Страница:
— И ты чувствовал себя виноватым, потому что втайне встречался с Тирцелем, — холодно добавил Морган. — А встречаясь с ним тайно, ты, на самом деле, совершал вместе с ним преступление — поскольку вы хотели узурпировать магию Халдейнов, которая всегда доставалась старшему в роду. В конце концов, ты планировал оспорить права короля на престол. Именно поэтому, когда мы с Дунканом пытались передать тебе магическое наследие Халдейнов — после того, как ты чуть не убил своего отца незаконно полученной силой — у нас обоих сложилось впечатление: что-то не так. Мы не могли на самом деле передать тебе могущество, поскольку ты уже овладел им, бросив вызов закону!
— Нет! Это было совсем не так!
— Тогда как это было, кузен? — потребовал ответа Келсон, — Мы знаем, что Тирцель всегда считал: сила Халдейнов может принадлежать более, чем одному Халдейну за раз. И вы вдвоем решили это доказать, не так ли? И теперь мы точно знаем, почему это раньше всегда запрещалось.
Допрос длился несколько часов. Где-то в середине прибыла радостная, немного испуганная Джехана, сопровождаемая отцом Амбросом. Их перехватил Дункан и велел отцу Амбросу отвести королеву на одну из верхних галерей прежде, чем она смогла прервать процедуру, поскольку Келсону не следовало на нее отвлекаться в такое время. Келсон заметил, как появилась мать, но это не поколебало его намерений. Вздохнув, он медленно кивнул, когда Конал наконец закончил свою последнюю попытку оправдаться.
— Продолжать бессмысленно, — тихо сказал король. — Сам твой отказ позволить нам выяснить, говоришь ты правду или лжешь, приговаривает тебя.
Что ты сделал бы на моем месте, Конал? Как бы ты сам разрешил эту сложную ситуацию?
Конал, сидевший на стуле с прямой спинкой, устало поднял связанные руки, как бы демонстрируя этим жестом полную безвыходность своего положения. Морган и Дхасс Макардри стояли по обеим его сторонам.
— Что еще можно сделать, кроме как убить меня, кузен? — горько спросил он. — Ты уже давно лишил меня возможности получить положенное мне по праву рождения. И независимо от того, что я скажу, ты все равно приговоришь меня.
Келсон неуютно поерзал на троне, зная, что это правда. Но прежде чем он успел открыть рот, чтобы что-то сказать, Конал внезапно в отчаянии прыгнул влево и перекинул связанные запястья через голову Дхасса, заваливаясь на пол таким образом, чтобы тело Дхасса предохранило его от ударов и стрел. Он перевернул стул, совершая бросок, но до того, как стул упал, Конал ловко отшвырнул его в сторону Моргана. В результате Морган рухнул на пол вместе со стулом. Одновременно Конал создал горящую ауру белого света вокруг себя и Дхасса, тут же заставившую Моргана отскочить подальше.
— Отзови лучников, или я убью его! — закричал Конал, неистово вертя головой из стороны в сторону, чтобы видеть всех. Дхасс пытался сопротивляться. — Я не хочу его убивать, но если уж мне все равно умирать, мне нечего терять. Морган, отойди! Ты знаешь, что я могу сделать. И если меня коснется хоть одна стрела, я убью Дхасса до того, как умру сам. Я могу это сделать!
Келсон вскочил на ноги, когда началась борьба, и Дугал уже пробежал до середины возвышения. Все придворные инстинктивно шарахнулись назад, пока лучники целились, а люди Макардри выхватили оружие, но король жестом показал: следует прекратить любое вмешательство, по крайней мере, сейчас.
— Конал, не будь глупцом! — сказал Келсон. — Не добавляй преднамеренное убийство к списку своих преступлений. Что тебе сделал Дхасс?
Конал только улыбнулся и прошептал что-то на ухо Дхассу. Глаза принца горели, в них был вызов.
Молодой рыцарь прекратил сопротивление, его руки безвольно обвисли по бокам, а глаза закрылись.
Энергетическое поле, не позволявшее Моргану подойти поближе, исказило ощущение того, что именно делал Конал, но недостаточно. Всем Дерини стало ясно: он уже взял под контроль разум Дхасса — поскольку руки юноши медленно поднялись и начали развязывать запястья Конала.
— Ну, почему ты не пошлешь своих людей разрубить меня на части, Келсон? — издевался Конал, победно поглядывая вверх на колеблющихся лучников, пока Дхасс развязывал узлы. — Убей меня, как ты прошлым летом убил Сикарда Макардри. Но не думаю, что ты станешь рисковать жизнью Дхасса, если вместо этого сможешь заключить сделку.
— Я не заключаю сделок с предателями, Конал, — холодно сказал Келсон, поднимая руку, чтобы удержать лучников на галереях от поспешных действий. — Но хотя бы для того, чтобы развлечь меня, может, скажешь, чего ты хочешь? Ты, конечно, не думаешь спокойно уйти отсюда после всего, что ты натворил?
Запястья Конала наконец были развязаны. Он отвел правую руку назад и намотал на кулак косицу Дхасса, держа голову молодого рыцаря близко к своей собственной, в то время как другой рукой сжимал шею юноши.
— Я хочу, чтобы ты сразился со мной, один на один, в настоящем Магическом Поединке, — тихо сказал Конал, в его глазах появилось дикое и одновременно хитрое выражение. — Я хочу, чтобы ты сразился со мной так, как сражался с Кариссой во время коронации — но только в этом случае исход будет немного другим. Ведь за мной стоят знания Тирцеля Кларонского, усиливающие магию Халдейнов, которой обладаем мы оба.
В заполненном зале поднялся шепот. Люди были возмущены и не одобряли происходящее, в особенности Дерини, но Келсон только сжал зубы, с трудом сдерживая гнев.
— Ты, в самом деле, думаешь, что это что-то решит? Даже если ты и выиграешь, Конал, тебя никто не признает. Если ты убьешь меня, ты не выйдешь из этого зала живым, несмотря на то, сколько невинных людей тебе придется убить по пути.
— Значит, они заплатят высокую цену за мою жизнь, — ответил Конал. — И я умру в битве — а не от руки палача.
— А ты так уверен, что должен умереть?
Конал хмыкнул.
— Ты принимаешь меня за идиота? Ты не можешь оставить меня в живых, зная, что я могу сделать. Если ты не убьешь меня, тебе придется постоянно использовать своих лучших Дерини, чтобы охраняли меня день и ночь до конца моей жизни — ведь попробовав вкус того, что на самом деле означает быть Халдейном, я теперь не успокоюсь, пока корона не будет моей.
И хотя ему хотелось бы, чтобы все сложилось каким-то другим образом, Келсон знал — это правда: на этот раз Конал позволил ему проникнуть в свое сознание. И это понимал и Нигель, теперь принявший сидячее положение, опираясь на плечо Дункана, который также защищал его своими щитами. Нигель понял это не с помощью способностей Халдейнов, а благодаря простой человеческой интуиции. И он знал своего сына. Его глаза потемнели от праведного гнева.
— Мне стыдно за честь моей семьи, сир, — сказал он, когда Келсон просмотрел в его направлении. — Конал — мой сын, и я люблю его, но он опозорил меня. Если даже отбросить то, что он сотворил с собственным отцом, он пытался узурпировать трон и убить короля. За это я не могу простить его. Он предатель. Он должен умереть.
Мерауд также не могла просить за сына и выступать в его защиту, поскольку ей это не позволяла честь. Хотя она ничего не выразила словами, она напоказ отвернулась от Конала, когда Келсон перевел взгляд на нее.
— Госпожа? — тихо сказал Келсон, с неохотой обращая внимание на Росану.
Она отказывалась встретиться с ним взглядом.
— Не просите меня говорить за или против моего мужа, сир, — прошептала она. — И мое будущее не должно влиять на ваше решение. Я никогда больше не выйду замуж. Никогда! Поэтому делайте то, что, как вы знаете, вы должны сделать. Делайте то, к чему вы были рождены и к чему вас готовили.
Вздохнув, Келсон снова повернулся к Коналу, на лице которого во время речи Росаны вначале появилась надежда, а потом легкая грусть. Но когда он опять посмотрел на короля, его выражение вновь сделалось вызывающим, а рука сжалась на горле Дхасса.
— Она ведь все сказала, не так ли? — спросил он. — Делай то, что должен. А я сделаю то, что должен я.
— Хорошо, — устало сказал Келсон. — Значит, состоится Поединок. А теперь отпусти Дхасса.
— А откуда я могу знать, что ты не отдашь приказ лучникам расстрелять меня до того, как мы сможем встретиться в схватке? — возразил Конал, когда Джехана медленно встала, внезапно поняв, что должно произойти. — Вспомни, мне доводилось раньше пользоваться лучниками, кузен. Я знаю, на что они способны.
Келсон насмешливо хмыкнул. Встретившись с ним взглядом, Джехана тут же села обратно.
— Я дам тебе слово.
— В самом деле? — ответил Конал. — Поклянешься своей честью на мече Халдейнов?
Келсон покраснел: Конал оценил его правильно — Келсон Халдейн не сможет нарушить данную таким образом клятву.
— Я клянусь своей честью на мече Халдейнов. Я честно встречусь с тобой в схватке, в соответствии с Древними традициями, установленным для Магических Поединков, но при двух условиях. Первое: если в любое время до или во время схватки ты нарушишь правила, все клятвы отменяются, и я буду свободен сделать с тобой то, что посчитаю нужным, и таким образом, как посчитаю нужным.
— Разумное условие, но я не собираюсь нарушать традиции — согласился Конал. — А второе?
— Необязательно проводить Поединок до смерти одного из участников, а только до тех пор, пока один из нас не одержит явную победу над другим.
Скорее всего, это буду я.
— Несколько самоуверенное предположение, кузен, — заметил Конал. — Или ты боишься умереть в круге?
Келсон только грустно покачал головой.
— Я не собираюсь сегодня нигде умирать, Конал.
Но я намерен не позволить тебе достойно умереть в битве, поскольку ты должен быть казнен так, как следует казнить предателей.
Ответ явно разозлил Конала, но он понял: никаких других условий не последует.
— Хорошо. В любом случае это спорный вопрос, раз я тоже не собираюсь умирать. Но я клянусь моей честью — что бы ты о ней ни думал. Я также буду следовать традициям Магического Поединка и двум поставленным тобою условиям. Значит, этот вопрос решен, — добавил он, отталкивая покорного Дхасса, и встал.
Лучники переминались с ноги на ногу, некоторые из них стали вновь поднимать луки, но их остановил жест Келсона.
— Пусть никто не вмешивается, — сказал он, быстро поднимаясь, чтобы отдать меч Дугалу.
Корону он передал на хранение Нигелю, тем самым демонстрируя, что Нигель все еще остается наследником, даже если Коналу и удастся одержать победу. Когда Келсон сошел с возвышения, Морган помогал плохо соображающему Дхассу сесть на ступеньку. Король остановился выразить сочувствие и одобряюще положил руку на плечо молодого рыцаря.
— С тобой все в порядке, Дхасс?
— Да, сир. Я пытался не позволить ему так меня использовать, но ничего не мог поделать.
— Это не твоя вина, — тихо ответил Келсон. — Не беспокойся по этому поводу. Аларик, должен ли я волноваться из-за Дхасса? Конал не подготовил никаких неприятных сюрпризов?
Морган покачал головой с поджатыми губами.
— Это было просто установление контроля через контакт. Никаких последствий и остаточных явлений. Но будь осторожен. С его потенциалом Конал может быть таким же могущественным, как и ты. И невозможно предсказать, какую дополнительную информацию и способности он получил от Тирцеля.
— Ну, у него все равно нет крови Дерини, — ответил Келсон, поднимая глаза на Джехану и стараясь успокоить ее улыбкой. — Может, это сыграет роль.
— Это, или опыт, — согласился Морган. — К счастью, он лишь недавно получил знания от Тирцеля.
Это минус для него, независимо от того, насколько хорош был его наставник. Удачи, мой господин.
Келсон кивнул, выпрямляясь. Конал стоял в одиночестве в центре зала, его руки были скрещены на груди, лицо выражало самодовольство, правда, в глазах поблескивало легкое беспокойство, но оно заглушалось предвкушением схватки. Кто-то отодвинул стул в сторону. Когда их глаза встретились, Келсон спустился с возвышения. Собравшиеся в зале придворные тут же стали отступать назад, освобождая побольше места в центре зала, поскольку многие присутствовали на дуэли Келсона с Кариссой, и знали: вскоре в воздухе полетят молнии, которыми станут обмениваться поединщики.
— Ты уверен, что желаешь этого? — тихо спросил Келсон.
На мгновение Конал показался неуверенным, но затем надменно кивнул.
— Ты не оставил мне выбора, — прошептал он, — Я загнан в угол. Независимо от того, что я сделаю, я умру. Но если я утяну и тебя с собой, то это уже что-то, не так ли? Я только хотел получить принадлежащее мне по праву, Келсон, но ты был королем и не собирался ничего мне отдавать.
Келсон презрительно хмыкнул.
— По праву? Когда, интересно, ты показывал себя достойным и заслуживающим получить что-то сверх того, на что в самом деле имел право? Ты мог бы пойти по стопам отца, Конал. Разве это была бы такая ужасная судьба?
— Мой отец может быть великим воином, но у него нет честолюбия, — ответил Конал. — Он был доволен всегда оставаться на втором месте, а я не могу.
Это не в моей природе.
— Значит, в твоей природе заложено желание опозориться? — возразил Келсон. — Поскольку это — единственное, на что ты можешь рассчитывать сегодня.
— Один из нас будет опозорен, но я не намерен быть им!
— Это бессмысленный спор, — вполголоса ответил Келсон. — Устанавливай круг.
— Я? — пробормотал Конал.
— Да, ты. Ты все это затеял. Поэтому можешь начинать свою последнюю игру. Или не знаешь, как это делается? укол возымел желаемый результат. Конал с обиженным видом отступил назад на три шага, поднял руки над головой, потом развел их в стороны, тихо шепча себе под нос слова нужного заговора. Полукруг малинового огня взметнулся вверх из пола за его спиной и вокруг него. Наблюдающие за процессом придворные тут же отбежали еще дальше и прижались спиной к южной стене зала. Стоявшие за спиной Келсона тоже отошли назад, к нишам с окнами на северной стороне.
Келсон проверил барьер, установленный Коналом, удовлетворившись, что никому не грозит смерть в попытке его снять. Затем он сам поднял руки и торжественно развел их в стороны, рисуя в воздухе ровную дугу. За его спиной тоже вспыхнул малиновый огонь, подобный огню Конала, и они оба оказались закрыт в магическом круге.
— Снова твоя очередь, — сказал Келсон, опуская руки.
Легкость тона короля, предполагающая тривиальность всего, что может попытаться сделать Конал, разозлила принца, но Конал снова поднял руки до уровня плеч.
— Если ты ожидаешь чего-то банального, то зря, — сказал Конал. — Мой наставник имел свой взгляд на подобные вещи. Я подтверждаю: круг будет сдерживать все силы, которые мы поднимем в этих границах, чтобы никто за его пределами не пострадал. Он не будет разорван, пока один из нас не одержит над Другим чистую победу. Ты точно так же понимаешь условия?
— Да, — согласился Келсон, снова поднимая руки.
И получив кивок от Конала, стал изливать энергию, чтобы замкнуть круг. Конал делал то же самое, смутно осознавая, как огонь двух дуг, нарисованных ими, поднимается, создавая купол у них над головами. Когда они закончили, сложилось впечатление, что они оказались под куполом из розоватого, слегка опалесцирующего стекла.
Практически сразу же после того, как купол оказался на месте, Келсон перешел к атаке, даже не удосужившись выглянуть наружу, за пределы купола.
При сложившихся обстоятельствах он не хотел тратить время на театральные эффекты. Поэтому внешне было совершенно незаметно, как он собирает силу. Как тот, кому бросили вызов, он не намеревался отказываться от права первого удара просто потому, что Конал был одной с ним крови. Атака началась до того, как Конал понял, что схватка уже идет.
Конал слегка пошатнулся после первого удара, однако его щиты устояли, и он ответил серией традиционных разведывательных ударов, которые Келсону и раньше приходилось отражать. Король снова это сделал с легкостью, и в ответ отправил ожидаемые от него пробные удары — на которые Конал ответил так же легко, как король отвечал на его собственные.
Последовавшее за этим стало более серьезной битвой разумов и силы. Какое-то время Келсон решил просто твердо держаться и позволить Коналу выплеснуть первые излишки энергии на непродуктивные атаки. Конал принял вызов, подпитывая свои атаки все возрастающим количеством живых визуальных образов — вначале кошмарные видения из его собственных худших снов, затем — безжалостная последовательность образов из прошлого Келсона. Это были люди и события, которые или угрожали Келсону, или приносили ему сильную боль: фанатичный и слегка безумный архиепископ Лорис, мучивший Дункана; обреченный Сикард Макардри, дядя Дугала и предатель, на которого Конал ссылался раньше, беспомощно падающий со стрелой в глазу, застреленный самим Келсоном в кругу рыцарей и стрелков, неспособный убежать; старший сын Сикарда принц Ител Меарский, повешенный по приказу Келсона, не исповедовавшийся, не получивший отпущения грехов и не раскаявшийся; еще один меарский принц, священнослужитель и епископ по имени Джедаил, кланяющийся палачу; принц Ллевелл из Меары, младший брат Итела, обвиняющий Келсона в смерти Сиданы как раз перед тем, как палач отрубил ему голову и, наконец, сама Сидана, захлебнувшаяся кровью на руках у Келсона, и осквернение кровью священного алтаря, перед которым они только что произнесли свои брачные обеты.
Последнее больше всего потрясло Келсона, но только пока Конал не показал яркие образы брачной ночи с Росаной, которые разбудили в памяти Келсона его собственный эротический сон о ней во время испытания в пещере.
Из памяти всплыл другой образ, с которым он встретился у святыни — призрак одетого в серое покровителя того места, могущественного, стоявшего у края его круга и просящего войти, и то, как Келсон впустил его внутрь. И теперь он обратился к святому Камберу, вызывая его образ настолько точно в деталях, насколько помнил — серебристые глаза, в которых человек мог утонуть, так похожие на глаза Халдейнов; круглое доброе лицо, обрамленное седыми волосами; нежные, но сильные руки, протягивающие пальцы к его голове — и к голове Конала.
Внезапно Конал тоже увидел этот образ, и в удивлении отступил назад, испуганно поднимая руки, стараясь оборониться, когда фигура святого не отступила, а наоборот продолжала приближаться. Келсон стоял, не двигаясь, уставившись на призрак, едва позволяя себе дышать, неуверенный, его ли воле повинуется этот образ — ибо как Камберу удалось войти в круг было выше его понимания. В последний раз, когда к нему являлся Камбер, Келсону ведь пришлось отворить врата…
Но появившуюся сущность, независимо от того, был ли это сам Камбер или просто галлюцинация, созданная воображением Келсона, не остановил заговоренный круг. Она надвигалась на Конала, принц продолжал отступать, пока наконец его плечи не прижались к изгибу круга, барьером окружающего место схватки. А призрак все равно продолжал наступать.
Конал закричал, когда руки призрака схватили его голову, и это был крик чистого ужаса, резко отдавшийся в туманных границах купола. Но призрак не исчез, когда Конал наконец закричал в последний раз и без сил рухнул на пол, хватаясь за виски — то ли мертвый, то ли лишившийся сознания. Призрак на несколько секунд склонился над лежащим без движения принцем, затем легко поднялся и повернулся к Келсону.
«Приветствую тебя, Келсон Гвиннедский. Теперь ты должен стать настоящим королем для простых людей и для Дерини», — мысленно передал он Келсону, эхом повторяя слова, которые другое подобное существо — или возможно, то же самое — сказало Келсону во время коронации.
Пораженный, король опустился на одно колено и склонил голову, почтительно крестясь.
«Ты тот, кто я думаю?» — осмелился он спросить.
Фигура приблизилась, пока Келсон склонял голову, и король сделал резкий вдох, когда она остановилась на расстоянии вытянутой руки.
«А как ты думаешь, кто я?» — спросила сущность.
У Келсона пересохло в горле, и он смог только сглотнуть, порадовавшись, что ему не требуется говорить вслух.
«Я думаю, ты — святой Камбер Кулдский, которого я искал во время путешествия. Ты.., пришел мне на помощь.»
«В самом деле? — ответила сущность. — Может, я — просто удобный образ для той более лучшей части души, которая есть в тебе и во всех, взыскующих Света; образ, который можно призвать, когда тьма наступает?»
Келсон моргнул. Это должен был быть святой Камбер. Только святой-Дерини мог говорить так уклончиво и тем не менее изрекать такую истину.
"Это не имеет значения, — прошептал он. — Я все, равно намерен восстановить культ святого Камбера.
Я обещал это, там, в Сент-Кириелле, и я сделаю это.
Я построю для тебя святыню, подобную которой. никто никогда не видел во всех одиннадцати королевствах!"
Смешок святого определенно должен был прозвучать вслух, но в ушах Келсона все еще звенела тишина.
«Дорогой мой юный защитник Света, неужели ты в самом деле думаешь, что для меня нужно строить здания и так хранить мою память? Памятник мне — в сердце каждого мужчины и каждой женщины, кто во все века был готов пожертвовать собою во имя Света и Истины.»
«Я не собираюсь тебе противоречить, — ответил Келсон, — но памятник много значит для людей. Им требуется место, где можно сосредоточиться. Ты.., не возражаешь, если я построю молельни?»
Смех призрака прозвучал подобно маленьким серебристым колокольчикам в пределах купола, и он покачал головой.
«Это человеческая слабость — и слабость Дерини, — сказал он. — Ты можешь строить свои святыни, если это даст удовлетворение тебе и им. Но храни то, за что я боролся: это гораздо важнее.»
"Да, господин, — покорно ответил Келсон. — Э-э, есть ли у тебя какие-нибудь советы насчет Конала?
Что мне с ним делать?"
Лицо призрака стало задумчивым, даже немного мечтательным.
«Ты должен сделать то, что должен, Келсон Халдейн. Долг короля — казнить и миловать в соответствии с обстоятельствами. Только ты можешь решать.»
«Но ты не можешь дать мне никакой подсказки?»
— настаивал Келсон.
«Ты должен слушать свой внутренний голос. После молитвы и медитации ты будешь знать, что делать.»
Но когда Келсон собирался еще спросить о чем-то, фигура приблизилась и протянула руки к голове Келсона.
«А теперь иди с миром, сын мой, — раздался у него в сознании голос, когда руки легко коснулись его волос. — Силы и процветания тебе, король Гвиннеда.»
Коснувшись волос короля, фигура исчезла — быстрее, чем Келсон успел моргнуть глазом, а купол уже распадался на тысячи нитей, издающих легкий музыкальный звон. Купол опал до барьера-круга, а затем круг тоже растворился на каменном полу под музыку, звучащую в душах. Несколько секунд никто не двигался, только сотни людей переводили взгляды с Келсона на Конала и обратно. Но когда Келсон наконец вздохнул и встал, чуть покачиваясь, шепот вновь возрождающейся жизни пронесся по залу, как очищающий ветерок. Дугал опустился на колени рядом с Коналом и достал пузырек из синего стекла из ягдташа Тирцеля.
— Что это? — прошептал Келсон, прикладывая руку к шее Конала, чтобы попытаться найти пульс, одновременно рассматривая пузырек.
— Мераша, чтобы нам не беспокоиться зря, пока ты его не казнишь.
Лицо Келсона исказила гримаса: он отчетливо помнил два своих собственных опыта с нею, но знал — это самый разумный путь.
— Ты так уверен, что я казню его? — спросил он.
— У тебя нет выбора, — сказал Морган, склоняясь рядом с ним и приподнимая голову Конала, когда Дугал вынул затычку из пузырька. Откуда-то появился Арилан и встал рядом, скрестив на груди руки. — Лаже если бы он смирился, в чем я очень сомневаюсь, ты не можешь оставить его в живых, как не мог пощадить и Джедаила Меарского. Романтические мечты о спасении сбившегося с пути принца от бесчестья и смерти привлекательны, но никогда не сбываются в реальной жизни.
Подавленно склонив голову, Келсон вздохнул.
— Не знаю, понимаете ли вы, насколько я устал покупать жизнь ценою смерти других, — сказал он очень тихо.
Дункан тоже подошел посмотреть на лежащего без сознания Конала. Услышав слова Келсона, он сел на корточки и помог Моргану открыть рот Коналу, чтобы Дугал влил в него мерашу.
— Это очень старое противоречие, которое мы теперь не сможем разрешить так же, как не могли в прошлом, Келсон. Это несчастливая, но необходимая часть королевской ноши. Кстати, а с кем ты разговаривал перед тем, как снять круг?
Келсон моргнул.
— Вы его не видели?
— Кого? — спросил Дугал, бросая пустой пузырек назад в ягдташ.
— Свя.., неважно, — тихо сказал Келсон, когда Конал пошевелился и застонал, а Морган достал веревку, чтобы связать руки пленника за спиной. — Уведите его. Я расскажу вам позже.
Эпилог
Жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой (Иов 10:12)
Два месяца спустя король Гвиннеда и его названный брат, теперь — герцог Кассанский и граф Кирнийский и Траншайский, молча ехали вдоль берега моря, у самой кромки воды, недалеко от столицы Моргана — Корота. Наступила середина лета, с бескрайнего южного моря дул легкий бриз, день стоял солнечный и теплый. Оба молодых человека были в домотканой одежде с короткими рукавами, что являлось приятным контрастом с шелком и парчой, в которые они облачались с утра. Но утром состоялась официальная церемония: король прибыл в Корот со своими придворными, чтобы отпраздновать рождение первого сына и наследника Моргана, а Дункан уже окрестил его, дав имя Келрик Алайн Морган.
— Нет! Это было совсем не так!
— Тогда как это было, кузен? — потребовал ответа Келсон, — Мы знаем, что Тирцель всегда считал: сила Халдейнов может принадлежать более, чем одному Халдейну за раз. И вы вдвоем решили это доказать, не так ли? И теперь мы точно знаем, почему это раньше всегда запрещалось.
Допрос длился несколько часов. Где-то в середине прибыла радостная, немного испуганная Джехана, сопровождаемая отцом Амбросом. Их перехватил Дункан и велел отцу Амбросу отвести королеву на одну из верхних галерей прежде, чем она смогла прервать процедуру, поскольку Келсону не следовало на нее отвлекаться в такое время. Келсон заметил, как появилась мать, но это не поколебало его намерений. Вздохнув, он медленно кивнул, когда Конал наконец закончил свою последнюю попытку оправдаться.
— Продолжать бессмысленно, — тихо сказал король. — Сам твой отказ позволить нам выяснить, говоришь ты правду или лжешь, приговаривает тебя.
Что ты сделал бы на моем месте, Конал? Как бы ты сам разрешил эту сложную ситуацию?
Конал, сидевший на стуле с прямой спинкой, устало поднял связанные руки, как бы демонстрируя этим жестом полную безвыходность своего положения. Морган и Дхасс Макардри стояли по обеим его сторонам.
— Что еще можно сделать, кроме как убить меня, кузен? — горько спросил он. — Ты уже давно лишил меня возможности получить положенное мне по праву рождения. И независимо от того, что я скажу, ты все равно приговоришь меня.
Келсон неуютно поерзал на троне, зная, что это правда. Но прежде чем он успел открыть рот, чтобы что-то сказать, Конал внезапно в отчаянии прыгнул влево и перекинул связанные запястья через голову Дхасса, заваливаясь на пол таким образом, чтобы тело Дхасса предохранило его от ударов и стрел. Он перевернул стул, совершая бросок, но до того, как стул упал, Конал ловко отшвырнул его в сторону Моргана. В результате Морган рухнул на пол вместе со стулом. Одновременно Конал создал горящую ауру белого света вокруг себя и Дхасса, тут же заставившую Моргана отскочить подальше.
— Отзови лучников, или я убью его! — закричал Конал, неистово вертя головой из стороны в сторону, чтобы видеть всех. Дхасс пытался сопротивляться. — Я не хочу его убивать, но если уж мне все равно умирать, мне нечего терять. Морган, отойди! Ты знаешь, что я могу сделать. И если меня коснется хоть одна стрела, я убью Дхасса до того, как умру сам. Я могу это сделать!
Келсон вскочил на ноги, когда началась борьба, и Дугал уже пробежал до середины возвышения. Все придворные инстинктивно шарахнулись назад, пока лучники целились, а люди Макардри выхватили оружие, но король жестом показал: следует прекратить любое вмешательство, по крайней мере, сейчас.
— Конал, не будь глупцом! — сказал Келсон. — Не добавляй преднамеренное убийство к списку своих преступлений. Что тебе сделал Дхасс?
Конал только улыбнулся и прошептал что-то на ухо Дхассу. Глаза принца горели, в них был вызов.
Молодой рыцарь прекратил сопротивление, его руки безвольно обвисли по бокам, а глаза закрылись.
Энергетическое поле, не позволявшее Моргану подойти поближе, исказило ощущение того, что именно делал Конал, но недостаточно. Всем Дерини стало ясно: он уже взял под контроль разум Дхасса — поскольку руки юноши медленно поднялись и начали развязывать запястья Конала.
— Ну, почему ты не пошлешь своих людей разрубить меня на части, Келсон? — издевался Конал, победно поглядывая вверх на колеблющихся лучников, пока Дхасс развязывал узлы. — Убей меня, как ты прошлым летом убил Сикарда Макардри. Но не думаю, что ты станешь рисковать жизнью Дхасса, если вместо этого сможешь заключить сделку.
— Я не заключаю сделок с предателями, Конал, — холодно сказал Келсон, поднимая руку, чтобы удержать лучников на галереях от поспешных действий. — Но хотя бы для того, чтобы развлечь меня, может, скажешь, чего ты хочешь? Ты, конечно, не думаешь спокойно уйти отсюда после всего, что ты натворил?
Запястья Конала наконец были развязаны. Он отвел правую руку назад и намотал на кулак косицу Дхасса, держа голову молодого рыцаря близко к своей собственной, в то время как другой рукой сжимал шею юноши.
— Я хочу, чтобы ты сразился со мной, один на один, в настоящем Магическом Поединке, — тихо сказал Конал, в его глазах появилось дикое и одновременно хитрое выражение. — Я хочу, чтобы ты сразился со мной так, как сражался с Кариссой во время коронации — но только в этом случае исход будет немного другим. Ведь за мной стоят знания Тирцеля Кларонского, усиливающие магию Халдейнов, которой обладаем мы оба.
В заполненном зале поднялся шепот. Люди были возмущены и не одобряли происходящее, в особенности Дерини, но Келсон только сжал зубы, с трудом сдерживая гнев.
— Ты, в самом деле, думаешь, что это что-то решит? Даже если ты и выиграешь, Конал, тебя никто не признает. Если ты убьешь меня, ты не выйдешь из этого зала живым, несмотря на то, сколько невинных людей тебе придется убить по пути.
— Значит, они заплатят высокую цену за мою жизнь, — ответил Конал. — И я умру в битве — а не от руки палача.
— А ты так уверен, что должен умереть?
Конал хмыкнул.
— Ты принимаешь меня за идиота? Ты не можешь оставить меня в живых, зная, что я могу сделать. Если ты не убьешь меня, тебе придется постоянно использовать своих лучших Дерини, чтобы охраняли меня день и ночь до конца моей жизни — ведь попробовав вкус того, что на самом деле означает быть Халдейном, я теперь не успокоюсь, пока корона не будет моей.
И хотя ему хотелось бы, чтобы все сложилось каким-то другим образом, Келсон знал — это правда: на этот раз Конал позволил ему проникнуть в свое сознание. И это понимал и Нигель, теперь принявший сидячее положение, опираясь на плечо Дункана, который также защищал его своими щитами. Нигель понял это не с помощью способностей Халдейнов, а благодаря простой человеческой интуиции. И он знал своего сына. Его глаза потемнели от праведного гнева.
— Мне стыдно за честь моей семьи, сир, — сказал он, когда Келсон просмотрел в его направлении. — Конал — мой сын, и я люблю его, но он опозорил меня. Если даже отбросить то, что он сотворил с собственным отцом, он пытался узурпировать трон и убить короля. За это я не могу простить его. Он предатель. Он должен умереть.
Мерауд также не могла просить за сына и выступать в его защиту, поскольку ей это не позволяла честь. Хотя она ничего не выразила словами, она напоказ отвернулась от Конала, когда Келсон перевел взгляд на нее.
— Госпожа? — тихо сказал Келсон, с неохотой обращая внимание на Росану.
Она отказывалась встретиться с ним взглядом.
— Не просите меня говорить за или против моего мужа, сир, — прошептала она. — И мое будущее не должно влиять на ваше решение. Я никогда больше не выйду замуж. Никогда! Поэтому делайте то, что, как вы знаете, вы должны сделать. Делайте то, к чему вы были рождены и к чему вас готовили.
Вздохнув, Келсон снова повернулся к Коналу, на лице которого во время речи Росаны вначале появилась надежда, а потом легкая грусть. Но когда он опять посмотрел на короля, его выражение вновь сделалось вызывающим, а рука сжалась на горле Дхасса.
— Она ведь все сказала, не так ли? — спросил он. — Делай то, что должен. А я сделаю то, что должен я.
— Хорошо, — устало сказал Келсон. — Значит, состоится Поединок. А теперь отпусти Дхасса.
— А откуда я могу знать, что ты не отдашь приказ лучникам расстрелять меня до того, как мы сможем встретиться в схватке? — возразил Конал, когда Джехана медленно встала, внезапно поняв, что должно произойти. — Вспомни, мне доводилось раньше пользоваться лучниками, кузен. Я знаю, на что они способны.
Келсон насмешливо хмыкнул. Встретившись с ним взглядом, Джехана тут же села обратно.
— Я дам тебе слово.
— В самом деле? — ответил Конал. — Поклянешься своей честью на мече Халдейнов?
Келсон покраснел: Конал оценил его правильно — Келсон Халдейн не сможет нарушить данную таким образом клятву.
— Я клянусь своей честью на мече Халдейнов. Я честно встречусь с тобой в схватке, в соответствии с Древними традициями, установленным для Магических Поединков, но при двух условиях. Первое: если в любое время до или во время схватки ты нарушишь правила, все клятвы отменяются, и я буду свободен сделать с тобой то, что посчитаю нужным, и таким образом, как посчитаю нужным.
— Разумное условие, но я не собираюсь нарушать традиции — согласился Конал. — А второе?
— Необязательно проводить Поединок до смерти одного из участников, а только до тех пор, пока один из нас не одержит явную победу над другим.
Скорее всего, это буду я.
— Несколько самоуверенное предположение, кузен, — заметил Конал. — Или ты боишься умереть в круге?
Келсон только грустно покачал головой.
— Я не собираюсь сегодня нигде умирать, Конал.
Но я намерен не позволить тебе достойно умереть в битве, поскольку ты должен быть казнен так, как следует казнить предателей.
Ответ явно разозлил Конала, но он понял: никаких других условий не последует.
— Хорошо. В любом случае это спорный вопрос, раз я тоже не собираюсь умирать. Но я клянусь моей честью — что бы ты о ней ни думал. Я также буду следовать традициям Магического Поединка и двум поставленным тобою условиям. Значит, этот вопрос решен, — добавил он, отталкивая покорного Дхасса, и встал.
Лучники переминались с ноги на ногу, некоторые из них стали вновь поднимать луки, но их остановил жест Келсона.
— Пусть никто не вмешивается, — сказал он, быстро поднимаясь, чтобы отдать меч Дугалу.
Корону он передал на хранение Нигелю, тем самым демонстрируя, что Нигель все еще остается наследником, даже если Коналу и удастся одержать победу. Когда Келсон сошел с возвышения, Морган помогал плохо соображающему Дхассу сесть на ступеньку. Король остановился выразить сочувствие и одобряюще положил руку на плечо молодого рыцаря.
— С тобой все в порядке, Дхасс?
— Да, сир. Я пытался не позволить ему так меня использовать, но ничего не мог поделать.
— Это не твоя вина, — тихо ответил Келсон. — Не беспокойся по этому поводу. Аларик, должен ли я волноваться из-за Дхасса? Конал не подготовил никаких неприятных сюрпризов?
Морган покачал головой с поджатыми губами.
— Это было просто установление контроля через контакт. Никаких последствий и остаточных явлений. Но будь осторожен. С его потенциалом Конал может быть таким же могущественным, как и ты. И невозможно предсказать, какую дополнительную информацию и способности он получил от Тирцеля.
— Ну, у него все равно нет крови Дерини, — ответил Келсон, поднимая глаза на Джехану и стараясь успокоить ее улыбкой. — Может, это сыграет роль.
— Это, или опыт, — согласился Морган. — К счастью, он лишь недавно получил знания от Тирцеля.
Это минус для него, независимо от того, насколько хорош был его наставник. Удачи, мой господин.
Келсон кивнул, выпрямляясь. Конал стоял в одиночестве в центре зала, его руки были скрещены на груди, лицо выражало самодовольство, правда, в глазах поблескивало легкое беспокойство, но оно заглушалось предвкушением схватки. Кто-то отодвинул стул в сторону. Когда их глаза встретились, Келсон спустился с возвышения. Собравшиеся в зале придворные тут же стали отступать назад, освобождая побольше места в центре зала, поскольку многие присутствовали на дуэли Келсона с Кариссой, и знали: вскоре в воздухе полетят молнии, которыми станут обмениваться поединщики.
— Ты уверен, что желаешь этого? — тихо спросил Келсон.
На мгновение Конал показался неуверенным, но затем надменно кивнул.
— Ты не оставил мне выбора, — прошептал он, — Я загнан в угол. Независимо от того, что я сделаю, я умру. Но если я утяну и тебя с собой, то это уже что-то, не так ли? Я только хотел получить принадлежащее мне по праву, Келсон, но ты был королем и не собирался ничего мне отдавать.
Келсон презрительно хмыкнул.
— По праву? Когда, интересно, ты показывал себя достойным и заслуживающим получить что-то сверх того, на что в самом деле имел право? Ты мог бы пойти по стопам отца, Конал. Разве это была бы такая ужасная судьба?
— Мой отец может быть великим воином, но у него нет честолюбия, — ответил Конал. — Он был доволен всегда оставаться на втором месте, а я не могу.
Это не в моей природе.
— Значит, в твоей природе заложено желание опозориться? — возразил Келсон. — Поскольку это — единственное, на что ты можешь рассчитывать сегодня.
— Один из нас будет опозорен, но я не намерен быть им!
— Это бессмысленный спор, — вполголоса ответил Келсон. — Устанавливай круг.
— Я? — пробормотал Конал.
— Да, ты. Ты все это затеял. Поэтому можешь начинать свою последнюю игру. Или не знаешь, как это делается? укол возымел желаемый результат. Конал с обиженным видом отступил назад на три шага, поднял руки над головой, потом развел их в стороны, тихо шепча себе под нос слова нужного заговора. Полукруг малинового огня взметнулся вверх из пола за его спиной и вокруг него. Наблюдающие за процессом придворные тут же отбежали еще дальше и прижались спиной к южной стене зала. Стоявшие за спиной Келсона тоже отошли назад, к нишам с окнами на северной стороне.
Келсон проверил барьер, установленный Коналом, удовлетворившись, что никому не грозит смерть в попытке его снять. Затем он сам поднял руки и торжественно развел их в стороны, рисуя в воздухе ровную дугу. За его спиной тоже вспыхнул малиновый огонь, подобный огню Конала, и они оба оказались закрыт в магическом круге.
— Снова твоя очередь, — сказал Келсон, опуская руки.
Легкость тона короля, предполагающая тривиальность всего, что может попытаться сделать Конал, разозлила принца, но Конал снова поднял руки до уровня плеч.
— Если ты ожидаешь чего-то банального, то зря, — сказал Конал. — Мой наставник имел свой взгляд на подобные вещи. Я подтверждаю: круг будет сдерживать все силы, которые мы поднимем в этих границах, чтобы никто за его пределами не пострадал. Он не будет разорван, пока один из нас не одержит над Другим чистую победу. Ты точно так же понимаешь условия?
— Да, — согласился Келсон, снова поднимая руки.
И получив кивок от Конала, стал изливать энергию, чтобы замкнуть круг. Конал делал то же самое, смутно осознавая, как огонь двух дуг, нарисованных ими, поднимается, создавая купол у них над головами. Когда они закончили, сложилось впечатление, что они оказались под куполом из розоватого, слегка опалесцирующего стекла.
Практически сразу же после того, как купол оказался на месте, Келсон перешел к атаке, даже не удосужившись выглянуть наружу, за пределы купола.
При сложившихся обстоятельствах он не хотел тратить время на театральные эффекты. Поэтому внешне было совершенно незаметно, как он собирает силу. Как тот, кому бросили вызов, он не намеревался отказываться от права первого удара просто потому, что Конал был одной с ним крови. Атака началась до того, как Конал понял, что схватка уже идет.
Конал слегка пошатнулся после первого удара, однако его щиты устояли, и он ответил серией традиционных разведывательных ударов, которые Келсону и раньше приходилось отражать. Король снова это сделал с легкостью, и в ответ отправил ожидаемые от него пробные удары — на которые Конал ответил так же легко, как король отвечал на его собственные.
Последовавшее за этим стало более серьезной битвой разумов и силы. Какое-то время Келсон решил просто твердо держаться и позволить Коналу выплеснуть первые излишки энергии на непродуктивные атаки. Конал принял вызов, подпитывая свои атаки все возрастающим количеством живых визуальных образов — вначале кошмарные видения из его собственных худших снов, затем — безжалостная последовательность образов из прошлого Келсона. Это были люди и события, которые или угрожали Келсону, или приносили ему сильную боль: фанатичный и слегка безумный архиепископ Лорис, мучивший Дункана; обреченный Сикард Макардри, дядя Дугала и предатель, на которого Конал ссылался раньше, беспомощно падающий со стрелой в глазу, застреленный самим Келсоном в кругу рыцарей и стрелков, неспособный убежать; старший сын Сикарда принц Ител Меарский, повешенный по приказу Келсона, не исповедовавшийся, не получивший отпущения грехов и не раскаявшийся; еще один меарский принц, священнослужитель и епископ по имени Джедаил, кланяющийся палачу; принц Ллевелл из Меары, младший брат Итела, обвиняющий Келсона в смерти Сиданы как раз перед тем, как палач отрубил ему голову и, наконец, сама Сидана, захлебнувшаяся кровью на руках у Келсона, и осквернение кровью священного алтаря, перед которым они только что произнесли свои брачные обеты.
Последнее больше всего потрясло Келсона, но только пока Конал не показал яркие образы брачной ночи с Росаной, которые разбудили в памяти Келсона его собственный эротический сон о ней во время испытания в пещере.
Из памяти всплыл другой образ, с которым он встретился у святыни — призрак одетого в серое покровителя того места, могущественного, стоявшего у края его круга и просящего войти, и то, как Келсон впустил его внутрь. И теперь он обратился к святому Камберу, вызывая его образ настолько точно в деталях, насколько помнил — серебристые глаза, в которых человек мог утонуть, так похожие на глаза Халдейнов; круглое доброе лицо, обрамленное седыми волосами; нежные, но сильные руки, протягивающие пальцы к его голове — и к голове Конала.
Внезапно Конал тоже увидел этот образ, и в удивлении отступил назад, испуганно поднимая руки, стараясь оборониться, когда фигура святого не отступила, а наоборот продолжала приближаться. Келсон стоял, не двигаясь, уставившись на призрак, едва позволяя себе дышать, неуверенный, его ли воле повинуется этот образ — ибо как Камберу удалось войти в круг было выше его понимания. В последний раз, когда к нему являлся Камбер, Келсону ведь пришлось отворить врата…
Но появившуюся сущность, независимо от того, был ли это сам Камбер или просто галлюцинация, созданная воображением Келсона, не остановил заговоренный круг. Она надвигалась на Конала, принц продолжал отступать, пока наконец его плечи не прижались к изгибу круга, барьером окружающего место схватки. А призрак все равно продолжал наступать.
Конал закричал, когда руки призрака схватили его голову, и это был крик чистого ужаса, резко отдавшийся в туманных границах купола. Но призрак не исчез, когда Конал наконец закричал в последний раз и без сил рухнул на пол, хватаясь за виски — то ли мертвый, то ли лишившийся сознания. Призрак на несколько секунд склонился над лежащим без движения принцем, затем легко поднялся и повернулся к Келсону.
«Приветствую тебя, Келсон Гвиннедский. Теперь ты должен стать настоящим королем для простых людей и для Дерини», — мысленно передал он Келсону, эхом повторяя слова, которые другое подобное существо — или возможно, то же самое — сказало Келсону во время коронации.
Пораженный, король опустился на одно колено и склонил голову, почтительно крестясь.
«Ты тот, кто я думаю?» — осмелился он спросить.
Фигура приблизилась, пока Келсон склонял голову, и король сделал резкий вдох, когда она остановилась на расстоянии вытянутой руки.
«А как ты думаешь, кто я?» — спросила сущность.
У Келсона пересохло в горле, и он смог только сглотнуть, порадовавшись, что ему не требуется говорить вслух.
«Я думаю, ты — святой Камбер Кулдский, которого я искал во время путешествия. Ты.., пришел мне на помощь.»
«В самом деле? — ответила сущность. — Может, я — просто удобный образ для той более лучшей части души, которая есть в тебе и во всех, взыскующих Света; образ, который можно призвать, когда тьма наступает?»
Келсон моргнул. Это должен был быть святой Камбер. Только святой-Дерини мог говорить так уклончиво и тем не менее изрекать такую истину.
"Это не имеет значения, — прошептал он. — Я все, равно намерен восстановить культ святого Камбера.
Я обещал это, там, в Сент-Кириелле, и я сделаю это.
Я построю для тебя святыню, подобную которой. никто никогда не видел во всех одиннадцати королевствах!"
Смешок святого определенно должен был прозвучать вслух, но в ушах Келсона все еще звенела тишина.
«Дорогой мой юный защитник Света, неужели ты в самом деле думаешь, что для меня нужно строить здания и так хранить мою память? Памятник мне — в сердце каждого мужчины и каждой женщины, кто во все века был готов пожертвовать собою во имя Света и Истины.»
«Я не собираюсь тебе противоречить, — ответил Келсон, — но памятник много значит для людей. Им требуется место, где можно сосредоточиться. Ты.., не возражаешь, если я построю молельни?»
Смех призрака прозвучал подобно маленьким серебристым колокольчикам в пределах купола, и он покачал головой.
«Это человеческая слабость — и слабость Дерини, — сказал он. — Ты можешь строить свои святыни, если это даст удовлетворение тебе и им. Но храни то, за что я боролся: это гораздо важнее.»
"Да, господин, — покорно ответил Келсон. — Э-э, есть ли у тебя какие-нибудь советы насчет Конала?
Что мне с ним делать?"
Лицо призрака стало задумчивым, даже немного мечтательным.
«Ты должен сделать то, что должен, Келсон Халдейн. Долг короля — казнить и миловать в соответствии с обстоятельствами. Только ты можешь решать.»
«Но ты не можешь дать мне никакой подсказки?»
— настаивал Келсон.
«Ты должен слушать свой внутренний голос. После молитвы и медитации ты будешь знать, что делать.»
Но когда Келсон собирался еще спросить о чем-то, фигура приблизилась и протянула руки к голове Келсона.
«А теперь иди с миром, сын мой, — раздался у него в сознании голос, когда руки легко коснулись его волос. — Силы и процветания тебе, король Гвиннеда.»
Коснувшись волос короля, фигура исчезла — быстрее, чем Келсон успел моргнуть глазом, а купол уже распадался на тысячи нитей, издающих легкий музыкальный звон. Купол опал до барьера-круга, а затем круг тоже растворился на каменном полу под музыку, звучащую в душах. Несколько секунд никто не двигался, только сотни людей переводили взгляды с Келсона на Конала и обратно. Но когда Келсон наконец вздохнул и встал, чуть покачиваясь, шепот вновь возрождающейся жизни пронесся по залу, как очищающий ветерок. Дугал опустился на колени рядом с Коналом и достал пузырек из синего стекла из ягдташа Тирцеля.
— Что это? — прошептал Келсон, прикладывая руку к шее Конала, чтобы попытаться найти пульс, одновременно рассматривая пузырек.
— Мераша, чтобы нам не беспокоиться зря, пока ты его не казнишь.
Лицо Келсона исказила гримаса: он отчетливо помнил два своих собственных опыта с нею, но знал — это самый разумный путь.
— Ты так уверен, что я казню его? — спросил он.
— У тебя нет выбора, — сказал Морган, склоняясь рядом с ним и приподнимая голову Конала, когда Дугал вынул затычку из пузырька. Откуда-то появился Арилан и встал рядом, скрестив на груди руки. — Лаже если бы он смирился, в чем я очень сомневаюсь, ты не можешь оставить его в живых, как не мог пощадить и Джедаила Меарского. Романтические мечты о спасении сбившегося с пути принца от бесчестья и смерти привлекательны, но никогда не сбываются в реальной жизни.
Подавленно склонив голову, Келсон вздохнул.
— Не знаю, понимаете ли вы, насколько я устал покупать жизнь ценою смерти других, — сказал он очень тихо.
Дункан тоже подошел посмотреть на лежащего без сознания Конала. Услышав слова Келсона, он сел на корточки и помог Моргану открыть рот Коналу, чтобы Дугал влил в него мерашу.
— Это очень старое противоречие, которое мы теперь не сможем разрешить так же, как не могли в прошлом, Келсон. Это несчастливая, но необходимая часть королевской ноши. Кстати, а с кем ты разговаривал перед тем, как снять круг?
Келсон моргнул.
— Вы его не видели?
— Кого? — спросил Дугал, бросая пустой пузырек назад в ягдташ.
— Свя.., неважно, — тихо сказал Келсон, когда Конал пошевелился и застонал, а Морган достал веревку, чтобы связать руки пленника за спиной. — Уведите его. Я расскажу вам позже.
Эпилог
Жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой (Иов 10:12)
Два месяца спустя король Гвиннеда и его названный брат, теперь — герцог Кассанский и граф Кирнийский и Траншайский, молча ехали вдоль берега моря, у самой кромки воды, недалеко от столицы Моргана — Корота. Наступила середина лета, с бескрайнего южного моря дул легкий бриз, день стоял солнечный и теплый. Оба молодых человека были в домотканой одежде с короткими рукавами, что являлось приятным контрастом с шелком и парчой, в которые они облачались с утра. Но утром состоялась официальная церемония: король прибыл в Корот со своими придворными, чтобы отпраздновать рождение первого сына и наследника Моргана, а Дункан уже окрестил его, дав имя Келрик Алайн Морган.