Страница:
того, как смертная тьма накрыла его, было плачущее лицо его деда и его
сильные руки, дотянувшиеся, чтобы поддержать его. Затем пустота наполнила
его, ослепив невероятно красивым светом, переливавшимся всеми цветами
радуги. (Камбер-еретик.)
В отличие от смерти Дэвина, смерть Синила носила следы как физического,
так и духовного воздействия последнего причастия, принятого из рук
Камбера-Алистера. Исследование перехода в мир иной Синила относится скорее к
другому разделу. Таким образом, нам не следует останавливаться здесь на
этом, хотя смерть Синила и иллюстрирует важный аспект таинства евхаристии.
Из всех христианских таинств таинство евхаристии--самое значительное,
лежащее в самом центре христианской веры. Для такого верующего, как Камбер,
способного воспринимать весь диапазон нисхождения Божества во время таинства
мессы, внутренняя энергия этого обряда и ее производные в действительности
воспринимаются на определенных уровнях. В сакраментальном смысле такие
элементы евхаристии, как хлеб и вино, становятся телом и кровью Христа в
момент освящения.
После того как купол магической сферы был вдребезги разбит уходом
Синила, Камбер замечает, что неосознанно размышляет о природе освященных
гостий, так как ему кажется, что он остался жив лишь благодаря защите тела
Господня в дароносице рядом с ним. Для него, в соответствии с догматами
веры, правильное восприятие этого таинства всегда было средством духовного
спасения. Теперь же он размышляет над тем, не могло ли именно оно спасти
его, ибо устоять против вырвавшейся наружу энергии чудовищной силы,
разрушившей купол сферы, могло лишь то, что было защищено вмешательством
определенного рода сверхъестественных сил.
Он снова опустился на колени, осторожно подняв при этом золотую крышку
и отложив ее в сторону. В мерцающем углублении чаши, вероятно, лежало с
полдюжины освященных драгоценных гостий, таких же, как та, которую он так
давно отдал Синилу.
Непосвященный назовет это просфорой. Мука и вода. И все-таки в этом
кусочке простейшей пищи сокрыто величайшее таинство его веры, нечто, что он
не в состоянии объяснить или постичь разумом, но что, тем не менее,
простейшая истина для его души и сердца.
И это таинство защитило его сегодня вечером? Вероятно, так оно и есть.
Синил неосознанно показал ему нечто наполовину запрещенное, несмотря на его
превосходную осведомленность и положение. Как велик размах крыльев Ангела
Смерти!
Или просто еще не пришло время Камбера? Неужели Господь, пребывает в
освященной гостий меж его пальцев, неужели Господь хочет иначе распорядиться
им, иначе использовать его?
Он сомневался, что получит какой-нибудь ответ сегодня. С короткой, но
пылкой благодарственной молитвой, слегка содрогаясь, словно он действительно
отрясал с себя вереницу этих размышлений, Камбер вернул гостью к ее
собратьям и закрыл крышку. (Камбер-еретик.)
Камбер делает попытку проанализировать силу, присущую гостий, которую
он держит в руке. Однако сделать это после того, что он испытал, означало бы
подвергнуть подробному анализу всю его веру, что едва ли было необходимо в
свете произошедшего. Он достаточно долгое время был священником, да к тому
же дерини, чтобы осознать то, что случилось во время мессы. В
противоположность священнику человеку, который должен принять на веру
существование какого-то смысла в том, что он делает перед алтарем,
священник-дерини просто чувствует присутствие той связи, которую он пытается
установить с Божеством, подключаясь к источнику Божественного, произнося
слова освящения. (Некоторые из людей также в состоянии воспринимать эту
энергию. И именно таких часто называют святыми.)
Синила едва ли можно назвать святым, он и не собирается Становиться им,
критически относясь к себя, но даже до того, как его наделили могуществом
дерини, он, кажется, тоже черпает какую-то сверхэнергию из таинства мессы.
Во время последней службы, которую ему дозволено исполнить еще до того, как
его признают принцем Гвинедда и вынуждают отречься от сана, его чувства
выходят из-под контроля, когда он наблюдает за Рисом.
-- Мне кажется, что он чувствовал, что это его последняя месса.--сказал
Рис Камберу, когда все завершилось.--Его отчаяние было настолько велико, что
я мог ощущать это в воздухе, будто серая пелена окружала алтарь. Разве ты не
почувствовал этого? (Камбер Кулдский.)
Конечно, умение передавать эмоциональный заряд мессы не является
способностью, присущей исключительно дерини. Они просто имеют большую
склонность к этому. Величина потока энергии, вероятно, не зависит от
способностей, чего не скажешь о восприятии этого потока. Тем не менее нам не
известны примеры подобного воздействия мессы на наблюдателя из простых людей
(хотя в нашем мире существует достаточно свидетельств, подтверждающих такое
явление). Очевидно, дерини способны с легкостью концентрировать свое
внимание на энергии, передаваемой посредством священника-человека, для того,
чтобы получить больший эффект. Однако каким бы ни был источник, и каким бы
образом он ни воспринимался, благотворное воздействие данного таинства как
потенциального источника силы, исцеления и примирения в мире дерини, как и в
нашем мире не требует доказательств; и то, что люди, населяющие Гвинедд,
были не способны признать это, и стало причиной противодействия церковной
теократии Гвинедда, которое она оказывала по отношению к дерини.
ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИЕ, УВЕЛИЧЕНИЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА
Вероятно, одной из наиболее известных и наводящих страх способностей
дерини, действительной или воображаемой, является умение считывать мысли.
Для человека вторжение в его разум помимо его воли, хуже того, если
подвергающийся такому воздействию не осознает этого, означает крайнюю
степень насилия над личностью и вмешательство в частную жизнь, настоящее
предательство самого себя, еще более вероломное оттого, что оно не поддается
контролю. Кто знает, раскрыть какие тайны и сделать какие признания придется
человеку, находящемуся рядом с дерини, спасая свое достоинство, свою жизнь
или бессмертную душу.
Суть вопроса заключается в том, что мысли большинства людей касаются их
самих и, вероятно, их близких. В конце концов, что за тайны скрывает обычный
человек в своей голове, раскрытие которых отразилось бы на ком-либо, кроме
людей, окружающих его? Большинство--законопослушные граждане, которым, кроме
того, что имеет значение лишь для них самих, и скрывать нечего. Пустячные
прегрешения и личные неудачи--не то, из чего плетутся настоящие интриги.
Из-за паранойи, окружающей представление о действительных границах
способностей дерини, и из-за свойственного людям стремления относиться к
себе как к чему-то действительно уникальному и необычайно важному в системе
мироздания (даже если ты всего лишь винтик огромного механизма) типичный
человек, идущий на контакт с дерини, убежден, что он или она отличаются от
других и что, конечно, дерини захочется узнать, о чем же он думает, и что он
или она знает такого, чего не знает никто другой; что дерини только и
дожидается случая, чтобы ворваться в чье-либо невинное человеческое сознание
и выудить все силой!
Истина, конечно же, в другом. При соответствующих условиях и
возможностях дерини способен читать мысли любого из людей где захочет и
когда захочет, невзирая на согласие или несогласие объекта. Практически же
типичный дерини (если таковой существует) не склонен утруждать себя, теряя
время и силы на считывание мыслей незнакомого человека без веских на то
оснований, даже если это позволяют условности этикета, довлеющие над этикой
контакта одного разума с другим. Келсон достаточно сжато выражает общее
отношение к этому в "Наследнике епископа", когда Дугал, походив вокруг да
около, наконец собирается с духом и спрашивает его об этом напрямик.
-- Я думал, что дерини могут читать мысли,--прошептал Дугал.
-- Да, могут,--тихо ответил Келсон.--Но мы не делаем этого в кругу
друзей, если нас не попросят об этом. Даже среди дерини для этого прежде
всего необходим физический контакт. (Наследник епископа.)
Данное утверждение указывает на один из первых ограничивающих факторов
большинства функций дерини--необходимость в физическом контакте. Мы можем
пойти далее, утверждая, что физический контакт--практически одно из
неотъемлемых условий для первого обмена мыслями и по крайней мере
способствует достижению положительного эффекта во всех других психических
операциях, доступных дерини, является ли это контактом на уровне
подсознания, разного рода контролем, индуктивным трансом и тому подобным.
Без психического контакта, если только между дерини и объектом не была
заблаговременно установлена связь, способность дерини проникать в сознание
другого ограничена беглым считыванием мыслей, лежащих на поверхности,
особенно если этот процесс должен пройти незамеченным.
Таким образом, физический контакт создает оптимальные условия для
контакта психического. Практика выработала наиболее удобные и
обоюдоприемлемые способы такого контакта. Почти всегда, как во время
контактов дерини с дерини, так и дерини с человеком, первый касается
какой-либо части головы объекта: лба, висков, переносицы, зоны сонной
артерии у места прикрепления челюсти, задней части шеи или каких-либо других
комбинаций, составленных из вышеперечисленного. Каждый отдает предпочтение
чему-то своему. На практике контакт с рукой, запястьем или любой другой
кожный контакт позволяет достичь того же эффекта, однако традиция
предписывает обращать внимание прежде всего на голову как центр
первостепенного значения, вероятно, символически связывая это с убеждением,
что информация извлекается из мозга. Ко времени, о котором ведется речь, в
"Королевском правосудии", люди, по крайней мере в военной области, стали
приспосабливаться к новоизобретенному непосредственному считыванию донесений
разведки.
Все разведчики знали, что, когда бы они ни прибыли к королю или его
доверенному лицу с донесением, если это вносило ясность, их могли
подвергнуть процедуре считывания мыслей, и большинство из них поняли, что
противиться этому не следует, тем более бояться. Они также приняли новое
правило, сознательно поощряемое Келсоном и Морганом, в соответствии с
которым дерини всегда должны прикасаться к голове или шее тех, мысли они
обязаны прочесть. В действительности же рука, запястье или другая часть тела
с таким же успехом подошли бы для этого, а дерини смогли бы проникнуть в
сознание даже сквозь перчатку или другую одежду, если это необходимо; однако
Келсон чувствовал, что если люди будут по крайней мере думать, что
возможности дерини ограничены хотя бы в этом плане, это может рассеять
некоторые из опасений, касающихся непосредственного общения с ними на
регулярной основе. (Королевское правосудие.)
На что, помимо техники, особенно стоит обратить здесь внимание, так это
на возможное возникновение этической дилеммы именно такого применения
способностей дерини. С военной точки зрения сама процедура говорит в свою
пользу, так как она не отнимает много времени, во время нее не произносится
ни слова и исключается возможность опущения важных деталей или неверного
истолкования результатов наблюдения. С другой стороны, кто может
гарантировать, все ограничится чтением разведывательного донесения, а не
перерастет в посягательство на право личности на частную жизнь? Можно
возразить, что вассал не должен иметь секретов от короля, однако где
провести черту между тем, что относить к интересам короля, а что должно
отнести в личную сферу граждан. В теории и в действительности дерини имеет
доступ к информации, которую объект, вероятно, не пожелает разделить даже с
духовником.
На практике же большинство дерини не станут заходить далее оговоренных
заранее пределов или того, что относится по своей природе к обязанностям
субъекта. Так, проникновение в сознание разведчика обычно ограничивается его
разведывательным донесением и сопутствующими наблюдениями. Если же возникает
подозрение в честности обследуемого субъекта, то большинство дерини не
станут терять время и усилия на "ловлю рыбки в мутной воде".
Однако это еще не говорит о том, что подобное не может произойти. Люди
были прекрасно осведомлены, что некоторые Дерини--и короли в том
числе--пользовались этим преимуществом. Этот давнишний страх, который только
недавно начал было рассеиваться благодаря справедливой бескомпромиссной
позиции, которую занял по отношению к этому Келсон, всегда таился где-то в
подсознании.
Одним из способов уменьшить этот страх стало стремление делать процесс
считывания коротким, насколько это возможно. При особом применении и при
более широком и интенсивном проникновении в сознание, которое обычно
используется при допросах заключенных или каких-либо других враждебно
настроенных или неуступчивых объектов, процесс может быть таким же
быстротечным, как и промежуток между двумя вдохами. В действительности
первый вдох является следующим условием, которое мы будем относить к почти
универсальным средствам любой деятельности дерини. Когда Келсон просит
Керкона сделать глубокий вдох, он вовлекает в процесс не только сознание
разведчика, но и побуждает его сделать очень простое упражнение,
предшествующее расслаблению, концентрированию и подготовке разума объекта к
переходу в измененное состояние сознания.
Очевидно, Керкон не был осведомлен о том, что произойдет между его
первым и вторым вдохом, когда король будет извлекать необходимую информацию
из его разума. Его первым осознанным ощущением, последовавшим за этим, было
легкое, длящееся не более мгновения головокружение, которое быстро уняли
уверенные руки Моргана, и слабое ощущение облегчения, когда он осознал, что
все уже кончилось. Помимо всего этого, в процесс, конечно, при содействии
Керкона и других, таких же, как он, была вовлечена вера в слово короля, что
ни он, ни Морган не переступят в своих поисках границ, очерченных рапортом
разведки, и не попытаются воздействовать на его волю; иными словами, они не
используют оказанное им доверие во вред личности, подвергаемой считыванию.
Это доверие и есть ключ к отношениям между дерини и людьми, длящимся в
течение нескольких веков, достичь которых можно было лишь посредством
постоянного взаимодействия.
Однако может случиться так, что однажды полученное доверие очень легко
вскоре станут принимать как само собой разумеющееся. Примером того, о чем
ведется речь выше, является первый психический контакт Келсона с его новым
юным оруженосцем Айво Херберном. Вероятно, у Келсона не было причин
сомневаться в лояльности или благоразумии юного Айво, иначе бы он не был
назначен на должность королевского оруженосца. Однако, несмотря на это,
когда двенадцатилетний мальчик встает на колени, чтобы снять шпоры и сапоги
Келсона, король дотрагивается до склоненной головы своего оруженосца и
дотягивается до него своим сознанием.
-- Расслабься, Айво,--приказал он, усиливая психическое
соприкосновение, так как молодой разум внезапно ощутил вторжение, и тело
мальчика стало напрягаться.--Закрой глаза и не сопротивляйся мне. Обещаю,
что не сделаю тебе больно--мы же дали клятву друг другу.
Келсон чувствовал, что мальчик уже ждал нечто подобное, никто не в
состоянии провести большую часть своей жизни при дворе и не слышать ничего о
том. что способен совершить король с помощью таинственных сил, которыми он
обладает; однако ему доставило удовольствие то, что сопротивление сразу же
прекратилось, и юный разум попытался успокоиться, хотя он все еще мог
чувствовать слабую дрожь под своей рукой.
Продолжая тихо ободрять и успокаивать мальчика, король ласково притянул
темноволосую голову своего оруженосца к своему колену и проник в его
сознание, затем тихонько пододвинулся к нему так, чтобы достать руками его
виски, положив на них свои большие пальцы, касаясь остальными его кудрей для
того, чтобы достичь полного контакта. Дрожь сразу же прекратилась.
Пристальный взгляд Келсона скользнул к средоточию сквозь огонь, в то время
как он давал наставления. (В поисках святого Камбера.)
Эти наставления выглядят достаточно безобидно. Айво было велено не
повторять ничего из того, что он может случайно услышать, касающееся короля:
"Не смей вспоминать об этом до тех пор, пока я сам не попрошу". (В поисках
святого Камбера.) С первого взгляда все это может показаться достаточно
разумным требованием короля к своим вассалам. Однако то, что Келсон пытается
добиться силой данного без принуждения,--мы же дали клятвы друг другу --
выводит это столкновение короля со своим оруженосцем за границы области
этического. Этим Келсон признает, что, если Айво предоставить самому себе,
он либо не сможет настолько контролировать себя, чтобы держать язык за
зубами, либо, хуже того, сознательно будет распускать сплетни о том, что
слышит.
В какой-то мере Келсон, видимо, не сознавал, что это говорит о таком же
полном отсутствии доверия с его стороны к людям, какое испытывали они к
дерини, за что, в свою очередь, он порицал их, причем поведение невинного
Айво в сравнении с тем, что обычно происходит, когда люди вступают в
какие-либо отношения с дерини, которым навряд ли знакомы угрызения совести,
еще в меньшей степени могло послужить причиной для такого недоверия. Ничто в
характере Келсона не дает нам оснований предполагать, что он Употребляет
свои способности во вред другим, хотя никто не может сказать, где находится
та черта, за которой начинается процесс внутреннего разложения. Будем
надеяться, что Келсон пересмотрит свою линию поведения и вспомнит те
времена, когда подсознательная подозрительность и отсутствие доверия еще не
стали для него привычкой. Осознав это, он наверняка придет к выводу, что
тогда те вассалы, которых не надо было заставлять быть верным и принуждать
держать язык за зубами, служат ему намного лучше, чем те, чья верность и
молчание--следствие принуждения.
Все это говорит о том, что нам самим следует пересмотреть свое
отношение к поступку Келсона, так как данное столкновение было скорее не
считыванием мыслей субъекта, а установкой того рецептивного состояния, в
котором он будет принимать указания, данные оператором. Мы можем
рассматривать это как своего рода парагипноз, навязанное силой состояние, в
котором команды оператора не могут быть оспорены субъектом. Таким образом,
мы приходим к выводу, что большинство случаев прямого контроля сознания
объекта, осуществляемого дерини, будут содержать в себе до некоторой степени
элементы парагипноза, который, если использовать его возможности полностью,
может быть незаменим для установки связи более высокого уровня, необходимой
при выполнении различных более сложных операций, при введении пациента в
состояние сна, при ускорении процесса выздоровления или при введении врага в
бессознательное состояние, если нет необходимости его убивать.
Возможности такого использования со стороны дерини заключаются в том,
что указания, введенные силой воли дерини, помимо прочего, могут преодолеть
любое сопротивление, и человек обычно вынужден выполнять любые указания.
Программирование Айво, сверхлегкое и в основе своей милосердное, не идет ни
в какое сравнение с тем, что, например, Уэнсит сделал с Дерри. Под
воздействием парагипноза объекта можно заставить выдать кого-либо или
что-либо и даже вынудить его лишить себя жизни. Такая команда была в
состоянии устранить сопротивление со стороны стражника Майкла Дефореста,
когда Йан со знанием дела ударяет его кинжалом в сердце. Нечто Подобное
заставляет вассала Моргана, Эдгарда Мэтелуэйта, скорее заколоть себя, чем
подвергнуться допросу со стороны сеньора.
Однако не только люди оказываются жертвами такого программирования.
Воля Хамфри Галларо, священника-михайлинца, схваченного людьми короля Имра,
была полностью сломлена Имром и его когортой. Он перепрограммируется как
агент Имра и затем внедряется в ряды повстанцев, что привело к весьма
трагическим последствиям. Неспособный сопротивляться, несчастный священник
подсыпает яд в соль, используемую при крещении первого сына Синила, а потом
пытается убить его самого, когда тот понимает, что произошло. Данный
инцидент, однако, имеет свой положительный эффект: шок позволяет Синилу
сознательно использовать свои способности, которые Камбер и его сородичи
пытаются пробудить в нем; несчастному же Хамфри суждено умереть смертью
изменника в магическом поединке. (Камбер Кулдский.)
Нам, конечно, хотелось бы думать, что поступки Келсона и других
положительных героев, известных нам, определяются совестью, отсутствующей в
характерах, только что приведенных. Поведение Келсона свидетельствует о том,
что его постоянно терзали сомнения относительно роли, которую ему
навязывают, хотя он и не видит способа, позволяющего уклониться от нее.
Однако Йорам сомневается в нравственности преображения Дэвина МакРори в
юного стража Эйдиярда Клюрского не из-за каких-либо возражений со стороны
первого, так как Дэвин готов к этому, несмотря на опасность, но из-за того,
что данный поступок по сути своей насилие. Йорам мучается тем, что Эйдиярд
вынужден отказаться от своей индивидуальности и права на нормальную жизнь,
не говоря уже о других причинах.
Йорама также беспокоит, что Синил был вынужден оставить свой сан и
принять корону, хотя он и не видит путей, позволяющих избежать этой жертвы,
так как это необходимо сделать ради спасения королевства. Йорам сомневается
и в том, будут ли они с Эвайн в праве вернуть Камбера. От случая к случаю мы
видим, что дерини бывают вынуждены принимать за других решения подобного
рода, обычно за людей, которые не способны этому противиться, но, по правде
говоря, такое манипулирование всегда существовало и существует в нашем мире,
хотя не на том уровне, который доступен Дерини.
Тем не менее епископ Эрилан совершенно уверен в правомерности прямого
считывания Морганом мыслей принца-священника Меарана, отца Джудаеля, хотя,
казалось, для этого не было никаких оснований. Келсон, конечно же, имеет
представление о разумных пределах того, как далеко может простираться его
власть, хотя считает, что некоторые его поступки простительны ему как
королю. Он утверждает, что никогда бы не воспользовался своими способностями
для того, чтобы заставить Сидану ответить согласием на его предложение выйти
за него замуж, и его очень беспокоит, что время от времени он серьезно
раздумывает, не применить ли их. В действительности у нас нет никаких
свидетельств, подтверждающих, что он мог поддаться искушению подобного рода.
"Обещаю тебе, что первый и единственный раз я так поступаю с тобой без
твоего на то согласия, конечно, если это не вопрос жизни и смерти",--уверяет
он юного Айво. (В поисках святого Камбера.)
Иными словами, Келсон обещает не использовать свои способности в
обыденных ситуациях для того, чтобы прочесть мысли Айво или контролировать
его разум ради собственного любопытства или корысти. Следующим утром это
намерение подвергается испытанию, когда он и Дугал шутя заговаривают о
возможности проверить, что на уме у оруженосца Конала, чтобы побольше узнать
о его таинственной невесте, хотя разговор этот, без сомнения, дает понять,
что ни один из молодых людей никогда не пойдет на это. В отличие от дерини,
злоупотреблявших своими способностями, Келсон понимает, что послушание,
полученное при помощи принуждения, будет длиться не дольше того времени,
покуда человек находится в его власти, и что долгое царствование должно
опираться прежде всего на взаимное доверие. Поступки Келсона могут иногда
казаться совершенными ради выгоды в большей мере, чем это необходимо в
идеале, тем не менее достижение этого идеала для Келсона всегда остается
конечной целью.
Можно возразить, что рассуждения подобного рода отдают ситуативной
моралью, простой и бесхитростной, и в действительности это так. Однако
реалии жизни диктуют нам, что моральные соображения должны быть предметом
отдельного рассмотрения в соответствии со значением каждой ситуации,
особенно тогда, когда необходимо принять решение, основываясь не только на
собственных интересах, но и на интересах других, вверенных вашей заботе. И
снова мы становимся свидетелями того, как дерини пытаются применять данный
баланс при принятии решений, противопоставляя благо многих ущербу одного.
Короли постоянно вынуждены принимать решения подобного рода,
короли-дерини--не исключение, если не принимать во внимание, что они
обладают куда более широким выбором для того, чтобы довести задуманное до
конца.
Когда Камбер и члены его семьи воздействуют на сознание принца Синила,
чтобы похитить его из монастыря, а затем пробудить его потенциал Халдейна,
они действуют, как кажется им, в соответствии с интересами своей страны. Тем
сильные руки, дотянувшиеся, чтобы поддержать его. Затем пустота наполнила
его, ослепив невероятно красивым светом, переливавшимся всеми цветами
радуги. (Камбер-еретик.)
В отличие от смерти Дэвина, смерть Синила носила следы как физического,
так и духовного воздействия последнего причастия, принятого из рук
Камбера-Алистера. Исследование перехода в мир иной Синила относится скорее к
другому разделу. Таким образом, нам не следует останавливаться здесь на
этом, хотя смерть Синила и иллюстрирует важный аспект таинства евхаристии.
Из всех христианских таинств таинство евхаристии--самое значительное,
лежащее в самом центре христианской веры. Для такого верующего, как Камбер,
способного воспринимать весь диапазон нисхождения Божества во время таинства
мессы, внутренняя энергия этого обряда и ее производные в действительности
воспринимаются на определенных уровнях. В сакраментальном смысле такие
элементы евхаристии, как хлеб и вино, становятся телом и кровью Христа в
момент освящения.
После того как купол магической сферы был вдребезги разбит уходом
Синила, Камбер замечает, что неосознанно размышляет о природе освященных
гостий, так как ему кажется, что он остался жив лишь благодаря защите тела
Господня в дароносице рядом с ним. Для него, в соответствии с догматами
веры, правильное восприятие этого таинства всегда было средством духовного
спасения. Теперь же он размышляет над тем, не могло ли именно оно спасти
его, ибо устоять против вырвавшейся наружу энергии чудовищной силы,
разрушившей купол сферы, могло лишь то, что было защищено вмешательством
определенного рода сверхъестественных сил.
Он снова опустился на колени, осторожно подняв при этом золотую крышку
и отложив ее в сторону. В мерцающем углублении чаши, вероятно, лежало с
полдюжины освященных драгоценных гостий, таких же, как та, которую он так
давно отдал Синилу.
Непосвященный назовет это просфорой. Мука и вода. И все-таки в этом
кусочке простейшей пищи сокрыто величайшее таинство его веры, нечто, что он
не в состоянии объяснить или постичь разумом, но что, тем не менее,
простейшая истина для его души и сердца.
И это таинство защитило его сегодня вечером? Вероятно, так оно и есть.
Синил неосознанно показал ему нечто наполовину запрещенное, несмотря на его
превосходную осведомленность и положение. Как велик размах крыльев Ангела
Смерти!
Или просто еще не пришло время Камбера? Неужели Господь, пребывает в
освященной гостий меж его пальцев, неужели Господь хочет иначе распорядиться
им, иначе использовать его?
Он сомневался, что получит какой-нибудь ответ сегодня. С короткой, но
пылкой благодарственной молитвой, слегка содрогаясь, словно он действительно
отрясал с себя вереницу этих размышлений, Камбер вернул гостью к ее
собратьям и закрыл крышку. (Камбер-еретик.)
Камбер делает попытку проанализировать силу, присущую гостий, которую
он держит в руке. Однако сделать это после того, что он испытал, означало бы
подвергнуть подробному анализу всю его веру, что едва ли было необходимо в
свете произошедшего. Он достаточно долгое время был священником, да к тому
же дерини, чтобы осознать то, что случилось во время мессы. В
противоположность священнику человеку, который должен принять на веру
существование какого-то смысла в том, что он делает перед алтарем,
священник-дерини просто чувствует присутствие той связи, которую он пытается
установить с Божеством, подключаясь к источнику Божественного, произнося
слова освящения. (Некоторые из людей также в состоянии воспринимать эту
энергию. И именно таких часто называют святыми.)
Синила едва ли можно назвать святым, он и не собирается Становиться им,
критически относясь к себя, но даже до того, как его наделили могуществом
дерини, он, кажется, тоже черпает какую-то сверхэнергию из таинства мессы.
Во время последней службы, которую ему дозволено исполнить еще до того, как
его признают принцем Гвинедда и вынуждают отречься от сана, его чувства
выходят из-под контроля, когда он наблюдает за Рисом.
-- Мне кажется, что он чувствовал, что это его последняя месса.--сказал
Рис Камберу, когда все завершилось.--Его отчаяние было настолько велико, что
я мог ощущать это в воздухе, будто серая пелена окружала алтарь. Разве ты не
почувствовал этого? (Камбер Кулдский.)
Конечно, умение передавать эмоциональный заряд мессы не является
способностью, присущей исключительно дерини. Они просто имеют большую
склонность к этому. Величина потока энергии, вероятно, не зависит от
способностей, чего не скажешь о восприятии этого потока. Тем не менее нам не
известны примеры подобного воздействия мессы на наблюдателя из простых людей
(хотя в нашем мире существует достаточно свидетельств, подтверждающих такое
явление). Очевидно, дерини способны с легкостью концентрировать свое
внимание на энергии, передаваемой посредством священника-человека, для того,
чтобы получить больший эффект. Однако каким бы ни был источник, и каким бы
образом он ни воспринимался, благотворное воздействие данного таинства как
потенциального источника силы, исцеления и примирения в мире дерини, как и в
нашем мире не требует доказательств; и то, что люди, населяющие Гвинедд,
были не способны признать это, и стало причиной противодействия церковной
теократии Гвинедда, которое она оказывала по отношению к дерини.
ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИЕ, УВЕЛИЧЕНИЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА
Вероятно, одной из наиболее известных и наводящих страх способностей
дерини, действительной или воображаемой, является умение считывать мысли.
Для человека вторжение в его разум помимо его воли, хуже того, если
подвергающийся такому воздействию не осознает этого, означает крайнюю
степень насилия над личностью и вмешательство в частную жизнь, настоящее
предательство самого себя, еще более вероломное оттого, что оно не поддается
контролю. Кто знает, раскрыть какие тайны и сделать какие признания придется
человеку, находящемуся рядом с дерини, спасая свое достоинство, свою жизнь
или бессмертную душу.
Суть вопроса заключается в том, что мысли большинства людей касаются их
самих и, вероятно, их близких. В конце концов, что за тайны скрывает обычный
человек в своей голове, раскрытие которых отразилось бы на ком-либо, кроме
людей, окружающих его? Большинство--законопослушные граждане, которым, кроме
того, что имеет значение лишь для них самих, и скрывать нечего. Пустячные
прегрешения и личные неудачи--не то, из чего плетутся настоящие интриги.
Из-за паранойи, окружающей представление о действительных границах
способностей дерини, и из-за свойственного людям стремления относиться к
себе как к чему-то действительно уникальному и необычайно важному в системе
мироздания (даже если ты всего лишь винтик огромного механизма) типичный
человек, идущий на контакт с дерини, убежден, что он или она отличаются от
других и что, конечно, дерини захочется узнать, о чем же он думает, и что он
или она знает такого, чего не знает никто другой; что дерини только и
дожидается случая, чтобы ворваться в чье-либо невинное человеческое сознание
и выудить все силой!
Истина, конечно же, в другом. При соответствующих условиях и
возможностях дерини способен читать мысли любого из людей где захочет и
когда захочет, невзирая на согласие или несогласие объекта. Практически же
типичный дерини (если таковой существует) не склонен утруждать себя, теряя
время и силы на считывание мыслей незнакомого человека без веских на то
оснований, даже если это позволяют условности этикета, довлеющие над этикой
контакта одного разума с другим. Келсон достаточно сжато выражает общее
отношение к этому в "Наследнике епископа", когда Дугал, походив вокруг да
около, наконец собирается с духом и спрашивает его об этом напрямик.
-- Я думал, что дерини могут читать мысли,--прошептал Дугал.
-- Да, могут,--тихо ответил Келсон.--Но мы не делаем этого в кругу
друзей, если нас не попросят об этом. Даже среди дерини для этого прежде
всего необходим физический контакт. (Наследник епископа.)
Данное утверждение указывает на один из первых ограничивающих факторов
большинства функций дерини--необходимость в физическом контакте. Мы можем
пойти далее, утверждая, что физический контакт--практически одно из
неотъемлемых условий для первого обмена мыслями и по крайней мере
способствует достижению положительного эффекта во всех других психических
операциях, доступных дерини, является ли это контактом на уровне
подсознания, разного рода контролем, индуктивным трансом и тому подобным.
Без психического контакта, если только между дерини и объектом не была
заблаговременно установлена связь, способность дерини проникать в сознание
другого ограничена беглым считыванием мыслей, лежащих на поверхности,
особенно если этот процесс должен пройти незамеченным.
Таким образом, физический контакт создает оптимальные условия для
контакта психического. Практика выработала наиболее удобные и
обоюдоприемлемые способы такого контакта. Почти всегда, как во время
контактов дерини с дерини, так и дерини с человеком, первый касается
какой-либо части головы объекта: лба, висков, переносицы, зоны сонной
артерии у места прикрепления челюсти, задней части шеи или каких-либо других
комбинаций, составленных из вышеперечисленного. Каждый отдает предпочтение
чему-то своему. На практике контакт с рукой, запястьем или любой другой
кожный контакт позволяет достичь того же эффекта, однако традиция
предписывает обращать внимание прежде всего на голову как центр
первостепенного значения, вероятно, символически связывая это с убеждением,
что информация извлекается из мозга. Ко времени, о котором ведется речь, в
"Королевском правосудии", люди, по крайней мере в военной области, стали
приспосабливаться к новоизобретенному непосредственному считыванию донесений
разведки.
Все разведчики знали, что, когда бы они ни прибыли к королю или его
доверенному лицу с донесением, если это вносило ясность, их могли
подвергнуть процедуре считывания мыслей, и большинство из них поняли, что
противиться этому не следует, тем более бояться. Они также приняли новое
правило, сознательно поощряемое Келсоном и Морганом, в соответствии с
которым дерини всегда должны прикасаться к голове или шее тех, мысли они
обязаны прочесть. В действительности же рука, запястье или другая часть тела
с таким же успехом подошли бы для этого, а дерини смогли бы проникнуть в
сознание даже сквозь перчатку или другую одежду, если это необходимо; однако
Келсон чувствовал, что если люди будут по крайней мере думать, что
возможности дерини ограничены хотя бы в этом плане, это может рассеять
некоторые из опасений, касающихся непосредственного общения с ними на
регулярной основе. (Королевское правосудие.)
На что, помимо техники, особенно стоит обратить здесь внимание, так это
на возможное возникновение этической дилеммы именно такого применения
способностей дерини. С военной точки зрения сама процедура говорит в свою
пользу, так как она не отнимает много времени, во время нее не произносится
ни слова и исключается возможность опущения важных деталей или неверного
истолкования результатов наблюдения. С другой стороны, кто может
гарантировать, все ограничится чтением разведывательного донесения, а не
перерастет в посягательство на право личности на частную жизнь? Можно
возразить, что вассал не должен иметь секретов от короля, однако где
провести черту между тем, что относить к интересам короля, а что должно
отнести в личную сферу граждан. В теории и в действительности дерини имеет
доступ к информации, которую объект, вероятно, не пожелает разделить даже с
духовником.
На практике же большинство дерини не станут заходить далее оговоренных
заранее пределов или того, что относится по своей природе к обязанностям
субъекта. Так, проникновение в сознание разведчика обычно ограничивается его
разведывательным донесением и сопутствующими наблюдениями. Если же возникает
подозрение в честности обследуемого субъекта, то большинство дерини не
станут терять время и усилия на "ловлю рыбки в мутной воде".
Однако это еще не говорит о том, что подобное не может произойти. Люди
были прекрасно осведомлены, что некоторые Дерини--и короли в том
числе--пользовались этим преимуществом. Этот давнишний страх, который только
недавно начал было рассеиваться благодаря справедливой бескомпромиссной
позиции, которую занял по отношению к этому Келсон, всегда таился где-то в
подсознании.
Одним из способов уменьшить этот страх стало стремление делать процесс
считывания коротким, насколько это возможно. При особом применении и при
более широком и интенсивном проникновении в сознание, которое обычно
используется при допросах заключенных или каких-либо других враждебно
настроенных или неуступчивых объектов, процесс может быть таким же
быстротечным, как и промежуток между двумя вдохами. В действительности
первый вдох является следующим условием, которое мы будем относить к почти
универсальным средствам любой деятельности дерини. Когда Келсон просит
Керкона сделать глубокий вдох, он вовлекает в процесс не только сознание
разведчика, но и побуждает его сделать очень простое упражнение,
предшествующее расслаблению, концентрированию и подготовке разума объекта к
переходу в измененное состояние сознания.
Очевидно, Керкон не был осведомлен о том, что произойдет между его
первым и вторым вдохом, когда король будет извлекать необходимую информацию
из его разума. Его первым осознанным ощущением, последовавшим за этим, было
легкое, длящееся не более мгновения головокружение, которое быстро уняли
уверенные руки Моргана, и слабое ощущение облегчения, когда он осознал, что
все уже кончилось. Помимо всего этого, в процесс, конечно, при содействии
Керкона и других, таких же, как он, была вовлечена вера в слово короля, что
ни он, ни Морган не переступят в своих поисках границ, очерченных рапортом
разведки, и не попытаются воздействовать на его волю; иными словами, они не
используют оказанное им доверие во вред личности, подвергаемой считыванию.
Это доверие и есть ключ к отношениям между дерини и людьми, длящимся в
течение нескольких веков, достичь которых можно было лишь посредством
постоянного взаимодействия.
Однако может случиться так, что однажды полученное доверие очень легко
вскоре станут принимать как само собой разумеющееся. Примером того, о чем
ведется речь выше, является первый психический контакт Келсона с его новым
юным оруженосцем Айво Херберном. Вероятно, у Келсона не было причин
сомневаться в лояльности или благоразумии юного Айво, иначе бы он не был
назначен на должность королевского оруженосца. Однако, несмотря на это,
когда двенадцатилетний мальчик встает на колени, чтобы снять шпоры и сапоги
Келсона, король дотрагивается до склоненной головы своего оруженосца и
дотягивается до него своим сознанием.
-- Расслабься, Айво,--приказал он, усиливая психическое
соприкосновение, так как молодой разум внезапно ощутил вторжение, и тело
мальчика стало напрягаться.--Закрой глаза и не сопротивляйся мне. Обещаю,
что не сделаю тебе больно--мы же дали клятву друг другу.
Келсон чувствовал, что мальчик уже ждал нечто подобное, никто не в
состоянии провести большую часть своей жизни при дворе и не слышать ничего о
том. что способен совершить король с помощью таинственных сил, которыми он
обладает; однако ему доставило удовольствие то, что сопротивление сразу же
прекратилось, и юный разум попытался успокоиться, хотя он все еще мог
чувствовать слабую дрожь под своей рукой.
Продолжая тихо ободрять и успокаивать мальчика, король ласково притянул
темноволосую голову своего оруженосца к своему колену и проник в его
сознание, затем тихонько пододвинулся к нему так, чтобы достать руками его
виски, положив на них свои большие пальцы, касаясь остальными его кудрей для
того, чтобы достичь полного контакта. Дрожь сразу же прекратилась.
Пристальный взгляд Келсона скользнул к средоточию сквозь огонь, в то время
как он давал наставления. (В поисках святого Камбера.)
Эти наставления выглядят достаточно безобидно. Айво было велено не
повторять ничего из того, что он может случайно услышать, касающееся короля:
"Не смей вспоминать об этом до тех пор, пока я сам не попрошу". (В поисках
святого Камбера.) С первого взгляда все это может показаться достаточно
разумным требованием короля к своим вассалам. Однако то, что Келсон пытается
добиться силой данного без принуждения,--мы же дали клятвы друг другу --
выводит это столкновение короля со своим оруженосцем за границы области
этического. Этим Келсон признает, что, если Айво предоставить самому себе,
он либо не сможет настолько контролировать себя, чтобы держать язык за
зубами, либо, хуже того, сознательно будет распускать сплетни о том, что
слышит.
В какой-то мере Келсон, видимо, не сознавал, что это говорит о таком же
полном отсутствии доверия с его стороны к людям, какое испытывали они к
дерини, за что, в свою очередь, он порицал их, причем поведение невинного
Айво в сравнении с тем, что обычно происходит, когда люди вступают в
какие-либо отношения с дерини, которым навряд ли знакомы угрызения совести,
еще в меньшей степени могло послужить причиной для такого недоверия. Ничто в
характере Келсона не дает нам оснований предполагать, что он Употребляет
свои способности во вред другим, хотя никто не может сказать, где находится
та черта, за которой начинается процесс внутреннего разложения. Будем
надеяться, что Келсон пересмотрит свою линию поведения и вспомнит те
времена, когда подсознательная подозрительность и отсутствие доверия еще не
стали для него привычкой. Осознав это, он наверняка придет к выводу, что
тогда те вассалы, которых не надо было заставлять быть верным и принуждать
держать язык за зубами, служат ему намного лучше, чем те, чья верность и
молчание--следствие принуждения.
Все это говорит о том, что нам самим следует пересмотреть свое
отношение к поступку Келсона, так как данное столкновение было скорее не
считыванием мыслей субъекта, а установкой того рецептивного состояния, в
котором он будет принимать указания, данные оператором. Мы можем
рассматривать это как своего рода парагипноз, навязанное силой состояние, в
котором команды оператора не могут быть оспорены субъектом. Таким образом,
мы приходим к выводу, что большинство случаев прямого контроля сознания
объекта, осуществляемого дерини, будут содержать в себе до некоторой степени
элементы парагипноза, который, если использовать его возможности полностью,
может быть незаменим для установки связи более высокого уровня, необходимой
при выполнении различных более сложных операций, при введении пациента в
состояние сна, при ускорении процесса выздоровления или при введении врага в
бессознательное состояние, если нет необходимости его убивать.
Возможности такого использования со стороны дерини заключаются в том,
что указания, введенные силой воли дерини, помимо прочего, могут преодолеть
любое сопротивление, и человек обычно вынужден выполнять любые указания.
Программирование Айво, сверхлегкое и в основе своей милосердное, не идет ни
в какое сравнение с тем, что, например, Уэнсит сделал с Дерри. Под
воздействием парагипноза объекта можно заставить выдать кого-либо или
что-либо и даже вынудить его лишить себя жизни. Такая команда была в
состоянии устранить сопротивление со стороны стражника Майкла Дефореста,
когда Йан со знанием дела ударяет его кинжалом в сердце. Нечто Подобное
заставляет вассала Моргана, Эдгарда Мэтелуэйта, скорее заколоть себя, чем
подвергнуться допросу со стороны сеньора.
Однако не только люди оказываются жертвами такого программирования.
Воля Хамфри Галларо, священника-михайлинца, схваченного людьми короля Имра,
была полностью сломлена Имром и его когортой. Он перепрограммируется как
агент Имра и затем внедряется в ряды повстанцев, что привело к весьма
трагическим последствиям. Неспособный сопротивляться, несчастный священник
подсыпает яд в соль, используемую при крещении первого сына Синила, а потом
пытается убить его самого, когда тот понимает, что произошло. Данный
инцидент, однако, имеет свой положительный эффект: шок позволяет Синилу
сознательно использовать свои способности, которые Камбер и его сородичи
пытаются пробудить в нем; несчастному же Хамфри суждено умереть смертью
изменника в магическом поединке. (Камбер Кулдский.)
Нам, конечно, хотелось бы думать, что поступки Келсона и других
положительных героев, известных нам, определяются совестью, отсутствующей в
характерах, только что приведенных. Поведение Келсона свидетельствует о том,
что его постоянно терзали сомнения относительно роли, которую ему
навязывают, хотя он и не видит способа, позволяющего уклониться от нее.
Однако Йорам сомневается в нравственности преображения Дэвина МакРори в
юного стража Эйдиярда Клюрского не из-за каких-либо возражений со стороны
первого, так как Дэвин готов к этому, несмотря на опасность, но из-за того,
что данный поступок по сути своей насилие. Йорам мучается тем, что Эйдиярд
вынужден отказаться от своей индивидуальности и права на нормальную жизнь,
не говоря уже о других причинах.
Йорама также беспокоит, что Синил был вынужден оставить свой сан и
принять корону, хотя он и не видит путей, позволяющих избежать этой жертвы,
так как это необходимо сделать ради спасения королевства. Йорам сомневается
и в том, будут ли они с Эвайн в праве вернуть Камбера. От случая к случаю мы
видим, что дерини бывают вынуждены принимать за других решения подобного
рода, обычно за людей, которые не способны этому противиться, но, по правде
говоря, такое манипулирование всегда существовало и существует в нашем мире,
хотя не на том уровне, который доступен Дерини.
Тем не менее епископ Эрилан совершенно уверен в правомерности прямого
считывания Морганом мыслей принца-священника Меарана, отца Джудаеля, хотя,
казалось, для этого не было никаких оснований. Келсон, конечно же, имеет
представление о разумных пределах того, как далеко может простираться его
власть, хотя считает, что некоторые его поступки простительны ему как
королю. Он утверждает, что никогда бы не воспользовался своими способностями
для того, чтобы заставить Сидану ответить согласием на его предложение выйти
за него замуж, и его очень беспокоит, что время от времени он серьезно
раздумывает, не применить ли их. В действительности у нас нет никаких
свидетельств, подтверждающих, что он мог поддаться искушению подобного рода.
"Обещаю тебе, что первый и единственный раз я так поступаю с тобой без
твоего на то согласия, конечно, если это не вопрос жизни и смерти",--уверяет
он юного Айво. (В поисках святого Камбера.)
Иными словами, Келсон обещает не использовать свои способности в
обыденных ситуациях для того, чтобы прочесть мысли Айво или контролировать
его разум ради собственного любопытства или корысти. Следующим утром это
намерение подвергается испытанию, когда он и Дугал шутя заговаривают о
возможности проверить, что на уме у оруженосца Конала, чтобы побольше узнать
о его таинственной невесте, хотя разговор этот, без сомнения, дает понять,
что ни один из молодых людей никогда не пойдет на это. В отличие от дерини,
злоупотреблявших своими способностями, Келсон понимает, что послушание,
полученное при помощи принуждения, будет длиться не дольше того времени,
покуда человек находится в его власти, и что долгое царствование должно
опираться прежде всего на взаимное доверие. Поступки Келсона могут иногда
казаться совершенными ради выгоды в большей мере, чем это необходимо в
идеале, тем не менее достижение этого идеала для Келсона всегда остается
конечной целью.
Можно возразить, что рассуждения подобного рода отдают ситуативной
моралью, простой и бесхитростной, и в действительности это так. Однако
реалии жизни диктуют нам, что моральные соображения должны быть предметом
отдельного рассмотрения в соответствии со значением каждой ситуации,
особенно тогда, когда необходимо принять решение, основываясь не только на
собственных интересах, но и на интересах других, вверенных вашей заботе. И
снова мы становимся свидетелями того, как дерини пытаются применять данный
баланс при принятии решений, противопоставляя благо многих ущербу одного.
Короли постоянно вынуждены принимать решения подобного рода,
короли-дерини--не исключение, если не принимать во внимание, что они
обладают куда более широким выбором для того, чтобы довести задуманное до
конца.
Когда Камбер и члены его семьи воздействуют на сознание принца Синила,
чтобы похитить его из монастыря, а затем пробудить его потенциал Халдейна,
они действуют, как кажется им, в соответствии с интересами своей страны. Тем