Страница:
Сердце Келсона судорожно билось, когда он смотрел, как сущность приближается. Он страстно желал отшатнуться, отступить, но не мог заставить себя пошевелиться. Он резко вдохнул воздух, когда призрак остановился у барьера — заговоренного круга — и развел руки, молча взывая к королю. Капюшон упал с головы и открыл спокойное красивое лицо, чисто выбритое, округлое, обрамленное седыми волосами. Чувственные губы раскрылись, словно для того, чтобы что-то сказать, но Келсон ничего не слышал.
Однако желание сущности было очевидным: она хотела попасть внутрь. И когда Келсон наконец понял, что способен двигаться, он поднял руку, открывая врата в заговоренном круге — потому что знал: астральный гость не может пройти сквозь барьер без приглашения Келсона, а король не желал останавливать его.
Пульс Келсона судорожно бился, когда он сотворял проход, используя ребро ладони, как клинок священного меча, чтобы разрезать потоки энергии и закрепить их на концах. А когда проем был готов и рука Келсона снова двинулась, чтобы окончательно раскрыть дверь и пригласить жестом гостя, ожидающая фигура на мгновение с благодарностью скрестила прозрачные руки у себя на груди. Затем внезапно она оказалась внутри круга и открытая дверь осталась видна сквозь прозрачное тело. Казалось, сущность увеличилась в размерах, а не приближается просто обычным образом, — и Келсону стало страшно. Чем ближе она подходила, тем сильнее Келсону приходилось запрокидывать голову, чтобы взирать на это создание, и наконец он почувствовал, что падает навзничь, на мягкие шкуры. И он остался лежать.
Страх не уходил, поскольку фигура стояла над ним.., ужасающе бесплотная, она склонялась ниже, к его голове, правая рука вытянулась вперед, чтобы дотронуться прозрачными пальцами до лба Келсона.
Ему было некуда отступать, он не мог убежать. И потерял сознание, после того как его сознание получило откуда-то приказ: спать; и в этот миг ему почудилось, будто прохладная рука, касавшаяся его лба, внезапно обрела плоть.
Тем не менее, он не мог сдаться. Дугал не представлял, какое испытание проходит Келсон. Но если был шанс, что король сможет воспользоваться энергией Дугала, то он намеревался сделать ее доступной для него, и он будет продолжать свои попытки, пока не свалится от истощения. Фактически, сами попытки не могли привести к истощению: если никто другой не воспользуется энергией Дугала, то попытки установить связь заберут не так и много сил. Однако Дугал не осознавал, что радиус его позывных расширялся, и в отсутствие получателя никто не может их остановить, поэтому энергия расходится в разные стороны. А те, кто в этот самый миг искали его самого, сейчас начинали поиск как раз в этом направлении.
Дункан слегка пошевелился, когда его ментальный импульс внезапно очень легко, совсем мельком коснулся знакомого сознания.., причем это не был кто-то из тех, кто спал вокруг костра. Не веря самому себе, епископ-Дерини с еще большим напряжением послал импульс в направлении, откуда, как ему показалось, пришел тот, другой, заставляя себя проникнуть дальше, чем когда-либо считал для себя возможным, в отчаянной надежде вновь испытать это мимолетное прикосновение. Дхасс легко застонал, когда Дункан принялся черпать у него энергию, но успокоился от прикосновения, а Дункан, в свою очередь, заставил себя успокоиться и впредь тратить силы более равномерно.
Ибо Дункан обнаружил нечто удивительное, что не удалось нащупать даже Моргану — нечто такое, чего, он боялся, что больше никогда не найдет.
Лишь он один пока полностью осознавал, что произошло — и был так потрясен, что стремительно вырвался из транса, вытащив полубессознательного Моргана вслед за собой.
«Ты это уловил?» — спросил он Моргана, мгновенно посылая мысленный образ тому в сознание и закрывая ладонью глаза друга, когда Морган был уже готов пошевелиться и сесть.
Морган все еще оставался под контролем Дункана, и снова ушел в транс, и только его молчаливая просьба прозвучала в голове Дункана:
— Покажи мне, что ты видел.
Дункан снова закрыл глаза и поделился образом, который ему удалось поймать — серебряный медальон святого Камбера, расплывчатый, как видят предмет, когда двоится в глазах — или, возможно, два медальона. Их рисунок был хорошо знаком и Моргану, и Дункану.
Морган слегка пошевелился и достал такой же медальон из туники. Он принадлежал его матери, и именно с него делали медальоны Келсону, Дугалу и Дункану.
«Существуют только три другие, известные мне, — заметил Морган, открывая руку, чтобы Дункан мог зажать медальон между ладонями. — И ты видел не свой и не мой. Мы используем этот для связи.»
Дав это указание, он на равных с Дунканом принялся за поиски, уводя их обоих глубже и глубже в состояние транса и с еще большей силой рассылая импульсы в направлении изначального контакта.
Они оба зашли опасно глубоко, и начали черпать слишком много энергии у людей, связанных с ними.
Когда они почти до конца исчерпали свои ресурсы, а дыхание Кьярда и Дхассом сделалось неровным и прерывистым, установился еще один контакт. На этот раз Дункан сразу же за него ухватился и попытался закрепить. Морган отступил, чтобы подстраховать друга, а Дункан попытался протолкнуться еще дальше вперед.
«Дугал! Слава Богу, сынок, неужели это на самом деле ты?»
Смесь радости, усталости, страха прошла сквозь установленную нить связи и чуть не разрушила ее, но это, на самом деле, оказался Дугал.
«Отец!»
Отчаянно и неистово — поскольку юноша боялся, что в любой миг контакт может прерваться, или им помешают те люди, что захватили их с Келсоном в плен — Дугал принялся передавать основную информацию отрывочными образами, а не словами.
Они с Келсоном оба живы, находятся в деревне под названием Сент-Кириелл, очевидно, отдаленном поселении людей, называющих себя Слугами святого Камбера, причем некоторые из них Дерини. Келсон прямо сейчас проходит какое-то испытание, имеющее отношение к видениям и поискам святого Камбера. Они оба непреднамеренно осквернили местные святыми, когда прорывались через серию гробниц, заканчивая таким образом свой поход по подземным лабиринтам. Он показал пещеру, и то, как их унесло рекой и выбросило там на берег, как они чуть не утонули, как был ранен Келсон, а Дугал обнаружил, как можно его исцелить! Вспомнив кое-что еще, Дугал добавил, что у него во фляге оказалась мераша.
Многочисленные информационные уровни постоянно смешивались и прерывались, да и, в любом случае, на таком расстоянии было тяжело снимать информацию, хотя Дункан и чувствовал, что слишком многое оставалось недосказанным. Однако он не смел дольше поддерживать связь: Морган предупредил его, что запасы энергии у людей подходят к концу, и они скоро не выдержат. Да и концентрация Дугала ослабевала.
Но по крайней мере теперь Дункан с Морганом точно знали, куда направлять ментальные импульсы для установления контакта, при условии, что ничего ужасного не случится с Келсоном в течение следующих нескольких часов. Тогда все будет в порядке. Если Дункан с Морганом не встретятся с двумя молодыми людьми до следующего вечера, то попытаются снова установить связь. Дункан широко улыбался, когда вышел из транса, а также привел в себя Моргана.
— Боже, просто не верится, что они живы! — выпалил Морган, с трудом принимая сидячее положение — Дункану пришлось ему помочь. — Нам ведь это не померещилось? Заверь меня, что видел то же, что и я.
Дункан только вздохнул и счастливо кивнул, с отрешенным видом поглядывая на своих помощников-людей, а затем вводя их в более глубокий транс, чтобы они во сне получше восстановили силы. Ведь утром им всем предстоит рано вставать и трогаться в путь.
— Да, они, в самом деле, живы, — сказал Дункан. — Но после каждого вопроса, на который мы сейчас получили ответ, возникает несколько новых.
Первоначальное возбуждение Моргана тут же прошло, и он скорчил гримасу, принимая более удобное положение.
— Да уж, это точно, — тихо сказал он. — И самый главный — это их безопасность на ближайшее время, второй же — мераша во фляге Дугала, Кто мог ее туда залить, Дункан? И почему? У Дугала ведь нет врагов?
— По крайней мере, я о них не знаю.
— Я тоже не знаю, но… Подожди-ка минутку. Подумай вот о чем. Кто тот единственный, кто от исчезновения Келсона с Дугалом только выиграл?
Дункан осторожно втянул в себя воздух.
— Конал?
— Конал, — согласился Морган. — Теперь он — король во всем, кроме титула. Он также обладает всеми силами Халдейнов. Дункан, он не захочет от них отказываться.
Дункан тихо присвистнул.
— И мы передали их ему.
— В самом деле? — спросил Морган. — Не уверен.
Он замолчал на мгновение, уставившись в костер, затем снова посмотрел на Дункана.
— А что если мы не передали их ему? Что если он уже владел ими? Предположим, Тирцель оказался прав — а ведь, очевидно, он был прав! То есть теперь точно можно сказать, что одновременно несколько членов рода Халдейнов могут обладать магией, поскольку Келсон до сих пор жив. Боже праведный, а может, Тирцель…
— Может, Тирцель и передал Коналу силу, — с мрачным видом вставил Дункан, — а затем Конал убил его в благодарность за это? У Тирцеля был доступ к мераше. О, Боже праведный, ты думаешь. Совет имел к этому отношение?
Морган покачал головой.
— Если и имел, Арилан об этом ничего не знал.
Его горе было неподдельным, когда он думал, что Келсон мертв.
Дункан хмыкнул.
— Скорбь могла и не остановить его, если это Совет принял решение умертвить Келсона. Он мог горевать, даже принимая необходимость таких мер. Если Совет отправил Тирцеля работать с Коналом и обнаружил, что в роли короля Конал их больше устраивает, чем Келсон… Конал вполне мог показаться им более послушным королем.
— Более послушным… — Эти слова вызвали у Моргана совсем другое воспоминание и он закрыл глаза, чтобы попытаться уловить его. Так говорил Арилан, но тогда речь шла о…
— Росана, — прошептал он.
— Что?
— Господи, он ведь теперь уже женился на ней. И я готов поспорить: она на самом деле любила Келсона. Неудивительно, что мне стало не по себе, когда Арилан сказал, что Конал женится на ней. Боже праведный, мог Конал все это каким-то образом устроить из-за ревности и из-за любви?
— Ревности к Келсону и Дугалу и любви к Росане?
— повторил Дункан, в голосе которого звучал ужас. — А Нигель? Аларик, что случилось с Нигелем?
— Если Конал уже обладал силами Халдейнов и Нигель узнал об этом.., об этом, о Тирцеле, о мераше, о чем-то еще… Конал вполне мог обратить свои силы на него.
— На своего собственного отца?
Морган склонил голову, поджав губы.
— Зная то, что ты знаешь о характере Конала, как ты думаешь, это, и впрямь, могло бы остановить его? — тихо спросил он, — Дунакн, ведь на кон была поставлена корона.., и королева.
— Бедная королева, — прошептал Дункан.
— Да, бедная королева.
«Теперь я, на самом деле, жена Конала», — думала она, глядя в огонь. Лишение невинности прошло не так болезненно, как она опасалась, но достаточно неприятно для той, что не столь давно давала обет целомудрия. Конал пытался быть нежным и повторял, как ее любит, и это подтвердилось в том кратком неловком ментальном единении, которое он позволил ей, когда впервые обнял ее как муж, а не жених. Как любовник, однако, он оказался настойчив и нетерпелив. Потом он попросил прощения, неожиданно ласково, и долго старался осушить поцелуями ее непрошенные слезы, а затем принялся ласкать, пока не довел до пика наслаждения, острого и резкого, после чего погрузился в сон, а она осталась лежать рядом, дрожа всем телом.
Росана, с отрешенным видом поправляя полено в очаге железной кочергой, размышляла теперь о причинах своего смятения. Если бы сейчас у нее за спиной в кровати с балдахином спал Келсон, она чувствовала бы себя совсем иначе, и сама сейчас лежала бы рядом, наслаждаясь их близостью. Не то чтобы ей не нравился Конал, или он плохо к ней относился — на самом деле, это было не так.., просто он оказался не тем Халдейном.
О, она все равно будет королевой Гвиннеда, когда придет время, и с готовностью примет на себя королевские обязанности и долг Дерини, она будет умело их исполнять, поскольку ее так обучили и воспитали, и таково было желание Келсона. Но как она хотела быть рядом с другим Халдейном! Она думала о другом Халдейне, мечтая о том, как все могло бы сложиться, как вдруг рука, опустившаяся на плечо, вернула ее к действительности.
— Я тебя испугал, дорогая? — прошептал Конал, склоняясь к ее уху и лаская его языком.
Она содрогнулась, подняв на него глаза. Он стоял обнаженным в свете огня камина, его тело было гладким и, казалось, языки пламени целуют его. Он был готов вновь овладеть ею.
— Мой господин, я думала, ты спишь, — с трудом выдавила она, переводя взгляд на огонь, чтобы унять дрожь. — Не хотелось тебя беспокоить, ворочаясь в постели.
Конал издал горловой смешок, опустился на одно колено рядом с ней и запустил руку в волосы, притягивая за голову, чтобы страстно поцеловать ее, тогда как другая рука проскользнула ей под халат.
— Ну, тогда давай поворочаемся вместе, любовь моя, — прошептал он, прерывая поцелуй, а затем опуская ее на шкуры перед очагом. — Это наша брачная ночь. Первый раз был для моего удовольствия. Второй будет для твоего. Ляг, Росана, и дай мне показать, что может сделать король для своей королевы.
На фоне огня он виднелся лишь силуэтом, черные волосы спутались, ореолом окружая лицо. Росана могла почти поверить, что это — тот самый король, которого она оплакивает, и позволила себе снова уйти в свои грезы. Ее тело верило в ложь, даже если в это не верило сердце, и телу еще больше понравилось то, что Конал делал с ним на сей раз, в конце концов приведя ее к пику наслаждения и забытью.
За прошедшие часы он растратил много ментальных и душевных сил, общаясь с призраком святого Камбера. Но теперь его тело, лишь недавно обретшее физическое здоровье после долгих недель слабости и недомогания, пало жертвой самых изначальных потребностей.
Он мечтал о Росане. Он видел ее такой, какой запомнил с той ночи в саду, перед отъездом из Ремута.
Это воспоминание усиливалось теперешним желанием. Келсон видел, как какой-то священнослужитель в черной рясе благословил их союз, а затем ушел. Король снова упивался ее поцелуями и снова чувствовал желание, которое Росана возбуждала в его крови.
Только на этот раз он не дал ей вырваться из объятий, когда развязал платье спереди и спрятал лицо между ее грудей. И на этот раз она не пыталась остановить его.
Лежа на спине в приятно пахнущей траве, теплой и возбуждающей, он ощутил затвердение в паху. Дело происходило не сейчас, ранней весной, а летом.
Почти в благоговении он наблюдал за тем, как Росана стоит над ним, с распущенными волосами, поблескивающими в лунном свете, медленно развязывая свой лиф. Потом ее одеяние упало серебристо-голубой массой вокруг ее ног. Лунный свет за спиной выделял ее стройный силуэт, небольшие смотрящие вверх твердые груди, которые отчетливо выпирали под нижней рубашкой, когда она потянула за тесемку у шеи, а затем позволила ей соскользнуть с плеч. И та с шелестом опустилась на платье у ног.
Он вздохнул, видя, как она, обнаженная, сделала шаг, оставив позади снятую одежду. Ее красота заставила его почувствовать боль желания. Она встала на колени рядом с ним, легкий ветерок приподнял ее волосы и часть черных прядей упала ему на грудь и живот. Его зрение помутилось, когда она вела его к экстазу. Наслаждение взорвалось каскадом огня и пламени, и сила его не уменьшалась, а росла, по мере того как он переходил на все более высокие уровни удовольствия. Росана двигалась вместе с ним и уводила его все выше и выше. Он застонал, когда она привела его к освобождению, сила которого едва не заставила его потерять сознание.
Затем она склонилась вперед, лежа у него на груди, и поцеловала его, нежно и глубоко, ее темные волосы окутывали его лицо, нежные теплые пальчики мягко прижимались к его шее. Он погружался в сон, подобный забытью.
Когда Келсон снова пришел в сознание, то понял, не открывая глаз, что ночь миновала. Во сне он подтянул к себе побольше шкур, а когда открыл тяжелые веки, то увидел, что факелы практически выгорели до основания в своих подставках, пары из бассейна снова уходят вверх через открытое вентиляционное отверстие. Он покраснел, кровь прилила к щекам при воспоминании о грезах, в которых присутствовала Росана. А грезы эти, как он обнаружил, были достаточно реальны, если судить по реакции тела — и он неловко поднялся, чтобы омыться в бассейне.
Но стоило лишь шевельнуться, как события этой ночи вновь вернулись со всей отчетливостью, и Келсон застыл на месте, уставившись на статую святого Камбера. Теперь это было самое обычное изваяние, и вначале Келсон подумал, что видение Камбера ему тоже пригрезилось, но затем понял: заговоренный круг все еще на месте, и в нем зияет открытый проход.
Значит, эта часть ему не привиделась. Святой Камбер, на самом деле, приходил к нему — или, по крайней мере, Келсон верил в это достаточно сильно, чтобы рискнуть намеренно открыть вход для призрачной сущности. Он мог вспомнить каждую деталь событий: как разделились два образа, когда один вышел из другого, и призрак направился к нему, остановившись перед заговоренным кругом; существо молча попросило пропустить его; он сам согласился, совсем ничего не боясь; а затем почувствовал одновременно дикий страх, от которого по спине пробежали мурашки, и благоговение, когда сущность внезапно оказалась внутри круга и протянула руки, чтобы до него дотронуться.
Но он не помнил, что случилось после этого. Он получил некие знания, Келсон был в этом уверенно не смог удержать их в сознательной памяти. Однако это было нечто важное — не просто одобрение и признание, хотя и это также имело место.
В глубокой задумчивости, Келсон снял заговоры, удивляясь тому, насколько у него прояснилось в голове, несмотря на все случившееся, затем отправился к бассейну, чтобы попить и вымыться. Он погрузил в него голову, а затем от стекавшей по спине воды кожа покрылась мурашками. Он замер, все еще стоя на коленях, и снова посмотрел на статую, пытаясь вновь увидеть глаза и хоть какое-то выражение в тени, где должно быть лицо.
— Надеюсь, ты простишь меня, если я пока полностью не понимаю всего, — сказал он вслух, словно у статуи были уши, чтобы услышать его, и глаза, чтобы увидеть, как он склоняется перед ней. — Думаю, ты многое поведал мне прошлой ночью, но, боюсь, я не могу это вспомнить. Это тоже было частью плана? И сказанное каким-то образом вернется, когда придет время, оставаясь скрытым до тех пор?
Не получив никакого ответа не пришло, Келсон вздохнул и в отчаянии уперся кулаками о бедра.
— Ну, хорошо. Я могу руководствоваться лишь своей интуицией, если ты не дашь мне никакого более осязаемого знака. Я верю в тебя, святой Камбер Кулдский, и, думаю, ты являешь собой достойный пример и источник силы для наших людей. Бог знает, им нужно что-то, чтобы помочь выжить в этом безумном, полном ненависти мире. Поэтому я намерен восстановить твой культ, как и обещал.
Он поднялся на ноги, сказав это, и его руки расслабленно повисли вдоль тела.
— Но это не все, что я собираюсь сделать. Святыни и другие места поклонения важны, но я также намерен восстановить и разрушенные здания Дерини, основать школы, чтобы обучить их всему тому, что было утрачено за последние двести лет — по мере того, как мы будем находить потерянные знания. Многое, конечно, придется создавать заново, но мы можем это сделать, в особенности с твоей помощью.
Особенно важны забытые таланты Целителей — и теперь у нас уже есть трое, кто обладает ими. Спасибо тебе за Дугала, если ты, и впрямь, каким-то образом помог ему раскрыть свои таланты.
Он вздохнул и огляделся вокруг, внезапно почувствовав себя глупо, что разговаривает со статуей. Келсон не сожалел ни о чем из пережитого этой ночью, но пришло время пожинать плоды. С чувством собственного достоинства, даже несмотря на то, что был обнажен, он в последний раз встал на одно колено, уважительно поклонившись статуе святого-Дерини.
Затем король повернулся, чтобы осторожно пройти назад по узкому коридору, касаясь кончиками пальцев стен по обеим сторонам, проявляя осторожность, чтобы не стукнуться головой. На этот раз коридор показался ему темнее, так как он уходил от света. Дверь в конце легко поддалась, а после его появления из дверного проема тут же началось пение псалмов.
Следующий час для Келсона прошел, как в тумане. Вначале горцы не позволяли Дугалу приблизиться к нему. Но на лице друга читалась радость. На этот раз Келсона закутали в синий плащ и дали выпить козьего молока с медом — по древней традиции, как ему объяснили, символизирующей возрождение: он ведь вышел на свет нового дня. Когда он выпил кубок до дна, как требовалось, его посадили у алтаря на трон, который подозрительно напоминал нечто среднее между троном короля и епископа.
Когда брат Майкл начал служить мессу благодарения, слегка отличную от той, к которой привык Келсон, король узнал, что сегодня — воскресенье ваий. И приветствие Келсона, как короля, в ходе мессы, вызывало удивительные ассоциации с другим священным Царем, который вошел в святой город в такой же день, более тысячи лет назад, под такие же ритуальные возгласы: «Осанна! Благословен тот, кто приходит с именем Господа!»
После того, как испытание закончилось, жители Сент-Кириелла приняли предварительные заверения Келсона в благорасположении, даже не выслушав его рассказ о событиях прошлой ночи. Это будет официально проверено после мессы. И только перед причастием Дугал смог приблизиться к нему. Когда они обнялись, он прошептал слова успокоения, и вслух, и мысленно, и вернул Келсона к реальности за стенами святыни, сообщив королю, что ему удалось вступить в короткий контакт с Морганом и Дунканом, которые теперь на полной скорости направляются к ним, в надежде приехать еще до заката. Келсон внезапно осознал, что ведь в королевстве все, наверняка, считают его погибшим. Раньше это не приходило ему в голову, поскольку он боролся за выживание. И как там Нигель? Ведь он считает себя королем. Теперь на Келсона давила необходимость поскорее вернуться, причем ощущение это явилось к нему совершенно внезапно.
Но вначале ему пришлось рассказать об испытании, к вящему удовлетворению их пленителей — хотя теперь жителей деревни едва ли стоило так называть. После того, как он появился в дверях, целый и невредимый, отношение к нему изменилось. Когда месса закончилась, все собрались у его ног, словно зачарованные дети, он рассказал им все, что мог вспомнить о Камбере и о том, как ему явился святой-Дерини. Он не стал упоминать о Росане. Келсон без сопротивления позволил местным Дерини проверить, говорит он ли правду, повторив свою клятву восстановить школы Дерини, а также культ их святого. Энтузиазм жителей деревни утроился.
К тому времени, как Келсон закончил говорить, они уже были полностью им очарованы. Когда он сказал им, что должен их покинуть, по крайней мере, на время — поскольку все королевство сейчас пребывает в трауре по своему королю, и, возможно, ему угрожает опасность от иноземных врагов, — они тут же предложили свою помощь. К полудню они с Дугалом, наскоро перекусив, сели на горных выносливых лошадок и выехали из долины Сент-Кириелл, в сопровождении шестерых веселых горцев, которые собрались проводить их до Ремута. Все облачились в традиционный наряд горцев: кожаные обтягивающие штаны, поверх них — юбки из клетчатой ткани, и туники из грубой шерсти, а также в подбитые мехом плащи, чтобы защититься от холода.
К сумеркам они все еще не встретились с Дунканом и Морганом, поэтому Келсон остановился, чтобы послать короткий, но мощный ментальный импульс. Он даже не удосужился спрыгнуть с лошади, только позволил Дугалу придержать поводья, пока сам погружался в глубокий транс. Очевидно, Келсон набрался сил во время ночного испытания, так как зов его тут же достиг цели. К восходу луны, несколько часов спустя, сопровождающие их горцы с удивлением увидели двух самых достойных и могущественных герцогов королевства, которые спрыгнули с усталых лошадей и бросились со всех ног по продуваемой ветром равнине, чтобы обнять короля и его спутника, тогда как двое приграничников с радостными воплями устремились вслед за ними.
Однако желание сущности было очевидным: она хотела попасть внутрь. И когда Келсон наконец понял, что способен двигаться, он поднял руку, открывая врата в заговоренном круге — потому что знал: астральный гость не может пройти сквозь барьер без приглашения Келсона, а король не желал останавливать его.
Пульс Келсона судорожно бился, когда он сотворял проход, используя ребро ладони, как клинок священного меча, чтобы разрезать потоки энергии и закрепить их на концах. А когда проем был готов и рука Келсона снова двинулась, чтобы окончательно раскрыть дверь и пригласить жестом гостя, ожидающая фигура на мгновение с благодарностью скрестила прозрачные руки у себя на груди. Затем внезапно она оказалась внутри круга и открытая дверь осталась видна сквозь прозрачное тело. Казалось, сущность увеличилась в размерах, а не приближается просто обычным образом, — и Келсону стало страшно. Чем ближе она подходила, тем сильнее Келсону приходилось запрокидывать голову, чтобы взирать на это создание, и наконец он почувствовал, что падает навзничь, на мягкие шкуры. И он остался лежать.
Страх не уходил, поскольку фигура стояла над ним.., ужасающе бесплотная, она склонялась ниже, к его голове, правая рука вытянулась вперед, чтобы дотронуться прозрачными пальцами до лба Келсона.
Ему было некуда отступать, он не мог убежать. И потерял сознание, после того как его сознание получило откуда-то приказ: спать; и в этот миг ему почудилось, будто прохладная рука, касавшаяся его лба, внезапно обрела плоть.
***
Тем временем Аугал понятия не имел о происходящем, и о том, что Келсон сейчас сумел узреть тою, чьи медальоны его побратим сжимал в руке. Какое-то время тому назад он потерял нить связи с королем. Дальнейшие попытки ее восстановить казались бесполезными, так как прошло уже примерно полчаса, как контакт был утрачен.Тем не менее, он не мог сдаться. Дугал не представлял, какое испытание проходит Келсон. Но если был шанс, что король сможет воспользоваться энергией Дугала, то он намеревался сделать ее доступной для него, и он будет продолжать свои попытки, пока не свалится от истощения. Фактически, сами попытки не могли привести к истощению: если никто другой не воспользуется энергией Дугала, то попытки установить связь заберут не так и много сил. Однако Дугал не осознавал, что радиус его позывных расширялся, и в отсутствие получателя никто не может их остановить, поэтому энергия расходится в разные стороны. А те, кто в этот самый миг искали его самого, сейчас начинали поиск как раз в этом направлении.
***
Морган вошел в глубокий транс и положил голову на колени Дункану. Кьярд и Дхасс лежали рядом.Дункан слегка пошевелился, когда его ментальный импульс внезапно очень легко, совсем мельком коснулся знакомого сознания.., причем это не был кто-то из тех, кто спал вокруг костра. Не веря самому себе, епископ-Дерини с еще большим напряжением послал импульс в направлении, откуда, как ему показалось, пришел тот, другой, заставляя себя проникнуть дальше, чем когда-либо считал для себя возможным, в отчаянной надежде вновь испытать это мимолетное прикосновение. Дхасс легко застонал, когда Дункан принялся черпать у него энергию, но успокоился от прикосновения, а Дункан, в свою очередь, заставил себя успокоиться и впредь тратить силы более равномерно.
Ибо Дункан обнаружил нечто удивительное, что не удалось нащупать даже Моргану — нечто такое, чего, он боялся, что больше никогда не найдет.
Лишь он один пока полностью осознавал, что произошло — и был так потрясен, что стремительно вырвался из транса, вытащив полубессознательного Моргана вслед за собой.
«Ты это уловил?» — спросил он Моргана, мгновенно посылая мысленный образ тому в сознание и закрывая ладонью глаза друга, когда Морган был уже готов пошевелиться и сесть.
Морган все еще оставался под контролем Дункана, и снова ушел в транс, и только его молчаливая просьба прозвучала в голове Дункана:
— Покажи мне, что ты видел.
Дункан снова закрыл глаза и поделился образом, который ему удалось поймать — серебряный медальон святого Камбера, расплывчатый, как видят предмет, когда двоится в глазах — или, возможно, два медальона. Их рисунок был хорошо знаком и Моргану, и Дункану.
Морган слегка пошевелился и достал такой же медальон из туники. Он принадлежал его матери, и именно с него делали медальоны Келсону, Дугалу и Дункану.
«Существуют только три другие, известные мне, — заметил Морган, открывая руку, чтобы Дункан мог зажать медальон между ладонями. — И ты видел не свой и не мой. Мы используем этот для связи.»
Дав это указание, он на равных с Дунканом принялся за поиски, уводя их обоих глубже и глубже в состояние транса и с еще большей силой рассылая импульсы в направлении изначального контакта.
Они оба зашли опасно глубоко, и начали черпать слишком много энергии у людей, связанных с ними.
Когда они почти до конца исчерпали свои ресурсы, а дыхание Кьярда и Дхассом сделалось неровным и прерывистым, установился еще один контакт. На этот раз Дункан сразу же за него ухватился и попытался закрепить. Морган отступил, чтобы подстраховать друга, а Дункан попытался протолкнуться еще дальше вперед.
«Дугал! Слава Богу, сынок, неужели это на самом деле ты?»
Смесь радости, усталости, страха прошла сквозь установленную нить связи и чуть не разрушила ее, но это, на самом деле, оказался Дугал.
«Отец!»
Отчаянно и неистово — поскольку юноша боялся, что в любой миг контакт может прерваться, или им помешают те люди, что захватили их с Келсоном в плен — Дугал принялся передавать основную информацию отрывочными образами, а не словами.
Они с Келсоном оба живы, находятся в деревне под названием Сент-Кириелл, очевидно, отдаленном поселении людей, называющих себя Слугами святого Камбера, причем некоторые из них Дерини. Келсон прямо сейчас проходит какое-то испытание, имеющее отношение к видениям и поискам святого Камбера. Они оба непреднамеренно осквернили местные святыми, когда прорывались через серию гробниц, заканчивая таким образом свой поход по подземным лабиринтам. Он показал пещеру, и то, как их унесло рекой и выбросило там на берег, как они чуть не утонули, как был ранен Келсон, а Дугал обнаружил, как можно его исцелить! Вспомнив кое-что еще, Дугал добавил, что у него во фляге оказалась мераша.
Многочисленные информационные уровни постоянно смешивались и прерывались, да и, в любом случае, на таком расстоянии было тяжело снимать информацию, хотя Дункан и чувствовал, что слишком многое оставалось недосказанным. Однако он не смел дольше поддерживать связь: Морган предупредил его, что запасы энергии у людей подходят к концу, и они скоро не выдержат. Да и концентрация Дугала ослабевала.
Но по крайней мере теперь Дункан с Морганом точно знали, куда направлять ментальные импульсы для установления контакта, при условии, что ничего ужасного не случится с Келсоном в течение следующих нескольких часов. Тогда все будет в порядке. Если Дункан с Морганом не встретятся с двумя молодыми людьми до следующего вечера, то попытаются снова установить связь. Дункан широко улыбался, когда вышел из транса, а также привел в себя Моргана.
— Боже, просто не верится, что они живы! — выпалил Морган, с трудом принимая сидячее положение — Дункану пришлось ему помочь. — Нам ведь это не померещилось? Заверь меня, что видел то же, что и я.
Дункан только вздохнул и счастливо кивнул, с отрешенным видом поглядывая на своих помощников-людей, а затем вводя их в более глубокий транс, чтобы они во сне получше восстановили силы. Ведь утром им всем предстоит рано вставать и трогаться в путь.
— Да, они, в самом деле, живы, — сказал Дункан. — Но после каждого вопроса, на который мы сейчас получили ответ, возникает несколько новых.
Первоначальное возбуждение Моргана тут же прошло, и он скорчил гримасу, принимая более удобное положение.
— Да уж, это точно, — тихо сказал он. — И самый главный — это их безопасность на ближайшее время, второй же — мераша во фляге Дугала, Кто мог ее туда залить, Дункан? И почему? У Дугала ведь нет врагов?
— По крайней мере, я о них не знаю.
— Я тоже не знаю, но… Подожди-ка минутку. Подумай вот о чем. Кто тот единственный, кто от исчезновения Келсона с Дугалом только выиграл?
Дункан осторожно втянул в себя воздух.
— Конал?
— Конал, — согласился Морган. — Теперь он — король во всем, кроме титула. Он также обладает всеми силами Халдейнов. Дункан, он не захочет от них отказываться.
Дункан тихо присвистнул.
— И мы передали их ему.
— В самом деле? — спросил Морган. — Не уверен.
Он замолчал на мгновение, уставившись в костер, затем снова посмотрел на Дункана.
— А что если мы не передали их ему? Что если он уже владел ими? Предположим, Тирцель оказался прав — а ведь, очевидно, он был прав! То есть теперь точно можно сказать, что одновременно несколько членов рода Халдейнов могут обладать магией, поскольку Келсон до сих пор жив. Боже праведный, а может, Тирцель…
— Может, Тирцель и передал Коналу силу, — с мрачным видом вставил Дункан, — а затем Конал убил его в благодарность за это? У Тирцеля был доступ к мераше. О, Боже праведный, ты думаешь. Совет имел к этому отношение?
Морган покачал головой.
— Если и имел, Арилан об этом ничего не знал.
Его горе было неподдельным, когда он думал, что Келсон мертв.
Дункан хмыкнул.
— Скорбь могла и не остановить его, если это Совет принял решение умертвить Келсона. Он мог горевать, даже принимая необходимость таких мер. Если Совет отправил Тирцеля работать с Коналом и обнаружил, что в роли короля Конал их больше устраивает, чем Келсон… Конал вполне мог показаться им более послушным королем.
— Более послушным… — Эти слова вызвали у Моргана совсем другое воспоминание и он закрыл глаза, чтобы попытаться уловить его. Так говорил Арилан, но тогда речь шла о…
— Росана, — прошептал он.
— Что?
— Господи, он ведь теперь уже женился на ней. И я готов поспорить: она на самом деле любила Келсона. Неудивительно, что мне стало не по себе, когда Арилан сказал, что Конал женится на ней. Боже праведный, мог Конал все это каким-то образом устроить из-за ревности и из-за любви?
— Ревности к Келсону и Дугалу и любви к Росане?
— повторил Дункан, в голосе которого звучал ужас. — А Нигель? Аларик, что случилось с Нигелем?
— Если Конал уже обладал силами Халдейнов и Нигель узнал об этом.., об этом, о Тирцеле, о мераше, о чем-то еще… Конал вполне мог обратить свои силы на него.
— На своего собственного отца?
Морган склонил голову, поджав губы.
— Зная то, что ты знаешь о характере Конала, как ты думаешь, это, и впрямь, могло бы остановить его? — тихо спросил он, — Дунакн, ведь на кон была поставлена корона.., и королева.
— Бедная королева, — прошептал Дункан.
— Да, бедная королева.
***
В Ремутском замке, в королевских покоях, ранее принадлежавших Келсону, а теперь Коналу, женщина, избранная Коналом на роль своей будущей королевы, сидела, сжавшись у очага и кутаясь в халат, отделанный мехом. Темные волосы свободно рассыпались по плечам и рукам, до самых колен. Недавно соборные колокола пробили полночь и разбудили Росану от беспокойного сна. После несколько безуспешных попыток заснуть, она встала с кровати и устроилась у очага, оставив Конала храпеть под шкурами. Шкуры также были разбросаны перед очагом, и она закутала ими ноги для тепла.«Теперь я, на самом деле, жена Конала», — думала она, глядя в огонь. Лишение невинности прошло не так болезненно, как она опасалась, но достаточно неприятно для той, что не столь давно давала обет целомудрия. Конал пытался быть нежным и повторял, как ее любит, и это подтвердилось в том кратком неловком ментальном единении, которое он позволил ей, когда впервые обнял ее как муж, а не жених. Как любовник, однако, он оказался настойчив и нетерпелив. Потом он попросил прощения, неожиданно ласково, и долго старался осушить поцелуями ее непрошенные слезы, а затем принялся ласкать, пока не довел до пика наслаждения, острого и резкого, после чего погрузился в сон, а она осталась лежать рядом, дрожа всем телом.
Росана, с отрешенным видом поправляя полено в очаге железной кочергой, размышляла теперь о причинах своего смятения. Если бы сейчас у нее за спиной в кровати с балдахином спал Келсон, она чувствовала бы себя совсем иначе, и сама сейчас лежала бы рядом, наслаждаясь их близостью. Не то чтобы ей не нравился Конал, или он плохо к ней относился — на самом деле, это было не так.., просто он оказался не тем Халдейном.
О, она все равно будет королевой Гвиннеда, когда придет время, и с готовностью примет на себя королевские обязанности и долг Дерини, она будет умело их исполнять, поскольку ее так обучили и воспитали, и таково было желание Келсона. Но как она хотела быть рядом с другим Халдейном! Она думала о другом Халдейне, мечтая о том, как все могло бы сложиться, как вдруг рука, опустившаяся на плечо, вернула ее к действительности.
— Я тебя испугал, дорогая? — прошептал Конал, склоняясь к ее уху и лаская его языком.
Она содрогнулась, подняв на него глаза. Он стоял обнаженным в свете огня камина, его тело было гладким и, казалось, языки пламени целуют его. Он был готов вновь овладеть ею.
— Мой господин, я думала, ты спишь, — с трудом выдавила она, переводя взгляд на огонь, чтобы унять дрожь. — Не хотелось тебя беспокоить, ворочаясь в постели.
Конал издал горловой смешок, опустился на одно колено рядом с ней и запустил руку в волосы, притягивая за голову, чтобы страстно поцеловать ее, тогда как другая рука проскользнула ей под халат.
— Ну, тогда давай поворочаемся вместе, любовь моя, — прошептал он, прерывая поцелуй, а затем опуская ее на шкуры перед очагом. — Это наша брачная ночь. Первый раз был для моего удовольствия. Второй будет для твоего. Ляг, Росана, и дай мне показать, что может сделать король для своей королевы.
На фоне огня он виднелся лишь силуэтом, черные волосы спутались, ореолом окружая лицо. Росана могла почти поверить, что это — тот самый король, которого она оплакивает, и позволила себе снова уйти в свои грезы. Ее тело верило в ложь, даже если в это не верило сердце, и телу еще больше понравилось то, что Конал делал с ним на сей раз, в конце концов приведя ее к пику наслаждения и забытью.
***
Сексуальное напряжение в ремутской спальне эхом отдалось в пещере, расположенной в недрах горы, далеко на северо-востоке. Там Келсон беспокойно грезил, погрузившись в бессознательное состояние от долгого вдыхания испарений.За прошедшие часы он растратил много ментальных и душевных сил, общаясь с призраком святого Камбера. Но теперь его тело, лишь недавно обретшее физическое здоровье после долгих недель слабости и недомогания, пало жертвой самых изначальных потребностей.
Он мечтал о Росане. Он видел ее такой, какой запомнил с той ночи в саду, перед отъездом из Ремута.
Это воспоминание усиливалось теперешним желанием. Келсон видел, как какой-то священнослужитель в черной рясе благословил их союз, а затем ушел. Король снова упивался ее поцелуями и снова чувствовал желание, которое Росана возбуждала в его крови.
Только на этот раз он не дал ей вырваться из объятий, когда развязал платье спереди и спрятал лицо между ее грудей. И на этот раз она не пыталась остановить его.
Лежа на спине в приятно пахнущей траве, теплой и возбуждающей, он ощутил затвердение в паху. Дело происходило не сейчас, ранней весной, а летом.
Почти в благоговении он наблюдал за тем, как Росана стоит над ним, с распущенными волосами, поблескивающими в лунном свете, медленно развязывая свой лиф. Потом ее одеяние упало серебристо-голубой массой вокруг ее ног. Лунный свет за спиной выделял ее стройный силуэт, небольшие смотрящие вверх твердые груди, которые отчетливо выпирали под нижней рубашкой, когда она потянула за тесемку у шеи, а затем позволила ей соскользнуть с плеч. И та с шелестом опустилась на платье у ног.
Он вздохнул, видя, как она, обнаженная, сделала шаг, оставив позади снятую одежду. Ее красота заставила его почувствовать боль желания. Она встала на колени рядом с ним, легкий ветерок приподнял ее волосы и часть черных прядей упала ему на грудь и живот. Его зрение помутилось, когда она вела его к экстазу. Наслаждение взорвалось каскадом огня и пламени, и сила его не уменьшалась, а росла, по мере того как он переходил на все более высокие уровни удовольствия. Росана двигалась вместе с ним и уводила его все выше и выше. Он застонал, когда она привела его к освобождению, сила которого едва не заставила его потерять сознание.
Затем она склонилась вперед, лежа у него на груди, и поцеловала его, нежно и глубоко, ее темные волосы окутывали его лицо, нежные теплые пальчики мягко прижимались к его шее. Он погружался в сон, подобный забытью.
Когда Келсон снова пришел в сознание, то понял, не открывая глаз, что ночь миновала. Во сне он подтянул к себе побольше шкур, а когда открыл тяжелые веки, то увидел, что факелы практически выгорели до основания в своих подставках, пары из бассейна снова уходят вверх через открытое вентиляционное отверстие. Он покраснел, кровь прилила к щекам при воспоминании о грезах, в которых присутствовала Росана. А грезы эти, как он обнаружил, были достаточно реальны, если судить по реакции тела — и он неловко поднялся, чтобы омыться в бассейне.
Но стоило лишь шевельнуться, как события этой ночи вновь вернулись со всей отчетливостью, и Келсон застыл на месте, уставившись на статую святого Камбера. Теперь это было самое обычное изваяние, и вначале Келсон подумал, что видение Камбера ему тоже пригрезилось, но затем понял: заговоренный круг все еще на месте, и в нем зияет открытый проход.
Значит, эта часть ему не привиделась. Святой Камбер, на самом деле, приходил к нему — или, по крайней мере, Келсон верил в это достаточно сильно, чтобы рискнуть намеренно открыть вход для призрачной сущности. Он мог вспомнить каждую деталь событий: как разделились два образа, когда один вышел из другого, и призрак направился к нему, остановившись перед заговоренным кругом; существо молча попросило пропустить его; он сам согласился, совсем ничего не боясь; а затем почувствовал одновременно дикий страх, от которого по спине пробежали мурашки, и благоговение, когда сущность внезапно оказалась внутри круга и протянула руки, чтобы до него дотронуться.
Но он не помнил, что случилось после этого. Он получил некие знания, Келсон был в этом уверенно не смог удержать их в сознательной памяти. Однако это было нечто важное — не просто одобрение и признание, хотя и это также имело место.
В глубокой задумчивости, Келсон снял заговоры, удивляясь тому, насколько у него прояснилось в голове, несмотря на все случившееся, затем отправился к бассейну, чтобы попить и вымыться. Он погрузил в него голову, а затем от стекавшей по спине воды кожа покрылась мурашками. Он замер, все еще стоя на коленях, и снова посмотрел на статую, пытаясь вновь увидеть глаза и хоть какое-то выражение в тени, где должно быть лицо.
— Надеюсь, ты простишь меня, если я пока полностью не понимаю всего, — сказал он вслух, словно у статуи были уши, чтобы услышать его, и глаза, чтобы увидеть, как он склоняется перед ней. — Думаю, ты многое поведал мне прошлой ночью, но, боюсь, я не могу это вспомнить. Это тоже было частью плана? И сказанное каким-то образом вернется, когда придет время, оставаясь скрытым до тех пор?
Не получив никакого ответа не пришло, Келсон вздохнул и в отчаянии уперся кулаками о бедра.
— Ну, хорошо. Я могу руководствоваться лишь своей интуицией, если ты не дашь мне никакого более осязаемого знака. Я верю в тебя, святой Камбер Кулдский, и, думаю, ты являешь собой достойный пример и источник силы для наших людей. Бог знает, им нужно что-то, чтобы помочь выжить в этом безумном, полном ненависти мире. Поэтому я намерен восстановить твой культ, как и обещал.
Он поднялся на ноги, сказав это, и его руки расслабленно повисли вдоль тела.
— Но это не все, что я собираюсь сделать. Святыни и другие места поклонения важны, но я также намерен восстановить и разрушенные здания Дерини, основать школы, чтобы обучить их всему тому, что было утрачено за последние двести лет — по мере того, как мы будем находить потерянные знания. Многое, конечно, придется создавать заново, но мы можем это сделать, в особенности с твоей помощью.
Особенно важны забытые таланты Целителей — и теперь у нас уже есть трое, кто обладает ими. Спасибо тебе за Дугала, если ты, и впрямь, каким-то образом помог ему раскрыть свои таланты.
Он вздохнул и огляделся вокруг, внезапно почувствовав себя глупо, что разговаривает со статуей. Келсон не сожалел ни о чем из пережитого этой ночью, но пришло время пожинать плоды. С чувством собственного достоинства, даже несмотря на то, что был обнажен, он в последний раз встал на одно колено, уважительно поклонившись статуе святого-Дерини.
Затем король повернулся, чтобы осторожно пройти назад по узкому коридору, касаясь кончиками пальцев стен по обеим сторонам, проявляя осторожность, чтобы не стукнуться головой. На этот раз коридор показался ему темнее, так как он уходил от света. Дверь в конце легко поддалась, а после его появления из дверного проема тут же началось пение псалмов.
Следующий час для Келсона прошел, как в тумане. Вначале горцы не позволяли Дугалу приблизиться к нему. Но на лице друга читалась радость. На этот раз Келсона закутали в синий плащ и дали выпить козьего молока с медом — по древней традиции, как ему объяснили, символизирующей возрождение: он ведь вышел на свет нового дня. Когда он выпил кубок до дна, как требовалось, его посадили у алтаря на трон, который подозрительно напоминал нечто среднее между троном короля и епископа.
Когда брат Майкл начал служить мессу благодарения, слегка отличную от той, к которой привык Келсон, король узнал, что сегодня — воскресенье ваий. И приветствие Келсона, как короля, в ходе мессы, вызывало удивительные ассоциации с другим священным Царем, который вошел в святой город в такой же день, более тысячи лет назад, под такие же ритуальные возгласы: «Осанна! Благословен тот, кто приходит с именем Господа!»
После того, как испытание закончилось, жители Сент-Кириелла приняли предварительные заверения Келсона в благорасположении, даже не выслушав его рассказ о событиях прошлой ночи. Это будет официально проверено после мессы. И только перед причастием Дугал смог приблизиться к нему. Когда они обнялись, он прошептал слова успокоения, и вслух, и мысленно, и вернул Келсона к реальности за стенами святыни, сообщив королю, что ему удалось вступить в короткий контакт с Морганом и Дунканом, которые теперь на полной скорости направляются к ним, в надежде приехать еще до заката. Келсон внезапно осознал, что ведь в королевстве все, наверняка, считают его погибшим. Раньше это не приходило ему в голову, поскольку он боролся за выживание. И как там Нигель? Ведь он считает себя королем. Теперь на Келсона давила необходимость поскорее вернуться, причем ощущение это явилось к нему совершенно внезапно.
Но вначале ему пришлось рассказать об испытании, к вящему удовлетворению их пленителей — хотя теперь жителей деревни едва ли стоило так называть. После того, как он появился в дверях, целый и невредимый, отношение к нему изменилось. Когда месса закончилась, все собрались у его ног, словно зачарованные дети, он рассказал им все, что мог вспомнить о Камбере и о том, как ему явился святой-Дерини. Он не стал упоминать о Росане. Келсон без сопротивления позволил местным Дерини проверить, говорит он ли правду, повторив свою клятву восстановить школы Дерини, а также культ их святого. Энтузиазм жителей деревни утроился.
К тому времени, как Келсон закончил говорить, они уже были полностью им очарованы. Когда он сказал им, что должен их покинуть, по крайней мере, на время — поскольку все королевство сейчас пребывает в трауре по своему королю, и, возможно, ему угрожает опасность от иноземных врагов, — они тут же предложили свою помощь. К полудню они с Дугалом, наскоро перекусив, сели на горных выносливых лошадок и выехали из долины Сент-Кириелл, в сопровождении шестерых веселых горцев, которые собрались проводить их до Ремута. Все облачились в традиционный наряд горцев: кожаные обтягивающие штаны, поверх них — юбки из клетчатой ткани, и туники из грубой шерсти, а также в подбитые мехом плащи, чтобы защититься от холода.
К сумеркам они все еще не встретились с Дунканом и Морганом, поэтому Келсон остановился, чтобы послать короткий, но мощный ментальный импульс. Он даже не удосужился спрыгнуть с лошади, только позволил Дугалу придержать поводья, пока сам погружался в глубокий транс. Очевидно, Келсон набрался сил во время ночного испытания, так как зов его тут же достиг цели. К восходу луны, несколько часов спустя, сопровождающие их горцы с удивлением увидели двух самых достойных и могущественных герцогов королевства, которые спрыгнули с усталых лошадей и бросились со всех ног по продуваемой ветром равнине, чтобы обнять короля и его спутника, тогда как двое приграничников с радостными воплями устремились вслед за ними.