Кертис (I) Джек. Слава

   Он наслаждался курением, заставляя Дикона ждать.
   – Я не тот человек, который тебе нужен?
   – А кто – тот?
   – Нет, парень, все не так просто. Здесь каждый, буквально каждый покупается и продается.
   Дикон достал из бумажника несколько купюр и кинул их на стол.
   – Это все, что у меня есть.
   – Рассказывай кому-нибудь другому.
   – Это все, что у меня есть с собой.
   – Где тебя найти, парень? – Он сгреб бумажки. – Только не слишком далеко.
   Дикон назвал паб на ничьей земле, но не получил ответа. Тогда он взглянул на штангу и сказал:
   – В «Нортморе».
   Это был спортивный комплекс, расположенный неподалеку, на нейтральной территории. Вив согласно кивнул. Они условились о дне и о цене. Вив достал из холодильника еще одну банку пива – полускрытая одеждой дверь вела в крошечную кухню. Дикону пива он не принес.
   – Ты поговоришь с ним?
   – Да, поговорю.
   Он не собирался говорить о деньгах: это было личное дело Вива. И единственный козырь Дикона.
   Вив открыл банку и быстро нагнулся, чтобы поймать ртом брызнувшую пену; потом затянулся из самокрутки.
   – Значит, – сказал он, – ты – белый полицейский...
   В этой войне не было места перемирию.
   Снаружи на него пахнуло жаром. Едкий запах бензинового перегара вытеснил кухонную вонь. Яркий солнечный свет слепил глаза.
   У Дикона не было времени на раздумья: надо было принять решение, еще спускаясь по лестнице. На улице он повернул направо – в сторону от домов-башен, прошел метров тридцать и заглянул в маленький магазинчик, где продавались сигареты. Человек за прилавком удивился его появлению. Дикон подошел к прилавку у двери и начал перелистывать журналы. Продавец сел на табурет и, повернув голову, стал ждать, когда посетитель уйдет. Через две-три минуты в окне магазинчика показался Вив в синей кофте.
   Джон вышел как раз вовремя и успел увидеть, как его подопечный поворачивает за угол. Джон ускорил шаг и правильно сделал. Когда он достиг следующей улицы. Вив как раз переходил на другую, ведущую к границе гетто. Оставалось надеяться, что он направляется не очень далеко, потому что на слишком длинной или слишком короткой улице слежку пришлось бы прекратить.
   Синяя кофта мелькнула еще пару раз, но потом, на длинной и широкой улице, он потерял Вива из виду. Там были прачечная, почта, контора букмекера и почти пятьдесят домов. Дикон пошел вперед – ему больше ничего не оставалось. Улицы казались пустыми, но это впечатление было обманчиво – остановиться и оглядеться было бы рискованно.
   Когда он проходил мимо букмекера, кто-то вышел из конторы, широко распахнув дверь и искоса посмотрев на чужака. Изнутри донесся шум от трансляции бегов, запах пота и курева ударил Дикону в ноздри. Вив стоял у проволочной сетки в окне кассира и делал ставку деньгами Дикона.

Глава 18

   Флейта издавала короткие жалобные звуки. Рыцарь скакал по стене, чудом удерживаясь в седле, – казалось, что комната наклонилась, мешая ему свалиться с лошади; конь царственно изогнул шею и закусил удила. Под лепным потолком парила птица.
   Он привел их сюда, маскируя под процессию из других теней или пряча в тени домов и деревьев. Он освободил их своей властью, в ярком свете солнца они стали более отчетливыми: флейтист ковылял на скрюченных ножках, кутаясь в шкуру. Птица беззвучно парила над головой. У коня со впалыми боками горели глаза.
   Никто не видел, как тень человека привела эту процессию к дому. Женщина, которая тоже их не видела, сидела за маленьким складным столиком у стены и писала письмо. Прямо над ее головой, немного правее, шила-на-гиг раскрывала свое лоно, готовая исторгнуть неисчислимые богатства. Рог изобилия, символ урожая.
   Раньше они не могли появляться, на улице. Они жили в комнате Элейн, точно близкие друзья, прикованные к источнику силы. Теперь, благодаря Кэйт Лоример, все стало по-другому. Ее смерть придала ему новую силу, и он поделился ею с другими. Даже Элейн теперь ходила под покровом темноты к дому, где жила Лаура Скотт. Он всегда знал, что наделен мощью. Другие тоже это чувствовали и подчинялись ему – это были слабые, больные людишки или те, кто надеялся получить от него силу. Он знал, как важно быть сильным, из поучений своего отца. Сила контролирует мир. «И Сын Человеческий, – слышал он голос отца, – внидет во славу свою».
   Воспоминания потрясли, его охватила дрожь восторга. Он ощущал, как сокращаются мышцы поверх лопаток, чувствовал жар и томление в паху; над головой женщины пикировала и снова взлетала тень птицы.
   Женщина достала из шкафа чистую одежду. Он наблюдал за ней и видел, как она облачилась в кимоно, потом села к столу и занялась написанием письма. Она только что приняла ванну – еще непросохшие волосы пахли душистым шампунем.
   На магнитной полоске, укрепленной на деревянной подставке, висели шесть ножей. Он выбрал пятый, но не смог сразу снять его: в какой-то момент ему показалось, что широкое и тяжелое лезвие сопротивляется его усилию. С ножом в руке он вернулся к женщине. Уже с порога гостиной он увидел ее отражение в тусклом зеркале, оправленном в золоченую раму и укрепленном на дальней стене. Зеркало было довольно высоким, и мужчина видел ее всю – от босых ног до влажных волос. Она стояла у столика и перечитывала письмо. Флейта издавала высокое стаккато.
   Она вложила письмо в конверт и заклеила его, потом слегка отодвинулась в сторону от зеркала. Чтобы не допустить этого, он положил руку ей на плечо, и она послушно замерла на месте; на ее лице появилось выражение человека, забывшего что-то очень важное.
    То, что мне хотелось сделать...
   Он развязал пояс ее кимоно, и оно распахнулось, обнажая плечи, руки, бедра. Он стащил кимоно с плеч и бросил к ее ногам. Она слегка повернула голову в его сторону, как человек внезапно оказавшийся в тумане и потерявший ориентацию. Ее рот приоткрылся, глаза прищурились, как у близоруких людей, когда они пытаются что-то разглядеть.
   Мужчина посмотрел на их отражения в зеркале и увидел себя, показывающим женщине нож, а другой рукой сжимающим ей горло. Он разглядел все – легкую, дряблость грудей, выпуклость живота. На его вытянутой руке напряглись мускулы. Сила пульсировала в нем, как заряд, в паху ощущалась ноющая боль.
   – Мой... – начала женщина, но он не дал ей закончить, закрыв губами ее рот и не отрывая глаз от зеркала. Ему пришлось слегка наклониться, чтобы видеть, как опускается нож в его руке – острием вверх.
   Теперь их отражения почти слились воедино. Он оттянул назад голову женщины, отчего ее спина круто изогнулась.
   Лезвие скрылось в ее волосах, когда он нанес первый удар. Она встала на цыпочки, как балерина в танце, натянутая будто струна. Женщина взглянула ему прямо в лицо.
   – Мой...
   Он пожинал ее, ее спелость, сокровища ее тела.
   Тени танцевали на стене, пока жатва не кончилась.

Глава 19

   На улице стало еще жарче. На западе и на севере страны, а также на восточном побережье прогноз обещал засуху. Официальными распоряжениями было запрещено использование садовых шлангов и закрыты мойки машин. Кое-где даже отключали воду в домах на несколько часов в день, а на углах появились водоразборные колонки. Домовладельцы бегали с ведрами, запасая воду в отведенные часы. Мороженое и содовая были нарасхват. В пабах кончилось пиво.
   Фил Мэйхью принес шесть запотевших банок пива, упаковку «Перрье» и торжественно вручил все хозяину дома. Преодолев последние метры до квартиры Дикона, он выдохнул:
   – Это уже не шутки.
   Мэйхью открыл первую банку еще до того, как Дикон успел убрать остальные в холодильник. Когда он вернулся, Мэйхью уже устроился в кресле. Он сказал:
   – Ты читал об этом, а может, видел новости по телевизору?
   – Естественно, – ответил Дикон. – Пока ты не позвонил, я, по правде говоря, не был уверен...
   – Если честно, я не удивлен.
   – И никаких сомнений?
   Мэйхью покачал головой.
   – Хотел бы я, чтобы они были. Да и не я один. Д'Арбле теперь носится как угорелый. – Он сделал несколько глотков из своей банки. – Дьявольщина! Что, по-твоему, у нас происходит? Может, солнце становится сверхновой звездой?
   Дикон вернул его к теме разговора.
   – Расскажи мне об этом, – сказал он.
   – Черт меня побери, если здесь нет связи. Медики играют в молчанку. Никто не собирается связывать это дело с Лоример и Коклан. Никто, по сути дела, про них и не знает, – это же мелочи; рядовые несчастные случаи. Теперь полиция не собирается залезать туда. Уже поздно. Дело Лоример списано и забыто, а совать нос в дело Коклан – все равно что тревожить осиное гнездо. Ты знаешь кого-нибудь, кто рискнул бы сообщить благородному лорду, что его жена умерла насильственной смертью и что мы все время знали об этом, но решили не ставить его в известность? Забудь про это. Трудность заключается в том, что для нормального расследования нужно собрать все три случая воедино и внимательно их изучить. Ты знаешь, как это бывает – одна подробность проливает свет на другую.
   – А почему они так уверены в наличии связи?
   Мэйхью тяжко вздохнул.
   – Так и быть! Откровенно говоря, Джон, в прошлый раз я умолчал о кое-каких мелочах в деле Коклан.
   – Спасибо.
   – Не злись, это было не важно. Мы и так оба знали, что это не простое совпадение. – Он помолчал. – В квартире Лоример нашли отпечатки пальцев, которые не принадлежат ни Лауре Скотт, ни жертве. Конечно, отпечатков там было полно, как следов от лошадиных копыт на беговой дорожке. Не было никакого смысла снимать их – все, кто приходил туда, оставляли отпечатки, – но эти мы нашли на зеркале. Они были единственными в своем роде. Обычно люди не трогают зеркало руками.
   Дикон оживился.
   – И точно такие же отпечатки нашли в квартире Коклан? Где именно?
   – Об этом не стоило бы даже и говорить, потому что в картотеке их нет. Этот след никуда не вел. – Мэйхью открыл себе вторую банку. – Это лишняя головная боль, и никому не хотелось этим заниматься.
   – Так где же? – настаивал Дикон.
   – Она ездила по дорогим магазинам в западных районах и покупала наряды. В частности, она приобрела платье из светлого шелка с крупными перламутровыми пуговицами спереди. Очень красивое.
   – Значит, на одной из пуговиц?
   Мэйхью поднес банку к губам и посмотрел на Дикона поверх нее.
   – На нескольких.
   – Он раздевал ее?
   – Похоже на то. С ее согласия или без него – это другой вопрос, но можно допустить, что она не возражала. В конце концов там не было найдено никаких следов насилия.
   – И что теперь будет?
   – В этом деле полно дерьма. Полиция, видимо, просто решит, что это «противоправное убийство», не упоминая о двух других, и надеется, что это сойдет с рук. Проблемы встанут только в том случае, если всплывет какая-нибудь неоспоримая связь. А если проводить полномасштабное расследование, то факты начнут выявляться один за другим, и будет невозможно остановиться.
   Дикон принес еще банку пива для Мэйхью и попросил:
   – Расскажи об этом подробнее.
   – О'кей. – Мэйхью слегка наклонился вперед, собираясь с мыслями. – Джессика Мередит, жена Кристофера Мередита, известного члена парламента, очень шумного «заднескамеечника», который в это время был в своем избирательном округе, в Нью-Йоркшире, убита в своем доме в Челси. Это то, что ты уже знаешь.
   – "Умерла от колотых ран", – процитировал Дикон.
   – Ну, можно сказать и так. Точнее, он буквально нашинковал ее. А потом расписал зеркало.
   – Как?!
   – Ее кровью.
   – Дело поручили тебе?
   – Пришлось взять – по графику мой черед. Ну так вот. Сестра ждала ее к себе на обед. Они позвонили, но никто не снимал трубку. Решили не ждать и пообедали без нее. Позвонили еще раз, попозже, – и опять никто не ответил. Тогда они связались с ее мужем в Нью-Йоркшире, который сказал, что она передумала и не поехала с ним. На следующее утро позвонили еще раз – и снова безрезультатно. Я думаю, что они были не столько обеспокоены, сколько заинтригованы. Может быть, даже заподозрили, что какие-то маленькие шалости помешали ей принять приглашение. Так или иначе, у сестры был ключ, и она наведалась в квартиру на следующее утро, после похода по магазинам. – Мэйхью поморщился. – Сестру накачали чем-то, она сейчас «под действием сильного успокоительного» – так это называется. Еще долго никому не удастся добиться от нее толку – впрочем, я сомневаюсь, что мы узнаем от нее что-нибудь существенное. Она вошла, увидела лужу крови и упала в обморок. Хорошо еще, что каким-то образом умудрилась набрать номер, пролепетала в трубку что-то бессвязное и пролежала без сознания, пока кто-то не приехал.
   – Где были отпечатки? – поинтересовался Дикон.
   – Где их только не было – на дверях, на стенах, на ручке ножа. Самые четкие оказались на зеркале.
   – Вы нашли нож?
   – Конечно. Он взял его с кухни.
   – Где совершено убийство?
   – В гостиной.
   – Значит, убийца пришел раньше нее. Или же она терпеливо ждала, пока он рылся в ящике с ножами.
   – Может быть. А может, он притащил ее в кухню.
   – Тогда почему он там же ее и не прикончил?
   – Да будет тебе, Джон. Ты знаешь, как это бывает. Сначала он, наверное, наслаждался унижением своей жертвы – размахивал ножом, слушая, как она рыдает и пытается договориться, играл как кошка с мышкой.
   – Возможно. Никаких следов взлома?
   – Нет. – Мэйхью покачал головой. – На этом сходство кончается. Если бы не отпечатки, я бы никогда не приписал это дело тому же парню.
   – Когда вы приехали...
   – Там была сестра со своим мужем – она позвонила ему, а он позвонил нам. Ему удалось отвести ее в спальню – он уже немного пришел в себя, а она несла несусветную чушь. И неудивительно. Один из моих констеблей проблевался. Мередит, вернее большая часть ее тела, лежала посреди гостиной. Напротив зеркала. Кровью выпачканы стены почти до потолка, как и мебель, и занавески, на полу целые лужи. Настоящая скотобойня. Она была мертва уже шестнадцать часов. Это сразу чувствовалось по запаху в квартире.
   – Но почему? – спросил Дикон.
   – Я же сказал, она была...
   – Я не о том. Почему он преспокойно утопил двух других – и вдруг этот приступ... как бы поточнее назвать... бешенства?
   – Точно сказано: именно так это и выглядело – приступ бешенства. Я никогда не видел ничего подобного. Очень странная деталь: женщина только что приняла ванну, по крайней мере, было похоже на это, – на полу коврик для ног, незакрытые шампуни на полочке, нерасчесанные волосы; кроме того, на ней было только кимоно.
   – Было?
   – Оно лежало под трупом, скомканное.
   – Может быть, он опоздал утопить ее?
   – Да. Это наводит на некоторые размышления.
   – О выборе времени?
   – Именно. Я был почти уверен, что и Лоример, и Коклан были засунутыв ванны, где они захлебнулись, что им угрожали, может быть пистолетом, отвели в ванну, заставили наполнить ее водой и залезть туда; а потом парень утопил их. Мне не приходило в голову, что они решили поплавать по своему желанию, что убийца пришел в тот момент, когда они были в ванне. Наконец, как он проник в квартиры?
   – Они вылезли из ванны, чтобы подойти к домофону.
   – О'кей. Это кое-что объясняет. Я проверил и узнал, что обе женщины что-то добавляли в воду – шампунь, хвойный экстракт. Трудно себе представить, что вы будете делать что-то подобное под дулом пистолета. Но это не объясняет, почему совпало так, что обе женщины принимали ванну в момент прихода убийцы. Особенно если он заранее выбрал способ убийства. И почему он не мог убить их как-нибудь иначе?
   – Он хотел, чтобы это было похоже на несчастный случай, – по-моему, мы уже пришли к этому. Возможно даже, что он добавил шампунь в воду специально – для большей достоверности.
   – О'кей. Но тогда придется отказаться от версии случайного совпадения и предположить, что он затолкал их в ванну насильно. В любом случае мы не получаем ответа на твой вопрос: зачем ему было нужно дважды – и столь искусно – имитировать несчастный случай, а йотом взять да и вспороть живот этой Мередит шестидюймовым ножом? И все-таки какое-то сходство есть: Мередит ведь только что вышла из ванны.
   – Предположим, что у него была возможность убить ее так же, как и тех двух...
   – Он подготовил эту возможность...
   – И решил от нее отказаться.
   – Почему?
   – Именно это я и хотел бы знать.
   Мужчины помолчали. Дикон принес еще одну банку пива и, прежде чем передать ее Мэйхью, прижался лбом к холодной запотевшей банке.
   – Что-то здесь не так, Фил. Послушай, давай забудем на минуту про Коклан и Лоример. Ты только что был в квартире Мередит. Ты видел то, что видел. Каково твое мнение?
   – Или маньяк, или кто-то, кто работает под маньяка.
   – А что более вероятно?
   Мэйхью немного подумал.
   – Маньяк.
   – Почему?
   – Меня навело на эту мысль то, что... – он поискал слово, – с ней случилось.Нормальному человеку это не придет в голову, даже если он будет воображать себе действия маньяка. Послушай, ведь он буквально размазал ее по гостиной. Вывернул ее наизнанку. – Лицо Мэйхью исказила гримаса отвращения. – Пока что мы держим журналистов на расстоянии, но скоро газеты запестрят заголовками «Потрошитель из Челси».
   – Ты прав. И все же что-то здесь не стыкуется. Похоже, что это другой парень.
   – Но это не так. Отпечатки пальцев не повторяются.
   – Он изнасиловал ее?
   – Они не уверены. Пока.
   – А Кэйт Лоример?
   – Насколько я знаю, вероятность этого не рассматривалась. Но я могу посмотреть в протоколе вскрытия тела.
   – А лорд Коклан ухитрился избежать освидетельствования.
   – Да, он принял свои меры.
   «Это начиналось по-другому, – подумал Дикон. – Сначала была причина – реальный повод. Потом он начал убивать просто так. Это похоже на инфекционную болезнь – первая смерть вносит под кожу какой-то вирус, потом убийцу начинает лихорадить, и все кончается бешенством».
   Вслух он сказал:
   – Это безнадежно. Скажи мне ради всего святого, как Д'Арбле собирается расследовать это дело, не возвращаясь к материалам дел Лоример и Коклан. Если это маньяк, то единственная надежда поймать его – вычислить, как он выбирает своих жертв. Иногда, правда, помогает фантастическая удача, тебе это известно. Вспомни Сатклиффа – его допрашивали Бог знает сколько раз, а потом остановили за нарушение правил дорожного движения и нашли при нем орудие убийства. Вспомни Нейлсона – его никогда бы не поймали, если бы он не сбрасывал тела своих жертв в водосток. А ведь там велось полномасштабное полицейское следствие. Другого способа нет – надо выяснить, что связывает. Лоример, Коклан и Мередит в глазах этого человека, как он выбирал их, а для этого надо опрашивать друзей, родственников, родителей, соседей. – Он взглянул в лицо Мэйхью. – И ничего этого не будет, ты так считаешь?
   – Я не уверен. Не думаю.
   – Они должны были предвидеть возможность новой смерти.
   – Вот они ее и получили.
   – Но не похожую на предыдущие.
   – Именно. С этой меньше беспокойства, чем было бы с третьим трупом в ванне. Теперь можно списать тех двух. – Мэйхью сходил за пивом. – Воду оставь себе. Слушай, если хочешь знать, что думают в полиции, я тебе скажу. Они полагают, что убийца – психопат. Я тоже так считаю. Принцип выбора жертв очень важен, но они надеются, что смогут продвинуться, не залезая в дела Лоример и Коклан. Их беспокоит реакция прессы, если вскроется, что о связи первых двух случаев было известно раньше. Кроме того, они считают, что раз уж он псих... – Мэйхью не закончил свою мысль.
   – То будут новые убийства и новые возможности выстроить цепочку обстоятельств на основе разных связей. – Дикон усмехнулся. – Сочувствие к жертвам у нас не поощряется. Я думаю, они только и ждут нового убийства, чтобы получить хоть какой-нибудь материал для работы.
   Повисла короткая пауза. Потом Мэйхью сказал:
   – Была моя очередь, Джон.
   Но Дикон не собирался отступать.
   – Тогда почему ты все время говоришь «они»?
   – С таким же успехом, – сказал Мэйхью, пристально посмотрев на него, – я могу сказать «ты».
   Джон было подумал рассказать Мэйхью о телефонных звонках, но потом решил, что раз уж делу Лоример суждено оставаться закрытым, то Мэйхью и Д'Арбле не смогут вернуться к нему, если только Лаура не станет их сообщницей. А он не хотел впутывать ее в это. Да и что она могла им рассказать? Разве что о загадочных телефонных звонках? Однако от слов «выбор жертвы» и «цепочка обстоятельств» у него похолодело внутри. Он сказал:
   – Я не полицейское управление, и у меня нет судебно-медицинских экспертов. Я начал расследование дела Лоример в порядке услуги старой знакомой. Знакомой Мэгги... Если этот парень – маньяк и убийства немотивированны, то я могу и покончить с этим.
   – И ты в самом деле покончишь?
   Дикон пожал плечами.
   – Я не уверен. В любом случае я сообщу тебе обо всем, что попадет в поле моего зрения. – Интересно, насколько убедительно звучит его ложь, подумал он про себя.
   Мэйхью пришел с небольшим «дипломатом». Он встал и пошел к двери, открывая его на ходу.
   – Это нашли в квартире. – Он передал Дикону тонкую голубую книжку. Дикон не успел взглянуть на заглавие, как Мэйхью добавил: – Календарь Лоример.
   Дикон молча взял книжку.
   – Я нашел ее в ящике для макулатуры, видно, она никому не нужна. – Мэйхью закрыл «дипломат».
   Дикон криво усмехнулся.
   – Спасибо.
   Они вместе дошли до дверей.
   – Ты сказал, что он расписал зеркало.
   Мэйхью все еще стоял с пивом в руке. Допив последний глоток на верху лестницы, он отдал банку Дикону.
   – Да.
   – Как?
   – Он написал ее кровью на стекле всего одно слово: «Слава».
   Дикон сел на табуретку у окна и стал наблюдать за ласточками, выделывающими цирковые трюки. Они кричали от восторга, радуясь своей виртуозности.
   Настало время оглянуться назад и все взвесить: интерес к Лауре, более глубокий интерес к Мэгги и, честно говоря, желание знать, действительно ли смерть Кэйт Лоример была трагическим, несчастным случаем. Старые привязанности умирают непросто. Он хорошо понимал свои побуждения: желание сближения с Лаурой – через посредство Мэгги – служило смягчающим обстоятельством. Он не знал, куда это может завести, да его это и не волновало. Многое было поставлено на карту, и многое ему не удавалось оценить. Он ощущал себя человеком, идущим по сужающемуся туннелю и не понимающим, почему у него не хватает ума повернуть назад. Была ли Лаура тому виной? Он понимал, что это вполне возможно, и это его обеспокоило. Она рассказала ему, почему сожгла желтое платье, и он не смог отказаться от ответственности, которую налагало на него ее признание. Глядя, как она помешивает пепел, он испугался за нее.
   Дикон проанализировал свои приобретения. Убийства, подлог на компьютере, Эмброз Джексон. Между ними не должно было быть никакой связи, и тем не менее она существовала. Не связывать обнаружение Кэйт искажения программы и ее смерть значило бы отрицать совпадение, которое было слишком вопиющим. Телефонные звонки: сумасшедший получает удовольствие, угрожая квартирной соседке девушки, которую он убил. Только ли это? Нет. Слишком много загадок. Я думал о том, как в тот день ты вернулась и пошла в ванную, где лежала Кэйт...Как он узнал об этом?
   Дикон вспомнил выражение лица Лауры, когда она подняла голову от камина. И снова ему пришло на ум слово «жертва».
   Часы показывали половину седьмого. Дикон встал и включил автоответчик, потом собрал вещи, которые ему понадобятся. Он обещал Лауре, что не оставит ее одну.
   Она не просила его об этом, но он все равно обещал.

Глава 20

   Солнце отражалось в стеклах расположенного неподалеку небоскреба. Узкий прямоугольник темно-синего стекла с золотым шаром в верхнем левом углу отражал свет в окне. Цвета расплывались – яркие в центре, они становились бледным мерцанием, потом принимали оттенок морской воды и, пройдя через десятки оттенков, превращались в насыщенный-горчично-оранжевый.
   Остин Чедвик впитывал глазами переливы цветов. Когда он обернулся, комнату заполняла позолоченная синева – это было сродни античному величию.
   Он говорил тихо, и Стейнер с трудом улавливал отдельные слова. Казалось, Чедвик произносит речь – для того чтобы успокоить самого себя.
   – Это грандиозный замысел. Обширная кампания. Ее успех зависит от стратегии, от тактики – лобовая атака, ложный маневр, заход с флангов. Мы шли к ней десять лет. Десять лет назад мы начинали с небольшой группой единомышленников. Дело пошло хорошо: сначала покупка оружия, потом покупка мозгов, обесцененная валюта, проглоченная корпорация. Мы помогали выходить из трудных положений там, где могли. Это не стоило нам ни цента, и никто не подозревал о нашем присутствии.
   Сейчас все по-другому. Мы можем помочь советом, послать помощь, иногда даже своего уполномоченного или двух. Мы стали генералами, которые стоят на вершине холма, наблюдая за битвой и созерцая приливы и отливы, рассчитывая цену успеха.
   Теперь наступил очень деликатный момент. Ты помнишь русского... – Могло показаться, что Чедвик адресуется к Стейнеру, но этот вопрос не требовал ответа. – Русский был нами куплен. Я не сомневался, что так и будет. Почти все идет очень хорошо. – Слово «почти» предназначалось для Стейнера.