Кертис (I) Джек. Заколдуй меня

   — Все равно никто сюда не придет.
   — Как видишь, кое-кто уже пришел, так что опусти эти чертовы занавески.
   Карла прошлась по комнате. На каждом окне были подвешены деревянные жалюзи из двух половинок. Она опустила их, и комната погрузилась в полумрак. Паскью сидел на полу, прислонившись спиной к деревянной балке. Эллвуд отступил назад, чтобы удерживать обоих в поле зрения, и стоял, закусив губу.
   Софи подумала вслух:
   — Когда не знаешь, что делать, попробуй не делать ничего.
   Эллвуд подошел к ней и с силой ткнул дулом пистолета под ребра.
   Софи приоткрыла рот, но не издала ни звука, лишь наклонилась вперед, как будто старалась лучше расслышать его слова. А Эллвуд в свою очередь тоже нагнулся к ней, и их лица теперь находились так близко, что от его дыхания у нее чуть колыхались ресницы. В комнате послышался его торопливый шепот, напряженный, как перед совершением убийства, слова сыпались скороговоркой:
   — Ты хочешь умереть, сучка? Ты этого хочешь? Это очень просто. Это может случиться в любой момент. Это совсем просто, тварь, проще не бывает.
   Софи присела рядом с Паскью, держась за бок, и сдвинула ладонь ближе к сердцу. Паскью понял: она беспокоится о ребенке.
   Эллвуд отошел назад, не отрывая от них взгляда. Он потянулся было к телефону, но потом уселся на плетеный стул, положив ногу на ногу, созерцая происходящее с видом человека, у которого в голове созрел какой-то план.
   Карла вначале смотрела на него, а потом отвернулась, чтобы опустить до конца жалюзи, приветствуя широкой, лучистой улыбкой мир, простиравшийся снаружи. "Ты ведь ломаешь голову, что тебе делать с ним, да, Валлас? Ты не можешь позвонить в департамент, не скомпрометировав себя,—  ведь тогда придется рассказать обо всем, с самого начала, рассказать о магических представлениях со смертями и о странном исчезновении преподобного Тома Кэри... Я чувствую, как часть твоей силы переходит ко мне".
   Она пересекла комнату и тронула Эллвуда за плечо, давая ему разумный совет, как подобает заботливой жене.
   — Тебе придется убить их, Эллвуд. Главное — чтобы это не имело никакого отношения к нам и не бросило на нас тень. Поэтому нужно устроить все так, чтобы их ни в коем случае не "нашли. Тут кругом леса, а за лесом начинается море. Мы сейчас сядем и спокойно подумаем, как это сделать получше.
   «Чтобы не имело отношения к нам, не бросило на нас тень». Эллвуд подумал: «Амбициозность — вот в чем твоя слабость». Он взял на заметку эту ее черту характера и, подумав немного, сказал:
   — Где бы мы их ни спрятали, лучше доставить их туда мертвецами.
   Карла ушла на кухню и вернулась с двумя большими пластиковыми мешками для мусора. Она осмотрелась вокруг и взяла с кресла подушку.
   — Годится? — спросила она.
   Это был достаточно распространенный способ: жертву кладут на бок, под голову подкладывают подушку, на которой остаются брызги, вылетающие вместе с пулей, а сверху до пояса накрывают пластиковой пленкой, чтобы ничего не пролилось и нигде не осталось пятен. Чаще всего жертвы соглашаются на это, даже стараются угодить убийце. Но с некоторыми возникают осложнения. Паскью поднялся с пола, загородив собой Софи. Эллвуд тоже встал.
   — Что же, как тебе больше нравится? Могу выстрелить тебе пару раз в кишки, тогда крови тоже будет немного, но тебе придется помучиться. Потом мы прикончим ее, а следом за ней добьем тебя. В конце концов, результат будет тот же. — Стоя футах в шести от Паскью, Эллвуд опустил пистолет до уровня его живота.
   Одновременно Карла стала надвигаться на Софи, держа в одной руке подушку, а в другой — пластиковый пакет, словно продавец, демонстрирующий новую модель сезона. И в этот момент белый шар замерцал в полумраке и прокатился по комнате с легким шипением. Казалось, тишина наступила на несколько минут, а может быть, это длилось всего секунды две.
   Эллвуд обернулся и выстрелил, пуля угодила в одну из половинок жалюзи, расщепив ее. Он слегка согнул ногу в колене, как теннисный игрок перед подачей, и тут нож, брошенный Люком, вонзился ему в лицо, пройдя через мякоть щеки и застряв в челюсти. Он вскрикнул и попятился, согнувшись от боли, а Паскью легко выхватил у него из руки пистолет. Ноги Эллвуда заплетались, он спотыкался, но не падал, схватившись за лицо, напоминая канатоходца, отбивающегося от роя пчел. Паскью водил пистолетом в разные стороны, не зная, кого брать на прицел.
   — Застрели его, — сказала Софи.
   Но Паскью так и не понял, кого она имеет в виду. Да и в любом случае момент был неподходящий. Он смотрел на Люка, а Люк — на Карлу. Эллвуд продолжал отступать к двери, еще не оправившись от болевого шока. Кровь текла по лицу, словно пот.
   — Он припарковал машину на аллее, футах в шестидесяти от поворотного круга, — сказала Карла, рассчитывая переключить внимание Люка на Эллвуда.
   Но Люк не шелохнулся, продолжая смотреть на Карлу.
   Тогда Карла повернулась к Паскью, бросив:
   — Застрели его!

* * *

   Эллвуд привалился к дверце своей машины. Рукоятка ножа торчала у него из щеки пониже левого глаза. Он попробовал вытащить нож, но не смог — не в силах вытерпеть боль.
   — Что же ты натворил, козел вонючий? — произнес он. — Ты хоть понимаешь, что натворил, придурок? Или тебе жить надоело? — Все это звучало так, как будто он пережевывал кусок мяса. — Придурок, ты что, хочешь умереть? Козел ты вонючий!
   Продолжая бормотать себе под нос, он забрался в машину, завел двигатель и выехал на дорогу, пролегающую над океаном, окутанную синеватой дымкой, вихляя из стороны в сторону. Слезы и кровь ручьями бежали по подбородку.

* * *

   А в доме так никто и не двинулся с места. Люк даже не удосужился взглянуть на Паскью. Конечно, было совершенно непонятно, как тот выжил, но к этому моменту он уже утратил способность чему-либо удивляться. Сэм Паскью должен быть мертв, а он стоит перед ним живой: не осталось ничего невозможного, прошлое может стать настоящим, любовь — обернуться безумием и убийством, покойники запросто разгуливают.
   — Я вместе с ней подожду, пока сюда приедут, — сказал Люк.
   — Нет! — Карла умоляюще посмотрела на Паскью и Софи. — Прошу вас! Останьтесь здесь!
   Пластиковый пакет и подушка валялись на полу, у ног Карлы. Софи представила себя лежащей в наглухо закрытом капюшоне.
   — Ты в порядке? — спросила она Паскью.
   — Более или менее.
   — Пойдем.
   — А ты что собираешься делать? — спросил Паскью у Люка.
   — Ждать вместе с ней, пока сюда приедут.
   — А кто она? — спросила Софи у Паскью.
   — Не знаю.
   Какой-то бред. Люк напал на Эллвуда. А теперь не сводил глаз с этой женщины, одержимый одной-единственной мыслью. Паскью знал, что у Люка на уме, но причины понять не мог.
   — Пойдем. — Софи направилась к выходу.
   — Он убьет ее, — возразил Паскью, — история с Лори повторится. Мы не можем просто так уйти.
   — Она не Лори, сейчас все по-другому. Мы не совершили ничего плохого. Нас это не касается.
   — Но стоит нам уйти, и она умрет. Ты этого хочешь?
   — А ты уверен?
   Паскью вздохнул.
   — Посмотри на него. О чем он сейчас думает? — Оба повернулись к Люку, а тот все смотрел на Карлу.
   Софи сказала:
   — Все ясно. Если мы останемся, нас впутают в это дело. И мы никогда не отмоемся, нам тогда вообще не жить. Ты собираешься позвонить в полицию? И что ты им скажешь? Каждое слово таит для нас смертельную опасность. Это связано с прошлым, и именно поэтому мы здесь. Разве ты не понимаешь? Я не хочу больше думать о прошлом, Сэм. Мне плевать на него! Для меня существует только будущее.
   — Смерть ради сохранения, будущего? — Люк обернулся к ним, будто его имя выкликнули из толпы. — Одним меньше, — согласился он. — Все правильно, для вас станет одним меньше... Я подожду вместе с ней, пока они приедут.
   — Застрелите его, — попросила Карла, — и тогда мы свободны.
   — Ты хотел убить нас всех, — сказала Софи. — Всех, кто входил в группу.
   — Да. — Люк с трудом переключил внимание на нее.
   — Зачем?
   — Я хотел убить прошлое ради спасения будущего. Ты сама так сказала — значит, понимаешь меня.
   Софи посмотрела на Карлу — перед ней была насмерть перепуганная женщина, которую ноги не держали.
   — Это твое будущее? — поинтересовалась Софи.
   Люк промолчал, но Софи поняла, что попала в точку.
   — А чем она стала сейчас?
   — Сейчас... Сейчас она «самая страшная вещь», — ответил Люк.

* * *

   Софи повернулась и, не сказав больше ни слова, прошла через коридор, а оттуда — на улицу. Люк подступил к Карле и взял ее за руку. Она рванулась назад, но он схватил еще крепче, потом обернулся к Паскью:
   — Вот в чем проблема, Сэм. Утрата значит гораздо больше, чем то, что человек способен сохранить.

* * *

   Он сел в машину. И они тронулись с места прежде, чем он успел захлопнуть дверцу. Она слизала слезинку с верхней губы.
   —  Хватитс меня всего этого дерьма, довольно, не могу больше! — Софи ударила по рулю ребром ладони.
   Паскью заваливался то на одну, то на другую сторону, пока они тряслись на крутой дороге, начинающейся у подножия холма.
   — Чувствую я себя отвратительно, — пожаловался он.
   Об этом она как-то не подумала.
   — И что теперь будет?
   — Обо всех огнестрельных ранах положено сообщать в полицию.
   — А нельзя обойтись своими силами?
   — Вряд ли.
   — Но мы должны.
   — Как бы то ни было, необходимы антибиотики и нитки, чтобы наложить шов. Насколько я представляю, требуется хирургическое вмешательство. Прежде всего, отвези меня обратно в Лондон.
   — И все-таки это не одно и то же, — сказала Софи. — В смерти Лори повинны мы все, а в смерти этой женщины будет виноват только Люк.
   — Не надо, — попросил Паскью. — Не хочу сейчас думать об этом. — Он сидел, прислонив голову к окну, его клонило в сон, но рана не давала покоя. — Роб Томас порекомендует нам какого-нибудь подпольного эскулапа.
   — Ты уверен?
   — Думаю, да. Гони-ка побыстрее, а то мне совсем худо.

* * *

   Люк повернулся, будто хотел поцеловать ее, а она, попятившись, уперлась спиной в стену. Он подошел к ней почти вплотную.
   — А что ты хотел от меня? — спросила она. — И почему это так много для тебя значило?
   Люк обнял ее за плечи. От страха она едва не потеряла сознание. Люк положил ей руку на грудь, словно хотел затронуть струны ее сердца.
   — Люк... — произнесла она, и зрачки ее закатились, так что стали видны одни белки.
   Шарик все еще светился в темноте, в углу, окруженный сиянием неонового света. Карла съехала вниз по стенке, как пьяная, она была в полуобморочном состоянии и сидела вытянув ноги, уронив голову Люку на колени, не в силах отвести взгляд от светящегося шарика. Ее била дрожь.
   — Отпусти меня! — взмолилась она. — Ну какое это имеет значение? Отпусти меня!
   Он двумя пальцами зажал ей нос. А когда она разомкнула губы, глотая воздух, вытащил из уха яйцо с бриллиантовым колечком и затолкал ей за щеку.
   Одну ее руку он придерживал, другую она вскинула, стараясь убрать яйцо, но он пинком отбросил ее в сторону. Пестрый шелковый шарф взвился у нее над головой, как знамя. Она старалась закрыть рот, но ей не хватало воздуха. И вот шарф стал исчезать у нее во рту, вслед за яйцом, раздувая ее щеки. А он одной рукой зажимал ее нос, а другой — рот. Он склонился над ней, держа ее голову бережно, словно драгоценную чашу.
   В доме и в прилегающем лесочке было тихо. И в этой тишине что-то шебуршало, словно невидимые насекомые сновали по деревянной панели. Это Карла перебирала ногами по полу. Спина ее выгнулась настолько, что, казалось, позвоночник вот-вот хрустнет, каждый мускул вздулся от напряжения, вены, сухожилия натянулись тугими бечевками. А потом тело ее обмякло.
   Люк все еще сжимал ее голову руками, как будто она могла еще что-то сказать, а он не хотел этого. Потом он вытащил у нее изо рта шарф — слова так и остались невысказанными. Достал яйцо. Вынул из него колечко и надел ей на палец.
   — Я подожду, пока они приедут, — сказал он непонятно кому.
   Капелька крови застыла в уголке ее губ. Он осторожно снял ее пальцем и поднес ко рту. Потом закрыл глаза и стал приглаживать ей волосы.

Глава 49

   Эллвуд проехал с три сотни миль, он вел машину, как пьяный. Даже на окраине города продолжал перескакивать из одного ряда в другой, постоянно идя на обгон, то выжимая полную скорость, то резко притормаживая. Краска на крыле была содрана — машина то и дело задевала разделительный барьер.
   Лицо почти полностью онемело. Он не мог вытащить нож из щеки, не расковыряв рану, но время от времени трогал рукой рукоятку, инстинктивно, будто окровавленный талисман, надеясь, что судьба проявит к нему благосклонность.
   Почти всю дорогу он ощущал себя раненым животным, которое ищет, где бы укрыться; ему хотелось одного — добраться до Лондона, вернуться домой, убежать. Но постепенно в голову стали приходить другие мысли.
    Ошибка. Это было ошибкой — уехать. Надо вернуться и все переиграть, вернуться, чтобы спасти себя, вернуться и убить их всех.
   Он представил их на тех же местах, на каких они находились, когда он покинул дом: Люк стоит у лестницы, напротив Карлы, Паскью с Софи у деревянной колонны — так они запечатлелись у него в памяти.
    Это единственный способ спастись. Поехать туда и убить их всех.
   Все полосы были забиты едва ползущими автомобилями — по наружной полосе кто-то полз со скоростью восемьдесят миль. Эллвуд проехал по обочине мимо трех машин, едва не задев их бампером, и подрезал их, а потом по диагонали, дав задний ход, выскочил на скоростную полосу. Он дотронулся до рукоятки ножа. Мякоть щеки в радиусе двух дюймов вокруг того места, куда воткнулось лезвие, стала пунцовой и отекла.
   «Я вернусь и прикончу их всех». С левой стороны, внизу, Эллвуд видел какое-то перламутровое свечение. На самом деле это слепота подступала к нему. В том месте, где заканчивалась пригородная зона, движение стало еще более плотным и интенсивным. Чувствуя, как утреннее солнце припекает спину, Эллвуд протискивался между грузовиками и легковыми автомобилями, словно повторяя причудливые контуры складывающейся из кусочков картинки. Ядовитый купол накрыл внутренние районы города, мельчайшие взвешенные частицы, порожденные зловонными испарениями, поднялись в воздух. Этот смог разъедает любую металлическую поверхность и выпадает ядовитым дождем.
   «Я вернусь и прикончу их всех». Они возникали один за другим в его воспаленном воображении, обостренном жаром. Вот Люк ушел в глубину комнаты; потом медленно прошла Карла, за ней Софи, покорно, склонив голову; проковылял Паскыо, держась за рану. Каждый прошел мимо него, всех их он убил, и ничто теперь не омрачало его будущее.
   Резко переходя с одной скорости на другую, он снова обогнал огромный контейнеровоз, когда тот уже въехал на эстакаду. Солнце, светившее из-за спины, вспыхивало в окнах его дома-башни белыми и красными полосами, продольными и поперечными, как в калейдоскопе.
   Автомобиль, выскочивший в крайний ряд, готовясь съехать с магистрали, едва не столкнулся с машиной Эллвуда, внезапно вырулившей перед ним, и резко ушел в сторону, снимая стружку с колпаков на колесах. Эллвуду казалось, что он ведет автомобиль очень уверенно. На самом же деле его левый глаз видел теперь наполовину хуже, и у него сместилась перспектива.
   Он дотронулся рукой до ножа. «Я вернусь и прикончу их всех». Он съехал с магистрали на скорости семьдесят миль в час, миновал уровень, с которого можно было попасть к зданию, и выскочил на разворот. Потом снизил скорость и поехал обратно, к подножию эстакады. Съезд с шоссе был с односторонним движением, но двухполосный. Эллвуд вырулил на ближайшую полосу, уводящую вверх, навстречу солнцу, которое ослепляло его, не давая разглядеть поток машин, проносившихся наверху, в восточном направлении.
   Все, кто находился на этом ответвлении шоссе, жались к обочине, стараясь остановиться. За ним тянулся все разраставшийся хвост из покореженных сзади автомобилей — звук был такой, как будто в длинном коридоре одна за другой хлопали железные двери. Когда он круто вырулил на эстакаду, где по трем полосам навстречу ему мчался поток машин, скорость его достигла девяносто миль в час. Ему казалось, что он едет по шумному туннелю и слышит гудение клаксонов и рев двигателей, он промчался почти сотню ярдов по обочине, прежде чем заметил просвет, позволяющий попасть в крайний ряд.
   Лишь чудом он остался невредим. Водители, ехавшие в восточном направлении, жали на тормоза, но все было бесполезно. Двигаясь на большой скорости, они теряли контроль над управлением, некоторые машины поворачивались на триста шестьдесят градусов, другие заносило, и они начинали петлять, перескакивая с одной полосы на другую: вначале машин пять, потом уже двадцать, потом не меньше шестидесяти беспорядочно метались по шоссе, а сзади их таранили те, кто ехал следом. Некоторые загорелись, и пламя пробежало вдоль ручейков расплескавшегося бензина, и вот теперь уже место катастрофы было объято огнем. Люди выбирались наружу и тут же оказывались сбитыми только что подъехавшими машинами или попадали под колеса тех, которые никак не могли остановиться. Некоторые умирали в огне, не сумев выбраться из кабины.
   От солнечного света, заливавшего переднее стекло, глаз Эллвуда из опалового стал малиновым. Он все еще видел дорогу — какой-то цветной поток — и ехал не сворачивая.
   Водитель контейнеровоза поднялся на эстакаду и, когда собирался повернуть, увидел побоище, учиненное впереди, однако причины его не знал. Он убрал ногу с акселератора, включил аварийное освещение и поискал глазами место, где поток машин прерывался. И тут из-за поворота выскочила машина Эллвуда.
   Водитель нажал на пневматический тормоз и крутанул руль, а в следующий момент Эллвуд уже врезался в него — крыша его автомобиля доставала лишь до колес контейнеровоза. Удар пришелся в крыло, машина Эллвуда резко сменила направление и получила еще более сильный удар, столкнувшись с колесами трейлера. Хвост машины еще не показался, он еще только выползал с полосы, идущей вдоль обочины. Машина Эллвуда ударилась об него на скорости сто миль в час, дважды перевернулась через крыло, оторвалась задними колесами от земли, напоминая ныряльщика, а потом ее подбросило вверх. Контейнеровоз же вклинился в поток транспорта, его заносило, он мчался, опрокидывая машины, до тех пор, пока трейлер не зацепился днищем за непроходимое нагромождение металла и не свалился набок. Водитель выпал из кабины и лежал не двигаясь. Теперь были слышны лишь гудки да потрескивание огня.
   Машина Эллвуда перекувырнулась в воздухе, после того как снесла ограду на эстакаде. Она обрушилась с высоты восемьдесят футов на оживленные улицы второй зоны, туда, где перед глазами мелькали грузовики, легковушки, ресторанные витрины, где тротуары были заполнены людскими толпами, и еще дважды перевернулась на земле, прежде чем застыла на месте, принеся с собой хаос и боль.
   Эллвуд сидел, выпрямившись на водительском месте. Он был мертв, но, казалось, последняя его мысль все еще витает в воздухе: «Я вернусь туда...»

Глава 50

   Рана была хорошей, если, конечно, о ране вообще можно так сказать, и Роберт направил его в лечебное заведение неподалеку от Харли-стрит, где доктор задавал вопросы лишь медицинского характера.
   — Моя машина осталась там, на автомобильной стоянке отеля «Виндбраш», — сказал Паскью.
   — Оплачивать счета будет Роксборо? — догадался Томас.
   — Да, Роксборо.
   — Хорошо, я с него получу. Учти, Сэм: я не давал тебе этого адреса, я ничего не знаю про огнестрельное ранение, и, вообще, я тебя не видел несколько недель.
   — Все так, — согласился Паскью. — Когда сядешь в машину, никаких отклонений от маршрута и в любом случае лучше не останавливайся.
   — Потому что...
   — Потому что в бардачке машины лежит пистолет, зарегистрированный на имя высокопоставленного чиновника из министерства по делам Северной Ирландии.
   Томас тяжело вздохнул.
   — Ну спасибо, удружил! Знай, что заплатишь мне вчетверо больше.
   Уходя, он остановился у двери и окинул последним взглядом то место, где жизнь его протекала так убого и в то же время безопасно.

* * *

   Большую часть ночи Софи пролежала не смыкая глаз, слушая отголоски снов Паскью: ворчание, вой, бессвязные слова, напоминающие закодированное послание, хныканье и горестный смех.
   Они позавтракали — на столе остались неиспользованные тарелки, столовые приборы, разломанный хлеб, машинка для размалывания перца. В серебряном ведерке — недопитая бутылка.
   — Пойдем, — сказал Паскью.
   Софи видела, что он уже открыл дверь. Маленький чемодан стоял в прихожей. Остальные вещи остались нетронутыми, на своих местах. Откуда-то доносились неторопливые звуки сонаты Бетховена для виолончели.
   — Оставим все как есть?
   — Оставим. — Софи тоже подошла к двери, потом обернулась и оглядела комнату. — Возьми что-нибудь, — предложила она, — на память.
   Паскью покачал головой и, выйдя из квартиры, остановился, ожидая ее.
   — Здесь нет ничего, что мне хотелось бы сохранить, — услышала Софи.
   Вой сирен и треск рации.
   — Куда мы едем? — спросила Софи, как будто он должен был это знать.
   От встречного потока воздуха першило в горле, ветер бесцеремонно трепал листву на деревьях в парке и переворачивал консервные банки в мусорных ямах.
   — Сначала отправимся к тебе на квартиру. Потом сядем на паром, доберемся до Франции, а оттуда поедем куда глаза глядят.
   Пахло обуглившимся деревом. Сквозь дымку просвечивало желто-белое солнце.
   — Похоже, у тебя есть план.
   — Да, есть.
   Сэм Паскью и Софи Ланнер с ребенком выбирались из мертвой зоны, затаив дыхание и мечтая о будущем.

Глава 51

   Он закрыл ладонями рот, словно в немом изумлении, и стал вытаскивать из него веревку.
   Они обыскали его, отобрали шнурки от ботинок. Галстука на нем не было. Один из них засунул ему палец в задний проход, развернул его к себе лицом, затем приподнял его яйца, заглянул под них. Во рту у Люка тоже ничего не нашли. И вдруг он стал вытаскивать оттуда веревку. Это и есть магия. Нет ничего проще.
   Они взъерошили ему волосы, заставили показать подошвы ног. Теперь веревка свисала уже до самого пола, а он еще не вытянул ее до конца. Великий Зено!
   В камере было темно, если не считать красноватого света, проникающего через зарешеченное оконце: не отличишь день от ночи.
   Но он видел все, что хотел видеть. Пейзаж, открывающийся с вершины холма, колышущееся море и Карлу, которая сидела наклонившись вперед, там, где шумел прибой. И хотя она была далеко, он различал каждую черточку ее лица. Это и есть магия.
   А веревка все вылезала из раскрытого рта, немного влажная. Стоя на койке, он привязал ее к прутьям окна, а потом скрутил петлю для шеи.
   Чайка промелькнула мимо, подхваченная ветром, потом еще одна, потом еще четыре или пять сразу, так быстро, что у него в глазах зарябило. Карла встала. Она сделала к нему несколько шагов, бедра ее покачнулись — хромота стала особенно явной, когда ей приходилось идти по камешкам, в гору. Он слышал море, то отступающее от берега, то накатывающее на него новой волной. Карла подняла руку и помахала ему ободряюще.
   Сейчас он шагнет вниз, к ней, прямо с холма. Огромная высота — всего лишь обман зрения, на самом же деле их разделяет одна ступенька лестницы. Только одна.
   Как это просто — шагнуть вниз и оказаться рядом с ней. Как это просто — прямо из камеры шагнуть туда, на берег; до смешного просто — вот она, магия.
   И все будет хорошо, только сделай шаг.
   Все забудется, только сделай шаг.
   И все станет возможным, только сделай шаг.

* * *

   Ступай же вниз, ступай скорее.
    * * *
   Абра...