Джек Кертис
Заколдуй меня

   Юсане

Глава 1

   Абра...
   Зено сложил руки, ладонь к ладони, как во время молитвы, и поднес их к носу Марианны. Она скосила глаза, чтобы держать ладони в фокусе.
   Затем он медленно, стараясь приковать к себе ее внимание, развел руки в стороны, словно показывая длину какого-то предмета. Не зная, за какой рукой теперь следить, она посмотрела прямо перед собой. И тут что-то появилось между разведенными ладонями — возможно, именно это она и ожидала увидеть. Между кончиками его пальцев возникла образованная серебристым светом дуга. Яркая, искрящаяся, как будто от Зено исходил ток.
   Марианна улыбнулась. Происходящее доставляло ей удовольствие. Немного ошарашивает, и это приятно. Слева от нее, на столе, стоял небольшой подсвечник с пятью свечами. От дуновения ветерка огненные язычки слегка подрагивали, сливаясь в мерцающую мягким светом корону, и больше Марианна ничего не видела. Она знала, что особенно хороша при таком освещении. Тусклый свет выхватил из кромешной темноты лишь часть комнаты. Можно было пофантазировать, будто стены раздвинулись и в бесконечном пространстве разыгрывается небольшая сценка: стол с остатками еды, недопитое бренди, два лица в пламени свечи — момент послеобеденного отдыха.
   Зено тоже улыбнулся. Он еще шире развел руки, держа так же высоко, на уровне ее головы, но теперь их уже не было видно. Он походил сейчас на евангелиста, призывающего грешников к покаянию.
   Вдруг он хлопнул в ладоши.
   Она смотрела на него не отрываясь, широко раскрыв глаза. Он обхватил ладонями ее лицо. Напрягшиеся мускулы проступали через рукава рубашки, вены вздулись, ребра ладоней упирались ей в челюсть. Внезапно он резко приподнял Марианну. Кровь фонтанчиком брызнула у нее из уха. Она сочилась между пальцами его правой руки, попадая на запястье, расползаясь по предплечью вытянутым маслянистым пятном, и стекала с локтя непрерывной струйкой, казавшейся от этого затвердевшей. Как будто тонкий, словно игла, сталактит ронял набегавшие друг на друга капли.
* * *
   ...кадабра!

Глава 2

   Море находилось в беспрестанном движении. Перекрестные течения гнали одну за другой косые волны к берегу, все ускоряя свой бег, они ударялись о дамбу, выбрасывая большие хлопья шипящей пены. В отдалении от берега поверхность воды была шиферно-серой, в тон небосклону. А на горизонте сумрачное море переходило в сумрачное небо.
   Ник Говард почувствовал это еще раньше, чем увидел. Добравшись на машине до оконечности мыса, он оказался в пустоте: ни облаков, ни горизонта, ни ощущения простора, возникающего на открытой местности, — весь мир словно исчез, скрылся куда-то. Добравшись до гребня холма, он окинул взглядом город, расположенный внизу, в бухте, — с такого расстояния он казался почти безлюдным. Сначала он увидел море, потом дамбу, потом витрины, усеянные морскими брызгами, вытянувшиеся в ряд отели, дешевые ресторанчики, беседки, лавки, лодочные станции...
   Он приехал сюда, чтобы покончить с призраком.
* * *
   Он остановился, как ему было сказано, в одном из отелей на берегу, под названием «Паллингз». Весь багаж его состоял из небольшого кожаного саквояжа с чистыми рубашками, сменой нижнего белья, электробритвой. Он не собирался здесь задерживаться. Оставшись один в комнате, он раскрыл саквояж и принялся развешивать рубашки в гардеробе, но внезапно это занятие ему наскучило. Он подошел к окну и облокотился о подоконник. Приносимые ветром капли морской воды легонько постукивали о стекло.
   Покончить с призраком...
   Ник не верил в загробную жизнь. Ой знал, что привидения связаны, скорее, с живыми, чем с мертвыми. Мы носим прошлое в себе и сами вызываем к жизни призраки.
   Чувство смутного беспокойства захлестнуло его. Такое же неприятное, как подступающее порой чувство грусти, какая-то необъяснимая, щемящая тоска — обычно после сна. Но стоило напрячь память, и причина всплывала. Сейчас ему вспомнилась Луиза на пороге их дома, прихватившая с собой Майкла, чтобы он тоже мог попрощаться. Мальчик энергично помахал ему ручонкой. Он давно привык к отцовским командировкам.
   Поцеловав Ника, Луиза спросила:
   — Когда тебя ждать? В пятницу?
   — Если не в пятницу, то в субботу наверняка.
   Много врать не пришлось. Для Луизы его деловые поездки тоже стали обычным делом.
   Ника передернуло, словно по позвоночнику провели чем-то шерстистым. Никакой причины для беспокойства — за исключением лжи. А ложь всегда не к добру.
   Он вдруг вспомнил игру, много лет назад служившую развлечением ему самому и нескольким его друзьям. Игра в «самое страшное», в худшие опасения. Каждый по очереди делился чем-то ужасным, постоянно возникающим в воображении.
   Один из них сказал:
   — Может быть, именно в этот момент умирает любимый мной человек.
   Прежде такое не приходило ему в голову, но теперь эта мысль не давала покоя. Вот и сейчас она пришла на ум, когда, облокотившись о подоконник, он смотрел, как пена сползает по дамбе.
   Вдали от берега небольшой, сколоченный внакрой катер синего цвета прокладывал путь среди белых гребней. Рубка рулевого — нехитрое сооружение из досок и навеса — напоминала будку часового. «Надо же слепить такое!» — подумал Ник.
   Досада расшевелила его, и он, вернувшись к шкафу, развесил всю одежду и положил на полку возле раковины бритву.
   Потом опять подошел к окну, обнаружив, что катер, подошедший к северной оконечности бухты, почти скрылся за изгибом береговой линии. Нос катера опускался все ниже, при этом, казалось, не перемещаясь вперед, и в конце концов исчез.
   Ник прилег на кровать. Его снова охватила апатия и одновременно раздражение от необходимости ждать, ничего не предпринимая. Хотелось прогуляться. Вообще хотелось очутиться где-то еще: в другом городе и в другое время. Но приходилось ждать.
   Он пролежал так часа два, в сгущавшихся сумерках, прислушиваясь, как ветер порывами налетает на угол здания, пронзительно завывая на высокой ноте — как посвистывают в открытом море снасти корабля, — а потом уснул.
   Во сне они все уселись в круг. Он помнил то место — комната, похожая на чердак, со множеством диванных подушек и низкой кроватью, кухня, отделенная занавеской; но так и не вспомнил, чья это квартира. Они пустили по кругу сигарету с марихуаной, правда, во сне сигарета представлялась просто бумажным свертком. Каждый разворачивал один слой и читал содержащееся там послание — это была сигарета с предначертанием судьбы.
   Чей-то голос произнес: «Быть может, именно в этот момент умирает любимый мной человек».
   Во сне он знал, кто это сказал. Но, проснувшись от телефонного звонка, сразу же забыл.
   — Ник? Николас? — спросил Зено.
   А ветер все завывал. В сумеречном свете возникала иллюзия, что предметы украдкой двигаются, застывая на месте, когда он задерживал на них взгляд.
   — Ник?
   Если бы в торшере возле кровати была лампочка, то от его взгляда она бы перегорела. Ник прижимал трубку к уху, не в силах вымолвить ни слова, будто актер, окаменевший, когда надо произнести реплику.
   — Ник...
   Их семеро, усевшихся в круг. Освещенная солнцем комната, игра в «самое страшное». Три женщины и четверо мужчин.
   — Кто это? — спросил Ник.
   — Ник, — произнес голос еле слышно, — я думал, ты разыщешь меня. Я думал, ты придешь.
   — Сэм? — Голос Ника зазвучал пронзительно, предостерегающе. — Сэм, это ты?
   Звонивший сообщил ему адрес, объяснил, как добраться до места и предупредил:
   — Никому ничего не рассказывай.
   — Хорошо.
   — Ты называл кому-нибудь этот город? Или ту часть страны, где он расположен?
   — Нет.
   — Это наша с тобой тайна.
   — Да.
   — Наша тайна, — повторил голос. — Сейчас и навеки...
* * *
   Ник рассеянно слушал гудки в трубке. Потом положил ее на рычаг. Сумерки все сгущались, и оптический обман продолжался.
   Ваза проехала по поверхности комода и, покачнувшись, вернулась обратно. Неясные очертания мелькали на экране выключенного телевизора. Окружающий мир вдруг подступил совсем близко и стал слишком опасным. Наполнился призраками и тайнами, ложью и несчастьями.
* * *
   ...На улице его обдало теплым ветром, несущим с собой водяные брызги. Пройдя с сотню ярдов вдоль дамбы, он стал взбираться по холму, ведущему в город. Стоило уйти с побережья — и места начинались совершенно безликие. Узкие улочки, маленькие лавки, дома, отстроенные, видимо, в сороковых — пятидесятых годах, безнадежно устаревшие, за исключением двух приземистых зданий, с грязными серыми фасадами и тускло освещенными лестничными площадками.
   Ближе к вершине холма дорога поворачивала вправо, чуть ниже гребня стояли, на большом расстоянии друг от друга, несколько домов. Ник взбирался по холму, обнаружив узкую тропинку со ступеньками, — так ему и объясняли. Вообще-то говоря, подъем был не очень крутой, но Ник задыхался. В нем, пару месяцев до того отметившем свое сорокалетие, было около двадцати фунтов лишнего веса, а его физические упражнения ограничивались тем, что он доходил до автомобиля пешком.
   Ресницы слиплись от пота; пройдя тропинку до конца, он оглянулся — городские огни расплывались, лучи, расходящиеся от них, пульсировали, напоминая северное сияние. Вытерев лицо рукавом, он взобрался на следующий уступ, оказавшись на гребне холма.
   Он двинулся через поле, увязая ногами в жирном черноземе. Без сомнения, он шел точно так, как ему объяснили, но здесь не было ни улиц, ни домов. Пройдя к ограде из колючей проволоки, он потоптался на месте в растерянности, не зная, что делать дальше. Он по-прежнему видел огни вдоль набережной, но здесь, на холме, все было погружено во мрак.
   «Дьюэр-стрит, — втолковывал ему голос, — дом сорок девять».
   Он знал, что не мог сбиться с дороги, но все-таки повторил про себя: «Ступеньки, тропинка, снова ступеньки...»Он раздвинул наверху колючую проволоку и пролез за ограду, зацепившись пальто. Рванулся, чтобы освободиться, но за оградой начинался крутой спуск. Ноги соскользнули вниз, послышался треск рвущейся материи. Он грузно опустился на землю, опираясь на руки, и почувствовал, что торф здесь превращен в жидкое месиво, видимо, проходившим на выпас скотом. Он попятился, выискивая, куда можно ступить, и снова упал. Что-то густое, липкое просочилось сквозь брюки.
   Оставалось только двигаться дальше. Он стал осторожно спускаться вниз, стараясь сохранять равновесие на мокром склоне. Огни вдоль берега все еще были видны, и от этого здесь, на холме, казалось еще темнее.
   Он пошел лесом, среди черных, шумящих на ветру деревьев. И снова упал, проехав несколько футов на ягодицах, прежде чем уперся ногами в узловатые корни.
   — Дьюэр-стрит, Дьюэр-стрит... Что это еще за улица такая, мать вашу! Я исходил все поле, а теперь заблудился в лесу, словно сирота из сказки. — Он старался говорить громче, беззаботным тоном и вдруг испугался собственного голоса.
   «Да что я тут делаю? — подумалось ему. — И как, Боже праведный, меня сюда занесло?» Он рассчитывал выйти к дому. А сейчас у него было ощущение, будто он вообще не проходил по набережной, заснул в номере отеля, а проснулся здесь и теперь блуждает в темном лесу.
   Он постарался взять себя в руки и стал спускаться вниз по холму. Соскользнув на несколько ярдов вниз, он хватался за дерево, отдыхал, потом двигался дальше. Ветер надрывно завывал в листве. Ник остановился у березы, обхватив рукой белеющий в темноте ствол, чтобы отдышаться. И когда под порывом ветра дерево закачалось, вздрогнул: казалось, от его прикосновения береза ожила.
   Он упал еще раз десять, не меньше, пока спускался к дороге. Одежда его ниже пояса вымокла и была залеплена грязью. Он остановился, тяжело дыша, словно только что ушел от погони. Лицо и руки покрыла густая сеть царапин. Пробираясь через лес, он этого не замечал, но теперь порезы саднили и на коже выступили капли крови.
   Наконец он понял, что дорога петляет, идя вверх от моря — с той стороны, откуда он начал подниматься, — и спускается вниз, на противоположную оконечность бухты, где он сейчас находился. Путь, проделанный им через поля и лес, вывел его к удаленному от ступенек концу дороги.
   Он пошел обратно — к берегу. А оттуда вернулся в отель. Телефон зазвонил прежде, чем он успел снять ботинки.
   — Ник? Ты что, не нашел это место?
   — Откуда ты звонишь, черт побери?
   — С Дьюэр-стрит, дом сорок девять.
   — Что это за игры? Почему...
   — Где ты был, Ник?
   — Я шел в точности, как ты сказал. И забрел в какой-то лес.
   — Лес?
   — Там, на холмах есть...
   — Ну да, конечно. Господи, как тебя туда занесло?
   — Ты сам мне говорил...
   — Дьюэр-стрит.
   — Ну хорошо. Так где эта Дьюэр-стрит?
   — Ты сейчас на ней находишься. Твой отель стоит на Дьюэр-стрит, одиннадцать. А номер моего дома — сорок девять. Это недалеко, совсем недалеко.
   Ник хотел что-то сказать, но передумал и после паузы спросил:
   — Ты что мне голову морочишь?
   — Голову морочу? Да нет же, это очень просто. Мой номер — сорок девять. Пойдешь вдоль набережной — направление ты знаешь. Остается только следить за номерами.
   — Дай мне переодеться.
   — Некогда переодеваться.
   — Я несколько раз падал в лесу. Я...
   — Некогда, — в голосе появилась настойчивость, — ты потерял слишком много времени.
   — Да какое это имеет значение? — воскликнул Ник. — Я только...
   Но тут раздался двойной щелчок, а потом гудки отбоя.
* * *
   Ник покинул отель и пошел к указанному месту.
   «Странно, — подумал он, — я так и не узнал голоса. Конечно, люди меняются, меняется их внешность, седеют волосы, челюсть становится отвислой, появляются морщины, фигура расплывается. Но голос-то остается прежним».
   И вдруг его осенило. Ведь голос мог принадлежать человеку, которого он никогда не видел. И если это действительно так, то все гораздо страшнее и загадочнее, чем он предполагал.
   Он шел, пряча лицо от ветра и морских брызг, вглядываясь в номера домов.
   Его отель под номером одиннадцать. Вот дом двадцать пять — прачечная. Далее бар, без таблички, но по счету — дом тридцать три. Еще немного — и он выйдет за черту города. Следующая улица вела к лесу. Дома кончились, виден стал и конец дамбы, за которой круто поднималась скала, закрывая вид на море. Остался позади последний фонарь. Линия огней оборвалась. От скалы дорога уходила в темноту.
   «Ах ты, ублюдок! Что за игру ты затеял со мной?»
   Ник замедлил шаг, размышляя, не повернуть ли назад. Но заметил неумело выведенные цифры на двойных воротах лодочной станции — две закорючки и два вертикальных мазка — кажется, кто-то нанес их непомерно большой для подобной цели малярной кистью. Несомненно, это был последний номер по Дьюэр-стрит.
   Он вошел во двор, но вместо дома увидел с дюжину лодок и два сарая. С улицы проникал слабый свет. Ник двинулся в глубину двора, проходя между громоздившимися со всех сторон лодками.
   — Эй! — позвал он.
   Послышался какой-то шипящий звук. Потом с удаленной от улицы стороны двора появился светящийся шар, похожий на огонь Святого Элмо. Он покачивался из стороны в сторону. Маленький маяк, фонарь, освещающий путь.
   — Эй?..
   Вслед за ним появился еще один — тоже покачиваясь и слегка потрескивая, словно нес в себе заряд энергии. Пока Ник наблюдал за ними, шары приобрели синий оттенок. Каждый из них описал в воздухе параболу невысоко над землей, оставляя позади себя неяркий бело-синий след.
   Потом их стало три. И они заиграли изумрудным светом, на их бледное холодное сияние больно было смотреть; три светящихся зеленых шара, неторопливо петляющих в воздухе, перемещаясь вверх-вниз, влево-вправо, находясь в беспрестанном движении, то и дело меняясь местами — когда один падал, другой взмывал вверх, оказываясь в зените.
   Шары все набирали скорость, словно вышли на орбиты, на которых их энергия возрастала. Каждый шар отмечал свой путь светящейся линией, обрисовывающей арки и купола, и вместе они образовали собор сочного зеленого цвета.
   — Что это?! — воскликнул Ник. — Чего ты хочешь?
   Шары покраснели; причудливые арки и шпили вспыхнули пламенем, словно от прикосновения дьявольского перста.
   Потом вдруг они озарились ослепительно белым светом, и в этом сиянии, вращаясь, сверкнуло сталью оружие, избранное для мести самим Господом, сверкнуло и исчезло в темноте.
   — Что тебе...
   Раздался свистящий звук, словно кто-то с шумом втянул в себя воздух, и Ник получил сильный удар по руке, хотя поблизости никого не было. Взглянул на руку — в бицепс ему вонзился тонкий нож.
   — Ай!.. — Он отпрянул назад, всматриваясь в темноту. Приподнял руку и взялся за рукоятку ножа, пытаясь раскачать застрявшее в теле лезвие. Его обожгло болью.
   Он отступил еще на шаг, налетев спиной на корму легкой гоночной яхты. Белое свечение было настолько ярким, что в глазах у Ника до сих пор стояли огненные полосы, вычерченные шарами в воздухе. А собор, словно чудесное видение, посетившее святого, все так же пылал, зависнув над землей.
* * *
   Зено с ловкостью жонглера одной рукой поймал шары и побросал на землю те, что больше не излучали сияния.
   «Ну вот и повеселились...» — подумал он.
   С Марианной Новак тоже было не скучно. Мать часто говорила ему: «Что бы ты ни делал, постарайся получить от этого удовольствие».
   По правде говоря, Марианне он тоже слегка поморочил голову. В первый вечер позвонил ей и назначил встречу в маленьком ресторанчике, в двух кварталах от моря. Ступеньки вели в погребок, увешанный рыболовными сетями и поплавками. Достаточно безвкусно обставленный, но немноголюдный в это время года и с хорошей кухней. Он заставил ее просидеть там час, а потом прислал записку, в которой ссылался на непредвиденные обстоятельства, задержавшие его.
   На следующий день он попросил прийти в то же самое место, в то же самое время, к тому же столику. Через полтора часа к ней подошла девушка с одной алой розой и зарифмованным посланием:
   «Чем сидеть с таким видом печальным, лучше в номер ты набрала: три ноль девять, ноль шесть ноль два».
   Передавая цветок, девушка широко улыбнулась, и, когда наклонилась, стала видна чуть тронутая веснушками впадина между грудей.
   Марианна позвонила и долго выслушивала его извинения. Потом сказала:
   — Я приехала только ради тебя.
   — Не совсем так, — возразил он, — скорее из любопытства, не так ли?
   — Извини за резкость, но похоже, ты просто дурачишь меня!
   — Да нет же. Я ездил на встречу за город. И надеялся вернуться к назначенному времени.
   — Что тебе нужно?
   — Увидеться с тобой.
   Последовала долгая пауза — Марианна не стала спрашивать, зачем ему нужна эта встреча. Но Зено ответил на непрозвучавший вопрос:
   — Причину ты знаешь сама.
   — И что дальше? Завтра я снова приду сюда, сяду за тот же столик, или мне разрешается самой выбрать?
   — Нет. — В голосе одновременно звучали извиняющиеся и нетерпеливые нотки. — Давай забудем про ресторан. Завтра я рано вернусь и вполне успею что-нибудь приготовить. Ты любишь рыбу?
   — Да.
   — Приходи ко мне. Отведаешь свежей рыбы. — И он дал ей адрес.
   Прежде чем он повесил трубку, она сказала:
   — А я сначала не узнала тебя.
   На следующий день вечером она пришла к нему — он не переставал улыбаться, снова просил прощения, подливал шампанское, щедро отвешивал комплименты, а после обеда показал фокус, который она увидела в первый и последний раз.
   Он подсмотрел, как она приходила в ресторанчик. Конечно же он был там. И видел, как она возвращалась обратно. Во второй вечер он даже вошел внутрь и наблюдал, как она комкает салфетки, коротая время за несколькими бокалами «шабли». Он морочил ей голову? Возможно. Хотя и не задавался такой целью. Это, скорее, была уловка, призванная замедлить ход событий. Оттянуть момент встречи. Не ради развлечения, нет. Просто оба они — его старые друзья. Не виделись много лет. И не хочется торопиться со «здравствуй» и «прощай».
   Он рассчитывал, что у Марианны хватит терпения высидеть в погребке два вечера подряд. Другое дело — Ник Говард. Деловой человек, обремененный семьей. Поэтому Зено отправил его побродить в рощице — эта хитрость позволила несколько повременить со встречей и, как и в случае с Марианной, сбить с толку. Такой метод всегда срабатывал со зрителями. Отвлечь внимание. Дать пищу для размышлений. Сделать так, чтобы им стало не по себе, вызвать головокружение и, лишь когда у них все поплывет перед глазами, показывать фокус.
   Ник Говард добрел до лодочной станции, усталый, растерянный, со ссадинами на лице. За полчаса до того он месил хлюпающую под ногами грязь, катился по склону лесистого холма, стоял в темноте, среди громоздившихся лодок, ожидая — что дальше? И тут появились сверкающие шары. А за ними — нож.
* * *
   Ник обхватил себя одной рукой поперек туловища, зажав в кулаке рукоятку ножа. Голова слегка наклонилась вперед, как во время некоего ритуала. Зено метнул в темноту еще одно сверкающее лезвие — но неудачно выбрал момент. Потому что не мог предугадать, что случится в следующую секунду. Пока второй нож, перевернувшись в воздухе, летел к цели, Ник пытался вытащить первый, застрявший в теле. И, вскрикнув от боли, дернулся в тот самый момент, когда второй нож был уже на подлете. Лезвие вонзилось в корпус яхты и зазвенело, вибрируя. Ник лишь по звуку догадался об этом. Зено не знал, хватит ли Нику сил и смекалки, чтобы не выпустить из рук нож, извлеченный из тела.
   Зено приближался к яхте, заходя справа, запустив при этом зеленый шар таким образом, что он обогнул яхту с левой стороны. Шар шипел, словно раскаленный металл, опущенный в воду. С противоположной стороны двора загрохотали доски, и стало слышно, как Ник навалился на ворота.
   Входы и выходы... Зено зашел в один из сараев, примыкавших к забору, и, выбравшись на улицу, увидел, как двойные ворота приподнимаются, падают обратно, потом снова приподнимаются — Ник из последних сил старался их открыть. Зено ждал.
   Ветер усилился, по морю побежала рябь. Но все равно сквозь свист ветра и шум волн можно было различить и другие звуки. Вытягивал мелодию саксофон, временами затихая, уступая место чьему-то голосу. Музыка доносилась из бара, попавшегося Нику на пути сюда. Сквозь входную дверь наружу просачивалось маленькое пятнышко бледно-розового света. Автобус, в котором сидело с пяток пассажиров, катил по синим лужам, переливающимся всеми цветами радуги. На какое-то время шум двигателя заглушил прибой...
   Логичнее всего для Ника сейчас, пожалуй, было бы забежать в бар — там людно, можно позвонить в полицию; или броситься навстречу автобусу, размахивая руками, заставив водителя притормозить. Но Зено не беспокоился на сей счет. Слишком много возникнет вопросов, на которые Нику не захочется отвечать: «Как вы здесь оказались? Кто позвал вас сюда на встречу?»
   Наконец ворота поддались, и Ник выскочил на улицу. Он обернулся, бросив взгляд на отель. И в отблеске огней увидел Зено, точнее, его силуэт. Лицо поглотила темнота. Некоторое время они стояли друг против друга.
   За спиной у Зено брызги, рассеянные в воздухе, пересекли улицу и, попав в свет береговых огней, вспыхнули радугой. Саксофон по-прежнему выводил мелодию. Автобус проехал мимо.
   Несколько секунд Ник рассматривал своего противника — словно старался прочитать у него на лице, как поступить. Но лицо было скрыто темнотой. Ник медленно попятился назад. Потом, словно откликнувшись на чей-то призыв, развернулся и устремился в тень, туда, где дамба врастала в скалу.
   Зено старался определить состояние Ника по движениям: в них чувствуется нерешительность, возможно из-за раны. Или он хочет заманить его? Пойти на хитрость, несмотря на растерянность и испуг. Вполне возможно.
   «Постарайся добраться до машины! — твердил себе Ник. — Рана не очень серьезная. Постарайся добраться до машины! Плохо, конечно, что ты не знаешь этих мест. Скройся скорее в темноте, стань неслышным в шуме прибоя. Придумай, как добраться до автомобиля».
   Еще одна мысль не давала ему покоя: "Кто это был, черт возьми, кто?!"
   Рана пульсировала, и он, пока бежал, опустил руку вниз и напряг мышцы от запястья до локтя, чтобы дать ей расслабиться в том месте, где она была повреждена. Здоровой рукой он сжимал нож. Последние несколько футов он проковылял по дорожке со вделанными в бетонную дамбу перилами — дальше начинался холм.
   Ник стал карабкаться вверх и сразу же погрузился во мрак. Выбранная им тропинка пролегала ярдах в пяти от гребня, но он этого не видел. Черная торфяная поверхность сливалась с такими же черными океаном и небом. Он слышал, как шумит океан, улавливал его запах, чувствовал, как ветер обдувает лицо. Но бежал в темноте, сквозь темноту.
   Колючие кустарники хлестали по ногам. Защищаясь от них, Ник наклонился вперед и вытянул руку, но тут же почувствовал, как проступает на коже кровь. Зено слышал, как он вскрикнул, — где-то совсем рядом, как ему показалось. Теперь, когда городские огни остались у них за спиной, Зено оказался в более выгодном положении. Он остановился и стал с напряжением всматриваться в темноту, словно желая загипнотизировать свою жертву. Он увидел во мраке едва различимый силуэт и тут же подался всем телом вперед, занеся руку за спину, и резко выбросил ее вперед, словно ударив хлыстом.
   Ник снова споткнулся; внезапно у него свело одну ногу, и он попрыгал на второй, давая мышцам расслабиться, пока судорога не прошла. Но только он поставил ногу на землю, как ее пронзила боль, от икры до паха. Он скорчился и, держась за ногу, прихрамывая, продолжал двигаться вперед. Затем нащупал рукоятку ножа и почувствовал, как кровь, вытекая из пульсирующей раны, капает на руку.