреждения во время извлечения
наконечника стрелы, но вы можете также посмотреть другие органы.--Дов
продолжил, слегка приподняв сердце одной рукой так, чтобы зонд мог пройти
через вход и выход раны.--Вот путь стрелы через сердце, вы также можете
видеть, как повреждена аорта, как и указывалось в предварительных Чтениях.
Это объясняет большое количество крови, обнаруженное в грудной клетке.
-- В этом конкретном решении есть одна особенность--оно нарушило
кровоснабжение мозга и вызвало мгновенное отключение сознания,--сказал Дов.
Послышался металлический звук. Это Дов положил зонд на мраморную крышку
стола и обвел взглядом аудиторию.
-- Такое отключение мозга сделало его обладателя, гонимого безумием, не
способным к дальнейшим действиям, грозящим смертью окружающим. В результате
через несколько секунд последовала смерть. Он не страдал,-- добавил он более
тихим голосом, пристально глядя на Эмриса, который стоял со склоненной
головой, обхватив края стола по обе стороны головы умершего, пальцем прижав
к крышке стола сломанные древко и наконечник стрелы.
Ни один гавриллит не отважился бы сказать то, чего произнес сейчас Дов,
в присутствии человека, который сделал это, а теперь стоял у неподвижного
тела мальчика. держа в руках орудие, которым убил его. Несомненно, он
чувствовал вину за то, что нарушил клятву не отнимать чужой жизни, даже если
таким образом он спас десятки других.
Лорд Дов, хотя и прошел обучение у гавриллитов, не был одним из них, он
был светским Целителем, и не давал клятву верности и подчинения своему
настоятелю, как монастырские братья. Под его пристальным, почти вызывающим
взглядом Эмрис медленно поднял глаза. Килиан, все еще стоящий у локтя Дова,
мог хорошо почувствовать энергию, напряженно пульсирующую между этими двумя
людьми, но не мог заставишь себя сделать даже шаг в сторону.
-- Я знаю, что он не страдал,--мягко сказал Эмрис, так. будто, кроме
них двоих и мертвого Ульрика, в зале никого не было.--Я знал это, когда
посылал стрелу. Я также знал, понимая разумом, что убить его тогда как можно
скорее и точнее--даже в нарушение клятвы--было значительно лучше, чем
позволить ему погубить еще больше бесценных Целителей.
Его плечи слегка вздрогнули, когда он посмотрел на изрезанное сердце в
руках Дова, и его взгляд опять ушел куда-то внутрь, где он видел что-то,
только ему одному известное.
-- Да, я это знал, Дов,--прошептал снова Эмрис.--И знаю сейчас. Но мое
сердце оплакивает эту необходимость. О, как оно скорбит! Вы должны дать мне
время, чтобы залечить мое сердце, которое не менее изранено, чем то, которые
вы сегодня так искусно нам показывали.
Эмрис плотно закрыл глаза, из уст его вырвалось беззвучное рыдание, и
он едва удержался на ногах. Дов инстинктивно протянул руку, чтобы поддержать
его, и неосторожным движением оставил красновато-коричневое пятно крови на
белоснежной одежде Эмриса. Но прежде чем кто-либо осмелился вмешаться, Эмрис
глубоко вздохнул и распрямил плечи, как бы отклоняя помощь. Кивнув своей
серебряно-белой головой, он поднял глаза на Дова.
-- Спасибо.--пробормотал он.--Мне уже лучше. Думаю, мы можем продолжить
исследование. Вы согласны? Пожалуйста, и вы, Торстейн, Джурис тоже.
И с мужеством, которого не встречал еще Килиан, аббат поднял глаза на
охваченную благоговейным страхом аудиторию.
-- У нас здесь молодые Целители, которые должны учиться у старших, и
старшие, которые уже многому научились у более опытных.
Каким-то магическим образом слова Эмриса вернули в анатомический театр
его обычную атмосферу спокойного уважительного внимания. После того как Дов
извлек легкие и коротко рассказал об их общем строении и функции, сам Эмрис
показал систему кровообращения и рассказал о ней, с обычной своей
скрупулезностью расспросив своих восхищенных слушателей у стола и на ярусах,
а затем к обсуждению органов пищеварения перешел Торстейн.
Пока Торстейн читал лекцию, Дов продолжил вскрытие тела Ульрика.
Временами Килиан думал слишком много о лице, накрытом салфеткой на
конце стола, но в основном его внимание было поглощено тем, что делал хирург
Дов. Постепенно он обнаружил, что больше не отождествляет тело, лежащее
перед ним, со своим товарищем. В конце концов полость, раскрытая перед ним,
перестала вызывать в нем прежние чувство, теперь оно представлялась ему как
нечто, внушающее благоговение. Каждая структура организма казалась ему
изысканным творением искусства. Вот чему была посвящена работа Целителя, и
именно этому и Килиан, и все собравшиеся в аудитории обещали служить всю
свою жизнь.
Когда рассечение и вскрытие туловища было закончено, наблюдающим с
галерей было позволено спуститься и изучить работу; были организованы новые
команды из старших послушников, и они по очереди вскрывали члены.
Под контролем хирургов студенты обнажали основные мышцы, кровеносные
сосуды и нервы, что сопровождалось комментариями Эмриса и Джуриса. Хотя. во
традиции, вскрытие включало и анатомирование головы и шеи, лица Келвига и
Ульрика оставались закрытыми, и никто не спрашивал разрешений открыть их.
День был посвящен более академическому обзору того, что было проделано
утром, некоторые старшие наставники учили студентов по двое и по трое делать
обзор конечного результата.
Затем тела были снова собраны с величайшей осторожностью, кровь смыта,
внутренние органы водружены на место, грудные клетки и брюшные полости
плотно скреплены чистыми белыми повязками. Также были перебинтованы и все
члены тела, только головы все еще были выставлены для обозрения.
Когда все это было сделано, останки брата Ульрика одели в полное
облечение гавриллита--хотя Ульрик не успел дать последней клятвы--за
исключением только значка гавриллита в виде зеленой руки, пронзенной
восьмиконечной белой звездой, который украшал одежду Келвига.
Ульрик был Целителем, хотя и не посвященным. И поэтому в его гроб
положили зеленую мантию Целителя, прежде чем опустить туда бренное тело.
Плечи его с любовью окутали шерстяной тканью, на которой был виден более
общеизвестный значок Целителя--белая ладонь, пронзенная зеленой
восьмиконечной звездой--обратная сторона значка гавриллитов. Это было правом
Ульрика, потому что он был Целителем--Целителем, подававшим большие надежды.
Люди в своем невежестве всегда были склонны считать, что вся магия
дерини была черной, что их сила исходила из сатанинских источников, а мотивы
их поступков--из дьявольских побуждений. Те, кто обладает непосредственными
знаниями и опытом в магии, независимо оттого, кто они--люди или дерини,
знают, что дело не в этом, что сила, полученная с помощью магии, также, как
и любая другая сила, не является злом или добром сама по себе: место,
которое отводится ей моралью, зависит от цели, с какой она будет
использована.
Морган так объясняет это Дугалу:
-- Магия имеет дело с все покоряющей силой, которая не приемлема для
людей. Что такое сила, попытаюсь объяснить по-другому. Сила существует.
Правильно?
-- Конечно.
-- Я думаю, что ты даже добавишь, что существует много видов силы, что
сила может иметь много источников. Да?
Дугал кивнул.
-- Хорошо. Возьмем тогда огонь как пример одной из сил,--продолжал
Морган. Он быстрым движением потер ладони и, протягивая их к холодному
очагу, оглянулся на Дугала.
-- Огонь можно использовать с полезными, целями. Он дает нам свет, как
эти факелы на стене,--он показал на них движением подбородка,--и он может
обогреть жилище.
Движением мысли он послал пламя, и от него ярко запылали лежащие в
очаге дрова. Дугал присел и пристально посмотрел на огонь.
-- Как ты это сделал?
-- Думаю, достаточно признать, что я сделал это,-- ответил Морган,--и
что осветить или обогреть комнату--это прекрасно. Но огонь может быть и
разрушительным, когда он используется во зло. Он может спалить дом или
накалить железо, с помощью которого у человека отнимут зрение... Так что
такое огонь--добро или зло?
-- Ни то, ни другое,--осторожно ответил Дугал.-- Все дело в том, как
его использовать. Тем же самым раскаленным железом, которое стоило твоему
другу зрения, можно было бы прижечь рану.
Морган кивнул, довольный.
-- Да, можно было бы. О чем это говорит?
-- Что именно то, как используется сила, делает ее созидающей или
разрушающей,--Дугал задумался на минуту.--И вы говорите, что то же самое
касается и магии?
-- Точно так.
-- Но священники говорят...
-- В последние 200 лет священники говорят то, что им велено
говорить,--быстро возразил Морган.--Дерини не всегда преследовались, и до
недавних пор не всякая магия была проклятием. Черная
магия--сверхъестественная сила, применяемая в разрушительных и корыстных
целях, всегда осуждалась праведниками. Но те, кто умел покорять
сверхъестественную силу во благо человека--для исцеления и защиты от
злоупотребления силой,--традиционно назывались волшебниками и божьими
избранниками. Их также называли дерини.
-- Но ведь были и дерини, причиняющие зло,--возразил Дугал.--И сейчас
еще есть. Как насчет Чариссы и Уэнсита?
-- Они были дерини, которые использовали свой дар во зло. Но сам
дер...--Морган вздохнул,--Как ты думаешь, я злой?
Лицо Дугала застыло.
-- Нет. Но говорят...
-- Что говорят, Дугал?--Морган прошептал.--А кто говорит? Они
когда-нибудь подсчитывали, что я сделал, или их интересует, кто я?
(Наследник епископа.)
Итак, ясно, что мотивы использования и само использование силы--вот что
определяет ее мораль. Все же есть магические силы, в которых даже дерини не
уверены. Мы уже упоминали беспокойство Йорама по поводу перевоплощения,
потому что оно влечет за собой обман. Еще более спорный вопрос--вопрос о
настоящей черной магии (колдовстве).
Когда дерини говорят о привязывании душ, они не имеют в виду
классическую продажу души дьяволу взамен земных радостей. Привязать душу
означает не дать ей покинуть мертвое тело, препятствуя ее переходу в руки
астральных сил, которые проведут ее за Врата Смерти в Нижний Мир
(преисподнюю), чтобы там она окончательно предстала перед Священным
Собранием.
Не говорится, как это делается, но есть описание случаев, когда дерини
признают, что это было сделано, и были приняты меры, чтобы снять колдовские
чары. Дункан признает "определенное впечатление зла", когда осматривает
мертвое тело короля Бриона, изменившее свои формы. То, что он снимает злые
чары, подтверждает если не само колдовство, то, во всяком случае, злые
намерения употребившего их.
Дункан глубоко вздохнул и медленно положил руки на лоб трупа. Через
несколько секунд его глаза закрылись, дыхание стало более поверхностным и
жестким.
Теперь дыхание Дункана еще более участилось, капли холодного пота
покрыли лицо и руки, несмотря на ледяной холод склепа. Мальчик и Морган
видели, что тело под руками Дункана начало дрожать, сотрясаться, а затем
приняло неясные, расплывчатые очертания. Наконец Дункан глубоко вздохнул и
ненадолго застыл, и в ту же минуту черты лица умершего опять превратились в
знакомое лицо Бриона. Дункан убрал руки и с бледным измученным лицом отошел
от гроба.
-- С вами все в порядке?--спросил Морган, подходя к гробу, чтобы
поддержать своего родственника.
Дункан слабо кивнул и сделал над собой усилие, чтобы отрегулировать
дыхание.
-- Это было ужасно,--прошептал священник.--Он не был полностью
свободен, и сила, удерживающая его, была немалая. Когда я освободил его, я
почувствовал, что он умер. Это было непередаваемо. (Возвышение дерини.)
Реакция и комментарии Дункана заставляют задуматься, что же это
такое--привязывание души: просто пассивное пребывание ее в заточении или
такой уровень сознания, на котором душа жертвы вынуждена постоянно снова и
снова переживать свою смерть, пока удерживающая ее сила не отпустит ее. Как
жестока эта бесконечная петля воспоминаний. Такую судьбу пожелала полная
жажды мщения своему мертвому врагу Чарисса. Когда-то он убил ее отца и отнял
у него трон, который по праву принадлежал бы ему, а потом и ей.
Скорее всего Чарисса тщательно спланировала свою месть заранее, и
предварительное связывание души началось тогда, когда Брион выпил ее зелье.
Это зелье, тонкое и коварное, дало ей возможность приостановить функции
организма и на некоторое время удержать какие-то остатки духовной и
физической жизни.
В этом смысле, возможно, Брион совсем не был по-настоящему мертв, когда
он, казалось, испустил дух на руках сына. Возможно, в это время он находился
между жизнью и смертью, может быть, даже смутно сознавал, что происходит
вокруг него. Но сознавая, что близкие готовятся к погребальному обряду, он
лежал беспомощный, не в силах дать им знать о своем состоянии.
Дункан мог распознать, что случилось, если бы он позволил вскрыть тело.
Но Джехана запретила это потому, что связывала Дункана с ненавистным ей
Морганом. Она позволила придворным врачам исследовать тело мужа, но они
просто подтвердили первоначальный диагноз сердечного приступа, что, как
указывает Нигель, является в конечном счете причиной любой смерти. Учитывая
спешку, с которой Брион был погребен, можно предположить, что его тело не
бальзамировали и не анатомировали. Это, несомненно, утешает, поскольку мы не
знаем, насколько чувствительной может быть жертва в таком состоянии.
Итак, Брион оставался в таком положении--неподвижный, в теле, которое
уже никогда не будет живым, глухой и слепой, но с сознанием на каком-то
более глубоком уровне--возможно, в течение нескольких дней, пока однажды
ночью его не посетила сама Чарисса. Возможно, в это время его тело все еще
лежало перед верхним алтарем собора Ремута, а душа еще не могла найти
спасения в смерти. А затем было еще одно посещение Чариссой его гроба. В это
время тело уже было помещено в Королевский склеп под собором, что он,
возможно, также сознавал на каком-то уровне, когда крышка саркофага
захлопнулась над ним во мраке. На этот раз Чарисса пыталась изменить его
физические формы, так, что если бы и нашелся кто-то, кто не побоялся бы
исследовать тело и выяснить, что же случилось на самом деле, было бы слишком
поздно.
Ужасный сценарий! Но, увы! Как это похоже на Чариссу! Это совпадает со
словами Эвайн о ее отце, когда он рассказывает, как она и Йорам обсуждали,
сможет ли он осуществить неизвестное заклинание на временное прекращение
жизненных процессов. Может быть, и сама Чарисса была более сведущей в магии,
чем мы предполагали. Могла ли она знать, как использовать это колдовское
заклинание, чтобы удержать тело Бриона от разложения до тех пор, пока она не
сможет извлечь из него душу и связать ее? Если знала, то вряд ли ее
остановили бы те сомнения, которые были у Камбера, когда он мучился
вопросом, может ли он применить это заклинание к умирающему Рису и имеет ли