Кестнер Эрих. Трое в снегу

   -- Ну вот, мы все-таки познакомились, -- сказал Иоганн удовлетворенно. -- Да еще в первый же вечер! Как я справился, а?
   Тоблер нахмурил лоб.
   -- Вы интриган, дорогой мой. Собственно, мне следует вас уволить.
   Иоганн польщенно улыбнулся и сказал:
   -- Я так перепугался, когда приехал, ужас! Директор отеля и швейцар пытались прощупать господина Хагедорна со всех сторон! Я хотел побежать вам навстречу и предупредить.
   -- Дочке я оборву уши, -- заявил Тоблер. -- Конечно, позвонила она.
   -- У фройляйн Хильдегард такие изящные ушки, -- сказал Иоганн. --Спорю, что телефонировала Кункель.
   -- Если бы я не был в таком хорошем настроении, -- признался Тоблер, --то разозлился бы крепко. Какая наглость! Нам просто повезло, что здесь все перепутали!
   -- Вам дали хороший номер? -- спросил слуга.
   -- Восхитительный, -- ответил Тоблер. -- Солнечный, много свежего воздуха. Даже слишком много.
   Иоганн снял с костюма Тоблера два волоска и ладонью стал заботливо смахивать ворсинки с рукавов фиолетового пиджака.
   -- Перестаньте, -- заворчал тайный советник. -- Вы с ума сошли?
   -- Ничуть, -- сказал Иоганн. -- Счастлив, что сижу возле вас. Ну хорошо, немного я, конечно, захмелел. Ваш костюм выглядит ужасно. Завтра я приду к вам и наведу порядок. Какой у вас номер, господин тайный советник?
   -- Посмейте только! -- строго сказал Тоблер. -- Еще не хватало, чтобы владельца процветающей пароходной линии увидели, как он вытирает у меня пыль. У вас есть с собой бумага и карандаш? Пишите деловое письмо. Поторопитесь! Пока не пришел наш миллионерчик. Как он вам нравится?
   -- Чудесный человек, -- сказал Иоганн. -- Втроем мы еще всласть повеселимся.
   -- Оставьте нас, бедных людей, в покое! -- сказал тайный советник. --Займитесь, если угодно, зимним спортом и общайтесь со знатными людьми!
   -- Дирекция отеля уверена, что я знаю кандидата Хагедорна по Берлину и только не желаю это признать, -- сообщил Иоганн. -- Так что ничего особенного не усмотрят, если я буду с ним часто встречаться. Напротив, без меня он никогда бы так быстро не стал миллионером! -- Он оглядел Тоблера сверху вниз. -- И обувь ваша тоже не чищена! -- вздохнул слуга. Было заметно, как он от этого страдает. -- Я в отчаянии!
   Тайный советник, наслаждаясь сигарой, сказал:
   -- Позаботьтесь лучше о вашей пароходной линии!
   Как только капелла собиралась сделать передышку, танцевальные пары начинали бешено хлопать в ладоши. Госпожа Каспариус тихо сказала:
   -- Вы действительно хорошо танцуете. -- Ее рука лежала на плече Хагедорна, он ощутил нежный нажим пальцев. -- Что вы делаете завтра? Вы на лыжах катаетесь?
   -- Нет, -- ответил он. -- В детстве у меня были коньки. Сейчас это для меня слишком дорого.
   -- Давайте поедем на санях? В Санкт-Фейт? Ленч возьмем с собой.
   -- Я договорился о встрече с двумя моими знакомыми.
   -- Так откажитесь! -- попросила она. -- И вообще -- как вы можете предпочесть этого похожего на огородное пугало человека моему очаровательному обществу?
   -- Я такое же пугало, -- сказал он сердито. -- Мы с Шульце одна пара!
   Многозначительно подмигнув, она засмеялась.
   -- Ну конечно, господин кандидат. Все время забываю об этом. И все-таки вы должны поехать со мной в Санкт-Фейт. На санях. С колокольчиками на дуге. И под теплыми пледами. Это же замечательно. -- Она прижалась к нему еще теснее и спросила: -- Я вам совсем не нравлюсь?
   -- О нет, -- ответил он. -- Но в вас есть что-то ужасно неожиданное.
   Она немного отодвинулась от него и поджала губы.
   -- Таковы мужчины. Когда вам откровенно в чем-нибудь признаются, вы ведете себя как светские дамы из монастырского приюта для престарелых. --Она посмотрела ему прямо в глаза. --Да не будьте вы таким жеманным, черт возьми! Мы молоды? Мы нравимся друг другу? А? К чему ломать комедию? Я права, верно?
   Капелла перестала играть.
   -- Вы правы, -- сказал он. -- А где же мои знакомые? Он проводил ее к столику, поклонился ей и толстому
   Ленцу и поспешно удалился разыскивать Шульце и Кессельгута.
   -- Спрячьте блокнот! -- сказал тайный советник Тоб-лер своему слуге. --Вон идет наш миллионерчик.
   Хагедорн сиял. Усевшись, он глубоко вздохнул и сказал смущенно:
   -- Ну и женщина! Ей следовало быть кавалерийским генералом!
   -- Для этого она, несомненно, слишком хороша, -- убежденно сказал Шульце.
   Хагедорн задумался.
   -- Допустим, -- сказал он. -- Но ведь нельзя же с каждой хорошенькой женщиной заводить амуры! В конце концов, на свете слишком много хорошеньких женщин!
   -- Могу только согласиться с господином кандидатом, -- сказал Кессельгут. -- Кельнер! Три водки! -- И когда кельнер вернулся с водкой, воскликнул: -- Бог троицу любит!
   После того как все опрокинули рюмки с бесцветным содержимым, Хагедорн с любопытством спросил:
   -- Что будем делать? Еще нет и полуночи. Шульце погасил сигару и сказал:
   -- Господа, прошу тишины! Позволю себе задать вопрос, который вас озадачит. А именно: с какой целью мы приехали в Брукбойрен? Пьянствовать, что ли?
   -- Похоже на то, -- хихикнул Кессельгут.
   -- Кто против, останется на второй год! -- сказал Шульце. -- Считаю до трех: раз! два! три!
   -- Принято единогласно, -- сказал Хагедорн.
   -- Итак, мы прибыли сюда не для того, чтобы напиваться, -- продолжал Шульце.
   Кессельгут поднял руку:
   -- Не только для того, господин учитель!
   -- А посему я призываю присутствующих, -- объявил Шульце, -- оторваться от стульев и следовать за мной на природу.
   Они с трудом поднялись и, слегка шатаясь, вышли из отеля. От чистого холодного воздуха у них перехватило дыхание. Изумленные, они стояли в глубоком снегу. Над ними простирался гигантский темно-синий купол неба, покрытый золотой и зеленой, серебряной и красноватой алмазной россыпью звезд.
   Под луной плыло одинокое белое облачко.
   Несколько минут они молчали. Из отеля доносилась музыка. Кессельгут прокашлялся и сказал:
   -- Завтра будет чудесно.
   Мужчины склонны смущаться, когда их захватывают сильные впечатления. По этой причине Хагедорн вдруг заявил:
   -- Так, господа. Сейчас мы сделаем большого снеговика!
   А Шульце воскликнул:
   -- Только негодяй может отказаться от этого! Вперед марш!
   Закипела работа. Строительного материала было предостаточно. Слепили большой ком и стали катать его по снегу вдоль и поперек, шлепая и уминая, пока он не превратился в подобие тумбы. Этот цилиндр они продолжали катать, и вскоре он располнел и удлинился настолько, что ваятели сочли его достаточно внушительным и установили перед маленькими пихтами, которые росли напротив входа в отель, по ту сторону дороги, у парка.
   Все трое взмокли. Однако они были непреклонны и приступили к созданию второй части снеговика -- туловищу. Снега на этом участке почти не осталось. Пришлось перебазироваться в парк. Еловые иглы кололи разгоряченные лица.
   Наконец туловище было готово. Пыхтя, они подняли его на снежный постамент. Это удалось без особых происшествий. Правда, Кессельгут не устоял на ногах.
   -- Боже мой! Дорогой смокинг! -- воскликнул он.
   Но больше уже о нем не тревожился. Когда взрослые мужчины что-то задумали сделать, они этого добиваются. Даже в смокинге.
   Настал черед головы. Ее посадили на туловище. После этого они благоговейно отступили на несколько шагов и полюбовались своим творением.
   -- У него, к сожалению, голова яйцом, -- констатировал Шульце.
   -- Не беда, -- сказал Хагедорн. -- Назовем его просто Казимиром. С таким именем можно иметь такую голову.
   Возражений не было.
   Шульце вынул перочинный ножик и хотел было срезать пуговицы с фиолетового пиджака, чтобы украсить ими снежный живот Казимира. Но Кессельгут остановил его, сказав, что этого нельзя делать ни в коем случае. Хагедорн взял у Шульце ножик, срезал несколько еловых веток и украсил ими грудь Казимира так, что он стал похож на гусара-гвардейца.
   -- А руки у него будут? -- спросил Кессельгут.
   -- О нет, -- сказал Хагедорн. -- Казимир -- это торс! Они занялись его лицом. В качестве носа приладили
   спичечный коробок. Рот изобразили двумя короткими сучками. А для глаз использовали кусочки коры. Кессельгут критически заметил:
   -- Казимиру нужен кивер -- прикрыть лысину.
   -- Вы ужасный натуралист, -- возмутился Шульце. -- Если бы вы были ваятелем, то надевали бы парики на скульптуры!
   -- Завтра утром раздобуду на кухне ведерко из-под джема, -- пообещал Хагедорн. -- Напялим его на нашего любимца. Дужка сойдет за подбородный ремешок.
   Предложение было одобрено.
   -- Казимир -- красивый, импозантный мужчина, -- с восхищением сказал Шульце.
   -- Еще бы! -- воскликнул Кессельгут. -- У него же трое отцов!
   -- Несомненно, он один из наиболее значительных снеговиков, когда-либо живших на свете, -- сказал Хагедорн. -- Это мое глубокое убеждение.
   -- Спокойной ночи, Казимир! -- крикнули они хором и услышали в ответ:
   -- Спокойной ночи, господа.
   Но это был не снеговик, а жилец отеля на втором этаже, который из-за их шумной возни не мог заснуть. Он с грохотом захлопнул окно.
   Трое отцов Казимира на цыпочках вошли в здание.
   Шульце улегся спать в своем драповом пальто. Глядя на слуховое окно, он довольно улыбнулся.
   -- Старый Тоблер мерзнет, но не сдается! -- сказал он и задремал.
   Вскоре заснул и Хагедорн. Правда, сначала ему мешала элегантная обстановка и теплый кирпич. Однако, что касалось сна, у него был на то природный талант, который проявился и в Брукбойрене.
   Только Кессельгут не спал. Он сидел у себя в номере и занимался почтой. Закончив деловое письмо, которое ему поручил написать тайный советник, он принялся за частное, чрезвычайно секретное послание. Оно гласило:
   Дорогая фройляйн Хильдегард!
   Мы живы и здоровы, доехали благополучно. Тем не менее Вам не следовало у нас за спиной перезваниваться с отелем. Господин тайный советник оборвет Вам уши. Перепугались мы изрядно! За переодетого миллионера тут приняли другого лауреата конкурса -- господина кандидата Ха-гедорна. Как раз когда я прибыл. И вот кошки оказались в номере у Хагедорна. А не у господина тайного советника.
   Мы подружились. Я с Хагедорном. А он с Вашим отцом. И благодаря этому тайный советник со мной. Я очень рад. Сегодня мы втроем слепили огромного снеговика. С яйцевидной головой. И с торсом. Зовут его Казимир.
   Отель очень знатный. Публика тоже. Вид у господина тайного советника, конечно, ужасный. От одного галстука становится дурно. Но его не выгнали. Завтра я схожу в его номер и наведу порядок. Электрический утюг я захватил с собой, Вы представляете: он хотел срезать для снеговика пуговицы со своего костюма. С него глаз нельзя спускать. Женщины вовсю ухлестывают за кандидатом Хагедорном. Они принимают его за престолонаследника. А он безработный и говорит, что нельзя влюбляться в каждую хорошенькую женщину. Это заведет слишком далеко.
   Завтра я начну учиться ходить на лыжах. Частные уроки. Нечего всем глазеть, как я буду шлепаться. Швейцар поначалу принял господина тайного советника за торговца вразнос. Вот как получилось.
   Но он только посмеивается. По крайней мере мне разрешено быть с ним знакомым и разговаривать. Я очень рад. Это я уже писал. Но все равно очень рад.
   Мы были в баре и кое-что выпили. Но от звездного неба опять протрезвели. И от снеговика. Он стоит у ворот отеля. Туристы завтра удивятся.
   Скоро я Вам опять напишу. Надеюсь, не сломаю себе ничего существенного. Кататься на лыжах довольно опасно. Кто позаботится о господине тайном советнике, если я буду лежать в гипсе? Ладно, постараюсь остаться целым. Надеюсь, что у Вас все в порядке, дорогая фройляйн Хильда. Не беспокойтесь за Вашего отца. Можете на меня положиться. Да Вы это знаете.
   Передайте от меня привет Кункель. Придумать такое -- позвонить в отель по телефону -- это на нее похоже. Больше мне ей нечего сказать.
   С совершенным почтением и лыжным приветом
   Ваш старый Иоганн Кессельгут
   Глава девятая
   ТРОЕ В СНЕГУ
   Около семи утра первые лыжники, громко топая, выходят из номеров. В коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов.
   За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных здоровых людей. Кельнеры балансируют перегруженными подносами. Потом они тащат пакеты с ленчем для туристов, которые собираются вернуться с лыжных походов лишь к вечеру.
   Сегодня директор Кюне снова отправляется в горы. Проходя в полной боевой готовности мимо швейцара, он сказал:
   -- Господин Польтер, проследите, чтобы этот Шульце не дурил! Это коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике!
   -- Как родной отец, -- заявил Польтер серьезно. -- Для Шульце я уж подыщу занятие. Чтобы не задирал нос.
   Карл Отважный поглядел на барометр.
   -- Вернусь к обеду -- сказал он и ушел.
   -- К обеду, так к обеду, -- пробурчал швейцар и начал сортировать утреннюю почту.
   Кессельгут сидел в ванне, когда постучали в дверь. Он не отозвался. Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он себе и подставил затылок под холодную струю.
   Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор.
   -- Доброго вам утра, -- пожелал он. -- Извините, пожалуйста. Я -- Тони Гразвандер.
   -- Ничего не поделаешь, раз так, -- сказал голый мужчина в ванне. --Как поживаете?
   -- Спасибо. Спрос есть -- значит, хорошо.
   -- Рад за вас, -- уверил его Кессельгут подкупающим тоном. -- А в чем дело? Хотите потереть мне спину?
   Антон Гразвандер пожал плечами.
   -- Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам.
   -- Ах, вот что! -- воскликнул Кессельгут.
   Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил:
   -- А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну?
   -- Рlease, Sir. -- сказал Тони, как международный инструктор лыжного спорта. -- Подожду вас внизу, в холле. Я принес вам пару лыж. Ясеневые, первый сорт. -- И он вышел.
   Нарушен был и утренний сон Хагедорна. Ему приснилось, что кто-то его тормошит, и он обиженно передвинулся на другую сторону широкой кровати. Но этот "кто-то" не оставил его в покое. Обойдя вокруг кровати, он откинул стеганое одеяло, стянул с Хагедорна пижаму, вылил из пузырька холодное жидкое масло на спину лауреата и начал ее мять и пошлепывать огромными ручищами.
   -- Перестаньте, ну вас! -- пробормотал Хагедорн, пытаясь ухватить край одеяла. Потом вдруг засмеялся и воскликнул: -- Не надо щекотать! -- Наконец, слегка очнувшись, он повернул голову, увидел рослого мужчину в рубашке с засученными рукавами и сердито спросил:
   -- Вы дьявол?
   -- Нет, -- ответил незнакомец. -- Я -- masseur Штюнцер. Пришел по заказу.
   -- Маsseur -- ваше имя?
   -- Скорее профессия. Это -- массажист по-французски, -- ответил тот и удвоил усилия.
   Было бы неразумно раздражать господина массажиста. Я в его власти, подумал Хагедорн. Он человек импульсивный, и если его обидеть, то замассирует до полусмерти.
   Все кости ныли. И это полезно для здоровья?
   Тайного советника Тоблера никто не будил. Он спал, закутавшись в допотопное теплое пальто, вознесенный под самую крышу над земной суетой. Вдали от массажистов и лыжных инструкторов. Но когда он проснулся, было еще темно. Он долго лежал, мирно подремывая. И время от времени удивлялся, что не становится светлее.
   Наконец он слез с кровати и взглянул на карманные часы. Светящийся циферблат показывал десять часов.
   Очевидно, нечто вроде солнечного затмения, подумал он и решительно залез обратно в постель. В комнате был собачий холод.
   Но заснуть не удалось. Пока он лежал, зажмурившись, его осенила идея. Он опять слез с кровати, зажег спичку и поднес ее к слуховому окну.
   Оно было завалено выпавшим за ночь снегом. Так вот какое затмение! --подумал он и приподнял оконную раму. Большая часть снега скатилась по крыше. Остаток, килограмма четыре, ухнул на ноги Тоблеру. Он выругался. Но это прозвучало не очень убедительно.
   Над крышей сияло солнце. Его лучи, обогревая, проникали в выстуженную мансарду. Тайный советник Тоблер снял пальто, взобрался на стул и, высунув голову в окно, принял солнечную ванну. Ближайшие окрестности и горизонт были наполнены ледяным блеском горных вершин и розоватым мерцанием скал.
   Он слез со стула, умылся, побрился, надел фиолетовый костюм, навернул на длинные штанины обмотки, сохранившиеся с первой мировой войны, и спустился в столовую.
   Там он встретил Хагедорна. Они сердечно поприветствовали друг друга.
   -- Господин Кессельгут уже пасется на лыжном лугу, -- сказал молодой человек.
   Они основательно позавтракали.
   Через большие окна был виден парк. Деревья и кусты выглядели так, точно на ветках цвел снег, как цветы. За деревьями поднимались хребты и вершины зимних Альп. А надо всем сияло безоблачное синее небо.
   -- До того красиво, что можно с ума сойти! -- сказал Хагедорн. -- Что мы сегодня предпримем?
   -- Пойдем гулять, -- сказал Шульце. -- Все равно куда. -- Он широко раскинул руки. Слишком короткие рукава от испуга съехали к локтям. -- Только предупреждаю вас: не вздумайте по дороге сообщать мне, как называются отдельные горы.
   Хагедорн рассмеялся.
   -- Не беспокойтесь, Шульце! Я того же мнения, что и вы. С красотой нельзя быть на ты!
   -- За исключением женщин, -- решительно возразил Шульце.
   -- Как вам угодно! -- согласился молодой человек и, подозвав кельнера, попросил его достать на кухне пустое ведерко из-под джема. Тот выполнил странное поручение, и оба лауреата направились к выходу.
   У дядюшки Польтера мурашки забегали по спине, когда он увидел обмотки на ногах Шульце. Ведерко из-под джема тоже его не обрадовало. Было похоже, будто двое взрослых мужчин отправляются играть в песочек.
   Они вышли из отеля.
   -- Казимир за ночь стал еще красивее! -- крикнул Хагедорн, подбежал к снеговику, приподнялся на цыпочки и нахлобучил ему на голову золотистое ведерко.
   Когда лауреат подвигал плечами, лицо его исказила страдальческая гримаса.
   -- Этот Штюнцер меня совершенно доконал! -- простонал он.
   -- Какой Штюнцер? -- спросил Шульце,
   -- Массажист, -- ответил Хагедорн. -- Все болит, словно меня провернули через валки. Говорите, полезно для здоровья? Да это же умышленное членовредительство!
   -- Тем не менее полезно, -- подтвердил Шульце.
   -- Если послезавтра он снова придет, -- сказал Хагедорн, -- я пошлю его в ваш чулан. Пусть там побесится!
   Открылась дверь отеля, вышел дядюшка Польтер и по снегу затопал к Хагедорну.
   -- Вам письмо, господин кандидат. А в другом конверте несколько иностранных марок.
   -- Спасибо, -- сказал молодой человек. -- О, письмо от моей матери! Да, как вам нравится Казимир, господин Польтер?
   -- Об этом мне не хотелось бы высказываться, -- ответил швейцар.
   -- Но позвольте! -- воскликнул молодой человек. -- Специалисты считают Казимира самым красивым снеговиком на земле!
   -- Вот как, -- сказал дядюшка Польтер. -- Я-то думал, что Казимир --имя господина Шульце. -- Он слегка поклонился и пошел к отелю. У дверей он обернулся: -- В снеговиках я ничего не понимаю.
   Они двинулись по дороге, которая через заснеженную долину привела к еловому лесу. Здесь начался подъем. Деревья были вековые, гигантские. Порой с ветки сползала тяжелая снежная кладь и, рассыпавшись белым облачком, опыляла двух пешеходов, молча гулявших в сказочной тишине. Солнечный свет покрыл горную тропу полосками, как прядями, которые расчесала добрая фея. Увидев у тропы скамейку, путники остановились. Хагедорн смахнул снег, и они уселись. Черная белка торопливо перебежала дорожку.
   Через некоторое время они так же молча поднялись и пошли дальше. Лес кончился. Впереди было открытое пространство. Тропа, казалось, уходила в небо. В действительности она сворачивала направо и вела к безлесному холму, на котором двигались две черные точки.
   -- Я счастлив! -- сказал Хагедорн. -- Это за пределами дозволенного! --Он удивленно покачал головой. -- Подумать только: позавчера еще в Берлине. Годами без работы. А через две недели опять в Берлин...
   -- Быть счастливым -- не зазорно, это редко бывает, -- заметил Шульце.
   Одна из черных точек вдруг стала удаляться от другой. Расстояние между ними нарастало. Точка тоже увеличивалась. Это был лыжник. Он приближался с жуткой скоростью и с трудом держался на ногах.
   -- Его лыжи понесли, -- сказал Хагедорн.
   Метрах в двадцати от них лыжник совершил какой-то акробатический прыжок, нырнул головой в снег и исчез.
   -- Боевая тревога! -- крикнул Шульце.
   И они побежали напрямик, увязая по пояс в снегу и помогая друг другу.
   Наконец они увидели пару дрыгающихся ног и пару лыж, ухватились за них и стали дергать, пока не вытащили какого-то человека, мало отличавшегося от снеговика Казимира. Он кашлял, фыркал, выплюнул килограммы снега, а затем с глубокой скорбью сказал:
   -- Доброе утро, господа! Это был Иоганн Кессельгут.
   Шульце смеялся до слез. Хагедорн стал отряхать снег с потерпевшего. Кессельгут придирчиво ощупал свои конечности и дал заключение:
   -- Кажется, я еще цел.
   -- Зачем же вы покатились с такой скоростью? -- спросил Шульце.
   -- Это лыжи покатились, а не я, -- сердито ответил Кессельгут.
   Наконец примчался и Тони Гразвандер. Сделав элегантный вираж, он остановился перед ними как вкопанный.
   -- Ну что же вы, уважаемый! -- воскликнул он. -- Скоростной спуск начнем только на пятом занятии!
   После обеда трое друзей вышли на террасу, расположились в удобных шезлонгах и, покуривая сигары, закрыли глаза. Солнце припекало жарче, чем летом.
   -- Через несколько дней мы будем черные, как негры, -- сказал Шульце. -- Загар творит чудеса. Посмотришь в зеркало -- и ты здоров.
   Остальные согласно кивнули.
   Через некоторое время Хагедорн сказал;
   -- Знаете, когда моя матушка написала письмо, которое пришло сегодня? Когда я был в мясной лавке и покупал колбасу на дорогу.
   -- Зачем такая спешка? -- спросил Кессельгут недоуменно.
   -- Чтобы я в первый же день получил от нее письмо!
   -- А-а, -- сказал Шульце. -- Прекрасная идея.
   Солнце жарило. Сигары потухли. Трое спали. Кес-сельгуту снились лыжи. Будто Тони Гразвандер стоит на одной церковной башне мюнхенской Фрауэнкирхе, а он, Кессельгут, на второй. "А теперь небольшой скоростной спуск, -- сказал Тони. -- По церковной крыше, пожалуйста. Оттуда стильный прыжок на Бриэннерштрассе. Перед Дворцовым парком, у кафе "Аннаст", сделайте поворот в упоре и ждите меня".
   "Не поеду, -- заявил Кессельгут. -- Мне и во сне такое не приснилось бы". Но тут он сообразил, что видит это во сне, расхрабрился и повернулся к Тони спиной: "А теперь скоростной спуск у меня по спине, и там, где она кончается, сделайте стильный поворот в упоре!" -- И он сонно улыбнулся.
   Глава десятая
   ВОЛНЕНИЯ ГОСПОДИНА КЕССЕЛЬГУТА
   Когда Хагедорн проснулся, Шульце и Кессельгут исчезли. Невдалеке за маленьким столиком фон Маллебре пила кофе.
   -- Я наблюдаю за вами, господин кандидат, -- сказала она. -- У вас талант спать.
   -- Надеюсь! -- гордо ответил он. -- Я храпел?
   Она ответила "нет" и пригласила его на чашку кофе. Он подсел к ней. Сначали они поговорили об отеле, об Альпах и о путешествиях. Потом она сказала:
   -- Я чувствую, что должна извиниться перед вами за то, что я такая несерьезная женщина. Да, да, несерьезная. К сожалению, это верно. Но я не всегда была такая. Моя сущность каждый раз определяется мужчиной, с которым я живу. У многих женщин это так. Мы приноравливаемся. Мой первый муж был биологом. Тогда я была очень образованной, Второй муж был гонщиком, и те два года я интересовалась только автомобилями. Думаю, что если влюблюсь в гимнаста, то смогу крутить на турнике "солнце".
   -- Надеюсь, вы никогда не выйдете замуж за огне-глотателя, -- сказал Хагедорн. -- Кроме того, есть мужчины, которым приспособленчество женщины действует на нервы.
   -- Других мужчин вообще не бывает, -- сказала она. -- Но один-два года каждый находит это привлекательным. -- Она сделала театральную паузу. --Боюсь, что моя несерьезность становится хронической. Но без посторонней помощи я не справлюсь.
   -- Если я вас правильно понял, вы считаете меня особенно энергичным и ценным человеком,
   -- Вы правильно меня поняли, -- сказала она и нежно посмотрела на него.
   -- Ваше мнение льстит мне, -- сказал он. -- Но ведь я, в конце концов, не знахарь, сударыня!
   -- Это не то слово, -- тихо сказала она. -- Я же не собираюсь с вами ворожить!
   Он поднялся.
   -- К сожалению, я должен идти, мои знакомые куда-то пропали. Мы продолжим беседу как-нибудь в другой раз.
   Она протянула ему руку. Ее глаза затуманились.
   -- Жаль, что вы уходите, дорогой господин Хагедорн. Я отношусь к вам с огромным доверием.
   Он дал тягу и стал искать Шульце, чтобы поплакаться. Искал Шульце, но нашел Кессельгута. Тот предположил, что он у себя в номере. Они поднялись на шестой этаж. Постучали. Никто не ответил. Хагедорн нажал на дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Они вошли. Комната была пуста.
   -- Кто здесь проживает? -- спросил Кессельгут.
   -- Шульце, -- ответил молодой человек. -- Разумеется, о проживании не может быть и речи. Это его ночлег. Он приходит поздно вечером, надевает пальто, красную вязаную шапку и ложится на кровать.
   Кессельгут молчал. Он не мог этого постичь.
   -- Ну, пошли! -- сказал Хагедорн.
   -- Я вас догоню, -- сказал Кессельгут. -- Меня интересует эта комната.
   Когда Хагедорн вышел, Иоганн приступил к уборке. Открытая корзина стояла на полу. Белье перерыто Пальто лежало на кровати. Галстуки, манжетки и носки валялись на столе. Вода в графине и умывальнике была несвежая. У Иоганна навернулись слезы на глаза.
   Через двадцать минут был порядок! Слуга вынул из своего элегантного пиджака портсигар и положил на стол три сигары и коробок спичек.