— И будем надеяться, что детишки Соло разыщут этого бродягу Террика, прежде чем нам придется вступить в драку. После этого я определенно займусь поисками своего собственного «Звездного Разрушителя».

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Энакин выгнулся дугой, стараясь не кричать — что бы йуужань-вонг ни вложил в его рану, это вызвало жуткую вспышку боли во всем теле.
   — Ты ненавидишь боль, — сказал Вуа Рапуунг с нескрываемым отвращением.
   Энакин не мог и не стал отрицать. Он просто стиснул зубы и дождался, пока боль не прошла. Он знал, что йуужань-вонги поклонялись боли в себе и в других. Это был один из отличительных догматов их нездоровой религии.
   — Чем в меня попали? — вместо ответа спросил Энакин.
   — Нанг халом, — буркнул воин. — Жуком-пулей.
   — Ядовитый?
   — Нет.
   Они сидели в сырой пещере за водопадом. Стены ее были покрыты плесенью и мхом. Очевидно, йуужань-вонг прятался в пещере день или два, потому что здесь было много его вещей, включая пластырь, который он только что приложил к плечу Энакина. Он оторвал его от бледно-зеленого, имевшего грубо прямоугольную форму блока толщиной в несколько сантиметров. Блок состоял из множества тонких слоев и напоминал склеенные флимсипластовые листы. Рапуунг отделил один такой кусок кожи и накрыл им рану Энакина. Как и все используемое йуужань-вонгами, лист был живой. Энакин чувствовал, как он извивается, забираясь в рану. Ему пришло в голову, что воин хочет отравить его чем-то еще более ужасным.
   Но если бы Вуа Рапуунг хотел его убить, он мог сделать это в любой момент. В конце концов, ему не составило труда расправиться с двумя йуужань-вонгскими воинами, а у Энакина не было сил, чтобы ему сопротивляться.
   — Ты спас мне жизнь, — неохотно сказал Энакин.
   — Жизнь — ничто, — произнес Вуа Рапуунг.
   — Да? Тогда чего было напрягаться?
   Темные глаза Вуа Рапуунга угрюмо блеснули:
   — Ты, джиидаи. Ты пробиваешься к поселению формовщиков. Зачем?
   — У твоих сородичей моя подруга. Я намерен ее вызволить.
   — А, женщина-джиидаи. Ты хочешь спасти ее жизнь. Как жалко. Какая жалкая цель.
   — Да? Ладно, я не просил тебя о помощи, ты сам ее предложил. Так что объясни или убей меня. У меня нет лишнего времени.
   — Чтобы отомстить, — сказал Вуа Рапуунг. Его голос стал низким, глаза превратились в щелочки. — Отомстить и доказать, что боги…
   Глаза его вдруг сурово сверкнули.
   — Я ничего не должен тебе говорить, человек. Я ничего не обязан тебе объяснять, незаконное отродье машин.
   Последнее слово он выплюнул, точно яд, который вдруг обнаружил у себя во рту.
   — Тебе надо знать лишь вот что, — продолжал воин. — Я буду стоять рядом с тобой или у тебя за спиной. Твои враги — мои враги. Мы будем убивать вместе, принимать боль вместе и вместе примем смерть, если такова воля ЙунЙуужаня.
   — Ты поможешь мне спасти Тахирай, — с сомнением в голосе произнес Энакин.
   — Это глупая цель, но если мы найдем ее, это будет на руку и мне.
   Энакин вглядывался в эти глаза, похожие на черные бриллианты, и пытался понять. Там не было ничего, ну ничего. Йуужань-вонг скорее был похож не на человека, а на голограмму, на образ, на видение. Разве такое может иметь чувства, которые можно было бы понять? Без Силы, как можно надеятся постичь столь чуждое существо?
   — Я не понимаю, — сказал Энакин. — Что тебе сделали твои сородичи? Почему ты их так ненавидишь?
   Вуа Рапуунг грубо ударил его и вскочил на ноги. Грудь его вздымалась.
   — Не издевайся надо мной! — завизжал он. — У тебя есть глаза! Ты видишь! Не издевайся надо мной! Это не боги сделали со мной такое, не боги!
   Когда йуужань-вонг снова пошел на него, Энакин поднял с помощью Силы большой камень и послал его прямо в грудь воина. Это застало Рапуунга совершенно врасплох, и он отлетел к стенке пещеры. Воин упал на землю с несколько удивленным видом.
   Энакин снова поднял камень и занес его над головой Рапуунга.
   Йуужань-вонг посмотрел на камень и вдруг отрывисто закашлялся, словно подхватив дагобахскую болотную простуду.
   Только через минуту Энакин понял, что он смеется.
   Успокоившись, Вуа Рапуунг устремил на юного джедая любопытный взгляд:
   — Я видел, что ты сделал с охотниками — и все же, чтобы это обернулось против меня… — его лицо снова посуровело. — Скажи мне правду, как воин воину, если можешь. В касте воинов ходят слухи. Говорят, что ваши способности джиидаи исходят из машинных имплантантов. Это правда? Неужели ваш народ настолько слаб?
   Энакин вернул ему вызывающий взгляд:
   — Наши способности не исходят из машин. Более того, многие из твоих сородичей должны бы это знать, потому что им представлялось достаточно возможностей, чтобы вскрывать наши тела. Ваши слухи лживы.
   — Да? Значит, у мастера джиидаи нет машинной руки?
   — У мастера Скайуокера? Есть, но… — Энакин запнулся. — Откуда ты это знаешь?
   — Мы слышим много историй от перебежчиков и шпионов. Значит, это правда. Глава джиидаи — частично машина.
   Наверное, лицо Рапуунга могло бы выразить большее отвращение, лишь будучи измененным хирургически.
   — Одно к другому не имеет никакого отношения. Мастер Люк лишился руки в великой битве. Ему заменили ее. Но его способности, как и мои, исходят из Силы.
   — У тебя есть имплантаты, как у твоего мастера?
   — Нет.
   — Ты получишь их, когда тебя повысят в звании?
   Энакин коротко засмеялся:
   — Нет.
   Вуа Рапуунг кивнул:
   — Тогда будет, как я сказал. Мы будем сражаться вместе.
   — Но только если ты больше не будешь сбиваться с курса, как минуту назад, — ответил Энакин. — Может, я и ранен, но, как ты видел, я не без ресурсов.
   — Вижу, — проворчал Рапуунг. — Но не провоцируй меня. Я этого не люблю.
   — Ты имей в виду то же самое, приятель. Итак. Ты говоришь, что мы будем сражаться вместе, но не хочешь сказать мне, почему. Можешь тогда хотя бы сказать, как?
   — Формовщики прорастили на этой луне пять дамютеков. Именно там держат твою подругу-джиидаи.
   Энакин решил пока отложить точное определение дамютека.
   — Для чего? Что они с ней будут делать?
   Снова в глазах Рапуунга мелькнуло желание убить, но на этот раз он справился с ним без срывов.
   — Кто может знать намерения формовщика? — тихо сказал он. — Но не сомневайся: они будут формировать.
   — Я не понимаю. Что такое формовщик?
   — Твое невежество… — Рапуунг остановился, медленно закрыл глаза, открыл, закрыл и начал снова:
   — Формовщики — это каста, каста ближайшая к великому богу, Йун-Йуужаню, который вылепил Вселенную из своего тела. Они — те, кто знает пути жизни, кто подчиняет ее нашим потребностям.
   — Биоинженеры? Ученые?
   Рапуунг секунду пялился на него.
   — Тизовирм, который переводит для меня, не находит смысла в этих словах. Я подозреваю, что они неприличные.
   — Не обращай внимания. Был когда-то один джедай, его звали Мико Реглиа. Твои сородичи пытались сломать его волю с помощью йаммоска. Они пытались сделать то же самое с другим джедаем по имени Вурт Скиддер. Это и есть то, что они, по-твоему, будут делать с Тахирай?
   — Меня не волнует, что они сделают с твоей джиидаи. Но то, что ты описал… — Рапуунг скривился. — Я когда-то знал формовщицу, которая говорила о таких вещах, о воинах, которые думали, что они могут выполнять работу формовщиков, как ты сказал. Но ломка — это не формовка. Это детская пародия. Пойми, формовщики делают наши корабли-миры. Они делают йаммосков. Они не будут пытаться сломать твою джиидаи — они ее переделают.
   Холодок пробежал по жилам Энакина, и он вспомнил видение выросшей Тахирай.
   Он знал, во что они ее превратят. И они добьются успеха, если Энакина постигнет неудача.
   То, что предлагал Рапуунг, могло быть жестоким обманом, частью долговременного плана; но Энакин все равно пошел бы на этот риск. Без Силы, что вела бы его, он никогда не будет знать точно, говорит ли йуужаньвонг правду или нет. Но колебаться не было времени.
   Любой курс, который приведет его к Тахирай, стоило прокладывать, даже если ему придется доверить некоторые расчеты кому-то другому, кому он не доверяет.
   — О'кей, — сказал Энакин. — Вернемся к предыдущему вектору. Ты что-то говорил о дамютеках…
   — Священные пределы, в которых живут и работают формовщики.
   — Сколько их там? Сколько формовщиков?
   — Точно не знаю. Около двенадцати, если учитывать инициатов.
   — И это все? Это все вонги в этом мире?
   Рапуунг буркнул что-то невразумительное. Он не выглядел настолько разгневанным, как при неподдельном потрясении.
   — Не… Никогда нас так не называй, — прошипел он. — Как ты можешь быть таким невеждой? Или ты хотел нанести оскорбление?
   — На этот раз нет, — сказал Энакин.
   — Использовать одно лишь слово «вонг» без приставки — это оскорбление. Это подразумевает, что лицо, о котором идет речь, не имеет покровительства и родственной принадлежности к богам и семье.
   — Извини.
   Вместо ответа Рапуунг стал всматриваться в лес.
   — Нам надо идти, — сказал он. — Я скрыл наш запах от охотников, но они нас отыщут довольно скоро, если мы здесь останемся.
   — Согласен, — сказал Энакин. — Но сначала — сколько всего йуужаньвонгов на этой луне, как ты думаешь?
   Вуа Рапуунг на миг задумался.
   — С тысячу, наверно. Остальные в космосе.
   — И мы будем пробиваться через всю эту толпу?
   — Разве не это был твой план? — спросил Рапуунг. — Разве число врагов что-то для тебя значит?
   Энакин покачал головой:
   — Только в смысле тактики. Тахирай там. Я найду ее и заберу оттуда, независимо от того, сколько йуужань-вонгов мне придется положить по пути.
   — Очень хорошо. Ты уже можешь идти?
   — Я могу идти. Скоро я смогу бежать. Может быть больно, но идти я смогу.
   — Жизнь есть страдание, — сказал Вуа Рапуунг. — Мы идем.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

   Вуа Рапуунг скрежетнул зубами.
   — Нет, невежда! — рявкнул он. — не туда!
   Энакин не обернулся, его блуждающий взгляд был направлен вдаль, за шелестящие деревья массасси — он высматривая тени, что двигались против ветра.
   Они стояли на разделе горной гряды; один каменный хребет змеился вниз и влево от Энакина, другой шел вверх и вправо. Энакин вознамерился лезть дальше по крутой тропе.
   — Почему? — спросил он. — Ведь поисковые аппараты вон там. — он показал рукой на низину за левым отрогом.
   — Они не «аппараты», — прошипел Рапуунг.
   — Ты знаешь, о чем я.
   — Откуда ты знаешь, что они там, если ты не чувствуешь йуужань-вонгов и жизнь, сформированную для нас?
   — Потому что я чувствую все, что для этого леса родное, — ответил Энакин. — Каждую птичку-шептуху и каждого ранйипа, каждого стинтарила и вуламандера. И те существа, что в той стороне, — они возбуждены. Я слышу сигналы.
   — Вот как? И сколько флайеров? Пять, да?
   Энакин сконцентрировался.
   — Думаю, да.
   — Значит, они разделятся по схеме лав пек. Сначала в низине, потом по дугам, сходящимся к вершине. Если они обнаружат нас, то слетятся сюда и выпустят жуков-прядильщиков.
   — Что такое жуки-прядильщики?
   — Если мы не дадим себя запереть на этом холме, ты не узнаешь. Это не воздушный бой, джиидаи, и если ты не собираешься укрепить эту гору и драться со всеми воинами на этой луне, высота тебе ни к чему.
   — Я хочу посмотреть сверху.
   — Зачем?
   — Затем, что из-за тебя мы заблудились, вот зачем. Ты не больше знаешь, где база во… йуужань-вонгов, чем майнок умеет играть в сабакк.
   — Я могу найти дамютек формовщиков. Но если мы будем ломиться туда по прямой, они поймают нас в ловушку.
   — Я знаю эту луну, — сказал Энакин. — А ты — нет. — он остановился, подозрительно уставившись на воина. — А вообще, как ты меня нашел?
   — Я следовал за поисковыми партиями, неверный. Ты ведь пер напролом, разве нет? Да. Не будь меня, тебя уже схватили бы десять раз.
   — Не будь тебя, я бы уже был на базе формовщиков.
   — Да. Я это и сказал, — молвил Рапуунг. Он закрыл глаза, словно к чемуто прислушиваясь. — Что теперь тебе говорят твои чувства джиидаи?
   Энакин свел брови, концентрируясь.
   — Я думаю, они разделились, — нехотя сказал он.
   — Я их слышу, — сказал Вуа Рапуунг. — Не так, как раньше. Когда-то мои уши были… — он легонько прикоснулся к гноящейся ране у себя на голове. Зарычал и уронил руку.
   — Мы идем вниз, — сказал он.
   — Я иду наверх, — отозвался Энакин и начал подниматься по тропе. Он не оборачивался, но где-то шаге на тридцатом послышалось нечто похожее на йуужань-вонгское богохульство и звуки шагов, догоняющие его.
   — Ну и ну, — выдохнул Энакин. Слезы жгли глаза.
   Он стоял на вершине горы, откуда было видно знакомый изгиб реки Унн. Он видел эту местность с воздуха, наверное, раз пятдесят, и знал ее так же, как и другие места.
   Вот только теперь все переменилось. Великий Храм — тот, что простоял неисчислимые тысячи лет, видел, как пришли и ушли люди, что построили его, видел джедаев темных и сияющих, и уничтожение Звезды Смерти — исчез бесследно.
   На его месте у реки стояло пять объемистых строений в форме многолучевых звезд. Стены их были толстыми, высотой примерно в два этажа; вероятно, в них располагались комнаты. Внутренние дворики были без крыш. Два из них были как будто заполнены водой, третий — бледно-желтой жидкостью, на воду не похожей.
   В центральном пространстве четвертого виднелись какие-то конструкции — купола и многогранники различных форм, все того же цвета, что и большое строение. Пятый заполняли кораллы-прыгуны и более крупные космические корабли. Множество кораблей…
   Похоже, для связи между строениями от реки были проведены каналы.
   — Мы должны спуститься, прежде чем они нас почуют, — настойчиво повторил Вуа Рапуунг.
   — Я думал, та дрянь, которой ты нас натер, задурит нюхачей, или как их там.
   — Она собъет их с толку. Это даст нам время спрятаться. Здесь прятаться негде, и они нас увидят. Тогда их уже ничем не задуришь.
   «Обычно в таких случаях используются джедаи», подумал Энакин. Но он мог затуманить разум йуужань-вонга не более, чем станцевать на поверхности черной дыры.
   — Здесь можно укрыться, — сказал он. Холм был покрыт в основном кустарником, и ему недоставало шатра высоких деревьев, что росли почти на всей суше, но заросли были в основном выше человеческого роста.
   — Не от тепловых сенсоров, — возразил Рапуунг. — Не от жуковпрядильщиков. Здесь нет воды.
   Энакин задумчиво кивнул, но на самом деле он продолжал изучать базу формовщиков, почти не обращая внимания на стоявшего за спиной йуужаньвонга.
   — В стороне от больших строений — все эти маленькие постройки, их как будто кто-то бросил на землю, и они проросли — что это такое? Похоже на трущобы.
   — Я не знаю такого слова — трусчоп. Там живут рабочие, рабы и Опозоренные.
   — Вспомогательная колония. Они делают черную работу.
   — Если тизовирм переводит правильно, то да.
   — Рабочие и рабы — это я знаю. Кто такие Опозоренные?
   — Опозоренные прокляты богами, — сказал Рапуунг. — Они работают как рабы. О них не стоит говорить.
   — Прокляты каким образом?
   — Если я сказал, что о них не стоит говорить, что в моих словах тебе непонятно?
   — Хорошо, — вздохнул Энакин. — Будь по-твоему.
   — Если по-моему, то мы должны уйти с этой вершины, спускаясь по спирали в ту сторону, где заходит газовый гигант. И быстро.
   — Это неверное направление! Нам осталось всего несколько километров!
   — Весь лес оцеплен, — сказал Рапуунг. — Река тоже. Остается лишь один способ, и я его знаю.
   — Ну, так поделись, — сказал Энакин. — Уверяю тебя… — он вдруг замолчал.
   — Слушай.
   Рапуунг кивнул:
   — Я их слышу. Они разворачиваются в лав пек. Я свалял дурака, поверив тебе. Ты думаешь не головой, а чем-то другим.
   Его избитые, покрытые язвами губы презрительно сжались.
   — Нас еще не схватили. В их поисковой схеме есть какое-нибудь слабое место?
   — Нет.
   — Так мы сделаем его. Эти флайеры, что они используют…
   — Цик ваи.
   — Точно. Они такие же, как мы видели раньнше?
   — Да.
   — Они летают только в атмосфере, да?
   Рапуунг подозрительно посмотрел на него:
   — Откуда ты знаешь?
   — У них, кажется, сбоку что-то вроде воздухозаборных клапанов — жабры, что ли.
   — Верно.
   — Тогда пошли, — сказал Энакин и начал спускаться с холма. Рапуунг последовал за ним, впервые без возражений.
   Сегодня Энакин чувствовал себя заметно лучше. Исцеляющие и расслабляющие упражнения джедаев унесли почти всю его усталость, а искуственная кожа Вуа Рапуунга — или что бы это ни было — кажется, сделала свое дело с его плечом. Он мчался с холма вниз серией длинных горизонтальных прыжков, помогая себе Силой. Рапуунг не отставал — без труда, практически беззвучно пробиваясь зигзагами сквозь густой подлесок. От одного взгляда на него у Энакина буквально вставали дыбом волосы на затылке. Трудно было поверить, что такое смертоносное существо может чтото чувствовать.
   Большинство деревьев исчезло — несомненно, они сгорели в одной из битв, происходивших на лесной луне с тех пор, как повстанческий альянс сосредоточил здесь свои силы сопротивления перед сражением с первой Звездой Смерти. То, что осталось, представляло собой кустарник высотой по пояс. Еще ниже опять начинались деревья — зеленое ожерелье вокруг холма, и Энакин вдруг понял, чего опасался Рапуунг. Там полыхал пожар. Вся живность, которую застал огонь, скорее всего, погибла. Если эти жукипрядильщики были чем-то вроде огня…
   Он с неохотой признал, что Рапуунг был прав. Энакин думал чересчур на пилотский манер, где высота значила все. Но сейчас он не был пилотом — он был дичью.
   Впрочем, опасной дичью — диким рикритом, не ручным, — напомнил он себе, когда подлетел первый цик ваи.
   Энакин не колебался; он знал, чего хотел. Расширив радиус воздействия до десяти метров, он поднял в воздух все, что устилало землю — листья, ветки, камни — закрутил их, как циклон, и швырнул в воздухозаборную щель на боку флайера.
   — Дурак! — закричал Рапуунг. — Это и был твой план?
   Цик ваи бросился вниз, и в их сторону потянулись щупальцеобразные канаты. Энакин увернулся, удерживая свой барраж. Флайер приближался как ни в чем ни бывало, спускаясь все ниже. Одно щупальце схватило Рапуунга. Воин прыгнул, ухватился руками за верхнюю часть щупальца и полез по нему; на его рубцеватом лице застыло угрюмое выражение. Поняв идею, Энакин попытался сделать то же самое, но без помощи Силы, которая придала бы ему уверенность, позволила бы ему не только видеть щупальца, но и чувствовать их — он промахнулся.
   Вдруг флайер издал какой-то странный вой, и его гибкие крылья судорожно затрепыхались. Щупальце, державшее Рапуунга, отпустило его, и воин мгновенно спрыгнул на землю. Флайер, сотрясаясь, висел над ними.
   — Бегом! — крикнул Рапуунг. — Он быстро прочистит легкие. Эти цик ваи сформированы не дебильными детьми, как ты, кажется, подумал.
   Энакин примерился к его шагу.
   — А где остальные флайеры?
   — Теперь они знают, где мы. Они рассеют в низине жуков-прядильщиков, как я тебе говорил.
   — Ты так и не сказал мне, что эти твари делают.
   — Они протягивают нити от дерева к дереву, от куста к кусту. Они идут волнами, догоняющими одна другую — первая волна начинает плести, а следующие служат для пополнения начальной ткани. Они передвигаются очень быстро.
   — О, это нехорошо.
   Тут ему пришла в голову новая мысль.
   — Когда они схватили тебя, ты полез на флайер. Ты думал его захватить?
   — Нет. Я думал погибнуть со славой, а не с позором. Мои голые руки не способны открыть кабину.
   — Но если как-то подняться над сетью…
   — Часть жуков протянет свои нити в воздух и переплетет их у нас над головами. Если бы мы могли взлететь в тот самый миг, то спаслись бы.
   Энакин сбавил ход.
   — Тогда зачем бежать? Куда ни пойди, все равно мы только приближаемся к сети.
   — Правильно. И если мы пойдем наверх, это лишь отсрочит столкновение с ней. У тебя есть твой меч-что-горит, которые носят джиидаи? Он мог бы разрезать нити.
   — Нет.
   Энакин внимательно смотрел вниз. Деревья начинались где-то в сотне метров, но он был достаточно высоко и видел, что их колышущиеся верхушки тянуться до горизонта, качаясь туда-сюда на переменчивом ветру.
   За исключением одной полосы, где они не шевелились вообще. Проследив взглядом за полосой, Энакин увидел, что она загибается вокруг холма.
   — Вот оно что, — пробормотал он. — Их держит сеть.
   — Да. Нити очень крепкие, сеть хорошая.
   Прямо на глазах у Энакина еще несколько деревьев замерли на месте, и полоса разрослась.
   — А жуки-прядильщики будут нас есть?
   — Они прилепятся к нашим телам и начнут плести нити, используя для этого часть наших клеток. Это несмертельно.
   — Правильно. Потому что этого не будет.
   Энакин остановился, встал на колени и снял свой рюкзак. Немного покопавшись, он нашел, что искал: пять фосфорных зарядов.
   — Это что, оружие? Машины?
   — Обычно нет, — сказал Энакин. — Не смотри прямо на них.
   Он зажег один заряд, затем, используя Силу, бросил его по длинной дуге вниз. Зажег другой и тоже метнул вниз, но чуть в другом направлении.
   — Я не понимаю, — сказал Рапуунг. — Как свет остановит жуковпрядильщиков?
   — Свет не остановит. А огонь — да. Жуки не смогут цепляться за деревья, если деревьев не будет.
   Он зажег еще один заряд. Когда он отвел назад руку, чтобы швырнуть его, Вуа Рапуунг нанес ему удар левой прямо в лицо.
   Ноздри Энакина заполнил металлический запах крови, и он грохнулся об землю, не успев даже смягчить удар. Рапуунг вскочил на него, рыча как зверь, и обхватил пальцами его шею. От него шел тошнотворно-кислый запах.
   Перед глазами у Энакина плавали разноцветные пятна. И он сделал единственное, что мог. С помощью Силы он поднял камень и стукнул взбесившегося воина точно промеж глаз.
   Голова Рапуунга дернулась назад, и его руки убрались с горла. Энакин заехал ему в челюсть — так сильно, что аж заныли костяшки. Йуужань-вонг отлетел в сторону, но когда Энакин взобрался на ноги, Рапуунг уже принял боевую стойку.
   — Ситово семя! — процедил Энакин. — Ты что делаешь?!
   — Горение! — рявкнул йуужань-вонг. — Первая мерзость — это использование огня из машины!
   — Чего?
   — Это запрещено, ты, вонючий безбожник! Ты что, не понимаешь, что ты наделал?
   — Ты сдурел! — крикнул в ответ Энакин, растирая разбитые костяшки и жадно втягивая воздух через ноющее горло. Было такое чувство, что пальцы раздробило на кусочки. — Ты только что просил меня использовать мой светомеч! Ты что, думаешь, это не машина?
   На лице Рапуунга появилось что-то похожее на выражение ужаса.
   — Я… да, я готовился к этому. Но огонь, первый из всех грехов…
   — Погоди, — прервал его Энакин. — Ты говоришь ерунду. Йуужань-вонги раньше использовали против нас огнедышащих тварей.
   — Живые существа, вырабатывающие огонь — это совершенно другое дело! — закричал Рапуунг. — Как ты только можешь себе вообразить, что это то же самое, что ты только что сделал? Это все равно что сказать, будто рука йуужань-вонгского воина и металлическая хваталка, одна из ваших рукотворных мерзостей — одно и то же, потому что обе могут держать змеежезл!
   Энакин сделал глубокий вдох.
   — Послушай, — сказал он. — Я не пытаюсь понять вашу религию. Я этого даже не хочу. Но ты решил сражаться вместе с неверным против собственного народа, не так ли? Ты очень даже хотел, чтобы я использовал мой мерзкий светомеч. Так что примирись с этим или ступай своей дорогой. Если только ты не знаешь какого-нибудь другого способа выбраться отсюда.
   — Нет, — признал Рапуунг. — Но это был просто шок… — он уронил голову. — Ты действительно не понимаешь. Боги не возненавидели меня. Я знаю, что это так. Я могу это доказать. Но если я замараю себя этим грехом, у них будет причина меня ненавидеть! Ах, до чего я докатился?
   Ветер изменил направление, и от аромата горящих синих листьев, похожего на запах обугленного перца, у Энакина запершило в горле. Последний заряд улетел всего на три метра, и теперь джунгли с наветренной стороны весело полыхали. Стоял сухой сезон, а в сухой сезон джунгли горели очень хорошо.
   — Соображай быстрее, Вуа Рапуунг, а то первая мерзость собирается съесть тебя живьем.
   Йуужань-вонг довольно долго стоял, повесив голову, но когда он поднял глаза, в них светились огоньки ярости. Энакин напрягся, снова приготовившись к драке.
   — Это она довела меня до этого, — сказал воин. — Эти грехи лягут на нее. Я оставляю это на суд богов.
   — Значит, мы можем идти? — спросил Энакин, смотря, как пламя движется в их сторону. Ниже по холму поднимался густой дым, обозначая места, где упали другие заряды.
   — Да. Идем. Мы и дальше принимаем боль вместе, джиидаи.
   Огонь погнал их на другую сторону холма и вверх; очевидно, ветер решил дуть в эту сторону долго. Дым клубился и полз по земле.
   Джунгли быстро охватывал огонь.
   — Мое мнение о тебе как о стратеге повышается, — сказал Рапуунг. — Огонь ведет нас прямо на ту сторону сети. У нас появился выбор: или нас сожжет первая мерзость, или мы будем пойманы и после этого сгорим.
   — Ветер переменился. Мой план был — следовать за огнем. Идти по золе. Там, где пройдет огонь, сеть распадется, и мы будем свободны.