Кестнер Эрих. Трое в снегу

   -- Понимаю, -- вымолвил швейцар.
   -- Тем лучше, -- высокомерно сказала она. -- То, что оставите от пятисот марок, принадлежит, разумеется, вам.
   Он с благодарностью поклонился.
   -- Сделаю все, что в моих силах, сударыня.
   -- И еще, -- сказала она. -- Если завтра днем этот господин Шульце не исчезнет, я уеду вечерним поездом в Санкт-Мориц. Это тоже передайте, пожалуйста, вашему директору!
   Она небрежно кивнула и пошла в бар. Ее вечернее платье шуршало, будто непрерывно повторяло шепотом свою цену.
   Глава восемнадцатая
   РАЗБИТЫЕ ИЛЛЮЗИИ
   На следующее утро, вскоре после восьми часов, в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь.
   У порога стоял ученик мясника Кухенбуха. Он был почти двухметрового роста, и звали его Карлуша.
   -- Здравствуйте, вам большой привет от мастера, -- сказал он. -- И в десять часов вам будет звонить господин Хагедорн. Из Альп. Но пугаться вам незачем.
   -- Незачем пугаться? -- спросила старая дама.
   -- Ага. Он прислал нам вчера вечером телеграмму и просил, чтобы мы подготовили вас к радостному событию.
   -- Это на него похоже, -- сказала мать. -- Радостное событие? Хм! Сейчас иду. Минутку, возьму только для вас пятачок. За беготню.
   Она вынесла монетку и дала ее Карлуше. Тот поблагодарил и, топая, сбежал по лестнице.
   Ровно в девять фрау Хагедорн явилась в лавку Кухенбуха.
   -- Карлуша, как всегда, опять напутал, -- сказала жена мясника. -- Вы пришли на час раньше.
   -- Знаю, -- ответила матушка Хагедорн. -- Но дома я бы волновалась. Вдруг он позвонит раньше. Я не буду вам мешать.
   Фрау Кухенбух добродушно засмеялась, О "мешать" и речи быть не может.
   Она вручила старой даме телеграмму и предложила сесть.
   -- Что он воображает! -- рассердилась фрау Хагедорн, прочитав текст. --Ведет себя так, будто я кисейная барышня. Уж так сразу я никогда не пугаюсь.
   -- Что же ему хочется? -- спросила жена мясника.
   -- Вот сейчас я ужасно волнуюсь, -- призналась старая дама.
   Но тут вошли покупатели, и она умолкла. Каждую минуту она трижды взглядывала на стенные часы, висевшие над сервелатом и салями. В лавке было холодно, и кафельные плитки покрылись влагой. На дворе стояла слякотная погода.
   К десяти часам с минутами, когда зазвонил телефон, фрау Хагедорн вконец расклеилась. Дрожа, она вошла за прилавок, протиснулась мимо колоды для рубки мяса, судорожно прижала к уху трубку и сказала жене мясника:
   -- Надеюсь, что расслышу его. Ведь он так далеко! Она замолчала и стала напряженно вслушиваться.
   Внезапно ее лицо осветилось, словно банкетный зал, в котором только что царил мрак.
   -- Да? -- крикнула она звонким голосом. -- У телефона Хагедорн! Фриц, это ты? Ты что, ногу сломал? Нет? Слава Богу. Может, руку? Тоже нет? Тогда я рада, мой мальчик. Ты точно здоров? Что? Что ты говоришь? Я должна спокойно выслушать? Фриц, веди себя как подобает. Так с матерью не разговаривают. Даже по телефону. Ну, что там?
   Довольно долго она молчала, напряженно слушая, и вдруг подпрыгнула от радости.
   -- Ну и ну! Ты не шутишь? Восемьсот марок в месяц? Здесь в Берлине? Вот это хорошо. Представь, что тебе пришлось бы ехать в Кенигсберг или Кельн, а я сидела бы на Моммзенштрассе и считала мух. Что я должна? Говори громче, Фриц! В лавке народ. А-а, должна за что-нибудь держаться!! С удовольствием, мой мальчик. А чего ради? Что ты сказал?.. Обручился? Ой, не может быть! Хильдегард Шуль-це? Не знаю такую. Зачем же сразу обручаться? Надо сначала хорошо узнать друг друга. Не возражай. Я лучше знаю. Я обручилась, когда тебя еще на свете не было. Что значит, ты "надеешься"? Ах так!
   Она засмеялась.
   -- Ну хорошо, я присмотрюсь к барышне. Если мне не понравится, не дам согласия. Поживем -- увидим. Увидим, я сказала. Пригласи ее к нам поужинать! Она не балованная? Нет? Ну, твое счастье! Что ты послал? Двести марок? Но мне ничего не надо. Ну ладно. Куплю тебе две сорочки и что-нибудь еще нужное. Фриц, нам не пора кончать разговор? А то набежит. Вот что еще хотела спросить: белья тебе хватает? Погода у вас хорошая? Тоже тает? Вот это жаль. Передай от меня привет девушке. Не забудь! И твоему другу. Постой, ведь его фамилия тоже Шульце? А она не его дочь? Ни в каком родстве? Так, так.
   Старая дама опять долго слушала. Потом сказала:
   -- Хорошо, мой мальчик, до скорого свидания! Будь здоров! Не попади там под трамвай. Да, знаю, что в вашей дыре их вообще нет! -- Она рассмеялась. -- Я чувствуя себя отлично. Спасибо за звонок. Очень мило с твоей стороны. Ты не узнавал еще, как удобнее ехать из дома на работу? Нет? А как называется фирма? "Тоблер"? Та самая, которая присудила тебе приз? Расскажу господину Франке, он порадуется за тебя. Конечно, передам ему привет. Давай кончать разговор. А то вдвойне заплатишь. До свидания, мой мальчик. Да. Конечно. Да, да! До свидания!
   -- Хорошие известия получили, -- улыбнулась фрау Кухенбух.
   -- Восемьсот марок в месяц, -- сказала старая дама. -- А до этого ни пфеннига несколько лет.
   -- Восемьсот марок и невесту! Фрау Хагедорн кивнула.
   -- Многовато за один раз, а? Но в конце концов, дети для того и существуют, чтобы потом стать родителями.
   -- А мы бабушками.
   -- Очень будем надеяться, -- сказала старая дама и оглядела мясной прилавок.
   -- Взвесьте мне, пожалуйста, четверть фунта грудинки. Несколько костей отдельно. И восьмушку вареной ветчины. Такой день надо отпраздновать.
   С утра Фриц сходил в банк и обменял чек на наличные. Потом заказал на почтамте телефонный разговор с Берлином и, пока ожидал соединения, послал матери денежный перевод на двести марок.
   После разговора он, пребывая в хорошем настроении, шатался по старинному городку и делал покупки. Когда годами дрожишь над каждым пфеннигом и сдерживаешься, стиснув зубы, тогда это увлекательное занятие. Но почему-то, когда счастье сверкнуло как молния, хочется реветь. Ладно, хватит об этом!
   Господину Кессельгуту, своему покровителю, Хагедорн купил ящичек дорогих гаванских сигар. Эдуарду он купил в антикварной лавке старинную оловянную пивную кружку. Для Хильды он приобрел редкие серьги с подвесками в форме виноградной кисти. Они были из нефрита, матового золота и полудрагоценных камней. Наконец, в цветочном магазине он заказал для тети Юлечки шикарный букет и попросил продавщицу доставить подарки в отель. Себе он не подарил ничего.
   Полтора часа провел Хагедорн в городке. Когда он вернулся, Казимир, несравненный снеговик, дышал на ладан. Жестяное ведро, шлем Казимира, торчало на его плечах. Глаза, нос, рот и усы сползли любимому гусару на геройскую грудь. Однако он еще стоял прямо. Он умирал стоя, как и подобает солдату.
   -- Прощай, дорогой Казимир! -- сказал Хагедорн. -- Снявши голову, по усам-волосам не плачут. -- Он вошел в отель.
   За это время здесь кое-что произошло.
   Мирное утро не предвещало беды. Тайный советник Тоблер, его дочь, Кункель и Иоганн завтракали на веранде. Ели бутерброды и говорили об оттепели.
   -- Если бы у нас была машина, -- сказала Хильда, -- мы могли бы уехать в Мюнхен.
   -- Не забывай, что я бедный человек, -- напомнил ей отец. -- Поиграем часик в кегли. Это успокаивает нервы. Кстати, а где мой зять?
   -- В банке и на почте, -- сообщила Хильда. -- Как вам спалось, Кункель?
   -- Скверно, -- ответила тетя Юлечка. -- Снились какие-то ужасы. Вы не должны были так поступать со мной.
   -- Когда, как? -- спросил Иоганн.
   -- Когда господин Хагедорн сказал, что фирма Тоб-лера наняла его и господина Шульце вдобавок... Куриная косточка была такая острая, в номере я выпила прованского масла, это было ужасно.
   -- В следующий раз, если опять будет что-нибудь неожиданное, -- сказал Иоганн, -- закажем вам овсяную кашу.
   -- Бесполезно, -- сказал тайный советник. -- Она тогда проглотит ложку.
   -- К ложке мы заранее приделаем цепочку, -- сказала Хильда.
   Фрау Кункель опять обиделась.
   Но долго обижаться ей не дали. В столовую на веранде торжественно вступили швейцар с директором Кюне и направились к их столику.
   -- Оба похожи на секундантов, которые несут вызов на дуэль, -- заметил тайный советник.
   Иоганн успел лишь пробормотать: "Тучи сгущаются!" -- как директор поклонился и сказал:
   -- Господин Шульце, можно вас на минутку? Поговорить.
   -- На минутку? -- отозвался Шульце. -- Извольте.
   -- Мы ждем вас в канцелярии, рядом, -- объяснил швейцар.
   -- Долго же вам придется ждать! -- сказал Шульце. Хильда посмотрела на наручные часики.
   -- Минута кончается.
   Карл Отважный и дядюшка Польтер переглянулись. Затем директор признался, что речь пойдет о деликатном вопросе.
   -- Грандиозно! -- обрадовалась тетя Юлечка. -- Всегда о таком мечтала. Хильдегард, зажми уши!
   -- Как вам угодно, -- сказал директор. -- Мне хотелось избавить господина Шульце от присутствия свидетелей. Короче говоря, ассоциация владельцев отелей, представителем которой я здесь являюсь, просит вас покинуть наш отель. Некоторые наши гости шокированы. Со вчерашнего дня жалоб прибавилось. Один из них -- кто, я, понятно, не могу назвать, -- предоставил значительную сумму. Сколько там было?
   -- Двести марок, -- благосклонно напомнил дядюшка Польтер.
   -- Эти двести марок, -- сказал директор, -- будут вам вручены, как только вы удалитесь отсюда. Полагаю, что деньги для вас не лишнее.
   -- А почему, собственно, меня выгоняют? -- спросил Шульце.
   Его лицо чуть побледнело. Происходящее он принял близко к сердцу.
   -- Никто вас не выгоняет, -- сказал директор. -- Об этом не может быть и речи. Мы призываем, мы просим вас, если угодно. Для нас важно удовлетворить желание других гостей.
   -- Выходит, я позорное пятно? -- спросил Шульце.
   -- Диссонанс, -- возразил швейцар.
   Тайный советник Тоблер, один из богатейших людей в Европе, взволнованно сказал:
   -- Значит, бедность все-таки позор.
   Но дядюшка Польтер разбил его иллюзии.
   -- Вы неверно понимаете, -- заявил он. -- Вот если бы миллионер въехал с тремя сундуками в богадельню и разгуливал бы там во фраке, то богатство было бы позором! Все зависит от точки зрения.
   -- Всему свое время и место, -- изрек Карл Отважный.
   -- А вы не на своем месте, -- добавил дядюшка Польтер.
   Тетя Юлечка встала, подошла вплотную к швейцару, замахнулась правой рукой и сказала:
   -- Убирайтесь отсюда, а то вмажу!
   -- Оставьте швейцара в покое! -- приказал Шульце. Он поднялся. --Хорошо. Я уеду. Господин Кессельгут, будьте любезны, закажите такси. Через двадцать минут уезжаю.
   -- Я, разумеется, с вами, -- сказал Кессельгут. -- Швейцар, мой счет. Да пошевеливайтесь! -- И он быстро удалился.
   -- Сударь! -- крикнул ему вслед директор. -- Почему вы хотите нас покинуть?
   Тетя Юлечка злорадно рассмеялась.
   -- Ничего глупее в жизни не видела. Может, со временем поумнеете. Приготовьте счет моей племяннице и мне! Да пошевеливайтесь! -- Она прошуршала платьем и вышла с веранды, споткнувшись на пороге.
   -- Убиться можно! -- пробормотал директор.
   -- Где двести марок? -- спросил Шульце.
   -- Сию минуту! -- буркнул швейцар, вынул бумажник и положил на стол две купюры.
   Шульце взял деньги, подозвал кельнера, стоявшего у двери, и дал ему двести марок.
   -- Половину отдайте Зеппу, с которым я подметал каток, -- сказал он. --Не забудете?
   У кельнера отнялся язык. Он лишь кивал головой.
   -- Вот и хорошо, -- сказал Шульце. Он холодно посмотрел на директора и швейцара. -- Уходите!
   Оба, как школьники, послушно удалились. Отец с дочерью остались вдвоем.
   -- А что будет с Фрицем? -- спросила Хильда. Тайный советник Тоблер смотрел вслед удаляющимся фигурам.
   -- Завтра я покупаю отель, -- сказал он. -- Послезавтра оба с треском вылетят отсюда.
   -- А что будет с Фрицем? -- плаксиво повторила Хильда.
   -- Уладим в Берлине, -- сказал отец. -- Поверь мне, это лучшее решение. Неужели в такой немыслимой ситуации мы будем объяснять ему, кто мы на самом деле?
   Через двадцать минут к отелю подъехал большой лимузин. Машина принадлежала Леопольду Лехнеру, владельцу транспортной конторы в Брукбойрене, и за рулем сидел он лично. Слуги вынесли с бокового входа несколько чемоданов, погрузили их на багажник и крепко привязали.
   Директор и швейцар стояли у подъезда, не зная, что делать.
   -- Убиться можно, -- сказал Карл Отважный. -- Человек бросает на ветер двести марок. Не использует свой билет для бесплатного проезда и едет в Мюнхен на такси. Трое постояльцев, с которыми он знаком всего пару дней, присоединяются к нему. Боюсь, мы заварили хорошенькую кашу,
   -- И все из-за этой нимфоманки Каспариус! -- признался дядюшка Польтер. -- Она захотела выжить Шульце, чтобы тот не мешал ей охмурять миллионерчика.
   -- Почему же вы не сказали мне об этом раньше? -- возмутился Карл Отважный.
   Помня о трех сотнях марок, доставшихся ему при этой сделке, швейцар проглотил упрек.
   Но вот появились тетя Юлечка с племянницей, нагруженные шляпными коробками, зонтиками и сумками. Директор поспешил им на помощь, но тетя Юлечка осадила его.
   -- Не лезьте! -- приказала она. -- Я пробыла здесь только два дня. Но с меня и этого хватит. Я прославлю вас всюду, где смогу.
   -- Я в отчаянии, -- заявил директор.
   -- Мои соболезнования, -- сказала тетя.
   -- Сударыня, почему вы так внезапно нас покидаете? -- спросил швейцар.
   -- До него все еще не дошло, -- буркнула тетя Юлечка.
   -- Вот письмо для господина Хагедорна, -- сказала Хильда.
   Швейцар почтительно взял его. Девушка обратилась к директору:
   -- Пока не забыла: шесть дней назад мы разговаривали с вами по телефону.
   -- Не помню, милая фройляйн. "'"'?'
   -- Я тогда предупредила вас о переодетом миллионере.
   -- Это звонили вы? -- спросил швейцар. -- И теперь оставляете господина Хагедорна одного?
   -- До чего же человек бывает глуп! -- воскликнула тетя Юлечка и покачала головой.
   -- Тетечка, отложим разговор на узкоспециальные темы! -- сказала Хильда. -- Прощайте, господа. Я думаю, вы долго будете помнить ту ошибку, которую совершили сегодня.
   Обе дамы сели в лимузин.
   Вскоре после этого появились Шульце и Кессельгут. Шульце положил письмо для Фрица на стойку швейцара.
   Директор и дядюшка Польтер поклонились. Однако их не заметили. Пассажиры сели в машину. Иоганн держал на коленях рефлектор. Чемоданы были набиты до отказа.
   Леопольд Лехнер уже нажал на стартер, когда примчался Зепп, смотритель лыжного склада. Исторгая гортанные звуки в знак благодарности, он схватил руку Шульце и, казалось, решил оторвать ее.
   -- Ну ладно, Зепп, -- успокаивал его Шульце. -- Все было хорошо. Когда мы подметали каток, вы были очень любезны со мной.
   Кессельгут показал на жалкие остатки растаявшего снеговика.
   -- Славный Казимир скончался.
   Шульце улыбнулся. Он вспомнил ту звездную ночь, когда Казимир появился на свет.
   -- А все-таки было здорово, -- пробормотал он. Машина отъехала. Из луж разлетелись брызги.
   Когда Хагедорн вернулся в отель, швейцар передал ему два письма.
   -- Интересно, -- сказал Фриц, уселся в холле и вскрыл конверты.
   Первое письмо гласило: "Мой дорогой мальчик! Совершенно неожиданно я должен сейчас же вернуться в Берлин. Я очень сожалею. До скорого свидания. С сердечным приветом. Твой друг Эдуард".
   Во втором письме было: "Любимый! Когда ты прочтешь эти строки, то узнаешь, что твоя фройляйн невеста сбежала. Больше она такого никогда не повторит. Как только ты ее найдешь, можешь таскать ее за уши до тех пор, пока они не оттопырятся под прямым углом. Вдруг это будет мне к лицу. Пожалуйста, приезжай поскорее в Берлин, где тебя ждут не только мои уши, но и поцелуи твоей будущей супруги Хильды Хагедорн".
   Фриц чертыхнулся и побежал к швейцару.
   -- Что это значит? -- спросил он в полной растерянности. -- Шульце уехал! Моя невеста уехала! А тетя Юлечка?
   -- Уехала, -- сказал швейцар.
   -- А господин Кессельгут?
   -- Уехал, -- прошептал швейцар с видом кающегося грешника.
   Хагедорн пристально поглядел ему в лицо.
   -- Здесь что-то неладно! Почему уехали все четверо? Не рассказывайте мне сказки! Не то я по-другому поговорю с вами!
   -- Почему уехали обе дамы и господин Кессельгут, я не знаю, -- ответил швейцар.
   -- А господин Шульце?
   -- Некоторые гости жаловались. Господин Шульце, мол, нарушает гармонию. Дирекция попросила его уехать. Он тут же посчитался с просьбой. То, что под конец уедут четверо, мы не ожидали.
   -- Только четверо? -- спросил Хагедорн и подошел к железнодорожному расписанию, висевшему на стене. -- Разумеется, я тоже уеду. Через час идет мой поезд. -- Он побежал к лестнице.
   Швейцар был близок к обмороку. Он доплелся до конторы, плюхнулся на стул и сообщил директору о новой беде.
   -- Отъезду Хагедорна надо помешать! -- воскликнул Карл Отважный. --Расстроенный миллионер может нас так дискредитировать, что в следующем сезоне придется закрывать нашу лавочку.
   Они поднялись на второй этаж и постучали в номер семь. Хагедорн не ответил. Директор нажал на ручку двери. Она была заперта. Из коридора они слышали, как в комнате с грохотом выдвигают ящики и захлопывают дверцы шкафов.
   -- Шумно укладывается, -- тяжко вздохнул швейцар. Они скорбно спустились в холл и стали ожидать молодого человека.
   Он появился.
   -- Чемодан пусть доставит на вокзал слуга. Я пойду пешком.
   Оба засеменили рядом с ним.
   -- Господин кандидат, -- умолял Карл Отважный. -- Не наносите нам такой обиды.
   -- Зря стараетесь! -- сказал Хагедорн.
   У двери он столкнулся с продавщицей из цветочного магазина. Она принесла подарки, которые он купил часа два назад.
   -- Я немного опоздала, -- сказала она.
   -- Истинная правда, -- подтвердил он.
   -- Зато букет стал еще пышнее, -- заверила она. Он раздраженно засмеялся.
   -- Оставьте этот веник себе на память! Воткните его в петлицу.
   Изумленная, она сделала книксен и поспешно удалилась.
   И вот Фриц стоял со старинной оловянной кружкой, ящичком сигар и оригинальными серьгами в "Брукбойрене", один-одинешенек.
   -- Можно хотя бы попросить вас, -- обратился к нему директор, -- не рассказывать в ваших кругах о весьма досадном происшествии?
   -- На карту поставлена репутация нашего отеля, -- добавил швейцар.
   -- В моих кругах? -- удивился Хагедорн. И затем рассмеялся. -- Ах да! Я должен вам кое-что объяснить! Вы принимаете меня за миллионера, так ведь? С этим, признаться, дело гиблое. От моих кругов "Брукбойрен" застрахован пожизненно. До вчерашнего дня я был безработным. Не ожидали? Кто-то вас одурачил. Прощайте, господа!
   Дверь за ним закрылась.
   -- Он не миллионер? -- хрипло спросил директор. -- Везет же человеку, Польтер! Значит, девушка нас обманула? Слава Богу! Мы остались в дураках? Убиться можно!
   Швейцар покачал головой. Потом вдруг хлопнул себя по лбу. У него был такой вид, словно он готовился сразиться с быком.
   -- Какой ужас! Какой ужас! -- крикнул он. -- Самое лучшее для нас --повеситься!
   -- Согласен, -- сказал директор, все еще витая в облаках. -- Но ради чего? Несколько постояльцев уехали досрочно. Ну и что? Какая-то девушка прошлась на наш счет. Это я перенесу.
   -- Эта история нас погубит, -- сказал швейцар.-- Мы оказались полными идиотами!
   -- Ну, ну, -- отмахнулся Карл Отважный, -- вы несправедливы ко мне.
   Дядюшка Польтер наставительно поднял указательный палец.
   -- Да, Хагедорн не был миллионером. Но девушка не соврала. Переодетый миллионер здесь был! О ужас! Нам конец!
   -- У меня голова идет кругом! -- занервничал директор. -- Выражайтесь наконец яснее!
   -- Переодетого миллионера мы выгнали час назад, -- сказал швейцар замогильным голосом. -- Его звали Шульце!
   Директор молчал. Швейцар угасал на глазах.
   -- И этого человека я заставил подметать каток! И с рюкзаком послал в деревню, потому что у рассыльной ребенок заболел корью! А Гелтаи велел ему лезть на стремянку! О-о!
   -- Убиться можно, -- пробормотал Кюне. -- Я должен прилечь, не то меня хватит удар.
   Во второй половине дня лежачего директора побеспокоил бой.
   -- Поклон от господина швейцара, -- сказал мальчик. -- Велено сообщить вам, что госпожа Каспариус уезжает вечерним поездом.
   Директор издал стон, словно раненая дичь.
   -- Она больше никогда не приедет в Брукбойрен, -- велел сказать швейцар. -- Да, и еще: господин Ленц из Кельна тоже уезжает.
   Директор, застонав, повернулся на бок и со скрежетом закусил подушку.
   Глава девятнадцатая
   РАЗНЫЕ ШУЛЬЦЕ
   В Мюнхене у Хагедорна оставалось целых шесть часов до поезда на Берлин. Свой фибровый чемодан он сдал на хранение. Затем, перейдя площадь Штахус, пошел по Ка-уфингерштрассе, свернул налево и сделал стойку перед Театинеркирхе. С этого он начинал каждое свое посещение Мюнхена. Он полюбил этот церковный фасад еще со времен студенчества. Сегодня же он глядел на него как баран на новые ворота. Он беспрерывно думал о Хильде. Об Эдуарде, разумеется, тоже. Образ церкви не проникал в него дальше сетчатки глаз.
   Засунув руки в карманы потрепанного пальто, он вернулся в город и прежде, чем успел опомниться, очутился в одном из городских почтамтов, где сел за стол и начал листать адресную книгу Берлина. Он изучал колонки с фамилией "Шульце". Рядом лежали блокнот с карандашом.
   Специалист по рекламе Эдуард Шульце не значился. Может, Эдуард зарегистрировался "коммерсантом"? Хагедорн записал соответствующие адреса. Что касается Хильдегард, то дело обстояло еще труднее. Как зовут по имени, ради всех святых, его будущего тестя? И кто он по профессии? Нельзя же бегать ко всем живущим в Берлине Шульце и спрашивать: "Есть ли у вас, во-первых, дочь и не она ли, во-вторых, моя невеста?" На это жизни не хватит!
   Потом Хагедорн пошел в кино на комедию. Каждый раз, смеясь, он сердился на себя. К счастью, в картине было немного смешных мест. Иначе у молодого человека непременно начался бы внутренний разлад.
   После кино он съел в пивной жареные сардельки с капустой. Затем вернулся на вокзал и сидел, потягивая баварское пиво, в зале ожидания. Он размышлял о будущих рекламных баталиях, но ни одна смелая идея не приходила ему в голову. Он все время думал о Хильде. А если он ее не найдет? И вдруг она не даст о себе знать? Что тогда?
   В поезде пассажиров было немного. Фриц сидел в купе один. До Ландсгута он шагал взад-вперед по купе как в клетке. Потом улегся и сразу уснул. Снились ему всякие диковины. В последнем сне действие происходило в адресном столе.
   На дверях были прикреплены таблички в алфавитном порядке, со всевозможными фамилиями. У двери с табличкой "Шнабель-Шютце" Хагедорн остановился, постучал и вошел. За перегородкой сидел снеговик Казимир в полицейском шлеме. У него был очень строгий вид. Поглаживая усы, он поинтересовался:
   -- Что вам угодно?
   -- Скажите, Шульце у вас? -- спросил Фриц.
   -- Все Шульце у нас, -- сказал Казимир.
   -- Почему так во множественном числе? -- спросил Фриц.
   -- Распоряжение Президиума полиции, -- резко ответил Казимир.
   -- Извините, -- сказал Фриц. -- Я ищу фройляйн Хильдегард Шульце. Когда она смеется, у нее на щеке появляется ямочка. Не две, как у других девушек, а одна. И в зрачках у нее золотые искорки.
   Казимир тщательно порылся в картотечных ящиках и кивнул посетителю:
   -- Есть такая. Раньше она жила на радиомачте. Потом выписалась и переехала в Альпы.
   -- Но сейчас она снова в Берлине, -- утверждал Фриц.
   -- Радиомачте об этом ничего не известно, -- сказал снеговик, -- она, кажется, вообще не числится. Может, ее сдали. Незаметно следуйте за мной!
   Они спустились в подвал. Здесь длинными рядами стояло много шкафов. Казимир отпирал их один за другим. В каждом шкафу были четыре секции. А в каждой секции стоял человек. Это были люди, нигде не прописанные, а также те, кто начисто забыл, где они жили раньше. И наконец, дети, которые не знали, как их зовут.
   -- Ну и ну, -- испуганно сказал Хагедорн. Взрослые в секциях стояли и разозленные, и задумчивые. Дети плакали. Грустное было зрелище. В одной секции стоял ученый, между прочим историк; он считал себя забытым зонтиком и потребовал от Казимира, чтобы его наконец закрыли. Расставив ноги и разведя руки, он повторял:
   -- Ведь дождь кончился, кончился!
   Фриц захлопнул дверцу. Они заглянули почти во все шкафы. Однако Хильдегард нигде не обнаружили, Фриц вдруг приставил ладонь к уху:
   -- В последнем шкафу плачет женщина!
   Снеговик отпер дверцу. В крайнем углу спиной к ним стояла юная девушка и громко плакала.
   Хагедорн испустил радостный крик. Потом растроганно сказал:
   -- Господин Снегошлем, это она.
   -- Она стоит спиной, -- проворчал Казимир. -- Я не вижу ямочки.
   -- Хильда! -- крикнул Фриц. -- Посмотри на нас, пожалуйста! Иначе тебе придется остаться здесь.
   Хильда обернулась. Хорошенькое личико было заревано.
   -- Не вижу никакой ямочки, -- сказала снеговик. -- Запираю шкаф.
   -- Хильдочка! -- крикнул Фриц. -- Улыбнись! Дядя не верит, что у тебя есть ямочка. Станцуй ему умирающего лебедя! Встаньте, драгоценная графиня! Завтра заложим твое кольцо и две тысячи марок прокатаем на американских горках. Ну, смейся! Смейся!
   Все было напрасно. Хильда его не узнавала. Она не улыбалась и не смеялась. Стояла в углу и плакала. Казимир вставил ключ в замок дверцы. Фриц вцепился в его руку. Снеговик другой рукой схватил молодого человека за чуб и тряхнул его.
   -- Перестаньте! -- яростно крикнул Хагедорн.
   -- Ну, ну, ну, -- сказал кто-то.
   -- Очнитесь!
   Перед ним стоял кондуктор.
   -- Прошу билеты!
   За окном светало.
   Утром в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял Карлуша, ученик мясника Кухенбуха.